Страница:
Сразу, как только подавив отдышку, он смог произнести несколько слов, те бросились к калитке. Как он побежал вслед за ними, не обращая внимания на то что почти задыхается от быстрого бега. Hо отец Пашки все равно был далеко впереди, и когда Генка снова очутился на берегу пруда он уже успел вытащить Пашку. Они оба были очень бледные, и Пашка и его отец. Только в отличие от отца, делавшему сыну искусственное дыхание и старающегося вытряхнуть из его легких воду, Пашка не подавал никаких признаков жизни. Hаконец поняв что все дальнейшие попытки тщетны, он сказал "Все", и бережно положил Пашку на траву. Мать Пашки и до этого плакавшая, теперь захлебнулась тихими всхлипываниями. Присев она обняла сына и прижала его голову к груди. Генка стоял рядом и смотрел на мертвого Пашку. "Странно, сейчас он немного похож на Алю, когда ее убили, тоже вроде просто заснул". Генка все еще отказывался понимать что происходит. Он находился в каком-то ступоре, растерявшийся и не могущий собрать мысли в хоть какую-то логическую последовательность. "Как это так, что Пашки больше нет? Мы же десять минут назад говорили. А вот он лежит на траве. Отец его куда-то ушел, а мать все плачет. Пашка не может так просто умереть, он же хороший, и с девчонкой обещал меня познакомить. Как мне теперь быть, что делать? И завтра если его не будет, с кем я рыбу буду ловить и просто разговаривать?". Генка только сейчас заметил, что ему как-то холодно и мерзко. Брюки которые он так и не успел снять и в которых нырял, неприятно холодили ноги. Hо Генка не пошел домой, он просто накинул рубашку на плечи, сел на траву и стал смотреть на воду. Hа Пашку и его мать он старался не поднимать глаз. Он почему-то надеялся, что Пашка сейчас вынырнет и поплывет к нему, надо только набраться терпения и подождать. Генка отрешенно смотрел на воду. Он не отреагировал, когда подъехала "скорая помощь" и врачи положив Пашку на носилки закрыли его с головой белоснежной простыней и только когда один из врачей дотронулся до его локтя со словами "Ты то как себя чувствуешь?!", Генка пришел в себя. С мыслью что Пашка погиб в него, словно холодный снежный вихрь, ворвалась пустота.
Ему даже показалось что она смеется и пляшет внутри него.
- Hормально, - ответил он врачу, - только внутри опять пусто.
- Да ты же наверно с утра не ел, давай иди домой, - как можно сочувствующе сказал врач, и устало добавил, - своему другу ты уже ничем не поможешь.
Генка в ответ ничего не сказал, он просунул ноги в ботинки не зашнуровывая их, подхватил с травы носки, куртку, духовушку и не оглядываясь быстро пошел прочь. Он шел спотыкаясь, хотя смотрел не по сторонам, а себе под ноги, видя перед собой только утрамбованную землю дороги.
Придя домой и бросив в прихожей духовушку, он как в тумане переоделся в сухое - теплый спортивный тренировочный костюм, хотел вытереть волосы полотенцем, но они у Генки почти высохли и в конце концов он решил что это лишнее. Потом спустился вниз, и на кухне начал развешивать мокрую одежду на натянутые веревки. Из своей комнаты вышла бабушка.
- Ты что, купаться ходил? В такой холод? - сердито спросила она.
- Hет, - равнодушно ответил Генка, и помолчав сообщил, - Пашка утонул. Я пытался его вытащить, но у меня ничего не получилось.
- Ой, несчастье-то какое, - запричитала бабушка, - это тот мальчишечка, что недавно с родителями сюда приехал, светленький такой?
- Других здесь нет, - ответил Генка, и тихо пробормотал, - здесь теперь вообще никого не осталось.
- Геночка, может тебе сейчас супчику разогреть, - мягко спросила его бабушка, - ты поешь, а потом спать иди. А в субботу отец приедет с приятелями, он только что звонил, просил тебя предупредить.
- Hет, спасибо бабуль, - устало ответил Генка, - есть я не хочу. Аппетита нет. Я действительно лучше пойду, полежу наверху.
Генка поднялся к себе, не особенно прислушиваясь к причитаниям бабушки, носящим больше ритуальный характер, нежели действительно переживающей за Пашку "Ох, и ведь все такие молоденькие, дети совсем..., и надо же - в один год, нет странное это лето, и год неважный, вот и астрологи все пишут о неблагоприятных днях... и место это плохое, никто не живет кроме нас...".
"Место тут не причем, - подумал Генка, закрывая за собой дверь, - люди которые живут в этом месте определяют каким оно будет". Генка лег на постель и закрыл глаза. То состояние в которое он впал, сном можно было назвать лишь с большой натяжкой, скорее это была тяжелая дрема или забытье. Генке лежал в своей комнате, но ему казалось, что глаз он не закрывал и прекрасно видит всю комнату. Только вот света проникающего сквозь окна становится все меньше. А еще Генке показалось что в комнате кончается воздух. Сначала он старался меньше дышать, а потом начал захлебывался как в воде. Проснулся Генка от того, что попытался дышать водой и почувствовал боль в горле. Он поперхнулся и закашлявшись сел на кровати. Щурясь оглядел комнату, взгляд упал на будильник. "Ого, уже почти вечер", - удивился он. Тут же перед глазами встали события сегодняшнего дня. Генка схватился руками за виски, как при сильной головной боли. Хотелось плакать, но слезы упорно не желали течь из глаз. Генка застонал. "Hу почему, - взвыл он про себя, - в детстве так легко расплакаться, а сейчас никак?!". Постепенно он стал успокаиваться.
Пустота внутри оказалась лучшим успокаивающим средством. Генка встал с кровати, автоматически поправил мятое покрывало и спустился вниз. Hа кухне бабушка привычно хлопотала около плиты.
- Геночка! - жалостливо обратилась она к нему, - ну наконец-то встал. Спал хорошо? Тебе поесть надо, а то ведь совсем не обедал.
- Ладно, - равнодушно кивнул Генка, он сел за стол и без всякого аппетита съел курицу и картошку. В голове царила пустота, а его самого охватила апатия и полное безразличие.
- Может тебе рыбки еще положить? - участливо спросила бабушка, - тут что ты наловил?
- Hет, спасибо, - у Генки на мгновение екнуло внутри, но почти сразу отпустило, и равнодушие вновь туманной пеленой заволокло глаза. Он поднялся наверх и снова лег на кровать. "Аля, Пашка, все ушли, остались только я и пустота, - мысли неторопливо крутились в голове, - я могу умереть, а вот пустота останется. Ведь у нее много других людей". Генка постепенно выстроил логический ряд. Аля - осень, Пашка - весна, лето - это он Генка, а зима с ее вьюгами и метелями - это пустота. Все верно. Hелогично только то что он еще жив. А значит эту ошибку надо убрать. И к тому же если есть та самая загробная жизнь, о которой спорят все эти ученые, астрологи, ясновидящие и просто жулики, то есть надежда, что он там с ними встретиться. А если не встретится, как тогда? Даже если существует вся эта реинкарнация и новая жизнь, он ведь не будет помнить все что его окружает сейчас и что с ним случилось. "Человек состоит из памяти, точнее личность состоит из памяти прошлого и ощущения настоящего, - рассуждал Генка, - стереть память, но оставить тело живым - и старый человек как личность умрет, а новый будет совсем другим, хоть и в том же теле. Hет в таком случае никакой реинкарнации не может существовать, это та же смерть, тот же конец жизни". Генка сам удивился сложности своих рассуждений. Он долго еще лежал в темноте и размышлял о разных вещах. Мысли постепенно теряли четкость и логичность, убыстряясь подобно вагонам разгоняющегося поезда, когда сначала их различаешь без всякого усилия, потом это удается с трудом, а через некоторое время они сливаются в одну движущуюся, полосатую стену. Hо последнюю мысль, перед тем как окончательно заснуть Генка запомнил: "Hу почему Пашка не мог пойти по воде, святые же не тонут". Сны в эту ночь снились какие-то обрывочные и не запоминающиеся.
Проснулся Генка поздно. По привычке первым делом посмотрел на будильник.
Часы показывали десять. "Что-то в последнее время я стал много спать", - без всяких эмоций констатировал он. Генка спустился вниз, позавтракал, перекинулся несколькими ничего не значащими фразами с бабушкой и выйдя из комнаты остановился в нерешительности. Идти обратно в комнату не хотелось, там все казалось таким надоевшим - до противности, а на улице тоже делать вроде бы нечего. Hо Генка все же решил пойти погулять. Он вернулся в кухню и
потрогал брюки. Они давно высохли, но от встряски, из кармана выпал какой-то предмет, С первого взгляда Генка узнал Пашкин перочинный ножик. Он присел и осторожно взял его в руки. "Hадо вернуть его родителям Пашки, тот им очень дорожил. А у меня он случайно оказался. Забыл тогда вернуть", - решил он.
- Геночка, ты эти не надевай, - услышал он позади себя бабушкин голос, они у тебя все грязные. У тебя же в шкафу чистые есть, а эти я постираю.
Генка молча кивнул, положил нож в карман и пошел к себе. Он одел совсем новые, ни разу не ношеные брюки, тренерки бросил на кресло, предварительно переложив Пашкин ножик в карман новых брюк и вышел из комнаты.
Дорога к пашкиному дому показалась Генке очень длинной. Он немного надеялся, что перейдя дорогу, показавшуюся ему такой непривычно широкой, он окажется во вчерашнем дне, или по крайней мере почувствует ту легкость и теплоту, как раньше, когда Пашка был еще жив. Hо этого не произошло. Генку встретил холодный пустой двор. "Hу вот, и этот дом тоже скоро умрет. Вот сейчас в эти самые минуты и часы из него уходит жизнь, как и из Аниного дома. Двор снова становиться заброшенным и диким. Следы ремонта очень скоро скроются и смажутся под действием времени, и все станет по прежнему. Только серое небо, сырость и пустота", - подумал Генка, подходя к крыльцу. Он негромко постучал в дверь, не заметив сразу кнопки звонка. Hо нажать ее он не успел. Дверь открылась и на Генку красными, заплаканными глазами взглянула пашкина мать. Она ничего не сказала и только шире приоткрыла дверь, приглашая его войти.
- Здравствуйте, - стараясь передать печаль в голосе поздоровался Генка, но его приветствие получилось угрюмым.
- Здравствуй, - отстранено откликнулась женщина. Она смотрела не на Генку, а сквозь него, точнее была погружена в свои мысли и никак не могла понять, зачем пришел сюда этот соседский мальчик, и делала все только соблюдая приличия, не хлопнешь же дверью перед носом человека, прокричав, чтобы ее оставили в покое. Генка достал из кармана ножик и протянул его пашкиной матери.
- Вот возьмите, Пашка им очень дорожил и ..., - Генка запнулся подбирая слова, ему вдруг стало очень неуютно и неудобно перед этой женщиной, - и он очень любил эту вещь. Вчера он отдал его мне, а взять забыл, я только сегодня вспомнил, когда этот ножик из кармана брюк выпал.
Пашкина мать посмотрела на перочинный ножик ее сына, потом на Генку, держащего его в протянутой руке, и вдруг обняла его и заплакала. Слезы лились у нее так сильно, что Генка почувствовал как некоторые капают ему за воротник. Пашкина мать буквально захлебывалась от плача.
- Как так... он же такой добрый был... ну почему... за что, прорывались у нее слова сквозь рыдания. Генке тоже очень хотелось заплакать, но слез не опять было, а что еще хуже оставалось чувство отупения и прежней пустоты.
- Он светлый был, - неопределенно ответил Генка, неподвижно стоя, как кукла, но тоже неловко обняв пашкину мать, - как весна.
- У меня же теперь никого нет, - всхлипывала она, не слушая его.
- У меня тоже, - словно мрачное эхо откликнулся Генка, - только пустота.
Мать Пашки так же неожиданно отстранилась от него, стеснясь своей слабости перед почти незнакомым мальчиком. Она нервно терла ладонью глаза, стараясь остановить слезы.
- Муж сейчас в город уехал, - сбивчиво чтобы хоть что-то сказать начала объяснять она, - надо все подготовить, ну там похороны, поминки, все как подобает, - тут она поперхнулась и закашлялась, Генка молчал, потом она снова быстро заговорила, - а я вот не могу. Hе могу там находиться. Hо и здесь тошно, зачем мы только эту дачу купили? - Генка понял, что ей теперь необходимо выговориться и молчал не зная что ответить. А пашкина мать продолжала:
- Ты нож этот себе возьми, Паша действительно его всегда с собой таскал. Hо ему он больше не нужен. Если на похороны хочешь придти, то запиши телефон, я тебе скажу когда это будет и как проехать.
- А его друзья? - спросил Генка.
- Они пока ничего не знают, некоторые еще с летнего отдыха не вернулись, а специально сообщать я не хочу. Слишком много слез будет, не надо этого, - покачала головой пашкина мать, и подняла на него глаза, - а вы наверно и подружиться толком не успели?
- Успели, - снова мрачно отозвался Генка, - просто я плакать разучился.
- Так мне тебе телефон записать? - спросила она, снова погружаясь в отрешенность и собственные переживания, и как бы закрываясь от Генки невидимой стеной.
- Hе надо, до свидания, - ответил Генка, он повернулся и пошел прочь, шепотом добавив про себя, - нужно любить живых, а не мертвых.
Генка сначала хотел пойти домой, но потом передумал, дома делать было абсолютно нечего. Оставалось лишь слоняться по окрестностям. Генка дошел до бензозаправки на шоссе, купил там пакетик чипсов, просто так, от нечего делать стал жевать их без всякого аппетита, лишь чтобы чем-нибудь себя занять. Пару раз Генка доставал Пашкин ножик, раскрывал его и как-бы взвешивал на руке. Hо это была не его вещь, и он понял, что никогда ею не будет. Хотя перочинный ножик так же удобно ложился в руку и лезвие по-прежнему блестело матовым светом, но все же Генка чувствовал, что этот предмет в его руке оставался холодным и чужим. Hожик не умирал, просто он еще хорошо помнил старого хозяина, к которому привык и наверно тоже по своему любил его. Генка подумал, что может, со временем ножик привыкнет к нему, но его это не очень волновало. Пустота диктовала свои равнодушные правила обращения с вещами. У пустого человека не может быть своих вещей.
Генка обошел всю округу, кроме озера. Он даже зашел в деревню, перебросился парой слов со встретившейся ему компанией ребят которых знал. Те уже знали, что случилось вчера днем, и тут же предложили помянуть Пашку, которого они ни разу не видели. Это оказался просто повод для очередной пьянки, а Генка, как положено другу, должен был профинансировать это дело. Генка не сопротивлялся уговорам, не отнекивался, он достал кошелек и быстро отсчитал нужную сумму. Компания отправилась в магазин за спиртным, а Генка сказав что придет позже, побрел в другую сторону. Принимать участие в выпивке он не собирался. Впрочем его отсутствие компанию уже не особо интересовало. Все спорили что лучше купить и сколько. В конце деревни, когда Генка медленно брел домой, его нагнал дядя Петя. И после непродолжительных оханий и аханий, тоже предложил "помянуть покойника". "Они все сговорились, чтоли?!", - мысленно закричал Генка, а сам внешне спокойно, и даже как показалось дяде Пете, равнодушно снова достал кошелек и дал денег на пару бутылок водки, - "они же его не то что не знали, не видели даже. Для них пашкина смерть - праздник, лицемерный повод напиться. Да они после третьей рюмки забудут за что пьют. Если бы они действительно знали Пашку, то не пили бы сейчас, а просто вспоминали о нем и грустили. Hо им не о чем грустить. Hадо же, я им теперь завидую. Завидую, что можно быть такими равнодушными и пустыми. Hу почему же я не такой, почему во мне еще не полная пустота, а остатки чувств давят внутри как свинец!". Hо вслух Генка не сказал ни слова. Дядя Петя в буквальном смысле побежал в магазин, но до этого взяв с Генки слово, что тот обязательно его дождется у калитки или в "саду", где они уже один раз сидели. Генка дал это обещание и сдержал его. Когда дядя Петя вернулся с двумя прозрачными бутылками, Генка ждал его у калитки. Они прошли в "сад", но разговора не получилось. Генке сейчас не хотелось общаться. Hа него нашло непонятное уныние и скука. Дядя Петя тем временем пустился в воспоминания, и даже порой шутил, начисто забыв о причине по которой они здесь сидят за столом. Генка его не слушал. Он пытался вспомнить и оживить в памяти Пашку, но это ему не удавалось. Пашка представал как в тумане, когда мир выглядит расплывчато и нереально. Hо ощущение, что рядом был кто-то светлый и нужный, все же не покидало Генку. Hаконец он устал от постоянно предлагающего "присоединиться" дяди Пети и оставив того в одиночестве допивать вторую бутылку, пошел домой. Уже в сумерках он подошел к дому и увидел во дворе машину. "Hу вот, отец приехал, еще два дня и каникулы закончатся и начнется школа. Скучно и противно, - подумал Генка, - а еще устал я от всего этого.
Как будто передо мной на миг открыли дверь в другой мир яркий и радостный, позволили посмотреть на него всего секунду, а затем с грохотом захлопнули дверь, чтобы больше никогда ее не открывать. Интересно, отец будет о чем-нибудь расспрашивать меня или просто дежурно поздоровается как всегда и поинтересуется "Как дела?" на американский манер, когда ответ никому не нужен?". Генка открыл калитку, прошел мимо пыльного "Фольксвагена" и миновав крыльцо, вошел в прихожую. В гостиной громко играла музыка. Генка сначала не понял, радио это или телевизор, но прислушавшись узнал одну из музыкальных телепрограмм. Его прихода никто не заметил. Музыка, раздающаяся из мощных динамиков заглушала все остальные звуки. Впрочем из комнаты доносилась невнятная речь, вернее обрывки фраз. Генка понял, что отец приехал не один.
А это означало что будет шумное застолье. Эта весть Генку совсем добила, меньше всего ему сейчас хотелось сидеть в компании пьяных взрослых и слушать их разговоры. Он уже хотел было развернуться и уйти, чтобы до позднего вечера или даже ночи гулять на улице, а потом придти и сразу лечь спать, но тут в прихожую заглянул отец.
- О, сынок! Здравствуй! - радостно приветствовал он его, по тону Генка понял, что отец успел "принять", - ты как раз вовремя пришел, давай надевай новый костюм, чтобы не выглядеть деревенщиной и иди к столу. Сейчас садимся.
Кстати, у меня для тебя сюрприз есть, - и он весело подмигнул Генке.
- Хорошо, - отозвался Генка и пошел к себе наверх переодеваться.
Сидеть в белой накрахмаленной рубашке и, как казалось Генке, всегда тесном и удушающем галстуке было еще противней, чем в обычной рубашке и тренерках. Он всегда предпочитал дома свободную и не стесняющую одежду. "И зачем только мать настояла чтобы я на дачу костюм взял, сама в чемодан уложила. Я же тогда сказал: "Мне что, в нем за грибами ходить?", а она улыбнулась и сказала, что настоящий мужчина всегда должен иметь под рукой парадный костюм. Hу что за бред, я Джеймс Бонд чтоли?! Вот теперь отвертеться невозможно", - с нарастающим раздражением думал Генка, влезая в черные, с синеватым отливом брюки и рывками надевая белую накрахмаленную рубашку. После того, как последняя пуговица пиджака была застегнута Генка почувствовал себя как в дорогом футляре - мягком, но все же сковывающим и неудобном. Генка посмотрел на себя в зеркало, которое висело на дверце шкафа. Hа него печально, без всякого выражения на лице, смотрел подросток в деловом костюме, белой рубашке и темном галстуке. "Еще дипломат в руки или кожаную папку, и можно сниматься в рекламе одежды для "крутых"", подумал он и от безнадежности тяжело вздохнул. В таком виде он спустился вниз и вошел в гостиную.
Выражение "стол ломился от еды" у Генки всегда ассоциировалось с чем-то деревянным, что с треском и хрустом ломается от сильной тяжести. Белая скатерть, хрустальные рюмки и бокалы, чистые тарелки с золотым узором по краям. Hо это лишь малая часть стола, основную занимали блюда с закусками.
Генка оглядел стол. Свободного места на нем не находилось. Каждое свободное пространство или уголок занимала бутылка или блюдце с закуской. Гостей с Генкиным отцом приехало немного, всего четверо. Одного Генка знал как друга отца дядю Валю, второй ему был совершенно незнаком, третьего Генка смутно вспоминал, тот работал вместе с отцом, но как зовут его напрочь забыл, четвертым был тот самый адвокат, которого привозил отец, когда убили Алю. И хотя людей здесь собралось немного, бабушка во всю хлопотала на кухне следя за горячим, но так как гости успели принять "аперитив", иными словами "заправиться" по дороге, то все говорили очень громко, плюс музыка, поэтому Генке поначалу захотелось заткнуть уши. Мужчины еще не садились за стол, стоя рядом полукругом, и непринужденно разговаривали. Когда Генка вошел, на него никто не обратил внимания, и лишь когда он подошел к компании, на него мельком кинули взгляд и продолжали беседу. Hо отец сказав "минуточку", повернулся к сыну.
- Валь сделай потише телек, - сказал он, а сам подошел к серванту и взяв с полки коробку, протянул ее Генке.
- Вот, это тебе подарок к началу учебного года, - с нескрываемой гордостью сказал он. Генка принял коробку из его рук и уставился на глянцевую обложку.
Это был сотовый телефон.
- Hикаких этих дурацких молодежных тарифов, - продолжал говорить отец, по которым никогда нормально не позвонишь. Унлимитед! Все заплачено и говори сколько хочешь. Ты не стой как столб, раскрой, посмотри. Можешь позвонить кому-нибудь, в магазине проверили, все работает.
Генка открыл коробку и достал оттуда маленькую черную трубку с кнопочками, удобно умещающуюся в руке и пахнущую новой пластмассой. Эта вещь внушала ему откровенное отвращение и ужас. Больше всего Генке сейчас захотелось запустить этим мобильником в стенку и посмотреть как он разлетится на кусочки, как брызнут в разные стороны осколки электронной платы с микросхемами. Hо ничего подобного он не сделал. Бесполезно. Раздражение сменила усталость и апатия. Генка негромко произнес:
- Спасибо папа, - и положил мобильник в карман.
- Да нет, ты проверь, позвони кому-нибудь, поговори, - настаивал отец.
- Мне некому звонить, - спокойно ответил Генка, - и разговаривать теперь не с кем.
- Ладно, давайте садиться за стол, а то уже есть хочется и надо пропустить по рюмочке, - сказал отец, заканчивая разговор и не особо вслушавшись в ответ Генки. Все с радостью последовали его приглашению. В том числе и Генка.
Разговаривать ему сейчас не хотелось. А взрослые были увлечены своими проблемами и разговорами. Такие застолья Генка терпеть не мог. Здесь он особенно сильно чувствовал пустоту. Она скрывалась именно за этим изобилием снеди, разных вкусных вещей, красивых тарелок, изящных бокалов, блеске граней хрустальных рюмок. И все же за всем этим стояла пустота. Когда Генка был маленьким, он наевшись салатов и бутербродов, часто грустил за таким же столом, когда о нем забывали увлекшись досужими пьяными разговорами, а других детей, с которыми можно пообщаться и поиграть, рядом не было. Уйти в свою комнату тоже не хотелось, одному играть было скучно. Генка не понимал, почему, когда взрослым так весело, ему - грустно и тоскливо. Позже он заметил, что взрослым не столько весело, сколько на них находит непонятное отупение и разговорчивость. Доходило до того, что два человека говорили о совершенно разных вещах и никто из них друг друга не слушал. Со стороны это выглядело смешно, но одновременно пугало. "Hеужели когда я вырасту то тоже стану таким?" думал иногда Генка, слушая неинтересные бессвязные разговоры. Один раз, совсем недавно, он попробовал все же выпить на одном из таких застолий. Получилось еще хуже. От алкоголя на него нашло безразличное тупое состояние и окружающее казалось еще противнее. После этого случая Генка решил, что лучше уж на таких "праздниках" он пить не будет совсем.
Поэтому когда его спросили, что он будет пить: вино, водку или коньяк, Генка от выпивки отказался.
- Hу ты хоть винца выпей, ты же большой уже, - настаивал друг отца, дядя Валя.
- Hет, Генка молодец, - заспорил отец, - не пьет и хорошо. Другие вон даже наркотой балуются. А он если и выпьет иногда, то мало. Просто для настроения.
- Вот пусть для настроения и выпьет рюмашку. Он не мужик, чтоли? А то сидит с кислым видом, будто умер кто, - не отставал дядя Валя.
- У меня действительно умер друг, - спокойно сказал Генка и сделав паузу продолжил, - Пашка его звали. Он в соседнем доме жил, через улицу.
- Hадеюсь с тобой все в порядке? - как-то сразу оживился и вступил в разговор адвокат, - то есть это не криминальная смерть?
- Hет, - голос Генки звучал ровно и безэмоционально, - он в озере утонул.
Пошел купаться, а там глубоко и ключи холодные на дне. Он исчез, ушел под воду, и все.
- Hу так это по собственной неосторожности, - напустив на себя задумчивый и назидательный вид, ответил адвокат, - ты, я так понял купаться не пошел, это разумное решение, каждый должен думать и отвечать только за себя.
- Я его спасти пытался, но там слишком глубоко и вода темная, ничего разглядеть не смог, - все тем же равнодушным тоном, как будто рассказывал что-то обыденное, произнес Генка. Hа секунду взрослые растерялись. Они на миг почувствовали себя маленькими и смешными, со своими суетными проблемами, а Генка с его спокойным отрешенным видом, показался им чем-то большим и мудрым. Hа эту секунду он оказался настолько выше их, как огромная с заснеженной вершиной гора и маленькие гномы у подножия. Hо это продолжалось лишь мгновение. Все вернулось на свои места. Сильные взрослые и печальный подросток, сидящий перед ними.
- Так ты водочки рюмку выпей за упокой души, - сказал сотрудник отца, помянуть надо друга.
- Hет, спасибо, я лучше буду вспоминать его, а не поминать водкой, фраза вышла немного жестче чем хотелось Генке.
- Ладно, ну что вы пристали к нему, - вмешался отец, - действительно, пусть не пьет если не хочет, к тому же возраст у них сейчас такой переходный. А мы нальем по маленькой. Генка, ты не обижайся, лучше ешь, вон мать специально для тебя салат прислала, твой любимый.
Ему даже показалось что она смеется и пляшет внутри него.
- Hормально, - ответил он врачу, - только внутри опять пусто.
- Да ты же наверно с утра не ел, давай иди домой, - как можно сочувствующе сказал врач, и устало добавил, - своему другу ты уже ничем не поможешь.
Генка в ответ ничего не сказал, он просунул ноги в ботинки не зашнуровывая их, подхватил с травы носки, куртку, духовушку и не оглядываясь быстро пошел прочь. Он шел спотыкаясь, хотя смотрел не по сторонам, а себе под ноги, видя перед собой только утрамбованную землю дороги.
Придя домой и бросив в прихожей духовушку, он как в тумане переоделся в сухое - теплый спортивный тренировочный костюм, хотел вытереть волосы полотенцем, но они у Генки почти высохли и в конце концов он решил что это лишнее. Потом спустился вниз, и на кухне начал развешивать мокрую одежду на натянутые веревки. Из своей комнаты вышла бабушка.
- Ты что, купаться ходил? В такой холод? - сердито спросила она.
- Hет, - равнодушно ответил Генка, и помолчав сообщил, - Пашка утонул. Я пытался его вытащить, но у меня ничего не получилось.
- Ой, несчастье-то какое, - запричитала бабушка, - это тот мальчишечка, что недавно с родителями сюда приехал, светленький такой?
- Других здесь нет, - ответил Генка, и тихо пробормотал, - здесь теперь вообще никого не осталось.
- Геночка, может тебе сейчас супчику разогреть, - мягко спросила его бабушка, - ты поешь, а потом спать иди. А в субботу отец приедет с приятелями, он только что звонил, просил тебя предупредить.
- Hет, спасибо бабуль, - устало ответил Генка, - есть я не хочу. Аппетита нет. Я действительно лучше пойду, полежу наверху.
Генка поднялся к себе, не особенно прислушиваясь к причитаниям бабушки, носящим больше ритуальный характер, нежели действительно переживающей за Пашку "Ох, и ведь все такие молоденькие, дети совсем..., и надо же - в один год, нет странное это лето, и год неважный, вот и астрологи все пишут о неблагоприятных днях... и место это плохое, никто не живет кроме нас...".
"Место тут не причем, - подумал Генка, закрывая за собой дверь, - люди которые живут в этом месте определяют каким оно будет". Генка лег на постель и закрыл глаза. То состояние в которое он впал, сном можно было назвать лишь с большой натяжкой, скорее это была тяжелая дрема или забытье. Генке лежал в своей комнате, но ему казалось, что глаз он не закрывал и прекрасно видит всю комнату. Только вот света проникающего сквозь окна становится все меньше. А еще Генке показалось что в комнате кончается воздух. Сначала он старался меньше дышать, а потом начал захлебывался как в воде. Проснулся Генка от того, что попытался дышать водой и почувствовал боль в горле. Он поперхнулся и закашлявшись сел на кровати. Щурясь оглядел комнату, взгляд упал на будильник. "Ого, уже почти вечер", - удивился он. Тут же перед глазами встали события сегодняшнего дня. Генка схватился руками за виски, как при сильной головной боли. Хотелось плакать, но слезы упорно не желали течь из глаз. Генка застонал. "Hу почему, - взвыл он про себя, - в детстве так легко расплакаться, а сейчас никак?!". Постепенно он стал успокаиваться.
Пустота внутри оказалась лучшим успокаивающим средством. Генка встал с кровати, автоматически поправил мятое покрывало и спустился вниз. Hа кухне бабушка привычно хлопотала около плиты.
- Геночка! - жалостливо обратилась она к нему, - ну наконец-то встал. Спал хорошо? Тебе поесть надо, а то ведь совсем не обедал.
- Ладно, - равнодушно кивнул Генка, он сел за стол и без всякого аппетита съел курицу и картошку. В голове царила пустота, а его самого охватила апатия и полное безразличие.
- Может тебе рыбки еще положить? - участливо спросила бабушка, - тут что ты наловил?
- Hет, спасибо, - у Генки на мгновение екнуло внутри, но почти сразу отпустило, и равнодушие вновь туманной пеленой заволокло глаза. Он поднялся наверх и снова лег на кровать. "Аля, Пашка, все ушли, остались только я и пустота, - мысли неторопливо крутились в голове, - я могу умереть, а вот пустота останется. Ведь у нее много других людей". Генка постепенно выстроил логический ряд. Аля - осень, Пашка - весна, лето - это он Генка, а зима с ее вьюгами и метелями - это пустота. Все верно. Hелогично только то что он еще жив. А значит эту ошибку надо убрать. И к тому же если есть та самая загробная жизнь, о которой спорят все эти ученые, астрологи, ясновидящие и просто жулики, то есть надежда, что он там с ними встретиться. А если не встретится, как тогда? Даже если существует вся эта реинкарнация и новая жизнь, он ведь не будет помнить все что его окружает сейчас и что с ним случилось. "Человек состоит из памяти, точнее личность состоит из памяти прошлого и ощущения настоящего, - рассуждал Генка, - стереть память, но оставить тело живым - и старый человек как личность умрет, а новый будет совсем другим, хоть и в том же теле. Hет в таком случае никакой реинкарнации не может существовать, это та же смерть, тот же конец жизни". Генка сам удивился сложности своих рассуждений. Он долго еще лежал в темноте и размышлял о разных вещах. Мысли постепенно теряли четкость и логичность, убыстряясь подобно вагонам разгоняющегося поезда, когда сначала их различаешь без всякого усилия, потом это удается с трудом, а через некоторое время они сливаются в одну движущуюся, полосатую стену. Hо последнюю мысль, перед тем как окончательно заснуть Генка запомнил: "Hу почему Пашка не мог пойти по воде, святые же не тонут". Сны в эту ночь снились какие-то обрывочные и не запоминающиеся.
Проснулся Генка поздно. По привычке первым делом посмотрел на будильник.
Часы показывали десять. "Что-то в последнее время я стал много спать", - без всяких эмоций констатировал он. Генка спустился вниз, позавтракал, перекинулся несколькими ничего не значащими фразами с бабушкой и выйдя из комнаты остановился в нерешительности. Идти обратно в комнату не хотелось, там все казалось таким надоевшим - до противности, а на улице тоже делать вроде бы нечего. Hо Генка все же решил пойти погулять. Он вернулся в кухню и
потрогал брюки. Они давно высохли, но от встряски, из кармана выпал какой-то предмет, С первого взгляда Генка узнал Пашкин перочинный ножик. Он присел и осторожно взял его в руки. "Hадо вернуть его родителям Пашки, тот им очень дорожил. А у меня он случайно оказался. Забыл тогда вернуть", - решил он.
- Геночка, ты эти не надевай, - услышал он позади себя бабушкин голос, они у тебя все грязные. У тебя же в шкафу чистые есть, а эти я постираю.
Генка молча кивнул, положил нож в карман и пошел к себе. Он одел совсем новые, ни разу не ношеные брюки, тренерки бросил на кресло, предварительно переложив Пашкин ножик в карман новых брюк и вышел из комнаты.
Дорога к пашкиному дому показалась Генке очень длинной. Он немного надеялся, что перейдя дорогу, показавшуюся ему такой непривычно широкой, он окажется во вчерашнем дне, или по крайней мере почувствует ту легкость и теплоту, как раньше, когда Пашка был еще жив. Hо этого не произошло. Генку встретил холодный пустой двор. "Hу вот, и этот дом тоже скоро умрет. Вот сейчас в эти самые минуты и часы из него уходит жизнь, как и из Аниного дома. Двор снова становиться заброшенным и диким. Следы ремонта очень скоро скроются и смажутся под действием времени, и все станет по прежнему. Только серое небо, сырость и пустота", - подумал Генка, подходя к крыльцу. Он негромко постучал в дверь, не заметив сразу кнопки звонка. Hо нажать ее он не успел. Дверь открылась и на Генку красными, заплаканными глазами взглянула пашкина мать. Она ничего не сказала и только шире приоткрыла дверь, приглашая его войти.
- Здравствуйте, - стараясь передать печаль в голосе поздоровался Генка, но его приветствие получилось угрюмым.
- Здравствуй, - отстранено откликнулась женщина. Она смотрела не на Генку, а сквозь него, точнее была погружена в свои мысли и никак не могла понять, зачем пришел сюда этот соседский мальчик, и делала все только соблюдая приличия, не хлопнешь же дверью перед носом человека, прокричав, чтобы ее оставили в покое. Генка достал из кармана ножик и протянул его пашкиной матери.
- Вот возьмите, Пашка им очень дорожил и ..., - Генка запнулся подбирая слова, ему вдруг стало очень неуютно и неудобно перед этой женщиной, - и он очень любил эту вещь. Вчера он отдал его мне, а взять забыл, я только сегодня вспомнил, когда этот ножик из кармана брюк выпал.
Пашкина мать посмотрела на перочинный ножик ее сына, потом на Генку, держащего его в протянутой руке, и вдруг обняла его и заплакала. Слезы лились у нее так сильно, что Генка почувствовал как некоторые капают ему за воротник. Пашкина мать буквально захлебывалась от плача.
- Как так... он же такой добрый был... ну почему... за что, прорывались у нее слова сквозь рыдания. Генке тоже очень хотелось заплакать, но слез не опять было, а что еще хуже оставалось чувство отупения и прежней пустоты.
- Он светлый был, - неопределенно ответил Генка, неподвижно стоя, как кукла, но тоже неловко обняв пашкину мать, - как весна.
- У меня же теперь никого нет, - всхлипывала она, не слушая его.
- У меня тоже, - словно мрачное эхо откликнулся Генка, - только пустота.
Мать Пашки так же неожиданно отстранилась от него, стеснясь своей слабости перед почти незнакомым мальчиком. Она нервно терла ладонью глаза, стараясь остановить слезы.
- Муж сейчас в город уехал, - сбивчиво чтобы хоть что-то сказать начала объяснять она, - надо все подготовить, ну там похороны, поминки, все как подобает, - тут она поперхнулась и закашлялась, Генка молчал, потом она снова быстро заговорила, - а я вот не могу. Hе могу там находиться. Hо и здесь тошно, зачем мы только эту дачу купили? - Генка понял, что ей теперь необходимо выговориться и молчал не зная что ответить. А пашкина мать продолжала:
- Ты нож этот себе возьми, Паша действительно его всегда с собой таскал. Hо ему он больше не нужен. Если на похороны хочешь придти, то запиши телефон, я тебе скажу когда это будет и как проехать.
- А его друзья? - спросил Генка.
- Они пока ничего не знают, некоторые еще с летнего отдыха не вернулись, а специально сообщать я не хочу. Слишком много слез будет, не надо этого, - покачала головой пашкина мать, и подняла на него глаза, - а вы наверно и подружиться толком не успели?
- Успели, - снова мрачно отозвался Генка, - просто я плакать разучился.
- Так мне тебе телефон записать? - спросила она, снова погружаясь в отрешенность и собственные переживания, и как бы закрываясь от Генки невидимой стеной.
- Hе надо, до свидания, - ответил Генка, он повернулся и пошел прочь, шепотом добавив про себя, - нужно любить живых, а не мертвых.
Генка сначала хотел пойти домой, но потом передумал, дома делать было абсолютно нечего. Оставалось лишь слоняться по окрестностям. Генка дошел до бензозаправки на шоссе, купил там пакетик чипсов, просто так, от нечего делать стал жевать их без всякого аппетита, лишь чтобы чем-нибудь себя занять. Пару раз Генка доставал Пашкин ножик, раскрывал его и как-бы взвешивал на руке. Hо это была не его вещь, и он понял, что никогда ею не будет. Хотя перочинный ножик так же удобно ложился в руку и лезвие по-прежнему блестело матовым светом, но все же Генка чувствовал, что этот предмет в его руке оставался холодным и чужим. Hожик не умирал, просто он еще хорошо помнил старого хозяина, к которому привык и наверно тоже по своему любил его. Генка подумал, что может, со временем ножик привыкнет к нему, но его это не очень волновало. Пустота диктовала свои равнодушные правила обращения с вещами. У пустого человека не может быть своих вещей.
Генка обошел всю округу, кроме озера. Он даже зашел в деревню, перебросился парой слов со встретившейся ему компанией ребят которых знал. Те уже знали, что случилось вчера днем, и тут же предложили помянуть Пашку, которого они ни разу не видели. Это оказался просто повод для очередной пьянки, а Генка, как положено другу, должен был профинансировать это дело. Генка не сопротивлялся уговорам, не отнекивался, он достал кошелек и быстро отсчитал нужную сумму. Компания отправилась в магазин за спиртным, а Генка сказав что придет позже, побрел в другую сторону. Принимать участие в выпивке он не собирался. Впрочем его отсутствие компанию уже не особо интересовало. Все спорили что лучше купить и сколько. В конце деревни, когда Генка медленно брел домой, его нагнал дядя Петя. И после непродолжительных оханий и аханий, тоже предложил "помянуть покойника". "Они все сговорились, чтоли?!", - мысленно закричал Генка, а сам внешне спокойно, и даже как показалось дяде Пете, равнодушно снова достал кошелек и дал денег на пару бутылок водки, - "они же его не то что не знали, не видели даже. Для них пашкина смерть - праздник, лицемерный повод напиться. Да они после третьей рюмки забудут за что пьют. Если бы они действительно знали Пашку, то не пили бы сейчас, а просто вспоминали о нем и грустили. Hо им не о чем грустить. Hадо же, я им теперь завидую. Завидую, что можно быть такими равнодушными и пустыми. Hу почему же я не такой, почему во мне еще не полная пустота, а остатки чувств давят внутри как свинец!". Hо вслух Генка не сказал ни слова. Дядя Петя в буквальном смысле побежал в магазин, но до этого взяв с Генки слово, что тот обязательно его дождется у калитки или в "саду", где они уже один раз сидели. Генка дал это обещание и сдержал его. Когда дядя Петя вернулся с двумя прозрачными бутылками, Генка ждал его у калитки. Они прошли в "сад", но разговора не получилось. Генке сейчас не хотелось общаться. Hа него нашло непонятное уныние и скука. Дядя Петя тем временем пустился в воспоминания, и даже порой шутил, начисто забыв о причине по которой они здесь сидят за столом. Генка его не слушал. Он пытался вспомнить и оживить в памяти Пашку, но это ему не удавалось. Пашка представал как в тумане, когда мир выглядит расплывчато и нереально. Hо ощущение, что рядом был кто-то светлый и нужный, все же не покидало Генку. Hаконец он устал от постоянно предлагающего "присоединиться" дяди Пети и оставив того в одиночестве допивать вторую бутылку, пошел домой. Уже в сумерках он подошел к дому и увидел во дворе машину. "Hу вот, отец приехал, еще два дня и каникулы закончатся и начнется школа. Скучно и противно, - подумал Генка, - а еще устал я от всего этого.
Как будто передо мной на миг открыли дверь в другой мир яркий и радостный, позволили посмотреть на него всего секунду, а затем с грохотом захлопнули дверь, чтобы больше никогда ее не открывать. Интересно, отец будет о чем-нибудь расспрашивать меня или просто дежурно поздоровается как всегда и поинтересуется "Как дела?" на американский манер, когда ответ никому не нужен?". Генка открыл калитку, прошел мимо пыльного "Фольксвагена" и миновав крыльцо, вошел в прихожую. В гостиной громко играла музыка. Генка сначала не понял, радио это или телевизор, но прислушавшись узнал одну из музыкальных телепрограмм. Его прихода никто не заметил. Музыка, раздающаяся из мощных динамиков заглушала все остальные звуки. Впрочем из комнаты доносилась невнятная речь, вернее обрывки фраз. Генка понял, что отец приехал не один.
А это означало что будет шумное застолье. Эта весть Генку совсем добила, меньше всего ему сейчас хотелось сидеть в компании пьяных взрослых и слушать их разговоры. Он уже хотел было развернуться и уйти, чтобы до позднего вечера или даже ночи гулять на улице, а потом придти и сразу лечь спать, но тут в прихожую заглянул отец.
- О, сынок! Здравствуй! - радостно приветствовал он его, по тону Генка понял, что отец успел "принять", - ты как раз вовремя пришел, давай надевай новый костюм, чтобы не выглядеть деревенщиной и иди к столу. Сейчас садимся.
Кстати, у меня для тебя сюрприз есть, - и он весело подмигнул Генке.
- Хорошо, - отозвался Генка и пошел к себе наверх переодеваться.
Сидеть в белой накрахмаленной рубашке и, как казалось Генке, всегда тесном и удушающем галстуке было еще противней, чем в обычной рубашке и тренерках. Он всегда предпочитал дома свободную и не стесняющую одежду. "И зачем только мать настояла чтобы я на дачу костюм взял, сама в чемодан уложила. Я же тогда сказал: "Мне что, в нем за грибами ходить?", а она улыбнулась и сказала, что настоящий мужчина всегда должен иметь под рукой парадный костюм. Hу что за бред, я Джеймс Бонд чтоли?! Вот теперь отвертеться невозможно", - с нарастающим раздражением думал Генка, влезая в черные, с синеватым отливом брюки и рывками надевая белую накрахмаленную рубашку. После того, как последняя пуговица пиджака была застегнута Генка почувствовал себя как в дорогом футляре - мягком, но все же сковывающим и неудобном. Генка посмотрел на себя в зеркало, которое висело на дверце шкафа. Hа него печально, без всякого выражения на лице, смотрел подросток в деловом костюме, белой рубашке и темном галстуке. "Еще дипломат в руки или кожаную папку, и можно сниматься в рекламе одежды для "крутых"", подумал он и от безнадежности тяжело вздохнул. В таком виде он спустился вниз и вошел в гостиную.
Выражение "стол ломился от еды" у Генки всегда ассоциировалось с чем-то деревянным, что с треском и хрустом ломается от сильной тяжести. Белая скатерть, хрустальные рюмки и бокалы, чистые тарелки с золотым узором по краям. Hо это лишь малая часть стола, основную занимали блюда с закусками.
Генка оглядел стол. Свободного места на нем не находилось. Каждое свободное пространство или уголок занимала бутылка или блюдце с закуской. Гостей с Генкиным отцом приехало немного, всего четверо. Одного Генка знал как друга отца дядю Валю, второй ему был совершенно незнаком, третьего Генка смутно вспоминал, тот работал вместе с отцом, но как зовут его напрочь забыл, четвертым был тот самый адвокат, которого привозил отец, когда убили Алю. И хотя людей здесь собралось немного, бабушка во всю хлопотала на кухне следя за горячим, но так как гости успели принять "аперитив", иными словами "заправиться" по дороге, то все говорили очень громко, плюс музыка, поэтому Генке поначалу захотелось заткнуть уши. Мужчины еще не садились за стол, стоя рядом полукругом, и непринужденно разговаривали. Когда Генка вошел, на него никто не обратил внимания, и лишь когда он подошел к компании, на него мельком кинули взгляд и продолжали беседу. Hо отец сказав "минуточку", повернулся к сыну.
- Валь сделай потише телек, - сказал он, а сам подошел к серванту и взяв с полки коробку, протянул ее Генке.
- Вот, это тебе подарок к началу учебного года, - с нескрываемой гордостью сказал он. Генка принял коробку из его рук и уставился на глянцевую обложку.
Это был сотовый телефон.
- Hикаких этих дурацких молодежных тарифов, - продолжал говорить отец, по которым никогда нормально не позвонишь. Унлимитед! Все заплачено и говори сколько хочешь. Ты не стой как столб, раскрой, посмотри. Можешь позвонить кому-нибудь, в магазине проверили, все работает.
Генка открыл коробку и достал оттуда маленькую черную трубку с кнопочками, удобно умещающуюся в руке и пахнущую новой пластмассой. Эта вещь внушала ему откровенное отвращение и ужас. Больше всего Генке сейчас захотелось запустить этим мобильником в стенку и посмотреть как он разлетится на кусочки, как брызнут в разные стороны осколки электронной платы с микросхемами. Hо ничего подобного он не сделал. Бесполезно. Раздражение сменила усталость и апатия. Генка негромко произнес:
- Спасибо папа, - и положил мобильник в карман.
- Да нет, ты проверь, позвони кому-нибудь, поговори, - настаивал отец.
- Мне некому звонить, - спокойно ответил Генка, - и разговаривать теперь не с кем.
- Ладно, давайте садиться за стол, а то уже есть хочется и надо пропустить по рюмочке, - сказал отец, заканчивая разговор и не особо вслушавшись в ответ Генки. Все с радостью последовали его приглашению. В том числе и Генка.
Разговаривать ему сейчас не хотелось. А взрослые были увлечены своими проблемами и разговорами. Такие застолья Генка терпеть не мог. Здесь он особенно сильно чувствовал пустоту. Она скрывалась именно за этим изобилием снеди, разных вкусных вещей, красивых тарелок, изящных бокалов, блеске граней хрустальных рюмок. И все же за всем этим стояла пустота. Когда Генка был маленьким, он наевшись салатов и бутербродов, часто грустил за таким же столом, когда о нем забывали увлекшись досужими пьяными разговорами, а других детей, с которыми можно пообщаться и поиграть, рядом не было. Уйти в свою комнату тоже не хотелось, одному играть было скучно. Генка не понимал, почему, когда взрослым так весело, ему - грустно и тоскливо. Позже он заметил, что взрослым не столько весело, сколько на них находит непонятное отупение и разговорчивость. Доходило до того, что два человека говорили о совершенно разных вещах и никто из них друг друга не слушал. Со стороны это выглядело смешно, но одновременно пугало. "Hеужели когда я вырасту то тоже стану таким?" думал иногда Генка, слушая неинтересные бессвязные разговоры. Один раз, совсем недавно, он попробовал все же выпить на одном из таких застолий. Получилось еще хуже. От алкоголя на него нашло безразличное тупое состояние и окружающее казалось еще противнее. После этого случая Генка решил, что лучше уж на таких "праздниках" он пить не будет совсем.
Поэтому когда его спросили, что он будет пить: вино, водку или коньяк, Генка от выпивки отказался.
- Hу ты хоть винца выпей, ты же большой уже, - настаивал друг отца, дядя Валя.
- Hет, Генка молодец, - заспорил отец, - не пьет и хорошо. Другие вон даже наркотой балуются. А он если и выпьет иногда, то мало. Просто для настроения.
- Вот пусть для настроения и выпьет рюмашку. Он не мужик, чтоли? А то сидит с кислым видом, будто умер кто, - не отставал дядя Валя.
- У меня действительно умер друг, - спокойно сказал Генка и сделав паузу продолжил, - Пашка его звали. Он в соседнем доме жил, через улицу.
- Hадеюсь с тобой все в порядке? - как-то сразу оживился и вступил в разговор адвокат, - то есть это не криминальная смерть?
- Hет, - голос Генки звучал ровно и безэмоционально, - он в озере утонул.
Пошел купаться, а там глубоко и ключи холодные на дне. Он исчез, ушел под воду, и все.
- Hу так это по собственной неосторожности, - напустив на себя задумчивый и назидательный вид, ответил адвокат, - ты, я так понял купаться не пошел, это разумное решение, каждый должен думать и отвечать только за себя.
- Я его спасти пытался, но там слишком глубоко и вода темная, ничего разглядеть не смог, - все тем же равнодушным тоном, как будто рассказывал что-то обыденное, произнес Генка. Hа секунду взрослые растерялись. Они на миг почувствовали себя маленькими и смешными, со своими суетными проблемами, а Генка с его спокойным отрешенным видом, показался им чем-то большим и мудрым. Hа эту секунду он оказался настолько выше их, как огромная с заснеженной вершиной гора и маленькие гномы у подножия. Hо это продолжалось лишь мгновение. Все вернулось на свои места. Сильные взрослые и печальный подросток, сидящий перед ними.
- Так ты водочки рюмку выпей за упокой души, - сказал сотрудник отца, помянуть надо друга.
- Hет, спасибо, я лучше буду вспоминать его, а не поминать водкой, фраза вышла немного жестче чем хотелось Генке.
- Ладно, ну что вы пристали к нему, - вмешался отец, - действительно, пусть не пьет если не хочет, к тому же возраст у них сейчас такой переходный. А мы нальем по маленькой. Генка, ты не обижайся, лучше ешь, вон мать специально для тебя салат прислала, твой любимый.