Бэгшоу Луиза. Высокие маки

   Беседа закончилась, все поднялись и стали расходиться. Нина тоже встала, но Джеке подал ей знак остаться.
   — Доброе утро, Нина. Добро пожаловать в «Дракон».
   — Спасибо, сэр, — осторожно ответила она.
   Джеке кивнул на толпу молодых мужчин.
   — Сейчас вы сами видите, что вы исключение. У нас вообще мало женщин с вашими способностями. — Голос его звучал резковато. — Надеюсь, это не станет проблемой.
   Нина смотрела прямо в глаза вице-президенту.
   — Нет, сэр, никаких проблем.
   — Рад слышать, — холодно бросил он и отступил на шаг.
   Нина вышла из комнаты. Она не знала, что Тони Сэвидж хотел получить отчет именно о ней. За Ниной Рот будут очень тщательно наблюдать.
 
   «Все это было похоже на мелодраму, разыгранную мужским составом актерской труппы», — подумала Нина, вернувшись к себе в офис. Да, она услышала брошенный вызов. И поняла: у нее есть месяц, за который надо что-то придумать.
   Весь день она копалась у себя в голове и наконец выудила оттуда потрясающую идею. «Дракон», конечно, богаче «Додана Макдоналдса», но у них очень много общего. Те и другие доставляют свой товар во все штаты по одинаковым ценам, из-за чего несут огромные потери, списывая их на издержки бизнеса.
   «А если бы я смогла это изменить?.. — подумала Нина. — Что, если заставить» Дракон» вложить деньги в другую систему? Пускай компьютер отслеживает, где и какие лекарства продаются. И если мы получим ясную картину рынка…»
   Нина назвала свой проект» Потребительский запрос «.
   Ее телефон звонил без остановки, а тележка, развозившая почту, тормозила у двери пять раз в день, подвозя ответы на ее запросы. В общем, она делала огромную работу — и гораздо более трудную, чем можно было предположить.
   Саймон и Том держались замкнуто и отстраненно.
   Очень скоро у Нины возникли сложности с помощниками. Родственных чувств в компании никто ни к кому не испытывал, это ясно. Нина ничего такого и не ждала. Секретарши, девушки в приемной не слишком радовались при виде женщины-руководителя. Они не принимали ее и не скрывали этого. Они называли ее мисс Рот с невероятно оскорбительной интонацией. Они взяли за правило выполнять ее задания в последнюю очередь, очень небрежно, а у Нины не оставалось времени на исправления.
   Но самая главная проблема возникла с ее непосредственной помощницей.
   Трэйси Джонс была приписана к трем менеджерам.
   Симпатичная, рыженькая, с непослушными волосами, с длинными ногтями, в короткой юбке, она вообще терпеть не могла работать на женщин Письма Тома или карточки Саймона всегда делались в первую очередь, а уж потом она бралась за работу для Нины.
   Сперва Нина не жаловалась. Она была новенькой.
   Но наступил момент, когда ей пришлось сказать Трэйси, чтобы она относилась к ее заданиям с не меньшей ответственностью.
   — А я нормально отношусь, — упрямо заявила Трэйси, тряхнув рыжими кудрями.
   Нина вспыхнула. Она терпеть не могла конфликтов, но, заметив, что стрекот пишущих машинок затих и все девушки обратились в слух, она поняла: придется поставить Трэйси на место.
   — Мне жаль, Трэйси, но я вижу другое. Я хочу, чтобы эти письма лежали у меня на столе завтра утром. Ты должна их сделать в первую очередь.
   — Да, мэм, — холодно сказала Трэйси.
   Письма приехали к Нине на тележке в девять утра. В них было две ошибки.
   Скрипнув зубами, Нина их исправила.
   Уже прошло три недели, и она не успевала. Для ее предложения необходима была детальная статистика, и ей надо было все перепроверить перед подачей отчета Джексу. Если она даст текст Трэйси в положенные сроки, понимала Нина, та не успеет, а если и успеет, то сделает в ужасном виде. А Джеральду Джексу оправдания и объяснения не нужны: его не интересует, кто ошибся и почему.
   Нина хочет стать руководителем, но не справляется даже с собственной секретаршей! Трэйси и все остальные считают, что женщине не место среди начальников.
   Они предпочитали флиртовать с парнями, и что же — Нина должна их оставить в покое, пускай развлекаются?
   Внезапно недавняя тихая школьница превратилась в настоящую мегеру. Срок поджимал, выбора у Нины не было.
   В пятницу она спустилась в машинописное бюро в одиннадцать часов утра и обнаружила Трэйси за пустой пишущей машинкой. Девушка красила ногти. Когда Нина подошла, та и не подумала прекратить свое занятие.
   — Привет, Трэйси. Мне нужно получить этот отчет сегодня. Здесь статистика, — сказала Нина, положив стопку аккуратно исписанных листков на стол. — Как, успеешь?
   Трэйси едва взглянула на свою начальницу.
   — Извините, я слишком занята.
   Понимая, что другие наблюдают за ней, Нина задержала дыхание.
   — Как это ты можешь быть слишком занята? Перерыв на кофе кончился, а ты сидишь и красишь ногти. И всегда, когда мне что-то надо, ты слишком занята. Я думаю, ты просто не хочешь на меня работать.
   Машинки стихли.
   Трэйси пожала плечами, не поднимая глаз. Она повернулась к Марии, очень трудолюбивой соседке-испанке.
   — Мария, ты смогла бы это сделать?
   Нина резко постучала пальцами по стопке бумаг. Лицо ее раскраснелось, но голос звучал твердо:
   — Нет, Трэйси, ты моя помощница. Я хочу, чтобы ты выполнила положенную работу. Я ухожу и оставляю отчет на столе. Я вернусь в три. Если ты не сделаешь, я тебя уволю.
   — Да неужели? — хмыкнула Трэйси.
   — Вот посмотришь.
   Нина выходила в коридор в полной тишине. Сердце ее стучало, как молоток, ладони вспотели, но она высоко держала голову, чувствуя взгляды машинисток.
   Нина попыталась работать. Но сосредоточиться не могла. За ленчем она не проглотила ни кусочка — она думала, что ей теперь делать. Она новенькая, молодая, а уже пошли волны. Но теперь это дело принципа, и ничто не заставит ее отказаться от своих слов.
   Без пяти три Нина спустилась в машинописное бюро.
   Трэйси вяло хлопала по клавишам машинки. С первого взгляда Нина поняла, что девушка печатает бумаги для Тома. Собственный проект Нины лежал на столе Трэйси на том же месте, куда она положила его в одиннадцать.
   В машинописном бюро стало тихо, когда Нина предстала перед своей секретаршей.
   Трэйси вызывающе посмотрела на начальницу.
   — Ты не напечатала мои бумаги, — сказала Нина. — Я дала тебе совершенно четкое указание, что они должны быть напечатаны к трем. По какой причине ты не выполнила работу?
   — Я же вам сказала: я слишком занята, — грубо бросила Трэйси.
   — И я тебе сказала: ты будешь уволена, — ответила Нина. — Забирай свои бумаги у Гарри Белмана в отделе кадров.
   В комнате стало так тихо, что она слышала дыхание девушек, наблюдавших за происходящим.
   — А вы не можете этого сделать, у вас нет на это права, — с вызовом заявила Трэйси.
   — Я уже это сделала. Если через десять минут ты не освободишь стол, придет охрана и выставит тебя отсюда, — ответила Нина, — повернулась и пошла к себе в офис.
   Стараясь успокоиться, Нина сняла телефонную трубку и набрала номер отдела кадров. Мокрые ладони прилипли к трубке.
   — Гарри, это Нина Рот из отдела развития бизнеса, — сказала она, когда тот ответил. — Я только что уволила Трэйси Джонс.
   — Нина, ты не можешь никого увольнять, у тебя на это нет права, — сказал Гарри Белман взволнованным голосом.
   — Гарри, я только что ее уволила, — повторила Нина. — И я сделала это в присутствии тридцати пяти секретарш.
   После долгой паузы Гарри обрел голос.
   — В таком случае она уволена, — сказал директор по кадрам.
   В ту ночь Нина не могла заснуть. Она лежала на кровати и смотрела в пространство перед собой. А вдруг Трэйси нужны деньги? А может, она сама должна была уладить отношения с ней?
   Но Нина понимала: при любых обстоятельствах она поступила бы точно так же. И если будет надо, она завтра сделает то же самое.

Глава 12

   Ганс Вольф был прав. Тренировки ради победы над несколькими секундами оставили Элизабет без сил. Не помогло и то, что Джек Тэйлор наблюдал за финишем.
   Он ни слова не проронил, когда она закончила спуск.
   — Не могу поверить, — с неподдельным разочарованием покачала головой Элизабет.
   — Да, тебе предстоит усердно потрудиться. Хейди не отдаст тебе корону только потому, что ты вдруг захотела ее заполучить, — ответил Вольф. Потом уже мягче добавил:
   — Но ты отстала всего на три секунды.
   — Это целая вечность.
   Старик мрачно ухмыльнулся.
   — Слушай, маленький снежный барс. А кто говорил только вчера, что пять секунд — мелочь?
   Элизабет кивнула. Она уже видела себя перед телекамерами. Она дает интервью…
   — Да, конечно, сегодня дела пошли совсем по-другому.
   Дела действительно пошли по-другому. Чемпионат мира в Альпах набирал силу, британская команда наблюдала за переменой, происшедшей с Элизабет, открыв рот. Ронни Дэвис не мог поверить, что перед ним та самая капризная девчонка. Она вставала рано утром, бегала, потом тренировалась с Карен, и эта тренировка для нее стала все равно что каждодневная молитва для верующего — столь же обязательная. Она извинилась перед ним за свое прежнее поведение.
   — Я вела себя глупо, Рон, теперь я за это расплачиваюсь.
   — Нет проблем, — отмахнулся тренер. Ронни был сыном водителя автобуса из Лондона, из Ист-Энда, он никогда не голосовал за тори, презирал высший класс.
   Но леди Элизабет трудилась до седьмого пота, и тем самым почти заставила его изменить отношение к аристократии. — А ты, видно, из валлийцев, упрямая. Там все такие.
   Тряхнув гривой блестящих медных волос, она ответила ему по-валлийски.
   Ронни только присвистнул, когда Элизабет рванулась вниз с холма. От долгих тренировок, солнца, горного воздуха эта девушка становилась красивее с каждым сезоном. Пришлось увеличить число охранников в отеле, чтобы держать репортеров подальше от нее. Ситуация в Британии становилась все хуже, а эта яркая чемпионка всем своим обликом утверждала обратное. Лыжный клуб Великобритании докладывал о росте числа своих членов на четыреста процентов, особенно много шло заниматься лыжами девушек. Путевки в лыжные лагеря распродавались вовсю. Ронни знал, что в некоторых туристических агентствах на стенах офисов висели плакаты с портретами Элизабет.
   Но обо всем этом Элизабет запретила себе думать.
   Если она собирается получить золотую медаль, ей надо проходить во время тренировок еще одну лишнюю милю.
   Нехотя Ронни признался себе, что это уже не с ним.
   Очень хорошо, что Элизабет стала работать как следует, но проблема заключалась в том, что он уже мало чему мог ее научить. Она талантливая лыжница, сейчас это стало отчетливо видно.
   Элизабет опередила коллег по команде и его самого.
   Ронни позвонил в Лондон, в офис, потребовал дополнительных денег, а потом набрал номер Ганса Вольфа.
   — Мы хотим пригласить тебя тренировать Лиз Сэвидж.
   Старик расхохотался.
   — Ах, Ронни. Ты ведь знаешь, я на пенсии.
   Дэвис наступил на горло собственной гордости.
   — Ей нужно гораздо больше, чем я могу дать, Ганс.
   Какой толк, что ты ее открыл, если не доведешь ее до вершины?
   — Она уже получила бронзу на международных соревнованиях.
   — Ну и что, черт побери? Приезжай, Ганс. Не смейся надо мной. Ну как, договорились?
 
   Ганс Вольф стал тренером Элизабет. Впервые в жизни она поняла, что такое настоящая работа. Теперь она бегала по несколько миль с тяжелым рюкзаком за спиной. На тренировках в гимнастическом зале он увеличил нагрузку. Она изучала видеозаписи Хейди и Луизы, а он заставлял ее делать письменные заметки. Как только кончались соревнования, едва Элизабет успевала принять душ, они в ту же секунду мчались на самолет. Ганс объяснял, что, если они приедут на новое место раньше всех, у них будет лишний вечер для тренировки.
   — Будет у меня когда-нибудь перерыв? — спрашивала Элизабет, когда Ганс тащил ее мимо толпы репортеров у подножия склона.
   — Нет, — отвечал он по-немецки. И резко добавлял:
   — У тебя будет достаточно времени отоспаться, когда умрешь.
   Переезды, тренировки, соревнования. Переезды, тренировки, соревнования. Элизабет проводила день за днем, повторяя этот жестокий цикл. Шикарные бары, блистательные отели, которые она так любила в прошлом году, вообще исчезли из ее жизни: их заменили нескончаемые подъемники, трассы, слалом… Ей снились трассы. В самолетах она мечтала выспаться, чтобы никто не будил ее до полудня. Но несмотря на изматывающий темп тренировок, ей никогда не приходило в голову бросить лыжи.
   Причина этого была рядом. Коренастая Хейди Лоуфен, двукратная чемпионка мира, и ее соперница Луиза Левьер, с удивительно низкой аэродинамической посадкой. Когда-то их обеих называли непобедимыми. Но Элизабет знала теперь, что это не так. Она потела, напрягалась, рвалась вперед, сметая все на своем пути. Бронза превратилась в серебро, потом в золото. Она сумела вырвать победу у Луизы, теперь ей оставалось справиться с Хейди. Обе девушки боролись за превосходство по всей Европе. Иногда Хейди выходила вперед, иногда Элизабет, потом снова Хейди.
   Элизабет вдруг почувствовала, как отчаянно она хочет победы. Ей двадцать лет, и ей абсолютно нечем похвастаться в жизни. У нее нет ученой степени, на чемпионате мира ее аристократическое воспитание и счет в банке не значили ничего. Талант — единственное, на что она могла рассчитывать, и она хотела доказать, что чего-то стоит. Она хотела быть самой лучшей.
   В общем-то, призналась себе Элизабет, ей хотелось быть такой, как Джек Тэйлор. Она терпеть его не могла, но невольно восхищалась им. Ганс заставлял ее следить за всеми победами Тэйлора: он указывал на скорость, на технику, на мастерство.
   Джек Тэйлор не был особенно поэтичен в движениях, но его катание можно было сравнить с симфонией, с эпосом. Он прорывался к вершинам спорта, как истребитель Ф — 14 к цели.
   Швейцарцы, австрийцы, скандинавы, французы — никто не мог понять, что происходит. Снова и снова звездно-полосатый флаг возвещал о победе.
   — Не могу взять в толк, — пожимал плечами шведский тренер. — Он действительно необычный, одаренный от природы парень. Но, ведь в Техасе вообще негде кататься!
   Он самый лучший, думала Элизабет. Неужели он не понимает? Этот проклятый Джек Тэйлор со степенями Гарварда еще и потрясающе сексуальный. Она слышала рассказы о его интрижках — настоящий жеребец. А разве мог он быть другим со своим южным тягучим, как патока, говором и жестоким сексуальным ртом?
   Она все-таки слишком часто думала о Джеке Тэйлоре. Элизабет это раздражало. Она пыталась делать вид, будто ей плевать, но его насмешки задевали. Элизабет понимала: Джек Тэйлор обладает редким талантом, который встречается раз в сто лет. Она жаждала его уважения, похвалы, но этот грубиян мог лишь отчитывать, а ей хотелось отношения как к равной.
   Когда мужские и женские соревнования совпадали, Джек Тэйлор приходил поддержать соотечественниц: Ким Феррел и Холли Гидеон. Элизабет старалась вложить в свое катание как можно больше блеска — она видела, что Тэйлор наблюдает за ней. По его чувственному красивому лицу было заметно, что он оценивает ее и все берет на заметку. Но хотя она одержала три победы и выиграла целую секунду в его присутствии, он ни разу не сказал ей и слова одобрения.
 
   Становилось все яснее, что у Элизабет есть шанс.
   Британская пресса просто сходила с ума.» Битва на склонах» была второй любимой темой прессы — сразу после слухов о том, что у принца Чарлза завязалось что-то с леди Дианой Спенсер.
   Ганс старался держать ее подальше от журналистской братии, но пресса от этого только больше распалялась.
   — Глупцы, недоумки, — фыркал он, застав Элизабет в аэропорту за чтением статьи под заголовком «Молния ударяет», посвященной ее победе в слаломе в Валь-Гардене. — Они думают, ты стала хороша в последний год.
   Он не мог позволить ей расслабиться ни на секунду.
   Чемпионат вышел на финишную прямую.
   — Ронни Дэвис звонил в отель. Си-би-эс хочет пригласить всю команду на передачу «Доброе утро, Америка!», — сказала Элизабет с надеждой в голосе.
   Она ничего не имела против того, чтобы прославиться в Штатах. Может, это помогло бы убедить Международную лыжную федерацию дать ей возможность работать на нее, заняться маркетингом, а может, слава смягчила бы отца и он передумал бы насчет «Дракона».
   — Так уж и всю команду. Они хотят видеть тебя, не так ли? Да, конечно, так. — Вольф презрительно хмыкнул. — У нас осталось две дистанции, а ты всего лишь на одно очко впереди фрейлейн Лоуфен. Тебе надо сейчас равняться на американцев — Тэйлора и Ковальски.
   — Что вы сказали?
   Объявили посадку в первый класс; они встали, взяли сумки. Вольф посмотрел на свою протеже. Элегантно одетая молодая женщина, красивая, живая, волосы распущены по плечам. Зеленые, как лес, глаза сверкают, словно снег в лучах солнца.
   — Они уже в Китцбюхеле на слаломе. В четверг катаются в Ханеннкамме.
   — У нас слалом во вторник, скоростной спуск в среду.
   — Да, я спросил Ковальски, не можешь ли ты потренироваться с ним в среду утром. Он согласился.
   — А Джек Тэйлор?
   — А Тэйлор всегда тренируется с Ковальски. Рик — американец номер два, — напомнил ей Ганс. — Он не станет менять свои планы ради тебя.
   Элизабет подала свой посадочный талон, улыбаясь.
   — Ты взволнована, Лизхен? — пошутил старик. — Но смотри лучше на снег, а не на Тэйлора. Тэйлор ничего себе парень, не правда ли?
   — Да, — сказала Элизабет. — Джек — самый лучший в мире. Но я тоже лучшая. Так с кем же мне тогда кататься, как не с ним?
   — Естественно, — по-немецки ответил Ганс, улыбнувшись.
 
   Заключительные соревнования по слалому проходили в острой борьбе. Девушки одна за другой съезжали с вершины, резко втыкая лыжные палки, демонстрируя скорость и умение контролировать ее. Зрители приветствовали австрийцев и Луизу Левьер. Бронза наверняка достанется швейцарцам. Но все ждали Хейди и Элизабет.
   У стартовых ворот Элизабет прочитала молитву и бросилась вперед. Три часа тренировок, долгие дни изучения трассы, недели сидения перед экраном с видеозаписями — и все это ради нескольких минут…
   Приветственные вопли толпы, свист, бренчание коровьих колокольчиков, улюлюканье подгоняли ее. Краем глаза она заметила флаг Соединенного Королевства и даже красный флаг фирмы «Дракон» из Уэльса. Но она не обращала внимания ни на что, кроме шестов с флажками и снега. Предельно сконцентрировавшись, демонстрируя невероятное мастерство, Элизабет все же оказалась недостаточно быстрой. Она ухудшила свой же результат на такой дистанции на пять десятых секунды.
   Ганс похлопал Элизабет по плечу, она повернулась к направленным на нее камерам, лицо ее было спокойным и сдержанным. Ей не оставалось делать ничего другого, как ждать Хейди.
   Ким Феррел завоевала для команды Штатов четвертое место, а британская лыжница Кейт Кокс вышла на восьмое место. Для нее это был очень хороший результат, и Элизабет от души поздравила соотечественницу.
   Наконец возбужденные возгласы раздались оттуда, где стояли швейцарские болельщики: на старт вышла Хейди Лоуфен. Она не была столь точной, как Элизабет, но очень быстрой. С каждой минутой сердце Элизабет подпрыгивало все чаще. Незачем смотреть на часы, чтобы определить скорость Хейди. Элизабет чувствовала ее ритм.
   Лоуфен шла очень быстро.
   Хейди словно бомба прорвалась сквозь финишную черту, опередив соперницу на секунду.
   Элизабет чувствовала, как глаза тренера, команды, прессы жгли ей спину, когда она шла пожать руку чемпионке мира. Теперь они на равных, и все будет зависеть от завтрашнего дня, от легендарного Ханненкамма, самой скоростной, самой трудной, самой опасной трассы на земле.
   За канатами стоял Джек Тэйлор. Потрясающий в черных джинсах и свитере, он был вместе с американской командой. Элизабет прошла мимо него, направляясь к Ким. Пожав ей руку, она сказала:
   — Ты хорошо каталась.
   — Ты тоже, — ответила рыжеволосая девушка. — Но тебе не слишком повезло, сейчас Хейди в своей самой лучшей форме. Да, Джек?
   Тот пожал плечами, глядя прямо в глаза Элизабет. Он оглядел ее всю, но на лице не дрогнул ни один мускул.
   — Ты могла быть и лучше, — сказал он.
   Элизабет мгновенно напряглась и подтянулась.
   — Я и буду лучше. Завтра.
 
   В среду утром Элизабет встала раньше, чем пришли ее будить. Она хотела как следует выспаться, но не могла. Мысль о том, что все решается сегодня, не давала сомкнуть глаз. Она лишь надеялась, что Хейди Лоуфен чувствует себя точно так же.
   Элизабет мигом облачилась в тренировочный костюм из яркой лайкры. За окнами отеля на фоне рассветного неба виднелись могучие зубчатые пики гор. По цвету неба она поняла, что ночью где-то был сильный снегопад. Элизабет почувствовала, как в кровь выбросился адреналин.
   Сегодня предстоит смертельная схватка. Она бросает вызов лучшей в мире лыжнице на самой опасной в мире дистанции. Внизу, у подножия гор, есть специальная больница для лыжников, поскольку смерть или тяжелая травма на этой трассе не редкость. Стоит лишь чуточку отклониться в сторону после стартовых ворот или потерять равновесие при повороте на сто восемьдесят градусов, и тебе обеспечен свинцовый нырок с обрыва.
   Хватит, хватит, одернула себя Элизабет, выбирая лыжи. Надо думать о тренировке. И только о ней.
   Это будет великая разминка! Она понесется вниз по склону, она покажет этому сукину сыну, Джеку Тэйлору, из какого она теста!
   Прежде чем выйти из комнаты, Элизабет подушилась «Шанель № 5» и быстро мазнула губы помадой «Элизабет Арден».
   Она собиралась не просто заставить его выпрыгнуть из собственных штанов, она хотела сделать это стильно.
 
   Рик Ковальски обещал встретить ее на вершине Рестерхехе. Семь тысяч футов над уровнем моря, самая высокая лыжная база, гарантирующая, что со снегом там не бывает проблем. Да, в такое утро нечего беспокоиться о качестве трассы, думала Элизабет, поглядев вниз с подъемника. Ночью свежий снег укрыл все — и пики, и долины — пышным белым мягким бархатом. Синоптики предсказывали ясную погоду, но она сомневалась.
   Слишком темные тучи сгустились за горами, и Элизабет молилась, чтобы не было метели, из-за которой могли бы отложить соревнования.
   Звякнув, подъемник остановился. Элизабет вышла и с силой всадила палки в снег. Что ж, она готова к серьезной тренировке. Наверняка они отъедут отсюда подальше, здесь нет трасс для первоклассных лыжников.
   Она огляделась, отыскивая Ковальски, но его не было.
   Может быть, он в светлом костюме и сливается со снегом? Элизабет приложила руки ко рту и закричала:
   — Ри-ик!
   Вдруг из ниоткуда перед ней возникла фигура в черном.
   Элизабет так испугалась, что едва не выпрыгнула из собственной кожи.
   Мужчина поднял черные очки и в упор посмотрел На нее.
   — Боже мой, Джек, как ты меня напугал! — выдохнула Элизабет. — Откуда ты, черт бы тебя побрал, появился? И где Рик?
   — Доброе утро, мадам, — ответил Тэйлор. На этот раз тягучий голос с техасским выговором звучал холодно. — Ковальски не будет. Он в постели.
   — Да неужели? — Нервы у Элизабет напряглись. — Что, выпил слишком много глинтвейна вчера вечером?
   Я думала, что даже вы, американцы, перед последним спуском хотя бы дня два отдохнете от вечеринок.
   Глаза Джека сузились. Он помолчал, потом спокойно сказал:
   — В общем-то он простудился. Доктор прописал ему постельный режим. Рик подчинился, потому что не хочет упустить шанс завтра выступить.
   Элизабет покраснела.
   — О'кей, извини.
   — Он попросил меня потренироваться с тобой. Рик никогда не нарушает данных обещаний.
   — Я уже сказала: мне очень жаль.
   — Ну и потом — не Рику тягаться с вами насчет вечеринок, леди. Во всяком случае, если верить тому, что мне доводилось слышать.
   Элизабет наклонилась, поправила лыжные ботинки, с трудом удерживаясь от резкого ответа. Она влезла на эту вершину, чтобы тренироваться, а не ссориться с Джеком Тэйлором.
   — Джек, меня зовут Элизабет. Ты собираешься кататься или болтать?
   Тэйлор изучающе посмотрел на девушку, потом поднял палки и показал вниз, на темнеющий там сосновый лес.
   — Вчера Брэд подыскал здесь один маршрут. Склон там примерно шестьдесят пять градусов, трасса проходит между деревьями, и там много прямых спусков. — Он пожал плечами. — Короче говоря, довольно сложно.
   Элизабет почувствовала вызов в словах Джека.
   — Ты не должна отклоняться ни на дюйм, иди за мной след в след — в ледниках полно трещин, присыпанных свежим снегом. Нам довольно долго предстоит катиться по краю обрыва, мимо скрытых валунов, обнаженной породы и всякого такого. Как, справишься?
   — Слушай, у меня все же есть кое-какой опыт, Тэйлор.
   — Значит, ты собираешься тренироваться со мной?
   Тогда пошли, — заявил он тоном, не допускающим возражений. — Мне не хотелось бы рассказывать английскому лорду, как я стал свидетелем падения его дочери в пропасть.
   — Я лучшая в мире лыжница среди женщин.
   — Но не настолько хорошая, как я, — спокойно заметил Джек Тэйлор.
   Элизабет со злостью посмотрела на него, и Тэйлор спокойно встретил ее взгляд. Он оперся всем телом на лыжные палки, темные глаза изучали Элизабет, как экспонат в витрине музея.