Из кареты доносились такие душераздирающие вопли, что маркиз — в такие критические минуты ему было не до размышлений — решил, что внутри, должно быть, находились не менее дюжины пострадавших девиц.
Эрни следует повесить, мрачно подумал маркиз и, спрыгнув с седла в грязную жижу, побежал к карете. Он распахнул дверцу прежде, чем последнее ругательство кучера утонуло в шуме дождя.
— Вы в полной безопасности, леди, — объявил маркиз, как будто их спасение от адских мучений было его личным делом.
Он увидел, что их только двое. Горничная с пышной грудью, которую можно было бы назвать хорошенькой, если бы она закрыла рот и поправила съехавший на брови чепчик. Какая жалость, что она имела несчастье родиться женщиной, неожиданно подумал маркиз. Армия лишилась отличного сержанта.
От резкого наклона кареты на горничную сбоку навалилась еще не пришедшая в себя леди. Она была молода и исключительно хороша собой. В своем теплом голубом пальто, белых нижних юбках и чулках она казалась поразительно хрупкой и женственной, особенно на фоне разгулявшейся снаружи непогоды.
Конечно, нижние юбки и чулки не предназначались для его заинтересованного взгляда. Как и пара тонких изящных лодыжек, открытых высоко поднявшимися юбками. И шляпа сидела криво, съехав набок так, что почти закрывала ее правый глаз, с другого бока из-под нее выбивались непокорные
блестящие белокурые локоны.
— О, — сказала она, поспешно отодвигаясь от горничной, и на мгновение застыла в нерешительности — восхитительное мгновение для маркиза, — не зная, что поправить в первую очередь: шляпку или юбки. Шляпку, наконец решила она.
— Возьми себя в руки, Бриджет. Этот джентльмен сказал, что мы в безопасности. Благодарю вас за заботу, сэр, но вы, случайно, не тот идиот, который только что обогнал нас таким ужасным образом?
— Нет, мэм. — Никакое чувство лояльности не могло заставить лорда Кенвуда высказаться в защиту своих спутников. Во всяком случае, в такой момент, когда леди так густо и так мило покраснела, в смущении оправляя юбки и осознав, насколько, к его великому удовольствию, она показала ему свои ноги. — Не представляю, кто мог быть так преступно безрассуден. Надеюсь, вы не пострадали?
— Нет, благодарю вас. — Она выпрямилась и сидела с чопорным видом, таким же холодным, как те дождевые капли, что катились по его шее. Горничная, сидевшая рядом с ней, замолчала и посадила чепчик на положенное ему место на макушке.
Увы, подумал маркиз, касаясь шляпы и изображая поклон, поскольку повода, чтобы сесть в карету и успокоить бившихся в истерике женщин в своих сильных и гостеприимных мужских объятиях, не нашлось. В истерике была только горничная, и одного слова хозяйки хватило для ее успокоения.
Встреча принесла одно разочарование. А казалось, открывала большие и романтичные возможности. Хотя, честно говоря, он не отличался романтизмом. Открывала такие… возможности, уточнил он свою мысль.
А те два идиота, вероятно, уже сушатся у камина, подумал он, садясь в седло, и поморщился, взглянув на свои сапоги. Экипаж уже отвозят в каретный сарай возле гостиницы. Они, бесспорно, даже не оглянулись, чтобы посмотреть, все ли в порядке позади.
Единственным утешением маркиза было предположение, что леди с восхитительными ножками вынуждена будет остановиться в той же гостинице. Попытка продолжить путь была бы самоубийством. Возможно, у него еще появится шанс. Если не солнце, то хотя бы удача должна улыбнуться ему.
Он сердито посмотрел на конюха, который выглянул из конюшни, явно не желая выйти наружу и замочить свою шапку. И через минуту маркиз с негодованием наблюдал, как этот самый конюх ведет его лошадь на расстоянии вытянутой руки, чтобы не запачкать свои штаны.
Какова же будет сама гостиница!
Несмотря на огромное облегчение, которое почувствовала Диана, когда карета остановилась перед гостиницей, ей очень не хотелось покидать ее. Она была огорчена, что не сможет продолжить путешествие в тот же день, ведь она отправилась в дорогу, взяв с собой так мало слуг, поскольку предполагала, что доберется до Ротерхэм-Холла за один день. Папа очень бы рассердился, увидев ее сейчас.
К тому же ее головная боль! Бессонная ночь, путешествие по английским дорогам, неожиданный ливень и беда, чуть было не случившаяся по вине джентльмена в экипаже, не могли облегчить ее. Деревенская гостиница была совсем не тем местом, где она хотела бы приклонить голову.
Она не видела, как тот джентльмен завернул в гостиницу. В окно она не смотрела. Но он, должно быть, уже там. Продолжать путь было бы безумием. Не встретит ли он ее там, когда она войдет? Она умрет от стыда. Помилуй Бог, он видел ее ноги так, как она не показывала их даже Тедди. А ее шляпа выглядела нелепо, если не хуже. Как она сможет взглянуть ему в лицо, не теряя чувства собственного достоинства? А он, невзирая на его грязную и мокрую одежду, был, несомненно, красив и знатен.
Конечно, и эти идиоты, эти слабоумные, эти ничтожества — она не находила достаточно сильных выражений для двух джентльменов, которые, укрывшись под своими пальто и шляпами, промчались мимо ее кареты, оставив позади себя почти катастрофу, — они, вероятно, тоже находятся в гостинице. Ей страшно хотелось высказать им все, что она о них думает, особенно о том, который держал в руках вожжи. Но она сомневалась, что головная боль позволит ей выразить свой гнев и воздать им по заслугам.
— Я бы встала на колени прямо здесь и прямо сейчас, — сказала Бриджет, однако, не делая этого, — и поблагодарила милосердного Господа за то, что привел нас сюда целыми и невредимыми. Я была уверена, мэм, что мы умерли. Вся моя жизнь промелькнула перед глазами; говорят, так бывает перед смертью. Очень странно, мэм, — двадцать пять лет, и все за одно мгновение. Я видела даже мою дорогую маму, которая умерла, когда мне было пять. Она протягивала ко мне руки, да, руки, и звала меня. И чудная улыбка была на ее лице, мэм.
Диана сжала пальцами виски. Но больше оттягивать неприятный момент было нельзя. Джимми открыл дверцу кареты, опустил подножку и мрачным голосом заявил, что он ни в коем случае не собирается рисковать головой ради еще какой-то полумили пути. Они останутся здесь, нравится ей это или нет.
Джимми постоянно пребывал в уверенности, что все готовы с ним спорить. Это делало его агрессивным.
— Рада это слышать, Джимми, — сказала она, вкладывая затянутую в перчатку руку в его огромную и надежную ладонь и осторожно ступая на покрытые грязью булыжники. Спеша укрыться от проливного дождя, она вошла в пивной зал гостиницы.
Она обрадовалась, увидев, что там, кроме толстого хозяина, никого не было. У нее возникло ощущение, что кто-то перенес ее сердце в ее голову, где оно бурно забилось.
Следующие полчаса оказались сущим кошмаром. Ее провели в комнату на втором этаже. Против этого она не возражала. Она почти не обратила внимания, и это ее нисколько не беспокоило, что гостиница была маленькой и весьма заурядной. Она не обратила также внимания на то, что Бриджет придирчиво осматривает постельное белье: не сырые ли простыни и нет ли клопов. Она почти не чувствовала, как Бриджет ее раздевает, расчесывает волосы и помогает умыться.
Она только ждала, когда сможет забраться в постель и остаться наедине со своим несчастьем. Но шум гостиницы доносился до нее. И Бриджет что-то непрерывно шептала. Правда, она говорила о Диане в третьем лице, и не было необходимости отвечать ей. Суть ее монолога заключалась в том, что Господь должен быть добр к ее бедной хозяйке.
— Господи, возлюби ее, — шептала Бриджет. — Ни одной жалобы, хотя ее трясло и швыряло из стороны в сторону так, что можно было и помереть, и мы чуть не перевернулись на этой ужасной дороге. Какое счастье, что она наконец уснула. Я надеялась на это и весь день говорила очень тихо, чтобы не беспокоить ее. Бедная овечка. Боже, возлюби ее.
Диана сжала руками голову и еще глубже зарылась в подушки.
Бриджет продолжала шептать, суетясь возле нее, приводя в порядок вещи хозяйки и застилая выдвижную кровать, на которой собиралась спать сама.
— Ах, она все еще не заснула, бедная овечка, — снова раздался шепот рядом с Дианой. — Позвольте мне пойти и принести вам что-нибудь, мэм. Немного настойки опия. Вам надо хорошенько отдохнуть.
Диана взглянула на нее из-под полуопущенных век и уступила.
— Да, настойку опия, Бриджет, будь добра, — сказала она и уже через пять минут с жадностью выпила ее.
Неужели можно чувствовать себя такой несчастной?
Когда Бриджет снова стала убеждать Бога любить ее, она отослала ее вниз позаботиться об обеде. Хотя она и понимала, как по-детски жалобно звучит ее голос, это было наилучшее, что она могла придумать. Еще минута, и она начала бы кричать и швырять вещи.
— Господи, возлюби ее, — услышала она перед тем, как с грохотом захлопнулась дверь. Диана снова погрузилась в размышления о своем несчастье.
В пивном зале за столом сидели, или, лучше сказать, развалились, на стульях три джентльмена, они не разговаривали между собой, не смотрели друг на друга, вообще не общались. Один из них раскладывал пасьянс, хотя его расслабленная поза говорила о том, что не карты занимают его мысли. Другой вертел перед собой кружку эля, которую время от времени поднимал и рассматривал мокрые круги, оставленные ею на столе. Третий сидел, скрестив на груди руки, и наблюдал за служанкой.
Девушка вытирала стол. Она вытерла все столы, кроме того, за которым сидели три джентльмена. Некоторые столы она вытерла уже несколько раз, хотя их в этот вечер никто не занимал. Она, когда ей это удавалось, поворачивалась лицом к джентльменам и наклонялась так, что ее грудь, и без того почти вываливающаяся из корсажа, оказывалась до неприличия открытой.
Третий джентльмен попробовал подмигнуть ей. Она тряхнула головой и еще усерднее стала тереть невидимое пятно на столе.
— Уж не знаю, что в тебе такого, чего нет у меня, Джек, — с раздражением сказал Эрни.
Лестер Хаундсли, рисовавший узоры мокрым донышком кружки, зевнул.
— Посмотри на Джека, Эрни, — предложил он. — А потом взгляни в зеркало.
— Дело не только во внешности, — сказал лорд Кренсфорд. — Тут что-то другое. Джек всегда может получить любую женщину, если захочет.
Маркиз Кенвуд продолжал раскладывать пасьянс.
— А некоторых он не хочет, — согласился Лестер. — Посмотрите, его даже не интересует эта служанка, хотя она самый лакомый кусочек женской плоти из всех, кто попадался мне на глаза за последнее время. Но она положила глаз не на тебя или меня, Эрни, дружище. Мы можем спокойно отправиться спать — без служанки.
Маркиз по-прежнему не поднимал глаз от своих карт.
— Подмигивание — удобное оружие во флирте, — сказал он. — Но только в том случае, когда вы знаете, что женщину уже влечет к вам. Иначе оно бесполезно. И ущипнуть зад — далеко не лучший способ покорить сердце владелицы этого зада. Так поступают мальчишки.
Лестер уже ущипнул служанку, когда она подходила к их столу наполнить кружки. Когда он заговорил, в его голосе слышалась обида.
— И все, что от тебя требуется, Джек, — сказал он, — это сидеть, вытянув под столом ноги, и смотреть в свои карты. А девчонка почти предлагает себя на тарелочке.
Маркиз пожал плечами.
— Сожалею, — сказал он.
Он искоса взглянул на лорда Кренсфорда и заметил, что Эрни, конечно, помрачнел. Он сохранял мрачный вид с тех пор, как они покинули Лондон. Маркиз не мог безоговорочно обвинять его, хотя выглядело это чрезвычайно глупо. Он на время отложил карты и, шевельнув бровью, подозвал служанку наполнить его кружку. Когда она подошла, он небрежно обнял ее за талию.
Вероятно, он проведет с ней ночь. У нее были достаточно пышные формы, хорошенькое личико, и она явно желала помочь ему скоротать предстоящую ночь. Вечер, уж конечно, проходил страшно скучно. В гостинице не было других постояльцев, кроме них и той леди с хорошенькими ножками, которая, к сожалению, не спустилась к ним вниз и, по всей вероятности, не собиралась этого делать.
— Каков денек! — сказал Лестер.
— А какова гостиница! — сказал лорд Кренсфорд. Это напоминало греческий хор. Весь вечер они повторяли это, лишь иногда меняясь фразами.
— Так как ты думаешь, Джек, — сказал Лестер, потягиваясь и широко зевая, — ты выиграешь это пари?
Это была неподходящая тема для разговора в конце дня, который вымотал им нервы и испортил настроение. Лорд Кренсфорд нахмурился. Маркиз Кенвуд пожал плечами.
— Конечно, — сказал он. — Но при условии, что эту даму можно будет увидеть.
— О, она там будет. — Мгновенно изменившимся, раздраженным тоном заявил лорд Кренсфорд. — Она явится надень рождения отца как агнец на заклание. Но выиграть пари, Джек, ты сможешь, лишь переступив через мой труп.
Маркиз снова пожал плечами.
— Если необходимо, — сказал он. — Но, Эрни, в этом деле ты ведешь себя как настоящий осел. Можно подумать, что я обещал сделать с этой женщиной нечто ужасное. А я собираюсь поухаживать за ней и переспать. Ради этого многие женщины отдали бы половину своего состояния.
— Черт бы тебя побрал, Джек, — беззлобно заметил Лестер. — Любой, кто тебя не знает, подумал бы, что ты слишком самоуверен. Но думаю, это правда. Хотел бы я знать, в чем твой секрет. Конечно, не считая твоей дьявольски привлекательной внешности.
Лорд Кренсфорд не обратил внимания на последние слова.
— Новы говорите о Диане, — сказал он. — Вдове Тедди. Моей невестке. Я ее люблю. И мне неприятна мысль, что она станет просто еще одной из твоих случайных связей, Джек. Я не потерплю этого.
Они обсуждали это уже несколько раз в Лондоне, когда оба пришли в себя после тяжелого похмелья. Но так и не сумели договориться. Казалось, не существовало решения, которое удовлетворило бы обоих.
Маркиз Кенвуд пришел в ужас, когда, проснувшись утром, вспомнил все подробности безумного пари, заключенного накануне в клубе «Уайте». Правда, что он умел обращаться с женщинами и с той поры, как обнаружил, что занятие любовью — одно из самых приятных занятий, предоставляемых жизнью, использовал свое искусство где только мог. Но он никогда не считал себя повесой или распутником, а просто нормальным здоровым мужчиной с нормальными здоровыми потребностями, оказавшимся более удачливым, чем другие.
Однако так случилось, что именно его успех у женщин стал причиной этого совершенно глупого пари. И какому же джентльмену в здравом уме могло прийти в голову отказаться от соответствующим образом записанного пари, даже не попытавшись выиграть его? Было бы нелепо требовать этого.
Кроме того, тут крылось что-то интригующее, какой-то вызов. Миссис Диана Ингрэм, как говорили, была красива. И неприступна. Восхитительное сочетание. Она к тому же около года была вдовой. Вполне вероятно, что она жаждала мужского внимания.
Так он предоставит ей свое внимание. Вместе они удовлетворят свои потребности: ее — в мужчине, его — в выигрыше пари ради сохранения своей чести. И без сомнения, они оба получат удовольствие. Он не помнил случая за все прошедшие годы, когда бы он позволил женщине покинуть его постель неудовлетворенной.
Почему он должен чувствовать себя виноватым? Почему его должны беспокоить явная вульгарность и дурной вкус этого пари? Вероятно, девять из десятка пари, записанных в клубной книге, были именно такими, поскольку заключались джентльменами в нетрезвом состоянии.
К тому же жизнь в последнее время была чертовски скучной. Сезон после многих лет однообразия утратил свою привлекательность. С тех пор, когда ему исполнился двадцать один год и он только что вышел из университета, прошло десять лет. Из них он провел в городе лишь несколько месяцев. Он и сейчас подумывал уехать в свое имение раньше, чем обычно. Ему всегда нравилось проводить там лето, читая, работая на земле, посещая своих арендаторов и соседей, беседуя с матерью и младшей сестрой. А в этом году, как и в прошлом, там будет еще и старшая сестра с племянником, вносившим столько радости в их жизнь.
Но он не уехал. Всегда боишься пропустить что-то, если уедешь из города слишком рано. И этот семейный праздник должен стать развлечением не хуже других. Не само празднество, конечно, оно не может не быть скучным, а наслаждение охотой, сознание, что ставки высоки. Он с нетерпением ждал встречи с миссис Дианой Ингрэм и надеялся, что она будет там, когда они завтра приедут.
— Боюсь, что у тебя уже нет выбора, — обратился он к поджавшему губы лорду Кренсфорду. — Не можешь же ты ожидать, что я сдамся этому змею Риттсмэну без борьбы, Эрни. Кроме того, ты знаешь, это твоя вина. Я бы согласился на любую более или менее доступную женщину. Это ты разинул рот и предложил свою невестку.
— Я был настолько пьян, что удивительно, как я сейчас стою на ногах, — разгорячился лорд Кренсфорд. — Не надо было меня слушать. И какой черт дернул меня назвать Диану?
— Ты в нее влюблен, — сказал Лестер.
— Да, конечно же, нет! — Лорд Кренсфорд перенес гнев на другого кузена. — Подло так говорить, Лес. Диана была женой Тедди. Моего родного брата. Да, я восхищался ею до замужества, но это было так давно. До того, как она стала мне сестрой. И я по-прежнему считаю, что непорядочно с твоей стороны, Джек, отказываться идти к Риттсмэну и настаивать, чтобы он заменил имя.
— Не будь ослом, Эрни, — спокойно сказал лорд Кенвуд. — И если ты так сильно переживаешь по этому поводу, почему ты написал своей матери, что привезешь меня с собой?
— Едва ли после того, как пригласил тебя в клубе, я мог сказать, что не хочу, чтобы ты ехал, — сказал лорд Кренсфорд. — Джентльмен не отказывается от своего слова.
Лорд Кенвуд, приподняв бровь, посмотрел на родственника.
— Ты бережешь свою честь, Эрни, а я должен беречь свою.
— Не моя честь беспокоит меня, — ответил тот. — А честь Дианы.
Маркиз усмехнулся.
— Ладно, я вот что скажу тебе, Эрни. Я обещаю, что твоя драгоценная Диана, когда я буду стараться выиграть пари, познает такое наслаждение, какого не испытывала никогда за всю свою жизнь. Слово чести. Что ты на это скажешь?
— Если бы я не был виноват даже больше, чем ты, Джек, — ответил лорд Кренсфорд, — я бы дал тебе пощечину. Но если бы ты был джентльменом, Джек, ты бы отказался от пари. Если не ради меня, то ради Дианы.
Маркиз пожал плечами, собрал карты и перетасовал их. Довольно, значит, довольно. Они теперь будут только повторяться, крутясь вокруг одной темы, и кончится тем, что почему-то он почувствует себя виноватым. Как это уже случалось после подобных разговоров.
Он должен здраво смотреть на это дело. Возможно, даже без всякого пари он мог бы поехать на это семейное торжество, если бы Эрни рассказал о нем. Если бы он поехал, он встретил бы там миссис Ингрэм. И если бы она оказалась такой красавицей, как о ней говорили, он мог бы увлечься ею. А поскольку она была вдовой и, вполне возможно, свободной, он бы стал ухаживать за ней, и до его отъезда в Лондон и окончания сезона они бы, к взаимному удовлетворению, благополучно провели ночку вдвоем.
Он бы переспал с ней даже и без пари. И нет причины чувствовать за собой какую-то вину. Ведь не собирался же он применять насилие. Он не стал бы что-то делать против ее воли. Она бы предложила ему себя так же охотно, как он взял бы ее. Так было всегда. И он отдал бы эти пять сотен гиней своей матери на благотворительность. И может быть, добавил еще пятьсот от себя.
Лестер снова зевнул.
— Я иду спать, — сказал он. — Шел бы ты со мной, Эрни. Нет смысла бросать жребий из-за служанки. Она достанется Джеку, это так же точно, как то, что этот нос — мой нос. — Он потрогал его пальцем. — Получай удовольствие, Джек. Но не забывай, тебе завтра надо скакать еще десяток миль, так что не скачи всю ночь.
Он от души рассмеялся над своей шуткой и, встав из-за стола, потянулся.
Лорд Кренсфорд допил остатки эля и тоже встал.
— Спокойной ночи, Джек, — сказал он. — Сделай ей один разок за меня.
ГЛАВА 3
Эрни следует повесить, мрачно подумал маркиз и, спрыгнув с седла в грязную жижу, побежал к карете. Он распахнул дверцу прежде, чем последнее ругательство кучера утонуло в шуме дождя.
— Вы в полной безопасности, леди, — объявил маркиз, как будто их спасение от адских мучений было его личным делом.
Он увидел, что их только двое. Горничная с пышной грудью, которую можно было бы назвать хорошенькой, если бы она закрыла рот и поправила съехавший на брови чепчик. Какая жалость, что она имела несчастье родиться женщиной, неожиданно подумал маркиз. Армия лишилась отличного сержанта.
От резкого наклона кареты на горничную сбоку навалилась еще не пришедшая в себя леди. Она была молода и исключительно хороша собой. В своем теплом голубом пальто, белых нижних юбках и чулках она казалась поразительно хрупкой и женственной, особенно на фоне разгулявшейся снаружи непогоды.
Конечно, нижние юбки и чулки не предназначались для его заинтересованного взгляда. Как и пара тонких изящных лодыжек, открытых высоко поднявшимися юбками. И шляпа сидела криво, съехав набок так, что почти закрывала ее правый глаз, с другого бока из-под нее выбивались непокорные
блестящие белокурые локоны.
— О, — сказала она, поспешно отодвигаясь от горничной, и на мгновение застыла в нерешительности — восхитительное мгновение для маркиза, — не зная, что поправить в первую очередь: шляпку или юбки. Шляпку, наконец решила она.
— Возьми себя в руки, Бриджет. Этот джентльмен сказал, что мы в безопасности. Благодарю вас за заботу, сэр, но вы, случайно, не тот идиот, который только что обогнал нас таким ужасным образом?
— Нет, мэм. — Никакое чувство лояльности не могло заставить лорда Кенвуда высказаться в защиту своих спутников. Во всяком случае, в такой момент, когда леди так густо и так мило покраснела, в смущении оправляя юбки и осознав, насколько, к его великому удовольствию, она показала ему свои ноги. — Не представляю, кто мог быть так преступно безрассуден. Надеюсь, вы не пострадали?
— Нет, благодарю вас. — Она выпрямилась и сидела с чопорным видом, таким же холодным, как те дождевые капли, что катились по его шее. Горничная, сидевшая рядом с ней, замолчала и посадила чепчик на положенное ему место на макушке.
Увы, подумал маркиз, касаясь шляпы и изображая поклон, поскольку повода, чтобы сесть в карету и успокоить бившихся в истерике женщин в своих сильных и гостеприимных мужских объятиях, не нашлось. В истерике была только горничная, и одного слова хозяйки хватило для ее успокоения.
Встреча принесла одно разочарование. А казалось, открывала большие и романтичные возможности. Хотя, честно говоря, он не отличался романтизмом. Открывала такие… возможности, уточнил он свою мысль.
А те два идиота, вероятно, уже сушатся у камина, подумал он, садясь в седло, и поморщился, взглянув на свои сапоги. Экипаж уже отвозят в каретный сарай возле гостиницы. Они, бесспорно, даже не оглянулись, чтобы посмотреть, все ли в порядке позади.
Единственным утешением маркиза было предположение, что леди с восхитительными ножками вынуждена будет остановиться в той же гостинице. Попытка продолжить путь была бы самоубийством. Возможно, у него еще появится шанс. Если не солнце, то хотя бы удача должна улыбнуться ему.
Он сердито посмотрел на конюха, который выглянул из конюшни, явно не желая выйти наружу и замочить свою шапку. И через минуту маркиз с негодованием наблюдал, как этот самый конюх ведет его лошадь на расстоянии вытянутой руки, чтобы не запачкать свои штаны.
Какова же будет сама гостиница!
Несмотря на огромное облегчение, которое почувствовала Диана, когда карета остановилась перед гостиницей, ей очень не хотелось покидать ее. Она была огорчена, что не сможет продолжить путешествие в тот же день, ведь она отправилась в дорогу, взяв с собой так мало слуг, поскольку предполагала, что доберется до Ротерхэм-Холла за один день. Папа очень бы рассердился, увидев ее сейчас.
К тому же ее головная боль! Бессонная ночь, путешествие по английским дорогам, неожиданный ливень и беда, чуть было не случившаяся по вине джентльмена в экипаже, не могли облегчить ее. Деревенская гостиница была совсем не тем местом, где она хотела бы приклонить голову.
Она не видела, как тот джентльмен завернул в гостиницу. В окно она не смотрела. Но он, должно быть, уже там. Продолжать путь было бы безумием. Не встретит ли он ее там, когда она войдет? Она умрет от стыда. Помилуй Бог, он видел ее ноги так, как она не показывала их даже Тедди. А ее шляпа выглядела нелепо, если не хуже. Как она сможет взглянуть ему в лицо, не теряя чувства собственного достоинства? А он, невзирая на его грязную и мокрую одежду, был, несомненно, красив и знатен.
Конечно, и эти идиоты, эти слабоумные, эти ничтожества — она не находила достаточно сильных выражений для двух джентльменов, которые, укрывшись под своими пальто и шляпами, промчались мимо ее кареты, оставив позади себя почти катастрофу, — они, вероятно, тоже находятся в гостинице. Ей страшно хотелось высказать им все, что она о них думает, особенно о том, который держал в руках вожжи. Но она сомневалась, что головная боль позволит ей выразить свой гнев и воздать им по заслугам.
— Я бы встала на колени прямо здесь и прямо сейчас, — сказала Бриджет, однако, не делая этого, — и поблагодарила милосердного Господа за то, что привел нас сюда целыми и невредимыми. Я была уверена, мэм, что мы умерли. Вся моя жизнь промелькнула перед глазами; говорят, так бывает перед смертью. Очень странно, мэм, — двадцать пять лет, и все за одно мгновение. Я видела даже мою дорогую маму, которая умерла, когда мне было пять. Она протягивала ко мне руки, да, руки, и звала меня. И чудная улыбка была на ее лице, мэм.
Диана сжала пальцами виски. Но больше оттягивать неприятный момент было нельзя. Джимми открыл дверцу кареты, опустил подножку и мрачным голосом заявил, что он ни в коем случае не собирается рисковать головой ради еще какой-то полумили пути. Они останутся здесь, нравится ей это или нет.
Джимми постоянно пребывал в уверенности, что все готовы с ним спорить. Это делало его агрессивным.
— Рада это слышать, Джимми, — сказала она, вкладывая затянутую в перчатку руку в его огромную и надежную ладонь и осторожно ступая на покрытые грязью булыжники. Спеша укрыться от проливного дождя, она вошла в пивной зал гостиницы.
Она обрадовалась, увидев, что там, кроме толстого хозяина, никого не было. У нее возникло ощущение, что кто-то перенес ее сердце в ее голову, где оно бурно забилось.
Следующие полчаса оказались сущим кошмаром. Ее провели в комнату на втором этаже. Против этого она не возражала. Она почти не обратила внимания, и это ее нисколько не беспокоило, что гостиница была маленькой и весьма заурядной. Она не обратила также внимания на то, что Бриджет придирчиво осматривает постельное белье: не сырые ли простыни и нет ли клопов. Она почти не чувствовала, как Бриджет ее раздевает, расчесывает волосы и помогает умыться.
Она только ждала, когда сможет забраться в постель и остаться наедине со своим несчастьем. Но шум гостиницы доносился до нее. И Бриджет что-то непрерывно шептала. Правда, она говорила о Диане в третьем лице, и не было необходимости отвечать ей. Суть ее монолога заключалась в том, что Господь должен быть добр к ее бедной хозяйке.
— Господи, возлюби ее, — шептала Бриджет. — Ни одной жалобы, хотя ее трясло и швыряло из стороны в сторону так, что можно было и помереть, и мы чуть не перевернулись на этой ужасной дороге. Какое счастье, что она наконец уснула. Я надеялась на это и весь день говорила очень тихо, чтобы не беспокоить ее. Бедная овечка. Боже, возлюби ее.
Диана сжала руками голову и еще глубже зарылась в подушки.
Бриджет продолжала шептать, суетясь возле нее, приводя в порядок вещи хозяйки и застилая выдвижную кровать, на которой собиралась спать сама.
— Ах, она все еще не заснула, бедная овечка, — снова раздался шепот рядом с Дианой. — Позвольте мне пойти и принести вам что-нибудь, мэм. Немного настойки опия. Вам надо хорошенько отдохнуть.
Диана взглянула на нее из-под полуопущенных век и уступила.
— Да, настойку опия, Бриджет, будь добра, — сказала она и уже через пять минут с жадностью выпила ее.
Неужели можно чувствовать себя такой несчастной?
Когда Бриджет снова стала убеждать Бога любить ее, она отослала ее вниз позаботиться об обеде. Хотя она и понимала, как по-детски жалобно звучит ее голос, это было наилучшее, что она могла придумать. Еще минута, и она начала бы кричать и швырять вещи.
— Господи, возлюби ее, — услышала она перед тем, как с грохотом захлопнулась дверь. Диана снова погрузилась в размышления о своем несчастье.
В пивном зале за столом сидели, или, лучше сказать, развалились, на стульях три джентльмена, они не разговаривали между собой, не смотрели друг на друга, вообще не общались. Один из них раскладывал пасьянс, хотя его расслабленная поза говорила о том, что не карты занимают его мысли. Другой вертел перед собой кружку эля, которую время от времени поднимал и рассматривал мокрые круги, оставленные ею на столе. Третий сидел, скрестив на груди руки, и наблюдал за служанкой.
Девушка вытирала стол. Она вытерла все столы, кроме того, за которым сидели три джентльмена. Некоторые столы она вытерла уже несколько раз, хотя их в этот вечер никто не занимал. Она, когда ей это удавалось, поворачивалась лицом к джентльменам и наклонялась так, что ее грудь, и без того почти вываливающаяся из корсажа, оказывалась до неприличия открытой.
Третий джентльмен попробовал подмигнуть ей. Она тряхнула головой и еще усерднее стала тереть невидимое пятно на столе.
— Уж не знаю, что в тебе такого, чего нет у меня, Джек, — с раздражением сказал Эрни.
Лестер Хаундсли, рисовавший узоры мокрым донышком кружки, зевнул.
— Посмотри на Джека, Эрни, — предложил он. — А потом взгляни в зеркало.
— Дело не только во внешности, — сказал лорд Кренсфорд. — Тут что-то другое. Джек всегда может получить любую женщину, если захочет.
Маркиз Кенвуд продолжал раскладывать пасьянс.
— А некоторых он не хочет, — согласился Лестер. — Посмотрите, его даже не интересует эта служанка, хотя она самый лакомый кусочек женской плоти из всех, кто попадался мне на глаза за последнее время. Но она положила глаз не на тебя или меня, Эрни, дружище. Мы можем спокойно отправиться спать — без служанки.
Маркиз по-прежнему не поднимал глаз от своих карт.
— Подмигивание — удобное оружие во флирте, — сказал он. — Но только в том случае, когда вы знаете, что женщину уже влечет к вам. Иначе оно бесполезно. И ущипнуть зад — далеко не лучший способ покорить сердце владелицы этого зада. Так поступают мальчишки.
Лестер уже ущипнул служанку, когда она подходила к их столу наполнить кружки. Когда он заговорил, в его голосе слышалась обида.
— И все, что от тебя требуется, Джек, — сказал он, — это сидеть, вытянув под столом ноги, и смотреть в свои карты. А девчонка почти предлагает себя на тарелочке.
Маркиз пожал плечами.
— Сожалею, — сказал он.
Он искоса взглянул на лорда Кренсфорда и заметил, что Эрни, конечно, помрачнел. Он сохранял мрачный вид с тех пор, как они покинули Лондон. Маркиз не мог безоговорочно обвинять его, хотя выглядело это чрезвычайно глупо. Он на время отложил карты и, шевельнув бровью, подозвал служанку наполнить его кружку. Когда она подошла, он небрежно обнял ее за талию.
Вероятно, он проведет с ней ночь. У нее были достаточно пышные формы, хорошенькое личико, и она явно желала помочь ему скоротать предстоящую ночь. Вечер, уж конечно, проходил страшно скучно. В гостинице не было других постояльцев, кроме них и той леди с хорошенькими ножками, которая, к сожалению, не спустилась к ним вниз и, по всей вероятности, не собиралась этого делать.
— Каков денек! — сказал Лестер.
— А какова гостиница! — сказал лорд Кренсфорд. Это напоминало греческий хор. Весь вечер они повторяли это, лишь иногда меняясь фразами.
— Так как ты думаешь, Джек, — сказал Лестер, потягиваясь и широко зевая, — ты выиграешь это пари?
Это была неподходящая тема для разговора в конце дня, который вымотал им нервы и испортил настроение. Лорд Кренсфорд нахмурился. Маркиз Кенвуд пожал плечами.
— Конечно, — сказал он. — Но при условии, что эту даму можно будет увидеть.
— О, она там будет. — Мгновенно изменившимся, раздраженным тоном заявил лорд Кренсфорд. — Она явится надень рождения отца как агнец на заклание. Но выиграть пари, Джек, ты сможешь, лишь переступив через мой труп.
Маркиз снова пожал плечами.
— Если необходимо, — сказал он. — Но, Эрни, в этом деле ты ведешь себя как настоящий осел. Можно подумать, что я обещал сделать с этой женщиной нечто ужасное. А я собираюсь поухаживать за ней и переспать. Ради этого многие женщины отдали бы половину своего состояния.
— Черт бы тебя побрал, Джек, — беззлобно заметил Лестер. — Любой, кто тебя не знает, подумал бы, что ты слишком самоуверен. Но думаю, это правда. Хотел бы я знать, в чем твой секрет. Конечно, не считая твоей дьявольски привлекательной внешности.
Лорд Кренсфорд не обратил внимания на последние слова.
— Новы говорите о Диане, — сказал он. — Вдове Тедди. Моей невестке. Я ее люблю. И мне неприятна мысль, что она станет просто еще одной из твоих случайных связей, Джек. Я не потерплю этого.
Они обсуждали это уже несколько раз в Лондоне, когда оба пришли в себя после тяжелого похмелья. Но так и не сумели договориться. Казалось, не существовало решения, которое удовлетворило бы обоих.
Маркиз Кенвуд пришел в ужас, когда, проснувшись утром, вспомнил все подробности безумного пари, заключенного накануне в клубе «Уайте». Правда, что он умел обращаться с женщинами и с той поры, как обнаружил, что занятие любовью — одно из самых приятных занятий, предоставляемых жизнью, использовал свое искусство где только мог. Но он никогда не считал себя повесой или распутником, а просто нормальным здоровым мужчиной с нормальными здоровыми потребностями, оказавшимся более удачливым, чем другие.
Однако так случилось, что именно его успех у женщин стал причиной этого совершенно глупого пари. И какому же джентльмену в здравом уме могло прийти в голову отказаться от соответствующим образом записанного пари, даже не попытавшись выиграть его? Было бы нелепо требовать этого.
Кроме того, тут крылось что-то интригующее, какой-то вызов. Миссис Диана Ингрэм, как говорили, была красива. И неприступна. Восхитительное сочетание. Она к тому же около года была вдовой. Вполне вероятно, что она жаждала мужского внимания.
Так он предоставит ей свое внимание. Вместе они удовлетворят свои потребности: ее — в мужчине, его — в выигрыше пари ради сохранения своей чести. И без сомнения, они оба получат удовольствие. Он не помнил случая за все прошедшие годы, когда бы он позволил женщине покинуть его постель неудовлетворенной.
Почему он должен чувствовать себя виноватым? Почему его должны беспокоить явная вульгарность и дурной вкус этого пари? Вероятно, девять из десятка пари, записанных в клубной книге, были именно такими, поскольку заключались джентльменами в нетрезвом состоянии.
К тому же жизнь в последнее время была чертовски скучной. Сезон после многих лет однообразия утратил свою привлекательность. С тех пор, когда ему исполнился двадцать один год и он только что вышел из университета, прошло десять лет. Из них он провел в городе лишь несколько месяцев. Он и сейчас подумывал уехать в свое имение раньше, чем обычно. Ему всегда нравилось проводить там лето, читая, работая на земле, посещая своих арендаторов и соседей, беседуя с матерью и младшей сестрой. А в этом году, как и в прошлом, там будет еще и старшая сестра с племянником, вносившим столько радости в их жизнь.
Но он не уехал. Всегда боишься пропустить что-то, если уедешь из города слишком рано. И этот семейный праздник должен стать развлечением не хуже других. Не само празднество, конечно, оно не может не быть скучным, а наслаждение охотой, сознание, что ставки высоки. Он с нетерпением ждал встречи с миссис Дианой Ингрэм и надеялся, что она будет там, когда они завтра приедут.
— Боюсь, что у тебя уже нет выбора, — обратился он к поджавшему губы лорду Кренсфорду. — Не можешь же ты ожидать, что я сдамся этому змею Риттсмэну без борьбы, Эрни. Кроме того, ты знаешь, это твоя вина. Я бы согласился на любую более или менее доступную женщину. Это ты разинул рот и предложил свою невестку.
— Я был настолько пьян, что удивительно, как я сейчас стою на ногах, — разгорячился лорд Кренсфорд. — Не надо было меня слушать. И какой черт дернул меня назвать Диану?
— Ты в нее влюблен, — сказал Лестер.
— Да, конечно же, нет! — Лорд Кренсфорд перенес гнев на другого кузена. — Подло так говорить, Лес. Диана была женой Тедди. Моего родного брата. Да, я восхищался ею до замужества, но это было так давно. До того, как она стала мне сестрой. И я по-прежнему считаю, что непорядочно с твоей стороны, Джек, отказываться идти к Риттсмэну и настаивать, чтобы он заменил имя.
— Не будь ослом, Эрни, — спокойно сказал лорд Кенвуд. — И если ты так сильно переживаешь по этому поводу, почему ты написал своей матери, что привезешь меня с собой?
— Едва ли после того, как пригласил тебя в клубе, я мог сказать, что не хочу, чтобы ты ехал, — сказал лорд Кренсфорд. — Джентльмен не отказывается от своего слова.
Лорд Кенвуд, приподняв бровь, посмотрел на родственника.
— Ты бережешь свою честь, Эрни, а я должен беречь свою.
— Не моя честь беспокоит меня, — ответил тот. — А честь Дианы.
Маркиз усмехнулся.
— Ладно, я вот что скажу тебе, Эрни. Я обещаю, что твоя драгоценная Диана, когда я буду стараться выиграть пари, познает такое наслаждение, какого не испытывала никогда за всю свою жизнь. Слово чести. Что ты на это скажешь?
— Если бы я не был виноват даже больше, чем ты, Джек, — ответил лорд Кренсфорд, — я бы дал тебе пощечину. Но если бы ты был джентльменом, Джек, ты бы отказался от пари. Если не ради меня, то ради Дианы.
Маркиз пожал плечами, собрал карты и перетасовал их. Довольно, значит, довольно. Они теперь будут только повторяться, крутясь вокруг одной темы, и кончится тем, что почему-то он почувствует себя виноватым. Как это уже случалось после подобных разговоров.
Он должен здраво смотреть на это дело. Возможно, даже без всякого пари он мог бы поехать на это семейное торжество, если бы Эрни рассказал о нем. Если бы он поехал, он встретил бы там миссис Ингрэм. И если бы она оказалась такой красавицей, как о ней говорили, он мог бы увлечься ею. А поскольку она была вдовой и, вполне возможно, свободной, он бы стал ухаживать за ней, и до его отъезда в Лондон и окончания сезона они бы, к взаимному удовлетворению, благополучно провели ночку вдвоем.
Он бы переспал с ней даже и без пари. И нет причины чувствовать за собой какую-то вину. Ведь не собирался же он применять насилие. Он не стал бы что-то делать против ее воли. Она бы предложила ему себя так же охотно, как он взял бы ее. Так было всегда. И он отдал бы эти пять сотен гиней своей матери на благотворительность. И может быть, добавил еще пятьсот от себя.
Лестер снова зевнул.
— Я иду спать, — сказал он. — Шел бы ты со мной, Эрни. Нет смысла бросать жребий из-за служанки. Она достанется Джеку, это так же точно, как то, что этот нос — мой нос. — Он потрогал его пальцем. — Получай удовольствие, Джек. Но не забывай, тебе завтра надо скакать еще десяток миль, так что не скачи всю ночь.
Он от души рассмеялся над своей шуткой и, встав из-за стола, потянулся.
Лорд Кренсфорд допил остатки эля и тоже встал.
— Спокойной ночи, Джек, — сказал он. — Сделай ей один разок за меня.
ГЛАВА 3
Маркиз Кенвуд еще несколько минут посидел за столом, понимая, что, пожалуй, опять выпил слишком много. Он не был так пьян, как тогда, неделю назад, в клубе, но плохо соображал и чувствовал такую усталость, что не мог заставить себя подняться и отправиться в свою комнату.
Хорошо, что наконец появился Картер, который целый час возился под дождем с багажом, принадлежавшим трем джентльменам. Картер, как всегда, умудрился выглядеть безукоризненно. Даже каждый его волос оставался на своем месте.
Служанка подошла к столу и начала убирать кружки, оставленные Лестером и Эрни. Она ничего не сказала, лишь искоса бросила на него взгляд из-под соблазнительно опущенных ресниц и, наклонившись, чтобы вытереть стол, выставила напоказ привлекательную пышную грудь.
Лорд Кенвуд встал, он был в нерешительности. Устал ли он или не устал, не в его привычке было пропустить хорошенькую девчонку, особенно если она доступна. И сама этого очень хочет.
Он слегка дотронулся до ее талии.
— Ты занята, моя милочка? — спросил он, опуская руки на ее крутые бедра.
— Ох, сэр, — сказала она, выпрямляясь и поворачиваясь к нему. — Еще как занята, будьте уверены. Некоторым из нас приходится честным трудом зарабатывать свой хлеб.
Он перевел взгляд на ее пухлые губы и потянулся к ним своими губами.
— И когда ты думаешь закончить работу, моя дорогая? — спросил он.
— О, не знаю, не знаю, сэр. — Она тяжело задышала.
— Может, когда ты закончишь, я смогу дать тебе честно заработать, — сказал он. — Или, лучше сказать, приятно заработать? — Прищурившись, он опустил глаза на ее почти обнаженную грудь, вздымавшуюся у его жилета.
— Я хорошая девушка, — сказала она. Он еще ближе наклонился к ее губам.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, моя милая, — ответил он. — Я предоставлю тебе всю ночь, чтобы ты показала, как ты хороша, хочешь?
— О-ох, — выдохнула она, с жадностью глядя на его губы. Он на мгновение коснулся ее губ. Ему придется пойти на кухню, найти Картера и попросить его подыскать другое место для ночлега. Жаль его, он с таким старанием приготовил для себя выдвижную кровать. Но Картеру не понравилось бы, если бы его сон нарушали звуки, доносящиеся из стоявшей рядом постели хозяина.
Конечно, он с видом мученика будет показывать неодобрение. Но он к этому привык. Такое случалось и раньше.
Горничная с большой грудью, которая в карете издавала вопли подобно дюжине обезумевших девственниц, поднималась по лестнице впереди него. Он слышал, как на кухне она говорила жене хозяина гостиницы, что у ее хозяйки болит голова и всего лишь час назад она дала ей выпить настойку опия.
— Не знала, что и делать, совсем не знала, бедняжка, возлюби ее Господь, — говорила горничная. — Никогда не хотела пить лекарства, никогда. А сегодня вечером даже не смогла отказаться. Тяжелый, утомительный был для нее день. — Она смущенно взглянула в сторону маркиза.
Жаль, подумал лорд Кенвуд, поднимаясь следом за горничной по лестнице. Если бы леди спустилась вниз пообедать, это бы немного скрасило вечер. Было бы приятно смотреть, как она краснеет, глядя на него, при воспоминании, в каком положении он ее видел. И еще ему хотелось получше рассмотреть ее лицо. Днем он слишком заинтересовался ее ногами и успел лишь заметить, что она хорошенькая.
— Надеюсь, утром твоя хозяйка проснется в полном здравии и продолжит свое путешествие, — заговорил он с горничной.
Девушка, уже добравшаяся до верхнего этажа, резко обернулась и густо покраснела. Румянец портил естественную прелесть ее лица, как это случилось и днем.
— Я тоже надеюсь, сэр, — сказала она, часто дыша, как будто подъем на второй этаж был так тяжел. — Она должна хорошенько выспаться после этой настойки опия. Она ни кусочка не съела за обедом.
— В самом деле? — спросил он, догнав ее, и заложил руки за спину. Проклятие, он все-таки был пьян. Коридор медленно вращался вокруг него. — Но я уверен, твоя нежная забота все исправит. — Он улыбнулся.
Он ожидал, что девушка отступит в сторону, пропуская его вперед, или поспешит впереди него в комнату хозяйки. Но она стояла словно околдованная. Вот и хорошо, усмехнулся он про себя, кажется, у него будет выбор, с кем провести эту ночь, тем более что хозяйка выпила снотворное. Но пожалуй, какой бы хорошенькой она ни казалась, когда не краснела, девушка выглядела слишком порядочной, чтобы захотелось соблазнять ее.
— В таком случае доброй ночи, — сказал он, шутливо наклоняя голову в легком поклоне, и тут же пожалел, что шевельнул головой.
Она выглядела смущенной и взволнованной. Она попятилась от него по коридору и, не оборачиваясь, схватилась за ручку двери его комнаты, открыла ее и прошептала:
— Доброй ночи, сэр. Боюсь разбудить мою бедную хозяйку.
Лорд Кенвуд постоял немного, уставившись на дверь. «Черт, — подумал он, — должно быть, я пьян сильнее, чем предполагал». Он считал, что это его комната. Если бы он не оказался на лестнице одновременно с горничной, он бы в нее вошел. И вполне возможно, очутился бы лицом к лицу со спящей красавицей. Это вызвало бы некоторую неловкость, особенно если бы она проснулась. Вероятно, от ее криков снесло бы крышу. И кто бы поверил, что он вошел совершенно случайно? Его репутация сильно бы пострадала. В своих ухаживаниях он никогда не допускал такой грубости.
Хорошо, что наконец появился Картер, который целый час возился под дождем с багажом, принадлежавшим трем джентльменам. Картер, как всегда, умудрился выглядеть безукоризненно. Даже каждый его волос оставался на своем месте.
Служанка подошла к столу и начала убирать кружки, оставленные Лестером и Эрни. Она ничего не сказала, лишь искоса бросила на него взгляд из-под соблазнительно опущенных ресниц и, наклонившись, чтобы вытереть стол, выставила напоказ привлекательную пышную грудь.
Лорд Кенвуд встал, он был в нерешительности. Устал ли он или не устал, не в его привычке было пропустить хорошенькую девчонку, особенно если она доступна. И сама этого очень хочет.
Он слегка дотронулся до ее талии.
— Ты занята, моя милочка? — спросил он, опуская руки на ее крутые бедра.
— Ох, сэр, — сказала она, выпрямляясь и поворачиваясь к нему. — Еще как занята, будьте уверены. Некоторым из нас приходится честным трудом зарабатывать свой хлеб.
Он перевел взгляд на ее пухлые губы и потянулся к ним своими губами.
— И когда ты думаешь закончить работу, моя дорогая? — спросил он.
— О, не знаю, не знаю, сэр. — Она тяжело задышала.
— Может, когда ты закончишь, я смогу дать тебе честно заработать, — сказал он. — Или, лучше сказать, приятно заработать? — Прищурившись, он опустил глаза на ее почти обнаженную грудь, вздымавшуюся у его жилета.
— Я хорошая девушка, — сказала она. Он еще ближе наклонился к ее губам.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, моя милая, — ответил он. — Я предоставлю тебе всю ночь, чтобы ты показала, как ты хороша, хочешь?
— О-ох, — выдохнула она, с жадностью глядя на его губы. Он на мгновение коснулся ее губ. Ему придется пойти на кухню, найти Картера и попросить его подыскать другое место для ночлега. Жаль его, он с таким старанием приготовил для себя выдвижную кровать. Но Картеру не понравилось бы, если бы его сон нарушали звуки, доносящиеся из стоявшей рядом постели хозяина.
Конечно, он с видом мученика будет показывать неодобрение. Но он к этому привык. Такое случалось и раньше.
Горничная с большой грудью, которая в карете издавала вопли подобно дюжине обезумевших девственниц, поднималась по лестнице впереди него. Он слышал, как на кухне она говорила жене хозяина гостиницы, что у ее хозяйки болит голова и всего лишь час назад она дала ей выпить настойку опия.
— Не знала, что и делать, совсем не знала, бедняжка, возлюби ее Господь, — говорила горничная. — Никогда не хотела пить лекарства, никогда. А сегодня вечером даже не смогла отказаться. Тяжелый, утомительный был для нее день. — Она смущенно взглянула в сторону маркиза.
Жаль, подумал лорд Кенвуд, поднимаясь следом за горничной по лестнице. Если бы леди спустилась вниз пообедать, это бы немного скрасило вечер. Было бы приятно смотреть, как она краснеет, глядя на него, при воспоминании, в каком положении он ее видел. И еще ему хотелось получше рассмотреть ее лицо. Днем он слишком заинтересовался ее ногами и успел лишь заметить, что она хорошенькая.
— Надеюсь, утром твоя хозяйка проснется в полном здравии и продолжит свое путешествие, — заговорил он с горничной.
Девушка, уже добравшаяся до верхнего этажа, резко обернулась и густо покраснела. Румянец портил естественную прелесть ее лица, как это случилось и днем.
— Я тоже надеюсь, сэр, — сказала она, часто дыша, как будто подъем на второй этаж был так тяжел. — Она должна хорошенько выспаться после этой настойки опия. Она ни кусочка не съела за обедом.
— В самом деле? — спросил он, догнав ее, и заложил руки за спину. Проклятие, он все-таки был пьян. Коридор медленно вращался вокруг него. — Но я уверен, твоя нежная забота все исправит. — Он улыбнулся.
Он ожидал, что девушка отступит в сторону, пропуская его вперед, или поспешит впереди него в комнату хозяйки. Но она стояла словно околдованная. Вот и хорошо, усмехнулся он про себя, кажется, у него будет выбор, с кем провести эту ночь, тем более что хозяйка выпила снотворное. Но пожалуй, какой бы хорошенькой она ни казалась, когда не краснела, девушка выглядела слишком порядочной, чтобы захотелось соблазнять ее.
— В таком случае доброй ночи, — сказал он, шутливо наклоняя голову в легком поклоне, и тут же пожалел, что шевельнул головой.
Она выглядела смущенной и взволнованной. Она попятилась от него по коридору и, не оборачиваясь, схватилась за ручку двери его комнаты, открыла ее и прошептала:
— Доброй ночи, сэр. Боюсь разбудить мою бедную хозяйку.
Лорд Кенвуд постоял немного, уставившись на дверь. «Черт, — подумал он, — должно быть, я пьян сильнее, чем предполагал». Он считал, что это его комната. Если бы он не оказался на лестнице одновременно с горничной, он бы в нее вошел. И вполне возможно, очутился бы лицом к лицу со спящей красавицей. Это вызвало бы некоторую неловкость, особенно если бы она проснулась. Вероятно, от ее криков снесло бы крышу. И кто бы поверил, что он вошел совершенно случайно? Его репутация сильно бы пострадала. В своих ухаживаниях он никогда не допускал такой грубости.