Неожиданная удача ждала меня, когда я уже потеряла всякую надежду. Новый поворот и…
В конце улицы, резко уходившей вниз, блеснула голубая лента реки. Ура! Хоть какое-то разнообразие!
Люди так любят обманывать. Чаще всего – себя.
Честно говоря, я всегда искренне считала, что в наше время, когда космические корабли бороздят просторы Большого театра… пардон, не та опера. В любом случае, в наше время такое словосочетание, как «ручная стирка», давно ушло в прошлое. Ага, щазззз!
Впереди, на полуразрушенных деревянных мостках, молодая девушка полоскала белье. Рядом стояла плетеная корзина, до краев наполненная вещами. Девица неловко повернулась, и корзина, задетая локтем, бойко ухнула в воду. Прачка испуганно ойкнула, потянулась за вещами и рухнула вслед за корзиной, с головой уйдя под воду.
Господи, да какая ж здесь у них глубина? У самого-то берега?!
Ллевеллин, не раздумывая, рванул мимо меня к утопающей, прыгнул в воду. Всего через несколько мгновений кашляющая девушка была вытащена на берег. Она некоторое время судорожно хватала ртом воздух, затем наконец отдышалась и, не обращая внимания на то, что с нее льет в три ручья, радостно повисла на шее Ллевеллина.
– О, спасибо вам, благородный господин! – завизжала недоутопленница. – Вы спасли мне жизнь, и моя благодарность будет воистину безгранична!
Не поняла, на что это она намекает?!
Не надо было ее вылавливать.
Покрасневший как маков цвет, Рыцарь судорожно пытался расцепить ее руки. Безрезультатно.
Так. Пора мне вмешаться, иначе…
Какая ревность? Какая, на фиг, ревность, я вас спрашиваю?! Она же просто сейчас задушит моего Ллевеллинчика! Ну в смысле не совсем уж моего, но все-таки. Вы поняли, да? Я спасаю Рыцаря от удушения. Не более того!
Я осторожно приблизилась к этой странной композиции под названием «Ллевеллин, застывший статуей и не знающий, куда ему деть руки, мучительно соображает, как вежливо послать даму далеко и надолго» и, похлопав девицу по мокрому плечу, сообщила (она наконец соизволила оглянуться, но на шее у моего Рыцаря висла по-прежнему):
– Девушка, у вас уже все вещи уплыли.
Девица, вместо того чтобы заняться своими прямыми трудовыми обязанностями, смерила меня ледяным взглядом и, не расцепляя рук, холодно поинтересовалась:
– А вы, собственно, кто такая?
Не, нормально, да?! Вешается на МОЕГО Рыцаря и еще чего-то от меня требует!
– Гелла, Хозяйка Замка, – мрачно сообщила я. Фамилия, я думаю, здесь не требуется.
Девица как-то мгновенно побледнела, став одного цвета с давно уплывшим бельем, и соизволила-таки наконец разомкнуть руки.
– П-п-простите, миледи! – выдохнула она, испуганно уставившись на меня. – Я не знала… – Ее взгляд заметался между мной и Ллевеллином: – А в-вы т-тогда…
– Ллевеллин ап Гвидион, – склонил влажную голову юноша, – Рыцарь Замка.
Ух ты, а я думала, он мой Рыцарь! Так, стоп. А ведь я именно так и думала, когда девушку отвлекала. Пора завязывать с этими собственническими замашками!
Девица между тем побледнела еще сильнее.
– М-м-миледи, я не знала, клянусь, я бы никогда не посмела и… и… – начала она, заламывая руки.
– Идите домой, высушитесь, – тихо посоветовала я, – а то замерзнете, простудитесь.
Девицу как ветром сдуло.
Ллевеллин же огляделся, словно проверяя, нет ли никого поблизости, а потом вдруг опустился на одно колено, склонил голову:
– Миледи, прошу простить мне мою дерзость, я не должен был так поступать. Я обязан был дождаться вашего приказа.
Это чего с ним?! Нет, я понимаю, что сейчас разговариваю, как Вовка в тридевятом царстве, но на связную речь у меня просто нет никаких сил.
Это что, он извиняется за то, что спас эту девушку?! Считает, что мне это может не понравиться?! Как там Фрекен Бок говорила? «Я сошла с ума, какая досада!»? Вот-вот. Именно об этом я и говорю.
– Ллевеллин, не сходи с ума! – тихо пробурчала я, настороженно зыркая по сторонам – сейчас кто-нибудь из аборигенов на улицу выскочит (вон как в окошки уставились!), а тут такая картина маслом! – Веди себя прилично!
Рыцарь вскинул на меня удивленный взгляд – похоже, здесь нормы приличия в корне отличаются от общепринятых, и поза Ллевеллина не вызовет не то что насмешек, а даже удивления. Пришлось выкручиваться:
– Все в порядке, встань!
Насквозь мокрый парень послушно поднялся, не обращая внимания на воду, хлюпающую в сапогах.
Господи, и никак я не привыкну к такому вот подчинению. Хотя, если размышлять логически, много ли у меня времени было, чтобы привыкнуть? Я даже толком не могла сказать, сколько часов прошло с того момента, как я оказалась в Замке, – два-три или все сутки.
– Возвращаемся туда, откуда пришли, – вздохнула я. – Надо найти тебе сухую одежду, а то еще замерзнешь, заболеешь.
Ллевеллин позволил себе скромную улыбку:
– Я не могу заболеть, миледи. Рыцарь либо здоров, либо мертв.
М-да. Достанется ж кому-то такой вот удобный муж. Какая экономия на лекарствах!
Гелла! Ну о чем ты вообще думаешь?! Человек сейчас замерзнет, на фиг, а ты «экономия, экономия»! Сердца у тебя вообще, что ли, нет?!
Тем более что вторая часть его фразы мне совершенно не понравилась!
– Но переодеться тебе все равно надо, – решила не успокаиваться я. – Ветер – холодно будет.
Если честно, сказать, что погода нынче была ветреной, мог только человек, проведший всю сознательную жизнь в консервной банке, но… В конце концов, не может же Ллевеллин ходить в таком виде! Как минимум это неприятно!
– Но, отец, это глупо! – не успокаивалась девушка. – Я же говорю, она другая! В твоих действиях нет никакого смысла!
Мужчина упрямо поджал губы:
– Я знаю лучше, что делать, а потому поступим так, как я решил. Тем более что слова одной девчонки не пересилят воли всей деревни!
– Зачем, миледи? – удивленно пожал плечами Рыцарь. – И так можно.
Ллевеллин зябко передернул плечами. Ну вот, я ж говорю, замерз, сейчас простудится, а мне его потом лечить! Ой, стоп! Мне лечить – это значит, он, весь такой больной, в кровати лежать будет, а рядом я, с градусником и грелкой, вытираю пот ему с лица… Какая прелесть! Гелла, о чем ты думаешь, сердца у тебя нет, что ли?
От его черных волос пошла волна бледного свечения. Всего мгновение – и одежда юноши была абсолютно суха.
Круто! Интересно, а гладить ее надо? Если нет, это ж такой кайф! Ни стирки, ни глажки – живем! А можно вообще, если домой вернусь, наладить сеть прачечных – только и нужен один-единственный Ллевеллин.
М-да, Геллочка, меркантильная ты. Причем настолько, что это уже и не лечится. Если подобное вообще лечат.
Глава 14
Глава 15
В конце улицы, резко уходившей вниз, блеснула голубая лента реки. Ура! Хоть какое-то разнообразие!
Люди так любят обманывать. Чаще всего – себя.
Честно говоря, я всегда искренне считала, что в наше время, когда космические корабли бороздят просторы Большого театра… пардон, не та опера. В любом случае, в наше время такое словосочетание, как «ручная стирка», давно ушло в прошлое. Ага, щазззз!
Впереди, на полуразрушенных деревянных мостках, молодая девушка полоскала белье. Рядом стояла плетеная корзина, до краев наполненная вещами. Девица неловко повернулась, и корзина, задетая локтем, бойко ухнула в воду. Прачка испуганно ойкнула, потянулась за вещами и рухнула вслед за корзиной, с головой уйдя под воду.
Господи, да какая ж здесь у них глубина? У самого-то берега?!
Ллевеллин, не раздумывая, рванул мимо меня к утопающей, прыгнул в воду. Всего через несколько мгновений кашляющая девушка была вытащена на берег. Она некоторое время судорожно хватала ртом воздух, затем наконец отдышалась и, не обращая внимания на то, что с нее льет в три ручья, радостно повисла на шее Ллевеллина.
– О, спасибо вам, благородный господин! – завизжала недоутопленница. – Вы спасли мне жизнь, и моя благодарность будет воистину безгранична!
Не поняла, на что это она намекает?!
Не надо было ее вылавливать.
Покрасневший как маков цвет, Рыцарь судорожно пытался расцепить ее руки. Безрезультатно.
Так. Пора мне вмешаться, иначе…
Какая ревность? Какая, на фиг, ревность, я вас спрашиваю?! Она же просто сейчас задушит моего Ллевеллинчика! Ну в смысле не совсем уж моего, но все-таки. Вы поняли, да? Я спасаю Рыцаря от удушения. Не более того!
Я осторожно приблизилась к этой странной композиции под названием «Ллевеллин, застывший статуей и не знающий, куда ему деть руки, мучительно соображает, как вежливо послать даму далеко и надолго» и, похлопав девицу по мокрому плечу, сообщила (она наконец соизволила оглянуться, но на шее у моего Рыцаря висла по-прежнему):
– Девушка, у вас уже все вещи уплыли.
Девица, вместо того чтобы заняться своими прямыми трудовыми обязанностями, смерила меня ледяным взглядом и, не расцепляя рук, холодно поинтересовалась:
– А вы, собственно, кто такая?
Не, нормально, да?! Вешается на МОЕГО Рыцаря и еще чего-то от меня требует!
– Гелла, Хозяйка Замка, – мрачно сообщила я. Фамилия, я думаю, здесь не требуется.
Девица как-то мгновенно побледнела, став одного цвета с давно уплывшим бельем, и соизволила-таки наконец разомкнуть руки.
– П-п-простите, миледи! – выдохнула она, испуганно уставившись на меня. – Я не знала… – Ее взгляд заметался между мной и Ллевеллином: – А в-вы т-тогда…
– Ллевеллин ап Гвидион, – склонил влажную голову юноша, – Рыцарь Замка.
Ух ты, а я думала, он мой Рыцарь! Так, стоп. А ведь я именно так и думала, когда девушку отвлекала. Пора завязывать с этими собственническими замашками!
Девица между тем побледнела еще сильнее.
– М-м-миледи, я не знала, клянусь, я бы никогда не посмела и… и… – начала она, заламывая руки.
– Идите домой, высушитесь, – тихо посоветовала я, – а то замерзнете, простудитесь.
Девицу как ветром сдуло.
Ллевеллин же огляделся, словно проверяя, нет ли никого поблизости, а потом вдруг опустился на одно колено, склонил голову:
– Миледи, прошу простить мне мою дерзость, я не должен был так поступать. Я обязан был дождаться вашего приказа.
Это чего с ним?! Нет, я понимаю, что сейчас разговариваю, как Вовка в тридевятом царстве, но на связную речь у меня просто нет никаких сил.
Это что, он извиняется за то, что спас эту девушку?! Считает, что мне это может не понравиться?! Как там Фрекен Бок говорила? «Я сошла с ума, какая досада!»? Вот-вот. Именно об этом я и говорю.
– Ллевеллин, не сходи с ума! – тихо пробурчала я, настороженно зыркая по сторонам – сейчас кто-нибудь из аборигенов на улицу выскочит (вон как в окошки уставились!), а тут такая картина маслом! – Веди себя прилично!
Рыцарь вскинул на меня удивленный взгляд – похоже, здесь нормы приличия в корне отличаются от общепринятых, и поза Ллевеллина не вызовет не то что насмешек, а даже удивления. Пришлось выкручиваться:
– Все в порядке, встань!
Насквозь мокрый парень послушно поднялся, не обращая внимания на воду, хлюпающую в сапогах.
Господи, и никак я не привыкну к такому вот подчинению. Хотя, если размышлять логически, много ли у меня времени было, чтобы привыкнуть? Я даже толком не могла сказать, сколько часов прошло с того момента, как я оказалась в Замке, – два-три или все сутки.
– Возвращаемся туда, откуда пришли, – вздохнула я. – Надо найти тебе сухую одежду, а то еще замерзнешь, заболеешь.
Ллевеллин позволил себе скромную улыбку:
– Я не могу заболеть, миледи. Рыцарь либо здоров, либо мертв.
М-да. Достанется ж кому-то такой вот удобный муж. Какая экономия на лекарствах!
Гелла! Ну о чем ты вообще думаешь?! Человек сейчас замерзнет, на фиг, а ты «экономия, экономия»! Сердца у тебя вообще, что ли, нет?!
Тем более что вторая часть его фразы мне совершенно не понравилась!
– Но переодеться тебе все равно надо, – решила не успокаиваться я. – Ветер – холодно будет.
Если честно, сказать, что погода нынче была ветреной, мог только человек, проведший всю сознательную жизнь в консервной банке, но… В конце концов, не может же Ллевеллин ходить в таком виде! Как минимум это неприятно!
– Но, отец, это глупо! – не успокаивалась девушка. – Я же говорю, она другая! В твоих действиях нет никакого смысла!
Мужчина упрямо поджал губы:
– Я знаю лучше, что делать, а потому поступим так, как я решил. Тем более что слова одной девчонки не пересилят воли всей деревни!
– Зачем, миледи? – удивленно пожал плечами Рыцарь. – И так можно.
Ллевеллин зябко передернул плечами. Ну вот, я ж говорю, замерз, сейчас простудится, а мне его потом лечить! Ой, стоп! Мне лечить – это значит, он, весь такой больной, в кровати лежать будет, а рядом я, с градусником и грелкой, вытираю пот ему с лица… Какая прелесть! Гелла, о чем ты думаешь, сердца у тебя нет, что ли?
От его черных волос пошла волна бледного свечения. Всего мгновение – и одежда юноши была абсолютно суха.
Круто! Интересно, а гладить ее надо? Если нет, это ж такой кайф! Ни стирки, ни глажки – живем! А можно вообще, если домой вернусь, наладить сеть прачечных – только и нужен один-единственный Ллевеллин.
М-да, Геллочка, меркантильная ты. Причем настолько, что это уже и не лечится. Если подобное вообще лечат.
Глава 14
Кушать подано, идите жрать, пожалуйста
Не знаю, сколько бы я стояла, размышляя о методах, способностях и возможностях Ллевеллина, но в этот момент в конце абсолютно пустынной улицы показался уже знакомый мужичок, тот самый, что на ужин приглашал. Он некоторое время оглядывался по сторонам, словно выискивая кого-то, а потом резво поскакал (в переносном смысле, конечно) к нам с Ллевеллином.
– Миледи, – сказал мужчина, сгибаясь в угодливом поклоне (и как у него спина не заболит?), – я так счастлив, что нашел вас! – Угу, давно не виделись. Но на лице я сохранила маску спокойствия и легкой заинтересованности. – Все уже готово к ужину, следуйте за мной!
К ужину? А не рановато ли? Часа четыре дня, не больше. Хотя кто их в этом Средневековье знает. Я читала, заутреня часа в три ночи обычно служится (интересно, здесь христианство есть?), так что может и ужин в четыре часа начинаться.
Я оглянулась на Ллевеллина. На мгновение мне показалось, что по лицу Ллевеллина проскользнуло какое-то непонятное чувство. То ли злоба, то ли тоска, то ли усталость, а впрочем, непонятно. И вообще, кто этих мужчин поймет? У них все не как у людей. Черное – белое, да – нет. А на оттенки серого и вариации типа «может быть» места не остается. Мозги, наверное, неправильно устроены.
Ладно, забудем. Ужинать так ужинать. Хотя, если честно, есть я совершенно не хочу. Буду, значит, как хохол из анекдота: «А шо не зъим, то пиднадкусую».
Мрачное лицо Ллевеллина только придавало оптимизма.
Похоже, аборигены решили меня не покормить, а откормить. На убой.
Это я поняла после того, как мужчина, присутствовавший при моем пробуждении (Спящая красавица, блин, нашлась!), вывел нас на какую-то площадь (искать ее среди однотипных домов-улиц пришлось долго), посреди которой был накрыт стол. Застеленный несколькими скатертями – из-под белой выглядывала красная, под ней виднелся краешек зеленой, а еще ниже высовывалась синяя кромка, – заставленный тарелками и кувшинами, украшенными чеканкой.
Я осторожненько огляделась и тихо поинтересовалась:
– А где все?
– Простите, миледи? – вскинул на меня удивленный взгляд мужчина.
– Что я, одна ужинать буду?
Даже Ллевеллин в Замке меня никуда не посылал, вместе со мной завтракал, а тут я сама буду, что ли? И вообще, там же, в кувшинах этих, явно имеются спиртные напитки. Я как алконавт какой-то одна квасить должна?!
– Вам нужны сотрапезники? – удивился хлебосольный хозяин.
Ну надо же, какой догадливый! Нет, одна я здесь давиться буду!
– Нужны.
Мужчина задумчиво почесал затылок, а потом вдруг гаркнул:
– Хайна!
Ой, ну и зачем так орать?
Я недовольно скривилась, потирая ухо, контуженное воплем деревенского старосты (так я про себя решила называть этого). Увы и ах, но мои ужимки заметил только Ллевеллин, на лице которого на мгновение проскользнуло что-то похожее на усмешку. Пропало это «что-то» так же быстро, как и появилось, я даже не поняла, было ли оно на самом деле, или мне показалось. Второе присутствующее здесь лицо смотрело куда-то в сторону, а потому на бедную-несчастную меня никакого внимания не обращало.
Словно в ответ на эти выкрики, где-то в дальнем конце площади оглушительно стукнула дверь, потом застучали каблучки, и на площадь выскочила запыхавшаяся девушка. Та самая, что вешалась на Ллевеллина.
Это что, ее Хайночкой кличут? Дал же бог фамилию. В смысле вот поиздевались родители над ребенком. Впрочем, мне с моей «Геллой» грех смеяться.
– Звал, папа? – поинтересовалась она, уверенно не обращая на меня с Ллевеллином никакого внимания.
Поражаюсь я этой девочке. Нет, честно, поражаюсь. То вешается на Рыцаря, словно он – последний мужчина на Земле, то вообще игнорирует. Сама непосредственность!
– Да, – тихо начал мужчина, и в голосе его звучала вся скорбь о несовершенстве мира. – Миледи желает отужинать в нашей деревне, – угу, вот прямо сплю и вижу! – а потому обойди соседние дома, позови самых знатных горожан.
Девушка наконец соизволила перевести взгляд с отца на меня, и ее тут же как ветром сдуло. Страшная я такая, что ли? Вернусь в Замок – сделаю огуречную маску.
Мне вот интересно, если этого старосту действительно волнует, что я так «желаю отужинать», нельзя было сразу подготовиться, пригласительные письма набросать, тихо и мирно организовать какой-нибудь междусобойчик, в конце концов?
Видимо, нельзя, и местные жители придерживались того же мнения – уже через пару минут на площади появилось человек пятнадцать. Мужчины и женщины, молодые и старые, все, как на подбор, мрачные, словно уксусу натощак напились.
Так, ладно, с приглашенными разобрались. А рассаживаться они как будут? Ни одного стульчика местные массовики-затейники не предусмотрели, даже для меня, или они думают, мы в Турции живем, будем подушечками пользоваться?
К счастью, гостеприимные хозяева до такого ужаса не додумались. Шустрые мальчишки лет десяти – двенадцати быстренько притащили по стулу на каждого приглашенного. Хорошо, что не по два на рыло, а то было бы, как в «Формуле любви»: «Одному, на двух конях? Седалища не хватит!» Одну табуреточку поставили во главе стола. Это, как я понимаю, для меня.
«Самые знатные» чинно расселись. Я осторожненько примостилась на краешке стула, огляделась. Э… не поняла?! А для Ллевеллина что, никакой скамеечки не предусмотрели? Нет, я так не играю!
Я начала вставать, но мне на плечо легла рука:
– Миледи, молю вас, не беспокойтесь, я буду рядом. – Мне показалось или я действительно услышала тихий шепот?
Я оглянулась. Ллевеллин действительно стоял за моей спиной, но разделяло нас шага три, не меньше! Как он это сделал? Или у меня уже галлюцинации начались? Чудненько. А может, они просто продолжаются.
Тарелка, стоявшая передо мною, наполнилась, как по волшебству. Хрупкий большеглазый мальчишка, прошмыгнувший мимо меня, щедро плеснул вина в золотой кубок, украшенный драгоценными камнями. Как ни странно, но подобные излишества – золото, камни – были только у меня. Остальные обходились глиняными да деревянными чарками.
– Господа и дамы, – вскочил на ноги староста (не, я не поняла, а почему такая дискриминация? Обычно ж наоборот говорят!), – сегодня нас почтила своим присутствием Хозяйка Замка. – (Мне вот интересно, я читала, что все эти крупные строения как-то, но назывались, а у Замка, получается, и наименования никакого нет?) – Мы счастливы осознавать, что госпожа оказала нам такую великую честь! Так выпьем же за то… – Он на мгновение запнулся, набирая полную грудь воздуха, а мне, как назло, в голову пришло незабвенное «однажды маленькая, но гордая птичка…». Я непочтительно хихикнула и опустила глаза на сосуд, который держала в руках. – …За то, чтобы власть госпожи пребывала с ней до конца дней ее!
Не знаю, как у кого, а у меня просто язык зачесался ляпнуть что-нибудь вроде «харашо сказал, да?» с типичным акцентом. Сдержалась, честно говоря, с трудом, а для того чтобы не сказать что-нибудь еще, такое же неподобающее, смело поднесла кубок к губам. Ну что, попробуем домашнего винца?
Как бы не так! За мгновение до того, как я успела сделать глоток, Ллевеллин перехватил мою руку и буквально выдернул кубок из рук. Не поняла?!
Рыцарь же, обогнув стул и встав слева от меня, неспешно отхлебнул из моего кубка и, опустив его на стол, чуть слышно обронил, в ответ на недоумевающий взгляд старосты, сидевшего по правую руку от меня:
– Миледи не любит столь терпкие напитки.
Э… не поняла, чего это он за меня распоряжается?!
Староста же, кажется, был готов к подобному отказу. Выдавив какую-то излишне сладкую улыбку, он протянул:
– Надеюсь, кулинария миледи понравится больше.
Какая там была у них кулинария, я так и не выяснила. Ллевеллин, взяв со стола двузубую серебряную вилку, раз за разом отталкивая мою руку, подцеплял с моей тарелки кусочки пищи и задумчиво сообщал:
– Миледи не любит столь пряное… Миледи не любит столь горькое… Миледи не любит столь…
Староста подставлял все новые и новые блюда, Ллевеллин меланхолично сообщал, почему я такого не люблю, а мне оставалось лишь провожать тарелки голодным взглядом. Устроить скандал, послать Рыцаря в болото и накинуться на продукты мне не позволяла, во-первых, бережно взращенная родителями вежливость (дальше по тексту следует два листа матерных выражений, так что… в общем, вы поняли), ну а во-вторых… Что «во-вторых», я еще не придумала.
Ночь давно вступила в свои права, на стенах домов загорелись чуть заметные огоньки – местный аналог то ли светлячков, то ли фонарей, – алые и золотые, синеватые и зеленые, собравшиеся в кучки и рассыпанные на огромных площадях. В любом случае, света они давали достаточно, чтобы я могла разглядеть, сколько всего вкусного лежит на столе, а мне не достается!
Терпение мое лопнуло в тот момент, когда Ллевеллин в очередной раз послал местного главу далеко и надолго, надкусив аппетитно выглядевший, а пахнувший и того лучше пирожок и вернув его на блюдо, заявляя при этом:
– Миледи не любит столь сладкое.
Резко вскочив на ноги, я стукнула по столу вилкой, которой так и не пришлось воспользоваться, и мрачно сообщила:
– Миледи много чего не любит! А сейчас миледи хочет спать!
Надеюсь, они предоставят мне комнату с кроватью? Или выгонят, к чертовой бабушке, обратно в Замок, на ночь глядя?
Не выгнали. Староста почесал макушку и вздохнул:
– Позвольте, я покажу вам вашу комнату, миледи.
Ну-ну. А Ллевеллину предоставят отдельную или как?
Хотя, надо сказать, я сомневаюсь, что мне удастся выспаться. На голодный-то желудок…
– Миледи, – сказал мужчина, сгибаясь в угодливом поклоне (и как у него спина не заболит?), – я так счастлив, что нашел вас! – Угу, давно не виделись. Но на лице я сохранила маску спокойствия и легкой заинтересованности. – Все уже готово к ужину, следуйте за мной!
К ужину? А не рановато ли? Часа четыре дня, не больше. Хотя кто их в этом Средневековье знает. Я читала, заутреня часа в три ночи обычно служится (интересно, здесь христианство есть?), так что может и ужин в четыре часа начинаться.
Я оглянулась на Ллевеллина. На мгновение мне показалось, что по лицу Ллевеллина проскользнуло какое-то непонятное чувство. То ли злоба, то ли тоска, то ли усталость, а впрочем, непонятно. И вообще, кто этих мужчин поймет? У них все не как у людей. Черное – белое, да – нет. А на оттенки серого и вариации типа «может быть» места не остается. Мозги, наверное, неправильно устроены.
Ладно, забудем. Ужинать так ужинать. Хотя, если честно, есть я совершенно не хочу. Буду, значит, как хохол из анекдота: «А шо не зъим, то пиднадкусую».
Мрачное лицо Ллевеллина только придавало оптимизма.
Похоже, аборигены решили меня не покормить, а откормить. На убой.
Это я поняла после того, как мужчина, присутствовавший при моем пробуждении (Спящая красавица, блин, нашлась!), вывел нас на какую-то площадь (искать ее среди однотипных домов-улиц пришлось долго), посреди которой был накрыт стол. Застеленный несколькими скатертями – из-под белой выглядывала красная, под ней виднелся краешек зеленой, а еще ниже высовывалась синяя кромка, – заставленный тарелками и кувшинами, украшенными чеканкой.
Я осторожненько огляделась и тихо поинтересовалась:
– А где все?
– Простите, миледи? – вскинул на меня удивленный взгляд мужчина.
– Что я, одна ужинать буду?
Даже Ллевеллин в Замке меня никуда не посылал, вместе со мной завтракал, а тут я сама буду, что ли? И вообще, там же, в кувшинах этих, явно имеются спиртные напитки. Я как алконавт какой-то одна квасить должна?!
– Вам нужны сотрапезники? – удивился хлебосольный хозяин.
Ну надо же, какой догадливый! Нет, одна я здесь давиться буду!
– Нужны.
Мужчина задумчиво почесал затылок, а потом вдруг гаркнул:
– Хайна!
Ой, ну и зачем так орать?
Я недовольно скривилась, потирая ухо, контуженное воплем деревенского старосты (так я про себя решила называть этого). Увы и ах, но мои ужимки заметил только Ллевеллин, на лице которого на мгновение проскользнуло что-то похожее на усмешку. Пропало это «что-то» так же быстро, как и появилось, я даже не поняла, было ли оно на самом деле, или мне показалось. Второе присутствующее здесь лицо смотрело куда-то в сторону, а потому на бедную-несчастную меня никакого внимания не обращало.
Словно в ответ на эти выкрики, где-то в дальнем конце площади оглушительно стукнула дверь, потом застучали каблучки, и на площадь выскочила запыхавшаяся девушка. Та самая, что вешалась на Ллевеллина.
Это что, ее Хайночкой кличут? Дал же бог фамилию. В смысле вот поиздевались родители над ребенком. Впрочем, мне с моей «Геллой» грех смеяться.
– Звал, папа? – поинтересовалась она, уверенно не обращая на меня с Ллевеллином никакого внимания.
Поражаюсь я этой девочке. Нет, честно, поражаюсь. То вешается на Рыцаря, словно он – последний мужчина на Земле, то вообще игнорирует. Сама непосредственность!
– Да, – тихо начал мужчина, и в голосе его звучала вся скорбь о несовершенстве мира. – Миледи желает отужинать в нашей деревне, – угу, вот прямо сплю и вижу! – а потому обойди соседние дома, позови самых знатных горожан.
Девушка наконец соизволила перевести взгляд с отца на меня, и ее тут же как ветром сдуло. Страшная я такая, что ли? Вернусь в Замок – сделаю огуречную маску.
Мне вот интересно, если этого старосту действительно волнует, что я так «желаю отужинать», нельзя было сразу подготовиться, пригласительные письма набросать, тихо и мирно организовать какой-нибудь междусобойчик, в конце концов?
Видимо, нельзя, и местные жители придерживались того же мнения – уже через пару минут на площади появилось человек пятнадцать. Мужчины и женщины, молодые и старые, все, как на подбор, мрачные, словно уксусу натощак напились.
Так, ладно, с приглашенными разобрались. А рассаживаться они как будут? Ни одного стульчика местные массовики-затейники не предусмотрели, даже для меня, или они думают, мы в Турции живем, будем подушечками пользоваться?
К счастью, гостеприимные хозяева до такого ужаса не додумались. Шустрые мальчишки лет десяти – двенадцати быстренько притащили по стулу на каждого приглашенного. Хорошо, что не по два на рыло, а то было бы, как в «Формуле любви»: «Одному, на двух конях? Седалища не хватит!» Одну табуреточку поставили во главе стола. Это, как я понимаю, для меня.
«Самые знатные» чинно расселись. Я осторожненько примостилась на краешке стула, огляделась. Э… не поняла?! А для Ллевеллина что, никакой скамеечки не предусмотрели? Нет, я так не играю!
Я начала вставать, но мне на плечо легла рука:
– Миледи, молю вас, не беспокойтесь, я буду рядом. – Мне показалось или я действительно услышала тихий шепот?
Я оглянулась. Ллевеллин действительно стоял за моей спиной, но разделяло нас шага три, не меньше! Как он это сделал? Или у меня уже галлюцинации начались? Чудненько. А может, они просто продолжаются.
Тарелка, стоявшая передо мною, наполнилась, как по волшебству. Хрупкий большеглазый мальчишка, прошмыгнувший мимо меня, щедро плеснул вина в золотой кубок, украшенный драгоценными камнями. Как ни странно, но подобные излишества – золото, камни – были только у меня. Остальные обходились глиняными да деревянными чарками.
– Господа и дамы, – вскочил на ноги староста (не, я не поняла, а почему такая дискриминация? Обычно ж наоборот говорят!), – сегодня нас почтила своим присутствием Хозяйка Замка. – (Мне вот интересно, я читала, что все эти крупные строения как-то, но назывались, а у Замка, получается, и наименования никакого нет?) – Мы счастливы осознавать, что госпожа оказала нам такую великую честь! Так выпьем же за то… – Он на мгновение запнулся, набирая полную грудь воздуха, а мне, как назло, в голову пришло незабвенное «однажды маленькая, но гордая птичка…». Я непочтительно хихикнула и опустила глаза на сосуд, который держала в руках. – …За то, чтобы власть госпожи пребывала с ней до конца дней ее!
Не знаю, как у кого, а у меня просто язык зачесался ляпнуть что-нибудь вроде «харашо сказал, да?» с типичным акцентом. Сдержалась, честно говоря, с трудом, а для того чтобы не сказать что-нибудь еще, такое же неподобающее, смело поднесла кубок к губам. Ну что, попробуем домашнего винца?
Как бы не так! За мгновение до того, как я успела сделать глоток, Ллевеллин перехватил мою руку и буквально выдернул кубок из рук. Не поняла?!
Рыцарь же, обогнув стул и встав слева от меня, неспешно отхлебнул из моего кубка и, опустив его на стол, чуть слышно обронил, в ответ на недоумевающий взгляд старосты, сидевшего по правую руку от меня:
– Миледи не любит столь терпкие напитки.
Э… не поняла, чего это он за меня распоряжается?!
Староста же, кажется, был готов к подобному отказу. Выдавив какую-то излишне сладкую улыбку, он протянул:
– Надеюсь, кулинария миледи понравится больше.
Какая там была у них кулинария, я так и не выяснила. Ллевеллин, взяв со стола двузубую серебряную вилку, раз за разом отталкивая мою руку, подцеплял с моей тарелки кусочки пищи и задумчиво сообщал:
– Миледи не любит столь пряное… Миледи не любит столь горькое… Миледи не любит столь…
Староста подставлял все новые и новые блюда, Ллевеллин меланхолично сообщал, почему я такого не люблю, а мне оставалось лишь провожать тарелки голодным взглядом. Устроить скандал, послать Рыцаря в болото и накинуться на продукты мне не позволяла, во-первых, бережно взращенная родителями вежливость (дальше по тексту следует два листа матерных выражений, так что… в общем, вы поняли), ну а во-вторых… Что «во-вторых», я еще не придумала.
Ночь давно вступила в свои права, на стенах домов загорелись чуть заметные огоньки – местный аналог то ли светлячков, то ли фонарей, – алые и золотые, синеватые и зеленые, собравшиеся в кучки и рассыпанные на огромных площадях. В любом случае, света они давали достаточно, чтобы я могла разглядеть, сколько всего вкусного лежит на столе, а мне не достается!
Терпение мое лопнуло в тот момент, когда Ллевеллин в очередной раз послал местного главу далеко и надолго, надкусив аппетитно выглядевший, а пахнувший и того лучше пирожок и вернув его на блюдо, заявляя при этом:
– Миледи не любит столь сладкое.
Резко вскочив на ноги, я стукнула по столу вилкой, которой так и не пришлось воспользоваться, и мрачно сообщила:
– Миледи много чего не любит! А сейчас миледи хочет спать!
Надеюсь, они предоставят мне комнату с кроватью? Или выгонят, к чертовой бабушке, обратно в Замок, на ночь глядя?
Не выгнали. Староста почесал макушку и вздохнул:
– Позвольте, я покажу вам вашу комнату, миледи.
Ну-ну. А Ллевеллину предоставят отдельную или как?
Хотя, надо сказать, я сомневаюсь, что мне удастся выспаться. На голодный-то желудок…
Глава 15
Спать пора, уснул бычок
Как ни странно, но провожать меня непосредственно до комнаты староста отказался (гусары, молчать!). Завел в какой-то из множества однотипных домов, провел по темному коридору.
И что дальше?
Слава богу, Ллевеллин рядом стоит. Если что, буду кричать благим матом, отбиваться руками и ногами, и пусть этот Рыцарь выполняет свои непосредственные обязанности! В конце концов, он у нас защитник униженных, оскорбленных и обездоленных. И вообще, настоящий Робин Гуд. Того, кто скажет, что это не так, собственноручно забью ногами!
Гм, как-то странно все это звучит. Ну да ладно, и так сойдет.
К счастью, моим страшным опасениям сбыться было не суждено. Местный глава наконец справился с освещением, сунув Ллевеллину в руку горящую свечу, и, мрачно буркнув что-то вроде «комната для миледи там», ткнул пальцем в сторону едва заметной в царящей мгле лестницы. Сам староста после столь поспешного заявления тут же слинял. М-да, какие все культурные, просто смотрю и радуюсь!
– Ну что, пошли? – тихо позвала я Рыцаря. Есть хотелось дико. Примерно как в старом анекдоте: «Жрать хочется, аж переночевать негде». Вот только заявить об этом напрямую Ллевеллину было как-то неудобно – кругом чужие люди. Ладно. Приедем в Замок, и там уже я ему расскажу все, что о нем думаю!
– Как будет угодно миледи! – хрипло сообщил Рыцарь и направился к лестнице.
Надо будет посоветовать ему что-нибудь от простуды. Вон как голос сел.
Фразу «пропусти вперед даму», мы, похоже, не знаем.
– Мы пропали! Боги, мы пропали! – Невысокий полненький мужчина обессиленно опустился на скамью. – Она ничего не попробовала, она все поняла!
– Адорьян, успокойся, – отмахнулся крепко сбитый парень в кожаной безрукавке, – она ж девчонка, что она могла понять? В ее-то возрасте?
– Нет, Имрус! – взвился староста. – Это ты ничего не понимаешь! Это не просто девчонка, это Хозяйка Замка! И она обо всем догадалась. Мы пропали…
– Да успокойся ты, – фыркнул парень. – Да, она ничего не попробовала, но этот Рыцарь…
– Что Рыцарь? Что Рыцарь??? Он бессмертен! Решено: выводи из деревни женщин и детей. Если уж кто и будет отвечать, так только мы.
До конца лестницы оставалось ступеньки две, не больше, когда Ллевеллин внезапно остановился.
– Что случилось? – осторожно поинтересовалась я.
– Н-ничего, миледи! – судорожно выдохнул парень.
А мне вот почему-то так не кажется. И вообще, не нравится мне это все.
Я осторожно потеребила Рыцаря за плечо:
– Ллевеллин, с тобой точно все в порядке?
Юноша словно только и ждал этого вопроса – пошатнулся и начал заваливаться на меня.
– Лле-лле-ллевеллин, ты чего?! – отчаянно взвизгнула я, чудом умудрившись поддержать Рыцаря. – Помирать вздумал? Я запрещаю! Слышишь, запрещаю!
Ой, мам, мам, мамочки! Чего это с ним? Ллевеллинчик, солнышко, что с тобой?!
По телу Рыцаря прошла судорога.
Не знаю как, но я, поддерживая Рыцаря, умудрилась-таки обогнуть его и, буквально развернув на спину, затащить на второй этаж.
Свечка выскользнула из холодеющей руки и, потухнув, покатилась по полу. Комната погрузилась во мрак.
Господи, да что ж мне делать-то?! Ллевеллин, не смей умирать! Сам же говорил, что ты бессмертный, как Дункан Маклауд! Господи, не дай бог, это только в Замке действует! Ллевеллин!
И что дальше?
Слава богу, Ллевеллин рядом стоит. Если что, буду кричать благим матом, отбиваться руками и ногами, и пусть этот Рыцарь выполняет свои непосредственные обязанности! В конце концов, он у нас защитник униженных, оскорбленных и обездоленных. И вообще, настоящий Робин Гуд. Того, кто скажет, что это не так, собственноручно забью ногами!
Гм, как-то странно все это звучит. Ну да ладно, и так сойдет.
К счастью, моим страшным опасениям сбыться было не суждено. Местный глава наконец справился с освещением, сунув Ллевеллину в руку горящую свечу, и, мрачно буркнув что-то вроде «комната для миледи там», ткнул пальцем в сторону едва заметной в царящей мгле лестницы. Сам староста после столь поспешного заявления тут же слинял. М-да, какие все культурные, просто смотрю и радуюсь!
– Ну что, пошли? – тихо позвала я Рыцаря. Есть хотелось дико. Примерно как в старом анекдоте: «Жрать хочется, аж переночевать негде». Вот только заявить об этом напрямую Ллевеллину было как-то неудобно – кругом чужие люди. Ладно. Приедем в Замок, и там уже я ему расскажу все, что о нем думаю!
– Как будет угодно миледи! – хрипло сообщил Рыцарь и направился к лестнице.
Надо будет посоветовать ему что-нибудь от простуды. Вон как голос сел.
Фразу «пропусти вперед даму», мы, похоже, не знаем.
– Мы пропали! Боги, мы пропали! – Невысокий полненький мужчина обессиленно опустился на скамью. – Она ничего не попробовала, она все поняла!
– Адорьян, успокойся, – отмахнулся крепко сбитый парень в кожаной безрукавке, – она ж девчонка, что она могла понять? В ее-то возрасте?
– Нет, Имрус! – взвился староста. – Это ты ничего не понимаешь! Это не просто девчонка, это Хозяйка Замка! И она обо всем догадалась. Мы пропали…
– Да успокойся ты, – фыркнул парень. – Да, она ничего не попробовала, но этот Рыцарь…
– Что Рыцарь? Что Рыцарь??? Он бессмертен! Решено: выводи из деревни женщин и детей. Если уж кто и будет отвечать, так только мы.
До конца лестницы оставалось ступеньки две, не больше, когда Ллевеллин внезапно остановился.
– Что случилось? – осторожно поинтересовалась я.
– Н-ничего, миледи! – судорожно выдохнул парень.
А мне вот почему-то так не кажется. И вообще, не нравится мне это все.
Я осторожно потеребила Рыцаря за плечо:
– Ллевеллин, с тобой точно все в порядке?
Юноша словно только и ждал этого вопроса – пошатнулся и начал заваливаться на меня.
– Лле-лле-ллевеллин, ты чего?! – отчаянно взвизгнула я, чудом умудрившись поддержать Рыцаря. – Помирать вздумал? Я запрещаю! Слышишь, запрещаю!
Ой, мам, мам, мамочки! Чего это с ним? Ллевеллинчик, солнышко, что с тобой?!
По телу Рыцаря прошла судорога.
Не знаю как, но я, поддерживая Рыцаря, умудрилась-таки обогнуть его и, буквально развернув на спину, затащить на второй этаж.
Свечка выскользнула из холодеющей руки и, потухнув, покатилась по полу. Комната погрузилась во мрак.
Господи, да что ж мне делать-то?! Ллевеллин, не смей умирать! Сам же говорил, что ты бессмертный, как Дункан Маклауд! Господи, не дай бог, это только в Замке действует! Ллевеллин!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента