Где-то в отдалении снова зазвучали странные звуки, словно огромную сковородку пытались расколоть гигантским молотком.
– Опять они за свое, – прошептал Ким.
– Что это?
– Насекомые разбирают большие детали на те, которые можно переносить в руках… – Поликарп смутился. – Я хотел сказать, в лапах.
Вот тут-то к ним почти на головы и свалился пыльный, потный солдатик на велосипеде. На боку у него висела обычная почтальонская сумка из кирзы. Посыльный безо всякой рисовки одним движением выхватил из нее пакет и передал фиксированным жестом Дондику. Капитан осторожно, словно ему предложили подержать живую змею, взял пакет, надорвал, вытащил лист бумаги, прочитал. Потом повернулся ко всем присутствующим:
– К полудню будет пополнение. Полчаса назад, едва был получен наш рапорт о новых приемах боя, использованных противником, руководство города приняло указ о тотальной мобилизации.
В гулком помещении цеха повисла тяжелая, твердая, словно каменная, тишина. Чтобы преодолеть ее, Ростику пришлось говорить так, словно он выталкивал из себя слова шомполом:
– А дымовые шашки?
Дондик повернулся к нему. В его глазах горел огонь упрямства.
– Противогазы прибудут еще раньше.
Глава 18
Часть IV
Глава 19
Глава 20
– Опять они за свое, – прошептал Ким.
– Что это?
– Насекомые разбирают большие детали на те, которые можно переносить в руках… – Поликарп смутился. – Я хотел сказать, в лапах.
Вот тут-то к ним почти на головы и свалился пыльный, потный солдатик на велосипеде. На боку у него висела обычная почтальонская сумка из кирзы. Посыльный безо всякой рисовки одним движением выхватил из нее пакет и передал фиксированным жестом Дондику. Капитан осторожно, словно ему предложили подержать живую змею, взял пакет, надорвал, вытащил лист бумаги, прочитал. Потом повернулся ко всем присутствующим:
– К полудню будет пополнение. Полчаса назад, едва был получен наш рапорт о новых приемах боя, использованных противником, руководство города приняло указ о тотальной мобилизации.
В гулком помещении цеха повисла тяжелая, твердая, словно каменная, тишина. Чтобы преодолеть ее, Ростику пришлось говорить так, словно он выталкивал из себя слова шомполом:
– А дымовые шашки?
Дондик повернулся к нему. В его глазах горел огонь упрямства.
– Противогазы прибудут еще раньше.
Глава 18
В атаку пошли скопом, даже не особенно прикрываясь щитами. Да и не хватало их на всех, кого начальство согнало на завод.
С вооружением было еще хуже. Автоматы были лишь у тех, кого мобилизовали раньше, винтовки и карабины приходились на пару-тройку новых солдатиков. Остальные получили – кто штык-ножи, кто саперные лопатки, которыми можно было наносить рубящие удары.
Невооруженных поставили держать щиты, так что бедственное положение с оружием, в общем, не сразу бросалось в глаза. Тем более что, против худших ожиданий Ростика, противогазов действительно хватило. Пусть не армейских, со светло-серыми резиновыми головами, а гражданских, на растягивающихся лямках, но хватило.
Те из ребят, кому за щитами места не нашлось, принялись безудержно палить, едва они вышли на открытое пространство. Напрасно кто-то пытался утихомирить стрелков, срывая голос, никто никаких команд не слушал. Ким, оказавшись во взводе Ростика со своими прежними ребятами, злобно щурил и без того узкие глаза. Ему все не нравилось.
Ростику и самому это не нравилось – неподготовленная война, чрезмерные жертвы, неоправданно большой расход боеприпасов, но поделать ничего было нельзя. Приказ капитана, которому вообще приказывали люди, не высовывающие носа за пределы райкомовского здания, и не мог принести другого результата.
– Не забывайте, – проорал Ростик из середины вновь выстроенной из его людей «черепахи», – у нас приказ особый. Идти небыстро, согласованно.
Снова, в отдельном строю, они двинулись к водонапорной башне. Проползли площадь, не обращая внимания на бой, кипевший с фланга, свернули на узенькую дорожку, ведущую к двери водокачки…
И тут началось. Из дверей с надписью «Насосная» вылетели три стрелы, потом появились зеленые богомолы, за ними целая орда яркоглазых, у которых в лапах были какие-то дубины, колья, металлические заостренные прутья.
Автомат в руках Ростика запрыгал, как плюющая дымом лягушка, первая волна насекомых полегла почти вся. Но бросившихся вперед людей, высунувшихся за щиты, почти тут же встретили стрелы из арбалетов. Двоих из своих подчиненных Ростик мгновение спустя даже не узнал, их тела стали напоминать отвратительный репейник, истекающий кровью. Третьему повезло больше, он получил всего одну стрелу чуть выше колена, свалился в траву и попробовал отползти вбок, к стене, где мог и уцелеть.
– Назад, за щиты! – прокричал Ростик, и вовремя.
Следующий залп из арбалетов звонко защелкал по металлу, никому не причинив вреда.
– Идем к двери в ногу! – скомандовал Ростик и опустил на лицо маску противогаза. Теперь, как он надеялся, ему больше не придется подавать команды. Пробившись в насосную, они начнут стрелковый бой и будут продвигаться вперед и наверх по узкой череде служебных помещений и машинных залов. Так ему сказал Поликарп.
Так и получилось. Они вошли в насосную, пальба тут звучала оглушительно. И труднее было ориентироваться в переплетении труб, когда почти за каждой мог оказаться богомол с поднятыми для удара лапами-мечами или черный стрелок со взведенным арбалетом. Но выйдя во второй машинный зал, Ростик замер от изумления.
В центре более низкого, дальнего зала стояла почти законченная баллиста. Она напоминала ему о городе зеленокожих трехногов, в котором из слуховых окошек торчали похожие рамы и направляющие рейки, предназначенные не известному пока противнику.
Едва они очистили этот зал, потеряв еще двоих своих, пропустивших атаку из-под металлических рифленых листов, прикрывавших какие-то каналы, Ким помычал в свой противогаз, подзывая Ростика. Наклонив голову очень близко, так что было слышно даже сквозь резину, он прокричал:
– Они и это умеют! А я думал, что только в городе…
Больше слушать Ростик не решился, им еще предстоял долгий путь на верхушку башни, защищаемой неизвестным количеством насекомых.
– То ли еще будет! – ответил он и, приподняв противогаз, закричал на все помещение: – Вперед! Быстрее победим – скорее отдохнем! Противогазы не снимать!
Потом он снова напялил отвратительно вонючий, ограничивающий ориентирование намордник и пошел к дальней двери и лестнице, ведущей вокруг башни на верхние площадки. Что бы он ни думал о противогазе, ему казалось, стоит только от него освободиться, противник снова опробует свою химатаку…
Здесь стояло человек десять с автоматами, Ростик приказал всем перевести скобы на стрельбу одиночными. Едва они двинулись по лестнице, едва прихлопнули пару появившихся черных арбалетчиков, сверху вдруг ударила волна дыма и вони. Оказавшись в ней, Ростик вздрогнул от страха, не очень-то ему верилось, что неподогнанные и непроверенные противогазы выдержат эту химатаку. Но в целом все кончилось хорошо. Лишь один из его ребят, высокий и хмурый парень, которого Ростик раньше в городе не видел, разговаривающий с отчетливым украинским акцентом, вдруг бросил оружие, схватился за горло и повалился на колени. Но бился он недолго. По его телу прошла судорога, вторая, и когда Ростик согнулся над ним, чтобы помочь, он был уже мертв – две стрелы торчали у него из груди, примерно там, где находилось сердце.
Без команд, без крика Ростик двинулся наверх.
Самая затяжная перестрелка случилась у выхода на верхнюю площадку, по периметру опоясывающую огромный металлический бак, в который насосы и накачивали воду. Тут уже было светло и дул ветерок, разогнавший большую часть задымления. Но здесь же оказалось и больше всего черных стрелков.
Они расположились у выходного люка и стреляли почти без перерыва, хорошо понимая, что люди внизу стоят очень плотной массой и можно не целиться. Ростик пожалел, что не догадался захватить снизу щиты, они бы помогли, но предпринимать что-нибудь было поздно. Следовало, вероятно, просто рвануть, сбить противника с занятой позиции и кончить эту свалку за водокачку.
Ростик и попытался, ребята его поддержали… Но неудачно. Первой из его окружения, несмотря на огонь из автоматов, хотя и одиночными, но все равно очень плотный, на стрелу нарвалась Рая. Она вдруг выпустила оружие, схватилась за бок, куда воткнулась отвратительная темная деревяшка с колючкой на острие, и села на ступени, раскачиваясь от боли.
Потом, когда убили в грудь еще двоих, хотя они и отыграли метров пять, получил две стрелы в ногу Ким. Он стоял боком, наклонившись вперед, чтобы не перекрывать проем люка для стрелков сзади, а когда вдруг увидел близкую рожу черного богомола в люке, выцеливающего его, успел отдернуться вбок. Стрела просвистела так близко, что разорвала рукав и стукнулась в кладку старых кирпичей… Его выстрел разворотил грудь черного, но тот уже, как ни странно, сумел взвести свой арбалет и выстрелил еще раз. Эта стрела вошла Киму в ногу. Вторую он получил, когда пытался на руках убраться за спины людей.
У нас скоро патроны кончатся, с отчаянием думал Ростик, когда же они ослабеют, когда отвалятся от люков? Когда перестанут возникать на фоне неба, как отвратительный кошмар?.. И именно тогда впереди вдруг стало пусто, ни один арбалет больше не торчал из-за стальных кромок люка, никто не топал шуршащими лапами по листовому железу над головой.
Ростик даже командовать не стал, просто рванулся вперед, надеясь, что ребята его не бросят… Они не бросили, но когда он вывалился из люка, прокатился вбок и сразу стал выискивать стволом цель, оказалось, что рванулся-то он преждевременно. По меньшей мере пять черных стрелков перезарядили свои арбалеты и придвигались к люку, чтобы возобновить дуэль. Увидев Ростика, они попытались упредить его своими стрелами, но…
Ростик нажал три раза, и три черных силуэта отшатнулись назад, получив по пуле в грудь или живот. Но двое все-таки успели нажать свои скобы… Эти две стрелы получил не Ростик, они воткнулись в двоих ребят, которые последовали за командиром, только недостаточно быстро… Или выбрав неподходящий момент.
Потом потерь у людей уже не было. Они просто рассыпались по всей площадке и оставшихся кузнечиков перестреляли, подлавливая их в момент перезарядки арбалета или упреждая выстрел. Как оказалась, стрела летела гораздо дольше пули, и, чтобы спустить скобу, насекомым требовалось куда больше работать, чем людям с автоматами.
Последние пять яркоглазых кузнецов перелезли через ограждение, сваренное из металлических уголков, и бросились вниз. Ростик даже не стал смотреть, что с ними стало. Может, они сумели спастись, упав на ветви деревьев, но скорее всего, разлетелись на куски, ударившись о перенесенный с Земли заводской асфальт.
Когда они, стянув, наконец, надоевшие противогазы, стали поливать насекомых огнем сверху, разом сделав трудновыполнимым вытаскивание металла с завода, к ребятам Ростика присоединился взвод Антона Бурскина. С ним пришло почти два десятка ребят, вооруженных даже не автоматами, а более эффективными в стрельбе по дальним целям карабинами.
И тогда насекомые дрогнули. Сначала отступили черные стрелки с крыши заводоуправления, потом из окон дальнего крыла стали выбираться яркоглазые. Потом из поставленной дымовой завесы к своим стали удирать настоящие толпы кузнечиков, по которым Антон все бил и бил, даже когда остальные опустили дымящиеся, усталые стволы.
Когда у Ростика кончились патроны, он сел спиной к водяному баку и закрыл глаза. Только теперь он понял, насколько вымотался от всех перебежек, стрельбы, прыжков, криков боли, химической дряни, использованной насекомыми, вони собственного и чужого пота, крови, порохового дыма…
И тут же к ним поднялся Дондик, чтобы посмотреть на завод сверху. Выслушав доклад вытянувшегося по привычке Ростика, капитан похлопал его по плечу и тоном, не терпящим возражения, попросил следовать за собой, чтобы наметить цели, огнем помогая отбивать завод. Ростик, конечно, «естьнул».
Они даже осмотреться не успели, как к ним присоединился Достальский, который был потным и грязным не меньше Ростика, но в отличие от него чувствовал себя неплохо.
– Лейтенант, – обратился к нему Ростик на «ты», – ребятам нужны боеприпасы и вода. Почему-то очень пить хочется.
– Знаю, – кивнул лейтенант, – все от этой дымовой вони почему-то воды просят. Я приказал пяток бочек подвезти, скоро будут.
Капитан смотрел в Ростиков бинокль, медленно переводя дыхание. Ростик снова повернулся к Достальскому.
– И еще, лейтенант, ты не знаешь, что стало с Пестелем и Кимом?
– С этим длинным? – Достальский вздохнул. – Слышал, что отправлен в госпиталь. Твоя же мамаша устроила полевой лазарет у ворот завода… Туда и корейца отволокли.
– Больше ничего не известно?
– Ну, остальное ты сам узнаешь, небось в госпитале – свой человек?
Ростик хотел было спросить про Раю, пояснив, что теперь нескоро сам сможет уйти куда-нибудь, но не рискнул. До сих пор вести были неплохими, не стоило испытывать судьбу третий раз. Третьим, как известно, не прикуривают. Даже на этой странной войне, ведущейся на кусочке бывшей земной тверди ради ломаных вагонов и нескольких километров старых рельсов.
С вооружением было еще хуже. Автоматы были лишь у тех, кого мобилизовали раньше, винтовки и карабины приходились на пару-тройку новых солдатиков. Остальные получили – кто штык-ножи, кто саперные лопатки, которыми можно было наносить рубящие удары.
Невооруженных поставили держать щиты, так что бедственное положение с оружием, в общем, не сразу бросалось в глаза. Тем более что, против худших ожиданий Ростика, противогазов действительно хватило. Пусть не армейских, со светло-серыми резиновыми головами, а гражданских, на растягивающихся лямках, но хватило.
Те из ребят, кому за щитами места не нашлось, принялись безудержно палить, едва они вышли на открытое пространство. Напрасно кто-то пытался утихомирить стрелков, срывая голос, никто никаких команд не слушал. Ким, оказавшись во взводе Ростика со своими прежними ребятами, злобно щурил и без того узкие глаза. Ему все не нравилось.
Ростику и самому это не нравилось – неподготовленная война, чрезмерные жертвы, неоправданно большой расход боеприпасов, но поделать ничего было нельзя. Приказ капитана, которому вообще приказывали люди, не высовывающие носа за пределы райкомовского здания, и не мог принести другого результата.
– Не забывайте, – проорал Ростик из середины вновь выстроенной из его людей «черепахи», – у нас приказ особый. Идти небыстро, согласованно.
Снова, в отдельном строю, они двинулись к водонапорной башне. Проползли площадь, не обращая внимания на бой, кипевший с фланга, свернули на узенькую дорожку, ведущую к двери водокачки…
И тут началось. Из дверей с надписью «Насосная» вылетели три стрелы, потом появились зеленые богомолы, за ними целая орда яркоглазых, у которых в лапах были какие-то дубины, колья, металлические заостренные прутья.
Автомат в руках Ростика запрыгал, как плюющая дымом лягушка, первая волна насекомых полегла почти вся. Но бросившихся вперед людей, высунувшихся за щиты, почти тут же встретили стрелы из арбалетов. Двоих из своих подчиненных Ростик мгновение спустя даже не узнал, их тела стали напоминать отвратительный репейник, истекающий кровью. Третьему повезло больше, он получил всего одну стрелу чуть выше колена, свалился в траву и попробовал отползти вбок, к стене, где мог и уцелеть.
– Назад, за щиты! – прокричал Ростик, и вовремя.
Следующий залп из арбалетов звонко защелкал по металлу, никому не причинив вреда.
– Идем к двери в ногу! – скомандовал Ростик и опустил на лицо маску противогаза. Теперь, как он надеялся, ему больше не придется подавать команды. Пробившись в насосную, они начнут стрелковый бой и будут продвигаться вперед и наверх по узкой череде служебных помещений и машинных залов. Так ему сказал Поликарп.
Так и получилось. Они вошли в насосную, пальба тут звучала оглушительно. И труднее было ориентироваться в переплетении труб, когда почти за каждой мог оказаться богомол с поднятыми для удара лапами-мечами или черный стрелок со взведенным арбалетом. Но выйдя во второй машинный зал, Ростик замер от изумления.
В центре более низкого, дальнего зала стояла почти законченная баллиста. Она напоминала ему о городе зеленокожих трехногов, в котором из слуховых окошек торчали похожие рамы и направляющие рейки, предназначенные не известному пока противнику.
Едва они очистили этот зал, потеряв еще двоих своих, пропустивших атаку из-под металлических рифленых листов, прикрывавших какие-то каналы, Ким помычал в свой противогаз, подзывая Ростика. Наклонив голову очень близко, так что было слышно даже сквозь резину, он прокричал:
– Они и это умеют! А я думал, что только в городе…
Больше слушать Ростик не решился, им еще предстоял долгий путь на верхушку башни, защищаемой неизвестным количеством насекомых.
– То ли еще будет! – ответил он и, приподняв противогаз, закричал на все помещение: – Вперед! Быстрее победим – скорее отдохнем! Противогазы не снимать!
Потом он снова напялил отвратительно вонючий, ограничивающий ориентирование намордник и пошел к дальней двери и лестнице, ведущей вокруг башни на верхние площадки. Что бы он ни думал о противогазе, ему казалось, стоит только от него освободиться, противник снова опробует свою химатаку…
Здесь стояло человек десять с автоматами, Ростик приказал всем перевести скобы на стрельбу одиночными. Едва они двинулись по лестнице, едва прихлопнули пару появившихся черных арбалетчиков, сверху вдруг ударила волна дыма и вони. Оказавшись в ней, Ростик вздрогнул от страха, не очень-то ему верилось, что неподогнанные и непроверенные противогазы выдержат эту химатаку. Но в целом все кончилось хорошо. Лишь один из его ребят, высокий и хмурый парень, которого Ростик раньше в городе не видел, разговаривающий с отчетливым украинским акцентом, вдруг бросил оружие, схватился за горло и повалился на колени. Но бился он недолго. По его телу прошла судорога, вторая, и когда Ростик согнулся над ним, чтобы помочь, он был уже мертв – две стрелы торчали у него из груди, примерно там, где находилось сердце.
Без команд, без крика Ростик двинулся наверх.
Самая затяжная перестрелка случилась у выхода на верхнюю площадку, по периметру опоясывающую огромный металлический бак, в который насосы и накачивали воду. Тут уже было светло и дул ветерок, разогнавший большую часть задымления. Но здесь же оказалось и больше всего черных стрелков.
Они расположились у выходного люка и стреляли почти без перерыва, хорошо понимая, что люди внизу стоят очень плотной массой и можно не целиться. Ростик пожалел, что не догадался захватить снизу щиты, они бы помогли, но предпринимать что-нибудь было поздно. Следовало, вероятно, просто рвануть, сбить противника с занятой позиции и кончить эту свалку за водокачку.
Ростик и попытался, ребята его поддержали… Но неудачно. Первой из его окружения, несмотря на огонь из автоматов, хотя и одиночными, но все равно очень плотный, на стрелу нарвалась Рая. Она вдруг выпустила оружие, схватилась за бок, куда воткнулась отвратительная темная деревяшка с колючкой на острие, и села на ступени, раскачиваясь от боли.
Потом, когда убили в грудь еще двоих, хотя они и отыграли метров пять, получил две стрелы в ногу Ким. Он стоял боком, наклонившись вперед, чтобы не перекрывать проем люка для стрелков сзади, а когда вдруг увидел близкую рожу черного богомола в люке, выцеливающего его, успел отдернуться вбок. Стрела просвистела так близко, что разорвала рукав и стукнулась в кладку старых кирпичей… Его выстрел разворотил грудь черного, но тот уже, как ни странно, сумел взвести свой арбалет и выстрелил еще раз. Эта стрела вошла Киму в ногу. Вторую он получил, когда пытался на руках убраться за спины людей.
У нас скоро патроны кончатся, с отчаянием думал Ростик, когда же они ослабеют, когда отвалятся от люков? Когда перестанут возникать на фоне неба, как отвратительный кошмар?.. И именно тогда впереди вдруг стало пусто, ни один арбалет больше не торчал из-за стальных кромок люка, никто не топал шуршащими лапами по листовому железу над головой.
Ростик даже командовать не стал, просто рванулся вперед, надеясь, что ребята его не бросят… Они не бросили, но когда он вывалился из люка, прокатился вбок и сразу стал выискивать стволом цель, оказалось, что рванулся-то он преждевременно. По меньшей мере пять черных стрелков перезарядили свои арбалеты и придвигались к люку, чтобы возобновить дуэль. Увидев Ростика, они попытались упредить его своими стрелами, но…
Ростик нажал три раза, и три черных силуэта отшатнулись назад, получив по пуле в грудь или живот. Но двое все-таки успели нажать свои скобы… Эти две стрелы получил не Ростик, они воткнулись в двоих ребят, которые последовали за командиром, только недостаточно быстро… Или выбрав неподходящий момент.
Потом потерь у людей уже не было. Они просто рассыпались по всей площадке и оставшихся кузнечиков перестреляли, подлавливая их в момент перезарядки арбалета или упреждая выстрел. Как оказалась, стрела летела гораздо дольше пули, и, чтобы спустить скобу, насекомым требовалось куда больше работать, чем людям с автоматами.
Последние пять яркоглазых кузнецов перелезли через ограждение, сваренное из металлических уголков, и бросились вниз. Ростик даже не стал смотреть, что с ними стало. Может, они сумели спастись, упав на ветви деревьев, но скорее всего, разлетелись на куски, ударившись о перенесенный с Земли заводской асфальт.
Когда они, стянув, наконец, надоевшие противогазы, стали поливать насекомых огнем сверху, разом сделав трудновыполнимым вытаскивание металла с завода, к ребятам Ростика присоединился взвод Антона Бурскина. С ним пришло почти два десятка ребят, вооруженных даже не автоматами, а более эффективными в стрельбе по дальним целям карабинами.
И тогда насекомые дрогнули. Сначала отступили черные стрелки с крыши заводоуправления, потом из окон дальнего крыла стали выбираться яркоглазые. Потом из поставленной дымовой завесы к своим стали удирать настоящие толпы кузнечиков, по которым Антон все бил и бил, даже когда остальные опустили дымящиеся, усталые стволы.
Когда у Ростика кончились патроны, он сел спиной к водяному баку и закрыл глаза. Только теперь он понял, насколько вымотался от всех перебежек, стрельбы, прыжков, криков боли, химической дряни, использованной насекомыми, вони собственного и чужого пота, крови, порохового дыма…
И тут же к ним поднялся Дондик, чтобы посмотреть на завод сверху. Выслушав доклад вытянувшегося по привычке Ростика, капитан похлопал его по плечу и тоном, не терпящим возражения, попросил следовать за собой, чтобы наметить цели, огнем помогая отбивать завод. Ростик, конечно, «естьнул».
Они даже осмотреться не успели, как к ним присоединился Достальский, который был потным и грязным не меньше Ростика, но в отличие от него чувствовал себя неплохо.
– Лейтенант, – обратился к нему Ростик на «ты», – ребятам нужны боеприпасы и вода. Почему-то очень пить хочется.
– Знаю, – кивнул лейтенант, – все от этой дымовой вони почему-то воды просят. Я приказал пяток бочек подвезти, скоро будут.
Капитан смотрел в Ростиков бинокль, медленно переводя дыхание. Ростик снова повернулся к Достальскому.
– И еще, лейтенант, ты не знаешь, что стало с Пестелем и Кимом?
– С этим длинным? – Достальский вздохнул. – Слышал, что отправлен в госпиталь. Твоя же мамаша устроила полевой лазарет у ворот завода… Туда и корейца отволокли.
– Больше ничего не известно?
– Ну, остальное ты сам узнаешь, небось в госпитале – свой человек?
Ростик хотел было спросить про Раю, пояснив, что теперь нескоро сам сможет уйти куда-нибудь, но не рискнул. До сих пор вести были неплохими, не стоило испытывать судьбу третий раз. Третьим, как известно, не прикуривают. Даже на этой странной войне, ведущейся на кусочке бывшей земной тверди ради ломаных вагонов и нескольких километров старых рельсов.
Часть IV
Первая зима
Глава 19
Ростик смотрел с высоты водонапорной башни на поле с той стороны заводской стены. Там безраздельно господствовали насекомые. Они орудовали вообще метрах в ста с небольшим, не обращая внимания на людей. Знали, теперь чуть не на каждый выстрел требовалось получить разрешение. И патроны для этого выдавал сам Антон.
Он стал большим человеком, лейтенантом, командиром заводского гарнизона. У него только и осталось от прошлых, летних времен, что глаза. Большие, немного бычьи, навыкате, горящие неистребимым упорством солдата. А солдатом он стал превосходным, Ростик знал, что таким никогда не будет. Хотя еще чаще знал, что таким и не стоит быть – уж очень странным ремеслом была солдатчина.
Итак, насекомые не просто победили их, но победили в лоб – своей репродуктивной способностью, жаждой жизни, своей тягой владеть тем, чем располагали люди, – металлом. И теперь Боловск могло спасти только чудо.
Слишком долго они раскачивались, слишком тупые люди оказались в руководстве, слишком много было упущено времени для того, чтобы перестроиться и все-таки найти среди невидимых, подчас трудноуловимых возможностей выжить самую лучшую, которая обеспечивала бы жизнь большинству людей.
Насекомые готовились к штурму, изготавливая десятка полтора новых, очень мощных баллист. Такие баллисты не просто разрушат заводскую стену, но и развалят стены цехов, похоронят под их обломками защитников и отбросят людей, наконец, от драгоценных залежей металла. Эти баллисты должны были стать ключом победы насекомых и причиной гибели города.
Без металла люди не смогут изготавливать доспехи, палаши, сабли, наконечники копий, алебард, бердышей. Не смогут заставлять работать свои машины и приспособления, даже плуги и упряжь для лошадей не сумеют делать.
Ростик втянул в себя воздух, он был уже заметно холоден, климатически стояла середина, а может, и конец ноября. Где-то в начальственных кабинетах, отапливаемых отличными дровами, надеялись на осень, рассчитывали, что насекомые впадают в спячку или хотя бы снизят активность. Дураки, это было самое простое – строить теории. Теперь-то Ростик знал, что этого не будет, потому что Рой – как он про себя называл коллективный разум, руководящий действиями насекомых, – не собирался в эту зиму давать себе передышку и хотел захватить весь металл.
После той памятной ночи, когда необычно острое понимание ситуации впервые накатило на него, прошло всего-то три с небольшим месяца, но у него такие приступы случались еще дважды. И оба раза он отлично начинал понимать, что Рой решил не щадить той, другой формы жизни. А значит, людям придется умереть, потому что они вовремя не среагировали на возможность вжиться в этот мир, противопоставили ему свои слабенькие автоматики.
Об этой способности узнавать то, что думает кто-то другой, он, стесняясь, рассказал Антону. Тот послал наверх рапорт, потому что слишком серьезные ставки стояли на кону, следовало использовать любую возможность, даже такую непонятную и неверную, но ответа не получил. Иногда Ростик с облегчением думал об этом, иногда вздыхал и скрипел зубами – ему казалось, он не все сделал, чтобы доказать, что ничего не выдумал, что прав и его знание можно использовать в военном планировании…
Так и есть, один из яркоглазых очень уж активно начинал руководить другими кузнечиками. Он все меньше делал сам, все больше указывал, как и что делать другим. С такими следовало обходиться круто.
– Марина, – позвал он ближайшую девушку, – дай-ка свой карабин.
Девушка протянула оружие, она знала, что на таком расстоянии может попасть только командир. Ростик положил винтовку на поручень, затаил дыхание. Планка была выставлена на половину необходимой дистанции. Складывалось впечатление, что гравитация тут составляла половину земной, и, хотя субъективно никто этого не ощущал, прицелы, сделанные для условий старой жизни, как и часы, наводили на неприятные мысли.
Вот командир яркоглазых влез на лафет будущей установки, взмахнул лапами, Ростик навел ему прицел в верхнюю часть груди и мягко нажал на курок.
Выстрел раскатился под серым небом, как хлопок в ладоши, не намного громче. Но кузнечик вдруг сломался в поясе и сполз по деревяшкам вниз. Его работники бросились к нему, окружили, потом уволокли за насыпь. Там они должны были его сожрать. Это был их обычный ритуал захоронения, кроме того, кузнечики были всегда голодны, Рой производил их в гораздо большем количестве, чем мог прокормить, рассчитывая и на каннибализм, и на естественную убыль в боях. Ростик знал об этом благодаря новому, открывшемуся в Полдневье дару.
На насыпь выскочили с два десятка богомолов. Это были улучшенные варианты по сравнению с теми, которые они видели в летних боях. Они были почти трех метров росту и ударами своих саблеобразных рук могли противостоять клинкам людей, особенно если палаши эти были плохо заточены. Ростик ненавидел их холодной, свирепой яростью. И раз уж он открыл огонь, он с удовольствием воткнул еще пять выстрелов в эти зеленые, мерзко-подвижные фигуры. Их тоже быстренько унесли за насыпь.
Он не промахнулся ни разу, знал, что не промахнется. Он стал снайпером, одним из лучших. Еще бы вот так же научиться драться на клинках…
– Ружье почистить, патроны, наверное, скоро принесут, – он вернул винтовку девушке.
И пошел на другую сторону башни, ему хотелось хоть немного посидеть одному, расслабить глаза, натруженные часами слежения за врагом. Тут он, продолжая размышления, вытащил свой палаш из ножен. Клинок слаб, плохо прокован, не гибкий, как полагалось бы, как было описано в романах, и сколько его ни полируй – все время возникала ржавчина.
Впрочем, сейчас главное – не клинок. Сейчас хорошо бы Антон принес новую обойму. Впрочем, ждал он недолго. Как всегда после стрельбы, командир появился, чуть запыхавшись от слишком быстрого подъема.
Антон подмигнул Ростику вместо приветствия, вышел на обращенную к противнику часть башни, взял бинокль и осмотрел позиции насекомых. Спросил мирным, обыденным голосом:
– Как тут у вас?
– Готовятся – рубят баллисты, стругают новые колья. Чего им неймется? Они же у нас уже хапнули столько металла, сколько за всю жизнь не видели?
– Хотят еще. Знаешь, думаю, как отправить тебя домой. Ты же с июня на передовой?
– Ну, об этом я и не мечтаю. Хоть бы в баньку сходить… Да этот штурм хотелось бы отбить, а там… И потерпеть можно.
– Думаешь, штурм все-таки будет?
– Скоро, очень скоро. Может, через пару-тройку дней. Баллисты готовы, стрелки обучены.
Антон с сомнением посмотрел на Ростика, но ничего переспрашивать или уточнять не стал. Были уже прецеденты, Ростик угадывал такое, чего и сами насекомые, кажется, заранее не знали.
– А стрелял чего? Ты ведь стрелял?
– Я.
– Попал в кого? А… – Антон заметил скопление кузнечиков за насыпью. – Вижу, что попал. Пируют.
Разумеется, он знал обо всех особенностях траурной церемонии у насекомых. Сам не раз был тому причиной.
– Один из них крепко умным сделался, мог наводчиком стать. И вот… пришлось остановить.
Антон хитро посмотрел на Ростика, хмыкнул, снова приставил бинокль к глазам.
– А остальную обойму выпулил по богомолам, чтобы ружье из-за одного выстрела чистить не пришлось. К тому же знаешь, что я тебя покрою, но новую обойму принесу. Так?
– Так, – признался Ростик. Проницательность командира его не поражала, хорошему командиру так и полагалось себя вести.
– На, держи.
Антон вытащил из кармана обойму, сунул в руку Ростику, вернул и бинокль. Потер отменно выбритые щеки. О том, что Антон бреется каждый день, хотя его мальчишеская щетина этого вовсе не требовала, Ростик знал опять же потому, что знал множество других вещей, которые его как бы и не касались. Просто попадали на глаза, и он уже составлял о них свое представление.
– Марина, – позвал Ростик и вручил девушке патроны. Она шмыгнула простуженным в ночных дозорах носом и деловито сунула их в подсумок. Отошла от командиров, глаза снова на противнике.
Антон проводил ее жалостливым взглядом. Потом посмотрел на Ростика, поиграл желваками. Потом снова провел рукой по щекам.
– Помнишь, хотели вести активную оборону?
Улыбка сама появилась на губах Ростика. Это было дело, это он любил.
– Вылазку предлагаешь?
– Людей мало, Рост, но…
– Если правильно спланировать, все растолковать ребятам и как следует откомандовать, то людей даже с избытком.
Оба знали, что это не так. Но как-то нужно было воевать, вот и придумали они эту присказку. Иногда она помогала. Иногда…
В их положении это было уже хорошо. Просто отлично.
Он стал большим человеком, лейтенантом, командиром заводского гарнизона. У него только и осталось от прошлых, летних времен, что глаза. Большие, немного бычьи, навыкате, горящие неистребимым упорством солдата. А солдатом он стал превосходным, Ростик знал, что таким никогда не будет. Хотя еще чаще знал, что таким и не стоит быть – уж очень странным ремеслом была солдатчина.
Итак, насекомые не просто победили их, но победили в лоб – своей репродуктивной способностью, жаждой жизни, своей тягой владеть тем, чем располагали люди, – металлом. И теперь Боловск могло спасти только чудо.
Слишком долго они раскачивались, слишком тупые люди оказались в руководстве, слишком много было упущено времени для того, чтобы перестроиться и все-таки найти среди невидимых, подчас трудноуловимых возможностей выжить самую лучшую, которая обеспечивала бы жизнь большинству людей.
Насекомые готовились к штурму, изготавливая десятка полтора новых, очень мощных баллист. Такие баллисты не просто разрушат заводскую стену, но и развалят стены цехов, похоронят под их обломками защитников и отбросят людей, наконец, от драгоценных залежей металла. Эти баллисты должны были стать ключом победы насекомых и причиной гибели города.
Без металла люди не смогут изготавливать доспехи, палаши, сабли, наконечники копий, алебард, бердышей. Не смогут заставлять работать свои машины и приспособления, даже плуги и упряжь для лошадей не сумеют делать.
Ростик втянул в себя воздух, он был уже заметно холоден, климатически стояла середина, а может, и конец ноября. Где-то в начальственных кабинетах, отапливаемых отличными дровами, надеялись на осень, рассчитывали, что насекомые впадают в спячку или хотя бы снизят активность. Дураки, это было самое простое – строить теории. Теперь-то Ростик знал, что этого не будет, потому что Рой – как он про себя называл коллективный разум, руководящий действиями насекомых, – не собирался в эту зиму давать себе передышку и хотел захватить весь металл.
После той памятной ночи, когда необычно острое понимание ситуации впервые накатило на него, прошло всего-то три с небольшим месяца, но у него такие приступы случались еще дважды. И оба раза он отлично начинал понимать, что Рой решил не щадить той, другой формы жизни. А значит, людям придется умереть, потому что они вовремя не среагировали на возможность вжиться в этот мир, противопоставили ему свои слабенькие автоматики.
Об этой способности узнавать то, что думает кто-то другой, он, стесняясь, рассказал Антону. Тот послал наверх рапорт, потому что слишком серьезные ставки стояли на кону, следовало использовать любую возможность, даже такую непонятную и неверную, но ответа не получил. Иногда Ростик с облегчением думал об этом, иногда вздыхал и скрипел зубами – ему казалось, он не все сделал, чтобы доказать, что ничего не выдумал, что прав и его знание можно использовать в военном планировании…
Так и есть, один из яркоглазых очень уж активно начинал руководить другими кузнечиками. Он все меньше делал сам, все больше указывал, как и что делать другим. С такими следовало обходиться круто.
– Марина, – позвал он ближайшую девушку, – дай-ка свой карабин.
Девушка протянула оружие, она знала, что на таком расстоянии может попасть только командир. Ростик положил винтовку на поручень, затаил дыхание. Планка была выставлена на половину необходимой дистанции. Складывалось впечатление, что гравитация тут составляла половину земной, и, хотя субъективно никто этого не ощущал, прицелы, сделанные для условий старой жизни, как и часы, наводили на неприятные мысли.
Вот командир яркоглазых влез на лафет будущей установки, взмахнул лапами, Ростик навел ему прицел в верхнюю часть груди и мягко нажал на курок.
Выстрел раскатился под серым небом, как хлопок в ладоши, не намного громче. Но кузнечик вдруг сломался в поясе и сполз по деревяшкам вниз. Его работники бросились к нему, окружили, потом уволокли за насыпь. Там они должны были его сожрать. Это был их обычный ритуал захоронения, кроме того, кузнечики были всегда голодны, Рой производил их в гораздо большем количестве, чем мог прокормить, рассчитывая и на каннибализм, и на естественную убыль в боях. Ростик знал об этом благодаря новому, открывшемуся в Полдневье дару.
На насыпь выскочили с два десятка богомолов. Это были улучшенные варианты по сравнению с теми, которые они видели в летних боях. Они были почти трех метров росту и ударами своих саблеобразных рук могли противостоять клинкам людей, особенно если палаши эти были плохо заточены. Ростик ненавидел их холодной, свирепой яростью. И раз уж он открыл огонь, он с удовольствием воткнул еще пять выстрелов в эти зеленые, мерзко-подвижные фигуры. Их тоже быстренько унесли за насыпь.
Он не промахнулся ни разу, знал, что не промахнется. Он стал снайпером, одним из лучших. Еще бы вот так же научиться драться на клинках…
– Ружье почистить, патроны, наверное, скоро принесут, – он вернул винтовку девушке.
И пошел на другую сторону башни, ему хотелось хоть немного посидеть одному, расслабить глаза, натруженные часами слежения за врагом. Тут он, продолжая размышления, вытащил свой палаш из ножен. Клинок слаб, плохо прокован, не гибкий, как полагалось бы, как было описано в романах, и сколько его ни полируй – все время возникала ржавчина.
Впрочем, сейчас главное – не клинок. Сейчас хорошо бы Антон принес новую обойму. Впрочем, ждал он недолго. Как всегда после стрельбы, командир появился, чуть запыхавшись от слишком быстрого подъема.
Антон подмигнул Ростику вместо приветствия, вышел на обращенную к противнику часть башни, взял бинокль и осмотрел позиции насекомых. Спросил мирным, обыденным голосом:
– Как тут у вас?
– Готовятся – рубят баллисты, стругают новые колья. Чего им неймется? Они же у нас уже хапнули столько металла, сколько за всю жизнь не видели?
– Хотят еще. Знаешь, думаю, как отправить тебя домой. Ты же с июня на передовой?
– Ну, об этом я и не мечтаю. Хоть бы в баньку сходить… Да этот штурм хотелось бы отбить, а там… И потерпеть можно.
– Думаешь, штурм все-таки будет?
– Скоро, очень скоро. Может, через пару-тройку дней. Баллисты готовы, стрелки обучены.
Антон с сомнением посмотрел на Ростика, но ничего переспрашивать или уточнять не стал. Были уже прецеденты, Ростик угадывал такое, чего и сами насекомые, кажется, заранее не знали.
– А стрелял чего? Ты ведь стрелял?
– Я.
– Попал в кого? А… – Антон заметил скопление кузнечиков за насыпью. – Вижу, что попал. Пируют.
Разумеется, он знал обо всех особенностях траурной церемонии у насекомых. Сам не раз был тому причиной.
– Один из них крепко умным сделался, мог наводчиком стать. И вот… пришлось остановить.
Антон хитро посмотрел на Ростика, хмыкнул, снова приставил бинокль к глазам.
– А остальную обойму выпулил по богомолам, чтобы ружье из-за одного выстрела чистить не пришлось. К тому же знаешь, что я тебя покрою, но новую обойму принесу. Так?
– Так, – признался Ростик. Проницательность командира его не поражала, хорошему командиру так и полагалось себя вести.
– На, держи.
Антон вытащил из кармана обойму, сунул в руку Ростику, вернул и бинокль. Потер отменно выбритые щеки. О том, что Антон бреется каждый день, хотя его мальчишеская щетина этого вовсе не требовала, Ростик знал опять же потому, что знал множество других вещей, которые его как бы и не касались. Просто попадали на глаза, и он уже составлял о них свое представление.
– Марина, – позвал Ростик и вручил девушке патроны. Она шмыгнула простуженным в ночных дозорах носом и деловито сунула их в подсумок. Отошла от командиров, глаза снова на противнике.
Антон проводил ее жалостливым взглядом. Потом посмотрел на Ростика, поиграл желваками. Потом снова провел рукой по щекам.
– Помнишь, хотели вести активную оборону?
Улыбка сама появилась на губах Ростика. Это было дело, это он любил.
– Вылазку предлагаешь?
– Людей мало, Рост, но…
– Если правильно спланировать, все растолковать ребятам и как следует откомандовать, то людей даже с избытком.
Оба знали, что это не так. Но как-то нужно было воевать, вот и придумали они эту присказку. Иногда она помогала. Иногда…
В их положении это было уже хорошо. Просто отлично.
Глава 20
Щиты пришлось обернуть брезентом. И именно они при перебежках чаще всего задевали доспехи, и если доспехи при этом глухо звякали, то щиты – практически колокола – издавали долгий, легко различимый звон. В штабе по этому поводу долго гадали – может, в самом деле их лучше делать из дерева, а металлические пластины лишь набивать сверху? Но Ростик по опыту знал, такие щиты были бы тяжелее дюралевых, но более хрупкие. Да и изготавливать их было бы труднее. И сумел настоять на дюралевых щитах, вот только их приходилось иногда оборачивать.
Потом Ростик отобрал людей, самолично обойдя ползавода. Иных ребят вытаскивал из когтей взводных командиров, угрожая доложить самому Антону. После такой угрозы многие, поругавшись, все-таки уступали, знали, за кем останется последнее слово. Раньше Ростик стеснялся прибегать к этому приему, по себе знал, убери двух-трех толковых ребят – и взвод превратится в коммуну. Но в последнее время стал безжалостным.
Выбранным настрого запретил разговоры. Вот с этим было туго, желающих выступить было – пруд пруди, и у ребят неизбежно возникало желание посудачить. Он и сам когда-то не смог бы удержаться, но в последнее время стал молчуном. Примерно как и отец. Но об этом не ему судить. Как неудачно пошутила как-то мама, забредя на завод повидаться с сыном, – об этом будет судить уже его жена. Вот еще бы только знать, что она появится, что у него будет возможность этим заняться…
Передних часовых сняли стандартно – удар короткой битой или мечом по ногам сзади. Кем-то давным-давно было замечено, что при этом у насекомых, практически у всех, даже у трудноуязвимых богомолов, перехватывает дыхательные центры. И они не могут поднять тревогу, по крайней мере секунды три, просто катаются по земле без единого звука. В эти несколько секунд следовало поймать голову такого кузнеца, заломить назад и быстро перерезать шейные жилы.
На словах или во время учений это выглядело даже не очень сложным, шейные мускулы у насекомых были не самыми сильными. Но в темноте, когда положение противника трудноуловимо и к тому же опытные богомолы еще могут своими метровыми резаками достать человека даже и с парализованным дыханием, – это превращалось в задачу, достойную только очень решительных вояк. К счастью, на этот раз проблем не возникло.
После передового охранения они уже навалились на изготовителей баллист. Эти были даже не вооружены, если не считать кое-каких инструментов – деревянных молотков, киянок, клиньев, каких-то сложных веревочных пил, которыми некоторые пильщики пытались отмахиваться как хлыстами… И уже, в общем-то, можно было не соблюдать тишину. Так что их опрокинули быстро, хотя стрельбы еще не поднимали.
И все. Вылазка свои цели оправдала. Теперь оставалось поджечь баллисты, скомандовать отход, проследить за самыми азартными… Но Ростик пересчитал порубленных мастеровых и не поверил своим глазам – их было меньше четверти. Это значило, что самых умелых, самых толковых работников почему-то отправили поглубже. Может быть, в рабочие землянки? Значит, опять Рой что-то почувствовал…
Ростик выбежал из котлована, где насекомые изготавливали свои баллисты, и посмотрел в сторону землянок. Они были близко, метров двести, для одного хорошего рывка всего-то полминуты. Если учесть темноту, то полторы-две. Стоило ли об этом говорить?
Но это значило – углубиться в неприятельскую территорию, встретить новых богомолов, новых черных стрелков – задача была трудновыполнимой. Ростик оглянулся. Вся команда, человек сорок, ждала его решения. Что делать – поджечь баллисты и свалить или все-таки попытаться достать землянки?
Благоразумие подсказывало, что нужно делать то, что задумано. Что излишняя решительность обернется лишними трупами, что азартничать можно без конца… Теперь же Ростик попробовал представить свое будущее – будет ли он жив, если попытается атаковать землянки. Этот способ выбрать решение был ничуть не глупее, чем всякий другой… Получалось, что он будет жить, что опасности – по крайней мере для него – в этом рывке нет.
– Сержант, – приказал он шепотом ближайшему из командиров отделения, – закладывай со своими ребятами горючку под баллисты. И поджигай. Если не сможешь нас дождаться, отступай без команды. Остальные – за мной.
Решение было не самым скверным. Вот только требовало времени для исполнителя. Потому что еще месяц назад дали бы бензин в бутылках, которые достаточно просто разбить и запалить одним щелчком зажигалки.
Потом Ростик отобрал людей, самолично обойдя ползавода. Иных ребят вытаскивал из когтей взводных командиров, угрожая доложить самому Антону. После такой угрозы многие, поругавшись, все-таки уступали, знали, за кем останется последнее слово. Раньше Ростик стеснялся прибегать к этому приему, по себе знал, убери двух-трех толковых ребят – и взвод превратится в коммуну. Но в последнее время стал безжалостным.
Выбранным настрого запретил разговоры. Вот с этим было туго, желающих выступить было – пруд пруди, и у ребят неизбежно возникало желание посудачить. Он и сам когда-то не смог бы удержаться, но в последнее время стал молчуном. Примерно как и отец. Но об этом не ему судить. Как неудачно пошутила как-то мама, забредя на завод повидаться с сыном, – об этом будет судить уже его жена. Вот еще бы только знать, что она появится, что у него будет возможность этим заняться…
Передних часовых сняли стандартно – удар короткой битой или мечом по ногам сзади. Кем-то давным-давно было замечено, что при этом у насекомых, практически у всех, даже у трудноуязвимых богомолов, перехватывает дыхательные центры. И они не могут поднять тревогу, по крайней мере секунды три, просто катаются по земле без единого звука. В эти несколько секунд следовало поймать голову такого кузнеца, заломить назад и быстро перерезать шейные жилы.
На словах или во время учений это выглядело даже не очень сложным, шейные мускулы у насекомых были не самыми сильными. Но в темноте, когда положение противника трудноуловимо и к тому же опытные богомолы еще могут своими метровыми резаками достать человека даже и с парализованным дыханием, – это превращалось в задачу, достойную только очень решительных вояк. К счастью, на этот раз проблем не возникло.
После передового охранения они уже навалились на изготовителей баллист. Эти были даже не вооружены, если не считать кое-каких инструментов – деревянных молотков, киянок, клиньев, каких-то сложных веревочных пил, которыми некоторые пильщики пытались отмахиваться как хлыстами… И уже, в общем-то, можно было не соблюдать тишину. Так что их опрокинули быстро, хотя стрельбы еще не поднимали.
И все. Вылазка свои цели оправдала. Теперь оставалось поджечь баллисты, скомандовать отход, проследить за самыми азартными… Но Ростик пересчитал порубленных мастеровых и не поверил своим глазам – их было меньше четверти. Это значило, что самых умелых, самых толковых работников почему-то отправили поглубже. Может быть, в рабочие землянки? Значит, опять Рой что-то почувствовал…
Ростик выбежал из котлована, где насекомые изготавливали свои баллисты, и посмотрел в сторону землянок. Они были близко, метров двести, для одного хорошего рывка всего-то полминуты. Если учесть темноту, то полторы-две. Стоило ли об этом говорить?
Но это значило – углубиться в неприятельскую территорию, встретить новых богомолов, новых черных стрелков – задача была трудновыполнимой. Ростик оглянулся. Вся команда, человек сорок, ждала его решения. Что делать – поджечь баллисты и свалить или все-таки попытаться достать землянки?
Благоразумие подсказывало, что нужно делать то, что задумано. Что излишняя решительность обернется лишними трупами, что азартничать можно без конца… Теперь же Ростик попробовал представить свое будущее – будет ли он жив, если попытается атаковать землянки. Этот способ выбрать решение был ничуть не глупее, чем всякий другой… Получалось, что он будет жить, что опасности – по крайней мере для него – в этом рывке нет.
– Сержант, – приказал он шепотом ближайшему из командиров отделения, – закладывай со своими ребятами горючку под баллисты. И поджигай. Если не сможешь нас дождаться, отступай без команды. Остальные – за мной.
Решение было не самым скверным. Вот только требовало времени для исполнителя. Потому что еще месяц назад дали бы бензин в бутылках, которые достаточно просто разбить и запалить одним щелчком зажигалки.