Потом полетели дальше, Ева рулила Ростиком уже откровенно, словно на румпеле стояла или сидела за рычагами антиграва. Но это было к лучшему, он даже слегка выспался, когда она вела его птерозавра.
Поутру они оказались над морем, километрах в сорока от берега, тут лететь было уже недалеко, не больше двух-трех часов.
Вот сегодня все и решится, подумал Ростик и, как ни был слаб и дизориентирован, потребовал:
– Теперь я сам, а вы идите к берегу.
– Думаешь, мы тебя бросим?
– Еще как бросите. – Рост мог бы разозлиться, но на это у него не было сил. – Для вас продолжение полета, без сомнения, окончится гибелью. А вы нужны, не забудьте, если со мной что-то случится, вы должны будете провести летателей в портал и научите их долбить менгиры и, чем черт не шутит, может быть, уничтожать таланты. Так что это приказ.
– Может, Ромка один вернется, а я… Тут же полно летающих китов.
– Нет, вы оба. И уведите с собой Кима. Его крейсер вызовет у чегетазуров подозрения, что он гружен взрывчаткой, он даже на десяток километров к кораблю не подлетит, его собьют. А лишние потери… нам ни к чему.
– Ростик, милый, я…
– Молчать, Ева. Дальше – я сам.
– Один ты не долетишь, пап, это точно. Это тоже будет… лишняя потеря.
– Еще раз напоминаю – приказы не обсуждаются.
И странное дело, должно быть, он все-таки сумел как-то собраться, потому что его воли вдруг хватило заставить их подчиняться. Сначала Ромка, потом Ева, потом, когда она как-то посигналила крейсеру, в котором сидели обычные люди, не наездники гигантов, не летуны в пологах, черный треугольник развернулся и пошел к берегу. Медленно, преувеличенно плавно. Рост проводил их взглядом, покружив на месте. Что ни говори, а задание могло окончиться его смертью или хуже того – новым пленом. Поэтому посмотреть, как друзья и сын возвращаются домой, пусть и в те дома, которым грозило разрушение, было приятно. Тем более что это оказалось еще и красиво.
Над слегка парящим на морозце морем, почти в полную силу освещенным солнцем, два странных, чудных, но уже ставших такими родными драконообразных птерозавра поплыли к виднеющемуся вдали берегу по бокам от черной треугольной машины. Хотя, если подумать, в их уходе было и что-то печальное. Но Рост знал – он все сделал правильно, по-другому нельзя.
А потом он двинулся вперед, к тому месту, где уже угадывал присутствие злой и мощной, как ураган, воли чегетазуров.
Корабли долго были не видны за туманом. Зато, когда это покрывало истончилось, из него вынырнули почти полсотни крейсеров. Не возникало никакого сомнения, что это пурпурные. И крейсеры у них были какие-то чужие и более мощные, чем те, которыми располагало человечество. Они были больше, лучше вооружены и выглядели… более крепкими. Броня из кованого дерева на них была, наверное, в ладонь толщиной, а не в три пальца, как на треугольниках людей.
Росту опять стало худо, он снова шел в своем летателе, как раненый, с залитыми потом глазами, почти ничего не разбирая ни впереди, ни по бокам, где висели эти самые враждебные треугольники. Они как бы отрубили его способность воспринимать мир по бокам от себя. Как и снизу-сверху, со стороны моря и в сером пологе Полдневного неба.
Только не сбивайте меня, попросил он и лишь тогда сообразил, что эту фразу он проговаривает про себя, наверное, без перерыва. Скорее всего Ромка и Ева его слышат, подумалось ему, но это было неважно. Гораздо серьезнее было то, что его птерозавр, в котором он находился, вдруг почти осмысленно спросил его – мы погибнем?
А он и забыл, что с летателями тоже можно разговаривать, если они этого захотят… Нет, друг, мы уцелеем. Ростик обрадовался, потому что теперь он был не один в странной живой машине, что им подарил Зевс, а был с другом, который, как и он, боялся смерти, которому также было больно от этих проклятых талантов, сложенных где-то в ногах наездника, и он, вероятно, также мало понимал, что произойдет через час… Нет, оказывается, скорее, потому что до кораблей почему-то сразу стало недалеко.
Только не сбивайте нас, это будет неправильно, это будет ошибкой…
Палуба ближайшего корабля была затянута черной тканью, вырабатывающей электричество. Сесть на этот корабль было мудрено, лишь два или три корабля, составляющих сейчас общий корпус плавающего города, оказались лишены этой ткани, но на них почти сплошной корой, крыло к крылу, стояли черные треугольники… И тогда Ростик понял, что главным является корабль, который сидел в воде чуть сбоку и подальше от первого, самого большого.
Именно на этом, втором, корабле находились те чегетазуры, которые командовали всей операцией по уничтожению человечества. Только они могли принимать решение – оставить ли этих настырных людишек в покое, раз они грозят разрушением менгиров… И палуба этого плавающего города была в большей степени свободна от фотоэлементов. А значит, и приземлиться там было легче.
Вот, решил Ростик, я чего-то уже добился, они меня не сбили. А хотели… Или они все поняли, во всем разобрались, и садиться на палубу, доставать таланты – уже не нужно? Нет, все-таки нужно.
Он плавно развернулся для посадки. При этом один из крейсеров чуть не врезался в него, наверное, решил проявить грубость, свойственную всем пурпурным воякам? Или попробовал придавить его выхлопом своих антигравитационных блинов, но не сумел?.. Какая разница.
Внизу было немало народу, но все эти пурпурные разбегались и прятались в надстройки. Теперь, когда Рост шел над самой палубой, выстроенной из шестигранных площадок, он это отчетливо видел. До главных надстроек, возвышающихся над всей этой плоской конструкцией, оставалось еще километра три, когда давление ментальной силы чегетазуров стало непереносимым. Ростик и его летатель плюхнулись на палубу примерно так же, как подбитые самолеты, наверное, во время войны садились на брюхо. Его летателя даже протащило юзом по палубе, настолько он был нескоординированным. То-то эти пурпурные, наверное, хохочут, наблюдая за мной, решил Ростик. Но для него сейчас важным было иное.
Сейчас, друг, я освобожу тебя от нашей ноши… Может, и мне станет полегче, сказал он почти вслух, выбираясь из кокона летателя. Как всегда бывало, тело гиганта показалось теплым, с него не хотелось сходить. Но Рост сумел оторваться, встал на колени, порылся и вытащил из мягкой, трепещущей, живой ткани полога, где только что лежал сам, таланты… Которые притащил сюда.
Он выбирал их, потом уронил сразу три штуки, вынужден был совсем уж смешно нырнуть в утробу летателя, чтобы достать эти камни… Потом один никак не хотел находиться в розовато-серых складках. Наконец он нашел и этот проклятый, закатившийся под дальнюю складку, талант. И сполз по шершавому боку летающего ящера на палубу вражеского корабля.
Тогда что-то изменилось, что-то неуловимое, чему Рост при всем желании не мог бы подобрать названия. А он пошел к главным надстройкам, придерживая камни у груди. Почему-то сейчас они фонили сильнее обычного. От того, что они находились так близко, можно было задохнуться, словно они испускали ядовитый газ. Он опустил руки до уровня бедер. Хорошо, что они такие… небольшие, все умещаются в ладонях, решил Рост.
Один из них вывалился, покатился по палубе, поблескивая на солнце. Черт с ним, решил Ростик.
И вдруг на него навалилась такая силища, что он попятился, как от серии ударов, нанесенных кувалдой. Это было ментальное давление, которым его пытались подчинить. Это было непереносимо, он даже зашатался… Но не упал, только опустился на одно колено, но сумел подняться.
Сил для гнева у него не было. Он остановился, посмотрел на башни главных надстроек этого корабля. Они были высоки, пожалуй, этажей в десять или даже больше. Они возвышались над всей плоской палубой, как небоскребы. Они возвышались даже над морем, спокойно лежащим со всех сторон от этого маленького человека, пришедшего сюда со своим странным зверем, который послушно ждал его сзади.
Вы все можете понять сами, решил Рост наконец. Вы умеете читать мои мысли лучше, чем я когда-нибудь сам научусь их понимать. Вот и смотрите, что мы, люди, слабые и малочисленные, сделаем с тем, что находится по ту сторону портала, ведущего неизвестно куда, если вы не остановитесь… Ведь сделаем, и это самое главное.
Он постоял, подождал, потом понял, что сейчас снова упадет под прессом этой ментальной агрессии, под давлением этой силы, под напором этой мощи. И разжал руки. Таланты, еще не высохшие от слизи, которой летатель попытался, оказывается, их изолировать от своего тела, раскатились в разные стороны. А Рост повернулся и пошел назад, по-прежнему покачиваясь, едва сдерживаясь, чтобы не кричать от боли, которой начиняли его тело чегетазуры. И от той ненависти, которую они теперь, не таясь, на него опрокидывали.
Но ему хватило выдержки, чтобы не упасть. И вдруг… Это было, как глоток воздуха, когда удается всплыть с большой, давящей глубины. Давление пропало или сделалось почти неощутимым.
Рост обернулся, еще раз посмотрел на эти высоченные надстройки плавающего города, в ту сторону, где находились его враги. Сейчас начнут стрелять, подумал он. Просто захватить его в плен, с таким накалом ненависти, обращенной против него, невозможно. Он подождал и пошел к летателю.
Никто в него не стрелял. Значит… Он не мог поверить себе, своим ощущениям. Но, кажется… Да, они поняли, решил Рост, все-таки поняли. И пробуют учесть изменившиеся правила игры. Но что же дальше?
И вдруг возник сигнал. Не очень сильный, такой иногда нагоняют ярки, когда не хотят, чтобы тот, с кем они разговаривают, пострадал. Даже ментально слова звучали незнакомо, необычно… Лишь после довольно долгого обдумывания Рост понял, что сигнал транслируют на очень архаичном едином.
Вы обретаете мир, но… То, что произойдет с вами потом, нас не касается.
Ха, чуть не рассмеялся Рост, конечно, у нас еще будет, возможно, куча проблем. Полдневье – такое место, где умереть, погибнуть даже всем Боловском проще, чем заболеть насморком. Но не сейчас… А возможно, мы справимся и с этим. Ведь главное – не сейчас, мы не будем уничтожены этой силой… Не будем подавлены превосходством двух плавающих городов с численностью жителей более миллиона, так что…
Это не окончательная победа, конечно, но конец войне. И это уже кое-что.
И лишь когда он уже влезал в своего летателя, он вдруг понял. Обретение мира означало, если перевести на русский язык, не только отсутствие войны с пурпурными, не только покой, но и присвоение места обитания. Они обрели Россу, на которой жили.
Да, они обрели мир. В обоих значениях, и никогда еще для Ростика эти значения не сливались так точно и крепко. И так обещающе.
Поутру они оказались над морем, километрах в сорока от берега, тут лететь было уже недалеко, не больше двух-трех часов.
Вот сегодня все и решится, подумал Ростик и, как ни был слаб и дизориентирован, потребовал:
– Теперь я сам, а вы идите к берегу.
– Думаешь, мы тебя бросим?
– Еще как бросите. – Рост мог бы разозлиться, но на это у него не было сил. – Для вас продолжение полета, без сомнения, окончится гибелью. А вы нужны, не забудьте, если со мной что-то случится, вы должны будете провести летателей в портал и научите их долбить менгиры и, чем черт не шутит, может быть, уничтожать таланты. Так что это приказ.
– Может, Ромка один вернется, а я… Тут же полно летающих китов.
– Нет, вы оба. И уведите с собой Кима. Его крейсер вызовет у чегетазуров подозрения, что он гружен взрывчаткой, он даже на десяток километров к кораблю не подлетит, его собьют. А лишние потери… нам ни к чему.
– Ростик, милый, я…
– Молчать, Ева. Дальше – я сам.
– Один ты не долетишь, пап, это точно. Это тоже будет… лишняя потеря.
– Еще раз напоминаю – приказы не обсуждаются.
И странное дело, должно быть, он все-таки сумел как-то собраться, потому что его воли вдруг хватило заставить их подчиняться. Сначала Ромка, потом Ева, потом, когда она как-то посигналила крейсеру, в котором сидели обычные люди, не наездники гигантов, не летуны в пологах, черный треугольник развернулся и пошел к берегу. Медленно, преувеличенно плавно. Рост проводил их взглядом, покружив на месте. Что ни говори, а задание могло окончиться его смертью или хуже того – новым пленом. Поэтому посмотреть, как друзья и сын возвращаются домой, пусть и в те дома, которым грозило разрушение, было приятно. Тем более что это оказалось еще и красиво.
Над слегка парящим на морозце морем, почти в полную силу освещенным солнцем, два странных, чудных, но уже ставших такими родными драконообразных птерозавра поплыли к виднеющемуся вдали берегу по бокам от черной треугольной машины. Хотя, если подумать, в их уходе было и что-то печальное. Но Рост знал – он все сделал правильно, по-другому нельзя.
А потом он двинулся вперед, к тому месту, где уже угадывал присутствие злой и мощной, как ураган, воли чегетазуров.
Корабли долго были не видны за туманом. Зато, когда это покрывало истончилось, из него вынырнули почти полсотни крейсеров. Не возникало никакого сомнения, что это пурпурные. И крейсеры у них были какие-то чужие и более мощные, чем те, которыми располагало человечество. Они были больше, лучше вооружены и выглядели… более крепкими. Броня из кованого дерева на них была, наверное, в ладонь толщиной, а не в три пальца, как на треугольниках людей.
Росту опять стало худо, он снова шел в своем летателе, как раненый, с залитыми потом глазами, почти ничего не разбирая ни впереди, ни по бокам, где висели эти самые враждебные треугольники. Они как бы отрубили его способность воспринимать мир по бокам от себя. Как и снизу-сверху, со стороны моря и в сером пологе Полдневного неба.
Только не сбивайте меня, попросил он и лишь тогда сообразил, что эту фразу он проговаривает про себя, наверное, без перерыва. Скорее всего Ромка и Ева его слышат, подумалось ему, но это было неважно. Гораздо серьезнее было то, что его птерозавр, в котором он находился, вдруг почти осмысленно спросил его – мы погибнем?
А он и забыл, что с летателями тоже можно разговаривать, если они этого захотят… Нет, друг, мы уцелеем. Ростик обрадовался, потому что теперь он был не один в странной живой машине, что им подарил Зевс, а был с другом, который, как и он, боялся смерти, которому также было больно от этих проклятых талантов, сложенных где-то в ногах наездника, и он, вероятно, также мало понимал, что произойдет через час… Нет, оказывается, скорее, потому что до кораблей почему-то сразу стало недалеко.
Только не сбивайте нас, это будет неправильно, это будет ошибкой…
Палуба ближайшего корабля была затянута черной тканью, вырабатывающей электричество. Сесть на этот корабль было мудрено, лишь два или три корабля, составляющих сейчас общий корпус плавающего города, оказались лишены этой ткани, но на них почти сплошной корой, крыло к крылу, стояли черные треугольники… И тогда Ростик понял, что главным является корабль, который сидел в воде чуть сбоку и подальше от первого, самого большого.
Именно на этом, втором, корабле находились те чегетазуры, которые командовали всей операцией по уничтожению человечества. Только они могли принимать решение – оставить ли этих настырных людишек в покое, раз они грозят разрушением менгиров… И палуба этого плавающего города была в большей степени свободна от фотоэлементов. А значит, и приземлиться там было легче.
Вот, решил Ростик, я чего-то уже добился, они меня не сбили. А хотели… Или они все поняли, во всем разобрались, и садиться на палубу, доставать таланты – уже не нужно? Нет, все-таки нужно.
Он плавно развернулся для посадки. При этом один из крейсеров чуть не врезался в него, наверное, решил проявить грубость, свойственную всем пурпурным воякам? Или попробовал придавить его выхлопом своих антигравитационных блинов, но не сумел?.. Какая разница.
Внизу было немало народу, но все эти пурпурные разбегались и прятались в надстройки. Теперь, когда Рост шел над самой палубой, выстроенной из шестигранных площадок, он это отчетливо видел. До главных надстроек, возвышающихся над всей этой плоской конструкцией, оставалось еще километра три, когда давление ментальной силы чегетазуров стало непереносимым. Ростик и его летатель плюхнулись на палубу примерно так же, как подбитые самолеты, наверное, во время войны садились на брюхо. Его летателя даже протащило юзом по палубе, настолько он был нескоординированным. То-то эти пурпурные, наверное, хохочут, наблюдая за мной, решил Ростик. Но для него сейчас важным было иное.
Сейчас, друг, я освобожу тебя от нашей ноши… Может, и мне станет полегче, сказал он почти вслух, выбираясь из кокона летателя. Как всегда бывало, тело гиганта показалось теплым, с него не хотелось сходить. Но Рост сумел оторваться, встал на колени, порылся и вытащил из мягкой, трепещущей, живой ткани полога, где только что лежал сам, таланты… Которые притащил сюда.
Он выбирал их, потом уронил сразу три штуки, вынужден был совсем уж смешно нырнуть в утробу летателя, чтобы достать эти камни… Потом один никак не хотел находиться в розовато-серых складках. Наконец он нашел и этот проклятый, закатившийся под дальнюю складку, талант. И сполз по шершавому боку летающего ящера на палубу вражеского корабля.
Тогда что-то изменилось, что-то неуловимое, чему Рост при всем желании не мог бы подобрать названия. А он пошел к главным надстройкам, придерживая камни у груди. Почему-то сейчас они фонили сильнее обычного. От того, что они находились так близко, можно было задохнуться, словно они испускали ядовитый газ. Он опустил руки до уровня бедер. Хорошо, что они такие… небольшие, все умещаются в ладонях, решил Рост.
Один из них вывалился, покатился по палубе, поблескивая на солнце. Черт с ним, решил Ростик.
И вдруг на него навалилась такая силища, что он попятился, как от серии ударов, нанесенных кувалдой. Это было ментальное давление, которым его пытались подчинить. Это было непереносимо, он даже зашатался… Но не упал, только опустился на одно колено, но сумел подняться.
Сил для гнева у него не было. Он остановился, посмотрел на башни главных надстроек этого корабля. Они были высоки, пожалуй, этажей в десять или даже больше. Они возвышались над всей плоской палубой, как небоскребы. Они возвышались даже над морем, спокойно лежащим со всех сторон от этого маленького человека, пришедшего сюда со своим странным зверем, который послушно ждал его сзади.
Вы все можете понять сами, решил Рост наконец. Вы умеете читать мои мысли лучше, чем я когда-нибудь сам научусь их понимать. Вот и смотрите, что мы, люди, слабые и малочисленные, сделаем с тем, что находится по ту сторону портала, ведущего неизвестно куда, если вы не остановитесь… Ведь сделаем, и это самое главное.
Он постоял, подождал, потом понял, что сейчас снова упадет под прессом этой ментальной агрессии, под давлением этой силы, под напором этой мощи. И разжал руки. Таланты, еще не высохшие от слизи, которой летатель попытался, оказывается, их изолировать от своего тела, раскатились в разные стороны. А Рост повернулся и пошел назад, по-прежнему покачиваясь, едва сдерживаясь, чтобы не кричать от боли, которой начиняли его тело чегетазуры. И от той ненависти, которую они теперь, не таясь, на него опрокидывали.
Но ему хватило выдержки, чтобы не упасть. И вдруг… Это было, как глоток воздуха, когда удается всплыть с большой, давящей глубины. Давление пропало или сделалось почти неощутимым.
Рост обернулся, еще раз посмотрел на эти высоченные надстройки плавающего города, в ту сторону, где находились его враги. Сейчас начнут стрелять, подумал он. Просто захватить его в плен, с таким накалом ненависти, обращенной против него, невозможно. Он подождал и пошел к летателю.
Никто в него не стрелял. Значит… Он не мог поверить себе, своим ощущениям. Но, кажется… Да, они поняли, решил Рост, все-таки поняли. И пробуют учесть изменившиеся правила игры. Но что же дальше?
И вдруг возник сигнал. Не очень сильный, такой иногда нагоняют ярки, когда не хотят, чтобы тот, с кем они разговаривают, пострадал. Даже ментально слова звучали незнакомо, необычно… Лишь после довольно долгого обдумывания Рост понял, что сигнал транслируют на очень архаичном едином.
Вы обретаете мир, но… То, что произойдет с вами потом, нас не касается.
Ха, чуть не рассмеялся Рост, конечно, у нас еще будет, возможно, куча проблем. Полдневье – такое место, где умереть, погибнуть даже всем Боловском проще, чем заболеть насморком. Но не сейчас… А возможно, мы справимся и с этим. Ведь главное – не сейчас, мы не будем уничтожены этой силой… Не будем подавлены превосходством двух плавающих городов с численностью жителей более миллиона, так что…
Это не окончательная победа, конечно, но конец войне. И это уже кое-что.
И лишь когда он уже влезал в своего летателя, он вдруг понял. Обретение мира означало, если перевести на русский язык, не только отсутствие войны с пурпурными, не только покой, но и присвоение места обитания. Они обрели Россу, на которой жили.
Да, они обрели мир. В обоих значениях, и никогда еще для Ростика эти значения не сливались так точно и крепко. И так обещающе.