Это было в походе по Кавказу.
Расположились на привал, - ставили палатки, разжигали костер. Кац пошел к роднику за водой. Там ему повстречался молодой мужчина кавказской внешности, который тоже набирал воду. Кавказец увидел у Ильюши на руке японские часы, которые он не снимал даже тогда, когда родниковая струя заливала руку. Кавказец был потрясен, а когда Кац ему рассказал еще и про противоударные и прочие свойства японских часов, сын гор загорелся, - продай! Илья отказался, ссылаясь на то, что часы ему подарили. Кавказец уговаривал, повышая цену. Когда все уговоры оказались бесполезными, горец сказал - "тогда пошли со мной", и увлек его за собой на укромную полянку метрах в пятидесяти от родника. На полянке стояли палатки, на костре варился ужин, вокруг костра суетились молодые девушки в купальниках.
-- Выбирай любую, - сказал горец, - это моя группа.
Девушки молча смотрели на них и улыбались.
-- Бери любую женщину на всю ночь. Потом подаришь ей часы.
Илья вдруг понял, что это не шутка, что эти девушки действительно каким-то образом полностью подчинены кавказцу, и правда можно взять себе любую из них.
Но он отказался, и, умирая, сказал Смирнову: "Ты знаешь, Володя, пожалуй, единственное, о чем я жалел всю жизнь, и жалею сейчас, когда жить мне осталось совсем немного, это о том, что я отказался от этих прекрасных девушек. И чего я, дурак, испугался?".
Должен же хоть один из них ответить за содеянное? Ведь сколько горя они принесли в мир!
Совершенно ясно, что "первого-последнего" президента надо убить. И не потому, что он самый зловредный. Самый зловредный, все-таки, наверное, тот ярославский мужичок-пропагандист. Этого бы надо как-то особенным образом уничтожить. Но "первый-последний" - символ! Казнь именно его даст максимальный резонанс. Надо при этом позаботиться о том, чтобы весь мир знал, за что он казнен. Теперь это сделать довольно просто: Интернет! Напиши, что хочешь, и рассылай хоть по всему миру. Журналюги потом прочтут, будут цитировать, и всем все станет ясно.
Его, наверное, до сих пор охраняют, - не один такой мстительный профессор найдется. А против профессиональной охраны нужны профессиональные палачи-диверсанты, а не доктора технических наук на пенсии.
Из наших местных негодяев и мишень-то достойную не подберешь: не в марионеток надо целится, а в кукловодов!
Может, этот, как его - Бульбулятор? Этот гнусный сучёнок к уничтожению страны ох как руку приложил. Сидит теперь, гад, где-то в Москве и проживает свои тридцать серебряников. Он, конечно, тоже смерти заслуживает, да только фигура, нынче, мелковатая. Стоит ли на него тратить последний, точнее, единственный, патрон?
Или, все-таки, сделать очевидное, - угробить розовощекого толстячка с ротиком, похожим на куриную попку? Именно при этом "внуке писателя" все были ограблены... Мерзавца лучше, конечно утопить в выгребной яме - уж больно противен, даже чисто внешне. Однако, с точки зрения персональной ответственности он, кстати сказать, не в первых рядах. Просто тупой малокультурный исполнитель, согласившийся за тарелку сытного борща сделать грязную работу.
"Первый-второй"? Пахан? Тут уж, конечно, ни слов, ни способа казни просто не найти. Перерой всю историю, всех народов - ничего подобного не было. Какой там Нерон, какой там Геростраст, какой там Пол Пот! Наверное, в мире не было и нет человека, которого одновременно и с такой силой ненавидело бы столько человек! Когда такие монстры появляются - одна мысль: то ли Бога вообще нет, то ли царствие Антихриста наступило!
Охраняет его, наверное, не один полк.
Олигархи? Они, конечно, паразиты и воры. Но, во-первых, они сами друг друга сожрут, или бандиты их прикончат, да и не в том дело. Прикончить любого из них, может и можно, может, и есть за что, но эффекта не будет никакого: ну, скажут, еще один олигарх другого олигарха заказал. А убивать-то надо так, чтоб общественная польза была. Так что, пусть живут и мучаются дальше.
Телевизионные говорящие головы? Надоели, конечно... Вот, если бы знать, что пришив одного, - остальных угомонишь, и они станут нравственными, не будут продажными и беспринципными, то, может, и стоило бы пульку потратить. А так, - только псевдомучеников из них плодить...
Кто там еще? Правозащитники, предавшие нас? Ну, правозащитники, в большинстве своем, попросту психически больные люди.
Вот так. Поразмыслишь, и убить-то некого...
А, может, Рыжий? Полпред мировой закулисы? Не про него ли сорок лет назад "больше чем поэт" написал: "Изя Крамер светит вам не слишком? Если да, могу убавить свет..."?
Но как их шлепнуть? Это ведь надо ехать в Москву, то есть, проходить три таможни: нашу, украинскую и русскую. Ничего не провезешь. Поэтому план у нас созревает такой.
Продаю все: квартиру, мебель, одежду, посуду. Получится, наверное, тысячи три долларов. С этими деньгами уезжаю в Москву и начинаю готовить казнь. Лучше всего стать камикадзе: обвязать себя взрывчаткой, подойти поближе и в нужный момент взорваться.
К сожалению, в Москве очень мало знакомых, поэтому довольно трудно будет собрать нужную информацию и купить взрывчатку. Ну, как-нибудь, найду. Повезу в Москву, скажем, партию яблок, или орехов, стану где-нибудь на рынке, буду торговать, сойдусь с людьми. Тем более, там много торговцев с Кавказа. Как-нибудь, все, что надо, разузнаю.
Вовка Смирнов тогда еще не был ее кавалером. На вечеринку она пришла с сыном известного кинорежиссера, который, ничего не заметив, обнял ее за талию, усаживая рядом с собой. Полноватый, холеный, в дорогом костюме с бабочкой, он был самоуверен, говорлив и пошл.
Володя же, будучи неопытным, но чувствительным юношей, догадался о произошедшем, заменив незнание буйством фантазии. Именно этот вечер стал началом будущих отношений.
А вот из церквей "опиум народа" на долгие годы изгнали. В этой церкви, где изначально была капелла женской гимназии, устроили сначала спортзал, а потом - музей научного атеизма, в Синодиновской, что за углом, была скульптурная мастерская, потом Дегустационный зал, в Кафедральном Соборе - Выставочный зал, в Харлампиевской - студия "Данко", в Военной церкви - Планетарий, в Георгиевской - мастерская художников, в Успенской - склад, в костеле - зал звукозаписи, в синагоге - театр русской драмы...
Последнее, пожалуй, не лишено остроумия.
Владимир Васильевич всю жизнь был атеистом. К верующим относился со снисходительным пониманием. Он, впрочем, знал, что был крещен, но не придавал этому никакого значения и смысла. Только смерть жены заставила его задуматься о загробном мире, о религии, о душе...
Размышляя об этом, Владимир Васильевич пытался вспомнить основы философии марксизма, которую учил в институте и, как-то неожиданно ясно понял, что любой ответ на тот самый "основной вопрос философии" - что первично, сознание, или материя, - неизбежно заводит в один из двух тупиков! Точнее, не в тупики, а просто оба ответа бывают правильными, но на разных временных интервалах. Одно поведение природы подтверждается на сравнительно коротких временных промежутках - в десятки, или несколько сотен лет. Другой вариант ответа дает нам такое поведение природы, которое оказывается заметным только в течение многих сотен, или тысяч лет.
Если отвечать "материалистически" - материя первична, - получим, что природа развивается сама, целенаправленно переходя от прошлого к будущему, что прошлое определяет настоящее, а настоящее определяет будущее. Так, в общем, и происходит на промежутках менее ста лет. Во всяком случае, в результате самопознания развившейся материи, объективные законы природы установлены. Они действуют, а на коротких промежутках удается выявить даже социально-экономические закономерности, но цель всего происходящего не усматривается. Придумать ее можно, но она не вытекает сама по себе из найденных закономерностей. Если же отвечать "идеалистически", то есть полагать, сознание первичным, получится, что все природные процессы следует осознать как целенаправленные, кем-то, или чем-то управляемые. Видимо, на этом пути возможно, если не прогнозирование, то осознание глобальных исторических процессов, наделение их глубинными, сакральными смыслами и целями.
Во всяком случае, в последнее время Владимиру Васильевичу очень хотелось примирить идеалистов и материалистов. Его предложение было простым: да ничто не первично! Одновременно, изначально одновременно возникли и материя и сознание! Это же так просто! И в полном соответствии с гегелевской диалектикой: в каждом явлении сокрыто противоречие, единство и борьба противоположностей - плюс и минус, жар и холод, материя и сознание. Осталось им - материи и сознанию - обеспечить среду, в которой они могут взаимодействовать, например "поле", или "физический вакуум", и все! Триединство мира обеспечено: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой.
Когда умерла жена, потребность поверить в бессмертие души, в возможность встречи на том свете была столь велика, что Владимир Васильевич стал читать всевозможные книги типа "Жизнь после жизни", книги по буддизму, индуизму и ему стало легче. Ну, а после того, как в одной книжке он прочитал доказательство существования потустороннего мира на основе соотношения неопределенностей Гайзенберга-Бора, освященного авторитетом такой науки, как квантовая механика, почти все противоречия оказались сняты.
Когда-то на этом углу из ныне стоящих зданий была только бывшая гимназия, да и то, если уж быть точным, левое крыло к ней пристроили уже при советской власти. А всего остального и в помине не было: вместо Дома Печати был длинный ряд одноэтажных домишек с магазинами. Среди них был, например, книжный магазин подписных изданий. А на углу по диагонали за высокой чугунной решеткой располагался сад, спортивные площадки... Когда-то вся эта территория называлась "митрополией". Теперь тут правительственные здания и огромный концертный зал, при строительстве которого, как упорно твердила народная молва, Первый Секретарь Партии украл люстру.
Сейчас это звучит как бред, а раньше вызывало многочисленные разговоры. Крал он, или нет, теперь уж все равно, а вот музыкальная жизнь в городе была по настоящему полноценной.
Владимир Васильевич помнил, как он сам ехал на концерт Эдди Рознера вися снаружи троллейбуса, уцепившись за открытое окно, - вот как был переполнен транспорт, идущий в сторону Озера!
Рознер выступал в Зеленом Театре на Озере - какой же это был ажиотаж! Володя особенно запомнилось, как знаменитый трубач вышел на авансцену и, без объявления очередного номера, приложил к губам мундштук, запрокинув назад голову, проиграл первые такты: ля-ля, фа-ля... - и зал затопал, засвистел и заорал: "Сан Луи!"
Да, это было счастье. Хороший джаз и раньше, и теперь услышишь редко. Теперь, правда, много доступных и высококачественных записей, но живьем редко что хорошее попадается. Раньше у нас в городе был свой шикарный биг-бэнд под управлением Шико Аранова: "Соло на саксофоне - Гарри Ширман!" Да, были времена... Даже незамысловатая песенка руководителя оркестра "Не я один ому виной", сейчас вспоминалась и как музыкальный шедевр, и как глубокое философское раздумье.
Кого только ни довелось увидеть и услышать в те славные, мистически бескорыстные годы молодости, времена веры в счастье и справедливость, в светлое будущее.
Здесь побывала знаменитая Има Сумак - голосина в четыре с лишним октавы. Она демонстрировала странные вокальные произведения, в которых была и музыка, и звукоподражание: шум дождя, звуки джунглей.
Здесь побывал и великий маг Вольф Мессинг, и "сам Марсель Марсо", и Жильбер Беко, и Джерри Скотт... В зале филармонии, подходы к которому ныне заросли травой, играли Ойстрах, Рихтер, Коган, Гилельс, Мравинский, Светланов, Кондрашин, многие другие, причем не по одному разу.
Безжалостна, видать, была тоталитарная система к художникам: играли не там, где больше заплатят, а где укажут.
А нам-то и хорошо - всех видели!
Рихтер крадучись выходил из-за кулисы и, не успев сесть, начинал играть...
И я пошел за ней, пригибаясь, чтоб меньше мешать сидящим сзади.
Мы вышли в тот предбанник, что справа, если выходить из зала в фойе. Она повисла на мне сразу же, как только я закрыл дверь зала, и забормотала "Пошли-пошли-пошли..."
Мужской и женский туалеты располагались рядом, словно сомнабулы, мы втащились в пустой женский, где мне пришлось применить усилие, чтоб дотащить ее до кабинки - вдруг, все-таки, кто-нибудь войдет, хотя музыкант продолжал свое волшебство.
Звуки его рояля проникали сквозь стены, уходили прочь, всплывали над Филармонией, заполняли Город.
Только здесь, в этом особом переплетении пространств разных эпох, миров, и цивилизаций первые звуки "Аdagio" способны унести вас в такие дали и высоты духа, куда вы никогда не доберетесь, слушая те же звуки в другом месте! Вознеситесь над ночным Городом, прислушайтесь, и вы услышите Альбинони, вместе с ним вы прольете и свои слезы, и они вольются в общий поток слез горечи, и слез счастья, которыми пропитана земля моего города, вы вдруг осознаете бесконечность мира и бесконечность всех его проблем, тщетность наших неуклюжих усилий и бесцельность жизни, и Город примет ваши слезы, и ответит вам эманациями мудрости и любви тысячелетнего доброго и мудрого Отца...
А когда с небес снизойдет легкий, пушистый снег, давая земле прохладу и влагу, вы услышите "Аve Maria" Шуберта, божественное меццо-сопрано переполнит ваше сердце волнением и готовностью к страданию, благодарностью и любовью. Но, что это? Тот же голос, полный любви и скорби уже поет другую мелодию - Глюка: это вы воспарили над кладбищенской землей, - так Город вечно молит Бога о спасении душ усопших...
Добавьте и вы свой вздох и частицу своей души в эту величественную скорбь и пусть несет вас неведомая сила дальше, пусть Город качает вас на своих волнах, погружая то в скорбь и грусть, то в радость и бесконечный танец! Танец, от которого никогда не устаешь, ибо танец - есть, вы в танце - есть, а вашего неуклюжего устающего тела - нет! Вы во власти деревенского свадебного оркестра: бесхитростная скрипка, глухой барабан, переливчатая труба и органо-подобные цимбалы - вот что заставит вас раствориться в движении, стать движением и танцем, позабыв обо всем: и о горестях, и о радостях, и о плохом, и о хорошем. Не будет ничего: только бесконечная пустота танца и музыки!
И вы переплываете из танца в танец, вы уже кружитесь в безумном, страстном вальсе, вальсе-катастрофе: это волшебник-Хачатурян, это Озеро, это первая любовь!
Жизнь кончена! Дальше - ничего!!!
И снова снег, вечность...
Лето не бывает вечным, вечна - зима.
Но - нет!
Зелено-золотой луч взметнулся ввысь - это снова Вечный Эдди приложил к губам мундштук и попробовал первые звуки "Sent Luis": жизнь продолжается, она бесконечна, как беспределен Город, как непрерывна его память обо всех: о великих артистах и музыкантах, игравших на его сценах, о зрителях, приходивших на их концерты, о тех, кто оставался дома, о тех, кто работал и отдыхал, учился и учил, лечил и болел, спал и пробуждался, страдал и утешал, смешил и хохотал, убивал и рожал... Город помнит всех и обо всех неустанно поет свою музыку: услышьте ее!
Все в ней прекрасно, все соразмерно: длина и ширина, высота окружающих зданий, кроны деревьев, перспектива центральной улицы, периодически называемой именами нужных в настоящий момент царей: Александровская, проспект Ленина, булевардул Штефан чел Маре ши Сфынт.
Идеологи всех времен просто помешаны на переименованиях улиц. Жаль, конечно, что улица сама себя защитить не может. Она продолжает жить своей жизнью, держа на себе дома, фонари, деревья, телеги, трамваи, машины...
Улицы, как правило, меняя свой облик, живут долго: молодые тоненькие деревца становятся старыми, растрескавшимися богатырями, на смену домишкам и заборам приходят большие здания, мощеная дорога меняется на асфальтированную и каждое новое поколение прохожих считает доставшийся ему облик единственным, а улицу своей. Ее имя входит в обиход тысяч людей, каждый становится - и на всю жизнь! - парнем "с Болгарской", девушкой "с Измайловской", имя улицы путешествует по всему миру на почтовых конвертах, красуется на табличках, начертано на планах города. Но приходят новые политики, а с ними шлейф идеологов, историков и прочей челяди. Начинается помпезная спекуляция символами, фактами, именами, событиями и улицы выполняют роль жертвенного агнца, - их опять переименовывают! Зачем? Ну, помимо идеологической болтовни и манипуляций сознанием населения эта процедура позволяет украсть из казны немалые средства. А если вам доведется где-либо увидеть бескорыстную смену власти, постарайтесь сообщить об этом всему миру - это будет подлинной сенсацией!
Улицы и город благополучно переживут еще много переименований. Их суть, их облик от этого мало зависят, а все возрастающий список имен если кого и характеризует, то политиков и их обслугу, вечно жаждущих хоть как-то вляпаться в историю.
Да и, в конце-то концов, даже у человека бывает несколько имен: Александр, Алекс, Алик, Саша, Саня, Санек, Сашко, Шуня, Шура, Шурик - и все это один и тот же человек. Даже фамилии, и те меняются: например, Владик Гольденберг перевел свою фамилию на русский и стал Златогоровым, а девушки и вовсе регулярно берут фамилии своих мужей.
Вот он строгий, скромный деловой "Белый Дом" местного значения. Казалось, еще недавно, здесь стоял элегантный памятник Ленину, окруженный земляным валом и высокими туями, из-за которых виднелись остатки здания митрополии и брезентовый верх шатра проезжего цирка, слева на возвышении царил синий деревянный ресторан "Дойна", где можно было не только выпить, но и потанцевать... Иногда его называли "Шайба", особенно когда перенесли в другой район и собрали заново - рядом с кинотеатром "Искра"...
Нет уже ни того, ни другого, ни третьего...
Из западного угла площадь осеняет святым крестом мудрый и славный Господарь Стефан Великий, Штефан чел Маре, Stephen the Grate. Раньше к его пьедесталу была прикреплена табличка с надписью, возвещавшей, что "Мужественный в опасностях, твердый в бедствиях, скромный в счастье...он был удивлением государей и народов, с малыми средствами творя великое". Прекрасные слова! Заслужить их - великое счастье и большая честь, тем более, если исходят они от русского, коим является сказавший их Николай Михайлович Карамзин, а не молдавского писателя-историка.
В этом, впрочем, удалось усмотреть и обиду - чего это, какой-то там чужак, хоть бы и писатель, будет похваливать нашугордость и нашуславу?
Ну, что ж, резонно. Во всяком случае, наверное, не все русские согласились бы, чтоб на памятнике, скажем Сталину, были высечены слова Черчилля: "Большое счастье для России, что ее... возглавил гений И.В. Сталин. Он был выдающейся личностью... Он принял Россию с сохой, и оставил ее оснащенной атомным оружием!"
Так что, пусть стоит величественный и прекрасный образ созданный Александром Плэмэдялэ в том виде, в каком он был поставлен в 1927 году. Да и вообще, памятники - не агитплакат, у них есть еще и эстетическая функция.
Вот триумфальная Арка Победы - полтораста лет тому назад русские, гордые своей победой над турками соорудили этот символ торжества и повесили в нем четырехсотпудовый колокол, дабы напоминал потомкам...
О чем?
О бесконечной череде войн? О реках крови и потоках слез? О тщетности усилий навязать счастье? Об искренности простых воинов, отдавших свои жизни за свободу братьев по вере? О не родившихся мальчиках и девочках? О подлости, корыстолюбии и лживости правителей и политиков? О жизни? О смерти? О вечности?
"Мама, мама это я дежурный, я дежурю по апрелю..."
Она предложила через неделю, когда ее родители уедут куда-то далеко и несколько дней будут в дороге, смотаться на три дня в Одессу, к морю
-- А где мы там остановимся?
-- Ой, господи, да найдем что-нибудь. Снимем комнату.
-- А, может, лучше в Затоку? Там столько пустующих пансионатов...
-- Ну, нет! Там из-за лимана грязно, и пока еще никого там нет. Да и вообще, дыра.
Дизель-поезд за три часа и три рубля проносился над землею древних скифов и киммерийцев, тиверцев и уличей, готов, гуннов, волохов, римлян, турок, русских, украинцев, молдаван, румын, пересекал древний Тирас и древние степи, сотрясал миллионы миллионов людских косточек, покоящихся под покровом трав, кустарников, перелесков, садов, виноградников, сел, поселков и городов, и грохот его затихал лишь в утробе Одесского вокзала, где в центре зала ожидания плавал в фонтане настоящий золотой карп.
Пятый трамвай шел от вокзала в сторону моря.
На переднем сидении две старушки: русская в платочке и еврейка с непокрытой головой и наполовину красными, наполовину седыми волосами. Обе с авоськами. Видимо, едут с Привоза.
Еврейка спрашивает:
-- Скажите, в апреле тридцать, или тридцать один?
-- Тридцать, - отвечает русская.
-- Ровно тридцать? - переспрашивает еврейка.
Да, читатель, вы бы до такого уточнения не додумались, я тоже. Но бабушки продолжают разговор.
-- Так когда же в этом году пасха? - спрашивает еврейка.
-- Двадцать первого.
-- Наша или ваша?
-- Православная пасха двадцать первого, - терпеливо отвечает русская бабушка.
-- А наша? Наша, значит, четырнадцатого?
-- Наверное...
-- А какое же сегодня число?
-- Одиннадцатое...
Одессу взяли, - неожиданно реагирует еврейская бабушка и надолго замолкает, видимо, погружаясь в воспоминания. А ведь и есть что вспомнить, - кто только не "брал Одессу" на ее памяти...
А потом был Приморский бульвар, пушка, которая не выстрелила и на этот раз, ночной Луна парк, огни и шумы порта, страх, что кто-то заметит, апрельский холод и струйки пота по лбу, по щекам, по спине...
Эх, ну и времена были! Ведь наша команда играла в высшей лиге чемпионата СССР! Мы видели всех звезд - Яшина, Боброва, Воронина, Метревели, Численко, Цинклера, Мунтяна...
Расположились на привал, - ставили палатки, разжигали костер. Кац пошел к роднику за водой. Там ему повстречался молодой мужчина кавказской внешности, который тоже набирал воду. Кавказец увидел у Ильюши на руке японские часы, которые он не снимал даже тогда, когда родниковая струя заливала руку. Кавказец был потрясен, а когда Кац ему рассказал еще и про противоударные и прочие свойства японских часов, сын гор загорелся, - продай! Илья отказался, ссылаясь на то, что часы ему подарили. Кавказец уговаривал, повышая цену. Когда все уговоры оказались бесполезными, горец сказал - "тогда пошли со мной", и увлек его за собой на укромную полянку метрах в пятидесяти от родника. На полянке стояли палатки, на костре варился ужин, вокруг костра суетились молодые девушки в купальниках.
-- Выбирай любую, - сказал горец, - это моя группа.
Девушки молча смотрели на них и улыбались.
-- Бери любую женщину на всю ночь. Потом подаришь ей часы.
Илья вдруг понял, что это не шутка, что эти девушки действительно каким-то образом полностью подчинены кавказцу, и правда можно взять себе любую из них.
Но он отказался, и, умирая, сказал Смирнову: "Ты знаешь, Володя, пожалуй, единственное, о чем я жалел всю жизнь, и жалею сейчас, когда жить мне осталось совсем немного, это о том, что я отказался от этих прекрасных девушек. И чего я, дурак, испугался?".
* * *
Ну, ничего, ребята! Плохо вы мадьяр знаете!Должен же хоть один из них ответить за содеянное? Ведь сколько горя они принесли в мир!
Совершенно ясно, что "первого-последнего" президента надо убить. И не потому, что он самый зловредный. Самый зловредный, все-таки, наверное, тот ярославский мужичок-пропагандист. Этого бы надо как-то особенным образом уничтожить. Но "первый-последний" - символ! Казнь именно его даст максимальный резонанс. Надо при этом позаботиться о том, чтобы весь мир знал, за что он казнен. Теперь это сделать довольно просто: Интернет! Напиши, что хочешь, и рассылай хоть по всему миру. Журналюги потом прочтут, будут цитировать, и всем все станет ясно.
Его, наверное, до сих пор охраняют, - не один такой мстительный профессор найдется. А против профессиональной охраны нужны профессиональные палачи-диверсанты, а не доктора технических наук на пенсии.
Из наших местных негодяев и мишень-то достойную не подберешь: не в марионеток надо целится, а в кукловодов!
Может, этот, как его - Бульбулятор? Этот гнусный сучёнок к уничтожению страны ох как руку приложил. Сидит теперь, гад, где-то в Москве и проживает свои тридцать серебряников. Он, конечно, тоже смерти заслуживает, да только фигура, нынче, мелковатая. Стоит ли на него тратить последний, точнее, единственный, патрон?
Или, все-таки, сделать очевидное, - угробить розовощекого толстячка с ротиком, похожим на куриную попку? Именно при этом "внуке писателя" все были ограблены... Мерзавца лучше, конечно утопить в выгребной яме - уж больно противен, даже чисто внешне. Однако, с точки зрения персональной ответственности он, кстати сказать, не в первых рядах. Просто тупой малокультурный исполнитель, согласившийся за тарелку сытного борща сделать грязную работу.
"Первый-второй"? Пахан? Тут уж, конечно, ни слов, ни способа казни просто не найти. Перерой всю историю, всех народов - ничего подобного не было. Какой там Нерон, какой там Геростраст, какой там Пол Пот! Наверное, в мире не было и нет человека, которого одновременно и с такой силой ненавидело бы столько человек! Когда такие монстры появляются - одна мысль: то ли Бога вообще нет, то ли царствие Антихриста наступило!
Охраняет его, наверное, не один полк.
Олигархи? Они, конечно, паразиты и воры. Но, во-первых, они сами друг друга сожрут, или бандиты их прикончат, да и не в том дело. Прикончить любого из них, может и можно, может, и есть за что, но эффекта не будет никакого: ну, скажут, еще один олигарх другого олигарха заказал. А убивать-то надо так, чтоб общественная польза была. Так что, пусть живут и мучаются дальше.
Телевизионные говорящие головы? Надоели, конечно... Вот, если бы знать, что пришив одного, - остальных угомонишь, и они станут нравственными, не будут продажными и беспринципными, то, может, и стоило бы пульку потратить. А так, - только псевдомучеников из них плодить...
Кто там еще? Правозащитники, предавшие нас? Ну, правозащитники, в большинстве своем, попросту психически больные люди.
Вот так. Поразмыслишь, и убить-то некого...
А, может, Рыжий? Полпред мировой закулисы? Не про него ли сорок лет назад "больше чем поэт" написал: "Изя Крамер светит вам не слишком? Если да, могу убавить свет..."?
Но как их шлепнуть? Это ведь надо ехать в Москву, то есть, проходить три таможни: нашу, украинскую и русскую. Ничего не провезешь. Поэтому план у нас созревает такой.
Продаю все: квартиру, мебель, одежду, посуду. Получится, наверное, тысячи три долларов. С этими деньгами уезжаю в Москву и начинаю готовить казнь. Лучше всего стать камикадзе: обвязать себя взрывчаткой, подойти поближе и в нужный момент взорваться.
К сожалению, в Москве очень мало знакомых, поэтому довольно трудно будет собрать нужную информацию и купить взрывчатку. Ну, как-нибудь, найду. Повезу в Москву, скажем, партию яблок, или орехов, стану где-нибудь на рынке, буду торговать, сойдусь с людьми. Тем более, там много торговцев с Кавказа. Как-нибудь, все, что надо, разузнаю.
* * *
Она училась в консерватории по классу скрипки. Музыка действовала на нее гипнотически. Не любая, конечно. Стоило зазвучать той музыке, которая на нее действовала, и - все: достаточно просто прикоснуться, и тело отзывалось дрожью, глаза становились маслянистыми, было видно, что стоять на ногах ей больше невмочь. Если это происходило tЙte а tЙte, дальнейшее происходило стремительно и неотвратимо: она требовала, он исполнял и нельзя было не дойти до самого конца. Если музыка порабощала ее в присутствии многих людей, она старалась контролировать себя, пребывая, впрочем, в состоянии полуобморочном, трансовом. Неосторожное поведение любого рядом стоящего мужчины могло привести к весьма неловким ситуациям. Опытные мужчины, которые, на самом деле, встречаются очень редко, умеют замечать такое состояние. Однажды, во время студенческой вечеринки в ресторане, это ее состояние, видимо, уловил барабанщик ресторанного оркестра и во время очередного перерыва увел ее куда-то в дебри служебных помещений. Там он дал ей то, чего требовало ее нутро, - Володя догадался об этом, когда увидел ее, возвращающейся вместе с оркестрантами к столику: она была прекрасна, свежа и грациозна.Вовка Смирнов тогда еще не был ее кавалером. На вечеринку она пришла с сыном известного кинорежиссера, который, ничего не заметив, обнял ее за талию, усаживая рядом с собой. Полноватый, холеный, в дорогом костюме с бабочкой, он был самоуверен, говорлив и пошл.
Володя же, будучи неопытным, но чувствительным юношей, догадался о произошедшем, заменив незнание буйством фантазии. Именно этот вечер стал началом будущих отношений.
* * *
Нарядная церковь справа, красивый дворец на противоположной стороне... Все это построено еще до революции. Вообще-то, можно сказать, что почти все самые красивые здания в городе построены были еще до революции. Конечно, с этим не все согласятся, кому-то больше понравится современная архитектура. Во всяком случае, Владимир Васильевич полагал, что он не одинок в своих вкусах и представлениях о красоте. В этом самом дворце, который был построен на средства всеми забытой княгини, открывшей в нем женскую гимназию, с самого начала революции заседали разные политические силы, изгонявшие, по мере возможности, друг друга. Многие тут побывали: и "Военный Съезд", и "Совет края", и "Фронтотдел Румчерода", и "Совет рабочих и солдатских депутатов", "Губисполкомы", "Ревкомы"... Потом долгие десятилетия зданием распоряжались коммунисты. Здесь был их Центральный комитет, здесь сиживал "красивый молдаванин", будущий "отец эпохи застоя", потом здание передали Дворцу пионеров и школьников, потом пришло время организации собственного музея самим себе. В конце концов, здесь разместили картинную галерею - все-таки, учреждение культуры.А вот из церквей "опиум народа" на долгие годы изгнали. В этой церкви, где изначально была капелла женской гимназии, устроили сначала спортзал, а потом - музей научного атеизма, в Синодиновской, что за углом, была скульптурная мастерская, потом Дегустационный зал, в Кафедральном Соборе - Выставочный зал, в Харлампиевской - студия "Данко", в Военной церкви - Планетарий, в Георгиевской - мастерская художников, в Успенской - склад, в костеле - зал звукозаписи, в синагоге - театр русской драмы...
Последнее, пожалуй, не лишено остроумия.
Владимир Васильевич всю жизнь был атеистом. К верующим относился со снисходительным пониманием. Он, впрочем, знал, что был крещен, но не придавал этому никакого значения и смысла. Только смерть жены заставила его задуматься о загробном мире, о религии, о душе...
Размышляя об этом, Владимир Васильевич пытался вспомнить основы философии марксизма, которую учил в институте и, как-то неожиданно ясно понял, что любой ответ на тот самый "основной вопрос философии" - что первично, сознание, или материя, - неизбежно заводит в один из двух тупиков! Точнее, не в тупики, а просто оба ответа бывают правильными, но на разных временных интервалах. Одно поведение природы подтверждается на сравнительно коротких временных промежутках - в десятки, или несколько сотен лет. Другой вариант ответа дает нам такое поведение природы, которое оказывается заметным только в течение многих сотен, или тысяч лет.
Если отвечать "материалистически" - материя первична, - получим, что природа развивается сама, целенаправленно переходя от прошлого к будущему, что прошлое определяет настоящее, а настоящее определяет будущее. Так, в общем, и происходит на промежутках менее ста лет. Во всяком случае, в результате самопознания развившейся материи, объективные законы природы установлены. Они действуют, а на коротких промежутках удается выявить даже социально-экономические закономерности, но цель всего происходящего не усматривается. Придумать ее можно, но она не вытекает сама по себе из найденных закономерностей. Если же отвечать "идеалистически", то есть полагать, сознание первичным, получится, что все природные процессы следует осознать как целенаправленные, кем-то, или чем-то управляемые. Видимо, на этом пути возможно, если не прогнозирование, то осознание глобальных исторических процессов, наделение их глубинными, сакральными смыслами и целями.
Во всяком случае, в последнее время Владимиру Васильевичу очень хотелось примирить идеалистов и материалистов. Его предложение было простым: да ничто не первично! Одновременно, изначально одновременно возникли и материя и сознание! Это же так просто! И в полном соответствии с гегелевской диалектикой: в каждом явлении сокрыто противоречие, единство и борьба противоположностей - плюс и минус, жар и холод, материя и сознание. Осталось им - материи и сознанию - обеспечить среду, в которой они могут взаимодействовать, например "поле", или "физический вакуум", и все! Триединство мира обеспечено: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой.
Когда умерла жена, потребность поверить в бессмертие души, в возможность встречи на том свете была столь велика, что Владимир Васильевич стал читать всевозможные книги типа "Жизнь после жизни", книги по буддизму, индуизму и ему стало легче. Ну, а после того, как в одной книжке он прочитал доказательство существования потустороннего мира на основе соотношения неопределенностей Гайзенберга-Бора, освященного авторитетом такой науки, как квантовая механика, почти все противоречия оказались сняты.
* * *
На пересечении Пушкина и Киевской Владимир Васильевич остановился, пропуская, редкий, в общем-то, транспорт.Когда-то на этом углу из ныне стоящих зданий была только бывшая гимназия, да и то, если уж быть точным, левое крыло к ней пристроили уже при советской власти. А всего остального и в помине не было: вместо Дома Печати был длинный ряд одноэтажных домишек с магазинами. Среди них был, например, книжный магазин подписных изданий. А на углу по диагонали за высокой чугунной решеткой располагался сад, спортивные площадки... Когда-то вся эта территория называлась "митрополией". Теперь тут правительственные здания и огромный концертный зал, при строительстве которого, как упорно твердила народная молва, Первый Секретарь Партии украл люстру.
Сейчас это звучит как бред, а раньше вызывало многочисленные разговоры. Крал он, или нет, теперь уж все равно, а вот музыкальная жизнь в городе была по настоящему полноценной.
Владимир Васильевич помнил, как он сам ехал на концерт Эдди Рознера вися снаружи троллейбуса, уцепившись за открытое окно, - вот как был переполнен транспорт, идущий в сторону Озера!
Рознер выступал в Зеленом Театре на Озере - какой же это был ажиотаж! Володя особенно запомнилось, как знаменитый трубач вышел на авансцену и, без объявления очередного номера, приложил к губам мундштук, запрокинув назад голову, проиграл первые такты: ля-ля, фа-ля... - и зал затопал, засвистел и заорал: "Сан Луи!"
Да, это было счастье. Хороший джаз и раньше, и теперь услышишь редко. Теперь, правда, много доступных и высококачественных записей, но живьем редко что хорошее попадается. Раньше у нас в городе был свой шикарный биг-бэнд под управлением Шико Аранова: "Соло на саксофоне - Гарри Ширман!" Да, были времена... Даже незамысловатая песенка руководителя оркестра "Не я один ому виной", сейчас вспоминалась и как музыкальный шедевр, и как глубокое философское раздумье.
Кого только ни довелось увидеть и услышать в те славные, мистически бескорыстные годы молодости, времена веры в счастье и справедливость, в светлое будущее.
Здесь побывала знаменитая Има Сумак - голосина в четыре с лишним октавы. Она демонстрировала странные вокальные произведения, в которых была и музыка, и звукоподражание: шум дождя, звуки джунглей.
Здесь побывал и великий маг Вольф Мессинг, и "сам Марсель Марсо", и Жильбер Беко, и Джерри Скотт... В зале филармонии, подходы к которому ныне заросли травой, играли Ойстрах, Рихтер, Коган, Гилельс, Мравинский, Светланов, Кондрашин, многие другие, причем не по одному разу.
Безжалостна, видать, была тоталитарная система к художникам: играли не там, где больше заплатят, а где укажут.
А нам-то и хорошо - всех видели!
Рихтер крадучись выходил из-за кулисы и, не успев сесть, начинал играть...
* * *
На концерте джазового трио во главе со знаменитым пианистом-виртуозом она вдруг, во время исполнения "Души и тела" Грина потянула за руку: "Пошли. Мне надо в туалет".И я пошел за ней, пригибаясь, чтоб меньше мешать сидящим сзади.
Мы вышли в тот предбанник, что справа, если выходить из зала в фойе. Она повисла на мне сразу же, как только я закрыл дверь зала, и забормотала "Пошли-пошли-пошли..."
Мужской и женский туалеты располагались рядом, словно сомнабулы, мы втащились в пустой женский, где мне пришлось применить усилие, чтоб дотащить ее до кабинки - вдруг, все-таки, кто-нибудь войдет, хотя музыкант продолжал свое волшебство.
Звуки его рояля проникали сквозь стены, уходили прочь, всплывали над Филармонией, заполняли Город.
* * *
Все они здесь живут и поныне: этюды Шопена, сонаты Бетховена, концерты Рахманинова, симфонии Чайковского, вальсы Свиридова... Вся музыка мира невидимыми тончайшими нитями и волнами неслышимых звуков обволакивает пространство над Городом, мгновенно отзываясь на вдруг зазвучавшую мелодию сердца, продолжая тему, захватывая душу и унося ее прочь в нематериальный мир чувств и эмоций!Только здесь, в этом особом переплетении пространств разных эпох, миров, и цивилизаций первые звуки "Аdagio" способны унести вас в такие дали и высоты духа, куда вы никогда не доберетесь, слушая те же звуки в другом месте! Вознеситесь над ночным Городом, прислушайтесь, и вы услышите Альбинони, вместе с ним вы прольете и свои слезы, и они вольются в общий поток слез горечи, и слез счастья, которыми пропитана земля моего города, вы вдруг осознаете бесконечность мира и бесконечность всех его проблем, тщетность наших неуклюжих усилий и бесцельность жизни, и Город примет ваши слезы, и ответит вам эманациями мудрости и любви тысячелетнего доброго и мудрого Отца...
А когда с небес снизойдет легкий, пушистый снег, давая земле прохладу и влагу, вы услышите "Аve Maria" Шуберта, божественное меццо-сопрано переполнит ваше сердце волнением и готовностью к страданию, благодарностью и любовью. Но, что это? Тот же голос, полный любви и скорби уже поет другую мелодию - Глюка: это вы воспарили над кладбищенской землей, - так Город вечно молит Бога о спасении душ усопших...
Добавьте и вы свой вздох и частицу своей души в эту величественную скорбь и пусть несет вас неведомая сила дальше, пусть Город качает вас на своих волнах, погружая то в скорбь и грусть, то в радость и бесконечный танец! Танец, от которого никогда не устаешь, ибо танец - есть, вы в танце - есть, а вашего неуклюжего устающего тела - нет! Вы во власти деревенского свадебного оркестра: бесхитростная скрипка, глухой барабан, переливчатая труба и органо-подобные цимбалы - вот что заставит вас раствориться в движении, стать движением и танцем, позабыв обо всем: и о горестях, и о радостях, и о плохом, и о хорошем. Не будет ничего: только бесконечная пустота танца и музыки!
И вы переплываете из танца в танец, вы уже кружитесь в безумном, страстном вальсе, вальсе-катастрофе: это волшебник-Хачатурян, это Озеро, это первая любовь!
Жизнь кончена! Дальше - ничего!!!
И снова снег, вечность...
Лето не бывает вечным, вечна - зима.
Но - нет!
Зелено-золотой луч взметнулся ввысь - это снова Вечный Эдди приложил к губам мундштук и попробовал первые звуки "Sent Luis": жизнь продолжается, она бесконечна, как беспределен Город, как непрерывна его память обо всех: о великих артистах и музыкантах, игравших на его сценах, о зрителях, приходивших на их концерты, о тех, кто оставался дома, о тех, кто работал и отдыхал, учился и учил, лечил и болел, спал и пробуждался, страдал и утешал, смешил и хохотал, убивал и рожал... Город помнит всех и обо всех неустанно поет свою музыку: услышьте ее!
* * *
Вот и наша красавица-площадь!Все в ней прекрасно, все соразмерно: длина и ширина, высота окружающих зданий, кроны деревьев, перспектива центральной улицы, периодически называемой именами нужных в настоящий момент царей: Александровская, проспект Ленина, булевардул Штефан чел Маре ши Сфынт.
Идеологи всех времен просто помешаны на переименованиях улиц. Жаль, конечно, что улица сама себя защитить не может. Она продолжает жить своей жизнью, держа на себе дома, фонари, деревья, телеги, трамваи, машины...
Улицы, как правило, меняя свой облик, живут долго: молодые тоненькие деревца становятся старыми, растрескавшимися богатырями, на смену домишкам и заборам приходят большие здания, мощеная дорога меняется на асфальтированную и каждое новое поколение прохожих считает доставшийся ему облик единственным, а улицу своей. Ее имя входит в обиход тысяч людей, каждый становится - и на всю жизнь! - парнем "с Болгарской", девушкой "с Измайловской", имя улицы путешествует по всему миру на почтовых конвертах, красуется на табличках, начертано на планах города. Но приходят новые политики, а с ними шлейф идеологов, историков и прочей челяди. Начинается помпезная спекуляция символами, фактами, именами, событиями и улицы выполняют роль жертвенного агнца, - их опять переименовывают! Зачем? Ну, помимо идеологической болтовни и манипуляций сознанием населения эта процедура позволяет украсть из казны немалые средства. А если вам доведется где-либо увидеть бескорыстную смену власти, постарайтесь сообщить об этом всему миру - это будет подлинной сенсацией!
Улицы и город благополучно переживут еще много переименований. Их суть, их облик от этого мало зависят, а все возрастающий список имен если кого и характеризует, то политиков и их обслугу, вечно жаждущих хоть как-то вляпаться в историю.
Да и, в конце-то концов, даже у человека бывает несколько имен: Александр, Алекс, Алик, Саша, Саня, Санек, Сашко, Шуня, Шура, Шурик - и все это один и тот же человек. Даже фамилии, и те меняются: например, Владик Гольденберг перевел свою фамилию на русский и стал Златогоровым, а девушки и вовсе регулярно берут фамилии своих мужей.
Вот он строгий, скромный деловой "Белый Дом" местного значения. Казалось, еще недавно, здесь стоял элегантный памятник Ленину, окруженный земляным валом и высокими туями, из-за которых виднелись остатки здания митрополии и брезентовый верх шатра проезжего цирка, слева на возвышении царил синий деревянный ресторан "Дойна", где можно было не только выпить, но и потанцевать... Иногда его называли "Шайба", особенно когда перенесли в другой район и собрали заново - рядом с кинотеатром "Искра"...
Нет уже ни того, ни другого, ни третьего...
Из западного угла площадь осеняет святым крестом мудрый и славный Господарь Стефан Великий, Штефан чел Маре, Stephen the Grate. Раньше к его пьедесталу была прикреплена табличка с надписью, возвещавшей, что "Мужественный в опасностях, твердый в бедствиях, скромный в счастье...он был удивлением государей и народов, с малыми средствами творя великое". Прекрасные слова! Заслужить их - великое счастье и большая честь, тем более, если исходят они от русского, коим является сказавший их Николай Михайлович Карамзин, а не молдавского писателя-историка.
В этом, впрочем, удалось усмотреть и обиду - чего это, какой-то там чужак, хоть бы и писатель, будет похваливать нашугордость и нашуславу?
Ну, что ж, резонно. Во всяком случае, наверное, не все русские согласились бы, чтоб на памятнике, скажем Сталину, были высечены слова Черчилля: "Большое счастье для России, что ее... возглавил гений И.В. Сталин. Он был выдающейся личностью... Он принял Россию с сохой, и оставил ее оснащенной атомным оружием!"
Так что, пусть стоит величественный и прекрасный образ созданный Александром Плэмэдялэ в том виде, в каком он был поставлен в 1927 году. Да и вообще, памятники - не агитплакат, у них есть еще и эстетическая функция.
Вот триумфальная Арка Победы - полтораста лет тому назад русские, гордые своей победой над турками соорудили этот символ торжества и повесили в нем четырехсотпудовый колокол, дабы напоминал потомкам...
О чем?
О бесконечной череде войн? О реках крови и потоках слез? О тщетности усилий навязать счастье? Об искренности простых воинов, отдавших свои жизни за свободу братьев по вере? О не родившихся мальчиках и девочках? О подлости, корыстолюбии и лживости правителей и политиков? О жизни? О смерти? О вечности?
* * *
Апрель был солнечным и теплым. Казалось, что пора уже не только загорать, но и купаться."Мама, мама это я дежурный, я дежурю по апрелю..."
Она предложила через неделю, когда ее родители уедут куда-то далеко и несколько дней будут в дороге, смотаться на три дня в Одессу, к морю
-- А где мы там остановимся?
-- Ой, господи, да найдем что-нибудь. Снимем комнату.
-- А, может, лучше в Затоку? Там столько пустующих пансионатов...
-- Ну, нет! Там из-за лимана грязно, и пока еще никого там нет. Да и вообще, дыра.
Дизель-поезд за три часа и три рубля проносился над землею древних скифов и киммерийцев, тиверцев и уличей, готов, гуннов, волохов, римлян, турок, русских, украинцев, молдаван, румын, пересекал древний Тирас и древние степи, сотрясал миллионы миллионов людских косточек, покоящихся под покровом трав, кустарников, перелесков, садов, виноградников, сел, поселков и городов, и грохот его затихал лишь в утробе Одесского вокзала, где в центре зала ожидания плавал в фонтане настоящий золотой карп.
Пятый трамвай шел от вокзала в сторону моря.
На переднем сидении две старушки: русская в платочке и еврейка с непокрытой головой и наполовину красными, наполовину седыми волосами. Обе с авоськами. Видимо, едут с Привоза.
Еврейка спрашивает:
-- Скажите, в апреле тридцать, или тридцать один?
-- Тридцать, - отвечает русская.
-- Ровно тридцать? - переспрашивает еврейка.
Да, читатель, вы бы до такого уточнения не додумались, я тоже. Но бабушки продолжают разговор.
-- Так когда же в этом году пасха? - спрашивает еврейка.
-- Двадцать первого.
-- Наша или ваша?
-- Православная пасха двадцать первого, - терпеливо отвечает русская бабушка.
-- А наша? Наша, значит, четырнадцатого?
-- Наверное...
-- А какое же сегодня число?
-- Одиннадцатое...
Одессу взяли, - неожиданно реагирует еврейская бабушка и надолго замолкает, видимо, погружаясь в воспоминания. А ведь и есть что вспомнить, - кто только не "брал Одессу" на ее памяти...
А потом был Приморский бульвар, пушка, которая не выстрелила и на этот раз, ночной Луна парк, огни и шумы порта, страх, что кто-то заметит, апрельский холод и струйки пота по лбу, по щекам, по спине...
* * *
Владимир Васильевич решил здесь, возле старого универмага, пересечь Пушкина и, парком выйти на Центральный луч. Пока ждал зеленого сигнала светофора, поглядывал на противоположную сторону, где, некогда собирались футбольные болельщики.Эх, ну и времена были! Ведь наша команда играла в высшей лиге чемпионата СССР! Мы видели всех звезд - Яшина, Боброва, Воронина, Метревели, Численко, Цинклера, Мунтяна...