Страница:
Миссис Уайлдинг отошла назад, прижимая к губам носовой платок. Мария приникла к ее свободной руке. Клер, бодро улыбаясь, махала Виоле рукой. Виола сидела у окна и улыбалась в ответ. Как тяжело было прощаться! Она попыталась уговорить их не уходить из «Белой лошади» и не провожать ее и Ханну до дилижанса, но они настояли на своем.
Конечно, она снова увидит их, возможно, даже очень скоро. Ее мать непреклонно заявила, что ее дом там, где живет ее брат, и она останется с ним. Но она согласилась посетить «Сосновый бор» уже в этом году. Она также сказала, что Клер и Мария могут погостить подольше, если пожелают. Может быть, и Бен захочет провести там часть своих летних каникул.
И все же момент расставания был тяжелым и грустным.
Она покидала Лондон навсегда. Она никогда больше не увидит Фердинанда. Он прислал ей те бесценные бумаги сегодня утром, но не счел нужным принести их лично.
И сопроводительную записку Фердинанд подписал просто:
«Ф. Дадли».
Виола не получила никаких известий от герцога Трешема, но это не имело значения. Если он уже заплатил Дэниелу Кирби, она вернет ему этот долг.
Она направляется домой, напомнила себе Виола, когда стражник еще раз оглушительно протрубил, требуя тех, кто окажется на дороге, пропустить дилижанс. Она была счастлива в «Сосновом бору» и будет счастлива вновь. Скоро воспоминания рассеются, и она снова исцелится. Все, что ей требовалось, – это терпение и время.
Но пока воспоминания были свежи и причиняли боль.
Почему он не пришел? Виола не хотела, чтобы он приходил, но все же почему он этого не сделал? Почему он прислал эти бумаги со слугой?
Фердинанд…
Дилижанс покачнулся и начал двигаться. Цоканье лошадиных копыт заглушало все другие звуки. Мама плакала, плакала и Мария. Но они в то же время улыбались и махали руками. Виола решительно улыбнулась и помахала им в ответ. Как только дилижанс выедет на улицу и родные исчезнут из виду, ей будет легче.
Но именно тогда, когда она ожидала, что экипаж начнет поворачивать, он дернулся и внезапно остановился. Со стороны улицы доносились крики, и там, видимо, царило необычное оживление.
– Спаси нас. Боже, – сказала Ханна, сидящая позади Виолы. – Что стряслось на этот раз?
Человек, сидевший напротив них, лицом к лошадям, прижался к окошку и выглянул на улицу.
– Напротив выезда – лошади и экипаж, – сообщил он своим спутникам. – Тот кучер попадет в беду. Он что, оглох?
Может быть, это и к лучшему, подумала Виола, заметив, что ее семья смотрит не на нее, а на виновника затора.
.Даже стены и окна дилижанса не смогли заглушить красочную ругань, которой кучер, стражник и несколько стоящих пассажиров встретили безответственного человека, который загородил своим экипажем въезд в гостиничный двор, несмотря на предупреждающий звук горна.
Затем послышался веселый смех и до боли знакомый голос.
– Подожди, – весело произнес он, – ты еще не исчерпал весь свой запас ругательств? У меня дело к одному из твоих пассажиров.
Прежде чем Виола успела испытать шок, дверца дилижанса распахнулась.
– У нас нет времени, – сказал лорд Фердинанд Дадли, заглядывая внутрь экипажа и протягивая ей руку в перчатке, – пойдемте, Виола.
Еще минуту назад ее сердце готово было разорваться из-за того, что она никогда больше его не увидит. Сейчас же Виола кипела от гнева. Как он осмелился?
– Что вы здесь делаете? – спросила она. – Как вы узнали, что…
– Сначала я отправился в гостиницу «Белая лошадь», – усмехнулся он. – Я нагнал страху на половину населения Лондона, когда мчался в коляске по улицам. Выходите, Виола.
Она крепко сжала руки, лежащие на коленях, и пристально посмотрела на него.
– Я уезжаю домой, – сообщила она. – Вы задерживаете дилижанс и выставляете нас обоих на посмешище. Пожалуйста, закройте дверцу, милорд.
Если кучер до сих пор не обругал всю Вселенную непотребными словами, он наверняка делал это сейчас. Выражали возмущение и остальные пассажиры. Спокойными оставались лишь сидевшие рядом с Виолой, все их внимание было сосредоточено на развертывающейся перед их глазами сцене.
– Не уезжайте, – попросил он, – по крайней мере не сейчас. Нам нужно поговорить.
Виола отрицательно покачала головой, а одна из пассажирок сообщила остальным испуганным шепотом, что остановивший их джентльмен – лорд.
– Нам не о чем больше разговаривать, – заявила Виола, – пожалуйста, уходите. Все ужасно рассержены.
– Ну и пусть, – ответил он, – спускайтесь и побеседуйте со мной.
– Отправляйтесь с ним, душенька, – громко посоветовала та же пассажирка, – он очень красивый джентльмен. Я с удовольствием пошла бы с ним, если бы он взял меня вместо вас.
Со стороны зрителей, до которых донеслось ее замечание, раздался взрыв хохота.
– Уходите! – повторила разгневанная и смущенная Виола.
– Пожалуйста, Виола. – Фердинанд больше не улыбался. Он бесстыдно пытался подчинить ее себе взглядом своих темных, устремленных на нее глаз. – Пожалуйста, любовь моя, не уезжай.
Остальные пассажиры с затаенным дыханием ждали ее ответа.
Ханна коснулась ее руки.
– Нам лучше выйти, мисс Ви, – сказала она, – пока нас не выбросили отсюда.
Кучер и еще несколько мужчин смачно ругались. Стражник спрыгнул со своего места и с угрожающим видом направился к лорду Фердинанду.
– Если вы настаиваете на том, чтобы остаться там, где сидите, – продолжил Фердинанд, улыбаясь, – я последую за дилижансом, Виола, и буду приставать к вам у каждой заставы и на каждой остановке вплоть до Сомерсетшира. Я способен превратиться в настоящую чуму, если только захочу. Обопритесь о мою руку и спускайтесь.
Теперь уже невозможно было оставаться в экипаже. Как она будет смотреть в глаза своим спутникам в течение долгих часов путешествия? Как она сможет смотреть на кучера и стражника на всех остановках в пути? Виола медленно протянула руку, и Фердинанд крепко сжал ее; в следующий момент она уже ступила на гостиничный двор, пока все пассажиры дилижанса и окружавшее его кольцо зевак аплодировали и громко приветствовали их.
– Сбрось багаж леди и ее служанки, приятель, – сказал Фердинанд, улыбаясь стражнику и вкладывая в его ладонь золотую монету. Бросив на нее взгляд, стражник забыл свой гнев и сделал то, что от него требовалось. Тем временем Фердинанд помогал Ханне вылезти из экипажа, затем протянул еще одну монету, чтобы смягчить кучера Его двухколесный экипаж, как заметила Виола, все еще загораживал ворота, и его грум держал лошадей под уздцы.
Она молча наблюдала, как коляску Фердинанда отвели от ворот и дилижанс наконец, громыхая по булыжному двору, выехал на улицу. Кучера и прочие зрители постепенно расходились.
– Мадам, – обратился лорд Фердинанд к ее матери, – могу я попросить вашего согласия прокатиться с мисс Торнхилл?
Виола никуда не собиралась ехать вместе с ним. В этот момент она ненавидела его. Самое худшее должно было закончиться для нее – она ехала домой.
– Конечно, милорд, – дружелюбно ответила ее мать. – Ханна вернется в «Белую лошадь» вместе с нами.
Виола переводила взгляд с одного на другого, все улыбались, словно были зрителями счастливой пьесы. Даже Ханна так и светилась Неужели они ничего не понимают?
Фердинанд предложил ей руку. Виола приняла ее, не говоря ни слова, и вышла вместе с ним на улицу, где он подсадил ее на высокое сиденье своей коляски, затем уселся рядом с Виолой сам, забрав у кучера вожжи.
– Я очень сердита на вас, – резко сказала она, когда коляска тронулась в путь.
– Правда? – Он повернул голову и быстро взглянул на нее. – Почему?
– Вы не должны были мне мешать, – сказала она. – Сегодня утром, когда я получила эти важные бумаги, вы послали их со слугой и подписали сопроводительную записку «Ф. Дадли». Теперь же вам неожиданно приспичило поговорить со мной, и вы вытаскиваете меня из кареты.
– А-а, сегодняшнее утро, – протянул он, – Утром у меня было важное и неотложное дело, которое помешало прийти к вам лично. Но я посчитал, что вы должны увидеть эти бумаги как можно скорее. У меня хватило времени только на короткую записку. Я действительно так ее подписал? Вы обиделись?
– Вовсе нет, – сказала она, – с какой стати?
Фердинанд улыбнулся.
– Нам не о чем больше разговаривать, – сказала она. – Я уже послала вам письмо с благодарностью за бумаги. Кстати, где вы их нашли?
– Это все Бамбер, – сообщил Фердинанд. – Он отправился в Йоркшир повидаться с поверенным в делах графини, иногда его отец пользовался и его услугами. В тот раз он обратился к нему незадолго до смерти, потому что Вестингхауса не было в Лондоне. Это произошло после того, как вы уехали в «Сосновый бор». Поверенный из Йоркшира не спешил обнародовать эти бумаги, возможно, по требованию графини. Бамбер не знал, где найти вас, чтобы передать их, а потому пришел ко мне.
– Я полагала, что он умолчит о них, – резко заметила Виола. – В конце концов, у него не может быть теплых чувств ко мне.
– Он пустоголовый малый, – ответил Фердинанд, – но его не обвинишь в отсутствии порядочности.
– Ну вот все и сказано. – Виола отвернулась от него. – Все можно было объяснить в письме, вам не нужно было видеться со мной. Я собиралась уехать на том дилижансе.
Мне надо поскорее вернуться домой. Я не хотела снова видеть вас.
– Мы должны поговорить, – сказал Фердинанд и замолчал.
– Куда мы едем? – спросила Виола через несколько минут.
– Туда, где мы сможем поговорить, – ответил он.
Ее вопрос был риторическим. Давно стало ясно, что они направлялись к дому герцога Трешема – туда, где его светлость селил своих любовниц. Несколько минут спустя коляска остановилась, Фердинанд спрыгнул и подошел помочь ей спуститься.
– Ни за что, – твердо сказала она, когда ее нога коснулась тротуара.
– Не будете спать со мной? – , сказал он улыбаясь. – Не будете, черт меня побери, Виола, во всяком случае, не сегодня. Нам нужно поговорить.
Именно здесь, где они провели сказочную неповторимую ночь. Виола ненавидела его всеми фибрами души.
Ее лицо было бледным, она ни разу не взглянула на Фердинанда с тех пор, как они вошли в дом.
– Почему вы не верите мне? – спросил Фердинанд. Он стоял на некотором расстоянии от нее, сцепив руки за спиной. Она похудела и утратила свой цветущий вид со дня сельского праздника, но тем не менее была прекрасна, как всегда.
А возможно, это только казалось ему, потому что он больше не мог объективно смотреть на нее. – Почему вы отправились к Трешему, вместо того чтобы обратиться ко мне?
При этих словах Виола вскинула на него сердитый взгляд.
– Откуда вам это известно?
– Он сам сказал мне об этом, – ответил Фердинанд, – неужели вы думали, что он не сделает этого, Виола?
Она не сводила с него глаз.
– Теперь, поразмыслив, я понимаю, что именно так он и Должен был поступить. Он, конечно, захотел рассказать, как я заключила с ним сделку и приняла от него деньги в обмен за отказ выйти за вас замуж. Да, я понимаю, что он должен был получить удовлетворение, рассказав, какой я была расчетливой и меркантильной. Он знает что-нибудь о расписке, которую вам принес молодой лорд Бамбер? Как, должно быть, он разочарован – и в какой пришел ужас, решив, что в конце концов я приму ваше предложение о браке.
Фердинанд видел, что она рассержена. Он давно понял, как нелегко будет подчинить себе Виолу Торнхилл.
Она вряд ли сразу простит его за то, что он силой ссадил ее с дилижанса.
– Почему вы не доверяете мне? – снова спросил он. – Почему вы не попросили у меня денег, Виола? Вы ведь должны были знать, что я всегда готов помочь вам.
– Я не хотела помощи от вас, – призналась она, – я не хотела, чтобы вы знали, отчего я работаю на Дэниела Кирби Я хотела, чтобы вы подумали, что я – это Лилиан Тэлбот, потому что я люблю быть ею и делать то, что делала она. Я хотела, чтобы вы отказались от глупой мысли, что мы можем пожениться. Я все еще хочу этого. Я была Лилиан Тэлбот, хотя и ненавидела каждую прожитую минуту ее жизни. И я остаюсь тем, чем она была. Я бы хотела, чтобы герцог Трешем рассказал вам об этом. Более того, я предпочла бы не ходить к нему или хотя бы подождать еще один день. Видите ли, та расписка делала меня свободной.
Но все равно я не обрела свободы жить здесь или возобновить отношения с людьми вроде вас.
– Я никогда не смогу стать достойным вас, – заявил он. Виола удивленно посмотрела на него, но Фердинанд продолжил:
– Когда я еще мальчиком узнал о том, какую жизнь ведут мои мать и отец и большинство их друзей, я лишился иллюзий относительно любви и стал циником.
Не считая моей учебы, я не совершил ничего достойного внимания во все последующие годы Естественно, я не продавал любовь. Вы же, напротив, руководствовались любовью, хотя это причиняло вам безмерную боль. И сейчас вы действуете так же. Для вас главное – не причинить боль мне, не так ли?
Виола отвернулась.
– Не делайте из меня святую, – сказала она. – Я делала то, что должна была делать, но все равно я – шлюха.
– Я думаю, что сделал лишь одно стоящее дело в своей взрослой жизни, – заметил Фердинанд.
– Да, вы вернули мне «Сосновый бор», прежде чем выяснилось, что он принадлежит мне по праву, – сказала она. – Я всегда буду помнить об этом.
– Кирби больше не потревожит вас, – заверил он ее.
– Нет.
Фердинанд заметил, что Виола вздрогнула.
– Я мог бы убить его ради вас, Виола, – тихо сказал он, – мне очень хотелось это сделать.
– О нет! – Виола поднялась, подошла к нему, положила руку ему на рукав и заглянула прямо в глаза. – Не навлекайте на себя неприятностей из-за меня, Фердинанд, у него больше нет надо мной власти.
Он положил свою руку поверх ее.
– Но я не скажу, что он ушел безнаказанно, – сообщил он.
Она взглянула на его руку, потом на другую, и ее глаза расширились.
– О, Фердинанд, что вы сделали?
– Я наказал его, – ответил он. – Правда, никакое наказание не сможет компенсировать то, что он сделал с вами, даже смерть. Но надеюсь, что потребуется неделя или даже больше, прежде чем он встанет с постели. Но, встав, он уберется с этих берегов, так что мы никогда больше о нем не услышим.
Виола подняла его руку и нежно приложилась щекой к ободранным костяшкам.
– Это ужасно с моей стороны, – сказала она, – но я довольна. Да, я рада. Спасибо! Надеюсь, что никто больше не узнает об этом, тем более герцог Трешем. Не нужно, чтобы видели, что вы как-то связаны со мной. Впрочем, это не важно. Завтра я уезжаю домой, и обо мне скоро забудут. Я не хотела встречаться с вами сегодня, Фердинанд, но я рада, что вы вовремя поймали меня.
Это будет моим последним воспоминанием о вас.
– На самом деле Трешему все известно, – сказал он. – Именно он доставил Кирби ко мне в парк.
Виола в ужасе уставилась на него.
– Он знает? Он приехал в парк?
– Да, вместе с примерно пятьюдесятью другими избранными свидетелями, – сказал он. – Теперь, наверное, нет ни одного представителя света, которому это было бы неизвестно.
Виола отступила от него на шаг и неожиданно побледнела. Затем она бросилась к двери, но Фердинанд поймал ее за руку и удержал.
– Теперь, – сказал он, – все знают о вашем мужестве и бескорыстной любви к своей семье, когда вы были еще совсем юной. Все знают, что злодей, избравший вас своей жертвой, публично унижен и наказан. Все знают, что могущественные и влиятельные Дадли во главе с герцогом Трешемом встали на вашу сторону и посвятили себя делу защиты вашего доброго имени и прославлению вашего героизма. И все знают, что лорд Фердинанд Дадли назначил себя вашим защитником.
– Как вы могли? – вскричала она. – Как вы могли?
Выставить меня перед этой публикой… – Похоже, она не могла подобрать подходящего слова, ее глаза сверкали.
– Разве вы не видите, что это единственный путь? – мягко спросил Фердинанд. – Трешем собирается пригласить весь свет на прием в Дадли-Хаус. Он хочет, чтобы вы были почетной гостьей. Придут все, Виола. Они умирают от нетерпения с вами встретиться. Но они увидят нашу версию – они встретят Виолу Торнхилл. Они все сойдут с ума от вас.
– Я не хочу, чтобы по мне сходили с ума! – огрызнулась она. – Фердинанд, я была куртизанкой четыре года. Я незаконнорожденная. Я…
– Бамбер надеется, что вы позволите ему сопровождать вас и представить свету как свою родную сестру по отцу.
– Что? – Она смотрела на него не отрываясь. – Что?
– Он тоже был в парке, – подтвердил Фердинанд.
– Вероятно, как и дюжина других моих бывших клиентов. – Виола с негодованием смотрела на него.
– Да, – медленно вздохнул Фердинанд, – но ни один из них не признается в этом, Виола. Вы будете признаны сводной сестрой графа Бамбера. Вы будете протеже герцога и герцогини Трешем. Вы будете моей леди – на что я очень надеюсь.
Он заметил тот момент, когда гнев покинул ее, а вместо него пришла тихая задумчивость. Ее губы раскрылись, а глаза засветились нежностью.
– Фердинанд, – ласково сказала она, – этого нельзя делать, дорогой. Вы не должны так поступать. – В ее глазах стояли слезы.
Он завладел ее руками. То, что он собирался сделать, могло показаться смешным, но Фердинанд чувствовал неодолимую потребность отдать должное ее храбрости, преданности и непоколебимой любви – ее превосходству над ним. Он опустился на одно колено и приложил лоб к тыльной стороне ее ладоней.
– Любовь моя, – сказал он, – окажите мне честь выйти за меня замуж. Если вы не любите меня, я пойму. Я отправлю вас домой в «Сосновый бор» в собственной карете на следующий же день после приема. Но я люблю вас! Я всегда буду любить вас. Моя самая заветная мечта, чтобы вы вышли за меня замуж и мы вместе поехали в «Сосновый бор».
Виола освободила свои руки, и Фердинанд ждал жестокого отказа. Но затем он почувствовал, как ее ладони легко опустились ему на голову, словно благословение.
– Фердинанд, – прошептала она. – О, любовь моя!
Он вскочил и схватил ее в объятия с торжествующим криком. Виола радостно засмеялась. Фердинанд покружил ее, потом сел в кресло около камина, держа в объятиях, словно ребенка, пока ее голова покоилась на его плече.
– Все, конечно, ждут объявления о нашей помолвке на приеме у Трешема, – сообщил он. – Энджи настаивает на торжественной свадебной церемонии в соборе Святого Георгия и после этого намерена устроить прием человек на пятьсот. Всему этому будет предшествовать грандиозный бал.
– О нет, – произнесла Виола с неподдельным ужасом.
– Страшно подумать, – согласился он. – На этот раз она будет более настойчивой, так как Трешем разрушил все ее наполеоновские планы, тихо женившись на Джейн, после того как получил разрешение на венчание без церковного оглашения.
– А мы не можем пожениться так же тихо? – умоляющим голосом спросила Виола. – Например, в Треллике?
Он рассмеялся.
– Вы не знаете мою сестру, – сказал он, – впрочем, ручаюсь, это скоро произойдет.
– Фердинанд, – Виола посмотрела на него снизу вверх, – вы уверены? Вы совершенно, совершенно…
Был лишь один способ заставить ее замолчать. Фердинанд закрыл ее рот своим. Несколько мгновений спустя ее рука обвила его шею, и она вздохнула, показывая, что сдалась.
Фердинанд чувствовал, что ему в голову лезут какие-то дурацкие мысли – например, что он самый счастливый человек на земле.
Глава 25
Конечно, она снова увидит их, возможно, даже очень скоро. Ее мать непреклонно заявила, что ее дом там, где живет ее брат, и она останется с ним. Но она согласилась посетить «Сосновый бор» уже в этом году. Она также сказала, что Клер и Мария могут погостить подольше, если пожелают. Может быть, и Бен захочет провести там часть своих летних каникул.
И все же момент расставания был тяжелым и грустным.
Она покидала Лондон навсегда. Она никогда больше не увидит Фердинанда. Он прислал ей те бесценные бумаги сегодня утром, но не счел нужным принести их лично.
И сопроводительную записку Фердинанд подписал просто:
«Ф. Дадли».
Виола не получила никаких известий от герцога Трешема, но это не имело значения. Если он уже заплатил Дэниелу Кирби, она вернет ему этот долг.
Она направляется домой, напомнила себе Виола, когда стражник еще раз оглушительно протрубил, требуя тех, кто окажется на дороге, пропустить дилижанс. Она была счастлива в «Сосновом бору» и будет счастлива вновь. Скоро воспоминания рассеются, и она снова исцелится. Все, что ей требовалось, – это терпение и время.
Но пока воспоминания были свежи и причиняли боль.
Почему он не пришел? Виола не хотела, чтобы он приходил, но все же почему он этого не сделал? Почему он прислал эти бумаги со слугой?
Фердинанд…
Дилижанс покачнулся и начал двигаться. Цоканье лошадиных копыт заглушало все другие звуки. Мама плакала, плакала и Мария. Но они в то же время улыбались и махали руками. Виола решительно улыбнулась и помахала им в ответ. Как только дилижанс выедет на улицу и родные исчезнут из виду, ей будет легче.
Но именно тогда, когда она ожидала, что экипаж начнет поворачивать, он дернулся и внезапно остановился. Со стороны улицы доносились крики, и там, видимо, царило необычное оживление.
– Спаси нас. Боже, – сказала Ханна, сидящая позади Виолы. – Что стряслось на этот раз?
Человек, сидевший напротив них, лицом к лошадям, прижался к окошку и выглянул на улицу.
– Напротив выезда – лошади и экипаж, – сообщил он своим спутникам. – Тот кучер попадет в беду. Он что, оглох?
Может быть, это и к лучшему, подумала Виола, заметив, что ее семья смотрит не на нее, а на виновника затора.
.Даже стены и окна дилижанса не смогли заглушить красочную ругань, которой кучер, стражник и несколько стоящих пассажиров встретили безответственного человека, который загородил своим экипажем въезд в гостиничный двор, несмотря на предупреждающий звук горна.
Затем послышался веселый смех и до боли знакомый голос.
– Подожди, – весело произнес он, – ты еще не исчерпал весь свой запас ругательств? У меня дело к одному из твоих пассажиров.
Прежде чем Виола успела испытать шок, дверца дилижанса распахнулась.
– У нас нет времени, – сказал лорд Фердинанд Дадли, заглядывая внутрь экипажа и протягивая ей руку в перчатке, – пойдемте, Виола.
Еще минуту назад ее сердце готово было разорваться из-за того, что она никогда больше его не увидит. Сейчас же Виола кипела от гнева. Как он осмелился?
– Что вы здесь делаете? – спросила она. – Как вы узнали, что…
– Сначала я отправился в гостиницу «Белая лошадь», – усмехнулся он. – Я нагнал страху на половину населения Лондона, когда мчался в коляске по улицам. Выходите, Виола.
Она крепко сжала руки, лежащие на коленях, и пристально посмотрела на него.
– Я уезжаю домой, – сообщила она. – Вы задерживаете дилижанс и выставляете нас обоих на посмешище. Пожалуйста, закройте дверцу, милорд.
Если кучер до сих пор не обругал всю Вселенную непотребными словами, он наверняка делал это сейчас. Выражали возмущение и остальные пассажиры. Спокойными оставались лишь сидевшие рядом с Виолой, все их внимание было сосредоточено на развертывающейся перед их глазами сцене.
– Не уезжайте, – попросил он, – по крайней мере не сейчас. Нам нужно поговорить.
Виола отрицательно покачала головой, а одна из пассажирок сообщила остальным испуганным шепотом, что остановивший их джентльмен – лорд.
– Нам не о чем больше разговаривать, – заявила Виола, – пожалуйста, уходите. Все ужасно рассержены.
– Ну и пусть, – ответил он, – спускайтесь и побеседуйте со мной.
– Отправляйтесь с ним, душенька, – громко посоветовала та же пассажирка, – он очень красивый джентльмен. Я с удовольствием пошла бы с ним, если бы он взял меня вместо вас.
Со стороны зрителей, до которых донеслось ее замечание, раздался взрыв хохота.
– Уходите! – повторила разгневанная и смущенная Виола.
– Пожалуйста, Виола. – Фердинанд больше не улыбался. Он бесстыдно пытался подчинить ее себе взглядом своих темных, устремленных на нее глаз. – Пожалуйста, любовь моя, не уезжай.
Остальные пассажиры с затаенным дыханием ждали ее ответа.
Ханна коснулась ее руки.
– Нам лучше выйти, мисс Ви, – сказала она, – пока нас не выбросили отсюда.
Кучер и еще несколько мужчин смачно ругались. Стражник спрыгнул со своего места и с угрожающим видом направился к лорду Фердинанду.
– Если вы настаиваете на том, чтобы остаться там, где сидите, – продолжил Фердинанд, улыбаясь, – я последую за дилижансом, Виола, и буду приставать к вам у каждой заставы и на каждой остановке вплоть до Сомерсетшира. Я способен превратиться в настоящую чуму, если только захочу. Обопритесь о мою руку и спускайтесь.
Теперь уже невозможно было оставаться в экипаже. Как она будет смотреть в глаза своим спутникам в течение долгих часов путешествия? Как она сможет смотреть на кучера и стражника на всех остановках в пути? Виола медленно протянула руку, и Фердинанд крепко сжал ее; в следующий момент она уже ступила на гостиничный двор, пока все пассажиры дилижанса и окружавшее его кольцо зевак аплодировали и громко приветствовали их.
– Сбрось багаж леди и ее служанки, приятель, – сказал Фердинанд, улыбаясь стражнику и вкладывая в его ладонь золотую монету. Бросив на нее взгляд, стражник забыл свой гнев и сделал то, что от него требовалось. Тем временем Фердинанд помогал Ханне вылезти из экипажа, затем протянул еще одну монету, чтобы смягчить кучера Его двухколесный экипаж, как заметила Виола, все еще загораживал ворота, и его грум держал лошадей под уздцы.
Она молча наблюдала, как коляску Фердинанда отвели от ворот и дилижанс наконец, громыхая по булыжному двору, выехал на улицу. Кучера и прочие зрители постепенно расходились.
– Мадам, – обратился лорд Фердинанд к ее матери, – могу я попросить вашего согласия прокатиться с мисс Торнхилл?
Виола никуда не собиралась ехать вместе с ним. В этот момент она ненавидела его. Самое худшее должно было закончиться для нее – она ехала домой.
– Конечно, милорд, – дружелюбно ответила ее мать. – Ханна вернется в «Белую лошадь» вместе с нами.
Виола переводила взгляд с одного на другого, все улыбались, словно были зрителями счастливой пьесы. Даже Ханна так и светилась Неужели они ничего не понимают?
Фердинанд предложил ей руку. Виола приняла ее, не говоря ни слова, и вышла вместе с ним на улицу, где он подсадил ее на высокое сиденье своей коляски, затем уселся рядом с Виолой сам, забрав у кучера вожжи.
– Я очень сердита на вас, – резко сказала она, когда коляска тронулась в путь.
– Правда? – Он повернул голову и быстро взглянул на нее. – Почему?
– Вы не должны были мне мешать, – сказала она. – Сегодня утром, когда я получила эти важные бумаги, вы послали их со слугой и подписали сопроводительную записку «Ф. Дадли». Теперь же вам неожиданно приспичило поговорить со мной, и вы вытаскиваете меня из кареты.
– А-а, сегодняшнее утро, – протянул он, – Утром у меня было важное и неотложное дело, которое помешало прийти к вам лично. Но я посчитал, что вы должны увидеть эти бумаги как можно скорее. У меня хватило времени только на короткую записку. Я действительно так ее подписал? Вы обиделись?
– Вовсе нет, – сказала она, – с какой стати?
Фердинанд улыбнулся.
– Нам не о чем больше разговаривать, – сказала она. – Я уже послала вам письмо с благодарностью за бумаги. Кстати, где вы их нашли?
– Это все Бамбер, – сообщил Фердинанд. – Он отправился в Йоркшир повидаться с поверенным в делах графини, иногда его отец пользовался и его услугами. В тот раз он обратился к нему незадолго до смерти, потому что Вестингхауса не было в Лондоне. Это произошло после того, как вы уехали в «Сосновый бор». Поверенный из Йоркшира не спешил обнародовать эти бумаги, возможно, по требованию графини. Бамбер не знал, где найти вас, чтобы передать их, а потому пришел ко мне.
– Я полагала, что он умолчит о них, – резко заметила Виола. – В конце концов, у него не может быть теплых чувств ко мне.
– Он пустоголовый малый, – ответил Фердинанд, – но его не обвинишь в отсутствии порядочности.
– Ну вот все и сказано. – Виола отвернулась от него. – Все можно было объяснить в письме, вам не нужно было видеться со мной. Я собиралась уехать на том дилижансе.
Мне надо поскорее вернуться домой. Я не хотела снова видеть вас.
– Мы должны поговорить, – сказал Фердинанд и замолчал.
– Куда мы едем? – спросила Виола через несколько минут.
– Туда, где мы сможем поговорить, – ответил он.
Ее вопрос был риторическим. Давно стало ясно, что они направлялись к дому герцога Трешема – туда, где его светлость селил своих любовниц. Несколько минут спустя коляска остановилась, Фердинанд спрыгнул и подошел помочь ей спуститься.
– Ни за что, – твердо сказала она, когда ее нога коснулась тротуара.
– Не будете спать со мной? – , сказал он улыбаясь. – Не будете, черт меня побери, Виола, во всяком случае, не сегодня. Нам нужно поговорить.
Именно здесь, где они провели сказочную неповторимую ночь. Виола ненавидела его всеми фибрами души.
* * *
Он отвел ее в комнату, которая нравилась ему больше всех, – задняя комната с книгами и фортепьяно, где Джейн и Трешем, должно быть, проводили большую часть времени. Виола сняла накидку и, чопорно выпрямившись, опустилась в кресло у камина.Ее лицо было бледным, она ни разу не взглянула на Фердинанда с тех пор, как они вошли в дом.
– Почему вы не верите мне? – спросил Фердинанд. Он стоял на некотором расстоянии от нее, сцепив руки за спиной. Она похудела и утратила свой цветущий вид со дня сельского праздника, но тем не менее была прекрасна, как всегда.
А возможно, это только казалось ему, потому что он больше не мог объективно смотреть на нее. – Почему вы отправились к Трешему, вместо того чтобы обратиться ко мне?
При этих словах Виола вскинула на него сердитый взгляд.
– Откуда вам это известно?
– Он сам сказал мне об этом, – ответил Фердинанд, – неужели вы думали, что он не сделает этого, Виола?
Она не сводила с него глаз.
– Теперь, поразмыслив, я понимаю, что именно так он и Должен был поступить. Он, конечно, захотел рассказать, как я заключила с ним сделку и приняла от него деньги в обмен за отказ выйти за вас замуж. Да, я понимаю, что он должен был получить удовлетворение, рассказав, какой я была расчетливой и меркантильной. Он знает что-нибудь о расписке, которую вам принес молодой лорд Бамбер? Как, должно быть, он разочарован – и в какой пришел ужас, решив, что в конце концов я приму ваше предложение о браке.
Фердинанд видел, что она рассержена. Он давно понял, как нелегко будет подчинить себе Виолу Торнхилл.
Она вряд ли сразу простит его за то, что он силой ссадил ее с дилижанса.
– Почему вы не доверяете мне? – снова спросил он. – Почему вы не попросили у меня денег, Виола? Вы ведь должны были знать, что я всегда готов помочь вам.
– Я не хотела помощи от вас, – призналась она, – я не хотела, чтобы вы знали, отчего я работаю на Дэниела Кирби Я хотела, чтобы вы подумали, что я – это Лилиан Тэлбот, потому что я люблю быть ею и делать то, что делала она. Я хотела, чтобы вы отказались от глупой мысли, что мы можем пожениться. Я все еще хочу этого. Я была Лилиан Тэлбот, хотя и ненавидела каждую прожитую минуту ее жизни. И я остаюсь тем, чем она была. Я бы хотела, чтобы герцог Трешем рассказал вам об этом. Более того, я предпочла бы не ходить к нему или хотя бы подождать еще один день. Видите ли, та расписка делала меня свободной.
Но все равно я не обрела свободы жить здесь или возобновить отношения с людьми вроде вас.
– Я никогда не смогу стать достойным вас, – заявил он. Виола удивленно посмотрела на него, но Фердинанд продолжил:
– Когда я еще мальчиком узнал о том, какую жизнь ведут мои мать и отец и большинство их друзей, я лишился иллюзий относительно любви и стал циником.
Не считая моей учебы, я не совершил ничего достойного внимания во все последующие годы Естественно, я не продавал любовь. Вы же, напротив, руководствовались любовью, хотя это причиняло вам безмерную боль. И сейчас вы действуете так же. Для вас главное – не причинить боль мне, не так ли?
Виола отвернулась.
– Не делайте из меня святую, – сказала она. – Я делала то, что должна была делать, но все равно я – шлюха.
– Я думаю, что сделал лишь одно стоящее дело в своей взрослой жизни, – заметил Фердинанд.
– Да, вы вернули мне «Сосновый бор», прежде чем выяснилось, что он принадлежит мне по праву, – сказала она. – Я всегда буду помнить об этом.
– Кирби больше не потревожит вас, – заверил он ее.
– Нет.
Фердинанд заметил, что Виола вздрогнула.
– Я мог бы убить его ради вас, Виола, – тихо сказал он, – мне очень хотелось это сделать.
– О нет! – Виола поднялась, подошла к нему, положила руку ему на рукав и заглянула прямо в глаза. – Не навлекайте на себя неприятностей из-за меня, Фердинанд, у него больше нет надо мной власти.
Он положил свою руку поверх ее.
– Но я не скажу, что он ушел безнаказанно, – сообщил он.
Она взглянула на его руку, потом на другую, и ее глаза расширились.
– О, Фердинанд, что вы сделали?
– Я наказал его, – ответил он. – Правда, никакое наказание не сможет компенсировать то, что он сделал с вами, даже смерть. Но надеюсь, что потребуется неделя или даже больше, прежде чем он встанет с постели. Но, встав, он уберется с этих берегов, так что мы никогда больше о нем не услышим.
Виола подняла его руку и нежно приложилась щекой к ободранным костяшкам.
– Это ужасно с моей стороны, – сказала она, – но я довольна. Да, я рада. Спасибо! Надеюсь, что никто больше не узнает об этом, тем более герцог Трешем. Не нужно, чтобы видели, что вы как-то связаны со мной. Впрочем, это не важно. Завтра я уезжаю домой, и обо мне скоро забудут. Я не хотела встречаться с вами сегодня, Фердинанд, но я рада, что вы вовремя поймали меня.
Это будет моим последним воспоминанием о вас.
– На самом деле Трешему все известно, – сказал он. – Именно он доставил Кирби ко мне в парк.
Виола в ужасе уставилась на него.
– Он знает? Он приехал в парк?
– Да, вместе с примерно пятьюдесятью другими избранными свидетелями, – сказал он. – Теперь, наверное, нет ни одного представителя света, которому это было бы неизвестно.
Виола отступила от него на шаг и неожиданно побледнела. Затем она бросилась к двери, но Фердинанд поймал ее за руку и удержал.
– Теперь, – сказал он, – все знают о вашем мужестве и бескорыстной любви к своей семье, когда вы были еще совсем юной. Все знают, что злодей, избравший вас своей жертвой, публично унижен и наказан. Все знают, что могущественные и влиятельные Дадли во главе с герцогом Трешемом встали на вашу сторону и посвятили себя делу защиты вашего доброго имени и прославлению вашего героизма. И все знают, что лорд Фердинанд Дадли назначил себя вашим защитником.
– Как вы могли? – вскричала она. – Как вы могли?
Выставить меня перед этой публикой… – Похоже, она не могла подобрать подходящего слова, ее глаза сверкали.
– Разве вы не видите, что это единственный путь? – мягко спросил Фердинанд. – Трешем собирается пригласить весь свет на прием в Дадли-Хаус. Он хочет, чтобы вы были почетной гостьей. Придут все, Виола. Они умирают от нетерпения с вами встретиться. Но они увидят нашу версию – они встретят Виолу Торнхилл. Они все сойдут с ума от вас.
– Я не хочу, чтобы по мне сходили с ума! – огрызнулась она. – Фердинанд, я была куртизанкой четыре года. Я незаконнорожденная. Я…
– Бамбер надеется, что вы позволите ему сопровождать вас и представить свету как свою родную сестру по отцу.
– Что? – Она смотрела на него не отрываясь. – Что?
– Он тоже был в парке, – подтвердил Фердинанд.
– Вероятно, как и дюжина других моих бывших клиентов. – Виола с негодованием смотрела на него.
– Да, – медленно вздохнул Фердинанд, – но ни один из них не признается в этом, Виола. Вы будете признаны сводной сестрой графа Бамбера. Вы будете протеже герцога и герцогини Трешем. Вы будете моей леди – на что я очень надеюсь.
Он заметил тот момент, когда гнев покинул ее, а вместо него пришла тихая задумчивость. Ее губы раскрылись, а глаза засветились нежностью.
– Фердинанд, – ласково сказала она, – этого нельзя делать, дорогой. Вы не должны так поступать. – В ее глазах стояли слезы.
Он завладел ее руками. То, что он собирался сделать, могло показаться смешным, но Фердинанд чувствовал неодолимую потребность отдать должное ее храбрости, преданности и непоколебимой любви – ее превосходству над ним. Он опустился на одно колено и приложил лоб к тыльной стороне ее ладоней.
– Любовь моя, – сказал он, – окажите мне честь выйти за меня замуж. Если вы не любите меня, я пойму. Я отправлю вас домой в «Сосновый бор» в собственной карете на следующий же день после приема. Но я люблю вас! Я всегда буду любить вас. Моя самая заветная мечта, чтобы вы вышли за меня замуж и мы вместе поехали в «Сосновый бор».
Виола освободила свои руки, и Фердинанд ждал жестокого отказа. Но затем он почувствовал, как ее ладони легко опустились ему на голову, словно благословение.
– Фердинанд, – прошептала она. – О, любовь моя!
Он вскочил и схватил ее в объятия с торжествующим криком. Виола радостно засмеялась. Фердинанд покружил ее, потом сел в кресло около камина, держа в объятиях, словно ребенка, пока ее голова покоилась на его плече.
– Все, конечно, ждут объявления о нашей помолвке на приеме у Трешема, – сообщил он. – Энджи настаивает на торжественной свадебной церемонии в соборе Святого Георгия и после этого намерена устроить прием человек на пятьсот. Всему этому будет предшествовать грандиозный бал.
– О нет, – произнесла Виола с неподдельным ужасом.
– Страшно подумать, – согласился он. – На этот раз она будет более настойчивой, так как Трешем разрушил все ее наполеоновские планы, тихо женившись на Джейн, после того как получил разрешение на венчание без церковного оглашения.
– А мы не можем пожениться так же тихо? – умоляющим голосом спросила Виола. – Например, в Треллике?
Он рассмеялся.
– Вы не знаете мою сестру, – сказал он, – впрочем, ручаюсь, это скоро произойдет.
– Фердинанд, – Виола посмотрела на него снизу вверх, – вы уверены? Вы совершенно, совершенно…
Был лишь один способ заставить ее замолчать. Фердинанд закрыл ее рот своим. Несколько мгновений спустя ее рука обвила его шею, и она вздохнула, показывая, что сдалась.
Фердинанд чувствовал, что ему в голову лезут какие-то дурацкие мысли – например, что он самый счастливый человек на земле.
Глава 25
Виола сидела в роскошной городской карете графа Бамбера рядом с матерью, а граф расположился напротив. Они направлялись в Дадли-Хаус. Прошедшая неделя была крайне бурной. На следующий день после того, как лорд Фердинанд помешал Виоле уехать на дневном дилижансе, герцогиня Трешем приехала в «Белую лошадь» и передала официальное приглашение Виоле и ее матери посетить прием, который устраивали они с герцогом. Она провела у них минут двадцать и проявила интерес к Клер, которая в этот момент не занималась с посетителями. Ее светлость упомянула, что ее крестная мать, леди Уэбб, собиралась пригласить компаньонку, которая жила бы с ней – она проводила полгода в Лондоне, а полгода в Бате. Герцогиня спросила, не заинтересует ли Клер это место.
День спустя Клер вместе с матерью по приглашению леди Уэбб нанесли ей визит, и похоже, они очень понравились друг другу. Клер должна была приступить к своим новым обязанностям через две недели, и последние несколько дней она, казалось, не ходила, а летала по воздуху.
– Это очень любезно с вашей стороны, милорд, – обратилась мать Виолы к графу.
В своей вечерней одежде он выглядел крепким, цветущим и очень приятным. Он старше ее на восемь-девять лет, предположила Виола. Она не спрашивала мать, как случилось, что из гувернантки мальчика она превратилась в любовницу его отца. Это была тайна личной жизни ее матери.
– Не стоит благодарности, сударыня, – сказал он, коротко кивнув.
На этой неделе он тоже нанес им визит. Его манеры по Отношению к своей бывшей гувернантке были чопорными, но не лишенными галантности. С самой же Виолой он держал себя подчеркнуто вежливо. Он попросил оказать ему честь сопровождать обеих" леди на прием к герцогу Трешему. Виола не совсем понимала, почему он это делает. Ее мать была любовницей его отца, а она – отпрыск этого незаконного союза. Но граф ответил на ее вопрос, хотя она и не успела его задать.
– Мой отец хотел, чтобы мисс Торнхилл была признана леди, – сказал он. – Я не намерен препятствовать осуществлению его желаний.
– Она и так леди, – начала мать Виолы. – Мой отец…
Но Виола не слушала. Она страшно нервничала. Не было смысла отрицать это. Даже без ее проклятого прошлого – и даже если бы она была законной дочерью Кларенса Уайлдинга – у нее все равно не было бы надежды оказаться на великосветском приеме. Хотя они оба – и он, и ее мать – принадлежали к классу нетитулованного дворянства, они стояли так низко на социальной лестнице, что не смели и мечтать попасть в высший свет.
Но Виола решила не считаться со своими нервами. Она поверила Фердинанду и всей его семье. Они знают, что делают. Ей стало гораздо спокойнее, когда все раскрылось.
На ней было белое атласное платье с изящными зубцами по подолу и коротким шлейфом – и никаких украшений. За прошедшую неделю она присутствовала на нескольких утомительных примерках у самой популярной портнихи с Бонд-стрит. Платье, серебряные туфельки, перчатки и веер, которые она подобрала к платью, – все было чрезвычайно дорогим, но заем, который она попросила у дяди Уэсли, намереваясь позже выслать деньги из «Соснового бора», превратился в подарок. Ее мать рассказала ему всю историю, и он очень рассердился на Виолу, но это проявилось в том, что он плакал и обнимал ее. Ему было больно, что она несла бремя долгов своего отчима вместо того, чтобы обратиться к нему.
Виола почти не видела Фердинанда всю неделю. Он нанес официальный визит, чтобы попросить разрешения матери и дяди Виолы на их брак, хотя Виоле уже было двадцать пять и ему не надо было ни о чем просить. С тех пор она видела его лишь раз – и то очень коротко. Виола сжала веер и улыбнулась.
Завтра она отправится домой.
Карета остановилась перед дверями Дадли-Хауса.
Фердинанд держался на расстоянии от нее. Все сливки общества, собравшиеся в доме герцога, знали, что он предпринял ради нее в Гайд-парке неделю назад. Ему не хотелось, чтобы говорили, будто она ни на минуту не отходила от него на этом приеме и без него не могла бы сделать то, что у нее получалось совершенно естественно.
Виола смешалась с представительницами высшего света. Она разговаривала с леди, которые при иных обстоятельствах отвернулись бы от нее и подобрали юбки, чтобы, не дай Бог, не коснуться ее. Она разговаривала и смеялась с джентльменами, которые знали ее как другую, теперь умершую личность.
Правда, Бамбер, демонстрируя свои хорошие манеры, чего он никогда не делал раньше, первый час не отходил от нее, пока лично не представил ее каждому гостю как свою единокровную сестру. А Джейн, Энджи, Трешем и даже Хейуорд старались по одному находиться в группе гостей, которая собиралась вокруг нее.
Но она вела себя как мисс Торнхилл из «Соснового бора». Что бы она ни испытывала в душе, Виола вела себя совершенно свободно и раскованно. Фердинанд наблюдал за ней сначала с волнением, а потом с гордостью.
В тот день, когда он помешал ей уехать из Лондона, он не был абсолютно уверен, что она согласится с дерзким Планом, который придумали они с Трешемом. Возможно, думал Фердинанд, по-своему Виола, так же, как и он, не могла устоять, когда ей бросали вызов.
День спустя Клер вместе с матерью по приглашению леди Уэбб нанесли ей визит, и похоже, они очень понравились друг другу. Клер должна была приступить к своим новым обязанностям через две недели, и последние несколько дней она, казалось, не ходила, а летала по воздуху.
– Это очень любезно с вашей стороны, милорд, – обратилась мать Виолы к графу.
В своей вечерней одежде он выглядел крепким, цветущим и очень приятным. Он старше ее на восемь-девять лет, предположила Виола. Она не спрашивала мать, как случилось, что из гувернантки мальчика она превратилась в любовницу его отца. Это была тайна личной жизни ее матери.
– Не стоит благодарности, сударыня, – сказал он, коротко кивнув.
На этой неделе он тоже нанес им визит. Его манеры по Отношению к своей бывшей гувернантке были чопорными, но не лишенными галантности. С самой же Виолой он держал себя подчеркнуто вежливо. Он попросил оказать ему честь сопровождать обеих" леди на прием к герцогу Трешему. Виола не совсем понимала, почему он это делает. Ее мать была любовницей его отца, а она – отпрыск этого незаконного союза. Но граф ответил на ее вопрос, хотя она и не успела его задать.
– Мой отец хотел, чтобы мисс Торнхилл была признана леди, – сказал он. – Я не намерен препятствовать осуществлению его желаний.
– Она и так леди, – начала мать Виолы. – Мой отец…
Но Виола не слушала. Она страшно нервничала. Не было смысла отрицать это. Даже без ее проклятого прошлого – и даже если бы она была законной дочерью Кларенса Уайлдинга – у нее все равно не было бы надежды оказаться на великосветском приеме. Хотя они оба – и он, и ее мать – принадлежали к классу нетитулованного дворянства, они стояли так низко на социальной лестнице, что не смели и мечтать попасть в высший свет.
Но Виола решила не считаться со своими нервами. Она поверила Фердинанду и всей его семье. Они знают, что делают. Ей стало гораздо спокойнее, когда все раскрылось.
На ней было белое атласное платье с изящными зубцами по подолу и коротким шлейфом – и никаких украшений. За прошедшую неделю она присутствовала на нескольких утомительных примерках у самой популярной портнихи с Бонд-стрит. Платье, серебряные туфельки, перчатки и веер, которые она подобрала к платью, – все было чрезвычайно дорогим, но заем, который она попросила у дяди Уэсли, намереваясь позже выслать деньги из «Соснового бора», превратился в подарок. Ее мать рассказала ему всю историю, и он очень рассердился на Виолу, но это проявилось в том, что он плакал и обнимал ее. Ему было больно, что она несла бремя долгов своего отчима вместо того, чтобы обратиться к нему.
Виола почти не видела Фердинанда всю неделю. Он нанес официальный визит, чтобы попросить разрешения матери и дяди Виолы на их брак, хотя Виоле уже было двадцать пять и ему не надо было ни о чем просить. С тех пор она видела его лишь раз – и то очень коротко. Виола сжала веер и улыбнулась.
Завтра она отправится домой.
Карета остановилась перед дверями Дадли-Хауса.
* * *
Она выглядела как мисс Торнхилл из имения «Сосновый бор». Именно так воспринимал ее Фердинанд, наблюдая за ней большую часть вечера. В своем обманчиво-простом белом платье Виола предстала олицетворением сдержанной элегантности. Ее волосы были, как обычно, заплетены в косы, но на этот раз изысканно уложены. Она держала себя с величавой грацией. Если она нервничала, а иначе и быть не могло, она не показывала этого.Фердинанд держался на расстоянии от нее. Все сливки общества, собравшиеся в доме герцога, знали, что он предпринял ради нее в Гайд-парке неделю назад. Ему не хотелось, чтобы говорили, будто она ни на минуту не отходила от него на этом приеме и без него не могла бы сделать то, что у нее получалось совершенно естественно.
Виола смешалась с представительницами высшего света. Она разговаривала с леди, которые при иных обстоятельствах отвернулись бы от нее и подобрали юбки, чтобы, не дай Бог, не коснуться ее. Она разговаривала и смеялась с джентльменами, которые знали ее как другую, теперь умершую личность.
Правда, Бамбер, демонстрируя свои хорошие манеры, чего он никогда не делал раньше, первый час не отходил от нее, пока лично не представил ее каждому гостю как свою единокровную сестру. А Джейн, Энджи, Трешем и даже Хейуорд старались по одному находиться в группе гостей, которая собиралась вокруг нее.
Но она вела себя как мисс Торнхилл из «Соснового бора». Что бы она ни испытывала в душе, Виола вела себя совершенно свободно и раскованно. Фердинанд наблюдал за ней сначала с волнением, а потом с гордостью.
В тот день, когда он помешал ей уехать из Лондона, он не был абсолютно уверен, что она согласится с дерзким Планом, который придумали они с Трешемом. Возможно, думал Фердинанд, по-своему Виола, так же, как и он, не могла устоять, когда ей бросали вызов.