Бэлоу Мэри. Искусная в любви

   Виола вспомнила, что он произнес похожие слова, когда впервые попал в «Сосновый бор» и отправился на поиски гостиной. Казалось, это было в какой-то далекой жизни.
   Гостиная, в которой они очутились, была со вкусом обставлена и убрана в изысканных тонах серого и лилового, словно цветы лаванды. Это была очень женская комната, хотя в ней не хватало тепла. Очень приятное для любовницы место, где можно развлекать своего хозяина, решила Виола, осматриваясь вокруг наметанным взглядом, прежде чем отправиться в спальню.
   Следующая комната была менее симпатичной, но более уютной. Около камина стояли удобные кресла, там же находился маленький, но элегантный письменный столик со стулом перед ним. Здесь же стояли полки с книгами и фортепьяно. Перед одним из кресел стояли пустые пяльцы, а к стене был прислонен мольберт.
   Любовницы герцога Трешема – или по крайней мере одна из них – сохранили свои привязанности. У комнаты был такой вид, словно в ней жили долго и, возможно, даже счастливо. Может, в конце концов, быть любовницей действительно предпочтительнее той, жизни, которую она вела четыре года. Возможно, так появляется перспектива каких-то отношений. Но кем бы ни была та бедная женщина, познавшая счастье с герцогом Трешемом, сейчас она уже покинула это место. Он женился на герцогине.
   – Мне нравится эта комната, – заметила Виола, – кто-то создал здесь уютный дом.
   Фердинанд тоже пристально рассматривал предмет за предметом, слегка нахмурив брови. Но он не высказал никаких замечаний вслух. Он провел Виолу в столовую, затем наверх.
   Вид спальни крайне удивил ее. Хотя она была обильно убрана в бархат и атлас, а на полу лежал толстый ковер, она не выглядела типичным любовным гнездышком. Большинству мужчин нравился красный цвет как фон для их чувственных наслаждений. Спальня Лилиан Тэлбот была выдержана в красных тонах. В этой же преобладали разнообразные оттенки зеленого мха, кремовые и золотистые тона.
   В этой комнате чувствуешь себя скорее любимой, нежели любовницей. Виола обрадовалась, что именно здесь проведет свои последние часы с лордом Фердинандом. Она не будет его любовницей, потому что не хочет, чтобы он платил ей, но ей будет приятно, если вся обстановка поможет ей видеть его любовником, а не клиентом.
   Дверь, ведущая, должно быть, в гардеробную, слегка приоткрытая, когда они вошли в спальню, была плотно закрыта с другой стороны. Виола обернулась, чтобы взглянуть на лорда Фердинанда. Он стоял в дверном проеме, заложив руки за спину и слегка расставив длинные ноги. Он выглядел красивым, могучим и слегка опасным – и явно смущенным. Конечно, она поняла, что все это было внове для него.
   – Это подойдет, пока я не подыщу что-нибудь другое?
   – Да, конечно.
   Он избегал встречаться с ней глазами.
   – Вы, должно быть, очень устали, – предположил он.
   – Весьма.
   – Тогда я вас покидаю, – сообщил Фердинанд. – Я вернусь завтра, чтобы посмотреть, как вы устроились. Осмелюсь пообещать, что остальные ваши вещи из «Соснового бора» прибудут в ближайшие несколько дней. Вчера я отправил туда записку.
   Он собирался оставить ее из уважения к ее усталости после двух дней пути. Виола не ожидала этого. Как все просто. Может быть, сегодня она видит его в последний раз, прежде чем придет черед обдумать свое положение.
   Но она не желала проводить надвигавшуюся ночь в одиночестве. Все произошло слишком быстро. У нее не было возможности закалить свою волю и свыкнуться со своим положением. Возможно, завтра она подготовится к этому, но сегодня ночью…
   Она пересекла комнату и коснулась кончиками пальцев его груди. Фердинанд не пошевелился, когда она улыбнулась ему и выгнула тело так, что коснулась его своими бедрами.
   – Я действительно устала, – сказала она, – и готова лечь в постель, а вы?
   Его лицо вспыхнуло.
   – Не делайте этого, – сказал он хмурясь, – не делайте этого, слышите? Если бы я захотел провести время с чертовой шлюхой, я пошел бы в бордель. Я не хочу Лилиан Тэлбот. Я хочу вас. Я хочу Виолу Торнхилл.
   Она совершенно бессознательно украсила свое другое "я", поняла Виола, отчаянно стремясь оградить себя от боли.
   Как странно, подумала она, даже пугающе странно, что Лилиан Тэлбот отталкивала его, и именно Виола Торнхилл манила к близости. Именно Виолу он хотел видеть своей любовницей. Она отошла от него. Без привычной маски Виола чувствовала себя беззащитной.
   – Давайте по крайней мере будем честны друг с другом, – предложил Фердинанд. – Разве обязательно между нами должны быть искусственные трюки и какие-то игры только потому, что мы хотим быть вместе? Полагаю, было до обидного очевидно, что вы моя первая женщина. Тогда дайте же мне возможность быть первым мужчиной Виолы Торнхилл. Давайте создадим в наших взаимоотношениях душевный комфорт, помимо удовольствия. А может быть, даже дружбу. Как вы полагаете, это возможно?
   Но Виола только покачала головой, а непролитые слезы комом встали у нее в горле.
   – Не знаю, – прошептала она.
   – Меня не интересует Лилиан Тэлбот, – повторил Фердинанд. – Она только заставит меня постоянно чувствовать свою неловкость. Я хочу только вас и никого больше, хотите верьте, хотите нет.
   Настало время открыть правду, время сказать ему, что раньше в карете она обманула его, вынудив согласиться на окончание взаимоотношений без предварительного уведомления. Сообщить, что она намеревалась воспользоваться свободой уже на следующее утро.
   Виола снова приникла к нему и спрятала лицо у него на груди.
   – Ах, Фердинанд… – Вот и все, что она смогла вымолвить.

Глава 17

   Он попал в затруднительное положение. Инстинкт подсказывал ему выбраться из воды, так чтобы можно было встать на берегу и рассматривать ситуацию с безопасного расстояния. Если бы он вернулся в свои апартаменты в Лондоне, он смог бы разобраться во всем, что с ним происходит. Еще не поздно. Он мог бы переодеться и пойти в клуб для джентльменов, например, в «Уайте», встретить там друзей, узнать, какие развлечения предоставляет Лондон на этот вечер, и посетить одно или два. Жизнь вновь станет знакомой и уютной.
   Неужели все мужчины поначалу испытывали такие чувства к своим любовницам? Их души стремились к единению, уюту, миру? К любви? Многие ли мужчины так страдают от иллюзии, что женщина – их другая половина?
   Он действительно был наивен, если испытывал подобные чувства. Но Фердинанд твердо знал, что все случившееся между ним и Виолой несколько вечеров назад на берегу реки в «Сосновом бору» только подтвердило все, что он знал о себе большую часть жизни. Он скорее останется холостым на всю жизнь, чем будет просто совокупляться.
   Он обнял Виолу и поцеловал в губы, когда она подняла лицо ему навстречу.
   – Вы хотите, чтобы я остался? – спросил он и тут же приложил палец к ее губам. – Вы должны быть честны. Я никогда не заставлю вас лечь со мной в постель, если вы этого не захотите.
   Ее губы изогнулись под его предостерегающим пальцем.
   – А что, если я никогда этого не захочу?
   – Тогда мне придется искать другой выход, – сказал он, – но вы больше не вернетесь к своей прежней жизни.
   Я этого не допущу.
   Ее улыбка могла принадлежать только Виоле, а не другой женщине, что он с радостью и отметил. И в ней был оттенок грусти.
   – А вам самому есть что сказать по этому поводу?
   – Конечно, есть, – отозвался он. – Вы – моя женщина.
   Не любовница – женщина. Фердинанд говорил, не обдумывая своих слов, но знал, что говорит правду. Он принял ответственность за нее. У него не было никаких официальных обязательств перед ней и никакого права требовать от нее послушания. Тем не менее она была его женщиной.
   – Останьтесь со мной, – взмолилась Виола. – Я не хочу быть одна сегодня ночью. И я хочу вас.
   Он почти сказал ей, что она может доверять ему. Хотя большую часть своей жизни Фердинанд не доверял никому, кроме себя, зная, что даже ближайшие и дорогие ему люди могли предать его, превратить твердую почву под ногами в зыбучие пески. Он доверял только себе и ни разу в жизни не сделал того, что счел бы позорным и бесчестным. Виола тоже могла доверять ему. Но как он мог выразить все словами и не показаться глупым, хвастливым мальчишкой? Он должен убедить ее, вот и все. Только время ему поможет.
   Между тем Виола сказала, что хочет его. И, Бог свидетель, он тоже хотел ее. Весь день Фердинанд ощущал ее в крови словно лихорадку. Как и вчера, когда он помчался вдогонку за ней.
   Он заключил ее в объятия и жадно поцеловал. Виола обняла его и так же горячо поцеловала в ответ. Неожиданно Фердинанд вспомнил, что еще полчаса назад она сидела в его карете.
   – Идите в гардеробную и чувствуйте себя как дома, – сказал он. – Возвращайтесь минут через десять.
   Она улыбнулась ему.
   – Спасибо.
   Когда пятнадцать минут спустя она вернулась, Фердинанд сидел на краю постели, откинув покрывало. Он разделся до бриджей для верховой езды. На ней была ночная рубашка, возможно, та самая, в которую она была одета в ту ночь, когда он разбил вазу. Рубашка была белая и укрывала ее от шеи до запястий и щиколоток. Ее волосы были распущены и расчесаны, и блестели, словно медь. Они спускались ниже спины. Даже если бы она вышла к нему нагой, она не была бы более желанной. Или если бы одна-единственная свеча освещала красное убранство комнаты, которое Фердинанд ожидал найти в этой спальне.
   Виола подошла к нему, и он расставил ноги и протянул руки ей навстречу, так чтобы она могла подойти к самому краю кровати и коснуться его. Он взял ее руками за узкую талию и уткнулся лицом в ложбинку между ее грудей. Ночная рубашка пахла свежестью. И она тоже.
   Самым возбуждающим запахом, как он сейчас обнаружил, был аромат мыла и женщины. Ее пальцы легко касались его густых волос.
   – Хотите, чтобы я разделась? – спросила она. – Я не знала, как лучше.
   – Нет. – Фердинанд поднялся на ноги и стащил покрывало. – Ложитесь, дайте мне разглядеть вас, прежде чем погасить свечу.
   – Вы хотите задуть свечу? – спросила Виола, когда вытянулась на постели и разгладила рубашку на коленях.
   – Да.
   Дело было не в том, что он не хотел ее видеть. И не в том, что он смущался собственной наготы. Ведь они уже были обнаженными две ночи назад в лунном свете. Фердинанд и сам не знал, зачем ему понадобилась темнота. Или почему он не хотел, чтобы она сняла свою рубашку. Возможно, в темноте легче фантазировать – создать иллюзию, что они не мужчина и любовница, занимающиеся любовью ради его удовольствия, а супружеская пара, которая находит тепло и комфорт в телах друг друга в постели, где они спят рядом.
   Он задул свечу, снял бриджи и устроился рядом с ней.
   Фердинанд подложил ей руку под голову, Виола повернулась к нему, и их губы сомкнулись.
   – Люби меня, Фердинанд, – попросила она, – как две ночи назад. Пожалуйста! Никто никогда не любил меня.
   Только ты. Ты был первым.
   Его руки изучали теплые изгибы ее тела поверх рубашки.
   – Я не знаю, как доставить тебе удовольствие, – признался он. – Но я научусь, если ты будешь терпелива со мной.
   Больше всего на свете мне хочется сделать тебе приятное.
   – Ты доставил мне удовольствие, – сказала она. – Большее, чем кто-нибудь или что-нибудь. Ты доставляешь мне радость и сейчас. Ты приятен мне, мне нравится твой запах.
   Он засмеялся. Фердинанд вымылся после дороги, но у него с собой не было привычной туалетной воды. Он понял, что она ничего не имеет против его неопытности. Возможно, это притягивало Виолу Торнхилл больше, чем опытность.
   Фердинанд занимался любовью именно с Виолой Торнхилл, почему-то он воспринимал ее как девственницу. Он чувствовал себя очень способным и встревоженным. Но Фердинанд отбросил это последнее ощущение. Он мог обеспечить ей безопасность только как ее любовник.
   Виола не имела ничего против его неопытности, поэтому Фердинанд расслабился и тоже позабыл о ней. Он изучал ее пальцами, познавая каждый изгиб тела своей женщины, в то время как желание горячило его кровь, вызывало сладостные судороги в паху и превратило в камень его оружие. Он открыл места – некоторые казались совершенно неожиданными, – прикосновение к которым вызывало у Виолы нежное мурлыканье от удовольствия и медленные вздохи, подтверждавшие ее желание. Он начал познавать ее.
   Затем Фердинанд просунул руку под рубашку и начал двигаться вверх по гладкой коже ее стройных ног к груди.
   Ее тело было горячим и влажным. Она раздвинула бедра, и ее руки замерли на его теле, пока его пальцы продолжали исследовать ее, изучать каждую складочку. Когда ее внутренние мускулы сжались вокруг его пальцев, Фердинанд испытал почти невыносимое возбуждение.
   И вдруг подушечка его большого пальца, движимая каким-то инстинктом, нашла местечко у входа в ее самое интимное место и легко потерла его, Фердинанд тут же понял, что, возможно, обнаружил точку, дающую наивысшее наслаждение. Виола задрожала, ее руки сжали его плечи, и она достигла пика.
   Когда все кончилось, Фердинанд тихо засмеялся.
   – Неужели я так хорош? – спросил он.
   Виола засмеялась вместе с ним, ее голос слегка дрожал и прерывался.
   – Должно быть, так, – сказала она. – Что ты сделал?
   – Это мой секрет, – пошутил он. – Я обнаружил у себя скрытые таланты. Я прирожденный любовник, ты согласна?
   Они оба рассмеялись. Фердинанд приподнялся на локте и склонился над Виолой. Они не задернули шторы на окнах, и в темноте он смутно видел на подушке ее лицо в ореоле волос.
   – И ужасно скромный.
   – Согласен, ужасный, это точно. – Он потерся носом о ее нос.
   – Надеюсь, на этом все не закончится, – прошептала она.
   Он добродушно рассмеялся.
   – Дай мне минуту, – попросил он, – и я докажу тебе, что всегда говорю только правду.
   Фердинанд не стащил до конца ее ночную рубашку.
   Фантазии казались более заманчивыми, чем нагота. Он подвинулся и устроился меж ее бедер.
   – Что ж, покажи, на что ты способен, – сказала она, – а я буду судить. Думаю, ты просто хвастаешься.
   Фердинанд проник в ее лоно жестко и глубоко и подавил желание тут же завершить акт. На этот раз он знал, чего ожидать, и выдержка далась ему немного легче. Он хотел выждать, хотел дать ей время получить наслаждение вместе с ним.
   – Нет, – сказала Виола, и ее голос прозвучал поразительно спокойно, – ты не хвастался.
   Распутница. Шлюха. Колдунья. Женщина.
   Он приподнялся на локтях и усмехнулся ей.
   – Пять минут? – спросил он. – Или десять? Как ты думаешь, на что я способен?
   – Я не заключаю пари, когда у меня нет надежды выиграть, – призналась она. – На что ты способен? Подожди, дай подумать. Полагаю, на сумму этих чисел – на пятнадцать. – И она снова засмеялась.
   Фердинанд начал двигаться в ней, перенеся на нее большую часть своего веса, лаская ее медленными ритмичными движениями, наслаждаясь ее ароматом, звуками их соединения, осознанием того, что она испытывает те же непередаваемо приятные ощущения, что и он, что они испытывают их вместе.
   Вместе! Это был ключ ко всему процессу. Они были одним целым. Тела, объединенные в глубоко интимном, бесконечно приятном танце. И не только их тела. Не просто любой мужчина с любой женщиной.
   – Виола, – прошептал он ей на ухо.
   – Да…
   Они поцеловались, не прерывая любовного ритма. Но Виола знала, знала наверняка, о чем он сказал ей, произнеся одно лишь имя. Неизвестно сколько времени спустя она тоже назвала его по имени.
   – Фердинанд…
   – Да.
   Они снова поцеловались, а потом он зарылся лицом в ее шелковистые ароматные волосы и ускорил и углубил свои движения, пока не почувствовал, как у нее напрягся каждый мускул и она становится все ближе к нему, ближе и ближе, и вдруг…
   Это случилось с ними обоими. Он не прислушивался специально, но знал, что она закричала, так же как и он. У него не было опыта, но инстинкт подсказал ему, что то, что они испытали вместе и одновременно, было чем-то редким и драгоценным. Они познали рай вместе.
   Его друзья отвезут его в психиатрическую больницу и оставят там навечно, если он когда-нибудь начнет болтать при них об этих божественных моментах, подумал Фердинанд. Разговоры его друзей о женщинах всегда были приземленными и даже грязными.
   Он опустил ее рубашку и прижал Виолу к себе словно ребенка.
   – Спасибо, – сказал он и поцеловал ее в макушку.

* * *

   Ночь была подобна сладкой агонии. После занятий любовью они проголодались и, одевшись, спустились вниз к холодному ужину, который Фердинанд заказал заранее. Когда они закончили трапезу и немного поболтали, наступила ночь. Виола ожидала, что Фердинанд отправится домой.
   Но он спросил, протянув руку через маленький круглый стол, хочет ли она, чтобы он остался, и она ответила – да.
   Они спали вместе. Они также дважды занимались любовью – вернувшись в кровать после ужина и перед тем, как встать утром. Но именно сон – вдвоем, рядом – оказался самым восхитительным ощущением. Виола спала урывками и каждый раз, проснувшись, осознавала, что Фердинанд рядом – иногда отвернувшись от нее, чаще обнимая ее во сне. Просто быть вместе, казалось, создавало большую близость, чем интимные отношения. И было более соблазнительным.
   Когда они сели завтракать, у нее разболелась голова.
   На нем была вчерашняя одежда, и Фердинанд выглядел не так безупречно, как обычно. Его волосы были взлохмачены, хотя он причесал их. Он был небрит, но казался неотразимым.
   – У меня на сегодня намечено несколько дел, – сказал он, – прежде всего – зайти домой и переодеться. – Он усмехнулся и провел рукой по щеке. – И избавиться от бороды. Однако вполне возможно, что я появлюсь здесь во второй половине дня. Нам нужно обсудить вопрос о твоем жалованье, затем мы забудем об этом и никогда больше не станем возвращаться к этому вопросу. Я нахожу эту часть нашего договора несколько безвкусной, ты не согласна?
   – Но очень существенной. – Она улыбнулась, стараясь глазами запомнить его таким – присущую ему неугомонную мальчишескую манеру, лукавую улыбку, показавшуюся ей поначалу распутной, уверенный вид с оттенком бессознательного высокомерия, что шло от его происхождения и воспитания, намек на готовность всегда идти на риск, что спасало его от того, что могло показаться мягкотелостью.
   – Думаю, Джейн пригласит меня сегодня на обед, – сообщил он. – Я обещал зайти к ним на днях, чтобы посмотреть на детей – вчера вечером они уже спали. Если же не Джейн, то меня пригласит Энджи – леди Хейуорд, моя сестра. Она быстро выкурит меня из норы, узнав, что я вернулся в город.
   Виола заставила себя улыбаться. У него была семья, которую он любил больше, чем ему это казалось. По его голосу она поняла, что он с нетерпением ждет встречи с родными. Пропасть между ними была огромной, непреодолимой. Как его любовница она всегда будет находиться на теневой стороне его жизни, выполняя низменную, но необходимую работу. Пусть это будет продолжаться не более нескольких недель или месяцев, пока он не устанет от нее. Его же семья останется с ним на всю жизнь.
   Эти мысли укрепили се решение.
   – Однако я не задержусь там допоздна. – Фердинанд потянулся через стол, как вчера вечером, и взял ее руку в теплую ладонь. – Я не поддамся на их уговоры отправиться на бал или в театр, запланированные на сегодняшний вечер. Я вернусь сюда сразу после обеда. – Он сжал ее пальцы. – Мне кажется, я не дождусь этого момента.
   – Я тоже, – улыбнулась она в ответ.
   – Правда, Виола? – Его темные глаза не отрываясь вглядывались в нее. – Это и правда не только работа для тебя? Ты действительно…
   – Фердинанд. – Виола поднесла к щеке их сплетенные руки. Его неуверенность и уязвимость, находящиеся в таком контрасте с образом, который он показывал миру, разрывали ей сердце. – Ты не можешь верить этому, особенно после сегодняшней ночи. Пожалуйста, не верь, никогда не верь.
   – Нет, – засмеялся он, – я не поверю. Однако мне не нравится наш уговор. Виола, и я прямо говорю тебе об этом. Ты должна вернуться в деревню – мисс Торнхилл из «Соснового бора». Или стать моей женой – леди Фердинанд Дадли. Ты должна стать моей. Меня не заботит, что у тебя нет отца или что ты делала то, что делала, чтобы не умереть с голоду. И мне безразлично, что скажут люди.
   Такой уж я человек, что от меня только и ждут, что я ввяжусь в какие-нибудь неприятности.
   – Женитьбу на мне вряд ли можно назвать неприятностью, – грустно сказала Виола.
   – Давай сделаем это, – настойчиво попросил он. – Давай просто сделаем это. Я куплю специальную лицензию и…
   – Нет! – Она повернула голову, чтобы поцеловать наружную сторону его руки, прежде чем отпустить ее, и поднялась на ноги. – Но это именно то, что сделали Трешем и Джейн, – быстро проговорил Фердинанд, тоже вставая из-за стола. – Как-то раз утром они просто взяли и поженились, пока мы с Энджи изобретали всевозможные способы побудить его сделать ей предложение. Он объявил об их свадьбе во время бала того же дня. Думаю, они ни разу не пожалели об этом. И, кажется, очень счастливы.
   Стать женой Фердинанда, вернуться в «Сосновый бор» вместе с ним…
   – С нами этого не произойдет, дорогой, – мягко сказала Виола и вздрогнула, поняв, что произнесла ласковое слово вслух. – Тебе пора отправляться, у тебя много дел.
   – Да. – Он взял ее за обе руки и поочередно поднес их к губам. – Мне бы хотелось, чтобы я встретил тебя шесть-семь лет назад, Виола. До того.., да, до того. Чем ты тогда занималась?
   – Возможно, подавала кофе в гостинице у своего дяди, – сказала она. – А ты находился среди пыльных книг в библиотеке где-нибудь в Оксфорде, изучая латинские склонения. А теперь ступай.
   – Тогда договорим позже. – Фердинанд все еще держал ее за руки. Затем нагнулся и коснулся губами ее губ. – Я могу пристраститься к тебе. Прими это как предупреждение. – Он улыбнулся ей, прежде чем повернуться и выйти из комнаты.
   Вполне уместно, подумала Виола, что ее прощальный взгляд запечатлел его таким, каким он был при первой встрече. Фердинанд улыбался как сейчас, когда их глаза встретились там, на зеленой лужайке после соревнования по бегу в мешках.
   Тогда он был красивым дерзким незнакомцем.
   Теперь – любовью всего ее сердца.
   Она продолжала стоять у обеденного стола, пока не услышала, как открылась и закрылась за ним входная дверь.
   Виола зажмурилась и крепко сжала спинку своего стула.
   Затем она глубоко вздохнула и отправилась на поиски Ханны.

Глава 18

   Утро было в самом разгаре, когда Фердинанд отправился в контору Селби и Брэтуэйта. К счастью, Селби освободился через пять минут после того, как он появился там.
   – А, милорд. – Адвокат встретил его у двери своего офиса и тепло пожал ему руку. – Вернулись в Лондон до конца сезона? Надеюсь, «Сосновый бор» вам понравился.
   Я слышал от его милости о некоторых неприятностях, с которыми вы столкнулись, приехав туда. Но, надеюсь, все благополучно разрешилось. Присаживайтесь и расскажите мне, чем я могу быть вам полезен.
   Мэтью Селби, средних лет, радушный, с густыми вьющимися волосами, представлял собой типичный образ прямого уважаемого отца семейства. Он также был одним из лучших адвокатов в Лондоне.
   – Вы должны, – сообщил Фердинанд, – передать владение «Сосновым бором» мисс Висгле Торнхилл. Я хочу, чтобы это было юридически оформлено в письменной форме и чтобы больше никогда не было споров по поводу этой собственности.
   – Это та самая леди, которая жила в имении, когда вы появились, – сказал адвокат, нахмурясь. – Его светлость упомянул ее имя. У нее нет законных прав на имение, милорд.
   Хотя его светлость настаивал на том, чтобы лично посетить компанию «Вестингхаус и сыновья», я провел собственное расследование, поскольку вы мой постоянный клиент.
   – Будь у нее законные права, зачем мне приходить к вам? – сказал Фердинанд. – Подготовьте необходимые бумаги, и я подпишу их. Я хочу сделать это сегодня же.
   Селби снял очки, которые обычно сидели на середине его носа, и посмотрел на Фердинанда с отеческой озабоченностью, словно тот был мальчиком, неспособным самостоятельно принять правильное решение.
   – При всем моем уважении к вам, могу ли я предложить вам обсудить это дело с герцогом Трешемом, прежде чем принять скоропалительное решение?
   Фердинанд буквально пригвоздил его взглядом.
   – У Трешема есть какие-либо претензии на «Сосновый бор»? – спросил он. – Или он мой опекун?
   – Извините, милорд, – сказал Селби. – Я просто подумал, что он может помочь вам найти правильное решение.
   – Так вы согласны, что «Сосновый бор» – мой? – продолжил допрос Фердинанд. – Вы только что заявили об этом. Вы провели расследование и обнаружили, что на этот счет нет никаких сомнений.
   – Никаких, милорд. Но…
   – Раз «Сосновый бор» мой, я могу отдать его, – заявил Фердинанд, – мисс Виоле Торнхилл. Я хочу, чтобы вы подготовили для меня нужные бумаги, Селби. Я должен быть уверен, что все сделано по закону. Я не хочу, чтобы кто-то еще прискакал в «Сосновый бор» через пару лет и заявил, что он выиграл эту проклятую собственность в карты и намерен вышвырнуть ее на улицу. Итак, вы сможете сделать это для меня или мне обратиться к кому-нибудь еще?
   Селби посмотрел на него через стол с легким упреком и снова водрузил на нос очки.
   – Я могу сделать это, милорд, – сказал он.