Басби Ширли. Любовь возвращается

   Она оглянулась на остальных, стоявших полукругом позади. Это была странная маленькая группа: экономка, двое взрослых ее детей и адвокат семьи. Майк Сойер выглядел как и полагалось юридическому лицу. Выглаженный темно-синий костюм, белая рубашка и аккуратно завязанный галстук. Единственную неадвокатскую ноту вносили черные ковбойские сапоги. Это делало его более доступным, не слишком чопорным и профессиональным. Мария была одета, как и Шелли, очень просто: отутюженные брюки и рубашка, слишком легкая для защиты от холодного воздуха. Мартовское солнце едва грело. Рядом с матерью стояли Ник и Ракель. Ник возвышался над обеими женщинами, глаза его были прикрыты, рот сжат в узкую полоску. Ракель напомнила Шелли Марию: такая же маленькая, с квадратными плечами и добрым лицом. Она прижимала к глазам горстку бумажных салфеток, стараясь сдержать слезы.
   Шелли отвела глаза, чувствуя, как комок подступает к горлу. Откашлявшись, она с усилием сказала:
   — Кто-нибудь хочет что-то сказать?
   Мария помедлила, затем кивнула и шагнула вперед. Положив руку на урну, она дрожащим голосом произнесла:
   — Ты был хорошим человеком, Джош Грейнджер. Мне будет тебя не хватать. Покойся в мире.
   Дети Марии кивнули. Ник опустил голову, упершись взглядом в землю, Ракель еще больше уткнула лицо в салфетки. Заговорил Майк Сойер:
   — Я привез с собой маленькую Библию. Если хотите, могу прочитать двадцать третий псалом. По-моему, на похоронах всегда его читают.
   Шелли покачала головой:
   — Это не обязательно. Поскольку Джош никогда не ходил в церковь без необходимости, не думаю, что он хотел бы этого.
   Она посмотрела вниз, на долину. Глубоко вздохнув, открыла крышку урны и стала вытрясать пепел. Легкий бриз подхватил серую золу, все, что осталось от Джоша, и понес над землей.
   — Прощай, братик, — почти про себя прошептала Шелли, глотая слезы. — Найди покой.
   Три мили обратно, в дом Джоша, они молча ехали в «бронко» Шелли тихой смущенной группкой. Только вновь оказавшись дома, все пятеро уселись в кухне пить горячий кофе, загодя сваренный Марией, но разговаривать не спешили.
   Сначала беседа не клеилась и больше смахивала на робкое знакомство. Шелли была наслышана о Майке Сойере, недавно несколько раз говорила с ним по телефону, но никогда не встречалась лично. Ник и Ракель, за исключением неясных воспоминаний и кое-каких сведений, рассказанных Марией, также были ей незнакомы. А с Марией она последний раз виделась семнадцать лет назад. Сейчас смерть Джоша давила их, и чувство неловкости не проходило. Однако постепенно разговор завязался и напряжение Шелли начало ослабевать. Встретясь взглядом с Майком, она сказала:
   — Я очень ценю, что вы нашли время и приехали сюда. — Чуть улыбнувшись, она добавила: — Сомневаюсь, что доставка пепла осиротевшим семьям — то, о чем вы мечтали, становясь адвокатом.
   Майку было под сорок. Он сидел, откинувшись на спинку стула, сняв пальто и ослабив галстук, и выглядел гораздо менее чопорным и более привлекательным, чем Шелли казалось поначалу. Он был высокий, сухощавый, голубоглазый, со светло-каштановыми волосами. Шелли почувствовала пробуждающуюся симпатию, ей понравились ум, светившийся в его взгляде, и чувственный изгиб губ.
   Майк отмахнулся.
   — Я хотел сделать это. Ваш брат для меня больше чем клиент… Он был еще и другом. Я надеюсь, что вы станете рассматривать меня в том же качестве.
   Шелли кивнула и, оглядев сидящих за столом, подняла кружку с кофе:
   — За дружбу.
   Мария заулыбалась. Ракель просто кивнула. Майк ухмыльнулся, а Ник — он сидел, откинувшись на спинку стула и вытянув вперед длинные ноги, — молча посмотрел на нее с минуту, потом пожал плечами и поднял свою кружку.
   — Почему бы нет?
   Это был совсем не восторженный отклик, но Шелли готова была его принять. Выпили, и беседа продолжалась еще несколько минут, прежде чем Ракель не спросила внезапно:
   — Как долго ты собираешься здесь оставаться?
   Шелли опустила глаза на коричневую кружку из обожженной глины.
   — Я, хм, еще не определилась с датой… — Она судорожно глотнула и более твердым голосом проговорила: — Вообще-то я, может, и не стану уезжать. — Она подняла глаза. — Я думаю остаться… насовсем.
   — Ох, чика! Девочка моя! Как я рада это слышать, — воскликнула Мария. — Я знаю: Джош надеялся, что когда-нибудь это произойдет. — Тень набежала на ее лицо. — Как жалко, что ты решилась на это лишь теперь… Джош часто говорил, как хочет, чтобы ты вернулась. Он очень по тебе тосковал.
   Шелли нахмурилась. Ей помнилось, что все было не так. В те несколько раз, когда она поднимала вопрос о своем возвращении, Джош тут же переводил разговор на другую тему. По правде говоря, она рискнула бы предположить, что Джош этого не хотел. Он, казалось, был вполне доволен тем, что она живет в Новом Орлеане. А тут Мария сообщает совсем противоположное. Если брат хотел ее приезда, ему стоило только сказать. Почему же он этого не сделал?
   Несколько растерянная, она пожала плечами и пробормотала:
   — Что ж, теперь я здесь, даже если и с опозданием.
   Прервав неловкую паузу, Майк поспешно произнес:
   — Кстати, мне пора подумать об отъезде. Ведь это полтора часа пути. Но прежде, думаю, нам стоит прочесть завещание Джоша. Я привез его с собой в расчете, вдруг на это хватит времени. Не вижу нужды, чтобы вы все ради этой формальности приезжали ко мне в контору. Если вы подождете, пока я достану из машины мой портфель…
   — Разумеется, — ответила Шелли, ее благоприятное впечатление об адвокате только усилилось.
   С уходом Сойера воцарилось неловкое молчание. Шелли снова осознала, что находится среди незнакомых людей, и пожалела, что рядом нет Романа или Анжелики. Невидящими глазами глядя на кружку с кофе, она ждала возвращения Майка. Напряженность, скручивающая ей все внутри, росла с каждой минутой.
   Скованно улыбнувшись, она окинула взглядом Марию и ее детей.
   — Вы были очень добры, что поехали со мной развеять его прах.
   — Доброта не имеет к этому никакого отношения, — проворчал Ник. Вид у него был недовольный и решительный одновременно.
   — Ох, Ник, не надо! Только не сейчас, — вскричала Ракель и схватила его за руку. — Пожалуйста! Мы только что с ним простились. Я знаю, как ты к нему относился, но не начинай тотчас же.
   — Твоя сестра права, — твердо сказала Мария, — сейчас время горевать. Потом придет час и для других вещей.
   Шелли растерянно переводила взгляд с одного замкнутого лица на другое.
   — Может быть, кто-то объяснит мне, что происходит?
   Горькая улыбка скривила рот Ника. Он мрачно посмотрел на нее.
   — А вы и не догадываетесь? — Он покачал головой. — Понятно. Старина Джош не хотел расстраивать свою наивную принцессочку и подрывать пьедестал, на который вы его водрузили. — Ник невесело рассмеялся. — Позвольте мне нанести первый удар по золотому образу, который он вам представлял. — Он отвесил Шелли насмешливый поклон: — Встречайте вашего племянника, тетушка. Конечно, я незаконнорожденный. О нет. Джош может спать с прислугой и обрюхатить ее, но Боже упаси, чтобы великий и могущественный Грейнджер женился на своей мексиканке-экономке или публично признал своего собственного ребенка. — И, глядя на потрясенное лицо Шелли, добавил: — Да, да, тетушка. Все верно. Я — ублюдок вашего братца. Добро пожаловать в семейные тайны.

Глава 3

   Шелли потрясенно заморгала. Самые разные соображения сразу пришли ей в голову. Противоречия между утверждениями Джоша, сказанными ей и сообщенными Марией, были первыми по важности. Ни разу даже не намекнув на существование ребенка, Джош тем не менее явно не хотел, чтобы она вернулась в Дубовую долину. А, разговаривая с Марией, он вел себя иначе. Хитрость. Не пришло бы ей раньше в голову, что это характерная его черта, но теперь она задумалась, не был ли брат ловкачом. Ей помнилось, как расстроило ее в детстве внезапное и необъяснимое исчезновение Марии, которая только что была тут, пела и смеялась, купая ее и укладывая спать, а на другой день пропала. Без предупреждения. Без объяснения. Шелли помнила, как плакала, не понимая, что случилось, почему рухнул ее маленький тихий мир. Она не могла засыпать, тоскуя по Марии, ее нежному пению и забавным сказкам на ночь. Шелли смутно припоминала, как в течение нескольких недель родители ходили с поджатыми губами, а Джош был мрачным и грубым. Подробности уже стерлись из памяти, тем более что она тогда погрузилась в горе своего одиночества. И потом ей же было около четырех, а в таком возрасте многого не запомнишь. Складывая теперь, спустя тридцать лет, эти клочки воедино, у Шелли получалось, что всему было лишь одно объяснение. Особенно если не забывать, что спустя год Мария объявилась у них снова с орущим краснолицым Ником на руках и с мужем… Хуаном Риосом.
   Наверное, это было неуютное и неприятное время для Джоша и ее родителей. Шелли сохранила мало воспоминаний об отце, но фигура матери, несгибаемой, холодной и властной Кэтрин Грейнджер, гордой своим положением в обществе и принадлежностью к такому семейству, была незабываемой. Ни Кэтрин, ни ее муж никак не могли быть довольны, если бы обнаружилось, что первый их внук был сыном мексиканской прислуги. Шелли, нисколько не соглашаясь с ней, могла понять причины поступков своей матери. Кэтрин Вэйл родилась в крайней нищете, и брак со Стэнли Грейнджером был сказкой наяву. Она чувствовала себя Золушкой и, отбросив прошлое, больше гордилась именем Грейнджеров, чем любой представитель этого семейства. Она свирепо защищала репутацию семьи. Поднявшись из грязи, ее мать была снобом и пришла бы в ярость не только в отношении Марии, но и Джоша, просочись новость об этой беременности наружу. Что касается Кэтрин, о ее согласии на брак не могло быть и речи, но, возможно, ее муж, да и Джош, согласились с изгнанием Марии. В конце концов, они тоже были Грейнджеры, видные члены общества, и Джошу не более чем родителям хотелось стать объектом сплетен и пересудов. Но Мария вернулась… и осталась. С ума сойти как интересно!
   Как ни странно, но это было единственной ее реакцией на ситуацию. Любопытно. Глядя на Ника новыми глазами, она подумала, что может увидеть сходство с братом… или с собой, коли на то пошло. Глаза Ника были вовсе не такими темными, как ей показалось поначалу. Они были темно-зелеными, такими же, как у нее. И форма их, слегка миндалевидная, была похожей, типично грейнджеровской, хотя встречалась не у всех членов семейства. Рост Ник мог унаследовать от Джоша… и эту его ленивую грацию. Теперь, когда она знала все, манера двигаться у Ника очень напоминала гибкую плавность Джоша. Шелли могла испытывать сомнения, но ей не приходило в голову просто отбросить претензии Ника. Она поняла, что вполне допускает мысль об этом. Что Ник — сын ее брата. Конечно, могли быть и другие объяснения, она не отбрасывала их заранее, но заявление Ника звучало правдиво.
   Поразив их всех, себя включительно, Шелли внезапно протянула руку и сказала:
   — Рада встретиться с тобой, племянник! — Она криво улыбнулась. — А теперь, может, кто-нибудь любезно объяснит мне, что за дьявольщина здесь происходит?
   Ник покачал головой, медленная улыбка сменила на его лице выражение привычной горечи.
   — Знаете, вы мне всегда нравились… даже когда были дерзким подростком, но, кажется, теперь, вы мне еще больше по вкусу… тетушка.
   — Ты ему веришь? — недоверчиво спросила Мария. Шелли пожала плечами.
   — Я готова принять его слова за чистую монету. Конечно, я слегка ошарашена, даже потрясена. — Она чуть улыбнулась. — И очень заинтригована, но не стану отрицать это. А когда соберусь с мыслями, уверена, что у меня найдется много вопросов.
   Ракель испустила долго сдерживаемый вздох.
   — Ты очень по-доброму к этому отнеслась. Мы с мамой умоляли Ника держать рот на замке. — Она бросила на брата тревожный взгляд. — Тактичным его не назовешь.
   — Ну и пусть я буду бестактным. Это лучше, чем ходить вокруг да около волнующего вопроса. Хотя Джош прилагал все силы, чтобы считать это родство несуществующим, в долине все подозревают правду. Лучше, чтобы Шелли узнала об этом от меня, чем от какой-нибудь рьяной сплетницы.
   — С этим я согласна, — пробормотала Шелли, вспоминая некоторых язвительных жительниц долины. Окинув взглядом собеседников, она поинтересовалась: — А что, это секрет? Или я единственная, кто об этом не знает?
   — Не знает о чем? — спросил Майк Сойер, заходя в комнату с маленьким портфелем в руках.
   — Я больше не единственная представительница нашей ветви семейства, — ответила Шелли, которой эта мысль только что пришла в голову. Ей такая идея очень понравилась. Сын Джоша. У нее есть племянник. От этой мысли ей стало тепло, и она с радостью приняла заявленное родство. Наверное, ей следовало быть неприятно потрясенной или хотя бы расстроенной. Но ей всегда нравился Ник, еще с тех пор когда они вместе играли в детстве, и к Марии она испытывала самые нежные чувства. По правде говоря, она считала ее частью их семьи, так почему бы ей огорчаться, узнав правду?
   Майк бросил быстрый взгляд на Ника.
   — Понимаю. Ник не смог удержаться и не рассказать вам о своей фантазии. Не так ли? Даже сегодня.
   Шелли подняла брови:
   — Фантазии? Вы хотите сказать, что Ник не сын Джоша? — Она посмотрела на Марию, которая оставалась безмолвной. — Это правда? Что Ник — сын моего брата?
   Губы Марии задрожали, она бросила жалобный взгляд на сына.
   — Он в это верит.
   Шелли нахмурилась. Почему бы Марии просто не сказать об этом? Может, она стесняется?
   Она хотела бы настоять на ответе, но Майк невозмутимо заметил:
   — Сейчас не время для подобного разговора. Я понятия не имею о происхождении Ника и, говоря откровенно, мне все равно, кто его отец. — Не обращая внимания на презрительную усмешку Ника, он продолжал: — И я не собираюсь это обсуждать. Ваш брат умер. Мы только что развеяли его прах, и его тайны ушли вместе с ним.
   — Подождите минутку! — начала Шелли. — Вы не можете просто притвориться, что проблемы не существует. Кроме того, зачем Нику лгать? — Она благоразумно решила не упоминать о реакции Марии на заявление сына, но была очень ею озадачена.
   — Я думаю, вы забыли, что на кону большое земельное владение. Чего только не сделают люди, дабы наложить на них руки!
   Ник зарычал и двинулся на адвоката, но Шелли вскочила и встала между ними. Сдерживая Ника одной рукой, упершейся ему в грудь, она яростно сверкнула глазами на Майка и негодующе спрос ила:
   — Давайте начистоту. Вы говорите, что цель Ника, когда он утверждает, что является сыном Джоша, — это наложить лапу на его имение?
   — Вы это сказали сами. А я не говорил.
   Шелли скрипнула зубами, удивляясь, что, собственно говоря, ей понравилось в Майке Сойере. Еле сдерживая гнев, она продолжала:
   — Вы на это намекнули. Вы сами в это верите?
   — Мое мнение здесь роли не играет, — возразил он, явно равнодушный к страстям присутствующих. — А вот что важно — это воля вашего брата. И я могу утверждать, что меньше всего он хотел, чтобы вы именно сегодня выслушивали эти буйные, ничем не подкрепленные фантазии.
   — Почему же нет?
   Сойер нетерпеливо тряхнул головой.
   — Боже мой, Шелли! Вы только что развеяли пепел Джоша… И я собираюсь прочесть вам его завещание. Вы взволнованы и уязвимы. Это идеальный момент, чтобы кто-то сыграл на ваших эмоциях. — Он бросил мрачный взгляд на Ника. — Ник может, сколько ему угодно, заявлять, что он сын Джоша, но нет ничего, что законно подтвердило бы его претензии. Его мать молчит об этом… Это должно вам о чем-то сказать. И если Ник потащит вас в суд и вымажет имя Грейнджеров грязью… у него нет шанса убедить присяжных в вашем родстве. А до тех пор вы единственная наследница вашего брата.
   — Но это же несправедливо! — захлебнулась от возмущения Шелли. — Если он ребенок Джоша, ему полагается часть его владения.
   — Если, — прервал ее Майк, кладя портфель на стол и готовясь его открыть.
   — Подождите! Вы хотите сказать, что Ник лжет, когда говорит, что Джош — его отец? А как насчет Марии? Она что, не знает, кто отец ее детей?
   — Боюсь, что в данном случае это будет ее слово против слова покойника, — сухо отвечал Майк. — И как я уже отметил, Мария не поддержала утверждение Ника. Ваш брат никогда публично или по закону не признавал своих с ней отношений… или Ника. — Когда Шелли возмущенно открыла рот, он поднял руку. — Он действительно помог Марии, когда умер ее муж. Но этот поступок можно объяснить просто добротой. — Майк вновь посмотрел на Ника. — А десять лет назад он одолжил Нику, и, должен заметить, за жалкие гроши, несколько коров из грейнджеровского стада. Так что Ник смог заложить основы своего хозяйства. В то же самое время Джош сдал ему в долгосрочную аренду, опять же за смехотворно низкую цену, ранчо Булл-Флет с домом. Все это может быть названо лишь поступком щедрого человека, каким и был ваш брат.
   Шелли перевела взгляд с отвернувшейся Марии на напрягшегося Ника и снова на адвоката. Происходило что-то странное, но, черт побери, она понять не могла, что именно. Ладно, с Марией она поговорит позднее и добьется правды, а пока она упрямо и громко повторила:
   — Если Ник его сын, ему полагается часть семейных владений.
   — А-а, опять это слово «если». Как я уже говорил, его претензии на родство основаны только на его же словах.
   — А как насчет ДНК? — нерешительно произнесла Шелли. Ее познания в этом вопросе были скудны, но она знала достаточно, чтобы понимать: сравнение с ее ДНК может доказать, что они с Ником родственники, но это не подтвердит отцовства Джоша. Если не ошибается, она что-то читала в газете несколько лет назад насчет дела Томаса Джефферсона против Салли Хеммингс. В статье говорилось, что хотя посредством ДНК можно доказать, что отцом потомков Хеммингсов был кто-то из семьи Джефферсонов, но убедительного доказательства, что этим кем-то был Томас Джефферсон, получить нельзя, так как мужских потомков Томас Джефферсон не оставил. Шелли широко открыла глаза. — Так вот почему он настоял на кремации! — И добавила слова, которые никогда раньше и не подумала бы сказать о своем брате: — Ах он, негодный плут!
   — Вам не кажется, что вы слишком бурно реагируете? — резко произнес Майк. — Вы делаете поспешные выводы. Джош всегда думал о кремации. Сейчас у вас есть только утверждение Ника, что вы состоите в родстве. Неужели вы собираетесь отбросить все, что знали о своем брате, только на основании слов некоего молодого человека, с которым к тому же не очень хорошо знакомы?
   Шелли перевела взгляд с одного напряженного лица на другое. Пять минут назад она поверила, что Ник — сын Джоша. Может быть, ей просто очень захотелось, чтобы он им был? Чтобы на земле осталось какое-то физическое напоминание о Джоше? Возможно ли, что Ник играл на ее нынешней восприимчивости, а сам хотел только добраться до состояния Грейнджеров? Ее не было здесь много лет, и, когда она покинула эти края, ей было всего восемнадцать. Что, в сущности, знает она о Нике… или даже о его матери?
   У Шелли вдруг разболелась голова и перехватило горло. Ей не хочется разбираться в этом сейчас. Может быть, Майк прав и она делает слишком поспешные выводы? Она снова посмотрела на Ника. Ладно, пусть у него зеленые глаза, и ей показалось, что она разглядела фамильное сходство. Возможно, она ошиблась. Ник не первый человек, которого при мысли о куче денег обуяла жадность.
   Она сделала шаг назад и, стараясь не встречаться ни с кем глазами, мягко проговорила:
   — Сию минуту я, кажется, не узнала бы и родного брата.
   Оставшись в комнате одна, Шелли легла на кровать, стараясь не думать о безобразном окончании дня. Ей не хотелось думать, что Ник заявил о родстве для того, чтобы отхватить кусок пирога, которым является наследство Джоша. Она честно призналась себе, что желала бы, чтобы Ник говорил правду. Ей так сильно хотелось, чтобы Ник оказался сыном Джоша, ее родственником, что самой было удивительно. Но и выбросить из головы слова Сойера она тоже не могла. И не в силах была примирить образ человека, которого Ник объявил своим отцом, с ее открытым, щедрым и любящим братом, каким она знала его всю жизнь. Если Ник был его ребенком, почему брат ничего ей об этом не рассказывал? Ну конечно, не тогда, когда она была маленькой, но когда выросла? Зачем было ему хранить это в секрете? Потому что ему было стыдно и не хотелось, чтобы она плохо о нем думала? Что ж, вполне возможно.
   А больше всего ее мучило то, что если Ник и вправду был сыном Джоша, тот никогда не признавал этого факта. Незаконнорожденный или нет, но неужели в какой-то момент гордость или любовь не тронули его настолько, чтобы признать родство? Она вздохнула, стараясь примирить то, что знала о брате, с заявлением Ника. Если она правильно поняла скудные сведения, которыми располагала, Джош всегда держался на расстоянии, вел себя так, словно был всего лишь добрым и заботливым нанимателем Марии. Если Ник говорил правду, брат так никогда и не признал ее. Никому, даже своему адвокату. И Сойер был прав, черт бы его побрал! И одалживание коров и земли можно объяснить простой щедростью одинокого человека, у которого не было собственных детей.
   От этих мыслей голова у нее шла кругом. Ее тревожило упорное молчание Марии. Почему мать Ника не поддержала его? Неужели Мария знала, что он лжет, и, не желая разоблачать его, не осмеливалась и поддержать? У Шелли не было на это ответов, и постепенно она провалилась в тяжелый сон. Она не знала, как долго спала, но что-то ее разбудило. Заспанными глазами окинув комнату, она с удивлением поняла, что уже смеркалось и комната погрузилась в полумрак.
   Какое-то мгновение она лежала, стараясь проснуться. Стук в дверь заставил ее сесть на постели. Поискав выключатель, она нащупала его и зажгла лампу. Мягкий золотистый свет упал на постель, разогнал тени и даже принес некоторое ощущение тепла.
   Она зевнула. В дверь постучали настойчивее.
   Шелли потерла лоб и крикнула:
   — Кто там?
   — Ник. Можно мне войти?
   Помедлив, она ответила:
   — Конечно. Дверь не заперта.
   Ник скользнул в комнату. В руках у него был поднос. Он поставил его на прикроватный столик, затем, схватив стул, придвинул его и уселся.
   Шелли посмотрела на поднос и не могла не улыбнуться. Там была полная тарелка мексиканского печенья и полгаллоновая картонка молока. И еще два стакана.
   Взяв печенье и откусив кусочек, она взглянула на Ника:
   — Это Мария рассказала тебе, что они мои любимые?
   Он неуверенно улыбнулся.
   — Нет. Я помню это с детства. — Улыбка его исчезла. — Послушай, — произнес он, — я хочу извиниться за то, что произошло днем. Майк был прав в одном: не вовремя было все это. Я должен был держать рот на замке и дать тебе возможность прийти в себя, а уж потом говорить. Прости меня.
   Налив молоко в оба стакана, она подвинула один к нему и, показывая на печенье, пробормотала с полным ртом:
   — Угощайся.
   В полной тишине они пили молоко и жевали печенье. Молчание было дружеским. Уютным. И Шелли вспомнила, как в детстве они с Ником делали то же самое: ели печенье, запивая его молоком, в полном согласии друг с другом.
   Поставив несколько минут спустя пустой стакан на поднос, она сказала:
   — Время ты выбрал неудачное, я согласна, однако проблема от этого никуда не делась. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Так был Джош твоим отцом?
   Он поколебался, глубоко вздохнул и порывисто ответил:
   — Да. Я верю, что был. Он никогда в этом не признавался, а мама… — Он выглядел озадаченным и обиженным. — Она об этом не говорит… Но они с Хуаном никогда не скрывали, что он не мой отец, хоть я и ношу его фамилию. — Ник вздохнул и посмотрел на тарелку с быстро убывающим печеньем. — Когда бы я ни спрашивал ее о моем настоящем отце, мама просто твердила, чтобы я об этом не тревожился: у нас хороший дом, у нее прекрасная работа и нам он не нужен. Мы счастливы без него… а кроме того, она замужем за Хуаном. К тому времени как я стал достаточно взрослым, чтобы всерьез расспросить о нем, я, наверное, уже привык принимать такой ответ и не думать об этом. — Он молча смотрел перед собой. — Должно быть, мне было пятнадцать или шестнадцать, когда я понял, что этого недостаточно. До той поры Джош казался отличным парнем. Он был добр к маме, хорошо обращался с Ракелью и со мной после смерти Хуана… ну, в этой своей беспечной беззаботной манере. Я никогда не подозревал о нашем родстве… и об отношениях между ними. — Он скорчил гримасу. — Ладно, признаюсь, что теперь и тогда, после смерти Хуана, я думал, как было бы замечательно, если бы у мамы было что-то с мистером Грейнджером. Но никогда, ни разу, не подозревал, что твой брат мне отец.
   — Как ты об этом узнал? — спросила Шелли с набитым ртом.
   — От какого-то умника в школе. На тренировке по футболу. Не помню в точности, что произошло, но мы ввязались в драку. — Он ухмыльнулся. — Знаешь, все эти молодые мужские гормоны… Во всяком случае, я чуть не выбил из него всю дурь… пока его друзья не оттащили его прочь. А тогда в драку ввязались мои друзья. — Глаза его загорелись азартом воспоминаний. — Тренеры набросились на нас и растащили. Нам прочли нотацию и троих или четверых посадили на скамью штрафников до следующей игры. К тому времени мы остыли и считали, что легко отделались… нас могли исключить на весь сезон.