Бекнел Рексанна. Украденная любовь

 
   Джеральд Фороугуд заметно нервничал. Майкл и сам нервничал ничуть не меньше. Элиза вернулась, и он метался всю ночь, с ужасом думая о том, что с ней сделали. Кто мог сказать, как все это подействовало на такое хрупкое создание? Несомненно, именно поэтому ее отец и попросил его не приходить вчера. Однако поздно ночью лорду Джонстону принесли записку с приглашением прийти утром. Он с трудом дождался рассвета и явился в Даймонд-Холл очень рано, но, когда вошел вслед за дворецким в отделанный мрамором холл, Джеральд уже ждал его.
   — Майкл! Хорошо, что вы пришли. — Джеральд потряс его руку и откашлялся. — Элиза…
   — С ней все в порядке? — выпалил Майкл, пытаясь прочесть что-нибудь по лицу Фороугуда. Неужели ее все-таки… обесчестили?
   — Она… хм, да. Все в порядке. Но она хочет говорить с вами сама. Так что… позвольте проводить вас в оранжерею.
   Майкл не стал дожидаться, чтобы Джеральд Фороугуд показал ему дорогу. Он прекрасно знал, где находится оранжерея, и, не тратя лишних слов, поспешил туда. Дверь красного дерева была распахнута, но он, войдя, тщательно закрыл ее за собой. Элиза резко обернулась, заслышав звяканье тяжелой медной задвижки.
   В первый момент Майкл ее не узнал. И не только потому, что солнце светило ей в спину, четко обрисовывая линии стройного тела и оставляя в тени лицо. Было в ней что-то еще, чему он не мог подыскать названия, и молодой человек почувствовал, как сердце заныло у него в груди.
   — Майкл! Спасибо, что пришли. — Элизе, по-видимому, казалось, что она говорит спокойно, но в голосе ее заметно ощущалось напряжение.
   — Я хотел прийти еще вчера вечером, но ваши родители просили меня подождать.
   Что эти ублюдки с ней сделали?
   — Да. Конечно.
   Элиза отошла от высокого окна и принялась бесцельно бродить среди кадок с пальмами. Глаза Майкла сузились. Она стала другой; что-то новое появилось в ее осанке, в посадке головы.
   — С вами все в порядке?
   Она подняла на него глаза с какой-то страдальческой улыбкой.
   — Я… да, все хорошо, — закончила она, чуть поколебавшись. — Но я думаю, будет лучше, если вы… возьмете назад свое предложение.
   Майкл подошел и остановился прямо перед Элизой, но что-то в ее лице не позволило ему коснуться ее.
   — Почему я должен это делать?
   Он знал почему, и жаркая краска, залившая ее щеки, подтвердила его подозрения.
   Он убьет этого человека, поклялся себе Майкл в приступе безудержного гнева, убьет этого Киприана Дэйра за то, что он сделал с его невестой!
   Но сейчас нужно было думать об Элизе. Прежде чем она успела отвернуться, Майкл схватил ее за руки.
   — Я знаю, что вам пришлось перенести в лапах похитителей, Элиза, но для меня это ничего не значит. Я по-прежнему настаиваю на своем предложении.
   Она моргнула и долго смотрела на него, не говоря ни слова, явно ошеломленная. Она ожидала, что он воспримет ее слова с облегчением, радуясь, что ему не придется тягостно подбирать выражения, сообщая ей об их разрыве. Но если бы он так поступил, что было бы с нею? Расторжение помолвки только подтвердило бы то, что все уже и так подозревали.
   — Элиза, все это не имеет для меня никакого значения, — повторил Майкл. — Небо ответило на мои мольбы — вы вернулись целая и невредимая. У нас нет причин менять наши планы.
   — Но… вы не понимаете, — прошептала она, отводя глаза, и румянец на ее щеках стал еще гуще.
   — Я понимаю, — сказал Майкл как можно мягче. — Вам ничего не нужно говорить. Что бы ни случилось… Что бы этот ублюдок…
   — Не называйте его так!
   Элиза вырвала руки и резко отвернулась. Наступило молчание. Майкл смотрел на шелковистый поток ее темных волос, на желтую ленту, удерживающую эти пышные волны. Она сильно изменилась, думал он. Это уже не та красивая робкая девушка, которая, по его мнению, была ему такой хорошей парой. Она стала сильнее, у нее появилась собственная воля. И она как будто защищает этого монстра, обесчестившего ее! Но как она может?!
   — Что вы хотите сказать?
   Элиза стояла неподвижно, опустив голову.
   — Почему вас заботит, как я его называю?
   Она неохотно подняла на него глаза, и он снова отметил происшедшую в ней перемену. В ее прекрасных серых глазах не было стыда или боли. Майкл с удивлением увидел в них твердость, даже вызов.
   — Киприан Дэйр действительно незаконный сын моего дяди. Но я не хочу, чтобы его поносили за это в моем присутствии.
   — Что? Незаконный сын вашего дяди?
   Элиза расправила плечи:
   — Именно, хотя мой дядя наверняка предпочел бы, чтобы это осталось тайной.
   Майкл нахмурился, захваченный врасплох столь неожиданным и поразительным открытием. Юный Обри Хэбертон похищен внебрачным сыном своего отца, своим собственным сводным братом. Потом ему в голову пришла новая мысль.
   — Значит, этот человек — ваш кузен, хотя и не по крови. Его отец намерен признать его? Если намерен, это может спасти вашу репутацию. Мы сможем пожениться, как собирались.
   Элиза не ответила, но в выражении ее лица, во всей неподвижно застывшей фигуре Майкл прочел несогласие. Она… не хотела выходить за него замуж? Но почему?
   — Должна ли я высказаться откровенно? — наконец спросила Элиза, воинственно вздергивая подбородок.
   — Полагаю, должны, — заявил Майкл и по тому, как метнулся в сторону ее взгляд, понял, что она ожидала другого. Она рассчитывала, что он поступит как джентльмен и вернет ей ее слово без всяких дальнейших объяснений. Но Майкл вовсе не намерен был так поступать. Он восхищался ею прежде — ее тихой прелестью, скромными манерами. Они так подходили друг другу по своему темпераменту, положению в обществе, по своему состоянию, наконец.
   Она была взволнована и даже угнетена чем-то, что, впрочем, не вызывало удивления, учитывая все происшедшее. Но это все пройдет и забудется.
   — Так как же, Элиза? Я жду ваших объяснений.
   С приглушенным досадливым восклицанием Элиза тряхнула головой. Ну почему он такой бестолковый? Неужели ему так хочется знать все мучительные подробности?
   — Я просто… не могу. Вот и все.
   — Он вас изнасиловал?
   Элизу покоробило это слово, но она чувствовала себя виноватой: Майкл имел право сердиться на нее.
   — Нет, — пробормотала она и, отвернувшись, принялась ощипывать листья папоротника в ближайшей «кадке.
   — Нет? — В его голосе послышалось огромное облегчение — и растерянность. — Так в чем же… в чем же тогда дело?
   Ей не хотелось говорить ему, но внезапно она подумала, что поступает нечестно. Собрав все свое мужество, Элиза взглянула Майклу в лицо. Он был красив. Невероятно красив. И благороден. Она должна была быть благодарна ему за то, что он по-прежнему готов взять ее в жены. Но не могла.
   — Он… не изнасиловал меня. Но тем не менее я… уже не девственница.
   Какое-то мгновение Майкл как будто силился понять смысл ее слов. Потом, побледнев, отшатнулся, и Элиза увидела, что он все понял. Так они и стояли, неотрывно глядя друг на друга в тусклом свете зимнего утра, просачивающемся сквозь стеклянные двери и высокие окна, пока Элиза наконец не отвела глаза. Теперь он знает, что она собой представляет.
   Однако следующие же слова Майкла показали ей, что она ошибалась.
   — Он вас обольстил!
   — Он не может отвечать за все один…
   — О, еще как может! И он ответит, потому что я убью этого ублюдка!
   Элиза вздрогнула:
   — Я же просила не называть его так.
   — Почему? — настойчиво спросил Майкл. — Что вам за дело, как я его называю? В конце концов, так оно и есть. Он — ублюдок, который хочет погубить собственную семью.
   — Это несправедливо! — крикнула Элиза, горя желанием защитить Киприана от нападок своего бывшего жениха. — Кто знает, как вы или я повели бы себя в подобных обстоятельствах!
   — Я никогда не стал бы похищать собственного брата и насиловать собственную кузину!
   — Он меня не насиловал! — закричала Элиза, к глазам ее подступили злые слезы. — Не насиловал! Я сама этого хотела. Я хотела его! — Она опустила голову, чтобы не видеть потрясенного лица Майкла, и прошептала: — Помоги мне боже, я люблю его…
 
   Киприан Дэйр привычно наблюдал за погрузкой «Хамелеона». Бочонки с водой. Солонина. Вино и ром. «Хамелеон» должен был идти налегке, с трюмом, заполненным главным образом балластом, потому что Киприан собирался принять на борт во Франции, близ Руана, большую партию контрабандного товара для доставки одному из своих партнеров в Литлхэмптон. Но настоящая причина, по которой он покидал свою крепость на Олдерни, заключалась в том, что он не мог и далее оставаться один в тех стенах, где все напоминало об Элизе.
   Хэбертон, без сомнения, не заставит себя долго ждать. От Элизы и Оливера он скоро узнает, где его сын, а Киприан не намерен дать этому человеку так легко сорваться с крючка. Впрочем, игра в кошки-мышки с ублюдком отцом уже не доставляла ему никакого удовольствия. Обри наслаждался всем происходящим и радовался жизни, а Элиза ушла.
   Киприан бросил проверять окуляр секстанта и бессмысленно уставился в пустоту. Сейчас она, должно быть, уже вернулась в лоно семьи и встретилась с женихом. Как-то он отнесся ко всей этой ситуации? Действительно ли этот ее Майкл такой уж напыщенный осел? Отказался он от нее или принял с распростертыми объятиями?
   Пальцы Киприана стиснули латунную подставку прибора. Ни один из этих вариантов ему не нравился, и если бы он не был так зол на себя, то посмеялся бы над собственной непоследовательностью. Она сбежала от него при первой возможности, но его гнев на нее и на всех, кто помогал ей, не продержался и дня. Она внутренне покинула его; он сам оттолкнул ее.
   Тем не менее одна мысль о ее свадьбе с этим Майклом Джонстоном доводила Киприана до безумия. Он хотел, чтобы она вернулась, но знал, что это невозможно.
   — Когда отплываем, капитан?
   Киприан повернул голову на звонкий голос Обри. Мальчик щеголял в рваных штанах и свитере не по росту, простые чулки и грубые башмаки красовались на его худых ногах. Его темные вихры давно не знали стрижки, но кто сказал, что матросу обязательно быть подстриженным?
   — Со следующим приливом, — коротко ответил Киприан.
   — Вы оставите сообщение для Оливера, чтобы он знал, где нас найти?
   Киприан криво усмехнулся:
   — Не беспокойся, ему все скажут.
   Обри пристально посмотрел на него:
   — Вы ведь больше не сердитесь на Олли? Мы все виноваты, вы же знаете. И я, и Ксавье, и Ана тоже.
   — Я знаю, кто виноват. — Усмешка исчезла с лица Киприана.
   — Если бы Элиза не…
   — Я не хочу говорить о твоей кузине, — обрезал мальчика Киприан. Обри чуть попятился, но взгляд его по-прежнему был устремлен на капитана.
   — Она могла бы выйти за вас, а не за Майкла.
   Киприан не ответил, но мальчишка не унимался:
   — Вы ей предлагали?
   — Занимайся своим делом. Если у тебя мало работы, могу добавить.
   При этой угрозе Обри моментально испарился. Но его вопрос остался висеть в воздухе, подавляя Киприана своей сложностью.
   Да, можно сказать, он предлагал ей. Но в самой оскорбительной форме, какую только можно было представить. О чем он думал? Почему так обидел ее?
   Почему вообще он сделал с Элизой то, что сделал?
   Он не хотел доискиваться причин своего поведения. Не хотел вообще думать о ней. Но, по-видимому, совершенно не способен был думать о чем-нибудь другом. Элиза полностью завладела его мыслями, во сне и наяву. Он не мог войти в собственную спальню, не представив ее в своей постели. Не мог смотреть ни на свою большую ванну, ни на дверь крошечной каюты на «Хамелеоне», так близко от двери его собственной каюты. Тяжелее всего было видеть Ксавье и Ану, ибо их взаимное счастье заставляло его еще острее чувствовать пустоту в своей душе.
   Дерьмо собачье! Киприан отложил секстант и провел рукой по волосам. Он сам оттолкнул Элизу, хотя больше всего на свете боялся потерять ее. Если бы он только знал тогда, какое одиночество воцарится в его душе. Какой мрак!
   Но откуда ему было знать, что она до такой степени запустила свои коготки в его сердце? И почему? Почему эта невероятная женщина так заворожила его? Если бы он ответил на этот вопрос, может быть, ему удалось бы избавиться от того совершенно неприлично плаксивого настроения, в котором он находится все последнее время.
   Киприан снова схватился за секстант и уставился на него, вспоминая. Как-то раз она швырнула в него этим секстантом. Он напугал ее тогда, но не настолько, чтобы она не смогла дать волю своей ярости.
   Какой отважной маленькой дурочкой она была! Но ее отвага произвела на него впечатление, так же как ее стойкость и нежность — и страсть, скрывавшаяся под внешней скромностью.
   Он никак не ожидал найти подобные качества в такой женщине, как она, — богатой, благовоспитанной, не имеющей представления о темных сторонах жизни. Может быть, именно поэтому он так хотел ее. Он-то был не слишком важной персоной — ублюдок, пробивший себе дорогу от ничтожного юнги до грозного капитана. У него были три корабля, просторный уютный дом. Не так уж мало, если посмотреть хорошенько, но чтобы мужчина вроде него заполучил такую женщину, как Элиза…
   Заполучить ее означало придать смысл и ценность всему остальному, доказать всему миру, чего он стоит, всему миру, включая его отца.
   Киприан тут же усмехнулся своей непоследовательности. Ему нет нужды доказывать Ллойду Хэбертону, чего он стоит. Наследник этого человека — в его руках; только это имеет значение. Что же касается Элизы…
   Что касается Элизы, какой толк в том, чтобы без конца раздумывать, почему ему так нестерпимо хочется, чтобы она вернулась в его жизнь. Она ушла и не вернется. Он сам своей жестокостью разбил ей сердце, и сожалеть о чем-либо было поздно.

22

   «Зализа расхаживала по библиотеке, трогала корешки томов, стоящих на полках, но на самим деле книги ее нисколько не интересовали. Перри сидел за огромным письменным столом, на котором громоздились книги и бумаги и стояла массивная чернильница, и делал вид, что корпит над заданием учителя, но каждые пять минут вскидывал глаза и изучал свою сестру гораздо внимательнее, чем свои книги.
   — Раньше ты никогда так не ходила, — отметил он.
   Элиза остановилась и села в кресло, обтянутое кожей винного цвета, тщательно расправляя юбки. Перри был прав, конечно. Она никогда не ходила туда-сюда, предпочитая тихонько сидеть на одном месте: читать, вышивать или играть в разные настольные игры с кем-нибудь из братьев.
   Но теперь она изменилась. Тело ее было здорово — может быть, с ней уже давно все было в порядке, а она только сейчас это поняла. Теперь страдало ее сердце, разорванное надвое, разбитое.
   Не успев как следует сесть, она тут же снова встала:
   — Если я тебя отвлекаю, мне лучше уйти.
   — Нет-нет, не уходи. Я по горло сыт Платоном. — Перри вскочил из-за стола и подошел к сестре. — Лучше я поболтаю с тобой.
   Элиза вздохнула:
   — У меня сегодня что-то нет настроения болтать.
   — А ты действительно изменилась.
   — Я порвала с Майклом.
   Перри только плечами пожал:
   — С тех пор как ты уехала, Мэри Лина Блевинс охотилась на него так, словно он лисица, а она — первоклассная гончая. Она быстро исцелит его разбитое сердце!
   — Мэри Лина? О, она совсем не в его вкусе, — рассеянно ответила Элиза.
   — Она придется по вкусу кому угодно, сестренка. — Перри так старательно воспроизвел плотоядную ухмылку Оливера, что в другое время Элиза бы рассмеялась, но сегодня ничто не могло вызвать улыбку на ее лице.
   — А где Оливер?
   Перри хихикнул:
   — Его прижали к стенке в отцовском кабинете. Дядя Ллойд грозит ему всеми карами небесными за то, что он не привез с собой Обри, а отец пытается вызнать, куда в ближайшем будущем может податься этот парень, Киприан Дэйр.
   — Я же сказала им, что Оливера не нужно ни в чем обвинять.
   — Разве не он надул тебя, так что ты наняла его телохранителем Обри?
   — Он всего лишь выполнял приказ.
   — Приказ Киприана Дэйра, — уточнил Перри, как-то странно посмотрев на сестру.
   — Да, Киприана Дэйра, — подтвердила Элиза, взглядом предостерегая брата, чтобы не развивал эту тему дальше.
   Но Перри ничего не заметил или решил нарочно подразнить ее.
   — Ну а как ты думаешь, куда он отправится? Вряд ли он будет сидеть на Олдерни и ждать их.
   Донельзя раздраженная, Элиза весьма неизящно фыркнула и снова принялась мерить шагами комнату.
   — Они напрасно потеряют время, если попытаются выследить его. Он ведь этого и хочет: чтобы дядя Обри гонялся за ним до изнеможения в надежде вернуть Обри.
   — Надо признать, Элиза, что это неплохая месть, учитывая то, что наш дядя сделал этому Дэйру. Элиза кинула на него пронзительный взгляд:
   — Откуда ты узнал? Это должно было оставаться тайной!
   Лицо Перри порозовело.
   — Я… хм… подслушал, как кое-кто говорил об этом.
   — Перри, не могу поверить, что ты до сих пор подслушиваешь под дверью. Я думала, ты уже вырос и оставил свои детские проказы. И кто же был настолько неосторожен, чтобы говорить о таких вещах там, где их могут подслушать?
   — Ты, — самодовольно ухмыльнулся Перри.
   — Я? Но я говорила об этом только… — Элиза осеклась, пораженная внезапной догадкой. — Ты подслушал мой разговор с Майклом! — Рука ее взлетела к горлу. — Как… как много ты услышал?
   Перри был страшным врунишкой, но лицо всегда выдавало его: он легко краснел и ничего не мог с собой поделать. В семье вечно подшучивали над ним по этому поводу, и он давно пришел к выводу, что проще говорить правду. Сейчас парнишка плутовски стрельнул глазами в сестру.
   — Ну-у-у… полагаю, все.
   — Все? — В горле у Элизы застрял комок. Перри кивнул:
   — Все.
   — Значит… значит, ты знаешь, почему… почему я… — Элиза не в силах была продолжать, слишком велико было унижение.
   — Я знаю, что ты любишь этого малого, — сказал Перри, великодушно обходя детали. — Как Обри ладит с ним?
   — Обри? — засмеялась Элиза несколько истерическим смехом. — Они отлично ладят. Киприан сделал его своим юнгой.
   — Юнгой? Как же Обри справляется? В этом его кресле, должно быть, трудновато разъезжать по кораблю.
   — Ему больше не нужно кресло, — сказала Элиза, все еще расстроенная тем, что младший брат узнал так много о ее отношениях с Киприаном.
   — Он что же, снова ходит? Вылечился на Мадейре, как ты и надеялась?
   — Ну, не совсем, — смутилась Элиза, осознав, что выдала секрет Обри.
   — Ходит на костылях?
   Элиза всплеснула руками:
   — Ты самый приставучий и надоедливый брат на свете!
   Перри только рассмеялся и погладил ее по голове.
   — Я знаю, что тебе меня не хватало, — поддразнил он ее, когда она отбросила его руку.
   Элиза невольно тоже засмеялась:
   — О да, мне ужасно не хватало кого-нибудь, кто портил бы мне прическу и подслушивал мои личные беседы.
   — А как еще я могу узнать, что происходит у нас в доме? Все обращаются со мной как с ребенком. А мне уже шестнадцать. Даже шестнадцать с половиной.
   Элиза вгляделась в Перри, впервые по-настоящему вгляделась в младшего братишку, который был выше ее почти на голову. Он уже мужчина, внезапно поняла она. Достаточно взрослый, чтобы интересоваться девочками — женщинами, тут же поправила она себя. Насколько она понимала, он вполне мог уже завести интрижку с кем-нибудь из служанок или еще с какой-нибудь девицей легкого поведения… Она постаралась отогнать неприятную мысль. Кто она такая, чтобы судить других? Она сама теперь — девица легкого поведения.
   — Да, — выдавила Элиза. — Да, я вижу, что ты уже не ребенок.
   — Скажи это маме и папе.
   — Скажу, — кивнула она.
   — Правда?! — Его лицо просияло надеждой. — Если ты это сделаешь, Элиза, если убедишь их обращаться со мной как с мужчиной, я… я тоже сделаю для тебя что-нибудь такое… Я придумаю что.
   — Что ж, договорились… — Элиза снова принялась расхаживать взад и вперед. Как бы она хотела, чтобы он смог сделать единственное, что ей на самом деле было нужно. Сделать так, чтобы Киприан пришел за ней, чтобы он приехал в Лондон, вернул Обри его семье и забрал ее с собой на Олдерни. Она пойдет за ним куда угодно, будет жить, где он захочет, даже на борту «Хамелеона», пусть только скажет, что любит ее, что действительно хочет жениться на ней.
   «Приди ко мне, любовь моя, останься навсегда». Строчка из стихотворения всплыла в памяти Элизы, и она обернулась к полке с книгами. Ей нечего было делать сегодня. Разве что читать стихи и обливаться слезами. Но это глупо, решила она, расправила плечи и взглянула на Перри:
   — Пойдем спасать Оливера от папы и дяди Ллойда. Думаю, он тебе понравится, когда ты узнаешь его поближе.
   Это было еще слабо сказано, поняла Элиза в течение ближайшего часа. До сих пор Перри во всем подражал Майклу, теперь же, рядом с Оливером, с ним начала происходить поразительная трансформация. После того как они втроем совершили экскурсию в конюшню, дали Оливеру урок игры в теннис и, захватив удочки, отправились к реке, речь Перри запестрела морскими словечками и он начал ходить вразвалочку, словно заправский моряк.
   Родители ужаснутся, думала Элиза. Но ей самой почему-то было приятно видеть это. Перри не был снобом, как не была и она сама — хоть Киприан и обвинял ее в обратном. Конечно, теперь это не имело никакого значения. Ни малейшего.
   Сидя на скамейке, она смотрела, как юноши вместе удят рыбу в ледяной речке, словно старые приятели. Перри учил Оливера забрасывать удочку; Оливер одолжил Перри свой устрашающего вида нож, чтобы выпотрошить трех рыбин, которых они поймали. Словно бы повторялась история Обри и Оливера. Может быть, идиллическая жизнь английских джентри была чересчур спокойной и пресной для человека молодого. Может быть, маленькая встряска шла только на пользу душе. И телу, добавила Элиза, думая о своей вновь обретенной силе и здоровье Обри. Она должна быть благодарна Киприану за то, что вырвал их с Обри из нудной, размеренной жизни. Они так много выиграли от этого!
   Но она никогда не сможет быть благодарна ему за то, что он дал ей уйти. И простить его не сможет.
 
   …Обед проходил бы в довольно мрачной атмосфере, если бы Перри не забрасывал Оливера вопросами о жизни моряков. Отношение Леклера к Оливеру, вначале сдержанное, тоже заметно потеплело. К чести своей, Оливер моментально усвоил манеры, подобающие человеку, обедающему в доме вроде Даймонд-Холла. Стараниями Перри и Леклера он был весьма прилично одет в темно-серый костюм с бледно-голубым узорчатым жилетом и белоснежной рубашкой. Волосы его были вымыты и причесаны, и любой, кто не видел его в матросской робе, мог бы назвать его джентльменом до кончиков ногтей. Элиза заметила, как он стрелял глазами в остальных, на лету схватывая премудрости этикета: куда положить салфетку и какой столовый прибор использовать. Хрустальный бокал с вином он держал непринужденно и пил весьма скупыми глотками. За исключением единственного момента, когда он исподтишка подмигнул ей, Оливер выглядел не менее достойно, чем сам Майкл Джонстон.
   — Откуда вы, мистер Спенсер? — неторопливо вела с ним светскую беседу мать Элизы. Первоначальная сдержанность начала таять, и вскоре Констанция Фороугуд полностью поддалась его обаянию.
   — Я родился и до пяти лет рос в Линтоне. Это в северном Девоне, возле Бристольского канала. Мой отец был бондарем, а мать — прачкой, — добавил он, нимало не смущаясь, что подобное происхождение может уронить его в глазах семьи Фороугуд. Его это не беспокоило, и, по-видимому, всех остальных — тоже. Он был для них прежде всего человеком, который спас Элизу. Великодушие ее семьи отогрело маленькую частичку заледеневшего сердца Элизы.
   — Оливер сказал, что ушел в море, когда ему было одиннадцать лет, — вставил Перри.
   — Одиннадцать? — нахмурилась Констанция Фороугуд. — Это же так мало.
   — Мои родители умерли, — объяснил Оливер, бросив взгляд на Элизу. — Киприан знал моего отца и взял меня к себе. Сделал меня своим юнгой.
   Как Обри.
   Эти невысказанные слова повисли в воздухе, и наступила долгая неловкая пауза. Каждый из сидящих за столом быстро взглядывал на Элизу и тут же отводил глаза, как будто все ожидали, что при одном имени Киприана она упадет в обморок или разразится слезами. Элиза посмотрела на мать, увидела печаль на ее лице и повернула голову к другому концу стола, где сидел отец. Губы его от гнева сжались в тонкую полоску.
   — Если Обри будет жить хотя бы вполовину так же хорошо, как живет Оливер, это будет просто прекрасно, — заявила Элиза как можно суше.
   — Но этот человек, Дэйр, был другом отца мистера Спенсера, — угрюмо отозвался Джеральд Фороугуд. — К нашей семье он не так расположен.
   Он, конечно, имел в виду своего свояка, Ллойда Хэбертона. Но Элиза боялась, что и ее тоже. В ней вспыхнула злость.
   — Киприан не причинит Обри вреда. В сущности, он уже очень помог ему.
   — Помог? — Ее отец со стуком поставил свой бокал на стол. Струйка вина стекла из уголка его рта. — Этот…
   — Джеральд! — Резкий окрик жены заставил его замолчать. — Это неподходящая тема для застольной беседы, — укоризненно сказала Констанция.
   — Но она стала вести себя чересчур вызывающе, — произнес Джеральд. — С тех пор как… — На этот раз он остановился сам, но Элиза прекрасно поняла, что он хотел сказать. Она опасалась, что поняли это и все остальные. Лицо ее загорелось от смущения.