Ее пышное от природы тело, казалось, ничуть не изменилось. Разве что немного увеличилась грудь.
Два месяца работы, третий месяц беременности, отметила про себя Нина, расставляя банки с детским яблочным соком. И вдруг застыла, уставившись на ярлык с изображением младенца, похожего на херувимчика, с беззубой улыбкой на личике. И тут она поняла, что передумала. Нина захотела ребенка. Не важно, кто его отец.
Она хотела кого-то любить. Она хотела водить ребенка в парк, покупать ему куклы, кубики, хотела играть с ним, заботиться о нем так, как никогда ее родители не заботились о ней. Она понимала, это звучит эгоистично, но именно так она чувствовала.
- Слушай, Нина, ты, наверное, шутишь, - выговаривала она себе. - А как же колледж? Думаешь, сумеешь учиться с ребенком на руках?
Ну что такое колледж? Другой, нереальный мир, мир Джеффа и Святого Михаила. А ее жизнь - настоящая, в которой надо зарабатывать деньги, платить за жилье. Она выживет без всякой ученой степени.
Нина нова посмотрела на яблочный сок.
С ребенком у нее будет что-то вроде семьи. А это уже немало.
Да, конечно, будет трудно, пытался образумить ее надоедливый голос. Но Нина приняла решение. "Трудности - это то, к чему я привыкла".
***
Нина навсегда запомнила день, когда она поговорила с Фрэнком. День был очень холодный, серый и слякотный, повсюду рождественские украшения, фонарики хануки в нескольких витринах - в общем, еще одна Нью-Йоркская зима. Нина поймала себя на том, что заглядывает в магазин игрушек, смотрит на всяких святых, королей, неоновых Санта-Клаусов, и представляла, как бы она справляла Рождество со своим ребенком. Единственное, почему ей не нравилось быть еврейкой, - из-за Рождества. Некуда пойти. Хануку невозможно сравнить с Рождеством, с его елками, лампочками, открытками, подарками, которыми осыпают тебя, куда бы ты ни пошел. Она невольно испытывала вину перед ребенком, который лишался всего этого. Дело даже не в деньгах просто родители-евреи игнорировали двадцать пятое декабря. Уж ее-то родители точно, хотя Нина была уверена, они делали это ради того, чтобы сэкономить деньги, а не по религиозным соображениям.
Она решила, что хануку надо устраивать повеселее и посерьезнее. Потому что ее ребенок не должен скучать или жаловаться.
Вот тогда она все поняла.
- Фрэнк, мне надо вам кое-что сказать.
- Ты уходишь, - взволнованно сказал Фрэнк.
Нина работала в "Зеленой планете" несколько месяцев, но ему казалось, что она была здесь всегда. И он не знал, как ему дальше обходиться без нее.
- Нет, но я надеюсь, вы не сойдете с ума... Я решила сохранить ребенка.
- Так это прекрасно! - воскликнул старик, и его лицо расплылось в широкой улыбке. - Ты будешь замечательной матерью. Думаю, я должен тебе прибавить зарплату.
Он подошел к ней тяжелой походкой и обнял. Нина чуть не расплакалась. Никто никогда не обращался с ней так дружески.
А Фрэнк продолжил:
- Я подумал и решил выделить тебе долю от прибыли. Пять процентов сверх зарплаты, как только начнем получать прибыль.
- О, Фрэнк! - воскликнула Нина.
Она понимала, что стоит образумить его, но с деньгами у нее так напряженно, что отказаться не было сил.
Фрэнк Мэлоун одинок, он относится к ней как к дочери, и она действительно много сделала для его магазина.
- Мне не следует соглашаться... - неуверенно начала девушка.
- Соглашайся. - Фрэнк отбросил ее сомнения. - У меня двоюродный брат в Квинсе, адвокат. Он составляет мое завещание. Я скажу ему, чтобы он его изменил.
Нина могла себя поздравить. Пять процентов от маленького магазина. Конечно, это не империя. Но хоть что-то, первый шаг по лестнице вверх. Фрэнк оказался настоящим другом. Да, она скоро родит ребенка, и будущее не казалось ей розовым, но, может, оно окажется не столь мрачным?
***
Через три дня с Фрэнком Мэлоуном случился удар.
Его быстро отправили в больницу, но врачи ничего не смогли сделать. Через час он умер.
***
- Нина Рот?
Нина перестала подметать пол, когда дверь со стуком распахнулась. Высокий плотный мужчина в фетровой шляпе и черном плаще вошел в магазин, не обращая внимания на вывеску "Закрыто". Она нахмурилась. Столько дел надо переделать до похорон, и некому, кроме нее.
- Да, это я, - сказала она, не выпуская из рук веник и тем самым намекая незнакомцу, что задерживаться не стоит.
- Я Коннор Мэлоун.
- О! - Нина вспыхнула, вытерла запачканные руки о фартук и подошла пожать руку. Коннор, должно быть, сын Фрэнка от Олбани. Тот, на которого старик жаловался, что он совсем не навещает его. У Коннора есть сестра Мэри в Техасе, но Нина не ожидала, что кто-то из них появится так скоро. Она хотела бы выглядеть поприличнее, но была всего лишь в потертых голубых джинсах и рубашке в красную клетку. - Привет. Мне так жаль Фрэнка, мистер Мэлоун, он очень хорошо ко мне относился.
Она решила даже не заикаться о пяти процентах.
Коннор Мэлоун не поверит ей, поняла она с первого взгляда.
- Да, он всегда отличался великодушием, - уклончиво заметил Коннор, оглядывая магазин. - Действительно, за последнее время он много сделал.
Нина не решилась сказать, что в основном это ее заслуга. Она просто кивала и улыбалась.
- Да, "Зеленая планета" идет в гору.
- Хорошо, мы сможем запросить цену повыше.
Коннор Мэлоун работал страховым оценщиком и привык сразу все переводить на деньги. Увиденное ему понравилось: разнообразие товаров, аккуратная выкладка. Смерть отца огорчила его, хотя особой близости между ними не было уже много лет. Да, пятьдесят процентов от стоимости магазина придутся очень ко времени для Черил и детей. Он не заметил паники на лице темноволосой девушки, стоявшей перед ним.
- Не может быть, чтобы вы хотели это продать, мистер Мэлоун.
Коннор взглянул на нее.
- Конечно, а кто теперь будет заниматься магазином?
- А почему бы не я?
- Да я так не думаю, - вежливо улыбнулся он. - О'кей, спасибо, что вы присмотрели за всем, пока я сюда добирался, мисс Рот. Я знаю, у вас не было контракта, но я прослежу, чтобы вы получили зарплату целиком.
Так будет справедливо.
- Мистер Мэлоун, неужели вы не сохраните "Зеленую планету"? Магазин дает хороший доход... :
- Но отец умер, - начал терпеливо объяснять он.
- Да, сэр, но я вела все бухгалтерские книги, делала заказы и проводила инвентаризацию. Я могу продолжить работу, а вы наймете мне в помощь кого-нибудь помоложе.
Мэлоун посмотрел в честное личико и чуть не расхохотался.
- А тебе сколько лет, девочка? Двадцать два?
- Восемнадцать, - призналась Нина.
- Да? Ты кажешься старше... Но тем не менее я не собираюсь нанимать девочек-подростков, чтобы они занимались бизнесом. Даже если они очень хорошенькие, - добавил он, пытаясь быть галантным.
- Но я уже занимаюсь бизнесом, - возразила она.
С лица Коннора слетело великодушное выражение.
- Бесполезная попытка, Нина. Сожалею. Чек получишь завтра.
***
Нина не пошла на похороны. Она осталась в магазине и организовала то, что называется ирландскими поминками. Умеренная выпивка - несколько рюмок виски - подсушенные сандвичи. Вот и все, что Коннор счел достаточным. Она работала механически, пока гости не вернулись с похорон. Привела в порядок коробки с таблетками и пузырьками под прилавками. Коннору будет приятно узнать, что во всем полный порядок. Ей казалось, лучше проститься с Фрэнком так, нем просто принести пучок цветов. Нина терла прилавок красного дерева до тех пор, пока не увидела в нем свое отражение.
Она попыталась представить, что бы Фрэнк посоветовал ей сейчас. Во-первых, не паниковать.
Она прислонилась к пустым полкам и глубоко вздохнула. Снова предоставлена самой себе. Ну что ж. Это уже однажды с ней было.
Конечно, все ужасно, но сейчас у нее есть кое-какой выбор. Хозяева окрестных магазинов знали ее и попробовали выяснить ее намерения. Фатима Рисэд из большой бакалейной лавки на другой стороне улицы даже предложила Нине работу. Так что голодать не придется.
Но надо думать и о ребенке.
Миссис Мински из парикмахерской напротив, обожавшая серьезную спокойную девочку, сумевшую преобразить маленький жалкий магазинчик Фрэнка Мэлоуна, тоже забежала к ней в то утро и сказала, что "Абрахам и Штраус", огромный универмаг на Хойт-стрит, запускает программу по менеджменту.
- Племянник мужа там работает, он мог бы замолвить за тебя словечко, заявила миссис Мински. - Хорошая зарплата, премиальные... И потом это настоящий бизнес, Нина. Ты сможешь дальше продвинуться.
- Спасибо, миссис Мински, я вам очень благодарна, - неопределенно ответила она.
- Ну так и что, тебе не нравится "Абрахам и Штраус"? Или после вот этой "империи" для тебя там недостаточно крупный размах? - Миссис Мински хмыкнула и обвела рукой пустую комнату.
- Дело не в этом, - сказала Нина.
- Ты работала в розничной торговле, в аптеке, - напомнила миссис Мински. - Теперь вопрос, куда идти дальше. Конечно, в торговлю. Она у тебя в руках. И "Абрахам и Штраус" - самое лучшее, дорогая, что тут есть.
Так что подумай.
После похорон молодой Коннор отвел ее в сторону и великодушно объявил, что решил накинуть ей плату еще за одну неделю. Но Нина уже приняла решение.
Все же ей интереснее сами лекарства, а не то, чем торгуют вместе с ними. "Абрахам и Штраус" для Бруклина - замечательное заведение. Карьера в розничной торговле могла привести в "Сакс и Блумингдэйл", к прилавкам с косметикой, где сотрудникам со скидкой продают духи. Это, конечно, престижно и очень модно.
Однако настоящие деньги водятся не здесь. Работа с бухгалтерскими счетами показала ей, какие деньги делаются на лекарствах, выписанных по рецептам. Нью-Йорк помешан на витаминах, таблетках, микстурах, и так будет всегда. Правда, в фармацевтическом бизнесе надо кое-что улучшить. Как покупательница, Нина понимала, в чем дело.
Лекарственный бизнес меньше отвлекает и утомляет, чем розничная торговля, эта работа позволит найти время для ребенка. Для Нины теперь это было единственным, что имело значение.
Глава 8
Элизабет выгибалась от прикосновения его языка.
Жерар держал ее крепко, одной рукой ласкал груди, а другую просунул между ног. Ее кожа была горячей и потной, блестящие длинные волосы прилипли к влажному лбу. Лицо покрылось мелкими капельками пота.
Жерар просто терял рассудок: он так сильно хотел ее и не замечал, что глаза Элизабет всегда закрыты. Не отрываясь, он смотрел в отделанное золотом зеркало напротив кровати, в котором отражалась вся эта невероятная сцена. Шелковые простыни и подушки в беспорядке валялись на полу, а бледно-желтое атласное платье от Диора и вечерний костюм аккуратно лежали в кресле.
Элизабет выгибалась под ним, когда он двигался в ней...
Ждать больше невозможно, и Жерар задвигался скорее, часто дыша, широко открыв рот.
- Дорогая.., дорогая, я люблю тебя... - отрывисто проговорил он по-французски.
Она не отвечала, но он почувствовал, как Элизабет стиснула его руку, которой он помогал себе. Ей это нравилось.
Она застонала, и он стал двигаться еще скорее, а когда ощутил приближение оргазма, то постарался продержаться, давая ей возможность достичь пика. Два удара, еще два, потом он сильно нажал пальцами и услышал ее крик. Застонав от удовольствия, Жерар дал себе волю и обмяк.
Элизабет тяжело дышала, успокаиваясь, выбираясь из своих фантазий. Несколько секунд она была не в себе, потом почувствовала, как Жерар скатился с нее, и вернулась в реальность. Сцена, в которой участвовали они с Джеймсом Бондом, превратилась в номер в отеле. Шон Коннери обрел облик ее друга, а Москва снова стала Санкт-Морицем.
- Ты такая красивая, Элизабет. Я тебя обожаю, - добавил он по-французски.
- Ты был великолепен, Жерар, - хладнокровно ответила Элизабет.
Она не могла достичь оргазма с Жераром, не прибегая к фантазиям. И сразу после того, как все кончалось, ей хотелось остаться одной. Она стала думать, как бы поскорее выдворить его из номера, но не грубо.
- Ты меня совсем измочалил, дорогой. - Элизабет потянулась, словно чувствовала себя совершенно утомленной. - Так что иди к себе, а я немного посплю. Если ты будешь рядом, я, конечно, не смогу заснуть.
- О'кей, я понимаю. На первом месте соревнования.
Он так жаждал ей угодить, что немедленно оделся.
Элизабет не могла выносить его щенячьего взгляда.
Жерар казался совсем не таким, как Карл или Ричард, но в конце концов все они одинаковые. Знаменитая леди Элизабет, восходящая звезда горных склонов, любимица общества, бросала их всех.
- Да, в конце концов это чемпионат мира.
- Ты вернешься домой с победой. Не сомневаюсь.
Его задор раздражал. Так с кем Жерар де Меснил хочет быть в конце концов? С Элизабет или с чемпионкой мира? Она знала, он обязательно будет ждать ее внизу, в конце трассы под Деволеззе, чтобы обнять перед камерой. Как скучно. Он невыносимо скучный.
Элизабет поерзала в постели.
- Увидимся завтра.
- До завтра, - простился Жерар по-французски.
После того как он ушел, Элизабет встала и отправилась в ванную. Она включила воду сильной струей и добавила очень дорогого ароматического масла. Запах лаванды и тимьяна наполнил комнату, и Элизабет наконец расслабилась. В ванной было огромное окно с видом на озеро, и, погрузившись в воду, Элизабет заметила шпили и башенки роскошного "Палас-отеля", в котором завтра поселятся ее родители. Она уже знала, что они приземлились. Моника, должно быть, сейчас носится по Санкт-Мориц, покупает безделушки у Картье или шарф у "Гермес". Отец наверняка пошел прямо в "Корвилиа" - самый престижный лыжный клуб. Несмотря на отсутствие интереса к лыжам, родители купили кое-что из снаряжения и в прошлом году вступили в клуб. Лорд Кэрхейвен обладал "старыми деньгами" и возглавлял корпорацию "Дракон", так что у него было все что надо для вступления: наличные и положение. "Корвилиа" стал еще одной открытой дверью в этот мир.
Отношения с семьей изменились совершенно. Когда Элизабет было предложено место в британской лыжной команде, Тони согласился сразу же. Горные лыжи - это опасный, но первоклассный вид спорта. Так что было о чем поговорить на приемах, когда речь заходила про Элизабет.
Вскоре стало ясно, что Элизабет способна на большее, чем прийти второй в слаломе: она выиграла скоростной спуск в Мерибеле. К удивлению европейцев, британская девочка-подросток, появившаяся из ниоткуда, в международных соревнованиях стала четвертой.
Элизабет сделалась сенсацией за одну ночь. Все пошло на пользу: красота, сексуальность, фигура, каскад медовых волос. Англичанка-любительница побила альпийскую нацию в ее же собственном виде спорта.
И кроме всего прочего, она еще и титулованная особа! Фотографии улыбающейся Элизабет в сапфирового цвета лыжном костюме "Эллес" обошли все издания. О ней сообщало Би-би-си. Репортеры спешили отправить заявки в Кортину, чтобы обеспечить себе место в пресс-центре. Она стала гвоздем сезона. Британия, переживавшая экономический спад, где стачки парализовали лейбористское правительство и горы мусора высились на улицах, нуждалась в хоть маленькой частичке славы.
Вот в такую страшную зиму сексуальная леди Элизабет Сэвидж дала людям повод гордо улыбнуться. Пресса называла ее "отважной" и "потрясающей", хвалила графа и графиню за то, что они разрешили дочери заниматься лыжами. Тони и Моника, к своему удивлению, обнаружили, что у Элизабет есть весьма ценные качества. Ее недостатки словно смылись белым альпийским снегом.
В то Рождество Элизабет осторожно обратилась к отцу с просьбой оказать ей любезность. Ей хотелось поработать летом в "Драконе".
Вместо вежливого отказа, которого она очень боялась, граф спокойно согласился.
- Если это тебя развлечет, Элизабет, - пожалуйста.
Я думаю, тебе найдется место в офисе.
Элизабет ахнула от удивления и, заикаясь, поблагодарила.
- Швейцария тебе пошла на пользу. Ты стала полезной своей семье. Ну и как, это будет продолжаться?
Она поняла, о чем спрашивает отец.
Проглотив саркастический ответ, Элизабет кивнула.
- Хорошо. Я надеюсь, ты останешься доволен.
- Но ты, конечно, понимаешь, что все это временно. Ты будешь встречаться с порядочными молодыми людьми, тебе предстоит замужество...
Короче говоря, Тони не мог выразить свои планы яснее. По крайней мере, пока она будет соблюдать правила игры, она может делать то, что захочет. Но родители не отказались от мысли поскорее выдать ее замуж. Отделаться. Пока им просто нравились новые оттенки, которые она придавала блеску их семьи. Разговоры в обществе, на вечеринках о ее успехах, этакие искорки на семейном гербе.
Желая подчеркнуть это, Моника подарила Элизабет на Рождество браслет, украшенный бриллиантами, а Тони увеличил с нового года ее пособие в четыре раза.
Элизабет сразу же продала браслет и открыла тайный счет в банке в Женеве. Каждый месяц она отправляла туда свое пособие. Новая звезда британской команды в деньгах не нуждалась. Она участвовала в соревнованиях как любитель, и ей не полагались гонорары. Но после успеха на чемпионате мира многие компании боролись за то, чтобы спонсировать эту команду. Спонсоры просто осыпали своими дарами - фирма "Эллес" снабдила команду специальными костюмами, фирма "Россиньоль" изготовила лыжи с дополнительным кантом. В отелях они жили в лучших номерах, летали только первым классом. Для Элизабет все это не было чересчур. Она требовала себе самые лучшие костюмы, переливчатые и блестящие, чтобы при спуске с горы они играли на свету. Чтобы на фоне снега она сверкала, как радуга. Она всегда хотела номер на одного. Она не обращала внимания на брюзжание британского тренера и часами блистала на вечеринках, флиртовала - словом, вела себя, как легкомысленная девчонка в обществе лыжников, богатых молодых людей.
Коллег по команде все это приводило в бешенство. В то время как им приходилось вставать в шесть утра и потеть в гимнастических залах отеля, Элизабет валялась в постели с чашкой горячего шоколада и круассанами.
Они начинали работу на спусках под крики тренера, а Элизабет появлялась, когда хотела. Им приказывали идти спать в девять вечера после соревнований, а она оставалась в коктейль-баре и развлекалась с австрийцами, обменивалась записками с Францем Кламмером или висела на шее у какого-нибудь очередного поклонника.
Жаннет Марлин, Карен Картер, Кейт Кокс, девушки из британской команды, считали Элизабет сучкой. Испорченный подросток, она обожала свет рампы и не признавала никаких правил. Но в настоящее бешенство девушек приводило то, что все мужчины вертелись вокруг нее, просили назначить свидание, распускали слюни, глядя на ее свежее крепкое тело с округлыми формами, на слегка тронутое солнцем лицо с большими зелеными глазами. К тому же Элизабет была очень хороша даже без сверкающих бриллиантовых сережек и не в платье для коктейлей от Перри Эллис. Сверх того у нее был титул. Куда ни пойдешь, только и слышно:
- Да, миледи. Нет, миледи.
Даже представители прессы называли ее леди Элизабет.
Она никогда не подчинялась указаниям официальных лиц. Тем не менее никто не смел жаловаться.
Но в день соревнований леди Элизабет Сэвидж была как изготовившаяся к прыжку волчица. Лучшая из десятки лучших женщин мира. Лучшая лыжница Британии за последние пятьдесят лет. И она это отлично понимала.
Элизабет уцепилась за свою свободу со всей яростью. Впервые в жизни никто ею не управлял. Ни отец, ни школа. Не зная точно, что делать, она вела себя как ненормальная. Вокруг горнолыжного спорта собирались весьма оригинальные типы. Американцы-мультимиллионеры, богатые англичане наследники "старых денег", европейские принцы, графы, маркграфы. Она легко вошла в этот круг - богатая, титулованная, талантливая.
Она выигрывала, и ей не было дела до команды. В конце концов это она "Удар молнии", самая известная лыжница в Альпах. Она чувствовала себя непокорной, смелой, отмахивалась от указаний тренеров. Лыжи для Элизабет были не просто спортом. Соревнования отнимали один процент времени, а все остальное - пресса, паблисити, самолеты, вечеринки.
Но если честно взглянуть правде в глаза, в этом бешеном круговороте Элизабет Сэвидж чувствовала себя одинокой и опустошенной.
Об Элизабет говорили как о девице легкого поведения.
У нее появился один более-менее постоянный поклонник, Карл фон Хошайт, сын немецкого автомобильного магната, мужчина-модель. Карл открыл ей радости секса, и она вела себя вызывающе, необузданно. Правда, у них не было ничего общего. Карла, белокурого, обходительного красавца, Элизабет бросила ради достопочтенного Ричарда Годфри, выпускника Итона, наследника гостиничной империи.
Ее родителей взволновало это известие. Однажды Ричард сказал, что ей надо наконец завоевать титул чемпионки мира, успокоиться и начать рожать детей.
- Да кому это надо? - изумился он, когда Элизабет заговорила с ним о "Драконе". - Лиззи, неужели не ясно, что тебе незачем работать? Я позабочусь о деньгах.
В ту же ночь они расстались.
Ну а теперь у нее был Жерар - граф де Меснил.
Жерар - прекрасный любовник, нетребовательный человек. Он ее устраивал.
Во второй лыжный сезон Элизабет завоевала личное серебро в слаломе, золото - в скоростном спуске и бронзовую медаль - в многоборье. Она стояла на пьедестале почета рядом с Хейди Лоуфен, чемпионкой, и слушала Национальный гимн Швейцарии.
В эти минуты она поклялась: на следующий год будут играть "Боже, храни королеву".
В ту осень Элизабет улетела в Давос на сборы.
Она снова встретилась с Жераром, снова ходила на вечеринки, все закрутилось по знакомому сценарию. И та же внутренняя пустота мучила ее.
Элизабет очень любила кататься на лыжах. Но она не хотела быть лыжницей. А что еще она могла делать?
Свет ламп, вспышки фотокамер, смех, звон бокалов с шампанским не могли заглушить мучительный вопрос:
Боже мой, чем же я буду заниматься ?
Глава 9
- Элизабет, к вам посетитель.
Британский тренер Ронни Дэвис изучающим и раздраженным взглядом окинул свою спортсменку-звезду.
Она пришла третьей на скоростном спуске в Валь-д'Изер, отстав от Луизы Левьер на целых шесть секунд. Пожав плечами, она пообещала постараться лучше выступить в Мерибеле. Но тем не менее вчера снова пропустила тренировку. Как он мог ее отчитывать за то, что она пришла третьей, если вся пресса кричала о ней, поздравляя с еще одной бронзой? У этого ребенка явный профессиональный талант, но отношение к делу чисто любительское. Это доводило его до сумасшествия.
- Там что, снова Жерар? Скажите ему, что я занята, - велела Элизабет, поправляя на носу темные очки. - Я хочу собрать вещи и принять душ.
Они стояли в вестибюле одного из лучших отелей Мерибела "Антарес". Жаннет уже застегивала ремни, чтобы спускаться со склона, Кейт работала в тренировочном зале. Ронни понимал, что Элизабет сейчас отправится в кафе, несмотря на предстоящий завтра слалом.
Она в третий раз участвовала в чемпионате мира, но, как говорится, насильно мил не будешь...
- Нет, это не Жерар, к сожалению.
- Ганс!
Обернувшись, Элизабет увидела высокого седовласого человека. Она кинулась к нему и с жаром обняла.
- Что вы здесь делаете? Я думала, вы уже в прошлом году ушли на пенсию.
- - Да, так и есть, я больше не тренирую, но от меня не так-то просто избавиться, - сказал он ей, кивая Ронни. - Мои поздравления, герр Дэвис, ваша страна снова выигрывает соревнования.
- Благодаря Элизабет, - бесстрастно проговорил Дэвис. - Я уверен, мы еще увидимся, а сейчас я иду искать Жаннет, займусь с ней слаломом. - Он пожал руку Гансу и ушел.
Замечательно! Просто замечательно! Еще один поклонник будет говорить Элизабет, какая она потрясающая лыжница.
Ганс пригласил девушку на ленч. Они поехали в гондоле, высоко подвешенной над Труа-Валле, самой крупной в мире лыжной базой. Внизу под ними высились горы. Огромные скалистые пики, покрытые гладкими снежными одеялами, сосновые леса, перерезанные лыжными трассами. Человечки на лыжах походили на разноцветных муравьев, но с такой высоты их быстрые движения казались спокойными и замедленными на фоне величественных Альп.
Вольф выбрал "Пьер Плат", ресторанчик на одной из станций канатной дороги с захватывающим дух видом на деревню внизу. Они сидели на высушенной солнцем террасе, и солнечный свет зажигал огоньки в медно-рыжих волосах Элизабет. Они смотрели на лыжников, скользящих по склону. Опустив штору, чтобы смягчить слепящий свет, исходивший от снежных вершин, Ганс заказал для обоих густой суп, черный хлеб, сосиски с кислой капустой, пиво и апельсиновый сок.
- Красиво, правда? Вершина мира.
- Потрясающе, - согласилась Элизабет.
Ганс указал на картину, открывавшуюся перед ними.
- Да, и что ты видишь?
- Что вижу? Лыжников, конечно.
- Ах лыжников? Я удивлен, что ты их еще узнаешь.
Элизабет бросила быстрый взгляд на пожилого человека и увидела в его поблекших голубых глазах неодобрение.
- О чем вы говорите? - сразу ощетинилась она. - Я же взяла бронзу в прошлом сезоне?
- На месте герра Дэвиса я бы отправил тебя домой и не позволил кататься. Ты позоришь свою страну.
Два месяца работы, третий месяц беременности, отметила про себя Нина, расставляя банки с детским яблочным соком. И вдруг застыла, уставившись на ярлык с изображением младенца, похожего на херувимчика, с беззубой улыбкой на личике. И тут она поняла, что передумала. Нина захотела ребенка. Не важно, кто его отец.
Она хотела кого-то любить. Она хотела водить ребенка в парк, покупать ему куклы, кубики, хотела играть с ним, заботиться о нем так, как никогда ее родители не заботились о ней. Она понимала, это звучит эгоистично, но именно так она чувствовала.
- Слушай, Нина, ты, наверное, шутишь, - выговаривала она себе. - А как же колледж? Думаешь, сумеешь учиться с ребенком на руках?
Ну что такое колледж? Другой, нереальный мир, мир Джеффа и Святого Михаила. А ее жизнь - настоящая, в которой надо зарабатывать деньги, платить за жилье. Она выживет без всякой ученой степени.
Нина нова посмотрела на яблочный сок.
С ребенком у нее будет что-то вроде семьи. А это уже немало.
Да, конечно, будет трудно, пытался образумить ее надоедливый голос. Но Нина приняла решение. "Трудности - это то, к чему я привыкла".
***
Нина навсегда запомнила день, когда она поговорила с Фрэнком. День был очень холодный, серый и слякотный, повсюду рождественские украшения, фонарики хануки в нескольких витринах - в общем, еще одна Нью-Йоркская зима. Нина поймала себя на том, что заглядывает в магазин игрушек, смотрит на всяких святых, королей, неоновых Санта-Клаусов, и представляла, как бы она справляла Рождество со своим ребенком. Единственное, почему ей не нравилось быть еврейкой, - из-за Рождества. Некуда пойти. Хануку невозможно сравнить с Рождеством, с его елками, лампочками, открытками, подарками, которыми осыпают тебя, куда бы ты ни пошел. Она невольно испытывала вину перед ребенком, который лишался всего этого. Дело даже не в деньгах просто родители-евреи игнорировали двадцать пятое декабря. Уж ее-то родители точно, хотя Нина была уверена, они делали это ради того, чтобы сэкономить деньги, а не по религиозным соображениям.
Она решила, что хануку надо устраивать повеселее и посерьезнее. Потому что ее ребенок не должен скучать или жаловаться.
Вот тогда она все поняла.
- Фрэнк, мне надо вам кое-что сказать.
- Ты уходишь, - взволнованно сказал Фрэнк.
Нина работала в "Зеленой планете" несколько месяцев, но ему казалось, что она была здесь всегда. И он не знал, как ему дальше обходиться без нее.
- Нет, но я надеюсь, вы не сойдете с ума... Я решила сохранить ребенка.
- Так это прекрасно! - воскликнул старик, и его лицо расплылось в широкой улыбке. - Ты будешь замечательной матерью. Думаю, я должен тебе прибавить зарплату.
Он подошел к ней тяжелой походкой и обнял. Нина чуть не расплакалась. Никто никогда не обращался с ней так дружески.
А Фрэнк продолжил:
- Я подумал и решил выделить тебе долю от прибыли. Пять процентов сверх зарплаты, как только начнем получать прибыль.
- О, Фрэнк! - воскликнула Нина.
Она понимала, что стоит образумить его, но с деньгами у нее так напряженно, что отказаться не было сил.
Фрэнк Мэлоун одинок, он относится к ней как к дочери, и она действительно много сделала для его магазина.
- Мне не следует соглашаться... - неуверенно начала девушка.
- Соглашайся. - Фрэнк отбросил ее сомнения. - У меня двоюродный брат в Квинсе, адвокат. Он составляет мое завещание. Я скажу ему, чтобы он его изменил.
Нина могла себя поздравить. Пять процентов от маленького магазина. Конечно, это не империя. Но хоть что-то, первый шаг по лестнице вверх. Фрэнк оказался настоящим другом. Да, она скоро родит ребенка, и будущее не казалось ей розовым, но, может, оно окажется не столь мрачным?
***
Через три дня с Фрэнком Мэлоуном случился удар.
Его быстро отправили в больницу, но врачи ничего не смогли сделать. Через час он умер.
***
- Нина Рот?
Нина перестала подметать пол, когда дверь со стуком распахнулась. Высокий плотный мужчина в фетровой шляпе и черном плаще вошел в магазин, не обращая внимания на вывеску "Закрыто". Она нахмурилась. Столько дел надо переделать до похорон, и некому, кроме нее.
- Да, это я, - сказала она, не выпуская из рук веник и тем самым намекая незнакомцу, что задерживаться не стоит.
- Я Коннор Мэлоун.
- О! - Нина вспыхнула, вытерла запачканные руки о фартук и подошла пожать руку. Коннор, должно быть, сын Фрэнка от Олбани. Тот, на которого старик жаловался, что он совсем не навещает его. У Коннора есть сестра Мэри в Техасе, но Нина не ожидала, что кто-то из них появится так скоро. Она хотела бы выглядеть поприличнее, но была всего лишь в потертых голубых джинсах и рубашке в красную клетку. - Привет. Мне так жаль Фрэнка, мистер Мэлоун, он очень хорошо ко мне относился.
Она решила даже не заикаться о пяти процентах.
Коннор Мэлоун не поверит ей, поняла она с первого взгляда.
- Да, он всегда отличался великодушием, - уклончиво заметил Коннор, оглядывая магазин. - Действительно, за последнее время он много сделал.
Нина не решилась сказать, что в основном это ее заслуга. Она просто кивала и улыбалась.
- Да, "Зеленая планета" идет в гору.
- Хорошо, мы сможем запросить цену повыше.
Коннор Мэлоун работал страховым оценщиком и привык сразу все переводить на деньги. Увиденное ему понравилось: разнообразие товаров, аккуратная выкладка. Смерть отца огорчила его, хотя особой близости между ними не было уже много лет. Да, пятьдесят процентов от стоимости магазина придутся очень ко времени для Черил и детей. Он не заметил паники на лице темноволосой девушки, стоявшей перед ним.
- Не может быть, чтобы вы хотели это продать, мистер Мэлоун.
Коннор взглянул на нее.
- Конечно, а кто теперь будет заниматься магазином?
- А почему бы не я?
- Да я так не думаю, - вежливо улыбнулся он. - О'кей, спасибо, что вы присмотрели за всем, пока я сюда добирался, мисс Рот. Я знаю, у вас не было контракта, но я прослежу, чтобы вы получили зарплату целиком.
Так будет справедливо.
- Мистер Мэлоун, неужели вы не сохраните "Зеленую планету"? Магазин дает хороший доход... :
- Но отец умер, - начал терпеливо объяснять он.
- Да, сэр, но я вела все бухгалтерские книги, делала заказы и проводила инвентаризацию. Я могу продолжить работу, а вы наймете мне в помощь кого-нибудь помоложе.
Мэлоун посмотрел в честное личико и чуть не расхохотался.
- А тебе сколько лет, девочка? Двадцать два?
- Восемнадцать, - призналась Нина.
- Да? Ты кажешься старше... Но тем не менее я не собираюсь нанимать девочек-подростков, чтобы они занимались бизнесом. Даже если они очень хорошенькие, - добавил он, пытаясь быть галантным.
- Но я уже занимаюсь бизнесом, - возразила она.
С лица Коннора слетело великодушное выражение.
- Бесполезная попытка, Нина. Сожалею. Чек получишь завтра.
***
Нина не пошла на похороны. Она осталась в магазине и организовала то, что называется ирландскими поминками. Умеренная выпивка - несколько рюмок виски - подсушенные сандвичи. Вот и все, что Коннор счел достаточным. Она работала механически, пока гости не вернулись с похорон. Привела в порядок коробки с таблетками и пузырьками под прилавками. Коннору будет приятно узнать, что во всем полный порядок. Ей казалось, лучше проститься с Фрэнком так, нем просто принести пучок цветов. Нина терла прилавок красного дерева до тех пор, пока не увидела в нем свое отражение.
Она попыталась представить, что бы Фрэнк посоветовал ей сейчас. Во-первых, не паниковать.
Она прислонилась к пустым полкам и глубоко вздохнула. Снова предоставлена самой себе. Ну что ж. Это уже однажды с ней было.
Конечно, все ужасно, но сейчас у нее есть кое-какой выбор. Хозяева окрестных магазинов знали ее и попробовали выяснить ее намерения. Фатима Рисэд из большой бакалейной лавки на другой стороне улицы даже предложила Нине работу. Так что голодать не придется.
Но надо думать и о ребенке.
Миссис Мински из парикмахерской напротив, обожавшая серьезную спокойную девочку, сумевшую преобразить маленький жалкий магазинчик Фрэнка Мэлоуна, тоже забежала к ней в то утро и сказала, что "Абрахам и Штраус", огромный универмаг на Хойт-стрит, запускает программу по менеджменту.
- Племянник мужа там работает, он мог бы замолвить за тебя словечко, заявила миссис Мински. - Хорошая зарплата, премиальные... И потом это настоящий бизнес, Нина. Ты сможешь дальше продвинуться.
- Спасибо, миссис Мински, я вам очень благодарна, - неопределенно ответила она.
- Ну так и что, тебе не нравится "Абрахам и Штраус"? Или после вот этой "империи" для тебя там недостаточно крупный размах? - Миссис Мински хмыкнула и обвела рукой пустую комнату.
- Дело не в этом, - сказала Нина.
- Ты работала в розничной торговле, в аптеке, - напомнила миссис Мински. - Теперь вопрос, куда идти дальше. Конечно, в торговлю. Она у тебя в руках. И "Абрахам и Штраус" - самое лучшее, дорогая, что тут есть.
Так что подумай.
После похорон молодой Коннор отвел ее в сторону и великодушно объявил, что решил накинуть ей плату еще за одну неделю. Но Нина уже приняла решение.
Все же ей интереснее сами лекарства, а не то, чем торгуют вместе с ними. "Абрахам и Штраус" для Бруклина - замечательное заведение. Карьера в розничной торговле могла привести в "Сакс и Блумингдэйл", к прилавкам с косметикой, где сотрудникам со скидкой продают духи. Это, конечно, престижно и очень модно.
Однако настоящие деньги водятся не здесь. Работа с бухгалтерскими счетами показала ей, какие деньги делаются на лекарствах, выписанных по рецептам. Нью-Йорк помешан на витаминах, таблетках, микстурах, и так будет всегда. Правда, в фармацевтическом бизнесе надо кое-что улучшить. Как покупательница, Нина понимала, в чем дело.
Лекарственный бизнес меньше отвлекает и утомляет, чем розничная торговля, эта работа позволит найти время для ребенка. Для Нины теперь это было единственным, что имело значение.
Глава 8
Элизабет выгибалась от прикосновения его языка.
Жерар держал ее крепко, одной рукой ласкал груди, а другую просунул между ног. Ее кожа была горячей и потной, блестящие длинные волосы прилипли к влажному лбу. Лицо покрылось мелкими капельками пота.
Жерар просто терял рассудок: он так сильно хотел ее и не замечал, что глаза Элизабет всегда закрыты. Не отрываясь, он смотрел в отделанное золотом зеркало напротив кровати, в котором отражалась вся эта невероятная сцена. Шелковые простыни и подушки в беспорядке валялись на полу, а бледно-желтое атласное платье от Диора и вечерний костюм аккуратно лежали в кресле.
Элизабет выгибалась под ним, когда он двигался в ней...
Ждать больше невозможно, и Жерар задвигался скорее, часто дыша, широко открыв рот.
- Дорогая.., дорогая, я люблю тебя... - отрывисто проговорил он по-французски.
Она не отвечала, но он почувствовал, как Элизабет стиснула его руку, которой он помогал себе. Ей это нравилось.
Она застонала, и он стал двигаться еще скорее, а когда ощутил приближение оргазма, то постарался продержаться, давая ей возможность достичь пика. Два удара, еще два, потом он сильно нажал пальцами и услышал ее крик. Застонав от удовольствия, Жерар дал себе волю и обмяк.
Элизабет тяжело дышала, успокаиваясь, выбираясь из своих фантазий. Несколько секунд она была не в себе, потом почувствовала, как Жерар скатился с нее, и вернулась в реальность. Сцена, в которой участвовали они с Джеймсом Бондом, превратилась в номер в отеле. Шон Коннери обрел облик ее друга, а Москва снова стала Санкт-Морицем.
- Ты такая красивая, Элизабет. Я тебя обожаю, - добавил он по-французски.
- Ты был великолепен, Жерар, - хладнокровно ответила Элизабет.
Она не могла достичь оргазма с Жераром, не прибегая к фантазиям. И сразу после того, как все кончалось, ей хотелось остаться одной. Она стала думать, как бы поскорее выдворить его из номера, но не грубо.
- Ты меня совсем измочалил, дорогой. - Элизабет потянулась, словно чувствовала себя совершенно утомленной. - Так что иди к себе, а я немного посплю. Если ты будешь рядом, я, конечно, не смогу заснуть.
- О'кей, я понимаю. На первом месте соревнования.
Он так жаждал ей угодить, что немедленно оделся.
Элизабет не могла выносить его щенячьего взгляда.
Жерар казался совсем не таким, как Карл или Ричард, но в конце концов все они одинаковые. Знаменитая леди Элизабет, восходящая звезда горных склонов, любимица общества, бросала их всех.
- Да, в конце концов это чемпионат мира.
- Ты вернешься домой с победой. Не сомневаюсь.
Его задор раздражал. Так с кем Жерар де Меснил хочет быть в конце концов? С Элизабет или с чемпионкой мира? Она знала, он обязательно будет ждать ее внизу, в конце трассы под Деволеззе, чтобы обнять перед камерой. Как скучно. Он невыносимо скучный.
Элизабет поерзала в постели.
- Увидимся завтра.
- До завтра, - простился Жерар по-французски.
После того как он ушел, Элизабет встала и отправилась в ванную. Она включила воду сильной струей и добавила очень дорогого ароматического масла. Запах лаванды и тимьяна наполнил комнату, и Элизабет наконец расслабилась. В ванной было огромное окно с видом на озеро, и, погрузившись в воду, Элизабет заметила шпили и башенки роскошного "Палас-отеля", в котором завтра поселятся ее родители. Она уже знала, что они приземлились. Моника, должно быть, сейчас носится по Санкт-Мориц, покупает безделушки у Картье или шарф у "Гермес". Отец наверняка пошел прямо в "Корвилиа" - самый престижный лыжный клуб. Несмотря на отсутствие интереса к лыжам, родители купили кое-что из снаряжения и в прошлом году вступили в клуб. Лорд Кэрхейвен обладал "старыми деньгами" и возглавлял корпорацию "Дракон", так что у него было все что надо для вступления: наличные и положение. "Корвилиа" стал еще одной открытой дверью в этот мир.
Отношения с семьей изменились совершенно. Когда Элизабет было предложено место в британской лыжной команде, Тони согласился сразу же. Горные лыжи - это опасный, но первоклассный вид спорта. Так что было о чем поговорить на приемах, когда речь заходила про Элизабет.
Вскоре стало ясно, что Элизабет способна на большее, чем прийти второй в слаломе: она выиграла скоростной спуск в Мерибеле. К удивлению европейцев, британская девочка-подросток, появившаяся из ниоткуда, в международных соревнованиях стала четвертой.
Элизабет сделалась сенсацией за одну ночь. Все пошло на пользу: красота, сексуальность, фигура, каскад медовых волос. Англичанка-любительница побила альпийскую нацию в ее же собственном виде спорта.
И кроме всего прочего, она еще и титулованная особа! Фотографии улыбающейся Элизабет в сапфирового цвета лыжном костюме "Эллес" обошли все издания. О ней сообщало Би-би-си. Репортеры спешили отправить заявки в Кортину, чтобы обеспечить себе место в пресс-центре. Она стала гвоздем сезона. Британия, переживавшая экономический спад, где стачки парализовали лейбористское правительство и горы мусора высились на улицах, нуждалась в хоть маленькой частичке славы.
Вот в такую страшную зиму сексуальная леди Элизабет Сэвидж дала людям повод гордо улыбнуться. Пресса называла ее "отважной" и "потрясающей", хвалила графа и графиню за то, что они разрешили дочери заниматься лыжами. Тони и Моника, к своему удивлению, обнаружили, что у Элизабет есть весьма ценные качества. Ее недостатки словно смылись белым альпийским снегом.
В то Рождество Элизабет осторожно обратилась к отцу с просьбой оказать ей любезность. Ей хотелось поработать летом в "Драконе".
Вместо вежливого отказа, которого она очень боялась, граф спокойно согласился.
- Если это тебя развлечет, Элизабет, - пожалуйста.
Я думаю, тебе найдется место в офисе.
Элизабет ахнула от удивления и, заикаясь, поблагодарила.
- Швейцария тебе пошла на пользу. Ты стала полезной своей семье. Ну и как, это будет продолжаться?
Она поняла, о чем спрашивает отец.
Проглотив саркастический ответ, Элизабет кивнула.
- Хорошо. Я надеюсь, ты останешься доволен.
- Но ты, конечно, понимаешь, что все это временно. Ты будешь встречаться с порядочными молодыми людьми, тебе предстоит замужество...
Короче говоря, Тони не мог выразить свои планы яснее. По крайней мере, пока она будет соблюдать правила игры, она может делать то, что захочет. Но родители не отказались от мысли поскорее выдать ее замуж. Отделаться. Пока им просто нравились новые оттенки, которые она придавала блеску их семьи. Разговоры в обществе, на вечеринках о ее успехах, этакие искорки на семейном гербе.
Желая подчеркнуть это, Моника подарила Элизабет на Рождество браслет, украшенный бриллиантами, а Тони увеличил с нового года ее пособие в четыре раза.
Элизабет сразу же продала браслет и открыла тайный счет в банке в Женеве. Каждый месяц она отправляла туда свое пособие. Новая звезда британской команды в деньгах не нуждалась. Она участвовала в соревнованиях как любитель, и ей не полагались гонорары. Но после успеха на чемпионате мира многие компании боролись за то, чтобы спонсировать эту команду. Спонсоры просто осыпали своими дарами - фирма "Эллес" снабдила команду специальными костюмами, фирма "Россиньоль" изготовила лыжи с дополнительным кантом. В отелях они жили в лучших номерах, летали только первым классом. Для Элизабет все это не было чересчур. Она требовала себе самые лучшие костюмы, переливчатые и блестящие, чтобы при спуске с горы они играли на свету. Чтобы на фоне снега она сверкала, как радуга. Она всегда хотела номер на одного. Она не обращала внимания на брюзжание британского тренера и часами блистала на вечеринках, флиртовала - словом, вела себя, как легкомысленная девчонка в обществе лыжников, богатых молодых людей.
Коллег по команде все это приводило в бешенство. В то время как им приходилось вставать в шесть утра и потеть в гимнастических залах отеля, Элизабет валялась в постели с чашкой горячего шоколада и круассанами.
Они начинали работу на спусках под крики тренера, а Элизабет появлялась, когда хотела. Им приказывали идти спать в девять вечера после соревнований, а она оставалась в коктейль-баре и развлекалась с австрийцами, обменивалась записками с Францем Кламмером или висела на шее у какого-нибудь очередного поклонника.
Жаннет Марлин, Карен Картер, Кейт Кокс, девушки из британской команды, считали Элизабет сучкой. Испорченный подросток, она обожала свет рампы и не признавала никаких правил. Но в настоящее бешенство девушек приводило то, что все мужчины вертелись вокруг нее, просили назначить свидание, распускали слюни, глядя на ее свежее крепкое тело с округлыми формами, на слегка тронутое солнцем лицо с большими зелеными глазами. К тому же Элизабет была очень хороша даже без сверкающих бриллиантовых сережек и не в платье для коктейлей от Перри Эллис. Сверх того у нее был титул. Куда ни пойдешь, только и слышно:
- Да, миледи. Нет, миледи.
Даже представители прессы называли ее леди Элизабет.
Она никогда не подчинялась указаниям официальных лиц. Тем не менее никто не смел жаловаться.
Но в день соревнований леди Элизабет Сэвидж была как изготовившаяся к прыжку волчица. Лучшая из десятки лучших женщин мира. Лучшая лыжница Британии за последние пятьдесят лет. И она это отлично понимала.
Элизабет уцепилась за свою свободу со всей яростью. Впервые в жизни никто ею не управлял. Ни отец, ни школа. Не зная точно, что делать, она вела себя как ненормальная. Вокруг горнолыжного спорта собирались весьма оригинальные типы. Американцы-мультимиллионеры, богатые англичане наследники "старых денег", европейские принцы, графы, маркграфы. Она легко вошла в этот круг - богатая, титулованная, талантливая.
Она выигрывала, и ей не было дела до команды. В конце концов это она "Удар молнии", самая известная лыжница в Альпах. Она чувствовала себя непокорной, смелой, отмахивалась от указаний тренеров. Лыжи для Элизабет были не просто спортом. Соревнования отнимали один процент времени, а все остальное - пресса, паблисити, самолеты, вечеринки.
Но если честно взглянуть правде в глаза, в этом бешеном круговороте Элизабет Сэвидж чувствовала себя одинокой и опустошенной.
Об Элизабет говорили как о девице легкого поведения.
У нее появился один более-менее постоянный поклонник, Карл фон Хошайт, сын немецкого автомобильного магната, мужчина-модель. Карл открыл ей радости секса, и она вела себя вызывающе, необузданно. Правда, у них не было ничего общего. Карла, белокурого, обходительного красавца, Элизабет бросила ради достопочтенного Ричарда Годфри, выпускника Итона, наследника гостиничной империи.
Ее родителей взволновало это известие. Однажды Ричард сказал, что ей надо наконец завоевать титул чемпионки мира, успокоиться и начать рожать детей.
- Да кому это надо? - изумился он, когда Элизабет заговорила с ним о "Драконе". - Лиззи, неужели не ясно, что тебе незачем работать? Я позабочусь о деньгах.
В ту же ночь они расстались.
Ну а теперь у нее был Жерар - граф де Меснил.
Жерар - прекрасный любовник, нетребовательный человек. Он ее устраивал.
Во второй лыжный сезон Элизабет завоевала личное серебро в слаломе, золото - в скоростном спуске и бронзовую медаль - в многоборье. Она стояла на пьедестале почета рядом с Хейди Лоуфен, чемпионкой, и слушала Национальный гимн Швейцарии.
В эти минуты она поклялась: на следующий год будут играть "Боже, храни королеву".
В ту осень Элизабет улетела в Давос на сборы.
Она снова встретилась с Жераром, снова ходила на вечеринки, все закрутилось по знакомому сценарию. И та же внутренняя пустота мучила ее.
Элизабет очень любила кататься на лыжах. Но она не хотела быть лыжницей. А что еще она могла делать?
Свет ламп, вспышки фотокамер, смех, звон бокалов с шампанским не могли заглушить мучительный вопрос:
Боже мой, чем же я буду заниматься ?
Глава 9
- Элизабет, к вам посетитель.
Британский тренер Ронни Дэвис изучающим и раздраженным взглядом окинул свою спортсменку-звезду.
Она пришла третьей на скоростном спуске в Валь-д'Изер, отстав от Луизы Левьер на целых шесть секунд. Пожав плечами, она пообещала постараться лучше выступить в Мерибеле. Но тем не менее вчера снова пропустила тренировку. Как он мог ее отчитывать за то, что она пришла третьей, если вся пресса кричала о ней, поздравляя с еще одной бронзой? У этого ребенка явный профессиональный талант, но отношение к делу чисто любительское. Это доводило его до сумасшествия.
- Там что, снова Жерар? Скажите ему, что я занята, - велела Элизабет, поправляя на носу темные очки. - Я хочу собрать вещи и принять душ.
Они стояли в вестибюле одного из лучших отелей Мерибела "Антарес". Жаннет уже застегивала ремни, чтобы спускаться со склона, Кейт работала в тренировочном зале. Ронни понимал, что Элизабет сейчас отправится в кафе, несмотря на предстоящий завтра слалом.
Она в третий раз участвовала в чемпионате мира, но, как говорится, насильно мил не будешь...
- Нет, это не Жерар, к сожалению.
- Ганс!
Обернувшись, Элизабет увидела высокого седовласого человека. Она кинулась к нему и с жаром обняла.
- Что вы здесь делаете? Я думала, вы уже в прошлом году ушли на пенсию.
- - Да, так и есть, я больше не тренирую, но от меня не так-то просто избавиться, - сказал он ей, кивая Ронни. - Мои поздравления, герр Дэвис, ваша страна снова выигрывает соревнования.
- Благодаря Элизабет, - бесстрастно проговорил Дэвис. - Я уверен, мы еще увидимся, а сейчас я иду искать Жаннет, займусь с ней слаломом. - Он пожал руку Гансу и ушел.
Замечательно! Просто замечательно! Еще один поклонник будет говорить Элизабет, какая она потрясающая лыжница.
Ганс пригласил девушку на ленч. Они поехали в гондоле, высоко подвешенной над Труа-Валле, самой крупной в мире лыжной базой. Внизу под ними высились горы. Огромные скалистые пики, покрытые гладкими снежными одеялами, сосновые леса, перерезанные лыжными трассами. Человечки на лыжах походили на разноцветных муравьев, но с такой высоты их быстрые движения казались спокойными и замедленными на фоне величественных Альп.
Вольф выбрал "Пьер Плат", ресторанчик на одной из станций канатной дороги с захватывающим дух видом на деревню внизу. Они сидели на высушенной солнцем террасе, и солнечный свет зажигал огоньки в медно-рыжих волосах Элизабет. Они смотрели на лыжников, скользящих по склону. Опустив штору, чтобы смягчить слепящий свет, исходивший от снежных вершин, Ганс заказал для обоих густой суп, черный хлеб, сосиски с кислой капустой, пиво и апельсиновый сок.
- Красиво, правда? Вершина мира.
- Потрясающе, - согласилась Элизабет.
Ганс указал на картину, открывавшуюся перед ними.
- Да, и что ты видишь?
- Что вижу? Лыжников, конечно.
- Ах лыжников? Я удивлен, что ты их еще узнаешь.
Элизабет бросила быстрый взгляд на пожилого человека и увидела в его поблекших голубых глазах неодобрение.
- О чем вы говорите? - сразу ощетинилась она. - Я же взяла бронзу в прошлом сезоне?
- На месте герра Дэвиса я бы отправил тебя домой и не позволил кататься. Ты позоришь свою страну.