Бекнел Рексанна. Украденная любовь

   Готовясь, в свою очередь, покинуть борт «Хамелеона» — составляя расписание вахт и перечень необходимых работ, — Киприан твердо приказал себе выбросить из головы все мысли о том, чего он хочет от Элизы, кроме, разумеется, самого очевидного. Ксавье он наказал разместить ее в своей спальне, выходившей окнами на залив. На первых порах этого достаточно, а там будет видно, решил Киприан.
 
   Спальня была огромной. Она могла похвастать не только гигантской кроватью, застеленной тончайшим бельем из индийского хлопка, не только турецким ковром, которого хватило бы на три обычных комнаты, и живописным видом на бухту со стоящим на якоре «Хамелеоном». К ней была пристроена еще роскошная ванная комната, в которой стояла внушительных размеров бронзовая ванна с закругленными краями, уже наполненная горячей водой, от которой шел пар.
   — Когда я увидела, что лодки плывут к берегу, сразу начала греть воду, — говорила экономка. Она представилась как Ана, но Элиза и так сразу догадалась, что перед ней — жена Ксавье, когда, вихрем слетев по узким каменным ступенькам, та бросилась на шею африканцу. Их очевидная любовь и бьющая в глаза нежность были прекрасны, но и мучительны, ибо только теперь Элиза в полной мере осознала, как бы ей хотелось, чтобы так же относился к ней и Киприан.
   — После недель, проведенных в море, — добавила Ана, блестя миндалевидными глазами, — первое, что мне всегда хочется сделать, — это хорошенько отмокнуть в горячей водичке. Вам еще что-нибудь нужно, мисс?
   — О нет, все замечательно. Просто замечательно! — ответила Элиза, улыбаясь. Она уже хотела отпустить Ану, но вдруг спохватилась: — Мне… мне не во что переодеться, — сказала она и зарделась.
   — Не беспокойтесь, мисс. Вы купайтесь, а я положу чистую одежду вам на кровать.
   Ана ободряюще улыбнулась и, тряхнув прямыми, тяжелыми волосами, свободно падавшими на спину и доходившими ей до бедер, исчезла за дверью, оставив Элизу гадать, откуда родом эта красавица. Может быть, из Индии? Или откуда-нибудь с Востока? Но где бы ни была родина этой женщины, Элиза была уверена в одном: если у Аны и Ксавье когда-нибудь родятся дети, они будут невероятно красивы.
   Впрочем, Элиза не стала тратить время даром и, сбросив одежду, забралась в ванну. На поверхности воды плавали розовые лепестки, придававшие ей дивный аромат, и Элиза погрузилась в воду по самые ноздри.
   Какое же это наслаждение — снова получить возможность как следует искупаться! Правда, пока нельзя было сказать, что она купалась, — она действительно отмокала, как выразилась Ана, нежилась в душистой воде. К помощи мыла и мочалки Элиза пока не прибегала, хотя на кованом медном столике рядом с ванной был представлен богатейший выбор этих предметов. Вообще, судя по роскоши, какой окружал себя Киприан, он был довольно состоятельным человеком: его жилище, хотя и лишенное кричащей пышности, было весьма комфортабельным и говорило о прекрасном вкусе хозяина. Правда, во всей обстановке чувствовался исключительно мужской дух, но Элиза решила, что оно ему очень подходит.
   Оставался вопрос, подходит ли ему она, ибо для себя Элиза уже пришла к выводу, что он подходит ей.
   Элиза села в ванне, убрала с лица отяжелевшие от воды волосы и на какое-то мгновение задумалась, застыла, глядя невидящими глазами в стену.
   На первый взгляд между ней и Киприаном не было совершенно ничего общего. Он был простым морским капитаном, вынужденным тяжелым трудом добывать себе средства к существованию. Ее отец вряд ли пригласил бы его на обед, не говоря уже о том, чтобы выдать за него замуж единственную дочь.
   Киприан рос в нищете, он никогда не знал своего отца, и его мать выбивалась из сил, стараясь заработать на пропитание себе и сыну. Кто знает, быть может, она даже была… падшей женщиной! О, как же это не похоже было на ее собственное благополучное и счастливое детство, которое прошло в хорошо обеспеченной, заботливой семье!
   Но, может быть, именно из-за этих различий их и влекло друг к другу так сильно? Может быть, Киприан как раз и нуждался в семье, в теплом, уютном домашнем очаге, призванном заполнить зияющую пустоту в его жизни, в то время как сама Элиза, напротив, чувствовала в себе настоятельное желание быть нужной кому-то.
   Элиза проглотила комок в горле и подтянула колени к груди. Как только появится Киприан, решила она, они попытаются во всем разобраться вместе. Сегодня у них еще не было возможности поговорить друг с другом, и Элиза пообещала себе, что непременно сделает это, как только представится удобный случай. Только… с чего ей начать? Как затронуть тему, которая волновала ее больше всего? А вдруг она все истолковала неверно? Что, если Киприан хочет только спать с ней — и ничего больше?
   О такой возможности Элизе не хотелось даже думать, поэтому она взяла в руку губку и, закрыв глаза и задержав дыхание, с головой окунулась в воду. Несколько секунд она наслаждалась приятным теплом и щекочущими прикосновениями собственных волос, которые, словно живые, колыхались в воде. Вынырнув наконец на поверхность, она испустила удовлетворенный вздох, и тут же явственный мужской смешок вырвал ее из блаженного оцепенения. Элиза рывком села и обернулась.
   — Киприан!.. — Сильно покраснев, Элиза прижала колени к груди и обхватила их руками. — Ты… ты не постучал, — пролепетала она, от души надеясь, что вода с лепестками роз достаточно скрывает ее наготу.
   — Ты же была под водой, как ты могла слышать? — поддразнил ее Киприан и, отделившись от дверного косяка, возле которого стоял, шагнул к ванне. Нагнувшись, он заботливо потрогал воду и, не обращая никакого внимания на ошарашенный вид Элизы, погладил ее по щеке. — Можно к тебе присоединиться, моя прекрасная русалка?
   — П-присоединиться ко мне? — задохнулась Элиза.
   — Да, присоединиться к тебе, — повторил он, одним движением освобождаясь от куртки и рубашки.
   Как только ее взору предстала его обнаженная грудь, Элиза стыдливо отвела глаза, хотя и понимала, что реагирует чересчур остро. Если вспомнить, что произошло между ними прошлой ночью, совместное купание никак не должно было бы ее шокировать. Но, несмотря на это, она чувствовала себя крайне неловко. Очевидно, впитанные ею за всю жизнь представления о приличиях были достаточно живучи, и ей никак не удавалось справиться с ними.
   Любопытство, однако, в конце концов оказалось сильнее стыда, и, не в силах удержаться, Элиза украдкой стрельнула глазами в его сторону. Киприан уже стащил с ноги один покрытый разводами соли сапог и принялся за второй. Перехватив ее взгляд, он лукаво подмигнул, и Элиза, которой сразу показалось, что вода в ванне превратилась в кипяток, поспешно отвернулась. Ей, однако, удалось кое-что рассмотреть, и она решила, что его тело прекрасно — именно прекрасно, иначе не скажешь. Большое, мускулистое, оно сплошь состояло из твердых плоскостей и интригующих выпуклостей и напоминало собой статуи античных атлетов. Строгий критик, быть может, и нашел бы к чему придраться, но неискушенной Элизе Киприан казался самым совершенным эталоном мужественности.
   Не устояв перед искушением, она искоса взглянула на него снова и увидела, что Киприан, нисколько не смущаясь ее присутствия, спокойно снимает брюки.
   Это было уже чересчур, и Элиза в панике заозиралась в поисках полотенца или халата, чтобы прикрыть наготу и сбежать отсюда.
   Но ничего такого в пределах досягаемости так и не нашлось, к тому же было уже слишком поздно. Киприан сбросил брюки, в свою очередь издав удовлетворенный вздох, перешагнул через бортик ванны и, подняв фонтан брызг, уселся напротив нее.
   Элиза в ужасе уставилась на него:
   — Ты не должен этого делать!
   Он снова громко выдохнул воздух и, вытянув ноги так, что она оказалась между ними, откинулся в ванне назад, а руки положил на бортики.
   — Я уже сделал это, Элиза. И потом, мне очень хочется, чтобы ты потерла мне спину. — Он ухмыльнулся и добавил: — Если, конечно, ты не собираешься предложить мне заняться кое-чем другим.
   Элиза ничего не могла с собой поделать. Пунцовая краска залила не только ее лицо, но и шею, и даже грудь, а руки сильнее сжались вокруг коленей.
   Она словно старалась казаться как можно меньше, но, как ни смущала ее откровенная интимность его слов и этого совместного купания, она безошибочно узнала признаки зарождающегося в ней желания. Никакой кипяток не мог обжечь ее сильнее, чем этот чудесный огонь, с пугающей скоростью побежавший по ее жилам. Дыхание Элизы участилось, пальцы ног невольно поджались. Каждая ласка, которой они обменялись прошлой ночью, вспомнилась ей в эти мгновения. Стоило воде заколыхаться, как ей представлялась ладонь Киприана, или кончик его пальца, или губы, а перед глазами возникали мучительно-сладостные картины их близости.
   Теперь она не сводила глаз с его красивого усталого лица, и Киприан вдруг потянулся к ней:
   — Иди ко мне, русалка.
   Он развел ее руки, обнимавшие колени, и потянул совсем легонько, но этого оказалось достаточно, чтобы она заскользила к нему по дну ванны.
   Элиза бросила безумный взгляд на высокое окно, сквозь которое в комнату заглядывало солнце. Все это было совершенно неприлично. По любым меркам!
   Но Киприан засмеялся, словно угадав ее мысли.
   — При свете будет еще лучше, — доверительно шепнул он.
   Лучше, чем прошлой ночью? Возможно ли такое? Глаза Элизы широко раскрылись. Она хотела что-то сказать, но Киприан заставил ее распрямить ноги, уложил их поверх своих и привлек Элизу к себе, и слова, которые она так и не успела сказать, вылетели у нее из головы. Стоило ли притворяться, ведь она хотела того же, что и он!
   Когда Киприан уже начал творить свое волшебство, она решила, что после непременно поговорит с ним, заставит его высказаться и попробует понять его — понять, что же они все-таки значат друг для друга.
   «Может быть, — пронеслось у нее в голове, — мы все же могли бы быть счастливы вместе?»

17

   Меньше часа спустя Элиза, заматываясь в пушистое белое полотенце и закрепляя концы на груди, говорила:
   — Нет, Киприан. Это совершенно невозможно. Мы не можем делить с тобой одну спальню.
   — Можем и будем, — заявил он и скрестил руки на груди. Его нагота не была прикрыта ни единым лоскутком одежды, и, когда Элиза взглянула на него, весь ее гнев и решимость моментально улетучились. Киприан только что очень убедительно доказал ей, как хорошо может быть это при дневном свете, и она просто не могла быть с ним суровой.
   — Это… это не принято, — возразила она упавшим голосом. — Так не делается. Это неправильно!
   — Это мой дом, Элиза. Я в нем хозяин, и поэтому здесь я решаю, что правильно, а что — нет.
   — Как на «Хамелеоне»? О, Киприан, тебе, похоже, доставляет удовольствие попирать все и всяческие правила. А я… а мне… — Элиза не договорила, вдруг почувствовав себя ужасно несчастной. Она всегда делала только то, что предписывалось строгой общественной моралью, и до самого последнего времени оставалась безупречной молодой леди и послушной дочерью. А теперь… теперь она просто… просто шлюха!
   Тут Элиза невольно вспомнила о матери Киприана. Она, наверное, тоже когда-то была блестящей юной леди и примерной дочерью, но это не помешало ей зачать дитя вне брака. Неужели такова будет и ее собственная судьба?
   Элиза подняла голову и взглянула на Киприана уже со страхом:
   — А что, если я… Ну, понимаешь, если у меня будет ребенок?
   Он нахмурился, прежнее самодовольное выражение исчезло с его лица.
   — Этого не случится. Есть способы… В общем, я распоряжусь — Ана тебя научит…
   — А если это все же случится? — не отступала Элиза. — Ведь случилось же это с твоей матерью!
   Она тут же поняла свою ошибку, но было поздно. Ее слова не на шутку разозлили его. Выхватив из высокого платяного шкафа новую пару брюк, Киприан принялся рывками натягивать их на себя.
   — Я тебя не брошу, если ты этого боишься… Но как… как ты могла так обо мне подумать?!
   Этот ответ принес ей некоторое утешение, но, по сути, он ничего не решал.
   — Ты допустишь, чтобы твой ребенок рос незаконнорожденным? — спросила она очень мягко.
   — Нет! — Он двинулся к ней, словно намереваясь хорошенько встряхнуть, но резко остановился, не коснувшись ее. — Нет, — повторил он, явно стараясь взять себя в руки. — Мой ребенок никогда не будет ублюдком.
   — Понимаю, — вздохнула Элиза, боясь, что в самом деле понимает. Он женится на ней, но только если она нечаянно забеременеет. Как же ей теперь быть: желать этого события или страшиться его?
   — Значит, договорились. Ты будешь жить в моей комнате. — Выражение его лица смягчилось, и он потянулся, чтобы убрать длинный влажный локон с ее обнаженного плеча. Но Элиза отступила, покачав головой. Как объяснить ему? Киприану было все равно, что подумают о них другие, но ей это было далеко не так безразлично.
   — Никогда в жизни не могла бы вообразить, что стану блудницей, — сказала она, прибегнув к последнему средству, которое, как ей казалось, могло помочь.
   Киприан издал раздраженное восклицание:
   — Ты вовсе не блудница, Элиза! Это все поповская чушь.
   — Ну хорошо, может быть, «содержанка» — более подходящее название.
   Его брови гневно сдвинулись, и он схватил ее за плечи.
   — Ты слишком заботишься о том, что подумают другие. На самом деле значение имеет только то, что думаем мы — ты и я…
   — Тебе легко говорить, — возразила она, тщетно пытаясь освободиться из его железных рук. — У тебя нет родных, которые беспокоились бы за тебя, страдали… или стыдились бы тебя. У тебя нет семьи, Киприан, а у меня есть! У меня есть, — повторила она тише, когда он медленно снял свои руки с ее плеч.
   Элиза повернулась и, придерживая на груди влажное полотенце, подошла к окну. Угасающий день сменился ранними зимними сумерками, но даже в декабре большой сад за окном радовал глаз свежей зеленью. Тут и там виднелись поздние цветы: мускусные розы, астры, хрупкие кремовые хризантемы. Как похоже на волшебный остров из любимой сказки Обри, подумала Элиза, — остров, где мальчики никогда не взрослеют. Когда-то Обри мечтал о том, как хорошо было бы попасть на этот остров и навсегда остаться ребенком, и сейчас Элизе внезапно пришло в голову, что Киприан как раз и был одним из этих взрослых детей. Он думал только о своих прихотях и желаниях, не заботясь о возможных последствиях, не допуская и мысли о ее возможной беременности и не желая потворствовать ее заботам и соблюдению приличий. Казалось, самую суть его личности составляло желание постоянно показывать нос обществу всеми возможными способами.
   Она услышала сзади его приближающиеся шаги и задрожала от желания, когда его ладони медленно скользнули вверх и вниз по ее плечам.
   — Давай не будем спорить, сердечко мое. — Киприан поцеловал ее во влажную макушку и прижал к своей груди. — Мы в ответе только друг перед другом, и ни перед кем больше. Я нравлюсь тебе. Ты нравишься мне. Нам хорошо вместе — лучше, чем я мог себе представить. Не надо разрушать то, что только начинается…
   Элиза прикрыла глаза, стараясь вспомнить, о чем, собственно, они спорили.
   — Сейчас все только начинается, а чем закончится?
   — А почему это должно закончиться? — отозвался он и, развернув ее лицом к себе, взял рукой за подбородок и с невыразимой нежностью поцеловал в губы. И хотя Элиза упивалась этим поцелуем и сладостной дрожью, пробежавшей по ее телу, сомнения не оставляли ее.
   Почему это должно закончиться, спрашивал Киприан. Хотя бы просто потому, мысленно ответила ему Элиза, что ее отец никогда не допустит брака своей дочери с таким человеком, как этот морской разбойник без роду, без племени. Кроме того, Киприан, похоже, вовсе не собирался предлагать ей руку и сердце, и всерьез рассчитывать на то, что в конце концов они поженятся, что в этом красивом доме будут беспечно резвиться их дети, а они с Киприаном счастливо состарятся вместе, было бы с ее стороны верхом глупости. Высвободившись из его объятий, Элиза снова отвернулась.
   — Обязательно закончится, — сказала она с нажимом. — Не можем же мы вечно оставаться в таком… неопределенном положении. Ты, я… — Она печально покачала головой. — Не забывай, ведь есть еще Обри, которого нужно вернуть отцу.
   Киприан долго молчал, а ей было слишком страшно повернуться и посмотреть ему в лицо. Наконец она услышала его вздох.
   — Сейчас, по крайней мере, мы не можем и не будем ничего решать, Элиза. Мы оба слишком устали, и ты расстроена. Давай поговорим об этом завтра, после того как хорошенько выспимся. — Он снова приблизился к ней и легонько поцеловал в затылок. — Мне нужно закончить еще несколько дел. Если тебе что-нибудь понадобится, позови Ану. Она обо всем позаботится.
   Элиза кивнула, и Киприан медленно отошел. Она слышала, как он одевается, но продолжала смотреть в окно, боясь той огромной власти, которую он над ней имел. Одно прикосновение, поцелуй, улыбка — и все ее доводы были бы разбиты.
   Наконец Киприан сухо попрощался и вышел. Элиза не сказала ему ни слова, хотя ее сердце готово было вырваться из груди и полететь за ним. Она, однако, сделала над собой усилие и сдержалась. От того, насколько хорошо она будет владеть собой, зависело ее и Обри будущее.
   Здесь, на английской земле, их ждала привычная, реальная жизнь со своими порядками и обычаями, но Киприан, казалось, не хотел этого понимать, продолжая бросать вызов сложившимся общественным устоям. О, если бы только можно было убедить его в том, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него! Он должен подумать о том, как будет строить свои отношения с ней, он должен отпустить Обри. Пока же все не решится, самое малое, что она может сделать, — это настоять на соблюдении внешних приличий. Хотя бы из обычного чувства самосохранения. Они могут заниматься любовью в ванне, в постели, где угодно, но, нравится ему это или нет, у нее должна быть собственная отдельная спальня!
   Правда, это вряд ли решит другую, гораздо более серьезную проблему. Она соединилась с Киприаном душой, а не только телесно, хотя даже последнее с ее стороны было глупостью, так как она действительно могла забеременеть. Сердечная же привязанность вообще могла привести ее к катастрофе. Киприан явно не горел желанием жениться — для него брак был лишь нелепой данью условностям, в особенности брак с такой женщиной, из такого общества, как она. Пожалуй, ее социальное положение и было тем главным, что привлекло к ней его внимание. Через нее он мог сильнее уязвить и ее дядю, и весь высший свет. Погубив и растоптав ее, он в очередной раз плюнет всем им в лицо.
   Мысль эта была непереносима, и Элиза с трудом подавила подступившие к горлу рыдания. Глупо оставаться здесь. Ей необходимо вернуться к прежней жизни. Ничего другого Элизе просто не оставалось. Но расстаться с Киприаном ей было бы так тяжело!
 
   Обри, сидя на кровати в своей комнате, внимательно разглядывал свои ноги, обутые в грубые матросские башмаки, которые принес ему Оливер.
   — В них так странно себя чувствуешь, после того как две недели ходил босиком. — Он улыбнулся Оливеру и, поднявшись на ноги, попробовал пройтись. — Смотри-ка, хромота уже не так заметна.
   — Думаю, со временем ты совсем перестанешь хромать, — ответил молодой моряк, вытягиваясь в плетеном кресле из тростника.
   — Мой отец будет так рад, что сделает для меня все, что я ни захочу! — объявил Обри. — Первым делом попрошу у него корабль.
   Оливер поднял брови:
   — Он что, так богат?
   — У него множество кораблей, которые ходят по всему миру, — пожал плечами Обри. — А ты, если захочешь, можешь стать капитаном на одном из них. Я буду твоим первым помощником, и ты научишь меня всему, что касается мореплавания. — Мальчик запрыгал по отведенной ему спальне, с удовольствием слушая скрип новеньких кожаных подметок на деревянном полу. — А где Элиза? Я хочу показать ей, как здорово я хожу в ботинках.
   На лбу Оливера появилась легкая морщинка.
   — Она с Киприаном.
   Обри умерил свои прыжки:
   — Она… она собирается выйти за него замуж?
   Оливер беспокойно шевельнулся в кресле:
   — У меня и мысли такой не было.
   Обри взглянул на него пристальнее:
   — Если он ее попросит, я думаю, она согласится.
   — Согласится на что? — спросил вошедший Ксавье.
   — Выйти замуж за Киприана, — пояснил Обри. — Думаю, Элиза согласится, если он ее попросит.
   — Я тоже так думаю, — согласился Ксавье и испытующе взглянул на Оливера. — А ты как считаешь?
   Оливер ответил ему сальной ухмылкой:
   — Вряд ли он ее попросит, так что мне нет смысла тебе отвечать.
   Обри остановился перед помрачневшим Оливером:
   — Ты можешь жениться на одной из моих сестер. Джессике нужен муж, по крайней мере, я слышал, как отец говорил об этом с одним из своих друзей. А все эти молодые лорды считают ее красивой.
   Оливер ласково взъерошил волосы мальчика.
   — А ты думаешь, твой отец так уж мечтает заполучить в зятья простого моряка без единого пенни за душой вроде меня?
   — Ты же будешь капитаном, ты не забыл? Капитаном на моем корабле, как Киприан — на своем. — Мальчик серьезно кивнул. — Я думаю, это очень хорошая идея, Оливер. Правда, Ксавье?
   — Видывал я и более странные парочки. И они были очень счастливы. — Ксавье хлопнул Оливера по плечу своей огромной ручищей. — Разве ты не можешь порадоваться за Киприана и Элизу, Оливер?
   Оливер поднял глаза на своего старого друга.
   — Если Элиза будет счастлива с Киприаном, я за них порадуюсь. Я знаю, что до меня ей никогда не было дела, — признался юноша. — Но я не допущу, чтобы он обидел ее! — с неожиданной силой добавил он. — А мне кажется, что именно это он и собирается сделать.
   — Я тоже не дам ему обижать Элизу, — пообещал Ксавье. — Но в отличие от тебя я не теряю надежды. Нашему капитану нужно время, чтобы понять, как она ему дорога, но, если мы начнем вмешиваться в их дела сейчас, от этого никто не выиграет. Давайте пока просто радоваться тому, что целы и невредимы вернулись домой, ладно? А там посмотрим, как все сложится.
 
   В конце концов Киприан решил на время предоставить Элизу самой себе. Наверняка, рассудил он, она успокоится быстрее, если он не станет навязывать ей свою волю и даст возможность как следует обо всем подумать и примириться со своим положением в его доме. Пока же Киприан планировал заняться кое-какими неотложными делами.
   Был час обеда, когда в особняк прибыл поверенный Киприана. Киприан принял его в своем обшитом тиковыми панелями кабинете, где на столе уже стояли хрустальный графин с барбадосским ромом и два низеньких хрустальных бокала. Распорядившись, чтобы их не беспокоили ни при каких обстоятельствах, Киприан плотно закрыл двери и повернулся к гостю.
   — Итак? — спросил он, хрустнув костяшками пальцев.
   — Им удалось кое-что разузнать, Киприан, — сказал юрист. — И гораздо быстрее, чем мы ожидали. Из Портсмутской гавани был отправлен в Лондон верховой. Он потратил на дорогу всего четыре дня, и теперь Хэбертон знает, что вы — капитан «Хамелеона». Теперь он вместе с отцом и женихом мисс Фороугуд выслеживает вас.
   Киприан налил рома в стаканы, но сам пить не стал. Итак, жених Элизы разыскивает ее. Но почему? Ведь он не может не понимать, что теперь ее репутация безнадежно загублена!..
   Пальцы Киприана стиснули стакан. Неужели этот тип так безумно любит Элизу, что готов принять ее обратно, несмотря ни на что?
   — Что вы собираетесь делать?
   — Пустить в ход свой главный козырь, вот что, — проворчал Киприан, сердито прихлебывая ром.
   — Вы говорили, что не причините мальчику вреда! — Поверенный даже вскочил. — Вы обещали…
   — Я не собираюсь причинять вред мальчику! — рявкнул Киприан.
   — Но вы только что сказали…
   — Я говорил вовсе не о мальчике! — Киприан постарался справиться с раздражением. — Я имел в виду кое-что другое. У меня нет намерения повредить юному Обри Хэбертону.
   Поверенный снова сел, несколько успокоенный, хотя и не убежденный до конца.
   — Так что же все-таки вы собираетесь делать с мальчиком?
   Киприан вздохнул. Пришло время приводить его план в исполнение.
   — Я напишу Хэбертону еще одно письмо. Пусть думает, что его сын служит юнгой на корабле работорговца. Или что его продали вербовщикам.
   — Но я слышал, что он калека. Поверит ли вам его отец?
   — Он уже не калека — просто немного хромает.
   И потом, это не особенно важно. Получив такое письмо, Ллойд Хэбертон бросится разыскивать сына по всем морям, а это главное.
   — А что с девушкой?
   На этот вопрос Киприан так и не ответил. Он стал писать письмо, которое поверенный должен будет доставить в дом Ллойда Хэбертона в Лондоне. После ухода поверенного Киприан остался наедине со своими мрачными мыслями.
   Игра началась. Но это не принесло ему удовлетворения, какого он ожидал. Да, он заставил Ллойда Хэбертона плясать под свою дудку, и теперь его враг сходит с ума от тревоги. Но мысли Киприана, вращавшиеся вокруг Элизы, а вовсе не вокруг его подонка отца, мешали ему в полной мере насладиться своим триумфом.
   Он никак не мог понять теперешнего настроения Элизы. Пока они занимались любовью, никаких проблем не возникало, ибо, отдаваясь ему, Элиза отбрасывала всякую сдержанность и стыдливость. Чопорная английская мисс исчезала, и ее место занимала восхитительно страстная любовница. Но ее упорное сопротивление во всех остальных вопросах обескураживало и злило его.