Басби Ширли. Леди-цыганка

   — Мадам должна быть осторожной — будет ужасно, если вы потеряете вашего беби!
   Кэтрин обмерла, когда новая и ужасающая мысль змеей проникла в мозг. Это ее утренняя тошнота не была случайной — так и должно было случиться! Стоя перед зеркалом в комнате, она озабоченно изучала свое стройное тело, пока Жанна раскладывала передней одежду, предназначенную для бала у Монро. Ее живот оставался таким же плоским, как всегда, даже втянутым, а маленькие, вздернутые груди не стали полнее. Ее все еще тошнило, когда она подумала, что в эту минуту ее тело дает начало новой жизни и что это ребенок Джейсона. Вопрос о том, что же ей делать, прочно обосновался в глубинах ее сознания и не отпускал от себя, чем бы она ни занималась.
   Джейсон заметил, что Кэтрин расстроена и очень бледна, но он подумал, что она раскаивается, осознает, что завела его слишком далеко. Кэтрин действительно сильно завела его, но сейчас она онемела и думала только об обрушившейся на нее новой катастрофе.
   Эти мысли не оставляли ее даже в новом, элегантном особняке Монро. Он не произвел на нее никакого впечатления, она все делала — улыбалась, разговаривала, — пребывая в каком-то отвлеченном состоянии. Молчала, пока с ней не заговаривали, а когда отвечала, то ограничивалась односложными «да» или «нет».
   Со стороны она видела себя, словно не в фокусе.
   Тем не менее опасение Джейсона по поводу того, что она может поставить его в неловкое положение, исчезло, его место заняло смутное подозрение, что она, пожалуй, перестаралась, разыгрывая роль стеснительной новобрачной. Ну и черт с ней! Она сознательно выдавала себя не за то, что есть. Монро, наверное, решил: какая она красивая и милая девочка, но до сих пор витает в облаках!
   Из поведения Кэтрин, подумал Джейсон, следовал вывод, что женился он лишь для того, чтобы отделаться от приставаний отца, и выбрал такую молодую женщину, которая не вмешивалась бы в его дела и занятия. Он поймал себя на том, что его раздражает такой ход мыслей. Почему это его раздражает, когда таким было его собственное первоначальное намерение, — на этот вопрос он предпочитал не отвечать. Наблюдая за безразличием Кэтрин, он злился все больше. К концу приема он уже был близок к тому, чтобы задушить эту маленькую сучку!
   Держа себя в руках в экипаже, который степенно влек их в «Крильон», он просто молчал, зато в комнатах гнев, раздражение выплеснулись наружу.
   — Ну ты и актриса! Если бы заранее готовила роль отупевшей новобрачной, то и тогда не смогла бы сыграть ее лучше!
   Он мог бы сказать и обиднее, но впервые с утренней неприятной сцены в его спальне по-настоящему взглянул на нее и столкнулся с молящим взглядом фиалковых глаз. Неудивительно, пришла ему в голову дурацкая мысль, что Монро был так добр с ней.
   Нежность всегда заставала его врасплох, он боялся этого чувства, не знал его и тут же гнал прочь. Не успела она унизить его самым уничижительным для мужчины способом, как он уже на грани того, чтобы с дрожью в коленях подхватить ее на руки и шептать слова утешения! А, дьявол! Он противен сам себе!
   — И ради Бога! Перестань смотреть на меня так театрально! Мы сейчас наедине -
   спектакль закончен! Некоторое охватившее ее оцепенение сразу было сорвано его грубыми обжигающими словами. Чувствуя, что по какой-то непонятной причине та Кэтрин, которой она была с утра и до вечера, злит и задевает его больше, чем когда бы то ни было, она спокойно попросила:
   — Я устала. Если тебе больше нечего сказать, я бы хотела лечь.
   Совершенно ошарашенный, Джейсон молча уставился на нее, и Кэтрин поняла, что наконец-то одним ударом лишила его дара речи.
   На манер светской дамы, отдающей распоряжение всякой мелкой сошке, она сказала:
   — Пожалуйста, пришли ко мне Жанну. Сегодня вечером я поужинаю у себя одна, так что желаю спокойной ночи.
   Высоко вскинув голову, она неторопливо и грациозно покинула комнату, оставив за собой ощутимое и оглушительное молчание.

Глава 20

   В последующие дни они общались друг с другом с подчеркнутой вежливостью. Джейсон предпочитал проводить время вне отеля за игрой и пьянством, возвращался он, когда ночная темнота сменялась золотом рассвета. Стараясь избавиться от унизительной сцены с Тамарой, он быстро очутился в кровати у полногрудой брюнетки, которая нежно поглядывала на него с тех пор, как он в первый раз пришел играть в кости в Королевский клуб.
   Было приятно найти утешение между мягкими белыми ляжками, и он доказал и себе, и пресыщенной брюнетке, что есть порох в сексуальной пороховнице. Возвращаясь в «Крильон» с рассветом, он благоухал ее дешевой парфюмерией, но прежняя ухмылка снова заняла свое место у него на лице. Большую часть дня он отсыпался, вечером снова уходил и почти не видел цыганку. Он избегал ее вполне сознательно.
   Тамара сделала самое страшное — вторглась в запретную сферу его чувств, обманула его и заставила усомниться в его мужских способностях! Чем скорее он избавится от нее, тем лучше. Джейсон поклялся, что, как только бал в посольстве останется позади, он посадит ее на первый же пакетбот, отправляющийся в Англию. То, что Кэтрин все так же вызывала неожиданную, непонятную боль и странное желание, чтобы ситуация как-то изменилась, он не принимал всерьез, хотя и поражался, что воспоминания о ней против его воли настигают его в те моменты, когда он меньше всего этого ждал.
   Усиленные развлечения с брюнеткой и превосходный французский коньяк определенно добавили какую-то неестественную лихость его худому, смуглому лицу, и при каждой встрече с ним Кэтрин ощущала, как болезненно сжимается ее сердце. Мимолетный взгляд этих тяжелых зеленых глаз мог вызвать в ней неясное томление. Через два дня после злосчастного визита к Монро ее тело отвело все страхи относительно беременности — она НЕ носила ребенка Джейсона. Эта новость должна была успокоить ее, и она действительно стала спокойнее.
   Предоставленная самой себе, Кэтрин с Жанной в качестве компаньонки бродила по Парижу — между служанкой и хозяйкой завязалась теплая дружба. Жанна чувствовала, что в браке мадам и мсье Сэвидж что-то не так, но, даже не зная причины их отстраненности друг от друга, все свои симпатии она отдала хозяйке.
   Пьер, тоже оказавшийся не у дел, иногда сопровождал их. Его ужасало, что Джейсон позволял женщине, которую представлял как свою жену, бродить по улицам Парижа без денег и без сопровождения. Не считать же сопровождением единственную молоденькую служанку. Пьер ее вообще не одобрял, считая слишком молодой и ветреной. Служанки и горничные у леди должны быть средних лет и багроволицые, а не такие вот шустрые штучки со щечками-яблочками и веселыми темными глазками. Если Пьер не признавал Жанну, то она отвечала ему тем же, находя его слишком скучным и правильным.
   В тех случаях, когда они гуляли втроем, Кэтрин часто смущала непрерывная вежливая пикировка служанки и слуги. Если госпожа хотела посетить какую-то часть Парижа, которую Пьер полагал неподходящей, он деликатно пытался отвлечь ее от этого намерения, но Жанна тут же обрывала его, называя эти опасения чепухой. Его брови высокомерно вздымались, совсем как у хозяина, и, игнорируя эти насмешки, он уводил Кэтрин в другую сторону. Через секунду Жанна семенила вслед за ними, глаза ее плясали от смеха над его напыщенностью.
   Тем не менее Пьер продолжал сопровождать их. Благодаря ему Кэтрин обнаружила восхитительный магазин Жана-Франсуа Хубижана, с подходящим названием «Корзина цветов». Именно там, широко раскрыв глаза от возбуждения, Кэтрин и Жанна увидели, как супруга императора Наполеона Жозефина покупала свой любимый крем из роз. После этого Кэтрин тоскливыми глазами оглядела маленький магазин, ей доступны были лишь ароматы духов, мыла, свечей и другой парфюмерии.
   Эта сцена навела Пьера на мысль попросить у Джейсона некоторую сумму денег, чтобы он мог делать маленькие покупки для очаровательной госпожи.
   Они представляли странное трио — красивая молодая леди, очень живая молоденькая служанка и чрезвычайно чопорный джентльмен. Джейсон наблюдал за течением этой дружбы неодобрительным взглядом и с сарказмом спросил Пьера, не хочет ли он оставить службу у него и перейти к Тамаре.
   По мере того как приближалась дата бала в посольстве, отношения между ними достигли пика напряженности. Джейсон несколько раз неожиданно заходил в ее спальню, небрежно разваливался на ее постели, словно ленивая пантера, молча наблюдая, как одевает ее Жанна. Он пытался провоцировать ее и тогда, когда они оставались одни.
   После какого-то особенно оскорбительного обмена колкостями Кэтрин поняла, что ей уже не по силам эта пытка. Ее стало преследовать подозрение, что она влюбилась в этого человека с суровым лицом, который издевался над ней, полагал ее обманщицей, шлюхой и того хуже. В приступе глубокого отчаяния она решила продать купленные для нее драгоценности и попытаться вернуться домой. Но она не знала, где находятся ростовщики, к тому же Джейсон обещал отослать ее после бала домой. Вот так она и боролась с этим ненужным, но захватывающим ее чувством любви. Она не должна это делать! Она не может это делать! Нельзя любить человека, который поступал так, как он. И все же она ловила минуты, когда он бывал совсем иным, готовая простить ему все. Зато потом с удесятеренным раздражением изгоняла такие воспоминания.
   Наконец наступил вечер бала. Жанна долго хлопотала в спальне, и когда Кэтрин в строгом платье из черного бархата вошла в салон, где ее нетерпеливо ждал Джейсон, он с изумлением почувствовал себя задетым за живое. Он тупо уставился на прелестную картину, которую она собой явила: шея, грудь казались алебастровыми на фоне платья, сине-черные волосы мягкими волнами падали на плечи.
   Его тоже терзали воспоминания о ее редких ослепительных улыбках, о ее чистом смехе, когда она чем-то была довольна, а больше всего — о ее прелестных мягких губах и бесподобном теле. Он должен был честно признать, что никогда не обладал им полностью: она всегда боролась с ним, и за исключением одного случая в гостинице он никогда не любил ее с той заботливостью и нежностью, на которую был способен. Как он надеялся, что в Париже все будет иначе! Но она каждый раз доводила его до такой степени озлобления, что он превращался в животное и использовал свое тело как орудие наказания.
   Джейсон так долго стоял, глядя на нее, что Кэтрин нервно откашлялась и почувствовала, как предательский румянец заливает щеки. Тогда он опомнился, насмешливо поклонился и, сверкнув своими изумрудными глазами, преподнес ей комплимент:
   — Вы очаровательно выглядите, мадам Сэвидж. Могли бы мы заключить с вами перемирие на сегодняшний вечер?
   С надеждой, сверкнувшей в ее фиалковых глазах, Кэтрин пробормотала:
   — Да, пожалуйста…
   В итоге Монро встретил в этот вечер совершенно другую женщину и вообще был заинтригован переменой в обоих Сэвиджах. Весь вечер Джейсон не отрывал глаз от оживленного существа, которое он назвал своей женой, и несколько раз Монро уловил озорную улыбку, предназначенную Джейсону. Ясно было, почему молодой Сэвидж не говорил о ней раньше. Джентльмен просто присох к ней, и его легко можно было понять.
   Когда начались танцы, Кэтрин приглашали нарасхват. Джейсон стоял в сторонке, он ни с кем не танцевал, и, хотя много разговаривал с соотечественниками, его ревнивый взгляд ни на минуту не терял из виду стройную фигурку в черном бархате, кружащуюся по паркету зала.
   Этот блестящий бал был организован по случаю официального представления Джеймса Монро французскому обществу, хотя несколько лет назад он уже был американским посланником во Франции. Дамы прибыли на бал в нарядах по последней моде, соперничая друг с другом своими драгоценностями. Мужчины тоже выглядели роскошно — в бархатных и атласных камзолах, словно павлины, распустившие перья, они важно прохаживались по огромной зале. Здесь были французы, американцы, несколько англичан, их жены, взрослые сыновья и дочери.
   Кэтрин чувствовала себя на подъеме, это был ее первый бал, и Джейсон держался обезоруживающе мило. Во время позднего ужина он занял отдельный столик и отчаянно флиртовал с ней, как если бы они только что познакомились и она была бы молодой женщиной, которую он хотел получше узнать — много лучше! Смущаясь, она отвечала ему шутками, удачно высмеивая нелепые комплименты. Когда его глаза останавливались на ее лице, в них появлялось какое-то беспокойное выражение, когда их взгляды встречались, сердце Кэтрин отзывалось болью.
   Было уже далеко за полночь, когда обрушился удар… Гости начали разъезжаться и собрались в большом фойе, где слуги помогали им облачиться в плащи и пелерины. Кэтрин и Джейсон, беседуя с Монро, стояли у дверей, ведущих в фойе. Возможно, если бы они выбрали другое место, эта встреча и не состоялась.
   Джейсон только что одарил Кэтрин особенно теплой улыбкой, голова у нее закружилась, и она изо всех сил пыталась удержать в себе это дивное состояние немыслимого счастья, в котором она купалась. Тогда-то из группы проходивших мимо гостей и послышался визгливый женский голос:
   — Кэтрин! Что ты тут делаешь?
   Побелев, Кэтрин встретилась взглядом со своей кузиной Элизабет. Онемев, она заметила рядом с ней тетушку Сеси и дядюшку Эдварда, взиравших на нее, как на привидение.
   Джейсон прервал свой разговор с Монро и одним взглядом охватил непонятную сцену: Тамара, застывшая от ужаса, глядит на Элизабет Маркхэм, на графа и графиню Маунт. Нахмурив брови, он тихо спросил:
   — Кэтрин?
   Все ночные кошмары Кэтрин сошлись воедино, она даже не услышала его. Она ничего не могла: ни шевельнутвся, ни проглотить комок в горле, ни даже думать — затравленными глазами она безмолвно смотрела на своих родственников.
   Затянувшееся молчание нарушила Сеси, графиня Маунт:
   — Кэтрин! Сумасшедшая девочка! Что ты здесь делаешь? Твоя мать знает, что ты здесь? Бедная Рэйчел ужасно тревожится о тебе. Я так и знала, что будет скандал! Всегда была уверена в этом! О, мне плохо. Эдвард, дай мне мою нюхательную соль.
   Никто не обратил внимания на ее последние слова, по злобному блеску в глазах было ясно, что Сеси слишком наслаждается, этой сценой, чтобы завершить ее обмороком и больше ничего не увидеть.
   Холодным тоном Джейсон оборвал ее:
   — Не будете ли вы любезны, мадам, объяснить ваши слова?
   Сеси уже собралась было ответить, но тут вступил в разговор Эдвард Тримэйн и мрачно спросил:
   — А не кажется ли вам, Сэвидж, что это ВЫ должны дать объяснение НАМ! Что моя племянница делает с вами в Париже? Ее мать близка к нервному истощению, не имея представления, что произошло с дочерью.
   Тримэйн с упреком повернулся к помертвелой Кэтрин:
   — Как ты могла так поступить с матерью? Сбежать и не сказать ей ни слова? Или у тебя совсем нет стыда?
   На лице Джейсона задергался мускул, но он был невозмутим и бесстрастным голосом, произнес:
   — Полагаю, мы должны все это обсудить в более укромном месте.
   Повернувшись к растерянному Монро, Джейсон спросил, могут ли они занять одну из небольших комнат, и новый посланник во Франции быстро провел взволнованную группу в маленькую гостиную. Закрыв дверь от любопытных взоров и жадных до новостей ушей, Монро вспомнил, что он дипломат:
   — Я уверен, тут какое-то недоразумение. Тамара здесь как жена Джейсона.
   — Его жена?! — прошипела Элизабет сквозь стиснутые зубы.
   Тримэйн переспросил с явным облегчением:
   — Ваша жена?
   Джейсон колебался лишь мгновение, прежде чем ответить коротким, утвердительным кивком. Монро с извиняющейся улыбкой пояснил:
   — Я вижу, что мой молодой друг, верный своей натуре, снова поступил необычно. Если я правильно понял, это был брак с побегом?
   Джейсон снова коротко кивнул.
   Разочарованная таким скучным объяснением, Сеси пробормотала:
   — Может быть, это и был побег с возлюбленным, но почему Кэтрин не написала матери? — Бросив в сторону племянницы злобный взгляд, она добавила:
   — Ты могла хотя бы оставить записку. По крайней мере это избавило бы Рэйчел от необходимости поднимать на ноги всю округу. За всю жизнь я никогда не была в таком замешательстве. Твое исчезновение снова всколыхнуло прежние пересуды, которые были после того твоего похищения цыганами. Все только о тебе и говорят! Господи, ну почему, девочка, ты так себя ведешь! Никто другой в нашей семье не вызывал таких скандалов. Слава Богу, что твой бедный отец не дожил до этого дня, — закончила она набожно.
   Монро, пытавшийся пригасить пламя семейного скандала, сказал примиряюще:
   — Я уверен, что Тамара… э-э… Кэтрин уже написала своей матери. В конце концов, вы не так давно покинули Англию, а получив письмо, мать успокоится. В сущности говоря, возможно, она довольна, что Тамара вступила в такой замечательный брак, — закончил он.
   Элизабет сухо процедила сквозь сжатые губы:
   — Ее имя не Тамара, а КЭТРИН! ЛЕДИ КЭТРИН ТРИМЭЙН!
   Глаза Элизабет сверкнули откровенной ненавистью. Монро на момент замолчал. Граф, знающий о давней враждебности своих родственников к Кэтрин, постарался смягчить эту откровенную неприязнь. Держа в памяти, что Элизабет и Сеси начали просить, чтобы он взял их во Францию, как только стала известно об отъезде туда Джейсона, граф поторопился положить конец семейной сцене.
   Глядя на молчащую Кэтрин, Эдвард твердо сказал:
   — Мне кажется, что на сегодня уже достаточно. Если ты еще не сообщила Рэйчел о своем замужестве и местонахождении, сделай это немедленно! Если вы назовете мне адрес, — взглянул он на Джейсона, — я заеду к вам завтра, и мы сможем обсудить все, что связано с наследованием.
   Сохраняя каменное лицо, Джейсон задал свой вопрос спокойно, но только Кэтрин могла догадаться, в каком он гневе:
   — Наследованием? Граф кивнул:
   — Леди Кэтрин — богатая молодая женщина и я, как ее опекун, должен проследить, что вы намерены сделать все правильно.
   Джейсон метнул взгляд ледяных зеленых глаз в сторону Кэтрин. Его не смягчили ни бледность ее лица, ни побелевшие губы. Каким же дураком она его выставила! Кэтрин прочла эту мысль в его глазах — это был конец всякой надежде, что она сумеет оправдаться или объяснить ему что-либо.
   Проглотив комок в горле, она заставила себя заговорить:
   — Дядя, в этом нет никакой необходимости, в самом деле. Мы уже… э-э… женаты, — тут она запнулась, — и… все решили о наследовании еще до свадьбы. Пожалуйста, оставь это. Я объясню все завтра, когда ты приедешь.
   Джейсон обхватил ее за талию и медоточиво произнес:
   — Любимая, позволь мне успокоить твоего дядю. Ты же, разумеется, знаешь, что все, что я делал, я делал правильно! — Последнее слово он почти выплюнул, но, играя роль до конца, нежно улыбнулся ей, и только она видела, какими ледяными и отчужденными были его глаза.
   Не справившись с собой, Элизабет зарычала:
   — Как трогательно! Скажи мне, Кэтрин, ты и Рэйчел планировали встречу с ним в цыганском таборе или это произошло случайно? Я подозреваю, что твоя мать все продумала, иначе как еще она могла найти тебе мужа? После всего случившегося, — с ненавистью протянула она, — светский Лондон должен был сильно подумать, чтобы принять в свою среду такую штучку, как ты. Тебе повезло, что Джейсон иностранец и не знал твою историю, цыганское отродье!
   Потрясенные этой вспышкой, все встретили выпад Элизабет молчанием. Гневные слова Джейсона упали в эту замерзшую тишину, словно ледяные брызги.
   — Вы ошибаетесь, Элизабет. Я знал ее историю. Кэтрин замерла, а Джейсон продолжил холодно:
   — Некоторое время тому назад Аманда Харрис угостила меня, — он на мгновение запнулся, — э ., историей Кэтрин. Вы можете считать, что именно необычное происхождение моей невесты прежде всего и привлекло меня к ней. И я предупреждаю, что не потерплю, чтобы кто-нибудь так обращался с моей женой. Это удовольствие я оставляю только себе. Надеюсь, что в будущем вы научитесь контролировать свои эмоции.
   Растерявшийся Тримэйн сказал торопливо:
   — Хорошо, похоже, нужно будет урегулировать не один вопрос. Поскольку время уже позднее, снова предлагаю отложить всякое дальнейшее обсуждение на завтра. Надеюсь, что завтра мы быстрее придем к соглашению.
   Монро, испытывая сильную неприязнь к Элизабет и Сеси, шепнул Тримэйну:
   — Я провожу ваших дам в фойе, где они подождут вас, пока Джейсон даст свой адрес и ответит на вопросы, которые могут еще возникнуть.
   Элизабет открыла рот, чтобы протестовать, но Монро корректно, но решительно вывел дам из комнаты.
   После их ухода Эдвард почувствовал себя раскованнее. Он всегда испытывал расположение к племяннице и сейчас, печально улыбнувшись ей, посетовал:
   — Кэтрин, дорогая, ты обязательно должна вызывать скандалы? Я не стану бранить тебя — что сделано, то сделано. Но я не понимаю, почему вы решили пожениться с помощью бегства. Рэйчел не стала бы возражать, и я бы тоже не стал, определенно. Разве ты не могла спросить нас?
   Тронутая этими словами, Кэтрин едва сдержала слезы, наполнившие ее глаза, у нее перехватило дыхание. Только закусив губу так, что едва не выступила кровь, она сдержалась от желания кинуться ему на грудь и все рассказать. Дядя напрасно дожидался ее ответа и, видя, что при всем желании она не может вымолвить и слова, устало вздохнул и повернулся к мужу, высокому мужчине рядом с ней.
   — Так где вы остановились? Я буду у вас в полдень, если это удобно.
   Ровным голосом Джейсон назвал ему отель «Крильон», где мужчины договорились встретиться в два часа дня. После этого Тримэйн нежно поцеловал Кэтрин в бледную щеку и удалился.
   Злое молчание, повисшее в маленькой комнате, было почти осязаемо; понимая, что рано или поздно ей придется его нарушить, Кэтрин, с несчастным видом уставившись на ковер, сказала глухо первое, что пришло ей в голову.
   — Если бы я сказала тебе правду, ты бы мне не поверил.
   — Могла бы и попробовать, — огрызнулся Джейсон, — вместо того чтобы позволить мне думать, что ты всего лишь цыганская шлюха, ищущая богатого покровителя! О Боже! Ну и в петлю мы попали, а все потому, что ты, оказывается, не умеешь как следует пользоваться своим проклятым языком!
   Уязвленная Кэтрин начала протестовать, но он жестко опередил ее:
   — Больше ни слова! Я сейчас близок к тому, чтобы придушить тебя! Лучше помолчи!
   Монро вернулся в комнату раньше, чем он успел пообещать еще что-нибудь, и Джейсон натянуто поблагодарил его за помощь в отвратительной сцене. Проще всего было им сейчас откланяться, что они и сделали, к большому его облегчению, хотя Монро и не скрывал, что заинтригован и сгорает от любопытства.
   В отеле Кэтрин молча проскочила в свою спальню, молясь, чтобы Джейсон отсрочил исполнение своих бурных намерений до того момента, как она соберется с силами и мыслями. Когда ей уже начало казаться, что гром подождет до утра, и она довольная, но бледная, не хуже привидения, улеглась между шелковых простыней, дверь спальни распахнулась. На пороге стоял Джейсон, и смотреть не него было страшно.
   Он уже сбросил зеленый бархатный сюртук и атласный жилет и остался в белой шелковой рубашке с оборками, распахнутой почти до талии. В руке у него был стакан, уже ополовиненный, и Кэтрин не знала, какой он по счету. Прядь черных волос наискось прорезала лоб, блеск в зеленых глазах заставил Кэтрин задрожать от примитивного животного страха. Он высоко поднял стакан и, отчетливо выговаривая каждое слово, насмешливо провозгласил:
   — Тост за мою любезную женушку. Вот уж не думал, делая крошку Тамару своей любовницей, что приобретаю себе жену благородного происхождения. Скажи мне, леди Кэтрин, просто чтобы удовлетворить мое любопытство — твоя мать так все спланировала или же это проклятая случайность, что мы встретились?
   Понимая, что на самом деле он не настроен выслушивать ни оправдания, ни объяснения, до смерти устав от всех сцен, Кэтрин сказала далеко не мирно:
   — Ты пьян, Джейсон! Мы можем обсудить это утром.
   Сказать так было ошибкой — все-таки она плохо его знала. Злобная усмешка исчезла, Джейсон стремительно несколькими шагами пересек комнату и прорычал:
   — А когда мы обсудим это, леди Кэтрин? После того, как твой дядюшка высосет из меня всю кровь?
   Он схватил ее за узкие плечи и безжалостно встряхнул. Стараясь вывернуться, она вскрикнула:
   — Ну хорошо, хорошо, я скажу тебе! Нет, моя мать никогда не планировала это! И я никогда не планировала! Во всем ты должен винить свою слепую похоть, во всем, что произошло. Я не сама себя изнасиловала и не сама привезла себя во Францию. Это все сделал ты, мой дорогой муженек!
   Ее гневные слова подействовали, как ушат ледяной воды, и какое-то время, казавшееся им бесконечным, они молча смотрели друг на друга. Затем, к ее изумлению, он вытянулся рядом с ней на постели. Лежа на спине и невидяще глядя на потолок, он сказал уныло:
   — Я, быть может, и виноват, что ошибся в ситуации, но ты не должна была оставаться в цыганском таборе, уже зная о моей заинтересованности, а ты с первого дня знала, что я желаю тебя! Почему же, черт побери, ты ничего не сказала?
   Ее недавний гнев исчез, и она вяло спросила:
   — А ты бы поверил мне?
   — Возможно, и нет! — ответил он просто.
   — И тебя не тревожило то, что ты сделал? — Ее оскорбляло отсутствие у него всякого угрызения совести.
   — Не особенно! А что такого я сотворил, кроме того, что женился с помощью побега, как я узнал сегодня вечером, на подходящей молодой женщине? А поскольку я тоже подходящая партия, в чем тут грех?