Бекнел Рексанна. Украденная любовь

   Выйдя из каюты Элизы, Киприан поднялся на палубу и встал на том месте, которое находилось прямо над ее кроватью. Вделанная в палубу стеклянная призма, сквозь которую в каюту попадал днем солнечный свет, сейчас сама мягко светилась — Элиза все еще не погасила фонарь. Киприан не мог видеть ее сквозь шестидюймовую призму, но распаленное воображение услужливо рисовало ему каждое ее движение. Вот она сбросила одеяло, в которое куталась во время их разговора, и при каждом вздохе ее безупречно вылепленные груди слегка приподнимают мягкую фланель капота. Вот в складках ткани мелькнула ее изящная лодыжка. Вот она потянулась, и…
   Желтый свет фонаря неожиданно погас, и перед мысленным взором Киприана предстали еще более заманчивые картины. Вот Элиза взбирается на высокую кровать, и тонкая фланель обрисовывает точеные изгибы ее тела. Вот она ложится, укрывшись льняной простыней, и, небрежно раскинув ноги, кладет под голову изящную ручку… Боже мой, какая же она теплая и нежная, когда спит вот так, разметавшись, с невинной и безмятежной улыбкой на розовых ланитах! Наверное, только у самого грязного развратника это очаровательное видение может пробудить похоть. И лишь последний негодяй может осмелиться обидеть это милое дитя…
   Но как ни стыдил себя Киприан, желание только сильнее разгоралось в нем, и он не понимал, в чем дело. У него уже несколько недель не было женщины, говорил он себе, вот почему он так мучительно, почти до боли, хочет эту девушку. Кроме того, женщины, которых он знал когда-то, разительно отличались от Элизы Фороугуд. Особы весьма искушенные, они с удовольствием кувыркались с ним в постели, затем бодро вскакивали и бежали дальше по своим делам. Недостаток внутренней утонченности и, как следствие, хороших манер они с лихвой восполняли пылкостью и умением. Близость с ними была подобна пряному блюду, которое он жадно поглощал и о котором забывал, пока вновь не начинал ощущать голод.
   Элиза пробуждала в нем аппетит совершенно иного свойства. Может быть, причиной тому была ее невинность, может быть, хрупкая, изысканная красота, но скорее всего, говорил себе Киприан, главную роль сыграло ее положение в обществе. Ее происхождение И воспитание давали о себе знать, даже когда она стояла перед ним испуганная и босая, в перепачканном ночном капоте. Для него она представляла собой нечто совершенно новое, нечто такое, с чем он до сих пор никогда не соприкасался. И еще она была племянницей Хэбертона…
   Пожалуй, это было единственное более или менее сносное объяснение, потому что юные девственницы никогда раньше не интересовали Киприана. А вот Элиза Фороугуд интересовала, и еще как!
   Что ж, решено: он сделает ее своей, чего бы это ни стоило. Вот только отпустить мальчишку он ей пообещать не сможет. Он сделает и скажет все, что угодно, чтобы получить доступ к жарким глубинам ее лона, но сына Хэбертона он не отдаст.
   Возможно, это даже будет стоить ему нескольких дней отсрочки, но это лишь придаст больше сладости долгожданной победе. Он будет терпелив и поведет корабль своего желания осторожно, сверяясь с направлением ветра и положением звезд, и обольстит Элизу во что бы то ни стало. Ожидание лишь усилит удовольствие, которое в конце концов получат и он, и она.
   Возможно даже, что, если в итоге он даст ей такое же полное и глубокое наслаждение, о каком мечтал сам, Элиза простит его за обман. Если же нет, то он всегда может высадить ее на берег. Да, после того как он получит свое, Элиза будет свободна, ведь, в сущности, она для него лишь временное развлечение на пути к главной цели его жизни — и не больше.
   На мгновение Киприан почувствовал укол совести. Его мать тоже была для Ллойда Хэбертона лишь развлечением, от которого тот быстро отказался и о котором совершенно забыл. То, что, Киприан собирался сделать с Элизой Фороугуд, было ничуть не лучше и превращало его в такого же бессердечного негодяя, как его ублюдок отец. Но Киприан тут же постарался похоронить поглубже эту неприятную мысль, пообещав себе, что, по крайней мере, признает ребенка, если таковой появится. Он назовет его своим именем и, конечно, будет для него лучшим отцом, чем Ллойд Хэбертон.
   При мысли о возможном отцовстве Киприан нахмурился и принялся расхаживать по палубе. Нельзя сказать, чтобы он особенно этого хотел, но, если уж так случится, он не станет уклоняться от ответственности. Он всегда честно выполнял свой долг и по отношению к друзьям, и по отношению к своей команде, и по отношению к своей матери. Особенно к матери.
   И план, который он начал осуществлять, — план мести Ллойду Хэбертону, — был частью его долга перед ней.
   На минуту Киприан остановился и вперил взгляд в палубу, отделявшую его от девушки, которая ненароком завладела всеми его помыслами. Элиза Фороугуд принадлежала к Миру Ллойда Хэбертона, так пусть благодарит свою счастливую звезду, что он не намерен карать и ее. Вместо этого он преподнесет ей волшебный дар — мир наслаждений, каких она прежде не знала и не могла себе даже представить. Сможет ли «е драгоценный жених, этот Майкл, подарить ей это?! Нет, у него нет оснований чувствовать себя виноватым перед мисс Элизой Фороугуд, твердо сказал себе Киприан, подставляя разгоряченное лицо холодному ветру. Абсолютно никаких оснований.

10

   — Почему я должен завтракать с ним? — недовольно спросил Обри.
   Элиза провела в его волосах пробор и попыталась пригладить непокорные кудри гребешком, который принес Ксавье.
   — Я думала, ты хочешь познакомиться с капитаном «Хамелеона».
   — Ну а я не хочу. — Мальчик сосредоточенно наморщил лоб и стал вращать обеими ступнями одновременно, сначала в одну сторону, потом в другую.
   Элиза смотрела на его крепкие руки и плечи, прикрытые одной тонкой ночной рубашкой, на худые ноги в подвернутых, туго подпоясанных штанах, бывших на несколько размеров больше, чем нужно. Кто бы подумал, что этот оборвыш — сын сэра Ллойда Хэбертона? Как, в сущности, тонка грань, отделяющая привилегированные классы от простых людей: зачастую они отличаются лишь качеством одежды да манерой говорить. Деньги и образование могут сделать из любого ребенка Обри Хэбертона или Элизу Фороугуд. Отсутствие их может превратить отпрыска самого утонченного аристократического семейства в Оливера… или в Киприана Дэйра.
   — Почему же? — спросила она, не желая больше размышлять о том, как Киприан Дэйр стал тем, кем стал.
   Обри взглянул на нее с тревогой.
   — Это он приказал Оливеру и Ксавье похитить нас. Он пробрался в мою каюту в тот, первый раз, ведь правда? — Не дожидаясь ее ответа, мальчик продолжал: — Оливер и Ксавье — и вообще вся команда — просто делают то, что он им велит. А он… он меня ненавидит.
   — Что ты, Обри! Это не так. Он… — Элиза запнулась, не зная, разумно ли сообщать ребенку то, что она услышала от Киприана. Однако сомнение и растерянность, написанные на лице Обри, заставили ее решиться. — Он… у него, кажется, были нелады с твоим отцом. Но к нам это не имеет отношения, ни к тебе, ни ко мне.
   Обри задумчиво сдвинул брови:
   — С моим отцом? Он знает моего отца?
   Элиза вздохнула и села рядом с ним на кровать.
   — Да. Правда, я не знаю, как они познакомились. У него за что-то зуб на сэра Ллойда, и боюсь, ты стал чем-то вроде кости, за которую дерутся две собаки. Две большие, жадные, голодные собаки… — мрачно закончила она.
   — Если они станут драться, папа вряд ли победит, — озабоченно сказал мальчик. — Они оба высокие, но капитан моложе и наверняка сильнее.
   — Думаю, до физической расправы дело не дойдет, — поспешила успокоить его Элиза, хотя в глубине души она вовсе не была так в этом уверена. У нее почти не было надежды, что ее отец и дядя Ллойд смогут сами найти их: для этого океан чересчур велик. И хотя Элиза по-прежнему не имела никакого представления о том, какую цель преследовал Киприан, логика подсказывала ей, что в конце концов он должен будет потребовать от Хэбертонов какой-то выкуп. Если все сведется к деньгам, сэр Ллойд заплатит необходимую сумму, и Киприан, несомненно, отпустит Обри и ее. Если же нет… Впрочем, гадать, какие еще условия может выдвинуть Киприан, Элиза не собиралась. Найти правильные ответы на свои вопросы она не смогла бы даже случайно, поскольку Киприан и его побудительные мотивы по-прежнему оставались для нее самой большой загадкой. — Я хочу, чтобы ты был мил и приветлив за завтраком, — сказала она Обри, пытаясь отогнать тревогу. — Веди себя как можно лучше, хорошо? Киприан может показаться тебе суровым, но ты не бойся — он не всегда такой грозный, каким кажется.
   — Как Ксавье?
   Элиза улыбнулась и погладила Обри по щеке, уже покрывшейся легким загаром.
   — Да, как Ксавье.
   Каким здоровым и сильным выглядит мальчик в последнее время, подумала она, внимательно разглядывая Обри. Невзирая на все их злоключения, он действительно окреп, да и нога начинала понемногу слушаться его. Когда — не «если», а именно «когда» — они наконец вернутся домой, в Англию, его родителей ждет приятный сюрприз.
   Своевременно раздавшийся резкий стук в дверь помешал ей погрузиться в тоску по дому.
   — Мы сейчас идем! — крикнула она.
   Словно получив приглашение войти, в каюте тут же появился Оливер.
   — Привет, парень! — весело поздоровался он с Обри. — Разрешите пожелать прекрасного утра прекраснейшей девушке на свете, — добавил он, сгибаясь перед Элизой в изысканнейшем поклоне, будто заправский денди.
   Элиза остановила его взглядом:
   — Ваша галантность делает вам честь, Оливер, но не стоит тратить ее на меня.
   Она ожидала игривого ответа, по крайней мере дерзкого подмигивания или ухмылки, но, к ее изумлению, юноша смотрел на нее в высшей степени серьезно.
   — Я думаю, вы привыкли иметь дело с молодцами куда более галантными, чем я когда-нибудь смогу стать.
   Элиза молча уставилась на него. Боже, неужели его заигрывания означают нечто большее, чем она думала? Неужели он действительно «влюбился» в нее, как сказал Обри?
   Она смущенно повернулась к своему кузену:
   — Не могли бы вы отнести Обри? Мы сегодня завтракаем с капитаном, — объяснила она, стремясь перевести беседу в нейтральное русло.
   Но у Обри были другие планы. Когда Оливер подошел к нему, мальчик широко улыбнулся своему новому другу.
   — Вокруг Элизы вечно увиваются всякие высокородные молодчики, сплошь сэры и милорды. Один из них даже сделал ей предложение, — заявил он. — Но она его не любит. И никого не любит. Даже на своем дне рождения она не хотела быть с ними…
   — Обри!
   — …вот почему она придумала эту поездку на Мадейру — хотела сбежать. Я уверен, она специально притворяется, что болеет, хотя мне она никогда не казалась больной.
   — Обри Хэбертон, придержи язык! Ты сам не понимаешь, что говоришь. К тому же Оливеру неинтересно все это слушать.
   — Еще как интересно, Элиза! — Оставив Обри сидеть на кровати, Оливер схватил Элизу за руки. — Я хочу знать о вас все. Я… я думаю, вы — самая прекрасная женщина из всех, кого я знаю. И самая чистая. — Он посмотрел на нее молящим взглядом, и Элиза на мгновение замерла, потрясенная. Она никогда бы не поверила, что эти дерзкие карие глаза могут быть так серьезны. — Вы слишком хороши для такого, как я, — добавил юноша тихо.
   К большому облегчению Элизы, шаги в коридоре положили конец излияниям Оливера. Но когда вошедший Киприан уставился на их соединенные руки, ее облегчение мгновенно превратилось в досаду.
   — Да, она действительно слишком хороша для такого, как ты, Оливер, — мрачно произнес Киприан.
   Элиза вырвала свои руки из рук Оливера, но было поздно: воздух между двоими мужчинами, казалось, весь пропитался враждебностью и потрескивал, точно перед грозой. Да они ревнуют ее друг к другу, с изумлением поняла она.
   Ситуация складывалась нелепая до смешного. Элизе, которая всегда считала себя робкой, застенчивой и незаметной, наподобие серенького воробышка, было очень трудно поверить, что двое отъявленных пиратов готовы из-за нее вцепиться друг другу в глотки. Это, однако, не помешало ей немедленно вмешаться, чтобы прекратить готовую разгореться ссору.
   — Я не слепая и вполне способна сама решить, кто для меня достаточно «хорош», а кто — нет. Ваши советы мне, во всяком случае, не нужны, — заявила Элиза со всем высокомерием, на какое была способна. — Именно поэтому я собираюсь выйти замуж за лорда Майкла Джонстона. Он — замечательный человек и самый благородный джентльмен во всей Империи. А теперь, когда мы закончили обсуждать мои вкусы относительно мужчин, я, с вашего позволения, хотела бы наконец позавтракать.
   Со страхом она ждала реакции на произнесенное ею. У нее не было никакой уверенности в том, что ей удалось хоть как-то разрядить обстановку. Оливер по-прежнему мерил своего капитана свирепым взглядом, что до Киприана, то он смотрел на юношу с непередаваемым выражением, в котором смешивались холодный гнев и снисходительное пренебрежение, словно увлечение Оливера Элизой способно было его только позабавить. И, как ни странно, это взбесило ее сильнее всего. Откуда у Киприана такое чувство собственного превосходства, такая неколебимая уверенность в себе?
   Оливер неуклюже повернулся к Элизе всем корпусом, будто его тело было вытесано из цельной дубовой колоды.
   — Так мне отнести Обри к…
   — Я сам это сделаю, — оборвал его Киприан.
   — Нет! — почти закричала Элиза. — Нет, — повторила зона спокойнее, хотя сердце ее неистово билось. «Только бы не дошло до драки», — в отчаянии подумала она. — Пусть Оливер поможет Обри, мальчик уже привык к нему. — Она просунула свою руку под локоть Киприана и почти потащила его к двери. — Пойдемте же, я просто умираю от голода.
   Когда Киприан повернулся на каблуках, она чуть не расплакалась от облегчения. Хотя его рука под ее пальцами словно окаменела, он все же уступил ей и повел вперед по коридору — столь узкому, что порой им приходилось касаться друг друга плечами и бедрами, но это была не слишком большая цена за то, чтобы избежать кровавой схватки между двумя соперниками.
   Ум Элизы все еще отказывался постичь тот факт, что эти двое стали наскакивать друг на друга, как петухи, именно из-за нее. Элиза Фороугуд никогда не относилась к тем женщинам, из-за которых мужчины были готовы вступить в бой друг с другом. За ее приданое — может быть. Но за нее саму? Маловероятно. Однако это все же случилось, и лишь с огромным трудом Элизе удалось сохранить мир между двумя претендентами на ее внимание. Но постичь это она была не в силах. Вот уж поистине странный народ эти мужчины.
   — Посадите его сюда, — сказала она, когда Оливер с Обри на руках вошел вслед за ними в каюту Киприана. В его логово, как про себя называла Элиза это помещение. Потом она слегка оттолкнула Киприана и, высвободив руку, повернулась к Оливеру. — Спасибо, Оливер. Это все, — добавила девушка, взглядом умоляя юношу, чтобы тот ушел мирно.
   Оливер не улыбнулся, но ее немую просьбу исполнил.
   — Позовите меня, если что, — сказал он и, не взглянув на Киприана, вышел.
   «Благодарю тебя, боже», — подумала Элиза, собираясь с духом, чтобы выдержать новый раунд борьбы с чудовищным нравом Киприана Дэйра. Затем она решительно обернулась к нему:
   — Неужели это все было так необходимо? Он оглядел ее с холодно-отчужденным видом.
   — Я здесь капитан. Если мальчик не желает об этом помнить, пусть ищет место на другом корабле.
   — Он не мальчик, — возразила Элиза. — И у него тоже могут быть чувства, как у вас или у меня.
   — Да, он не мальчик, — медленно проговорил Киприан, продолжая стоять за столом напротив нее. — Именно поэтому я и велел вам избегать его. Но вы, я вижу, решили поощрять Оливера назло мне.
   — Поощрять?! Назло вам?!! Я никого не поощряла, Киприан. Ни его, ни вас… — Элиза резко осеклась, заметив, что Обри, сидя в кресле в торце стола, внимательно наблюдает за их перепалкой и голова его вертится из стороны в сторону, словно он следит за прыгающим по корту теннисным мячом.
   Она медленно, глубоко вдохнула, хотя, по правде сказать, никакой пользы это ей не принесло, и предложила:
   — Может быть, нам лучше сесть за стол?
   Это была самая неприятная трапеза, какую она могла вспомнить. Даже прошлым вечером, когда Киприан сначала напугал ее своей страстью, а потом приказал ей подавать на стол, словно ничего не произошло, Элиза не чувствовала себя так скверно. Вчера они, по крайней мере, пытались беседовать, и, хотя разговор вертелся в основном вокруг «Хамелеона» — его водоизмещения, скорости, которую он способен развить, идя при хорошем ветре на всех парусах, его замечательной остойчивости и прочих технических деталей, которые, по правде говоря, не особенно занимали Элизу, — это все же был какой-никакой разговор. Сегодня никто и не думал разговаривать, и эта напряженная тишина лишь усугублялась негромким позвякиванием металлических приборов об оловянные тарелки да доносящимися с палубы голосами матросов, к которым примешивались свист ветра в снастях и плеск волн за обшивкой.
   Потом Элиза вдруг почувствовала, как нога Обри коснулась ее лодыжки.
   — Можно мне еще один бисквит? — шепотом спросил мальчик.
   В ответ Элиза ободряюще улыбнулась ему (во всяком случае, она надеялась, что выглядело это именно так) и погладила его руку. Не было никакой нужды говорить шепотом, однако, принимая во внимание напряжение, царившее в маленькой комнате, ее кузена можно было понять.
   — Конечно, можно, — ласково сказала она и, обратившись к Киприану, произнесла гораздо более холодным тоном: — Не могли бы вы передать Обри бисквиты?
   Киприан молча исполнил ее просьбу; при этом взгляд его мимолетно скользнул по мальчику и тут же вернулся к Элизе. Он все еще сердится, подумала она. И дернуло же Оливера так некстати заговорить о своих чувствах! Ну что ж, раз Киприан все равно уже зол, можно не бояться его задеть — хуже не будет.
   — Знаете, капитан Дэйр, — начала Элиза, — я подумала, что вам стоит рассказать Обри о всех тех удивительных вещах, о которых мы с вами беседовали вчера вечером. Мой кузен очень увлечен мореплаванием, о чем вы, вероятно, еще не осведомлены… Какая, вы говорили, осадка у «Хамелеона»?
   Бросив в сторону Обри короткий взгляд, Киприан снова сосредоточил все свое внимание на ней.
   — Двенадцать футов, — ответил он после такой долгой паузы, что Элиза начала нервничать уже всерьез.
   — Ах да. Двенадцать футов, — повторила Элиза, с каждой секундой все сильнее злясь на Киприана. Почему он не обращается прямо к Обри? Он даже ни разу как следует не посмотрел на мальчика, только пару раз покосился украдкой, словно ему совершенно не хочется на него смотреть, но ничего не поделаешь — приходится. Что в Обри такого отвратительного? Если Киприан считает, что должен держать дистанцию между собой и своим пленником, то зачем согласился завтракать с ними?
   Элиза уставилась в свою тарелку. Наверное, подумала она, он уступил, только чтобы добиться ее расположения. Прошлой ночью, когда Киприан принес ей одежду, он держался столь обезоруживающе любезно, что в сердце Элизы проснулась робкая надежда. Быть может, думала она, он не такой уж плохой человек и ей в конце концов удастся убедить его отказаться от своего жестокого замысла и отпустить их с Обри. Неужели эта дурацкая стычка с Оливером так на него повлияла?
   — Буквально сегодня утром я подумала о наших с Обри занятиях… — начала Элиза, отваживаясь на новую попытку разговорить Киприана. — Мне хотелось бы их продолжить, и, раз уж мы оказались на вашем корабле… — сказала она, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучало даже намека на осуждение, — логичнее всего было бы заняться географией. Нельзя ли нам позаимствовать у вас какие-нибудь карты?
   На этот раз уже Элиза легонько толкнула Обри ногой, продолжая с улыбкой смотреть на Киприана.
   — Гм-м… да, — промямлил Обри. — Я… я очень хочу научиться читать карты и прокладывать курс. Сэр, — добавил он, правда с куда меньшим энтузиазмом, чем хотелось бы Элизе.
   Взгляд Киприана снова скользнул по Обри и тут же вернулся к Элизе. Он вел себя так, словно мальчика здесь не было. А может быть, он и хотел, чтобы его не было? Может быть, он хотел бы остаться с ней вдвоем, подальше от глаз ее юного наперсника, подумалось Элизе, и горячая кровь прилила к ее щекам. Нет, все-таки тут было что-то еще, в этом она была уверена.
   — Скажите Ксавье, что вам нужно, — он принесет, — отозвался Киприан равнодушно.
   — А мне казалось, что карты должны быть здесь, у вас, — не отступала Элиза. — Быть может, вы дадите нам первый урок?
   Взгляд Киприана стал стальным. Она все-таки вывела его из себя, поняла Элиза. Но только почему он так разозлился? Этого она никак не могла понять.
   Тем временем Киприан вновь бросил быстрый взгляд на Обри, затем повернулся к ней, и Элиза внезапно поняла, в чем дело. Все утро Киприан старался не замечать Обри, притворялся, будто мальчика вообще не существует, и теперь она догадалась — почему. Он не хотел знать Обри. Боялся познакомиться с ним ближе и полюбить его — или почувствовать свою вину за то, что он сделал с больным ребенком.
   Наконец-то. Вот оружие, которое она может использовать против него!
   Элиза улыбнулась широкой, теплой, приветливой улыбкой.
   — Пожалуйста, Киприан, — сказала она, умышленно называя его так, как он просил. — Если вы не слишком заняты, мы с Обри очень хотели бы, чтобы вы сами показали нам карты и все объяснили. Пожалуйста, обещайте нам это. Обещаете?
   Обри скептически наблюдал за спектаклем, который разыгрывали перед ним двое взрослых. Он с куда большим удовольствием позавтракал бы с Оливером и Ксавье, чем с этим, надутым капитаном. А теперь еще и Элиза ведет себя так, словно совсем лишилась разума, даже называет этого типа по имени!
   Обри возмущенно уставился на кузину. Он еще не очень хорошо разбирался в таких делах, но мог бы поклясться, что Элиза кокетничает с каменнолицым капитаном Дэйром. Во всяком случае, когда его старшие сестры водили за нос своих поклонников, они точно так же наклонялись вперед, блестели глазами и улыбались от уха до уха. Иногда мишенью им служили отец или он сам, но это означало только, что они хотят что-нибудь выпросить. Сам Обри, конечно, уже давно не попадался на эту удочку, а вот отец порой таял, хотя даже малому ребенку было ясно, что за этими сладенькими улыбочками непременно последует какая-нибудь просьба.
   Чего Обри никак не мог взять в толк — это зачем Элизе понадобилось кокетничать с человеком, который ей не отец, не брат и даже не поклонник… Он очень старался понять, в чем дело, и внезапно его поразила ужасная мысль. Может быть, Элиза хочет, чтобы капитан Дэйр стал ее поклонником? А как же Оливер?..
   Обри устремил на капитана взгляд, который из подозрительного очень быстро превратился в злобный. Этот тип так пялился на Элизу, будто хотел съесть ее вместо завтрака! Вот паразит!..
   Потянувшись за очередным бисквитом, мальчик как будто нечаянно задел локтем высокий бокал с яблочным сидром, который тут же опрокинулся, расплескав пенящуюся янтарную жидкость по всему столу.
   — Ох, Обри!.. — вскрикнула Элиза.
   — Сукин сын, — пробормотал себе под нос Киприан.
   Элиза стала быстро промокать увеличивающуюся лужу своим носовым платком, потом в ход пошел и платок Обри.
   — Это вышло случайно. Не нужно ругаться, — укоризненно сказала она, подтирая остатки сидра, и Обри с трудом подавил довольную ухмылку, когда капитан проглотил еще одно ругательство, вертевшееся у него на языке. Но все его торжество мгновенно испарилось, когда он услышал ответ капитана.
   — Простите, я не привык к женщинам на борту. И к детям, — добавил он, явно с какой-то задней мыслью, и улыбнулся Элизе, а Обри покраснел от ярости. Его экспромт, призванный привести в чувство Элизу, которая была слишком уж поглощена своим флиртом с проклятым капитаном, бесславно провалился. Извинения этого типа, несомненно неискренние, Элиза приняла с непростительной благосклонностью.
   — Давай уйдем, — заныл Обри, потянув кузину за рукав.
   — Но мы еще не поели, — возразила она.
   — Я не голоден.
   Элиза раздраженно вздохнула:
   — Так как же насчет карт и урока географии? — Она повернулась к Киприану. — Вы так и не сказали, согласны ли показать их нам.
   Посмотрев на капитана, Обри почувствовал, что не в силах больше сохранять спокойствие. У этого молодчика был такой вид, будто он сейчас проглотит ее тут же на месте. Но ведь он, Обри, уже решил, что Элиза должна выйти замуж за Оливера и привезти его домой, в Англию. То-то поднимется переполох во всем семействе!
   — Если вам действительно этого хочется, — сказал Киприан, с улыбкой глядя в сияющие глаза Элизы.
   — А мне не хочется! — внезапно закричал Обри, и оба взрослых в величайшем удивлении повернулась к нему. А он уже оттолкнул тарелку и скрестил руки на груди. — Я по горло сыт вашими уроками. И меня воротит от этой пищи. Она слишком соленая!
   — Может быть, ты предпочитаешь жидкую овсянку, которой мы обычно кормим пленников? — с угрозой прорычал капитан.
   Обри, настолько же напуганный, насколько и злой, схватил кузину за руку.
   — Я хочу домой, Элиза. Сейчас же! Пусть он отправит нас домой! — со слезами в голосе прокричал он.
   Она тут же опустилась рядом с ним на колени и ласково обвила его руками.
   — Все хорошо, Обри. Все будет хорошо.
   — Но я хочу домой! Я ненавижу и его, и его вонючий корабль, и поганую еду, и… и все здесь! Я хочу домой, Элиза!