Страница:
– Да за кого ты меня принимаешь?! – Глас моего муженька был полон праведного возмущения. – Я уже еду!
После этих организационных мероприятий у меня оставалось достаточно времени для собственной подготовки. Вытаскивая тонкую резиновую трубку и готовя раствор для промывания, я успела помянуть добрым словом братство собачников, на чью помощь можно было рассчитывать в любое время дня и ночи!
К назначенному времени у меня все было готово: и шланг с воронкой, и ведро литров на десять с необходимым раствором, а на плите кипели и булькали шприцы с иглами. Заявилась эта троица – Дёмка, Женька и мой муж – одновременно.
На тот момент я не сочла это подозрительным, а надо было бы (эх! знать бы, где упасть, да на чем споткнуться!). По крайней мере, у двоих глазки возбужденно поблескивали, но и это меня не насторожило. Мысли мои были заняты предстоящей процедурой, надо было по возможности предусмотреть все, ведь мало того, что пациент огромен, он еще и с характером. Да еще ого-го с каким! И вообще, был как раз тот самый случай, когда намордник надевать не положено и все манипуляции надо было проводить на открытой пасти, в опасной близости от «белоснежных крупных зубов с полной зубной формулой» (в кавычках приведена цитата из выставочного описания этого демона). А уж как он умеет работать этим самым набором – я сама знала, потому как неоднократно видела. Мы усадили собаку, благо что, несмотря ни на что, Демка все-таки был прекрасно дрессирован. Я взяла в руки шланг и, мысленно благословясь, стала медленно и осторожно продвигать его через глотку и пищевод по направлению к желудку. Мои ассистенты держали кто голову, кто челюсти пса. Оставалось ввести еще сантиметров пятнадцать, и мы трое склонились над Демоном, почти столкнувшись головами. Я глубоко вздохнула и…
– Да я вас всех сейчас поубиваю! – тихо зашипела я. – Ведь, как людей, просила! Кто пил?
– Да разве ж мы пили?! Только по глоточку! Для храбрости! – горемычные медбратья даже перестали дышать.
– На ваше счастье, руки заняты и не оторваться! – все так же злобно шипела я: по-настоящему голос повысить было нельзя из-за Демона. Шланг тем временем проскользнул в желудок, и через поднятую вверх воронку я начала заливать раствор. Прошел первый литр, второй, третий… В ведре жидкости убавлялось, а Демон начал беспокойно ерзать – нормально сидеть мешал на глазах раздувавшийся живот. Наконец ведро опустело, и я вытащила шланг. Теперь надо было поднять собаку и подержать минут пять головой вниз. Я окинула взглядом всю компанию и с ужасом осознала, что последний этап задуманной процедуры очень даже может стать весьма проблематичным: алкоголь начал действовать на моих ассистентов, их развозило на глазах. Продержать на весу шестидесятикилограммовую тушу Демона они явно не смогут. Я с надеждой взглянула на пса – самопроизвольной рвоты тоже не было. Но надо же было что-то делать с ведром раствора, плескавшимся в желудке. Черт бы побрал этих паразитов помощников с их храбростью!
– Поднимайте собаку! – скомандовала я, решив все-таки попробовать довести до конца классический способ промывания желудка.
– А как?! – в один голос испуганно икнули они. Я объяснила. Их физиономии вытягивались по мере того, как до их затуманенного одной стопкой (одной ли?) сознания доходил смысл того, что надо было сделать. Даже они стали понимать, что пять минут им не продержаться. Но под моим грозным взглядом все-таки решились! На счет «три» они, крякнув, подняли задние ноги собаки. С минуту все вроде и было неплохо, жидкость из желудка стала вытекать… Но дальше вся эта акробатическая композиция закачалась, как карточный домик, и рухнула, причем Демка оказался сверху. Надо было видеть его квадратные от изумления глаза!
– Ё-ка-лэ-мэ-нэ! – вразнобой послышалось из-под собаки. Горе-ассистенты лежали под «живым прессом», не шевелясь, пока Демка не соизволил сойти с неудобного импровизированного ложа. До сих пор не понимаю, почему это непредсказуемое «чудо» не проучило их по-своему! Но факты все-таки упрямая вещь: Демон только презрительно покосился на них. Каюсь, на тот момент моим самым большим желанием было справедливое возмездие со стороны Демона, ведь смысл промывания сведен к нулю по милости этих оболтусов. Я задумалась, перебирая в памяти все возможные способы вызова рвоты. Как назло, не было ни одной ампулы апоморфина!
– А если два пальца в рот, – неуверенно заикнулся было Женька и замолк под моим презрительным взглядом.
– Иди и сам себе это сделай! Будет в самый раз! И собутыльника с собой прихвати!
– Которого? – поинтересовался он.
– Да вы что, и Демку напоили?! – забрезжила догадка у меня. Догадка, сразу логически объяснявшая два непонятных момента. Во-первых, отсутствие самопроизвольной рвоты, несмотря на большое количество введенного в желудок раствора, и, во-вторых, уж слишком миролюбиво и долготерпимо был настроен пациент, что совсем не вязалось с его характером. Нормальных слов в моем лексиконе больше не было. Да и что толку, если бы они и нашлись! Похоже, море стало по колено не только безответственным помощникам, но и собаке.
Тем временем живот у Демона раздулся до размеров ведра, которое он только что выпил, и пес стал похож на суку, сей секунд собирающуюся рожать, а его частое дыхание с высунутым до предела розовым языком только усиливало это впечатление. Однако его глазки масляно поблескивали – спиртное давало себя знать. Помирать он явно не собирался, хотя раздутый живот и мешал кайфу. А все-таки интересно, каким образом и его удалось напоить?
– Ну, вот что, голубчики! Сами создали проблему – самим и расхлебывать придется! – обрела я наконец дар членораздельной речи. – Придется тебе, Женечка, погулять теперь с песиком, пока вся вода из него не выйдет!
– Откуда?
– Да уж теперь из другого, естественного, отверстия! Противоположного, так сказать.
– А долго? – на более многословные вопросы Женькины мозги явно не срабатывали.
– А это ты у Демки спроси! Сие от меня уже не зависит, – ехидно отвечала я. Ситуация начинала меня забавлять. Женька еще не представлял, что его ожидает весьма длительная прогулка, зато я-то это очень хорошо знала: по самым скромным подсчетам, часов пять или шесть! И поделом ему! Для Демона не было никакой опасности, а длительное движение спокойным шагом только помогло бы его многострадальному желудку естественным путем избавиться от излишнего количества ненужной жидкости.
– Ну ведь стемнело же уже, я не увижу, все из него выйдет или нет, – попробовал отвертеться Женька, что-то заподозрив.
– Ничего, дорогой! Возьмешь фонарик! И не вздумай халтурить! Дело может принять печальный оборот, – не удержалась я от сознательного сгущения красок. Правда, я почему-то была уверена, что после сегодняшнего урока он больше не будет самовольничать и все назначения будут выполнены в точности. Театрально распахнув дверь, я выпроводила Женьку с Демоном на лестницу. Демон шел, смешно переваливаясь (мешал живот), его хозяин – тоже, правда, совсем по другой причине.
– Ну, а теперь – твоя очередь, – обернулась я к мужу, который уже успел пригреться в кресле. – Не думай, что для тебя все окончилось! Нет, дорогой: спектакль продолжается!..
Спросонья я не поняла, что звонит. Телефон или дверной звонок? Было около семи утра, и, накинув халат, я поплелась открывать дверь. На пороге стоял Женька с фонариком и с Демкой на поводке. По сравнению со вчерашним вечером их вид претерпел значительные изменения. Демон был весел и доволен, а его подтянутый живот явно указывал на то, что прогулка пошла ему на пользу. А Женька? О, это было то еще зрелище! Он был трезв, как стекло, но его штормило, теперь по причине усталости, да и цвета он был слегка зеленоватого.
– Ну, как? – спросила я.
– Это ты о ком? Обо мне?
– Вообще-то я о собаке. А что с тобой? – сочувственно поинтересовалась я. С сочувствием я, похоже, переборщила, потому что Женька сказал:
– Хоть ты и права, но все равно ты – язва, каких мало! Скажи на милость, как я сейчас на работу пойду?
– Молча, – отрезала я, потуже запахивая халат. – В следующий раз оба будете сначала думать!
– А ему что, тоже попало? – заинтересованно произнес Женька, кивая в сторону мужа.
– А как же!
– Тогда все в порядке! – заулыбался наш общий друг и почти весело запрыгал вниз по лестнице.
На этом можно было бы и поставить точку, но что удивительно: мне больше почему-то никогда не приходилось делать промывание желудка…
– Что-то дело у тебя совсем не продвигается! С такими темпами мы закончим разборку только ко второму пришествию! – через мое плечо в коробку с книгами заглянул муж.
– Да вот… застряла. Книжка кое-что напомнила! Забавная тогда вышла история. Помнишь промывание желудка Демону?
– А… Еще как помню! – протянул муж. – Классически проведенное промывание мозгов!
– ?! Я ведь промывала желудок… – попробовала недоуменно возразить я.
– Это Демке желудок, а нам с Женькой – мозги! Лихо тогда все получилось!
С Новым годом!
До Нового года оставалось совсем немного, когда нас постигла удивительная утрата – Сэм, наш главный врач и начальник, каким-то образом умудрился сломать ногу. Сэмом его прозвали с моей легкой руки, и в лечебнице это прозвище удивительно быстро прижилось.
Таким образом, с одной стороны, мы все, кто работал в то время в лечебнице, получили отличную возможность по одному больничному листу, выданному милосердными медиками нашему страдальцу, отдохнуть (от него, разумеется), а с другой стороны, его все-таки было жалко, так неудачно, что все случилось как раз перед праздниками.
В горветотделе тоже проявили сочувствие, но при этом не забыли справиться о том, смогу ли я в одиночку решить все вопросы, связанные с организацией приема животных, и решили мне в помощь никого не присылать, а посмотреть, может, я и вправду справлюсь. С горветотделом как раз все было понятно: ну кто по собственной воле будет приезжать на работу в самую отдаленную лечебницу Москвы, да еще перед новогодними праздниками? Поэтому, подивившись моей нахальной самоуверенности, высокое начальство и выбрало умеренную позицию выжидания. Принять ведь меры никогда не поздно! Опять же – праздники! На том и порешили. И я осталась в одиночестве, ведь в штате небольшой лечебницы всего два ветеринарных врача, главный – Сэм, а старший – получается, я.
Совершенно другое дело было с нашим собственным болезным начальством [3]. От мала до велика, всех в лечебнице остро интересовал вопрос, как же это Сэма угораздило сломать ногу, тем более что его собственная машина не покидала гаража – я сама в этом лично убедилась, – значит, в аварию он не попадал. На его стареньком, пережившем все превратности времени «Москвиче» первого советского выпуска очень легко можно было словить любую неприятность. Да, что уж говорить – дверца могла просто от древности наконец отвалиться и упасть ему на ногу, – любой, кто был хоть немного знаком с этой машиной, без труда мог представить себе нечто подобное. И большой фантазии не потребовалось бы! Сколько раз мы хором предлагали ему организовать для железного патриарха пожизненное место в музее, подшучивая над тем, что они с машиной ровесники. Но с юмором у него было туго: обижался с пол-оборота и долго помнил, поэтому мы быстро отказались от коварных шуток, памятуя народную мудрость, что с начальством лучше не спорить, себе дороже! Итак, его железная рухлядь спокойно стояла в гараже. Тогда что произошло?
Опять же, зная его пристрастие к алкоголю и женщинам, и то и другое совершенно не исключало травматизма, особенно, если совпадало по времени. Поэтому его сломанная нога еще долго являлась темой номер один, будоража воображение сослуживцев фантастическими и забавными картинками. Даже Любаша – наш секретарь – не знала никаких подробностей, правда, обещала их срочно выяснить. Никто, впрочем, и не сомневался, что ей это удастся.
Любаша очень ценный кадр в маленьком мирке отдаленной ветеринарной станции, штат которой состоял из восьми человек. Секретарь требовался нам с Сэмом в равной степени, чтобы нас не отрывать от лечебной работы, поэтому Любаша была в курсе событий, впрочем, как и все секретари в мире.
После первых ахов и вздохов по поводу «трагического» происшествия, мы стали гадать, как долго у нас продлятся так неожиданно случившиеся «каникулы» без начальства. Нельзя сказать, что Сэма на работе недолюбливали или что-то в этом роде. Скорее, это свойственно русскому характеру: всегда хорошо, когда начальство далеко, а еще лучше, когда его вовсе нет. Спокойнее без него, без начальства-то! Но работать надо, и против этого тоже никто не возражал. Любаша выразила общее мнение, когда, кокетливо возведя к небу глаза и отодвинув со лба густо-рыжую челку, вслух сказала:
– Сэм чуть-чуть зануда, но и не такой он незаменимый.
С этим согласились и спокойненько разошлись по своим местам, тем более что рабочий день давно начался.
Неожиданно нам помогла продержаться погода. В небесной канцелярии решили побаловать народонаселение морозами и постарались на славу. Спустя несколько дней после описываемых событий ударили такие морозы, что от одного воспоминания о них мурашки, догоняя одна другую, бегали по спине.
Вот с них, с этих самых морозов, и начинается история, которую я хочу рассказать.
Каждое утро, просыпаясь, но не открывая глаз, я мечтала, чтобы наступило хоть небольшое потепление, но каким-то двадцатым чувством знала, что мечты напрасны.
Спальня освещалась удивительным сиреневатым светом, проникавшим из плотно покрытого льдом окна. Отопление работало на всю катушку, но не справлялось. Дома было очень прохладно. И это мягко сказано. Вылезать из-под двух одеял не хотелось под страхом смертной казни. Было как-то непривычно тихо. Мои собаки, с утра обычно затевавшие нетерпеливую возню, выясняя с притворным рычанием, кому из них первой выходить на прогулку, тесно прижавшись друг к другу на одной (!!!) подстилке, лежали и тоскливо посматривали на меня. И для них мороз превратил веселое мероприятие в кошмар. Я их очень хорошо понимала: обе гладкошерстные, от одной мысли, что им, бедняжкам, голыми надо выходить на мороз, и меня начинало потряхивать. Надо было видеть, как, сделав свои делишки только наполовину, они падали на спину, подняв все лапы вверх, и вопили от холода. Они даже самостоятельно научились открывать дверь подъезда, без всяких понуканий и поощрений с моей стороны. Вдохнув как-то всей грудью морозный воздух и задохнувшись, я очень легко представила, что на их месте я, пожалуй, научилась бы не только справляться с дверью, но и разводить без спичек костерок – только бы согреться!
Но утро все-таки уже наступило, и мои мысли, тихонько поскуливая, переключились на предстоящие дела. Главным было добраться живой на работу, и, собравшись с духом, я покинула относительно теплую кровать.
Через несколько минут стало легче, затрезвонил телефон, закипал на кухне чайник… День начинался…
На скорую руку решив домашние утренние дела, я натянула на себя все, что сумела найти из теплых вещей, и не особо заботясь о том, что стала похожа на чучело, вышла из подъезда. При этом несложном действе пришлось-таки задержать дыхание. Сразу вдохнуть обжигающий морозный воздух было по меньшей мере неосмотрительно. Легкие просто обжигало. Не хватало еще и мне заболеть перед праздниками! Некоторая доля лукавства, конечно, присутствовала: мне на самом деле понравилось быть начальником и не хотелось упускать такую возможность из-за собственной болезни. Хотя со стороны ситуация и выглядела довольно забавной: сама – начальник и сама же – исполнитель собственных указаний. Одним словом, мне нравилось быть хозяйкой самой себе, и все тут.
На улице было как-то непривычно. Изумлял не только мороз в минус тридцать пять градусов, но что-то еще… чего-то не хватало… Я не сразу разобралась, в чем, собственно, дело. Потом сообразила, что непривычной была абсолютная тишина и почти полное отсутствие двигающегося транспорта, не говоря уже о людях: изредка мелькали неуклюжие фигуры, с головой закутанные кто во что, короткими перебежками, испуская клубы пара, как доисторические паровозы, они старались как можно быстрее прибыть к пункту назначения. Редко проезжали автобусы, оставляя за собой долго не исчезавшие следы голубоватого дымка. Солнце еще не показалось на небе, но день ожидался ясный и безветренный – так простуженными голосами вещал Гидрометеоцентр. Птиц тоже нигде не было видно. Интересно, а они-то куда попрятались? Не успела я об этом подумать, как почти рядом со мной что-то шлепнулось на снег. Присмотревшись, я с изумлением увидела замерзшую ворону. Где-то читала, что птицы замерзают на лету, но чтобы самой увидеть?! А тут, нате вам, ворона! А может, отогреется? Мелькнуло в голове, но раздумывать было некогда и я внесла беднягу в подъезд: кто-нибудь выпустит, если суждено птахе пожить на свете, а нет… Самой бы не оказаться на ее месте, невесело подумала я, потому как дорога до работы была неблизкая.
На удивление, электрички двигались по расписанию. Пассажиров было немного: все, кто мог, отсиживались по домам, чтобы не искушать судьбу. После электрички мне оставалась одна длинная пробежка, и вот впереди показались очертания конечной цели – ветеринарная лечебница, утопавшая в сиренево-розовом свете начинающегося дня, окруженная огромными заиндевелыми деревьями. Эх! Постоять бы, полюбоваться этакой зимней красотой, но это равнялось самоубийству, и я, не задерживаясь, в клубах пара влетела наконец в двери.
Все были на месте и с интересом оглядывали меня, когда я, торопливо избавлялась от дубленки и шарфа, закрывавшего почти все лицо.
– Живая, что ли? – первой не выдержала бабка Шура. Как от санитарки проку с нее было мало, а вот успокаивать нервных владельцев наших пациентов она была мастерица, впрочем, неоценима была ее помощь при фиксации, особенно кошек и котов. Несмотря на преклонный возраст, рука у нее была крепкая и надежная. И размеры тоже. Остальные рядом с ней выглядели если не пигмеями, то уж тоненькими тростинками – точно.
– Да, вашими молитвами! Чай горячий? – ответила я, стуча зубами, не ощутив в полной мере, что в тепле.
– А то как же! А покрепче чего не хочешь? – заботливо предложила она, но, наткнувшись на мой укоризненный взгляд, пожала плечами, вольному, мол, воля.
– Ладно обижаться, старая! Принеси, пожалуйста, мне чайку в кабинет, там потеплее будет, – примирительно улыбнулась я, направляясь в свою служебную обитель, – если кто придет на прием, позови!
– Да, жди! Какой дурак в такой мороз нос на улицу высунет! – начала было она. – Ладно, уж позову!
В кабинете действительно было потеплее, а после чая стало и совсем хорошо. Похоже, бабка права: больных сегодня у нас не будет. А если и есть они, то вопрос, как до лечебницы добраться – машины-то все стоят, не заводятся. По такому морозу пешком-то и вовсе никто не дойдет. По дороге предпочтет отправиться в гости к Богу!
Помимо приема были и другие занятия. Конец года все-таки! Нужно заниматься подготовкой отчетов, годовые – они самые вредные. Любашу сейчас надо посадить за подсчет вакцинаций, а бабкам поручить инвентаризацию кухни и подсобок. А мне давно пора браться за аптеку – постепенно вырисовывалась картина сегодняшних дел. Вот еще, не забыть договориться с машиной перевозки трупов. Несколько уже скопилось, и надо бы их отправить на утилизацию. Бабки-санитарки каждый раз, глядя на специальные темные пакеты, вздыхали и тихо бормотали:
– Все под Богом ходим!
Именно что все! И бессмертия ни для кого не изобрели, и живой воды – тоже! Болезней хватает как для людей, так и для животных. И трупов тоже. А малоприятное дело – утилизация – лежит на районных лечебницах, потому как нет кладбищ и крематориев для собак.
Со звонка в Центральную ветеринарную станцию и начался рабочий день. Там мне пообещали прислать машину на следующее утро, с оговоркой: если заведется, и я с облегченной совестью постаралась побыстрее переключиться на текучку, все-таки более приятную. Но пришлось опять вернуться к этой теме, потому что в кабинет заглянул Михалыч:
– У нас тут… неприятность, – как всегда неторопливо начал он, – напряжение что-то постоянно меняется.
– А чем это нам грозит? – осторожно спросила я, потому что с электричеством всегда имела проблемы. И была с ним скорее на «вы», чем на «ты».
– Да вроде бы и ничем. Лампочки горят, но вполнакала, да вот плита долго нагревается. Александра жалуется, что шприцы больше часа на плите, а все не кипят. И этот, ну, трезубец или как там его…
Что называется, доклад очень обстоятельный. Трезубцем в обиходе называли специальный аппарат, предназначенный для умертвления животных электротоком. Каждая ветеринарная лечебница города была снабжена этой адской машиной. Надо признать, что действовал он мгновенно, но зрелище это выдерживал далеко не всякий. У многих нервы подводили. Половина полученных выговоров в моем послужном списке была как раз по этому поводу. Я наотрез отказывалась не только самостоятельно проводить подобные экзекуции, но и присутствовать при них. Но это был единственный официально принятый способ эвтаназии. И им занимался Михалыч: Сэм устал в конце концов со мной спорить, и так как выговоры по поводу эвтаназии на меня не действовали, он нашел-таки «козла отпущения». Михалыч возражал неубедительно, и печальное дело утряслось как-то само собой.
Понятно, что вопрос электричества и тем более напряжения в «трезубце» не в нашей компетенции. Но это еще не неприятность… всего лишь позвонить в аварийную службу, только вот когда они смогут приехать? Телефон соединился сразу, и в трубке защебетал приятный женский голос:
– Диспетчерская слушает!
– Ветстанция беспокоит. Проблемы у нас с напряжением, – начала было я, но меня тут же перебили:
– Доктор! А я вас и по телефону узнала! Ой, спасибо вам, кошечка-то ведь у нас выздоровела. Помните, мы с ней на приеме были недели три назад. Мы все сделали, как вы сказали, и вправду через неделю здоровенькая была…
Хоть убей, я ничего, конечно, не помнила, прошло уже столько времени. Но все равно была рада и приятным словам, и искреннему голосу. Хоть и не вовремя, но… Но было похоже, что женщина по телефону решила пересказать мне весь ход реабилитационного процесса, и поскольку за пять минут она рассказала только про аппетит, я подумала, что до хвоста она доберется не раньше чем через час… Инициативу надо было срочно перехватывать:
– Вы знаете, это очень приятные новости, но из того, что вы успели рассказать, я поняла, что еще разок вам придется заглянуть в лечебницу. Очень похоже, что придется назначать витамины, так что приходите. А теперь нам нужна ваша помощь, – плавно, надеюсь, перевела я разговор на напряжение…
В результате неких дипломатических маневров в аварийной пообещали прислать электриков в первую очередь к нам (спасибо кошке!), но пока они на объекте. По опыту я знала, что приедут, но после обеда. И то хорошо. А шприцы надо посмотреть самой. Заодно и проверить, чем там занимается старая гвардия. Я вышла из кабинета и направилась в служебные помещения.
Пустой холл заливал яркий холодный солнечный свет. Белые кафельные стены блестели, усиливая ощущение арктического холода. В кабинете приема животных на плите все-таки закипели шприцы, но бабки Шуры не было.
Зато все были на кухне. О, здесь собралась теплая компания! На столе были разложены нехитрые бутерброды, и в чашках, источая аромат, темнел чай. При моем появлении компания оживилась и наперебой стала усаживать меня за стол. Правда, мне показалось, что что-то уж больно усердно и суетливо. Так и есть: под столом стояла внушительная бутылка, не успевшая отправиться в более незаметное место.
– Вы что, меня под монастырь захотели подвести? – притворно сурово начала я, подозревая, что уж по тридцать капель на стакан они «сообразили». Как оказалось, в дозе я все-таки ошиблась. – Ну, вы и фрукты!
– Так холодно же, – первой нашлась бабка Шура.
– А у тебя там вообще-то шприцы скоро сгорят, – живо остановила я бойкую старуху. Поминая Бога, она на рысях помчалась в кабинет, с оставшимися было проще. Остановились мы на том, что, если не будет соблюдена мера, пусть пеняют на себя. Но разговор был прерван следующим явлением – в дверях показалась Александра и служебным голосом сообщила:
– Там пришли…
Я поспешила на прием, втайне радуясь, что ушла из кухни. Что в конце концов такого, что люди греются таким обычным для Руси способом? Ситуация с морозом далеко не ординарная, действительно холодно! Дальше видно будет, что из всего получится, главное – чтобы не переборщили с согревом.
А в холле стояла пожилая женщина с крупной молодой овчаркой на поводке. Обе основательно замерзшие, еще покрытые инеем. Особенно жалкой выглядела собака. Она сидела, переминаясь на лапах, и тихонько повизгивала. Правда, было не очень понятно, от чего. То ли нервничала, то ли еще не успела отогреться. Что-то тревожное было в них обеих. Но что? Что привело их в такой мороз к нам?
После этих организационных мероприятий у меня оставалось достаточно времени для собственной подготовки. Вытаскивая тонкую резиновую трубку и готовя раствор для промывания, я успела помянуть добрым словом братство собачников, на чью помощь можно было рассчитывать в любое время дня и ночи!
К назначенному времени у меня все было готово: и шланг с воронкой, и ведро литров на десять с необходимым раствором, а на плите кипели и булькали шприцы с иглами. Заявилась эта троица – Дёмка, Женька и мой муж – одновременно.
На тот момент я не сочла это подозрительным, а надо было бы (эх! знать бы, где упасть, да на чем споткнуться!). По крайней мере, у двоих глазки возбужденно поблескивали, но и это меня не насторожило. Мысли мои были заняты предстоящей процедурой, надо было по возможности предусмотреть все, ведь мало того, что пациент огромен, он еще и с характером. Да еще ого-го с каким! И вообще, был как раз тот самый случай, когда намордник надевать не положено и все манипуляции надо было проводить на открытой пасти, в опасной близости от «белоснежных крупных зубов с полной зубной формулой» (в кавычках приведена цитата из выставочного описания этого демона). А уж как он умеет работать этим самым набором – я сама знала, потому как неоднократно видела. Мы усадили собаку, благо что, несмотря ни на что, Демка все-таки был прекрасно дрессирован. Я взяла в руки шланг и, мысленно благословясь, стала медленно и осторожно продвигать его через глотку и пищевод по направлению к желудку. Мои ассистенты держали кто голову, кто челюсти пса. Оставалось ввести еще сантиметров пятнадцать, и мы трое склонились над Демоном, почти столкнувшись головами. Я глубоко вздохнула и…
– Да я вас всех сейчас поубиваю! – тихо зашипела я. – Ведь, как людей, просила! Кто пил?
– Да разве ж мы пили?! Только по глоточку! Для храбрости! – горемычные медбратья даже перестали дышать.
– На ваше счастье, руки заняты и не оторваться! – все так же злобно шипела я: по-настоящему голос повысить было нельзя из-за Демона. Шланг тем временем проскользнул в желудок, и через поднятую вверх воронку я начала заливать раствор. Прошел первый литр, второй, третий… В ведре жидкости убавлялось, а Демон начал беспокойно ерзать – нормально сидеть мешал на глазах раздувавшийся живот. Наконец ведро опустело, и я вытащила шланг. Теперь надо было поднять собаку и подержать минут пять головой вниз. Я окинула взглядом всю компанию и с ужасом осознала, что последний этап задуманной процедуры очень даже может стать весьма проблематичным: алкоголь начал действовать на моих ассистентов, их развозило на глазах. Продержать на весу шестидесятикилограммовую тушу Демона они явно не смогут. Я с надеждой взглянула на пса – самопроизвольной рвоты тоже не было. Но надо же было что-то делать с ведром раствора, плескавшимся в желудке. Черт бы побрал этих паразитов помощников с их храбростью!
– Поднимайте собаку! – скомандовала я, решив все-таки попробовать довести до конца классический способ промывания желудка.
– А как?! – в один голос испуганно икнули они. Я объяснила. Их физиономии вытягивались по мере того, как до их затуманенного одной стопкой (одной ли?) сознания доходил смысл того, что надо было сделать. Даже они стали понимать, что пять минут им не продержаться. Но под моим грозным взглядом все-таки решились! На счет «три» они, крякнув, подняли задние ноги собаки. С минуту все вроде и было неплохо, жидкость из желудка стала вытекать… Но дальше вся эта акробатическая композиция закачалась, как карточный домик, и рухнула, причем Демка оказался сверху. Надо было видеть его квадратные от изумления глаза!
– Ё-ка-лэ-мэ-нэ! – вразнобой послышалось из-под собаки. Горе-ассистенты лежали под «живым прессом», не шевелясь, пока Демка не соизволил сойти с неудобного импровизированного ложа. До сих пор не понимаю, почему это непредсказуемое «чудо» не проучило их по-своему! Но факты все-таки упрямая вещь: Демон только презрительно покосился на них. Каюсь, на тот момент моим самым большим желанием было справедливое возмездие со стороны Демона, ведь смысл промывания сведен к нулю по милости этих оболтусов. Я задумалась, перебирая в памяти все возможные способы вызова рвоты. Как назло, не было ни одной ампулы апоморфина!
– А если два пальца в рот, – неуверенно заикнулся было Женька и замолк под моим презрительным взглядом.
– Иди и сам себе это сделай! Будет в самый раз! И собутыльника с собой прихвати!
– Которого? – поинтересовался он.
– Да вы что, и Демку напоили?! – забрезжила догадка у меня. Догадка, сразу логически объяснявшая два непонятных момента. Во-первых, отсутствие самопроизвольной рвоты, несмотря на большое количество введенного в желудок раствора, и, во-вторых, уж слишком миролюбиво и долготерпимо был настроен пациент, что совсем не вязалось с его характером. Нормальных слов в моем лексиконе больше не было. Да и что толку, если бы они и нашлись! Похоже, море стало по колено не только безответственным помощникам, но и собаке.
Тем временем живот у Демона раздулся до размеров ведра, которое он только что выпил, и пес стал похож на суку, сей секунд собирающуюся рожать, а его частое дыхание с высунутым до предела розовым языком только усиливало это впечатление. Однако его глазки масляно поблескивали – спиртное давало себя знать. Помирать он явно не собирался, хотя раздутый живот и мешал кайфу. А все-таки интересно, каким образом и его удалось напоить?
– Ну, вот что, голубчики! Сами создали проблему – самим и расхлебывать придется! – обрела я наконец дар членораздельной речи. – Придется тебе, Женечка, погулять теперь с песиком, пока вся вода из него не выйдет!
– Откуда?
– Да уж теперь из другого, естественного, отверстия! Противоположного, так сказать.
– А долго? – на более многословные вопросы Женькины мозги явно не срабатывали.
– А это ты у Демки спроси! Сие от меня уже не зависит, – ехидно отвечала я. Ситуация начинала меня забавлять. Женька еще не представлял, что его ожидает весьма длительная прогулка, зато я-то это очень хорошо знала: по самым скромным подсчетам, часов пять или шесть! И поделом ему! Для Демона не было никакой опасности, а длительное движение спокойным шагом только помогло бы его многострадальному желудку естественным путем избавиться от излишнего количества ненужной жидкости.
– Ну ведь стемнело же уже, я не увижу, все из него выйдет или нет, – попробовал отвертеться Женька, что-то заподозрив.
– Ничего, дорогой! Возьмешь фонарик! И не вздумай халтурить! Дело может принять печальный оборот, – не удержалась я от сознательного сгущения красок. Правда, я почему-то была уверена, что после сегодняшнего урока он больше не будет самовольничать и все назначения будут выполнены в точности. Театрально распахнув дверь, я выпроводила Женьку с Демоном на лестницу. Демон шел, смешно переваливаясь (мешал живот), его хозяин – тоже, правда, совсем по другой причине.
– Ну, а теперь – твоя очередь, – обернулась я к мужу, который уже успел пригреться в кресле. – Не думай, что для тебя все окончилось! Нет, дорогой: спектакль продолжается!..
Спросонья я не поняла, что звонит. Телефон или дверной звонок? Было около семи утра, и, накинув халат, я поплелась открывать дверь. На пороге стоял Женька с фонариком и с Демкой на поводке. По сравнению со вчерашним вечером их вид претерпел значительные изменения. Демон был весел и доволен, а его подтянутый живот явно указывал на то, что прогулка пошла ему на пользу. А Женька? О, это было то еще зрелище! Он был трезв, как стекло, но его штормило, теперь по причине усталости, да и цвета он был слегка зеленоватого.
– Ну, как? – спросила я.
– Это ты о ком? Обо мне?
– Вообще-то я о собаке. А что с тобой? – сочувственно поинтересовалась я. С сочувствием я, похоже, переборщила, потому что Женька сказал:
– Хоть ты и права, но все равно ты – язва, каких мало! Скажи на милость, как я сейчас на работу пойду?
– Молча, – отрезала я, потуже запахивая халат. – В следующий раз оба будете сначала думать!
– А ему что, тоже попало? – заинтересованно произнес Женька, кивая в сторону мужа.
– А как же!
– Тогда все в порядке! – заулыбался наш общий друг и почти весело запрыгал вниз по лестнице.
На этом можно было бы и поставить точку, но что удивительно: мне больше почему-то никогда не приходилось делать промывание желудка…
– Что-то дело у тебя совсем не продвигается! С такими темпами мы закончим разборку только ко второму пришествию! – через мое плечо в коробку с книгами заглянул муж.
– Да вот… застряла. Книжка кое-что напомнила! Забавная тогда вышла история. Помнишь промывание желудка Демону?
– А… Еще как помню! – протянул муж. – Классически проведенное промывание мозгов!
– ?! Я ведь промывала желудок… – попробовала недоуменно возразить я.
– Это Демке желудок, а нам с Женькой – мозги! Лихо тогда все получилось!
С Новым годом!
До Нового года оставалось совсем немного, когда нас постигла удивительная утрата – Сэм, наш главный врач и начальник, каким-то образом умудрился сломать ногу. Сэмом его прозвали с моей легкой руки, и в лечебнице это прозвище удивительно быстро прижилось.
Таким образом, с одной стороны, мы все, кто работал в то время в лечебнице, получили отличную возможность по одному больничному листу, выданному милосердными медиками нашему страдальцу, отдохнуть (от него, разумеется), а с другой стороны, его все-таки было жалко, так неудачно, что все случилось как раз перед праздниками.
В горветотделе тоже проявили сочувствие, но при этом не забыли справиться о том, смогу ли я в одиночку решить все вопросы, связанные с организацией приема животных, и решили мне в помощь никого не присылать, а посмотреть, может, я и вправду справлюсь. С горветотделом как раз все было понятно: ну кто по собственной воле будет приезжать на работу в самую отдаленную лечебницу Москвы, да еще перед новогодними праздниками? Поэтому, подивившись моей нахальной самоуверенности, высокое начальство и выбрало умеренную позицию выжидания. Принять ведь меры никогда не поздно! Опять же – праздники! На том и порешили. И я осталась в одиночестве, ведь в штате небольшой лечебницы всего два ветеринарных врача, главный – Сэм, а старший – получается, я.
Совершенно другое дело было с нашим собственным болезным начальством [3]. От мала до велика, всех в лечебнице остро интересовал вопрос, как же это Сэма угораздило сломать ногу, тем более что его собственная машина не покидала гаража – я сама в этом лично убедилась, – значит, в аварию он не попадал. На его стареньком, пережившем все превратности времени «Москвиче» первого советского выпуска очень легко можно было словить любую неприятность. Да, что уж говорить – дверца могла просто от древности наконец отвалиться и упасть ему на ногу, – любой, кто был хоть немного знаком с этой машиной, без труда мог представить себе нечто подобное. И большой фантазии не потребовалось бы! Сколько раз мы хором предлагали ему организовать для железного патриарха пожизненное место в музее, подшучивая над тем, что они с машиной ровесники. Но с юмором у него было туго: обижался с пол-оборота и долго помнил, поэтому мы быстро отказались от коварных шуток, памятуя народную мудрость, что с начальством лучше не спорить, себе дороже! Итак, его железная рухлядь спокойно стояла в гараже. Тогда что произошло?
Опять же, зная его пристрастие к алкоголю и женщинам, и то и другое совершенно не исключало травматизма, особенно, если совпадало по времени. Поэтому его сломанная нога еще долго являлась темой номер один, будоража воображение сослуживцев фантастическими и забавными картинками. Даже Любаша – наш секретарь – не знала никаких подробностей, правда, обещала их срочно выяснить. Никто, впрочем, и не сомневался, что ей это удастся.
Любаша очень ценный кадр в маленьком мирке отдаленной ветеринарной станции, штат которой состоял из восьми человек. Секретарь требовался нам с Сэмом в равной степени, чтобы нас не отрывать от лечебной работы, поэтому Любаша была в курсе событий, впрочем, как и все секретари в мире.
После первых ахов и вздохов по поводу «трагического» происшествия, мы стали гадать, как долго у нас продлятся так неожиданно случившиеся «каникулы» без начальства. Нельзя сказать, что Сэма на работе недолюбливали или что-то в этом роде. Скорее, это свойственно русскому характеру: всегда хорошо, когда начальство далеко, а еще лучше, когда его вовсе нет. Спокойнее без него, без начальства-то! Но работать надо, и против этого тоже никто не возражал. Любаша выразила общее мнение, когда, кокетливо возведя к небу глаза и отодвинув со лба густо-рыжую челку, вслух сказала:
– Сэм чуть-чуть зануда, но и не такой он незаменимый.
С этим согласились и спокойненько разошлись по своим местам, тем более что рабочий день давно начался.
Неожиданно нам помогла продержаться погода. В небесной канцелярии решили побаловать народонаселение морозами и постарались на славу. Спустя несколько дней после описываемых событий ударили такие морозы, что от одного воспоминания о них мурашки, догоняя одна другую, бегали по спине.
Вот с них, с этих самых морозов, и начинается история, которую я хочу рассказать.
Каждое утро, просыпаясь, но не открывая глаз, я мечтала, чтобы наступило хоть небольшое потепление, но каким-то двадцатым чувством знала, что мечты напрасны.
Спальня освещалась удивительным сиреневатым светом, проникавшим из плотно покрытого льдом окна. Отопление работало на всю катушку, но не справлялось. Дома было очень прохладно. И это мягко сказано. Вылезать из-под двух одеял не хотелось под страхом смертной казни. Было как-то непривычно тихо. Мои собаки, с утра обычно затевавшие нетерпеливую возню, выясняя с притворным рычанием, кому из них первой выходить на прогулку, тесно прижавшись друг к другу на одной (!!!) подстилке, лежали и тоскливо посматривали на меня. И для них мороз превратил веселое мероприятие в кошмар. Я их очень хорошо понимала: обе гладкошерстные, от одной мысли, что им, бедняжкам, голыми надо выходить на мороз, и меня начинало потряхивать. Надо было видеть, как, сделав свои делишки только наполовину, они падали на спину, подняв все лапы вверх, и вопили от холода. Они даже самостоятельно научились открывать дверь подъезда, без всяких понуканий и поощрений с моей стороны. Вдохнув как-то всей грудью морозный воздух и задохнувшись, я очень легко представила, что на их месте я, пожалуй, научилась бы не только справляться с дверью, но и разводить без спичек костерок – только бы согреться!
Но утро все-таки уже наступило, и мои мысли, тихонько поскуливая, переключились на предстоящие дела. Главным было добраться живой на работу, и, собравшись с духом, я покинула относительно теплую кровать.
Через несколько минут стало легче, затрезвонил телефон, закипал на кухне чайник… День начинался…
На скорую руку решив домашние утренние дела, я натянула на себя все, что сумела найти из теплых вещей, и не особо заботясь о том, что стала похожа на чучело, вышла из подъезда. При этом несложном действе пришлось-таки задержать дыхание. Сразу вдохнуть обжигающий морозный воздух было по меньшей мере неосмотрительно. Легкие просто обжигало. Не хватало еще и мне заболеть перед праздниками! Некоторая доля лукавства, конечно, присутствовала: мне на самом деле понравилось быть начальником и не хотелось упускать такую возможность из-за собственной болезни. Хотя со стороны ситуация и выглядела довольно забавной: сама – начальник и сама же – исполнитель собственных указаний. Одним словом, мне нравилось быть хозяйкой самой себе, и все тут.
На улице было как-то непривычно. Изумлял не только мороз в минус тридцать пять градусов, но что-то еще… чего-то не хватало… Я не сразу разобралась, в чем, собственно, дело. Потом сообразила, что непривычной была абсолютная тишина и почти полное отсутствие двигающегося транспорта, не говоря уже о людях: изредка мелькали неуклюжие фигуры, с головой закутанные кто во что, короткими перебежками, испуская клубы пара, как доисторические паровозы, они старались как можно быстрее прибыть к пункту назначения. Редко проезжали автобусы, оставляя за собой долго не исчезавшие следы голубоватого дымка. Солнце еще не показалось на небе, но день ожидался ясный и безветренный – так простуженными голосами вещал Гидрометеоцентр. Птиц тоже нигде не было видно. Интересно, а они-то куда попрятались? Не успела я об этом подумать, как почти рядом со мной что-то шлепнулось на снег. Присмотревшись, я с изумлением увидела замерзшую ворону. Где-то читала, что птицы замерзают на лету, но чтобы самой увидеть?! А тут, нате вам, ворона! А может, отогреется? Мелькнуло в голове, но раздумывать было некогда и я внесла беднягу в подъезд: кто-нибудь выпустит, если суждено птахе пожить на свете, а нет… Самой бы не оказаться на ее месте, невесело подумала я, потому как дорога до работы была неблизкая.
На удивление, электрички двигались по расписанию. Пассажиров было немного: все, кто мог, отсиживались по домам, чтобы не искушать судьбу. После электрички мне оставалась одна длинная пробежка, и вот впереди показались очертания конечной цели – ветеринарная лечебница, утопавшая в сиренево-розовом свете начинающегося дня, окруженная огромными заиндевелыми деревьями. Эх! Постоять бы, полюбоваться этакой зимней красотой, но это равнялось самоубийству, и я, не задерживаясь, в клубах пара влетела наконец в двери.
Все были на месте и с интересом оглядывали меня, когда я, торопливо избавлялась от дубленки и шарфа, закрывавшего почти все лицо.
– Живая, что ли? – первой не выдержала бабка Шура. Как от санитарки проку с нее было мало, а вот успокаивать нервных владельцев наших пациентов она была мастерица, впрочем, неоценима была ее помощь при фиксации, особенно кошек и котов. Несмотря на преклонный возраст, рука у нее была крепкая и надежная. И размеры тоже. Остальные рядом с ней выглядели если не пигмеями, то уж тоненькими тростинками – точно.
– Да, вашими молитвами! Чай горячий? – ответила я, стуча зубами, не ощутив в полной мере, что в тепле.
– А то как же! А покрепче чего не хочешь? – заботливо предложила она, но, наткнувшись на мой укоризненный взгляд, пожала плечами, вольному, мол, воля.
– Ладно обижаться, старая! Принеси, пожалуйста, мне чайку в кабинет, там потеплее будет, – примирительно улыбнулась я, направляясь в свою служебную обитель, – если кто придет на прием, позови!
– Да, жди! Какой дурак в такой мороз нос на улицу высунет! – начала было она. – Ладно, уж позову!
В кабинете действительно было потеплее, а после чая стало и совсем хорошо. Похоже, бабка права: больных сегодня у нас не будет. А если и есть они, то вопрос, как до лечебницы добраться – машины-то все стоят, не заводятся. По такому морозу пешком-то и вовсе никто не дойдет. По дороге предпочтет отправиться в гости к Богу!
Помимо приема были и другие занятия. Конец года все-таки! Нужно заниматься подготовкой отчетов, годовые – они самые вредные. Любашу сейчас надо посадить за подсчет вакцинаций, а бабкам поручить инвентаризацию кухни и подсобок. А мне давно пора браться за аптеку – постепенно вырисовывалась картина сегодняшних дел. Вот еще, не забыть договориться с машиной перевозки трупов. Несколько уже скопилось, и надо бы их отправить на утилизацию. Бабки-санитарки каждый раз, глядя на специальные темные пакеты, вздыхали и тихо бормотали:
– Все под Богом ходим!
Именно что все! И бессмертия ни для кого не изобрели, и живой воды – тоже! Болезней хватает как для людей, так и для животных. И трупов тоже. А малоприятное дело – утилизация – лежит на районных лечебницах, потому как нет кладбищ и крематориев для собак.
Со звонка в Центральную ветеринарную станцию и начался рабочий день. Там мне пообещали прислать машину на следующее утро, с оговоркой: если заведется, и я с облегченной совестью постаралась побыстрее переключиться на текучку, все-таки более приятную. Но пришлось опять вернуться к этой теме, потому что в кабинет заглянул Михалыч:
– У нас тут… неприятность, – как всегда неторопливо начал он, – напряжение что-то постоянно меняется.
– А чем это нам грозит? – осторожно спросила я, потому что с электричеством всегда имела проблемы. И была с ним скорее на «вы», чем на «ты».
– Да вроде бы и ничем. Лампочки горят, но вполнакала, да вот плита долго нагревается. Александра жалуется, что шприцы больше часа на плите, а все не кипят. И этот, ну, трезубец или как там его…
Что называется, доклад очень обстоятельный. Трезубцем в обиходе называли специальный аппарат, предназначенный для умертвления животных электротоком. Каждая ветеринарная лечебница города была снабжена этой адской машиной. Надо признать, что действовал он мгновенно, но зрелище это выдерживал далеко не всякий. У многих нервы подводили. Половина полученных выговоров в моем послужном списке была как раз по этому поводу. Я наотрез отказывалась не только самостоятельно проводить подобные экзекуции, но и присутствовать при них. Но это был единственный официально принятый способ эвтаназии. И им занимался Михалыч: Сэм устал в конце концов со мной спорить, и так как выговоры по поводу эвтаназии на меня не действовали, он нашел-таки «козла отпущения». Михалыч возражал неубедительно, и печальное дело утряслось как-то само собой.
Понятно, что вопрос электричества и тем более напряжения в «трезубце» не в нашей компетенции. Но это еще не неприятность… всего лишь позвонить в аварийную службу, только вот когда они смогут приехать? Телефон соединился сразу, и в трубке защебетал приятный женский голос:
– Диспетчерская слушает!
– Ветстанция беспокоит. Проблемы у нас с напряжением, – начала было я, но меня тут же перебили:
– Доктор! А я вас и по телефону узнала! Ой, спасибо вам, кошечка-то ведь у нас выздоровела. Помните, мы с ней на приеме были недели три назад. Мы все сделали, как вы сказали, и вправду через неделю здоровенькая была…
Хоть убей, я ничего, конечно, не помнила, прошло уже столько времени. Но все равно была рада и приятным словам, и искреннему голосу. Хоть и не вовремя, но… Но было похоже, что женщина по телефону решила пересказать мне весь ход реабилитационного процесса, и поскольку за пять минут она рассказала только про аппетит, я подумала, что до хвоста она доберется не раньше чем через час… Инициативу надо было срочно перехватывать:
– Вы знаете, это очень приятные новости, но из того, что вы успели рассказать, я поняла, что еще разок вам придется заглянуть в лечебницу. Очень похоже, что придется назначать витамины, так что приходите. А теперь нам нужна ваша помощь, – плавно, надеюсь, перевела я разговор на напряжение…
В результате неких дипломатических маневров в аварийной пообещали прислать электриков в первую очередь к нам (спасибо кошке!), но пока они на объекте. По опыту я знала, что приедут, но после обеда. И то хорошо. А шприцы надо посмотреть самой. Заодно и проверить, чем там занимается старая гвардия. Я вышла из кабинета и направилась в служебные помещения.
Пустой холл заливал яркий холодный солнечный свет. Белые кафельные стены блестели, усиливая ощущение арктического холода. В кабинете приема животных на плите все-таки закипели шприцы, но бабки Шуры не было.
Зато все были на кухне. О, здесь собралась теплая компания! На столе были разложены нехитрые бутерброды, и в чашках, источая аромат, темнел чай. При моем появлении компания оживилась и наперебой стала усаживать меня за стол. Правда, мне показалось, что что-то уж больно усердно и суетливо. Так и есть: под столом стояла внушительная бутылка, не успевшая отправиться в более незаметное место.
– Вы что, меня под монастырь захотели подвести? – притворно сурово начала я, подозревая, что уж по тридцать капель на стакан они «сообразили». Как оказалось, в дозе я все-таки ошиблась. – Ну, вы и фрукты!
– Так холодно же, – первой нашлась бабка Шура.
– А у тебя там вообще-то шприцы скоро сгорят, – живо остановила я бойкую старуху. Поминая Бога, она на рысях помчалась в кабинет, с оставшимися было проще. Остановились мы на том, что, если не будет соблюдена мера, пусть пеняют на себя. Но разговор был прерван следующим явлением – в дверях показалась Александра и служебным голосом сообщила:
– Там пришли…
Я поспешила на прием, втайне радуясь, что ушла из кухни. Что в конце концов такого, что люди греются таким обычным для Руси способом? Ситуация с морозом далеко не ординарная, действительно холодно! Дальше видно будет, что из всего получится, главное – чтобы не переборщили с согревом.
А в холле стояла пожилая женщина с крупной молодой овчаркой на поводке. Обе основательно замерзшие, еще покрытые инеем. Особенно жалкой выглядела собака. Она сидела, переминаясь на лапах, и тихонько повизгивала. Правда, было не очень понятно, от чего. То ли нервничала, то ли еще не успела отогреться. Что-то тревожное было в них обеих. Но что? Что привело их в такой мороз к нам?