Тут хлопнули первые разрывы бутылок с огненной смесью.
   От границ лагеря до невысоких густых зарослей, обрамлявших Чистое
   Урочище с двух сторон — третья открыта — было метров по семьдесят с каждой стороны. Бутылки летели недалеко — но огонь растекался по траве, сливаясь в пламенные заслоны — и тепловые прицелы сразу стали бесполезны, а когда с наветренной стороны через огонь полетели дымовые шашки, стрелкам изменили и собственные глаза.
   — Занять круговую оборону! — загремел принц. — К бою! Огонь по кустарнику!
   Сквозь переполох он побежал к радиостанции — но застонал, увидев, как внутри палатки полыхнуло и вместе с воплями радистов из нее выплеснулось пламя.
   — Внимание под ноги! Они проложили новые подкопы!..
   — Вы окружены, — глухо прокаркал за огненной стеной старенький мегафон, вызывая на себя суматошные выстрелы. — Приказываю сложить оружие и сдаться. Сопротивление бесполезно. Выходите к ручью с поднятыми руками.
   Кто-то прыгнул в джип и, не слыша окриков, понесся к третьей, открытой стороне — туда, откуда приехал вчера караван принца — но две короткие очереди сделали машину неуправляемой — виляя, она запрыгала по кочкам и перевернулась.
   — Сколько вас еще надо убить, чтобы вы поняли? — хрипло спросил мегафон.
   Из неслышно открывшегося подкопа выглянул герр Татцельвурм и мастерски прострочил несколько повернутых к нему спин и затылков, прежде чем опять нырнуть в родную стихию темной норы.
   — Вы окружены и сверху, и снизу, — продолжал вещать рупор, укрытый от пуль за пнем, заставляя охотников ощупывать землю под ногами и затравленно озирать тьму над головой — кто там? бесшумные Совы с зажигалками в когтях?..
   Олень добился своего — охотники не знали, откуда будет нанесен удар, они были растеряны, охотничьи Кони тревожно ржали и рвались с привязи, Псы жалобно скулили в вольере… Пожалуй, лишь принц сохранил достаточно самообладания, чтобы принять верное решение.
   — Олень, у нас твоя Лань! — хрипу мегафона ответил громовой рев акустической установки. — Один выстрел с твоей стороны — и она мертва! Ты слышишь?! К ее горлу приставлен нож!
   И это была правда.
   — Вот мои условия, — импровизировал Принц, пока старший егерь щекотал шею Лани широким лезвием. — Мы организованно уходим с оружием на машинах, и ты не преследуешь нас. Я оставляю Лань в десяти километрах отсюда, на развилке шоссе…
   — …правда, не целиком, — пошутил егерь вполголоса. — Голова пойдет нам в коллекцию.
   Рот у Лани был заткнут, руки скручены, а глаза — будь они огнями прожгли бы егеря насквозь.
   — Ты принимаешь условия?! Да или нет?!..
   Кашляя, Татцельвурм выбрался из земли — охотники, пусть с опозданием, все же кинули в подкоп свою дымовуху; Кроты — хоть в респираторах — тоже давились дымом.
   — Да или нет?!!
   — Куда?! — Рысь попытался сгрести Волчка за шиворот, но юркий паренек оказался проворней — шмыгнул в нору, только его и видели. Глаза у него сразу заслезились, и он едва не лоб в лоб столкнулся с ползущим Кротом.
   — Прямой ход есть? туда, — показал Волчок.
   — Не, — замотал головой Крот, — не лазь, — но Волчок сдернул с него респиратор и очки-консервы, нахлобучил на себя и зашуршал вперед.
   — Во, бешеный!.. вернись!
   — Да, — всхрапнул мегафон.
   — Кончать ее? — осведомился егерь.
   — Не сейчас.
   Волчок подвысунулся макушкой из дымящей ямы, сбил на лоб очки — только бы не заметили! нет, все сгрудились у автобусика с рупорами на крыше… который принц? а, вон он, распоряжается, тычет руками… рядом верзила держит Лань — у него пистолет в кобуре, а принц без оружия…
   Вскинув нож в ладони, Волчок примерился и метнул — как раньше метал для тренировки в чурбак.
   Лань почуяла, что егерь странно дернулся и отвел руку с лезвием от горла; он стал оседать с сиплым звуком, заваливаясь назад, нащупывая что-то у себя на спине — а принц, оттолкнув ее, потянулся за оружием на поясе егеря.
   Руки у Волчка не тряслись — ни чуточки; он успел вложить гайку в рогатку и оттянуть резину, когда принц коснулся пальца — ми рукоятки пистолета.
   Попал в глаз, не попал — это Волчок не понял, но принц вскрикнул и прижал ладони к лицу, забыв об оружии, а Лань уже заметила, куда был направлен взгляд Джуанина, увидела Волчка и припустилась к спасительной дыре — согнувшись, прыгнула вниз, и Волчок потащил ее подальше от входа остановились они лишь затем, чтобы волчонок разгрыз путы.
   Сзади в лаз кто-то свесился и стал стрелять наудачу — но пули вязли в земляных стенах.
   — А вот и мы, — перхая, Волчок еле всполз на закраину лаза; ноги почему-то ему изменили только сейчас. Олень помог выбраться Лани и сжал ее руками — никогда так не сжимал. Волчка вместо Оленя облапил Рысь.
   — Уходим? — спросил Рысь, встрепав с дружеской грубостью шевелюру полузадушенного Волчка.
   — Нет, — ответил Олень. — Мы не за тем сюда пришли.
 
* * *
   Уйти по воздуху принц боялся, уйти по земле не мог — путь отхода оказался усеян железными колючками, одинаково легко протыкавшими и шины, и подошвы; тут Куницы постарались, как могли. На ободьях, хлопая спущенными камерами, вырвался один грузовик — и получил горючей бутылкой по капоту.
   Лесные стреляли редко, но метко — а уж совсем плохо стало, когда взорвался бензовоз; видя такое дело, лесные полезли и из зарослей, и из-под земли.
   Солнце еще не взошло, когда над лагерем затрепыхался белый флажок люди принца окопались вокруг его шатра, сдерживая лесную братию огнем, но вырваться не хватало уже ни духу, ни сил. Мегафон Оленя был разбит, акустическая установка сгорела — и теперь противники просто перекрикивались из-за укрытий.
   — Даю три минуты на размышление! — орал Рысь, пока Оленю делали перевязку за опрокинутой набок машиной. — Пусть выйдет принц! Нам нужен только он один — остальных отпустим!..
   Геройства и верноподданничества у охотников заметно поубавилось — еще раз для гарантии помахав белым, они вытолкали вперед Джуанина. На скуле у того расплылся кровоподтек от гайки Волчка, вид был довольно жалкий — но гонора он не утратил.
   Сзади охотники складывали в кучу оружие; их обыскивали — и прогоняли.
   — Я протестую, — с холодным возмущением начал принц. — Жестокое обращение со мной будет наказано немедленно и беспощадно. Авиация Его Величества сровняет ваш Лес с землей, если вы мне нанесете хоть одну царапину.
   — А как насчет расплатиться с нами? — сжав зубы, выдавил Рысь.
   — Я признаю, что в ходе охоты Лесу нанесен некоторый поправимый ущерб, — надменно кивнул Джуанин, видя, что рвать на куски его не собираются. — Разумеется, ни о каких репарациях в отношениях с животными речь идти не может, но из соображений гуманизма я готов оказать вам безвозмездную помощь — продукты, медикаменты, одеяла, палатки… Могу содействовать в придании
   Лесу статуса заповедной зоны. Думаю, здесь можно открыть ветеринарный пункт… Обо всем этом вы подробнее поговорите с моим секретарем, которого я сюда пришлю, и только в том случае, если я немедленно вернусь во дворец.
   — Ты что-то говорил про честную охоту один на один, — напомнил Олень, впервые нарушив свое молчание.
   — Надеюсь, ты не принял это всерьез? — улыбнулся принц.
   — А честно — это как? — продолжил Олень, словно не слыша принца. — Ты с ружьем и верхом, а я без оружия, бегом? Давай сделаем наоборот. А?
   — Вы не посмеете, — принц вновь стал холоден. — Я — человек, а вы — животные. Никто не позволит вам безнаказанно унижать человеческое достоинство… Или вы думаете, что это была последняя охота?
   — Для тебя — последняя, — Олень достал пистолет.
   — Нет… — попятился принц. — Нет-нет… Не-ет!!…
   Этого не может быть… разве он допустил какую-то ошибку? Почему не сработали гладкие, правильные, убедительные слова?!!
   — Ты пришел сюда, — наступал Олень, — чтобы позабавиться, убивая нас. У нас нет таких забав — я убью тебя только затем, чтобы другим неповадно было лишать жизни ради кайфа — поганого кайфа преследовать и убивать. И пусть другие подумают на твоей могиле, прежде чем входить в Лес. Ты — как заразная падаль, тебя не должно быть.
   Принц не успел ни разрыдаться, ни взмолиться — Олень быстро, брезгливо разрядил в него весь магазин и плюнул на слабо корчащееся тело.
   — Собирайте оружие! — обернулся он к соратникам. — Мы возвращаемся.
 
* * *
   — И что же? — спросите вы. — Неужели, как в сказке, случилось чудо — и король не отомстил зверям за сына?
   Чудес не бывает — однако после битвы на Чистом Урочище Лес приобрел дурную славу. Цивилизованные люди всегда не прочь безнаказанно убить кого-нибудь, но быстро становятся пацифистами, если за охоту надо платить жизнью. Щедрые на смерть для братьев меньших, цивилизованные люди терпеть не могут, когда с охоты вместо трофеев поступают гробы, а уж когда такая охота затягивается — пресса и ТВ поднимают вой и с ярой гуманностью требуют отозвать охотников.
   Чаще всего к таким злым Лесам применяются разнообразные санкции и блокирование; их поливают с воздуха дефолиантами, проводят мелиорацию вплоть до засухи, устраивают на опушке свалку токсичных отходов. Но над этим Лесом летать больше никто не решался, равно как и подъезжать к опушке на мусоровозе или экскаваторе.
   Вообще об охоте Джуанина постарались забыть — складывалось впечатление, что она торжественно началась и не закончилась. Цивилизованный мир признает и приветствует только победоносные охоты. Средства массовой информации скороговоркой сообщили о случайных жертвах вследствие неосторожного обращения с оружием и ядохимикатами — и заглохли; как-то неловко и досадно было говорить о том, что дикие, плохо вооруженные звери с треском вышибли прекрасно экипированный охотничий отряд. Зато во множестве появились статьи о болезнях, распространяемых животными, и о необходимости ограничить миграцию из Леса. Это было тем более актуально, что в Лесу нежданно-негаданно, как-то сами собой — случились вспышки сапа и чумки, о возможности которых пресса неоднократно намекала, а затем невесть откуда объявилась африканская мышиная лихорадка — должно быть, ветром занесло.
   Благо, Бобер с коллегами был начеку, а природоохранительный союз помог медикаментами, включая средства вакцинации.
   Сеятелей морового поветрия изловить не удалось — а то бы торчать им ногами из осиного гнезда…
   Могил на лесном кладбище намного прибавилось и траур долго был привычным цветом в Лесу — но горе минуло, хоть и не забылось. Память о павших была не только скорбной — славы хватило и на их долю — а живым, даже самым отважным, предстояло очищать и заново засаживать пожарища, и думать над тем, как бы не оказаться в будущем застигнутыми охотой врасплох.
   Боевое братство крепко спаяло местных и пришлых — прижилась в Лесу Пума (ее приняли в свой дом Рыси), Бродячие Псы подружились с Волками, а Пудель утешил одну из Бродяжек, чей парень погиб на Урочище. Звали остаться в Лесу и Вука, но у того была за морем молодая жена и волчата — правда, он твердо обещал наведываться сюда при удобном случае, а с двоюродным братом прислать оружия и патронов. Герр Татцельвурм вернулся в Альпы — воздух долин был для него тяжеловат — заверив Оленя, что помощь свободному Лесу станет отныне долгом альпийцев.
   Лесное население пополнили не только союзники — некоторые из охотничьих Коней и Псов, которых звери отпустили на свободу, не захотели возвращаться в псарни и конюшни, сбросили узду и ошейник, и взамен сытой неволи выбрали трудную волю. Как после этого было не взять их в Лес?
   Опоздавших на подмогу встречали приветливо — не их вина, что охота так скоро оборвалась, а готовность бескорыстно помочь — всегда кстати. Как и полагал Волчок, подошли небольшие группы его родичей из Швеции и России этим волонтерам пришлось сменить оружие на молотки и пилы, а готовность к бою — на внимание к здешним незамужним волчицам и другим миловидным особам семейства Собачьих.
   Организационные таланты Оленя все воспринимали как нечто само собою разумеющееся, а вот Волчок за свои подвиги был удостоен всеобщего восхищения и едва не умер от гордости и желания придать своему ломающемуся голосу оттенок взрослой хрипотцы; специально для ушей Эвы он раза три заметил невзначай, что Волки рано мужают. Альдо, вернувшийся в Лес сразу после всех событий, с грустью отметил, какие знаки внимания оказывает волчонок его девчонке и как та их принимает — но поделать уже ничего не мог, и надеялся лишь на то, что городские удобства отучат Эву от гостевания в Лесу. Оно, может, так бы и случилось — но Волчок сам повадился шастать в город, чтобы не прерывать знакомства, а Псы-побратимы научили его городским уловкам и рассказали о всех безопасных тропах в городе, где нет риска нарваться на Собак.
   Возраст влюбленности и широкое сердце позволяли Волчку одинаково сильно любить и Эву, и Оленя, а для полноты счастья он по уши втрескался в Гиену, когда тот приметил в пареньке задатки бойца и взялся учить его всему, что умел сам.
   Да — Гиена застрял в Лесу. На Урочище он был ранен в бедро и лечился у Бобра — не хотел ложиться в людскую больницу, чтоб не пришлось объяснять что да как, да тут еще Росомаха — просто из альтруизма — вызвалась зализывать его рану, чередуя лечение с пространными россказнями об изначальном родстве людей и зверей, а уж когда она ему на пальцах и губах доказала, что в его жилах течет кровь предка-тотема, Гиена совсем размяк, и вышло так, что однажды в Кругу Зверей объявили себя супругами и Олень с Ланью, и Гиена с Росомахой, и шведский Вольф со здешней серой красоткой Вульфи.
   — Учти, я бродяга, — предупредила Росомаха после прилюдного поцелуя.
   — Да я и сам такой, — ответил Гиена.
   Росомаха очень хотела затащить в Круг и Рыся с Рысей, но эти влюбленные все еще собачились по-кошачьи, и на пиру выступали как сотрапезники и собутыльники, не более того. Разумеется, тут были и Волчок и Эва; Альдо отговорился тем, что готовится к экзаменам, хотя его усердно зазывали.
   Здесь было бы уместно написать КОНЕЦ, хотя мне больше по душе другая надпись — ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ; я не люблю, когда сказка кончается.