Страница:
* * *
Сегодня у Субботина выдался удивительно спокойный день, и его потянуло на приятные увлечения. Отложив книгу, он принялся щелкать по углам своим знаменитым «ультраполяроидом», чувствуя, что сегодня улов будет более удачным, чем всегда. Отсняв четыре затемненных угла, он вошел в ванную комнату, сделал специальный раствор, стал проявлять свежую пленку. Испытывал азарт коллекционера: кого-то сегодня поймаю? И действительно, на пленке под воздействием чудо-проявителя, применяемого разве что в ЦРУ, стали вырисовываться странные фигуры – продолговатое нечто, похожее на лицо истощенного человека, но без глаз, с желтыми разводами на голове, а над ним как бы плавала полуженщина-полурыба. Это уже было нечто. Более тридцати фотографий пустого пространства накопилось у Субботина, на каждой, как он считал, явно жители параллельного мира. Субботин даже начал втайне писать труд на тему, что в подлунном мире нет ни клочка пустого пространства – параллельные миры населяют его, абсолютно не видя нас, людей. Бывают редкие случаи, когда их пути соприкасаются, и тогда появляется очередная сенсация.Тонкий писк Субботин уловил сразу. Кинулся к балконной двери, нащупал «жучок», от которого невидимые нити шли к балкону его подозрительного соседа. «Жучок»-улавливатель был устроен очень хитро и изящно. Во-первых, совершенно невидим постороннему глазу, а во-вторых, давал сигнал, что нужный разговор начался. Затем на микропленку записывалось буквально все, о чем говорилось по телефону в квартире Пантюхина. Не только своим отработанным чутьем, но и рядом мельчайших деталей Пантюхин возбудил в Субботине явное подозрение. А ведь по законам Ассоциации все в ближайшем окружении агента должно быть чисто, любые самые мельчайшие помехи устраняются немедленно. Субботину ничего не стоило установить связь этого уркагана с директором завода, с жульем, у которого их профессия буквально написана на лицах. Посему и решил он «записать» соседа, понимая, что в любом случае мало что теряет. Для подобных целей у Павла Эдуардовича имелся солидный арсенал средств современной микротехники, начиная от кусочка сахара-рафинада с вмонтированным в него мини-микрофоном и кончая микрофоном, бесшумно выстрелив которым из пистолета в стену нужного объекта, можно было спокойно прослушивать любые переговоры на расстоянии до 60 метров…
Услышав сигнал, быстро присев к столу, машинально проверив диктофон и микрофон, Субботин надел наушники с усилителем, придвинул к себе разлинованный лист бумаги остро заточенный карандаш. Он понимал, что скорее всего будет свидетелем обычного бытового разговора Пантюхина с дружками, но тогда запись автоматически сотрется. Однако на сей раз, кажется, ему впервые повезло. Как он сразу понял, на другом конце провода был не кто иной, как директор «Пневматики» Петр Кирыч. Это уже было любопытно. Но… Петр Кирыч строго и деловито приказал Пантюхину прибыть к нему на беседу завтра утром, иметь при себе данные о наличии горюче-смазочных материалов. Затем он начал что-то сердито выговаривать. Субботин хотел уже отключить запись, как услышал одну насторожившую его фразу: «Про Сеньку правду толкуют? Неужто рванул?». И, не дослушав Пантюхина, директор повесил трубку словно спохватился, что сказал лишнее.
Субботин, не снимая наушников, стал размышлять над этой фразой. Как-то она не вязалась с предыдущим разговором, выпирала из предыдущего текста. Это еще больше настроило Субботина на то, что Петр Кирыч ведет с Пантюхиным действительно двойную игру. И вдруг снова зазуммерил телефон. Пантюхин словно ждал этого второго звонка, ответил тотчас. Разговор сразу же пошел на высоких тонах на блатном жаргоне, не таясь. Кто-то басовито требовал от Пантюхина «должок». Тот возражал, мол, делов-то было всего-ничего, на три сотни не тянут. И вдруг…
– Скажи хозяину, Сенька в городе, его ищет.
– Заткнись, дурила! – оборвал собеседника Пантюхин. – Ты что болтаешь?
– А нам-то что, вы крутитесь! Мы «пальчиков» не оставляем. А ты гони две косых, и мы мотаем отсюда. И не вздумай шутить, мы рядом, твой дом видим, как на ладони…
Павел Эдуардович внутренне напрягся, не зная, куда кинуться первым делом. Очень хотелось «засветить» этих бандитов – иметь бы их фотографии не помешало. Но… отходить от телефона было нельзя. Обязательно Пантюхин будет кому-то немедленно докладывать об этом серьезном разговоре. Хозяин! Оказывается, где-то и у Пантюхина, и у этих «гостей» есть хозяин. Уж не Петр ли Кирыч? Субботину это показалось маловероятным, ибо если все правда, то… слишком уж зловещей вырисовывается фигура человека, чей авторитет в городе очень высок. Неужели и впрямь, как их учили в Ассоциации, все советское общество сверху донизу прогнило, переплелось и сомкнулось с уголовными элементами? Как было бы хорошо, если бы его домыслы и догадки подтвердились.
Субботин не ошибся и на сей раз. Пантюхин снова принялся накручивать диск телефона. У соседа сегодня выдался горячий и трудный денек.
– Это я, шеф! – почти панибратски начал Пантюхин, не называя имени и отчества собеседника. – Извините за беспокойство. Знаю, у вас всегда наготове одно словечко: «занят». А мне что? Отдуваться за всех? Семен в город прибыл, вас ищет… Когда заехать?.. Туда же?.. Все, заметано! Будьте здоровы!…
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» – вслух проговорил Субботин, аккуратно укладывая наушники в мягкий футляр. Итак, можно спокойно все проанализировать. Как там ни крути, в город прибыл какой-то известный воровской «авторитет» Сенька. Видимо, опасный для Петра Кирыча. Что может быть общего у директора с уголовником, с зонами заключения? Сплошные ребусы. Но… все очень, очень любопытно. Субботин удовлетворенно потер руки. Везет ему в Старососненске с первых дней. Удача повалила. Итак… Он машинально начертил на чистом листе некую схему, обозначил объекты условными буквами, обвел кружочками, соединил острыми линиями. МВД. Министр. От него стрелка вниз, в Старососненск, к Петру Кирычу, к Пантюхину, к неким «иксам» и «игрекам». Да и он тут не сбоку припека. Ведь именно с подачи министра Щелокова дали ему квартиру в этом заводском доме.
Субботин тщательно убрал диктофон, наушники, листки бумаги. Присел к столу, налил себе стакан сока, подумал о том, что милые старососненцы не дадут ему закиснуть без дела. Все услышанное сегодня плюс наработанное им ранее и станет предметом скрупулезного изучения. Он быстрее найдет концы, чем местная милиция, соберет на каждого полное досье, и тогда… Тогда отчетливо прорисуется еще одна ветвь на разрастающемся дереве, которое так осторожно пестует он, «двадцать девятый», писатель Павел Субботин, агент Всемирной Ассоциации…
* * *
Двухэтажный «скромный» коттедж Петра Кирыча привольно расположился на выступе песчаной косы, что тянулась вдоль кромки соснового бора. Металлическая резная ограда упиралась в замшелые вековые сосны, где царил вечный полумрак. Дорожка была выложена цветной плиткой. Вслед за хозяином все гости прошли во двор, поднялись по витой деревянной лестнице на веранду, откуда открывался поистине удивительный вид: серебристая лента речки ныряла в заросли кустарника, сверкала в молодой траве, как драгоценный поясок. Сосны, пронизанные заходящим солнцем, медно светились. Однако больше, чем пейзаж, Русича удивил экскаватор «Грейдал» – маленький, приземистый, настоящий легкий танк. Две его стрелы были похожи на скорострельные пушки. Русич отлично помнил: экскаватор выбивали для реконструкции сборочного цеха целых два года, но ничего не добились. А Петр Кирыч, как шутили сослуживцы, живо поменял шило на мыло – полюбовно договорился с коллегой, директором тракторного завода, отпустил ему пяток пневмонасосов для поточных линий, получив взамен новый «Грейдал». Русич не сразу догадался, что же делает здесь экскаватор? Оказывается, машина углубляла речку перед домом директора.Жаль, что нет в наших газетах так называемой светской хроники! Сколько бы удивительного узнали читатели о жизни власть имущих!
На «Пневматике» осторожно поговаривали и о том, что якобы директор использовал на возведении дачи рабочих стройцеха, где табельщица им ежедневно ставила «восьмерки». Правда, директор, по мнению работяг, оказался чистейшим жмотом, даже обедом мужиков не кормил, не ставил обязательную бутылку – непременный атрибут личной стройки, принятый не только у начальствующих заказчиков. Разобидевшись, один из плотников написал на Щелочихина заявление в милицию. Однако письмо затерялось в архивах, а жалобщика-пьянчужку отправили вне очереди на принудительное лечение в ЛТП…
Русич стоял как зачарованный на краю мыска. Да, коттедж Петра Кирыча превосходил самые смелые описания. На стенах поверх силикатного кирпича красовалась цветная плитка, веранда буквально искрилась, отливала зеленым, красным, синим стеклом. Винтовая лестница вела на второй этаж. Подъезд к даче, спуск в полуподвальное помещение, в гараж также были выложены бетонными плитами. Нечто похожее видел он лишь в известном телефильме про Штирлица.
«Злато есть ничто, счастье скоротечно» – неизвестно откуда вспомнилось Русичу древнее изречение. За оградой коттеджа, не обращая внимания на гостей, два дюжих молодца на дубовой колоде рубили свежемороженого осетра, огромного, метра на полтора. Русич такого за сорок лет ни разу и в глаза не видел. Один работал с топором, второй собирал куски в деревянное корыто.
Пройдя метров двадцать, Русич буквально натолкнулся на двух женщин-поварих. За густым островком из кустов жимолости они колдовали над чугунным котлом, подвешенным над огнем. Разгоряченные, потные, сняв передники, они возились с мелкой рыбешкой, грудой наваленной на брезенте, разложенном прямо на траве, потом стали круглыми шумовками вылавливать куриные тушки, небрежно швыряли их в здоровенную, ведра на два, кастрюлю.
– Скажите, а где тут выход? – тихо спросил Русич.
– Выход? – подняла голову пожилая женщина, тыльной стороной ладони смахнула со лба пот. – У нас гостюшки без обеда не уходят Аль сбегаете?
– Сегодня на обед куриный бульон? – попытался уйти от ответа Русич.
– Наш хозяин, мил человек, бульоны не употребляет, он к сугубо мужской пище приспособился.
– Вы что, его привычки знаете? – Русич не мог понять, приглашенные это поварихи или постоянные. По всему выходило, что бабы тут как у себя на подворье.
– Вот те на! – удивленно переглянулись поварихи. – Авось, на службе у хозяина состоим, зарплату не зазря получаем, изучили.
– Деньги-то на комбинате питания получаете? – опять понесло Русича в сторону, проснулся задремавший было внутри детектив.
– Вы про бульон интересовались, – профессионально образумила Русича повариха, что постарше. – Это не простое варево, оно прозывается донской боярской ухой. – Не слыхали, поди? – Женщина исподлобья глянула на незнакомого гостя.
– Честно признаться, понятия не имею Как это, курица и вдруг… уха?
– Бояре знали дело, у них на жратву губа не дура была. – Словоохотливая повариха, видимо, обрадовалась возможности поболтать и заодно услужить одному из хозяйских гостей, да и не терпелось выставить напоказ собственную кулинарную эрудицию. – Заморские повара, как ни важничали, донскую уху сварганить не могли. Думали: раз-раз и… готово. А про тайные секреты и не ведали.
– Секреты? Разрешите вам не поверить. – Русич словно плеснул масла в огонь. Его вдруг осенило: и поварихи, и весь обслуживающий директорскую дачу персонал, конечно же, состояли на службе в каком-либо заводском подразделении, а работали тут. Эта мысль так его поразила, что он плохо слышал разъяснения поварихи.
– Поначалу, голубь вы мой, в колодезной воде, неделю настоянной в дубовой кадушке, курей варят. После, как мы с товаркой курей вытащим, бульон процедят через марлю, а в юшку заваливают грудой колючую мелочь – ершей, плотвичку, донского бирючка, ельца, дают им прокипеть, снова процедят, мелочь собакам отдадут, а в двойную юшку кладут кусками осетрюжку, белужий бок, малость пшена да всяких специй. Уха будет – пальчики оближете. Никогда не пробовали?
– Мой дядя видал, как их барин едал! – отшутился Русич. И вдруг заслышал басовитый глас Черныха. Главный инженер звал Русича по имени, и это было весьма непривычно. Видимо, трубили общий сбор.
– Вас кличут! – кивнула повариха в сторону дачи. – Идите, идите…
Главные специалисты уже полностью освоились в непривычной обстановке. Сидели за длинным деревянным столом по-домашнему, в одних рубахах, без галстуков, блаженно вытянув ноги.
– Молодой человек, осматривая окрестные огороды, вы, наверное, наткнулись на обнаженную Ольгу? – Нина Александровна шутливо погрозила Русичу пальчиком. – Семеро одного не ждут!
Он сразу понял: референт навеселе. Чувствовала себя, как дома, сидела в торцевой части стола рядом с директором.
Русичу досталось удобное местечко под ветвями старой яблони, затылком он почувствовал упругость шершавого ствола Он еще не знал, что розовощекий парень-служка с гжельским подносом успел обнести гостей рюмочкой. Черных здорово раскраснелся, лицо его еще больше отяжелело, он жадно ел, изредка поднимая глаза от тарелки. Гуринович, наверное, уже наклевался, блаженно прикрывал веки, словно его томила дрема, подставлял бледное узкое лицо предзакатным лучам солнца.
– Эх, пить будем, гулять будем, а смерть придет – помирать будем! – Нина Александровна встала, включила что-то, и над садом поплыла мелодичная музыка.
Затем Русич потерял ее из виду. Вскоре Нина вновь появилась у стола рядом с двумя уже знакомыми Русичу поварихами. Женщины по ее указанию что-то уносили, что-то добавляли. Русич краем глаза заметил, что спиртное сделало свое: коллеги, раскованные, беззаботные, то и дело поглядывали на референта директора, не страшась гнева Петра Кирыча. Сегодня Нина Александровна была поистине неотразима. Стройная, со вкусом одетая, прекрасно причесанная, она все делала ловко, уверенно, непринужденно, словно всю сознательную жизнь только и занималась подготовкой и проведением банкетов. Русич уже где-то слышал, что время породило новый тип специалиста, которого полушутя называли «человеком стола». Сейчас об этом говорил и Гуринович. Еще он добавил, что Нина – чудо, современная деловая женщина, умеет быстро составить любой документ, отредактировать выступление, поддержать разговор за столом на любом уровне, а танцует, как сама Надежда Павлова. Ко всем этим многочисленным достоинствам следует отнести еще одно: Нина Александровна закончила театральное училище и политехнический институт, филиал которого действовал при заводе.
– Дорогие друзья! – Петр Кирыч отодвинул от себя тарелку, поднял руку. – Прошу минутку внимания. Вы знаете: без рассвета и соловей не запоет. И наш сегодняшний скромный ужин тоже имеет свой повод. Само собой, святой праздник – День Победы. В войне мы, правда, не участвовали, но вечный бой и нам сегодня снится, как поется в популярной песенке. Хочу зачитать следующий документ. – Он протянул руку, и Нина Александровна тотчас вложила ему в ладонь плотный лист бумаги. – Так-так… Ага, вот оно: «По решению главного управления пневмонасосы старососненского завода „Пневматика“ в течение года проходили испытания на шахтных породопогрузочных машинах в Донецкой области. Коллективу завода удалось значительно улучшить конструкцию моторов, что дало возможность увеличить ковш для погрузки породы в вагонетки до 4 кубометров. Решением межведомственной комиссии оба пневмонасоса типа П16-25 рекомендованы к серийному выпуску и аттестации на государственный Знак качества». Каково, а? – Лицо Петра Кирыча расплылось в довольной улыбке.
– Браво! Брависсимо! – вскочил Гуринович, локтем опрокинув рюмку. – Слава нам! Жить станет лучше, жить станет веселее!
– Хорошая весть, – сдержанно поддержал Гуриновича Возницын, – новый дом заложим. – Неловко улыбнулся. – Возможно, и для начальника производства квартиренка какая случайно найдется.
– Павел Эдуардович! – Петр Кирыч игнорировал прямой намек Возницына. Он обращался непосредственно к молчаливо сидящему писателю. – Я слышал, что вы трудитесь над книгами о животных. Вношу деловое предложение: отложить на время животных, подготовить солидную книгу о нас, рядовых советских людях. Мы вас и профинансируем хорошо. Каково, а?
– Предложение заманчивое, – любезно ответил Субботин, – но… смогу ли достойно рассказать о заводе? Нужны драматические коллизии, столкновения характеров.
– Чего-чего, а столкновений у нас не счесть. Кстати… – Петр Кирыч старался принять прежний серьезный вид, но это ему плохо удавалось, – хочу, пользуясь случаем, поздравить всех вас с большим успехом.
– С успехом? – скривил губы Русич.
– Да, Алексей Борисович, с успехом! Сегодня утром нас поздравил первый секретарь райкома партии товарищ Сарафанников. Мы стали в районе палочкой-выручалочкой. Оказывается, с двух предприятий города госкомиссия сняла почетный Знак качества. Райком в панику ударился, а тут наша «Пневматика»… из-за острова на стрежень, на простор речной волны…
– Успех-то не больно крупный. – Русич словно нарочно пытался очернить каждое слово директора, и это не укрылось от Субботина. Поскромнее бы ему держаться.
– К дьяволу скромность! – разошелся Гуринович. – Будем предельно откровенны: успех пришел только благодаря вашему личному руководству, дорогой Петр Кирыч, благодаря вашим способностям.
– К чему уж так-то? – чуточку смутился Петр Кирыч и принялся цеплять вилкой скользкий опенок. Однако все видели: директор был доволен словами Гуриновича.
– Я не стесняюсь правды, не считаю правду подхалимством. Позвольте, Петр Кирыч, выпить за вас? – Гуринович потянулся с рюмкой к директору, но тот решительным жестом остановил угодливого подчиненного.
– Не станем касаться отдельных личностей. Вместе мы хорошо потрудились. Посему давайте будем чувствовать себя не в гостях у директора, а как у себя дома. Покушаем, выпьем, а на сытый желудок обсудим кое-какие детали. Возражения есть, товарищи офицеры? – В этом был весь Петр Кирыч: никогда не говорил сразу то, что думал, приберегал на десерт самое вкусное блюдо.
От «товарищей офицеров», вполне естественно, возражений не последовало, и все дружно принялись за еду. Нина Александровна подсела к писателю, осторожно тронула его за плечо:
– А я тайком наблюдаю за вами, Павел Эдуардович, – призналась женщина, – вы почти ничего не едите, не пьете. Разве не вкусно? А через несколько минут подадут ударное блюдо.
– Нина Александровна, – Петр Кирыч заметил, что секретарша любезничает с писателем, и, нахмурив брови-козырьки, нарочито придав голосу строгость, пробасил: – вы у нас главная распорядительница бала, начинайте парад-алле!
– У меня давно все готово! – Женщина легко вскочила на ноги, оставив Субботина. Сделала какой-то знак, и из-за кустов выплыли дородные поварихи в белоснежных халатах, чепцах, накрахмаленных передниках. Каждая несла огромный поднос, уставленный закусками и бутылками. Наконец вынесли на свежий воздух пищу богов – седло молодого барашка, копченого угря, боярскую уху, бульон из ласточкиных гнезд, мясо по-фламандски. Все кушанья обильно сдабривались спиртным, да не какой-нибудь «Столичной», а коньяком «Мартини», «Наполеон», белым бургундским.
Часок спустя, окружив Петра Кирыча, размягченные, осоловевшие от вин и деликатесов, гости пошли размяться вдоль быстрого ручья. Догадливый Гуринович тотчас окрестил его Кирычевым ручьем, что весьма понравилось директору. Наверное, впервые за годы совместной работы все громко, не таясь, толковали о заводских делах, откровенно поругивали руководителей соседнего Зареченского комбината за высокое самомнение, за показуху.
Вскоре разговор возвратился на круги своя.
Вслух, без стеснения, отдавали должное гостеприимству Петра Кирыча, восхищались его дачей. Гуринович умело перебросил мостик в разговоре от личных дел к производственным, грубо польстив Петру Кирычу, что под крепкой рукой хозяина и подчиненным легче дышится.
После такой реплики директор встрепенулся, будто ждал сигнала для начала главного разговора, который витал в воздухе.
– Друзья мои, – решительно начал Петр Кирыч, – пожалуйста, говорите не все сразу. Наша «Пневматика» лишь на подступах к получению Знака качества. На нашем заводе пока знак видели лишь на комплектующих деталях. Главное, считаю, надо заполучить так называемые «внешние» документы. Золотая рыбка сама в наши сети не заплывет. Придется «организовывать», да, я не страшусь этого выражения, буквально каждую бумажку с помощью умных, напористых, пробивных специалистов. – Он повернулся к Субботину: – Вам, конечно, невдомек, каких трудов стоит в наше время получить почетный пятиугольник. Вот вам и конфликт. – Он вновь был в ударе, даже забыл о писателе. – Штурмовой группой будет командовать, извините за армейские выражения, уважаемая Нина Александровна. Хорошенькие плюс умные женщины в состоянии пробить даже Великую китайскую стену. Ну, а теперь хватит, хватит о деле! – продолжал Петр Кирыч. – Давайте лицезреть красоту, отдыхать, как это умеют делать на прогнившем Западе. А то мы совсем уморили нашу единственную даму и товарища писателя разговорами о пневмонасосах и аттестации. На свете есть вещи поинтересней. – Директор обвел коллег близорукими глазами, словно давая понять: хватит о работе. – Павел Эдуардович, – обратился он к молчавшему Субботину, – скажите откровенно, что вы сейчас думаете о каждом из нас, о беспокойствах коллектива? Вы – писатель, инженер человеческих душ.
– Вы хотите от меня слишком многого, – мило улыбнулся Субботин, – у нас ведь пока чисто шапочное знакомство. – О, как много мог бы поведать им сейчас он, скромный писатель-анималист! Пожалуй, кое-кто и в обморок бы упал, а остальные… Все эти добропорядочные советские граждане были вконец испорчены системой и, сами того не замечая, превратились в роботов, в рабов. Выехали за город отдыхать и спорят о том, как «выбивать» документацию. Цели приземлены, мысли убоги. – Что ж, попробую поделиться своими первыми впечатлениями, если что не так, простите на первый случай. Итак, вы, Петр Кирыч, человек весьма крутой, и это хорошо. Размазня на директорском месте не удержится. Дайте, пожалуйста, вашу руку. Так-так. Хочу обрадовать, вас ждет очень высокий взлет, случится это примерно через четыре-пять лет. К сожалению, с некоторыми из здесь сидящих ваших друзей и коллег вы расстанетесь. Они, образно говоря, встанут по другую сторону баррикад. Это так, в общих чертах. Если хотите, задавайте вопросы, я попытаюсь ответить. – Субботин замолчал.
– А с вами не соскучишься, – улыбнулся Петр Кирыч. – Скажите, пожалуйста, не конкретно, а вообще, какие ждут нас в ближайшее время потрясения?
– О, мне бы не хотелось никого обижать, к тому же я могу и ошибиться. Но скажу одно: потрясения ждут всех нас. Я написал книгу о следопытах, о повадках животных. В лесу я себя чувствую более спокойно, ибо в каждом человеке нынче начинает тлеть бунтарская искра. Но это уже из другой оперы.
– Павел Эдуардович! – Нина Александровна вновь присела на траву рядом с Субботиным. – Если вы такой прогнозист, то… – Она зашептала что-то ему на ухо.
– Послушайте, Нина Александровна, – возмутился Петр Кирыч, – секретов в компании не бывает. Можете посоветоваться с товарищем писателем в свободное от отдыха время, а пока… Не смыть ли нам грехи наши тяжкие, а? Банька у меня, конечно, не шик-модерн, даже не сауна, зато деревенская, настоящая. Печь в баньке, батюшки-светы, – Петр Кирыч аж крякнул от удовольствия, – духовитая. Класть ее знакомый чудо-мастер с Рязанщины приезжал. Возражений нет?
– Есть! – капризно склонил седеющую голову Гуринович. – Я лично в баню не пойду, пока не проведаю, чему еще мы обязаны этим праздником, какой славной дате. Вряд ли уважаемый Петр Кирыч пригласил нас сюда, чтобы сообщить о предстоящей аттестации.
– Логично, – поддержал Возницын. – Сообщить можно было и на оперативке.
– Сегодня еще не День Победы. Так что же? – продолжал допытываться Гуринович. Русич, молча наблюдавший весь этот будто заранее отрепетированный спектакль, понял: старик что-то знает, но пытается лишний раз сыграть в проницательность.
– Яков Григорьевич, какой вы, право, настырный! – с оттенком легкой обиды проговорил директор. – Ну, пожалуйста, не берите в голову. – Лицо Петра Кирыча покраснело. – Сегодня у вашего шефа день рождения, не круглая дата, корявая, но…
– Сюрприз! – всплеснул руками-коротышками Черных. – И конфуз! Ей-богу, конфуз! Как-то не по-людски получилось. Предупредил бы кто.
– Есть такая древняя присказка, – вставил Возницын. – Юноши обычно говорят о том, что делают, старики – что уже сделали, а глупые – что они намерены сделать. Пусть я буду глупцом, только намерен вручить вам презент. – Он оглянулся на Русича, увидел укоризну в его глазах и осекся, скис. Честно говоря, в душе он тоже поначалу был недоволен собой, жалел, что поехал на дачу, но стоило выпить, как все вокруг сразу засияло. И если бы не взгляд Русича, то…