Страница:
– Тебе не следует здесь находиться, – зашептала она, поспешив к мальчику и огромной тени рядом с ним, которой, как она решила, был Клив.
– У него очень сильно болит голова, – сообщил Артур, не обращая внимания на ее выговор.
Беспокойство, звучавшее в голосе мальчика, трогало за душу. Артур переживал за своего кумира. Позже будет еще хуже.
– Я избавлю его от боли, – сказала Уинн, ободряюще обняв мальчика за плечи.
Она начала было подталкивать его к выходу, но потом передумала. В присутствии Артура Клив вряд ли допустит какую-нибудь вольность. Хотя едва ли он на это способен, учитывая теперешние его страдания. И все же не стоит испытывать судьбу.
– Вот, милый мальчик, подержи мой кисет, – велела она ребенку, затем занялась Кливом. – Ты сможешь проглотить лекарство?
Он сидел на грубой скамейке, зажав голову руками. Вид у него был самый разнесчастный. Она едва сдержалась, чтобы не дотронуться ласково до его лица.
– Ты приложила к этому руку, – тихо заявил он низким голосом и медленно поднял на нее глаза.
Уинн услышала, как Артур негромко охнул, догадавшись обо всем, и тут же пожалела, что позволила ему остаться. Что он теперь о ней подумает? Ведь она уже в третий раз использует свое умение во вред его кумиру.
– Я сделала это ради Аделины, – ответила она, оправдываясь. – Девушка хотела отложить оглашение помолвки.
Артур облегченно вздохнул, приняв ее объяснение, а вот Клив не принял.
– Бесполезный трюк, – проворчал он, потом прищурился и повнимательнее вгляделся в нее. – Ты на самом деле поступила так ради нее? Или ради себя?
Уинн знала, как ответить на этот вопрос, но ни за что на свете не открыла бы правды. Ее любовь навсегда останется ее тайной.
– Почему ты должен жениться на Аделине? – вмешался Артур. – Мне кажется, ты должен жениться на…
Но Уинн не дала ему договорить.
– Я бы хотела просить тебя об одном одолжении, Клив. Пообещай мне кое-что, – сказала она.
– Сначала травишь меня, а потом просишь об одолжении? – язвительно спросил он, глядя на нее мутными глазами.
– Не для себя, – натянуто возразила она, с трудом сдерживаясь, чтобы оставаться спокойной. – Для Риса и Мэдока. Ты присмотришь за ними? Защитишь их? Я теперь знаю, что лорд Уильям любит своих сыновей. Но вот его семья… они, безусловно, близнецов не выносят, и я… я… – Она замолчала.
– С ними ничего не случится, Уинн. – Клив выпрямился, пытаясь в темноте рассмотреть ее лицо. – Обещаю тебе. Но если бы ты передумала…
– Держи, – перебила Уинн, сунув ему в руку маленькую чашу. Ей было невыносимо слушать его и не хотелось внушать Артуру никаких мыслей. – Выпей это. Половину сейчас, а остаток через час или около того. Тебе станет легче, и ты сможешь отдохнуть.
Потом, прежде чем Клив сумел ответить, она схватила Артура за руку и поспешно с ним вышла.
Артур сидел на высокой кровати, которую он делил с Рисом и Мэдоком, в спальне, предоставленной лордом Уильямом своим младшим сыновьям. Рис и Мэдок затеяли возню, изображая борцов, которых они видели днем.
– Я победил! – прогорланил Рис, сидя верхом на Мэдоке. Мэдок недовольно отпихнул брата.
– Ты сжульничал. И все равно я могу победить тебя в стрельбе из лука. – Он натянул воображаемую тетиву и выпустил невидимую стрелу. – Я Дрюс, и я стреляю лучше всех!
Артур видел, как Рис упал, схватившись за живот, изображая мучительную смерть от полученной раны.
– Жаль, что Дрюс не может здесь остаться и научить вас стрелять из большого лука.
Близнецы посмотрели на него.
– Возможно, наш отец позволит ему остаться, – сказал Мэдок.
– Да, он лучший стрелок и доказал это сегодня. Он мог бы стать капитаном лучников.
Артур кивнул:
– Это было бы здорово. Только я не уверен, что он согласится.
– Нет, согласится, – заявил Рис. – Если мы все попросим, то согласится.
Артур задумчиво посмотрел на них:
– Мне кажется, Дрюсу нравится леди Аделина.
– Та, на которой женится Клив?
Артур мрачно кивнул.
– Думаю, Дрюс не останется, если ему нельзя будет жениться на Аделине.
Близнецы уставились на него.
– Почему? – спросил Мэдок.
Артур раздосадовано вздохнул:
– Потому что Дрюс и леди Аделина любят друг друга, в точности как Клив и Уинн. Только ваш отец обещал леди Аделину Кливу, поэтому… поэтому все перепуталось и все несчастны.
Рис и Мэдок переглянулись.
– Значит, если лорд Уильям передумает и разрешит Аделине выйти за Дрюса…
– …тогда Дрюс останется здесь. С нами.
– А что же Клив? – спросил Мэдок.
– Он мог бы жениться на Уинн и вернуться с нами в Раднорский лес, – с улыбкой, полной надежды, произнес Артур.
– Мне казалось, что он хочет жениться на леди Аделине.
– В общем-то, конечно, хочет. Но Уинн он любит больше. А она любит его, – ответил Артур. – Кроме того, у вас ведь уже есть отец. Было бы справедливо мне тоже его иметь. И я хочу, чтобы моим отцом был Клив.
Близнецы снова переглянулись и одновременно пожали плечами:
– Тогда ладно. Что ты хочешь, чтобы мы сделали?
День начался мрачно и угрюмо, под стать настроению Уинн. Во всем замке царила подавленность. К завтраку почти никто не вышел – у всех болели головы и животы. Обильные излишества вчерашнего дня, казалось, не повлияли только на детей и старых слуг.
Уинн чувствовала себя не лучше других, хотя вовсе не из-за чрезмерного увлечения угощением. За долгие ночные часы она хорошенько обдумала свои затруднения и пришла к невеселому выводу, что пора возвращаться домой. Ей было абсолютно ясно, что Рис и Мэдок недолго будут страдать из-за ее отсутствия. Вдвоем они насладятся как следует всем, что им даст их новое положение. А вот она и Артур, обе девочки и Бар-рис, и даже Дрюс загостились в Англии. Уинн решила в этот же день назначить дату отъезда.
Однако прежде чем она нашла камердинера лорда Уильяма, чтобы попросить о встрече с хозяином, дорогу ей преградил Клив Фицуэрин.
– На два слова, Уинн. Если ты не против, – добавил он с преувеличенной вежливостью.
Уинн заметила у него вокруг глаз и рта морщинки усталости. Видимо, он тоже провел долгую беспокойную ночь. Правда, цвет лица улучшился. Тем не менее, Уинн постаралась отогнать мысль о том, здоров он или болен. Подражая его вежливому тону, она ответила:
– Я бы предпочла не разговаривать с тобой. Если ты не против.
– Почему? – Он снова преградил ей путь, когда она захотела проскользнуть мимо. – Зачем теперь-то убегать? Сначала пытаешься отравить меня, затем лечишь. То домогаешься меня, то избегаешь любой ценой. Господи, Уинн, ты доведешь до безумия кого угодно!
Уинн уставилась на него сначала с тревогой, потом с огорчением.
– Это не я виновата, а ты. И вряд ли ты можешь утверждать, что я тебя домогалась. Я всего лишь старалась оградить себя и свою семью от твоего ненужного внимания. Кроме того, если бы я действительно захотела отравить тебя, ты бы в это утро не выглядел таким бодрым!
Он окинул ее долгим оценивающим взглядом, словно соизмерял глубину ее чувств со своими. Затем вздохнул и провел пальцами по спутанным волосам.
– Пойдем прокатимся верхом. Там и поговорим.
Уинн покачала головой:
– Нет. У меня другие планы, а, кроме того, нам не о чем говорить.
– Не трусь, Уинн. До сих пор ты была стоящим противником. Сама знаешь, нам многое нужно обсудить. Почему ты так боишься?
Вряд ли можно было честно ответить на этот вопрос, и она решила промолчать. Но Уинн боялась, что его темные внимательные глаза видят ее насквозь, потому что никак не могла отвести от них взгляда. В очередной раз ее покорила его магия, вкрадчивость, с которой он легко притягивая ее к себе, ошеломляя и в то же время вселяя радость. Настало время с ним расстаться, а она никак не могла заставить себя попрощаться.
– Давай прокатимся верхом, – повторил он, протягивая руку к выбившемуся локону ее длинных волос. Он игриво дернул прядку, но его глаза оставались серьезными. – Ну же, Уинн. Я хочу показать тебе кое-что интересное.
Уинн снова покачала головой, но на этот раз менее решительно. Яркий румянец смущения залил ее щеки, когда она живо представила себе, что он намерен показать.
Почему из всех мужчин именно он так на нее действует? Почему не какой-нибудь простой валлийский парень, а именно этот коварный, несговорчивый англичанин заставляет ее сердце биться быстрее? Разумную женщину, такую как она, должен был бы привлечь обыкновенный мужчина с честными намерениями. Но вот она здесь стоит, покоренная в очередной раз его властным взглядом и магическим прикосновением. Ему нужно было от нее только одно, а она хоть и понимала, что ведет себя как дура, хотела ему это дать.
– У тебя нет ничего, что было бы для меня интересно, – солгала она, как умела, но он только улыбнулся.
– Боюсь, ты неправильно истолковала мои слова, – ответил он. – Я хочу всего лишь показать тебе тихую поляну недалеко отсюда. Она очень похожа на ту, что у тебя в Радноре, – такая же сырая и заросшая разными травами. Поедем туда, Уинн. Это совсем рядом. Отправимся вместе на эту поляну.
Уинн хотела отказаться, сославшись на другие дела и нежелание разъезжать по окрестностям, тем более в его компании. Но внезапно Уинн осенила ужасная мысль, что это будет последний раз, когда они смогут побыть вместе. Завтра утром она уедет и никогда больше его не увидит. Сознавать это было настолько невыносимо, что слова отказа не шли с языка.
Она невольно потянулась к амулету и посмотрела на Клива затуманенным взором.
– Почему ты так поступаешь со мной? Почему?
– Потому что я должен, – пробормотал он хрипловатым, севшим голосом. Он обмотал вокруг пальца ее локон, легко коснулся щеки. – Поехали со мной, Уинн.
Она не сопротивлялась, когда он повел ее к конюшням. Его рука поддерживала ее локоть так, что никто не заподозрил бы ничего предосудительного. Только они двое чувствовали напряжение, возникшее от этого прикосновения.
Поездка станет прощанием, говорила себе Уинн, покорно шагая рядом с Кливом. Она молча стояла, пока он распоряжался, чтобы подали двух лошадей, и наблюдала, как он помогает конюху справиться с упряжью. На какой-то укромной поляне, вдали от любопытных глаз, они попрощаются друге другом. Он, несомненно, будет уговаривать ее остаться, но она знала, что это невозможно. Она в последний раз примет его – примет и душой, и телом. Но это будет их прощание.
И возможно… она родит от него ребенка, явилась к ней непрошеная мысль. Уинн охнула и схватилась трясущейся рукой за живот от одной этой мысли. Клив посмотрел на нее без тени улыбки и в то же время очень красноречиво, и она поняла, что все так и случится. Она не могла получить Клива, по крайней мере, таким образом, как ей хотелось. Но она могла иметь от него ребенка.
В этом Уинн находила горько-сладкое удовлетворение. Оно не избавляло ее ни от печали, ни от чувства неминуемой потери, но ей было отрадно сознавать, что она оставит у себя хоть какую-то его частичку. В последнем она ничуть не сомневалась, как в тот первый раз, когда необъяснимым образом почувствовала его присутствие в Раднорском лесу.
Он был единственной ее любовью, а их ребенок станет единственным утешением, когда Клив исчезнет из ее жизни.
Не одна пара глаз следила, как эти двое удаляются на лошадях от замка.
– Вот видите, – сказал Артур остальным ребятишкам, которые молча облепили окно в спальне близнецов. – Я же говорил вам, что им следует пожениться.
– Вот видишь, – сказал Дрюс Аделине, с которой он притаился за кухней. – Я же говорил, Уинн нас не подведет.
Только лорд Уильям хмурился, стоя в открытых дверях холла. Но даже он понимал, что у мужчины могут быть определенные потребности. Пусть уж лучше парень позабавится с хорошенькой валлийкой, чем опозорит свою невесту перед свадьбой. Аделина была его младшей дочерью, милой и послушной любимицей, которая с каждым днем все больше походила на свою хрупкую мать. Кливу не повредит умерить свой пыл с другой женщиной. И, в конце концов, Аделина, как и ее мать, не будет страдать, раз ничего не узнает.
Лорд Уильям надеялся, что Клив не оставит валлийку со своим бастардом. Мужчина должен иметь сыновей только от своей жены и ни от кого больше. Лорд Уильям понимал это, как никто другой.
Глава 24
– У него очень сильно болит голова, – сообщил Артур, не обращая внимания на ее выговор.
Беспокойство, звучавшее в голосе мальчика, трогало за душу. Артур переживал за своего кумира. Позже будет еще хуже.
– Я избавлю его от боли, – сказала Уинн, ободряюще обняв мальчика за плечи.
Она начала было подталкивать его к выходу, но потом передумала. В присутствии Артура Клив вряд ли допустит какую-нибудь вольность. Хотя едва ли он на это способен, учитывая теперешние его страдания. И все же не стоит испытывать судьбу.
– Вот, милый мальчик, подержи мой кисет, – велела она ребенку, затем занялась Кливом. – Ты сможешь проглотить лекарство?
Он сидел на грубой скамейке, зажав голову руками. Вид у него был самый разнесчастный. Она едва сдержалась, чтобы не дотронуться ласково до его лица.
– Ты приложила к этому руку, – тихо заявил он низким голосом и медленно поднял на нее глаза.
Уинн услышала, как Артур негромко охнул, догадавшись обо всем, и тут же пожалела, что позволила ему остаться. Что он теперь о ней подумает? Ведь она уже в третий раз использует свое умение во вред его кумиру.
– Я сделала это ради Аделины, – ответила она, оправдываясь. – Девушка хотела отложить оглашение помолвки.
Артур облегченно вздохнул, приняв ее объяснение, а вот Клив не принял.
– Бесполезный трюк, – проворчал он, потом прищурился и повнимательнее вгляделся в нее. – Ты на самом деле поступила так ради нее? Или ради себя?
Уинн знала, как ответить на этот вопрос, но ни за что на свете не открыла бы правды. Ее любовь навсегда останется ее тайной.
– Почему ты должен жениться на Аделине? – вмешался Артур. – Мне кажется, ты должен жениться на…
Но Уинн не дала ему договорить.
– Я бы хотела просить тебя об одном одолжении, Клив. Пообещай мне кое-что, – сказала она.
– Сначала травишь меня, а потом просишь об одолжении? – язвительно спросил он, глядя на нее мутными глазами.
– Не для себя, – натянуто возразила она, с трудом сдерживаясь, чтобы оставаться спокойной. – Для Риса и Мэдока. Ты присмотришь за ними? Защитишь их? Я теперь знаю, что лорд Уильям любит своих сыновей. Но вот его семья… они, безусловно, близнецов не выносят, и я… я… – Она замолчала.
– С ними ничего не случится, Уинн. – Клив выпрямился, пытаясь в темноте рассмотреть ее лицо. – Обещаю тебе. Но если бы ты передумала…
– Держи, – перебила Уинн, сунув ему в руку маленькую чашу. Ей было невыносимо слушать его и не хотелось внушать Артуру никаких мыслей. – Выпей это. Половину сейчас, а остаток через час или около того. Тебе станет легче, и ты сможешь отдохнуть.
Потом, прежде чем Клив сумел ответить, она схватила Артура за руку и поспешно с ним вышла.
Артур сидел на высокой кровати, которую он делил с Рисом и Мэдоком, в спальне, предоставленной лордом Уильямом своим младшим сыновьям. Рис и Мэдок затеяли возню, изображая борцов, которых они видели днем.
– Я победил! – прогорланил Рис, сидя верхом на Мэдоке. Мэдок недовольно отпихнул брата.
– Ты сжульничал. И все равно я могу победить тебя в стрельбе из лука. – Он натянул воображаемую тетиву и выпустил невидимую стрелу. – Я Дрюс, и я стреляю лучше всех!
Артур видел, как Рис упал, схватившись за живот, изображая мучительную смерть от полученной раны.
– Жаль, что Дрюс не может здесь остаться и научить вас стрелять из большого лука.
Близнецы посмотрели на него.
– Возможно, наш отец позволит ему остаться, – сказал Мэдок.
– Да, он лучший стрелок и доказал это сегодня. Он мог бы стать капитаном лучников.
Артур кивнул:
– Это было бы здорово. Только я не уверен, что он согласится.
– Нет, согласится, – заявил Рис. – Если мы все попросим, то согласится.
Артур задумчиво посмотрел на них:
– Мне кажется, Дрюсу нравится леди Аделина.
– Та, на которой женится Клив?
Артур мрачно кивнул.
– Думаю, Дрюс не останется, если ему нельзя будет жениться на Аделине.
Близнецы уставились на него.
– Почему? – спросил Мэдок.
Артур раздосадовано вздохнул:
– Потому что Дрюс и леди Аделина любят друг друга, в точности как Клив и Уинн. Только ваш отец обещал леди Аделину Кливу, поэтому… поэтому все перепуталось и все несчастны.
Рис и Мэдок переглянулись.
– Значит, если лорд Уильям передумает и разрешит Аделине выйти за Дрюса…
– …тогда Дрюс останется здесь. С нами.
– А что же Клив? – спросил Мэдок.
– Он мог бы жениться на Уинн и вернуться с нами в Раднорский лес, – с улыбкой, полной надежды, произнес Артур.
– Мне казалось, что он хочет жениться на леди Аделине.
– В общем-то, конечно, хочет. Но Уинн он любит больше. А она любит его, – ответил Артур. – Кроме того, у вас ведь уже есть отец. Было бы справедливо мне тоже его иметь. И я хочу, чтобы моим отцом был Клив.
Близнецы снова переглянулись и одновременно пожали плечами:
– Тогда ладно. Что ты хочешь, чтобы мы сделали?
День начался мрачно и угрюмо, под стать настроению Уинн. Во всем замке царила подавленность. К завтраку почти никто не вышел – у всех болели головы и животы. Обильные излишества вчерашнего дня, казалось, не повлияли только на детей и старых слуг.
Уинн чувствовала себя не лучше других, хотя вовсе не из-за чрезмерного увлечения угощением. За долгие ночные часы она хорошенько обдумала свои затруднения и пришла к невеселому выводу, что пора возвращаться домой. Ей было абсолютно ясно, что Рис и Мэдок недолго будут страдать из-за ее отсутствия. Вдвоем они насладятся как следует всем, что им даст их новое положение. А вот она и Артур, обе девочки и Бар-рис, и даже Дрюс загостились в Англии. Уинн решила в этот же день назначить дату отъезда.
Однако прежде чем она нашла камердинера лорда Уильяма, чтобы попросить о встрече с хозяином, дорогу ей преградил Клив Фицуэрин.
– На два слова, Уинн. Если ты не против, – добавил он с преувеличенной вежливостью.
Уинн заметила у него вокруг глаз и рта морщинки усталости. Видимо, он тоже провел долгую беспокойную ночь. Правда, цвет лица улучшился. Тем не менее, Уинн постаралась отогнать мысль о том, здоров он или болен. Подражая его вежливому тону, она ответила:
– Я бы предпочла не разговаривать с тобой. Если ты не против.
– Почему? – Он снова преградил ей путь, когда она захотела проскользнуть мимо. – Зачем теперь-то убегать? Сначала пытаешься отравить меня, затем лечишь. То домогаешься меня, то избегаешь любой ценой. Господи, Уинн, ты доведешь до безумия кого угодно!
Уинн уставилась на него сначала с тревогой, потом с огорчением.
– Это не я виновата, а ты. И вряд ли ты можешь утверждать, что я тебя домогалась. Я всего лишь старалась оградить себя и свою семью от твоего ненужного внимания. Кроме того, если бы я действительно захотела отравить тебя, ты бы в это утро не выглядел таким бодрым!
Он окинул ее долгим оценивающим взглядом, словно соизмерял глубину ее чувств со своими. Затем вздохнул и провел пальцами по спутанным волосам.
– Пойдем прокатимся верхом. Там и поговорим.
Уинн покачала головой:
– Нет. У меня другие планы, а, кроме того, нам не о чем говорить.
– Не трусь, Уинн. До сих пор ты была стоящим противником. Сама знаешь, нам многое нужно обсудить. Почему ты так боишься?
Вряд ли можно было честно ответить на этот вопрос, и она решила промолчать. Но Уинн боялась, что его темные внимательные глаза видят ее насквозь, потому что никак не могла отвести от них взгляда. В очередной раз ее покорила его магия, вкрадчивость, с которой он легко притягивая ее к себе, ошеломляя и в то же время вселяя радость. Настало время с ним расстаться, а она никак не могла заставить себя попрощаться.
– Давай прокатимся верхом, – повторил он, протягивая руку к выбившемуся локону ее длинных волос. Он игриво дернул прядку, но его глаза оставались серьезными. – Ну же, Уинн. Я хочу показать тебе кое-что интересное.
Уинн снова покачала головой, но на этот раз менее решительно. Яркий румянец смущения залил ее щеки, когда она живо представила себе, что он намерен показать.
Почему из всех мужчин именно он так на нее действует? Почему не какой-нибудь простой валлийский парень, а именно этот коварный, несговорчивый англичанин заставляет ее сердце биться быстрее? Разумную женщину, такую как она, должен был бы привлечь обыкновенный мужчина с честными намерениями. Но вот она здесь стоит, покоренная в очередной раз его властным взглядом и магическим прикосновением. Ему нужно было от нее только одно, а она хоть и понимала, что ведет себя как дура, хотела ему это дать.
– У тебя нет ничего, что было бы для меня интересно, – солгала она, как умела, но он только улыбнулся.
– Боюсь, ты неправильно истолковала мои слова, – ответил он. – Я хочу всего лишь показать тебе тихую поляну недалеко отсюда. Она очень похожа на ту, что у тебя в Радноре, – такая же сырая и заросшая разными травами. Поедем туда, Уинн. Это совсем рядом. Отправимся вместе на эту поляну.
Уинн хотела отказаться, сославшись на другие дела и нежелание разъезжать по окрестностям, тем более в его компании. Но внезапно Уинн осенила ужасная мысль, что это будет последний раз, когда они смогут побыть вместе. Завтра утром она уедет и никогда больше его не увидит. Сознавать это было настолько невыносимо, что слова отказа не шли с языка.
Она невольно потянулась к амулету и посмотрела на Клива затуманенным взором.
– Почему ты так поступаешь со мной? Почему?
– Потому что я должен, – пробормотал он хрипловатым, севшим голосом. Он обмотал вокруг пальца ее локон, легко коснулся щеки. – Поехали со мной, Уинн.
Она не сопротивлялась, когда он повел ее к конюшням. Его рука поддерживала ее локоть так, что никто не заподозрил бы ничего предосудительного. Только они двое чувствовали напряжение, возникшее от этого прикосновения.
Поездка станет прощанием, говорила себе Уинн, покорно шагая рядом с Кливом. Она молча стояла, пока он распоряжался, чтобы подали двух лошадей, и наблюдала, как он помогает конюху справиться с упряжью. На какой-то укромной поляне, вдали от любопытных глаз, они попрощаются друге другом. Он, несомненно, будет уговаривать ее остаться, но она знала, что это невозможно. Она в последний раз примет его – примет и душой, и телом. Но это будет их прощание.
И возможно… она родит от него ребенка, явилась к ней непрошеная мысль. Уинн охнула и схватилась трясущейся рукой за живот от одной этой мысли. Клив посмотрел на нее без тени улыбки и в то же время очень красноречиво, и она поняла, что все так и случится. Она не могла получить Клива, по крайней мере, таким образом, как ей хотелось. Но она могла иметь от него ребенка.
В этом Уинн находила горько-сладкое удовлетворение. Оно не избавляло ее ни от печали, ни от чувства неминуемой потери, но ей было отрадно сознавать, что она оставит у себя хоть какую-то его частичку. В последнем она ничуть не сомневалась, как в тот первый раз, когда необъяснимым образом почувствовала его присутствие в Раднорском лесу.
Он был единственной ее любовью, а их ребенок станет единственным утешением, когда Клив исчезнет из ее жизни.
Не одна пара глаз следила, как эти двое удаляются на лошадях от замка.
– Вот видите, – сказал Артур остальным ребятишкам, которые молча облепили окно в спальне близнецов. – Я же говорил вам, что им следует пожениться.
– Вот видишь, – сказал Дрюс Аделине, с которой он притаился за кухней. – Я же говорил, Уинн нас не подведет.
Только лорд Уильям хмурился, стоя в открытых дверях холла. Но даже он понимал, что у мужчины могут быть определенные потребности. Пусть уж лучше парень позабавится с хорошенькой валлийкой, чем опозорит свою невесту перед свадьбой. Аделина была его младшей дочерью, милой и послушной любимицей, которая с каждым днем все больше походила на свою хрупкую мать. Кливу не повредит умерить свой пыл с другой женщиной. И, в конце концов, Аделина, как и ее мать, не будет страдать, раз ничего не узнает.
Лорд Уильям надеялся, что Клив не оставит валлийку со своим бастардом. Мужчина должен иметь сыновей только от своей жены и ни от кого больше. Лорд Уильям понимал это, как никто другой.
Глава 24
На поляне, окруженной кольцом высоких берез и покрытой ковром из мягкого мха, было прохладно и влажно. В самом центре поблескивал пруд, и даже Уинн не осталась равнодушной к красоте этого места. При их появлении молодая лань оторвалась от водяного зеркала и повернула к ним мокрую мордочку, потом тряхнула хвостиком и унеслась прочь. Стая ворон подняла пронзительные крики, приветствуя пришельцев, но быстро затихла. К тому времени как Клив спешился, волшебную тишину нарушали только гул нескольких пчел-тружениц да кваканье лягушки.
Уинн оставалась на смирной лошадке, которую для нее выбрал Клив. Пока они целый час ехали сюда, разговор клеился плохо. Клив показывал ей различные достопримечательности – далекий шпиль собора Святой Девы Марии в Дерримуре; разрушенный замок Балингфорд, одно из многочисленных детищ короля Стефана; древнюю дорогу, ведущую на север к Манчестеру, Ланкастеру и диким землям Шотландии. Но Уинн в ответ лишь кивала и пожимала плечами. Какое ей было дело до всех чудес Англии? Сейчас в этой стране ей нужно было одно – зачать ребенка от некоего английского рыцаря.
Она понимала, конечно, что глупо себя вести так невежливо, но никак не могла справиться с нервами. Глядя, как Клив подходит к ней, все еще сидящей в седле, она ничуть не сомневалась, что он слышит бешеный стук ее сердца.
– Это… в самом деле, прелестный уголок, – запинаясь, произнесла она, когда он остановился рядом.
– Да, но ты еще не все видела. – Он опустил руку на ее колено, неуверенно вглядываясь ей в лицо. Но Уинн едва отметила про себя эту внезапную неуверенность, потому что была слишком взволнована его прикосновением Предвкушение, безусловно, более действенное средство пробудить чувственность, чем самая сильная трава, подумала она как в тумане. Если бы только он знал, как она тает под его рукой, как жаждет ласки.
Когда он протянул к ней другую руку, она наклонилась к нему навстречу. Через секунду он вынул ее из седла и опустил на мягкую, пружинящую землю. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, не произнося ни слова, но поведав при этом о многом. Уинн шагнула вперед, ожидая, что он обнимет ее и, опустив голову, найдет ее зовущие губы.
Но вместо этого Клив только крепче сжал ее талию и удержал на месте.
– Я… кое-что для тебя приготовил. Там. – Он неловко мотнул головой в сторону.
Уинн подавила вздох разочарования и проследила за его взглядом. Сначала она не заметила домик, который спрятался за двумя большими яблонями. Кроме того, его каменные стены сливались с пейзажем, потому что обросли лианами и мхом, а крыша была закрыта ветвями раскидистого дуба, росшего позади.
Дом был явно заброшен: перед ним не было никакого огорода, из трубы не шел дым. Когда Клив подвел ее поближе, Уинн увидела, что соломенную крышу давно не обновляли, а двери вообще не было. Но домик был крепкий и достаточно просторный для двух комнат. Наверное, Клив здесь устроил им ложе.
Они остановились на пороге, и, заглянув внутрь, Уинн заметила, что пол недавно чисто вымели. Возле каменного крыльца возвышалась гора мусора, а у дверного косяка все еще стояла метла.
– Дом скромный, я знаю, – начал Клив. – Но он большой и надежный. Крышу я починю и сделаю вес, что потребуется. – Он схватил ее за руки и потянул за собой в дом. – Рядом вода, лес, который ты любишь. И я буду поблизости. А, кроме того, ты будешь недалеко от близнецов.
Уинн замерла посередине большой комнаты. Она предполагала, что он в последний раз попытается уговорить ее остаться. Но ожидала, что столкнется с хорошо продуманным обольщением, приятным и чувственным, задуманным, чтобы лишить ее возможности возражать. По дороге сюда она решила уступить соблазну, но больше ни на что не поддаваться.
Однако Уинн оказалась совершенно не готова к тому, с чем теперь столкнулась. Видимо, он отлично ее изучил, раз привез на такую прелестную поляну, – именно здесь она могла бы жить. Детям тут очень понравилось бы, и Уинн ясно себе представляла, как, стоя на этом крыльце, будет ждать Клива. Ждать, что он вернется в ее объятия. Но как часто это будет? Где он поселится со своей женой и как часто сможет уделять время… любовнице?
Уинн подавила тяжелый вздох и почувствовала, как к горлу подкатил ком. Чтобы скрыть внезапно навернувшиеся слезы, она медленно обошла комнату. Толстые стены, широкий камин. Даже полы хорошие – широкие доски, уложенные на каменное основание.
Но как бы хорош ни был этот дом, в нем не будет самого главного. В нем не будет хозяина. Клив не предложил ей любовь и замужество. Он предложил ей сладострастие и крепкий дом. Он думал, что этого достаточно, и хотя что-то внутри подталкивало ее согласиться на эту малость, она не могла так поступить. Дом у нее уже был – даже целый замок. А что касается сладострастия, то Уинн считала, что это не такая уж редкость. Любовь обладала гораздо большей ценностью, и именно любовь она должна получить.
Решительно вздернув подбородок, она повернулась к человеку, который намеревался разбить ей сердце.
– Прелестный уголок, и со временем здесь можно устроить красивый дом.
Он посмотрел на нее, не веря своим ушам.
– Значит ли это, что ты остаешься? Ты это хочешь сказать, Уинн?
Она вымученно улыбнулась и подавила горячие слезы.
В эту минуту он казался ей таким родным. Высокий, мужественный, с яркими глазами, в которых горел огонь желания. По крайней мере, она ему нужна, сказала себе Уинн. По крайней мере, у нее будет что вспомнить.
Так и не ответив на его вопрос, она пересекла комнату и подошла к нему. Обхватила его лицо ладонями и приблизила к своим губам. При этом первом прикосновении он крепко обнял ее. Все чувства, которые до сих пор подавлялись, прорвались наружу.
– Господи, женщина, мне никогда не насытиться тобой, – прошептал он возле ее ищущих горячих губ, потом прижался к ним и проник языком в ее рот.
Ни один из них не пытался сдерживаться, отражая натиск другого. Смелость Клива объяснялась и торжеством победы, и желанием, как подозревала Уинн, а ее самое подстегивали любовь и неминуемое расставание. Но ему не нужно было ничего знать, тем более что это не уменьшало чувственного восторга.
Его руки скользнули по спине Уинн: одна поднялась вверх и потерялась в волосах, пока он крепко держал ее голову, даря властный обжигающий поцелуй; второй он обхватил ее ягодицы и порывисто прижал к своим чреслам.
«Я люблю тебя, – прошептало ее сердце, когда она еще теснее прижалась к нему. – Я люблю тебя». Но эти слова она никак не могла произнести вслух.
Правда, на один короткий миг ей показалось, что он услышал ее молчаливое признание. Задохнувшись, он отстранился на дюйм или два и пытливо заглянул ей в глаза, словно был чем-то поражен или смущен.
– Уинн, – неуверенно начал он, хотя его глаза пылали от страсти.
Но Уинн знала, что время разговоров прошло. Их судьбы давным-давно предопределены. Они родились не в тех странах и не в то время, а события последних нескольких недель только еще больше убедили Уинн, что у них разное будущее. Переполненная печалью несбыточных мечтаний, Уинн приподнялась на цыпочках и снова поцеловала его.
Она припала к губам Клива, чтобы заглушить его слова. Затем закрыла глаза, мысленно желая, чтобы он поступил так же. Последнее свидание должно было остаться в памяти, навсегда запечатлеться каждой деталью, чтобы в любую минуту, во сне и наяву, она могла бы вызвать это воспоминание. Наступит день, и Клив все забудет, но она – никогда.
Он отвечал на ее страстный поцелуй и все крепче обнимал ее, и Уинн знала, что на этот раз их свяжет любовь. По крайней мере, для нее это будет любовь. Он, возможно, так и не поймет ничего – да она и не хотела, чтобы он понял.
С тихим стоном Клив приподнял ее, оторвав от пола. Она упивалась буйством чувств, охвативших их обоих. Ни одно волшебство не могло сравниться с этим. Все ее колдовские чары не могли соперничать по силе с этим мгновением. Клив околдовал ее с самого начала, когда впервые ступил на валлийскую землю.
Она сдавленно охнула. Он понес Уинн во вторую комнату, с каждым шагом все крепче целуя ее, порабощая своими губами, руками и властностью. Но ей не хватало воздуха не только из-за страсти. Внезапно к ней пришла пугающая мысль.
Ее земли. Ее Раднорский лес. Достался ей в наследство. По женской линии в ее семье от одного поколения к другому передавалась не только крупица темных сил, но и право на обширные владения: дикий Раднорский лес. Далекие холмы и долины тоже находились в границах ее владений. И люди с тех земель тянулись к замку Раднор за советом, точно так же, как вассалы лорда Уильяма обращались к своему господину.
Ее богатство по-своему ничуть не уступало приданому Аделины.
Клив замер перед высокой кроватью с простым тюфяком, застланным чистыми простынями. Он поставил ее на пол, но из рук не выпустил.
– В этой самой комнате мы проведем много ночей, – хрипло прошептал он. Его пальцы развязали на ней чепец, и последние пряди освобожденных волос хлынули ему на руки. – Милая колдунья, ты давно уже затянула меня в свои волшебные сети, и я клянусь, что околдую тебя такими же сильными чарами.
Уинн стояла не шевелясь, наслаждаясь пьянящей лаской его слов. Они согревали ее разбитое сердце и несли утешение, но Уинн все же не могла отделаться от беспокойной мысли, терзавшей ее. Если бы он знал, что получит земли, женившись на ней, отступил бы он от своей давно намеченной цели? Если бы она рассказала ему, изменило бы это что-нибудь?
Одной рукой он ослаблял шнуровку платья, а другой приподнял ее лицо, чтобы еще раз поцеловать. Он жадно припал к ее губам, и Уинн отдалась ему телом и душой. Платье соскользнуло с одного плеча, затем с другого и упало к ее ногам, а он уже развязывал тесемки рубашки. Уинн извивалась, стараясь помочь ему, но, не отнимая губ.
Этому человеку она отдавалась вся без остатка. Ради него она была готова броситься в огонь или на лезвие меча. А вот готова ли она использовать материнское наследство, чтобы привлечь его к себе навсегда?
Ей не хватило воздуха, когда он спустил с ее плеч рубашку, которая соскользнула вниз, обнажив грудь. Уинн невольно выгнулась под его властной лаской, и в эту минуту в ней как бы боролись два человека. Ее тело желало его – так страстно, что она на самом деле думала, что может сгореть в огне желания. Ее сердце тоже желало его. Но в то же время она не могла подкупить его, дав ему то, что отчаянно хотела дать. Любовь для нее была не менее реальна, чем физическое желание. Но он мог получить любовь только ради самой любви. Не ради страсти. И не ради земель.
Уинн вскрикнула от боли, пронзившей ее сердце, как острие кинжала, а на глаза навернулись непрошеные слезы.
Клив замер. Неужели он уловил ее чувства? Но Уинн не позволила долго длиться этому мгновению. Ее рука потянулась к его поясу и соскользнула ниже, робко проводя по его напряженной плоти. Он дернулся под ее рукой и застонал, не разъединяя их сомкнутых губ.
– Господи, Уинн, не делай так. – Клив с усилием оторвался от нее.
Они простояли безумно долгую минуту, и на его глазах рубашка Уинн упала с бедер на пол, обнажив все ее тело. Клив, хватая ртом воздух, начал срывать с себя одежду дрожащими руками. Отбросил в сторону плащ. Неосторожным движением чуть не разорвал рубаху, снимая ее через голову. Раздевшись наполовину, он снова потянулся к Уинн.
– Женщина, ты само волшебство, – пробормотал он, легким движением проводя пальцами по ее плечам, рукам и бедрам. Широко раскрыв ладони, он вдавил большие пальцы в ее мягкий живот, а остальными обхватил округлые ягодицы. Он окидывал Уинн горящим взглядом с ног до головы, обжигая ее губы, грудь, все тело. – Ты само волшебство, – повторил он. – Темное, коварное, пьянящее. Ты заставляешь меня желать… – Он замолчал, и она увидела, как он потряс головой. Его глаза впились в нее. – Знаешь ли ты, что я хочу с тобой сделать? – спросил он с мукой в голосе. – Ты чувствуешь, как ты мне нужна? Между мужчиной и женщиной происходит такое, о чем никогда не говорят на женской половине.
Он опустил руки ниже, нырнув в теплоту меж бедер. Тишину нарушил тихий стон – неужели ее собственный? – и она закрыла глаза. Она хотела знать все, что происходит между мужчиной и женщиной, лишь бы этим мужчиной был Клив, а она – этой женщиной.
– Я хочу боготворить твое тело, Уинн. Ласкать, и целовать, и познать его, как только можно. Мягко и нежно, жестоко и требовательно. Ты поняла? Я хочу, чтобы ты подчинялась каждому моему прикосновению, и хочу быть уверенным, что ты исполнишь любую мою прихоть.
По ее телу прошла сильная дрожь, но это только подстегнуло его. Он упал на колени и притянул ее к себе. Она порывисто ответила ему, чуть не теряя сознания от жара, охватившего тело. Ее руки обняли его влажные плечи, пальцы впились глубоко в кожу, когда он откинул в сторону амулет, чтобы добраться до ее груди.
– Скажи, что ты в моей власти, Уинн. Скажи, что между нами не будет никаких тайн. Отдайся мне полностью, и я обещаю, что сделаю то же самое. Скажи, что ты будешь моей, прелестная колдунья. Скажи это, – настаивал он, осыпая ее пылкими ласками.
Уинн оставалась на смирной лошадке, которую для нее выбрал Клив. Пока они целый час ехали сюда, разговор клеился плохо. Клив показывал ей различные достопримечательности – далекий шпиль собора Святой Девы Марии в Дерримуре; разрушенный замок Балингфорд, одно из многочисленных детищ короля Стефана; древнюю дорогу, ведущую на север к Манчестеру, Ланкастеру и диким землям Шотландии. Но Уинн в ответ лишь кивала и пожимала плечами. Какое ей было дело до всех чудес Англии? Сейчас в этой стране ей нужно было одно – зачать ребенка от некоего английского рыцаря.
Она понимала, конечно, что глупо себя вести так невежливо, но никак не могла справиться с нервами. Глядя, как Клив подходит к ней, все еще сидящей в седле, она ничуть не сомневалась, что он слышит бешеный стук ее сердца.
– Это… в самом деле, прелестный уголок, – запинаясь, произнесла она, когда он остановился рядом.
– Да, но ты еще не все видела. – Он опустил руку на ее колено, неуверенно вглядываясь ей в лицо. Но Уинн едва отметила про себя эту внезапную неуверенность, потому что была слишком взволнована его прикосновением Предвкушение, безусловно, более действенное средство пробудить чувственность, чем самая сильная трава, подумала она как в тумане. Если бы только он знал, как она тает под его рукой, как жаждет ласки.
Когда он протянул к ней другую руку, она наклонилась к нему навстречу. Через секунду он вынул ее из седла и опустил на мягкую, пружинящую землю. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, не произнося ни слова, но поведав при этом о многом. Уинн шагнула вперед, ожидая, что он обнимет ее и, опустив голову, найдет ее зовущие губы.
Но вместо этого Клив только крепче сжал ее талию и удержал на месте.
– Я… кое-что для тебя приготовил. Там. – Он неловко мотнул головой в сторону.
Уинн подавила вздох разочарования и проследила за его взглядом. Сначала она не заметила домик, который спрятался за двумя большими яблонями. Кроме того, его каменные стены сливались с пейзажем, потому что обросли лианами и мхом, а крыша была закрыта ветвями раскидистого дуба, росшего позади.
Дом был явно заброшен: перед ним не было никакого огорода, из трубы не шел дым. Когда Клив подвел ее поближе, Уинн увидела, что соломенную крышу давно не обновляли, а двери вообще не было. Но домик был крепкий и достаточно просторный для двух комнат. Наверное, Клив здесь устроил им ложе.
Они остановились на пороге, и, заглянув внутрь, Уинн заметила, что пол недавно чисто вымели. Возле каменного крыльца возвышалась гора мусора, а у дверного косяка все еще стояла метла.
– Дом скромный, я знаю, – начал Клив. – Но он большой и надежный. Крышу я починю и сделаю вес, что потребуется. – Он схватил ее за руки и потянул за собой в дом. – Рядом вода, лес, который ты любишь. И я буду поблизости. А, кроме того, ты будешь недалеко от близнецов.
Уинн замерла посередине большой комнаты. Она предполагала, что он в последний раз попытается уговорить ее остаться. Но ожидала, что столкнется с хорошо продуманным обольщением, приятным и чувственным, задуманным, чтобы лишить ее возможности возражать. По дороге сюда она решила уступить соблазну, но больше ни на что не поддаваться.
Однако Уинн оказалась совершенно не готова к тому, с чем теперь столкнулась. Видимо, он отлично ее изучил, раз привез на такую прелестную поляну, – именно здесь она могла бы жить. Детям тут очень понравилось бы, и Уинн ясно себе представляла, как, стоя на этом крыльце, будет ждать Клива. Ждать, что он вернется в ее объятия. Но как часто это будет? Где он поселится со своей женой и как часто сможет уделять время… любовнице?
Уинн подавила тяжелый вздох и почувствовала, как к горлу подкатил ком. Чтобы скрыть внезапно навернувшиеся слезы, она медленно обошла комнату. Толстые стены, широкий камин. Даже полы хорошие – широкие доски, уложенные на каменное основание.
Но как бы хорош ни был этот дом, в нем не будет самого главного. В нем не будет хозяина. Клив не предложил ей любовь и замужество. Он предложил ей сладострастие и крепкий дом. Он думал, что этого достаточно, и хотя что-то внутри подталкивало ее согласиться на эту малость, она не могла так поступить. Дом у нее уже был – даже целый замок. А что касается сладострастия, то Уинн считала, что это не такая уж редкость. Любовь обладала гораздо большей ценностью, и именно любовь она должна получить.
Решительно вздернув подбородок, она повернулась к человеку, который намеревался разбить ей сердце.
– Прелестный уголок, и со временем здесь можно устроить красивый дом.
Он посмотрел на нее, не веря своим ушам.
– Значит ли это, что ты остаешься? Ты это хочешь сказать, Уинн?
Она вымученно улыбнулась и подавила горячие слезы.
В эту минуту он казался ей таким родным. Высокий, мужественный, с яркими глазами, в которых горел огонь желания. По крайней мере, она ему нужна, сказала себе Уинн. По крайней мере, у нее будет что вспомнить.
Так и не ответив на его вопрос, она пересекла комнату и подошла к нему. Обхватила его лицо ладонями и приблизила к своим губам. При этом первом прикосновении он крепко обнял ее. Все чувства, которые до сих пор подавлялись, прорвались наружу.
– Господи, женщина, мне никогда не насытиться тобой, – прошептал он возле ее ищущих горячих губ, потом прижался к ним и проник языком в ее рот.
Ни один из них не пытался сдерживаться, отражая натиск другого. Смелость Клива объяснялась и торжеством победы, и желанием, как подозревала Уинн, а ее самое подстегивали любовь и неминуемое расставание. Но ему не нужно было ничего знать, тем более что это не уменьшало чувственного восторга.
Его руки скользнули по спине Уинн: одна поднялась вверх и потерялась в волосах, пока он крепко держал ее голову, даря властный обжигающий поцелуй; второй он обхватил ее ягодицы и порывисто прижал к своим чреслам.
«Я люблю тебя, – прошептало ее сердце, когда она еще теснее прижалась к нему. – Я люблю тебя». Но эти слова она никак не могла произнести вслух.
Правда, на один короткий миг ей показалось, что он услышал ее молчаливое признание. Задохнувшись, он отстранился на дюйм или два и пытливо заглянул ей в глаза, словно был чем-то поражен или смущен.
– Уинн, – неуверенно начал он, хотя его глаза пылали от страсти.
Но Уинн знала, что время разговоров прошло. Их судьбы давным-давно предопределены. Они родились не в тех странах и не в то время, а события последних нескольких недель только еще больше убедили Уинн, что у них разное будущее. Переполненная печалью несбыточных мечтаний, Уинн приподнялась на цыпочках и снова поцеловала его.
Она припала к губам Клива, чтобы заглушить его слова. Затем закрыла глаза, мысленно желая, чтобы он поступил так же. Последнее свидание должно было остаться в памяти, навсегда запечатлеться каждой деталью, чтобы в любую минуту, во сне и наяву, она могла бы вызвать это воспоминание. Наступит день, и Клив все забудет, но она – никогда.
Он отвечал на ее страстный поцелуй и все крепче обнимал ее, и Уинн знала, что на этот раз их свяжет любовь. По крайней мере, для нее это будет любовь. Он, возможно, так и не поймет ничего – да она и не хотела, чтобы он понял.
С тихим стоном Клив приподнял ее, оторвав от пола. Она упивалась буйством чувств, охвативших их обоих. Ни одно волшебство не могло сравниться с этим. Все ее колдовские чары не могли соперничать по силе с этим мгновением. Клив околдовал ее с самого начала, когда впервые ступил на валлийскую землю.
Она сдавленно охнула. Он понес Уинн во вторую комнату, с каждым шагом все крепче целуя ее, порабощая своими губами, руками и властностью. Но ей не хватало воздуха не только из-за страсти. Внезапно к ней пришла пугающая мысль.
Ее земли. Ее Раднорский лес. Достался ей в наследство. По женской линии в ее семье от одного поколения к другому передавалась не только крупица темных сил, но и право на обширные владения: дикий Раднорский лес. Далекие холмы и долины тоже находились в границах ее владений. И люди с тех земель тянулись к замку Раднор за советом, точно так же, как вассалы лорда Уильяма обращались к своему господину.
Ее богатство по-своему ничуть не уступало приданому Аделины.
Клив замер перед высокой кроватью с простым тюфяком, застланным чистыми простынями. Он поставил ее на пол, но из рук не выпустил.
– В этой самой комнате мы проведем много ночей, – хрипло прошептал он. Его пальцы развязали на ней чепец, и последние пряди освобожденных волос хлынули ему на руки. – Милая колдунья, ты давно уже затянула меня в свои волшебные сети, и я клянусь, что околдую тебя такими же сильными чарами.
Уинн стояла не шевелясь, наслаждаясь пьянящей лаской его слов. Они согревали ее разбитое сердце и несли утешение, но Уинн все же не могла отделаться от беспокойной мысли, терзавшей ее. Если бы он знал, что получит земли, женившись на ней, отступил бы он от своей давно намеченной цели? Если бы она рассказала ему, изменило бы это что-нибудь?
Одной рукой он ослаблял шнуровку платья, а другой приподнял ее лицо, чтобы еще раз поцеловать. Он жадно припал к ее губам, и Уинн отдалась ему телом и душой. Платье соскользнуло с одного плеча, затем с другого и упало к ее ногам, а он уже развязывал тесемки рубашки. Уинн извивалась, стараясь помочь ему, но, не отнимая губ.
Этому человеку она отдавалась вся без остатка. Ради него она была готова броситься в огонь или на лезвие меча. А вот готова ли она использовать материнское наследство, чтобы привлечь его к себе навсегда?
Ей не хватило воздуха, когда он спустил с ее плеч рубашку, которая соскользнула вниз, обнажив грудь. Уинн невольно выгнулась под его властной лаской, и в эту минуту в ней как бы боролись два человека. Ее тело желало его – так страстно, что она на самом деле думала, что может сгореть в огне желания. Ее сердце тоже желало его. Но в то же время она не могла подкупить его, дав ему то, что отчаянно хотела дать. Любовь для нее была не менее реальна, чем физическое желание. Но он мог получить любовь только ради самой любви. Не ради страсти. И не ради земель.
Уинн вскрикнула от боли, пронзившей ее сердце, как острие кинжала, а на глаза навернулись непрошеные слезы.
Клив замер. Неужели он уловил ее чувства? Но Уинн не позволила долго длиться этому мгновению. Ее рука потянулась к его поясу и соскользнула ниже, робко проводя по его напряженной плоти. Он дернулся под ее рукой и застонал, не разъединяя их сомкнутых губ.
– Господи, Уинн, не делай так. – Клив с усилием оторвался от нее.
Они простояли безумно долгую минуту, и на его глазах рубашка Уинн упала с бедер на пол, обнажив все ее тело. Клив, хватая ртом воздух, начал срывать с себя одежду дрожащими руками. Отбросил в сторону плащ. Неосторожным движением чуть не разорвал рубаху, снимая ее через голову. Раздевшись наполовину, он снова потянулся к Уинн.
– Женщина, ты само волшебство, – пробормотал он, легким движением проводя пальцами по ее плечам, рукам и бедрам. Широко раскрыв ладони, он вдавил большие пальцы в ее мягкий живот, а остальными обхватил округлые ягодицы. Он окидывал Уинн горящим взглядом с ног до головы, обжигая ее губы, грудь, все тело. – Ты само волшебство, – повторил он. – Темное, коварное, пьянящее. Ты заставляешь меня желать… – Он замолчал, и она увидела, как он потряс головой. Его глаза впились в нее. – Знаешь ли ты, что я хочу с тобой сделать? – спросил он с мукой в голосе. – Ты чувствуешь, как ты мне нужна? Между мужчиной и женщиной происходит такое, о чем никогда не говорят на женской половине.
Он опустил руки ниже, нырнув в теплоту меж бедер. Тишину нарушил тихий стон – неужели ее собственный? – и она закрыла глаза. Она хотела знать все, что происходит между мужчиной и женщиной, лишь бы этим мужчиной был Клив, а она – этой женщиной.
– Я хочу боготворить твое тело, Уинн. Ласкать, и целовать, и познать его, как только можно. Мягко и нежно, жестоко и требовательно. Ты поняла? Я хочу, чтобы ты подчинялась каждому моему прикосновению, и хочу быть уверенным, что ты исполнишь любую мою прихоть.
По ее телу прошла сильная дрожь, но это только подстегнуло его. Он упал на колени и притянул ее к себе. Она порывисто ответила ему, чуть не теряя сознания от жара, охватившего тело. Ее руки обняли его влажные плечи, пальцы впились глубоко в кожу, когда он откинул в сторону амулет, чтобы добраться до ее груди.
– Скажи, что ты в моей власти, Уинн. Скажи, что между нами не будет никаких тайн. Отдайся мне полностью, и я обещаю, что сделаю то же самое. Скажи, что ты будешь моей, прелестная колдунья. Скажи это, – настаивал он, осыпая ее пылкими ласками.