Басов Николай Владленович. Рождение гигантов

   Оба вырчоха воспряли духом. Они крутили экватор котла на всем полете от Боловска до завода, то есть действовали как загребные, потому что Лада отказалась тащить их просто как пассажиров, и есть им определенно хотелось больше, чем остальным. Но в любом случае было уже пора и пообедать. Даже Докай, на этот раз не поворачиваясь, спросил глуховато, не своим голосом:
   – Чечевицы нет?
   – Извини, друг-Докай, придется обойтись фасолью. Чечевицу я попрошу вечером.
   – Не любят тебя здесь, опасаются, или… как-то иначе.
   Тратить внимание на выяснение того, какие отношения у Роста сложились с Людочкой, ему было сейчас жалко. Он и про чечевицу-то спросил из-за неудовольствия, что приходилось отвлекаться.
   Сверху с еще одной компанией волосатиков спустилась Лада. Она после перелета долго возилась около своей разлюбезной летающей бочки, подготавливая ее к возможному новому полету, набивая топливом и что-то регулируя в ходе управляющих штанг на антигравитационные блины. Уже с порога она почти заорала:
   – Рост, ты чего так Людочке лицо перевернул? Она прямо красная вся, я даже думала, что заплачет.
   – Слушай, старший лейтенант, – попросил Ростик, – отстань, а?
   – Ага, значит… официально. Тогда умолкаю.
   Она постояла немного, потом занялась делом, проверила, как застелены тюфяки на кроватях, поправила что-то на столе. Потом потребовала от волосатиков, чтобы они приволокли побольше воды сюда, и стала предлагать вырчохам, больше жестами и междометиями, чтобы они сходили в местный душ. Он был, конечно, холодный, горячей воды не успели приготовить, но вырчохи ее поняли, тоже каким-то непонятным образом одними взрыками пояснили, что сбегают на ближайшую речку, они видели сверху, тут такие водятся, и как следует искупаются.
   – Ладно, – согласилась Лада, которая, оказывается, их поняла, – а я тогда рекомендую вам не одевать эти комбинезоны, мы их постираем, а пока подберем вам… что-нибудь подходящее по погоде, идет?
   Рост, которому, в отличие от Докай, делать было почти нечего, быстренько перевел ее тираду Батат. Девушка, с толстыми висячими, почти моржовыми усами, улыбнулась Ладе, на миг блеснув зубами почти в дюйм длиной, и пояснила, мол, ничего искать им из одежды не нужно, они там же и постираются, одежда высохнет на них, они как-то ее обогреют, пока будут идти сюда, а холода они не боятся.
   Когда они ушли, Лада только головой покрутила.
   – Декабрь уже скоро, а этих… ничто не берет, нелюдей чертовых. – Фраза была бы грубой, но в ней отчетливо читалось и восхищение такой выносливостью, поэтому Рост не стал делать Ладке замечание. Она и сама это как-то поняла, со своей обычной чувствительностью к Ростовым настроениям, сделала неопределенный жест и пояснила, не обращаясь к нему напрямую: – Ладно, пойду, если догоню их, скажу, чтобы оружие захватили, а то гиеномедведи тут наглеют к зиме. А если не догоню… отряд волосатых с пурпурными вышлю, чтобы оградили гостей от неприятностей.
   – Они всегда с оружием, – уронил Ростик, уже чувствуя, как к горлу подкатывает привычная тошнота.
   Что там у Лады получилось с вырчохами, догнала они их или нет, он не выяснил. С ним случилась уже бывшая некогда тут, в подвале, штука – он провалился в какое-то полубеспамятство-полусмерть. И ведь чувствовал иногда, что находится тут в безопасности и даже в поле внимания Зевса, но… человеком, отвечающим за свои действия, понимающим все, что вокруг происходило, уже не был. И время, как всегда в таких его состояниях, текло как-то… криво, то очень долго длились считаные секунды, то вдруг проваливались куда-то целые часы.
   Пришел он в себя оттого, что кто-то очень умело и точно кормил его с ложечки. Он лишь открывал рот, жевал, хотя жевать было и не очень-то нужно, глотал… Наконец сумел разлепить глаза.
   На кровати, очень близко, как у нее это уже бывало, сидела Сонечка Пушкарева. Она кормила его, улыбнувшись с такой лаской, заботой, едва ли не любовью, что у него вдруг плохо пережеванный комок размокшего в молоке хлеба с медом застрял в горле. Он прокашлялся, она ему не постучала по спине, догадалась, что это не нужно.
   – Ростик, – позвала она, – ты опять почти четыре дня в отключке провалялся.
   – Это Зевс… Или с Докай вместе, – проговорил он.
   – Так, докладываю, – она отставила на табурет, придвинутый к кровати, миску с хлебной тюрей на молоке, сама, впрочем, не отсела, хотела видеть его как можно ближе, – сюда прилетела целая команда. Ким, почему-то Лешка Астахов, куча всяких прочих пилотов. Почти два десятка душ, если бы была не зима, а весна, нам бы их и прокормить было трудно.
   Все-таки она была кормилицей и еще, конечно, заботливой клушей, которая получала удовольствие, если вынуждена была обтирать-кормить даже командира, каким являлся для нее Рост.
   – Ты знаешь, полежи, я сообщу, что ты очухался, – она все-таки встала с кровати.
   – Докай?
   – Спит наверху, он успел, пока тебя… ну, не было с нами, успел смотаться со своими этими, страхолюдинами, в Лагерь пурпурных. Пропадал там два дня, сказал, чтобы тебя не беспокоили, он тебя как-то нагрузил, и ты… В общем, ничего особенного, просто тебе выспаться нужно.
   Рост поднял руку, останавливая ее, чтобы она не умчалась наверх.
   – Кто переводил?
   – Василиса, она тоже тут, и она же помогала мне, как могла, за тобой ухаживать. – Как эта вот девица догадалась, что для Ростика важно, кто возился с ним, пока… его тут не было, как сказала Сонечка, оставалось загадкой. – Мне ведь тоже иногда спать нужно, Гринев. Вот когда она спала, ведь ей еще и с этой делегацией приходилось разбираться, я не знаю. Ты вот что, командир, с ней помягче, она на тебя так смотрит, что… В общем, сейчас я ее пришлю.
   Василиса действительно появилась в подвале, постояла, подошла, потом помогла сесть и одеться. Вот от того, чтобы устроить прямо тут ему хотя бы некоторые гигиенические мероприятия, Ростик сумел отказаться, он чувствовал, что будет гораздо лучше, если доберется до душа, пусть даже и холодного. Впрочем, это тоже нуждалось в проверке, не исключено было, что там-то помощь от Василисы придется принять, слаб он был очень, его бы сейчас и слишком напористая струя воды с ног сбила. Но при этом он как-то странно замечал, что стыда не испытывает, вероятно, его присутствие голяком в гигантах окончательно… разбило естественную стеснительность. А впрочем, неважно.
   Не успел он как следует приодеться после купания, как в холодную, словно бы выстроенную специально для закаливания душевую, в которой местами даже сосульки наросли, ввалился… Сухроб. Он был по-восточному мрачен и решителен.
   – Командир, – начал он, не обращая внимания на то, что Василиса еще не со всеми завязками на Ростиковых кальсонах управилась, – ты вот что, похлопочи за меня, чтобы меня… В наездники для этих самых летунов взяли. А то… – он подумал и решил быть откровенным, – сил нет, как меня Ладка доводит.
   Василиса тут же стала его гнать, справедливо рассудив, что не дело подчиненного видеть старшего по званию в таком виде, впрочем, Сухроб и сам уже был доволен, что высказался, поэтому ушел почти без возражений.
   За столом, куда Роста усадила все та же Василиса, к нему почти тотчас подсела Сонечка. Она подперла кулачком свое лицо с ямочками на щеках и вздохнула, покосившись на суетящихся слишком близко для ответственного разговора габат, которые приносили какую-то еду и расставляли ее поаппетитнее в несметном количестве.
   – Рост, ты уже, конечно, знаешь, что я была гражданской женой Мурада Сапарова, да? Когда его перевели в Перевальскую крепость, я обрадовалась, подумала, что поближе будем, чаще сможем встречаться… Все оказалось наоборот, пока он был в этой ссылке, куда ты его отправил, я была ему нужна. Сейчас он ждет не дождется вызова в Боловск. И я… – Она не всхлипнула, хотя Рост ожидал именно этого. – Все так получилось, что ты должен посадить меня в этих новых летунов. – Она помолчала. – Фрема осенью прилетал, его на юге заменили кем-то, рассказывал, что это совершенно удивительное состояние – летать в… зверюгах.
   – Я не летал, но… да, в гиганте находиться очень приятно.
   – Вот и сделай, пожалуйста.
   – Надеюсь, теперь это будет Докай решать… Или нет, конечно, я, но исходя из его рекомендаций. Понимаешь, сделать человека летуном или другим наездником для гиганта у меня плохо получается. Мы потому его сюда и притащили, чтобы он…
   – Да знаю я, – Сонечка села прямо, как балерина, даже плечи отставила назад от отчаяния. – Но ты пойми, если я буду там, на юге, то я буду с Фремом. А если… Если не получится, тогда…
   Рост хотел было протянуть руку и сжать ее руку, но не успел, она поднялась и ушла.
   А потом появился Докай с вырчохами. Телохранители сразу же уселись за стол и принялись наворачивать за обе щеки. Кажется, они окончательно потеряли опаску перед человеческой едой, она даже начинала им нравиться.
   Докай же изучал Ростика довольно долго, прежде чем вымолвил:
   – Теперь я, кажется, понимаю, почему при том, что у людей есть ты, вам нужна моя помощь. Но вот ведь какая штука, люд-Рост, – он помедлил, на миг показалось, еще немного, и он начнет хлебные шарики от смущения катать, – мне это не подходит. Нет, разумеется, я понимаю, понимал с самого начала, чего вы от меня хотите, на что надеялись. Но… У нас все мировоззрение построено не на анализе ситуации, как, похоже, обстоит дело у вас, людей, а на этике. И превращение людей в наездников для этих существ, которых вы называете гигантами, требует значительной реконструкции в них.
   Рост понимал, что он уже каким-то образом готов выслушать это мнение Докай. Вот только не знал, что ему следует ответить и следует ли отвечать.
   – Кроме того, вы и так создали себе очень действенную и… в некотором, техническом плане красивую цивилизацию. Если вы еще завоюете море, если вытесните или хотя бы подчините пауков, что собираетесь делать с помощью гигантов, тогда новая война с губисками вам обеспечена. Они не потерпят вторую командную расу на территории, которую считают своей. Поэтому в долговременном плане гиганты могут оказаться ошибкой. Да ты и сам это знаешь.
   Да, это Ростик тоже понимал, он представлял это как некую угрозу, как нечто существенное… Что тем не менее просмотрел, недоучел, не донес начальству. А ведь следовало. Но как же тогда быть? Опираться только на технические приспособления, которые человечество уже научилось использовать для своих нужд? Просто изучать Полдневье и медленно совершенствоваться, чтобы… Чтобы что? Не уступить губискам, если они все-таки задумают стереть расу людей со своей территории, как это назвал Докай… Нет, это не выход. Почему-то это могло быть выходом для других рас, с которыми люди уже были тут знакомы и с которыми, вероятно, познакомятся в будущем. Но только не для людей.
   Старая для Роста идея необходимости экспансии, причем резковатой, сделанной за счет большой крови, может быть, войны, так вот по-русски, но безусловно – экспансии, снова ожила в его сознании.
   – Ты отказываешься нам помогать не потому что мы слишком мало знаем о Полдневье? – спросил Ростик, не очень-то и понимая свой вопрос. Как выяснилось, это оказалось важно.
   – Друг-люд-Рост, я пытался тебя научить тому, что должен был бы делать тут с вашим металлолабиринтом и его… кладками. Но это тебе не под силу. Ты эффективен, но это тебе не по плечу. Переиначить Зевса, как вы его называете, не под силу никому, он еще слишком молод, следовательно, в нем сильна программа, по которой он обязан тут жить. Поэтому я бы мог, травмируя, ошибаясь и даже изменяя природу людей, добиваться того, чтобы некоторое их число подходило для симбиоза с гигантами. Но… я мог бы этим заниматься параллельно… с чем-нибудь еще. А мне здесь, у вас, заняться нечем. Поэтому я ушел. Понимаешь?
   Ростик понял, конечно. Может, не до конца, но понял. Докай, при всем при том, что тоже был очень эффективен, решил, что у него нет такой задачи, которую он мог бы принять тут… Отплатив подготовкой наездников.
   С этим ничего поделать было невозможно. Он все высказал точно и рассудительно, настолько, что это не вызывало сомнений. Черт, одернул себя Ростик, опять ты думаешь на едином. Попробовал перейти на русский, но почему-то это плохо получалось.
   – Хорошо, друг-Докай, сделай нам наездников хотя бы для этой кладки. Это все, что я у тебя прошу.
   – Н-не знаю, – от смущения Докай даже заикался. – Впрочем… Ты старался, из уважения к тебе, и только к тебе, друг-люд-Рост, я это сделаю. Но учти, так получилось, что… я же говорил с Зевсом, и он, кажется, решил, что, если меня не будет, эта кладка последняя.
   Рост вдруг обнаружил, что сжимает вилку с наколотым на нее кусочком рыбы, сунул в рот, принялся жевать, не чувствуя вкуса.
   – И кто из присутствующих, как ты полагаешь, подходит для… наездничества?
   После этого вопроса поесть не пришлось, да и бесполезно было, Рост не чувствовал ни голода, ни жажды, он как-то замер, только не так, когда пребывал в коме из-за слишком плотного участия в сознании Зевса. Он мог ходить, даже говорить, вот только глубоко в нем все равно поселилось отчаяние. Он даже пробовал на Докай раздражиться, что иногда помогало, мол, нашел аргумент – войны испугался, да скорее война и возникнет, если они не будут культивировать гигантов в максимальном количестве и качестве… Но и это не помогало.
   Сонечка, как принявшая назад командование на заводе от Просинечки, построила почти весь человеческий состав и по просьбе Ростика прибавила к нему некоторое количество пурпурных. Зачем он так сделал, Ростик и сам не знал. Докай, как некогда Табаск, походил перед строем и, искоса поглядывая на Роста, выбрал Сонечку, Леху Астахова и, к великому удивлению Роста, Сухроба. Правда, на последнего он очень долго смотрел, но… Все-таки попросил его выйти из строя и готовиться, разумеется.
   Рост уже стал прикидывать, что придется ему, видимо, и летунов испытать на своей шкуре, как он уже испытывал Гулливера и Левиафана, потому что четвертую персону Докай никак не мог найти, но тут… Так иногда бывает не только в романах, но и в жизни.
   Совсем неожиданно, уже под вечер, когда все стали устраиваться на ночь, а выбранная троица под предводительством Ростика сошла в подвал, чтобы жить там до вылупления гигантов из автоклавов, из темного неба на редкость бесшумно на антиграве вынырнул Леха Костыльков. Он был в форме и, по его словам, получил приказ добиться от Гринева доклада, как тут обстоят дела, чтобы еще этой же ночью вернуться в Боловск.
   Ростик посидел с ним немного, но не очень долго. Вести, которые рассказал Костыльков, были грустными. На юге все получалось неважнецки, высадить ихну почти не удалось, хотя двары и попытались поздней осенью немного помочь. Но комши вдруг стали сильнее, или у них за лето-осень прибавилось население, и они сумели мобилизоваться. Тактика Евы, как и ее сотрудничество с черными крейсерами, оправдывала себя… но не слишком. Война на истощение теми силами, которые человечество сумело выделить, привела, скорее, к истощению возможностей и ресурсов людей, а не пауков. И с этим теперь приходилось считаться.
   Ростик слушал его не очень внимательно, почему-то это не трогало его, как раньше, когда он напрямую занимался переселением пурпурных на юг, когда выстраивал свой план с травой-ихной… И он понял, почему остается таким безучастным только тогда, когда в Ростикову каморку, где они сидели с Костыльковым, вдруг ввалился Докай.
   Он постоял, посмотрел и едва ли не театральным жестом ткнул в Костылькова пальцем.
   – Рост-люд, думаю, тебе не придется становиться наездником летуна. Четвертым для этой кладки будет он.
   И Ростик почему-то почувствовал облегчение, словно с него сняли очень тяжкую заботу, с которой, скорее всего, он бы и не справился. И одновременно он понял, что то представление о будущем Костылькова, которое однажды уже посетило его в Одессе, совершив необходимое количество превращений, пришло к своему разрешению. Теперь этому парню некуда было деться, только следовать своему пути… Который, как Ростик и раньше отлично видел, должен был плохо закончиться. И не исключено, что не только для одного Костылькова, но для всего человечества Полдневья. Да, такое тоже могло получиться, просто этот парень оказался чуть более читаемым индикатором, чем другие, не больше.

Глава 30

   Боловск миновали скучно и молчаливо. Докай определенно хотел поскорее оказаться на своем корабле, он так поднажал на Ладу, которая работала на рычагах, что и объяснять ничего не следовало. Она лишь заложила крен влево-вправо, должно быть, приветствуя родной аэродром, и двинула дальше.
   А вот Ростику все казалось непростым. Он даже Докай, который, наверное, опять его читал, перестал стесняться. Ему было грустно, он даже не злился по поводу того, что с этим, таким важным заданием не справился.
   Нет, он пытался, пробовал, даже настаивал на своем желании рекрутировать Докай в союзники человечества, но вот – ничего не вышло. И дело было, конечно, не в том, что он что-то пропустил, чего-то не понял… Хотя, разумеется, отчасти и в этом.
   Он просто не увидел какой-то возможности, спрятанной настолько глубоко, что даже Докай, которому и слова-то были не нужны, который читал человечество, словно открытую книгу, не увидел ничего, достойного сотрудничества с этой расой.
   Наверное, Докай считал, что и так помог людям, хотя бы потому, что разобрался с последней кладкой летунов. Все четыре отобранных наездника забрались в своих птерозавров и вполне успешно стали их осваивать… Но ведь хотелось большего!
   Или людям всегда хочется большего? Может, люди потому-то и считаются такими неугомонными, что просто они – жадные? Хотя, при чем тут жадность, он-то, Рост-люд, отлично знает, что за эту неудачу, по чьей бы вине она ни произошла, придется расплачиваться кровью, смертями людей… которых осталось очень мало, катастрофически мало.
   Лада повернула голову в кабинку к Ростику, который сидел за пушками под стеклянным колпаком на спине антиграва.
   – Сходи-ка назад, командир, посмотри, что с нашими загребными. У меня почему-то тяга… меняется.
   Рост послушно поднялся, посмотрел, оба вырчоха работали так, что от них пар шел. Работа им нравилась, они улыбались в своей жуткой манере. Батат даже, нимало не стесняясь, сбросила верхнюю часть комбинезона, повязала вокруг бедер, так делали танкисты в жаркие дни на Земле, ее вполне женская грудь под потемневшей от пота полотняной распашонкой без рукавов немного стесняла движения, или наоборот – разгоняла кровь. Барон посматривал на нее с восторженным аппетитом, его жена ему в этот момент очень нравилась.
   На всякий случай Ростик посмотрел, сколько осталось топливных таблеток для котлов, и выяснилось, что не очень много. Почему-то люди-выдры жгли топливо, словно продирались сквозь джунгли, а не плыли плавнейшим образом по суховатому, зимнему и такому легкому воздуху.
   – Вы бы, ребята, не слишком усердствовали, все-таки не на дальнюю дистанцию полет, – сказал вырчохам Рост.
   – Им-мно, – подтвердила Батат с акцентом, вызванным строением ее челюстей. – Хоч-ся разг’реть… с’бя.
   Ростик кивнул, погладил почти горячий бок котла и вернулся на свое место.
   – Работают как наскипидаренные, – объяснил он Ладе. – Но топлива хватит.
   – Я знала, что ты можешь… вдруг на Бумажный холм смотаться. Или вообще через континент запулить.
   – Через континент – это идея, но вот Докай не хочет больше гостить, его на корабле ждут, а их – штормы поджимают.
   – Что-то я не заметила, чтобы они штормов боялись, осенних, зимних или каких угодно. – Внезапно Лада оглянулась. – Что-то все-таки творится с машиной, Рост. Рычаги как живые, чуть ли не из пальцев вырываются.
   – В сторону или на Боловск тянет? – он и сострил-то глупо.
   – Ты не очень-то доверяй мне, сам понимаешь, из меня еще тот… объяснитель этих ваших тонкостей и нюансов. Но машину определенно толкает от Чужого. – Она помолчала. – И ведь идем по касательной, и все равно.
   – Мимо Чужого? – Ростик подумал об этом, как об очередной странности.
   Он и не такое видел, в Полдневье случалось разное, то пространство меняется, то расстояния невозможно замерить, то… некоторые штуки, вроде промежутка между лесами, всех пугают и отгоняют, хотя, как в итоге получилось, и правильно, что отгоняют. Теперь какая-то ерунда с Чужим городом, с такими мирными и вполне разумными Шир Гошодами. Надо бы как-нибудь об этом серьезно подумать или даже решить, что же это может значить…
   – Стоп, Ладка, вниз, – почти заорал он, не заметив, как вздрогнул Докай, который сидел, согнувшись в три погибели, за второго пилота, впрочем, не прикасаясь к рычагам. – Идем к Ширам.
   – Стопить, любезный командир и повелитель сердца моего, я не способна, стоп-крана на нашей лодочке, как известно, нет. А вот к Ширам я могу…
   Дальше Ростик Ладу уже не слышал. Он лишь явственно разбирал стук собственного сердца. Оно даже показалось ему самым чувствительным органом в теле, чего раньше никогда, кажется, с ним не случалось.
   Впрочем, перемахнули через город Широв они совсем немного. Лада развернулась, поправилась, а потом даже поднажала, хотя, учитывая, как работали рычаги ее машины, смотреть на ее попытки было странно. Как она и говорила, рукояти едва ли не вырывались из ее ладоней, словно намазанные вазелином.
   Это внушение, думал Ростик, наблюдая за ней, определенно – очень мощное внушение. И я его, кажется, чувствовал, только объяснил по-глупому – мол, Ширы не хотят Докай… А сам-то наш гость, похоже, ничего не ощущает. Но это и правильно, с точки зрения внушения. Если ему слишком явственно показать неудовольствие от его пребывания на этом месте, он заинтересуется, начнет выяснять, что да почему?.. И кто знает, до чего додумается?
   А я-то, лопух, думал Ростик дальше, не обратил внимания, не сумел среагировать… Эх, если бы не Лада, я бы и сейчас, как дурачок, купился… Хотя, все равно, еще оч-чень даже непонятно, что из этого выйдет.
   Докай, прежде хранивший молчание, вдруг разговорился.
   – Ты знаешь, люд-Рост, я решил сообщить тебе вот что. По моему скромному мнению, люди очень мало, недолго живут, поэтому не могут собрать достаточно знаний о мире. Для меня осталось загадкой, каким образом вы передаете эти знания в цепи поколений… Хотя путь – от учителя к ученикам и дальше, до нового талантливого ученика, который пусть немного и исказит исходное учение, но резко усилит его – разумеется, проверен практикой у многих рас и цивилизаций. В целом он срабатывает. У вас тоже срабатывает. Ваш университет, насколько я понял, тому подтверждение.
   – Друг-Докай, я понимаю тебя. Ты стал говорить даже на едином в нашей манере, без тех странных формул, которые и осознать не всегда возможно. У аймихо так не получается, только у некоторых девушек, которые долго жили в человеческом сообществе.
   – Да, друг-люд, словарные формулы, готовые клише, которыми мы пользуемся, проявляют смысл, но часто и затемняют многие его части. Все дело в объеме значений, который вкладывается в слова. Вот этого я тоже не понимаю, как вы, не умея практически читать друг друга, все же объсняетесь? Ведь если говорить с незнакомым человеком, у которого другой, неизвестный тебе опыт, и этот опыт не передается эмпатией, хотя бы в малой толике, даже знакомые слова становятся неизвестными.
   Похоже, подумал Ростик, о герменевтике придется говорить. А что я в ней понимаю? Ведь не учился толком, даже читать мало получалось… Хотя, с другой стороны, если бы много читал, что бы стало с моими предвиденьями? Забил бы мозги разной шелухой, и готово – в Смагу мог бы превратиться. Или не в Смагу, но тогда – в Рымолова. Да, в него, скорее всего.
   Декабрьский ночной ветер несильно, но все-таки трепал огонь факела, выставленного перед единственными воротами Чужого города Широв. Антиграв мягко завис перед ними, взметая мерзлый песок в разные стороны, потом опустился. Докай как очнулся.
   – Что? Зачем мы тут, друг-Ростик?
   – Не волнуйся, друг-Докай. Это город расы Шир Гошодов и Махри Гошодов, но тут есть и небольшая колония людей, ею руководит мой хороший приятель по имени Эдик Сурданян. Давай сходим к нему и посидим в тепле и относительном уюте.
   – Зачем? В Одессе, как вы называете городок на берегу, было бы удобнее.
   Но Ростик, пользуясь тем, что двигался чуть быстрее, чем неуклюжий в зимней одежде Докай, уже проскочил мимо вырчохов, которые с некоторой даже неохотой натягивали свои комбинезоны, готовясь выйти наружу, вылетел, словно пробка из бутылки, из нижнего люка антиграва и припустил к воротам. Умница-Лада посадила антиграв едва ли дальше чем в пятидесяти метрах от них.
   Удары в створки из литого камня прозвучали резко. «А ведь я, пожалуй, нервничаю», – решил Ростик, но стучать принялся еще сильнее. Почему-то ему не давала покоя идея о том, что даже обычно нечувствительная к разным… хитростям наведенного порядка Лада чуть было не отвела летающую лодку вбок. Это было не случайно, ох как не случайно.
   Крохотное оконце в воротах открылось, за ним открылось кошмарное лицо ширского стражника. Он посмотрел на Ростика, который что-то попробовал объяснять, а затем равнодушными, замедленными движениями приоткрыл одну створку.
   – Впусти нас, друг Шир, – говорил Рост, протискиваясь в щель, опасаясь, что ее опять могут закрыть. – Мы ненадолго, посмотреть на наших…
   – Люд, – Шир определенно не ожидал прилета антиграва этих взбалмошных людей, в общем-то, союзников, – я пошлю кого-нибудь доложить о тебе… Шир Марамоду.