Саманта с неприятным чувством наблюдала, как Лайонел вынул брошь из коробочки и стал прикалывать к ее платью над левой грудью. Застежка не закрывалась. Его пальцы, казалось, целую вечность прикасались к тонкому муслину, жгли ее сквозь ткань, а когда он наконец справился с застежкой, то, будто бы проверяя, как держится брошь, провел рукой по ее груди, коснувшись соска.
– Саманта, я давно знал, чью грудь должна украшать эта брошь, – вкрадчиво сказал Лайонел. – Только я хотел бы приколоть ее при других обстоятельствах и чтобы сегодня вы были молодой женой другого. Тем не менее я от души желаю вам счастья, дорогая Саманта! – Он изящно поклонился, по-прежнему глядя ей в глаза.
– Благодарю вас, Лайонел, – сказала Саманта и, только когда эти слова были уже произнесены, поняла, что назвала его по имени. Вот уже шесть лет она не называла его просто Лайонел. – Однако я должна покинуть вас – хочу отыскать моего мужа.
– Вашего мужа! – повторил он, и глаза у него стали грустные.
Саманта повернулась и поспешно пошла по направлению к дому, но по пути ее еще несколько раз остановили с поздравлениями и поцелуями.
Хартли оказался в плену у пяти пожилых дам, все они наперебой предались приятным воспоминаниям о его отце и дедушке – красавце и дамском угоднике. Все пятеро согласились на том, что со стороны Хартли было просто возмутительно столько лет прятать себя неведомо где.
– Одна надежда, что милейшая леди Кэрью решительнейшим образом изменит ваш характер, – сказала одна из дам, поразив его тем, что назвала Саманту «леди Кэрью» – он впервые услышал это ее новое имя из посторонних уст.
– Право же, Кэрью, вы не должны скрываться от света оттого лишь, что вы хромаете и у вас изуродована рука, – даже не пытаясь как-то завуалировать бестактность, заявила другая старушка. – Многим нашим героям войны пришлось куда хуже. Молодой Уэйтерс, внук моей сестры, вернулся домой без одной ноги, а вторая отрезана до колена!
Какое это было облегчение – увидеть в дверях гостиной Саманту! Она стояла, оглядываясь вокруг, пока не увидела его. Все, мимо кого она проходила, хотели поговорить с ней и поцеловать ее, но все же минут через пять она добралась до Хартли и теперь стояла рядом с ним, с милой улыбкой слушая ностальгические воспоминания старых дам, две из которых не удержались от того, чтобы не дать Саманте довольно прозаический совет относительно близящейся брачной ночи, чем вогнали в краску и Саманту, и маркиза. Сами же старушки весело захихикали в восторге от собственного остроумия.
Не прошло и двух минут, как Саманта сумела избавить своего супруга от болтливых старушек, и он проследовал за ней в холл. Гости уже начали расходиться, и у Кэрью с Самантой так и не выпало минуты, чтобы обменяться хотя бы несколькими словами друг с другом.
Хартли мечтал остаться наедине со своей женой. Это он хотел устроить пышную свадьбу и не жалел об этом. Такое событие должно запомниться на всю жизнь. Но сейчас он стремился только к одному – побыть наедине с Самантой. Сейчас середина дня и до вечера еще далеко, и он проявит такт и не будет раньше времени стараться завлечь ее в постель, но все же он хотел побыть с ней наедине, поговорить или просто посидеть с ней рядом и помолчать.
Он с тоской вспоминал об их встречах в Хаймуре и милых беседах. Но скоро, скоро! Не пройдет и недели, как они уже будут там, а дальше – долгое счастье на всю жизнь. Наконец-то, минуя редеющие вереницы гостей, он вывел ее в сад, вдохнул полной грудью свежего воздуха, продел руку Саманты себе под локоть, и они пошли к небольшому розовому дереву. К счастью, там никого не было. Хартли усадил Саманту на кованую железную скамью и сел рядом с ней.
– Кто-то должен был предупредить меня, что на своей свадьбе я меньше всего буду видеть свою молодую жену.
– Но все было замечательно, Хартли, – сказала, поворачиваясь к нему, Саманта.
И в эту минуту он увидел брошь. Глаза его остановились на ней, он почувствовал, как кровь отлила от его лица.
– Откуда это у вас? – шепотом спросил он.
– Что? – Саманта нахмурилась. Проследовав глазами за его взглядом, она покраснела и прикрыла брошь рукой. – Лайонел… л-лорд Рашфорд преподнес мне ее. Это свадебный подарок, – пояснила Саманта. – Он сказал, что это фамильная реликвия, что это принадлежит вашей семье. И еще он сказал.. Хартли, я не знала, что он ваш кузен, не знала, что вы близкие друзья. Он считал, что вам будет приятно, что эта брошь теперь у меня. Он шутил, сказал, что мне недостает голубого цвета в моем туалете и эта брошь и станет таким голубым мазком. Вы… вам знакома эта брошь?
Это была брошь матери Хартли. Она очень дорожила ею, отец Хартли подарил ей эту брошь в день их свадьбы. «Чтобы на вас было что-то голубое», – сказал он ей. Мать Хартли носила ее, не снимая.
Умирая, она сказала Хартли, чтобы он взял ее себе и подарил своей невесте в день свадьбы. Почему-то эти ее слова запали ему в голову, и он долго искал брошь, спрашивал о ней своего отца, свою тетку – мать Лайонела и горевал о ней почти так же, как и о матушке.
Но он так и не нашел брошь.
Ею завладел Лайонел. Может быть, он сам каким-то образом сумел захватить ее, может быть, кто-то отдал ему брошь, но Хартли об этом не знал, никто не сказал ему ни слова. А он все искал и искал брошь, искал много лет, несмотря на все доводы разума.
И вот она здесь, на груди его жены, и подарил ре Лайонел!
– Да, я узнал ее, – сказал Хартли. – Это брошь моей матери.
– Слава тебе, Господи! – с облегчением произнесла Саманта. – Так, значит, это очень-мило со стороны Лайонела – отдать ее мне, не так ли, Хартли? Вернуть ее вам через меня. Это подарок нам обоим. Она так же ваша, как и моя.
– Теперь она принадлежит вам, Саманта, – сказал Хартли, – как когда-то принадлежала моей матери. Она очень красиво выглядит на вас.
Саманта улыбнулась ему и погладила пальцами брошь. Но Хартли был в ярости – тяжелой и бессильной. Отчасти на самого себя – ведь кроме обручального кольца, он еще не сделал Саманте никакого подарка. Прелестную сапфировую брошь его матери – «что-то голубое» на свадьбу – подарил его молодой жене Лайонел!
Что коварный мерзавец хотел этим сказать?
Предлагал мир?
Маркиз не поверил бы этому ни на мгновение.
Глава 13
– Саманта, я давно знал, чью грудь должна украшать эта брошь, – вкрадчиво сказал Лайонел. – Только я хотел бы приколоть ее при других обстоятельствах и чтобы сегодня вы были молодой женой другого. Тем не менее я от души желаю вам счастья, дорогая Саманта! – Он изящно поклонился, по-прежнему глядя ей в глаза.
– Благодарю вас, Лайонел, – сказала Саманта и, только когда эти слова были уже произнесены, поняла, что назвала его по имени. Вот уже шесть лет она не называла его просто Лайонел. – Однако я должна покинуть вас – хочу отыскать моего мужа.
– Вашего мужа! – повторил он, и глаза у него стали грустные.
Саманта повернулась и поспешно пошла по направлению к дому, но по пути ее еще несколько раз остановили с поздравлениями и поцелуями.
Хартли оказался в плену у пяти пожилых дам, все они наперебой предались приятным воспоминаниям о его отце и дедушке – красавце и дамском угоднике. Все пятеро согласились на том, что со стороны Хартли было просто возмутительно столько лет прятать себя неведомо где.
– Одна надежда, что милейшая леди Кэрью решительнейшим образом изменит ваш характер, – сказала одна из дам, поразив его тем, что назвала Саманту «леди Кэрью» – он впервые услышал это ее новое имя из посторонних уст.
– Право же, Кэрью, вы не должны скрываться от света оттого лишь, что вы хромаете и у вас изуродована рука, – даже не пытаясь как-то завуалировать бестактность, заявила другая старушка. – Многим нашим героям войны пришлось куда хуже. Молодой Уэйтерс, внук моей сестры, вернулся домой без одной ноги, а вторая отрезана до колена!
Какое это было облегчение – увидеть в дверях гостиной Саманту! Она стояла, оглядываясь вокруг, пока не увидела его. Все, мимо кого она проходила, хотели поговорить с ней и поцеловать ее, но все же минут через пять она добралась до Хартли и теперь стояла рядом с ним, с милой улыбкой слушая ностальгические воспоминания старых дам, две из которых не удержались от того, чтобы не дать Саманте довольно прозаический совет относительно близящейся брачной ночи, чем вогнали в краску и Саманту, и маркиза. Сами же старушки весело захихикали в восторге от собственного остроумия.
Не прошло и двух минут, как Саманта сумела избавить своего супруга от болтливых старушек, и он проследовал за ней в холл. Гости уже начали расходиться, и у Кэрью с Самантой так и не выпало минуты, чтобы обменяться хотя бы несколькими словами друг с другом.
Хартли мечтал остаться наедине со своей женой. Это он хотел устроить пышную свадьбу и не жалел об этом. Такое событие должно запомниться на всю жизнь. Но сейчас он стремился только к одному – побыть наедине с Самантой. Сейчас середина дня и до вечера еще далеко, и он проявит такт и не будет раньше времени стараться завлечь ее в постель, но все же он хотел побыть с ней наедине, поговорить или просто посидеть с ней рядом и помолчать.
Он с тоской вспоминал об их встречах в Хаймуре и милых беседах. Но скоро, скоро! Не пройдет и недели, как они уже будут там, а дальше – долгое счастье на всю жизнь. Наконец-то, минуя редеющие вереницы гостей, он вывел ее в сад, вдохнул полной грудью свежего воздуха, продел руку Саманты себе под локоть, и они пошли к небольшому розовому дереву. К счастью, там никого не было. Хартли усадил Саманту на кованую железную скамью и сел рядом с ней.
– Кто-то должен был предупредить меня, что на своей свадьбе я меньше всего буду видеть свою молодую жену.
– Но все было замечательно, Хартли, – сказала, поворачиваясь к нему, Саманта.
И в эту минуту он увидел брошь. Глаза его остановились на ней, он почувствовал, как кровь отлила от его лица.
– Откуда это у вас? – шепотом спросил он.
– Что? – Саманта нахмурилась. Проследовав глазами за его взглядом, она покраснела и прикрыла брошь рукой. – Лайонел… л-лорд Рашфорд преподнес мне ее. Это свадебный подарок, – пояснила Саманта. – Он сказал, что это фамильная реликвия, что это принадлежит вашей семье. И еще он сказал.. Хартли, я не знала, что он ваш кузен, не знала, что вы близкие друзья. Он считал, что вам будет приятно, что эта брошь теперь у меня. Он шутил, сказал, что мне недостает голубого цвета в моем туалете и эта брошь и станет таким голубым мазком. Вы… вам знакома эта брошь?
Это была брошь матери Хартли. Она очень дорожила ею, отец Хартли подарил ей эту брошь в день их свадьбы. «Чтобы на вас было что-то голубое», – сказал он ей. Мать Хартли носила ее, не снимая.
Умирая, она сказала Хартли, чтобы он взял ее себе и подарил своей невесте в день свадьбы. Почему-то эти ее слова запали ему в голову, и он долго искал брошь, спрашивал о ней своего отца, свою тетку – мать Лайонела и горевал о ней почти так же, как и о матушке.
Но он так и не нашел брошь.
Ею завладел Лайонел. Может быть, он сам каким-то образом сумел захватить ее, может быть, кто-то отдал ему брошь, но Хартли об этом не знал, никто не сказал ему ни слова. А он все искал и искал брошь, искал много лет, несмотря на все доводы разума.
И вот она здесь, на груди его жены, и подарил ре Лайонел!
– Да, я узнал ее, – сказал Хартли. – Это брошь моей матери.
– Слава тебе, Господи! – с облегчением произнесла Саманта. – Так, значит, это очень-мило со стороны Лайонела – отдать ее мне, не так ли, Хартли? Вернуть ее вам через меня. Это подарок нам обоим. Она так же ваша, как и моя.
– Теперь она принадлежит вам, Саманта, – сказал Хартли, – как когда-то принадлежала моей матери. Она очень красиво выглядит на вас.
Саманта улыбнулась ему и погладила пальцами брошь. Но Хартли был в ярости – тяжелой и бессильной. Отчасти на самого себя – ведь кроме обручального кольца, он еще не сделал Саманте никакого подарка. Прелестную сапфировую брошь его матери – «что-то голубое» на свадьбу – подарил его молодой жене Лайонел!
Что коварный мерзавец хотел этим сказать?
Предлагал мир?
Маркиз не поверил бы этому ни на мгновение.
Глава 13
Она часто гостила в чужих домах. Привыкла спать в незнакомых спальнях. Можно сказать, вот уже много лет у нее не было собственного дома, и сейчас ей трудно было осознать, что эта комната – ее собственная, что в доме Кэрью она свой человек, так же как и в «Хаймурском аббатстве», и всего лишь в силу того факта, что она вышла замуж за хозяина этих домов.
Саманта обхватила себя руками за плечи, хотя ей не было холодно, и медленно обвела взглядом большую квадратную комнату с высоким сводчатым потолком, расписанным пасторальными сценами, мягкий теплый ковер под ногами, изящную мебель, большую кровать под шелковым балдахином.
Кажется, все идет как положено – да и почему бы быть иначе? Хартли сказал, что он очень скоро придет к ней. Мимолетно вспомнились наставления тети Агги и то, что написала ей в своем письме Дженни. Никаких потрясений – ни страха, ни отвращения – Саманта от брачной ночи не ждала. Не ждала и каких-то неведомых наслаждений. Она ожидала – и надеялась, – что ночь будет приятной, вот и все.
Саманта ходила из угла в угол по спальне, когда раздался стук в дверь. Саманта остановилась, но не пригласила его войти. Он ступил в комнату и закрыл за собой дверь. На нем был парчовый халат бордового цвета, с атласным воротником. Он улыбался и, притянув к ней руки, пошел через комнату.
– Мне казалось, эта минута никогда не наступит, – сказал он. – Я смущен, но должен признаться, что весь день только и думал о том, когда же наконец настанет вечер. Весь месяц я мечтал об этой минуте.
Он не надел перчатку. Саманта невольно взглянула на его правую руку, когда он взял ее руки в свои. Рука была бледнее, чем левая, и тоньше. Пальцы и кисть полусогнуты.
– Я хотел бы предстать перед вами целым и невредимым, – сказал Хартли.
– Целым? – Саманта подняла на него глаза. – Неужели вы думаете, что для меня что-то значит, что вы хромаете и у вас травмирована рука? Для меня вы самый полноценный человек на свете. Я сожалею о том несчастном случае только потому, что вы страдаете от его последствий.
Саманта подняла его правую руку и потерлась щекой о согнутые пальцы, а потом наклонилась и поцеловала их.
– Спасибо! – горячо сказал он. – Признаться, я немного боялся.
Она улыбнулась ему и покраснела.
– Вы нервничаете? – спросил он.
– На самом деле нет, – сказала Саманта. – Ну, может быть, немного… может быть, я чуточку растеряна. – Она засмеялась. – Ну да, я все-таки нервничаю. Но не боюсь и не скажу, что я в нерешительности.
Хартли сделал шаг, теперь он стоял совсем близко, почти касаясь Саманты.
Он поднял левую руку и погладил тыльной стороной пальцев ее щеку.
– У меня есть некоторый опыт, – сказал он. – Говорю это не из хвастовства, а чтобы успокоить вас, Саманта. Я сделаю так, что вам будет хорошо и вы испытаете удовольствие. Уверен, что смогу свести до минимума боль от этого первого нашего соединения.
Он поцеловал ее.
Этот поцелуи удивил Саманту, несмотря на то что это была их брачная ночь и он только что вошел к ней в спальню и несмотря на то что – по ее просьбе – он уже один раз поцеловал ее на балу у леди Рочестер. Она не ждала, что сегодня ночью он станет целовать ее. Поцелуи – это когда любовь и романтика.
Но она обрадовалась. Она обвила руками его шею и прильнула к нему. Он был теплый, от него веяло покоем, и почему-то ей казалось, что она давно знает его. Он сказал, что сумеет успокоить ее – он уже сделал это. Он не повел ее сразу же в постель и не приступил без промедления к супружеским обязанностям. Она раскрыла губы, как это сделал он, ощутила теплую мягкость его рта и почувствовала какую-то особую интимность. Она вздрогнула от удовольствия, когда он кончиком языка стал нежно обводить ее язык.
Глаза у Саманты были закрыты, и он поцеловал сначала один, потом другой, покрыл поцелуями ее виски, подбородок, шею. Ее пальцы скользили по его мягким, шелковистым волосам. Он хочет, чтобы они стали любовниками, с некоторым удивлением подумала она, не только друзьями, но и мужем и женой, соединенными супружескими отношениями.
Его губы снова прильнули к ее губам. Он гладил ее спину, и она все больше расслаблялась в его руках. Левой рукой он нежно обводил ее грудь. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Саманта повернулась, грудь ее оказалась у него в руке, и он начал большим пальцем слегка теребить сосок.
Ах, он был ей приятен! Она знала, что ей будет приятно с ним. Бедная тетушка Агги – как, должно быть, ужасен был ее брак! А она испытывает удовольствие. Хотя, конечно же, это еще не самое главное.
– Нам будет удобнее, если вы ляжете, Саманта, – словно прочтя ее мысли, шепнул он ей, не отрывая своих губ от ее рта.
Значит, пришло время, решила Саманта, – да так оно и должно быть, – когда начнется что-то рутинное. Об этом она и думать не станет. Однако когда она уже лежала на кровати и ждала его, глядя, как он задувает свечи, она вдруг ощутила радость, что сейчас это случится с ней – случится в первый раз. Два самых важных события в ее жизни – свадьба и первая физическая близость с мужчиной – происходят сегодня, и она хочет запомнить их до конца жизни как самые приятные и счастливые переживания.
Он подложил правую руку ей под голову и притянул ее к себе, прежде чем снова начать осыпать ее поцелуями. Она чувствовала – теперь на нем только одна ночная рубашка. Тело у него было очень теплое. Она прильнула к этой теплоте. Тело у него было крепкое, он был такой надежный! Саманта радовалась, что это он стал ее мужем. Радовалась, что это не бурная страсть и любовь – тогда ей было бы страшно. Но то, что происходит сейчас, – это наслаждение. Она наслаждается.
– Да, да, – прошептала Саманта, когда он снова положил руку на ее грудь. – Мне приятно, Хартли! – Его рука потянулась к другой груди.
Саманта впала в какой-то упоительный полусон. Она даже не обратила внимания, когда немного погодя он расстегнул пуговки на ее ночной рубашке, рука его скользнула внутрь и он стал ласкать ее обнаженные груди. Она не испытывала никакой растерянности.
– Восхитительно! – прошептал он, касаясь губами ее губ. – Они как шелк.
Она обратила больше внимания, когда он завернул до бедер подол ее ночной рубашки. Но как ни странно, ее это нисколько не испугало. Так, значит, час настал? Она была готова к тому, что должно свершиться. Но он повел себя совсем не так, как она ожидала. Кончики его пальцев заскользили по внутренней стороне одной ее ноги, а тыльной их стороной он поглаживал ее другую ногу. Это было изумительно приятно. Она чуть раздвинула ноги.
И тогда рука его двинулась вверх, и его пальцы стали касаться самых потаенных мест, разводя складки, легонько их поглаживая. Она лишь на какое-то мгновение напряглась, затем снова расслабилась. Он – ее муж, он имеет право. И к тому же это так приятно. Она никак этого не ожидала.
И вдруг снова напряглась, почувствовав излившуюся влагу.
– Все хорошо, – шепнул он ей на ухо. – Вы не должны пугаться. Это совершенно естественно – ваше тело готовится принять меня.
Об этом тетя Агги не предупреждала. Саманта успокоилась. Хотя, быть может, это не совсем то слово. Она что-то почувствовала. Желание? Она не намеревалась чувствовать желание или еще что-то, подразумевающее страсть. Ее тело приготовилось к принятию его тела, оно ждало его. Он хорошо все объяснил. Тело ее было готово.
И потому, когда он лег на нее и коленями еще больше раздвинул ей ноги, она с готовностью подчинилась. Дыхание ее участилось. Она уперлась обеими ладонями в матрас.
Он был над ней и медленно и твердо входил в нее.
Это было… да, это было самое удивительное ощущение из всех, которые она испытала за этот день. А быть может, за всю жизнь. Сколько глупостей наговорила ей тетя Агги! И не было никакой боли, если не считать того момента, когда ей показалось, что он не сможет войти в нее, и тут же почувствовала, что он пробился сквозь какую-то преграду, и поняла, что это и была потеря невинности. И больше никакой боли, она только почувствовала, как что-то движется, заполняя ее. «Он» оказался куда больше, чем она могла себе представить, и, когда вошел в нее весь, она подумала, что вот теперь она действительно вышла замуж, хотя и знала, что это еще далеко не конец.
– Я причинил вам боль? – Его теплое дыхание щекотало ей ухо.
– Нет, Хартли, нет. – Она обвила руками его талию. – Мне хорошо.
– Подтяните ноги, согните их в коленях – так вам будет удобнее, – сказал Хартли. – А потом, если захотите, закиньте их на мои ноги.
Потом. Надо потерпеть всего каких-то несколько секунд, пока он будет двигаться – это для женщины самое неприятное, предупреждала тетушка, и лучше всего задержать дыхание и медленно считать до десяти – ну и дальше, если понадобится. Правда, Дженни решительно опровергала ее.
Саманта, согнув в коленях ноги, положила их на его ноги.
Он начал двигаться. Очень медленно, вперед и назад, пока не установился какой-то ритм. Саманта чувствовала влагу, но уже поняла, что ему она облегчает движение, а движение вместо боли и неудобства приносит ей восхитительное удовольствие.
Это длилось долго. Когда он начал двигаться быстрее, она вспомнила о его совете и сплела над ним ноги. Правое бедро у него нисколько не слабее левого, непроизвольно отметила она, когда, сплетя ноги, задвигалась в том же ритме, что и он, и вся отдалась наслаждению. Саманта огорчилась, почувствовав, что сейчас это кончится. Ей хотелось, чтобы это длилось всю ночь. Но он на какое-то мгновение замедлился, потом его толчки проникли еще глубже в нее, он напрягся, а она крепко сцепила ноги над ним и сама толкала его все глубже и глубже и почувствовала, как напряглась сама.
А потом почувствовала, как внутрь ее хлынул горячий поток, и поняла, что это его семя изверглось в ее чрево. Он глубоко вздохнул где-то у ее щеки, и она удовлетворенно вздохнула в тот же момент. Теперь она действительно его жена. А какие чудесные ощущения она испытала! Она и представить себе не могла, что это такое наслаждение. Значит, это возможно, подумала она, быть любовниками, не испытывая друг к другу бурных, разрушительных страстей?
Только вот это теплое… слияние. В тот момент она почувствовала, что они – единое существо. Как точны слова свадебной службы: «…и единой плотью». Жаль только, что это кончилось и не повторится до следующего вечера! Ей не хотелось, чтобы он уходил от нее. Не хотелось остаться одной, хотя ее охватила усталость. Он лежал на ней теплый, расслабившийся, тяжелый. Пусть он так и спит, и она еще продлит эти удивительные ощущения свадебного дня.
Но сон его длился всего каких-то две-три минуты. Он встрепенулся, приподнялся на локтях и лег с ней рядом.
– Прошу прощения. Представляю, как вам было тяжело!
Но он не ушел, он лежал на боку, повернувшись к ней. Саманта повернула к нему лицо и улыбнулась. В спальне было темно, но она совершенно отчетливо видела его лицо. Он подвел руку ей под голову и улыбнулся в ответ.
– Это было…
– Я и не знала…
Они заговорили одновременно и остановились. Она хотела, чтобы все началось снова, и прижалась к нему.
– Я и представить себе не мог, что любовь может завладеть человеком с такой силой, – сказал он, – или что ты можешь быть любим с такой нежностью.
Любовь? Или он просто говорит о том, что с ними сейчас происходило?
– Я все еще не верю, что все это правда, – продолжал Хартли. Голос у него был сонный. – Что вы любите меня, Саманта. Я-то, конечно, влюбился в вас с первого взгляда, едва только вас увидел. Вы были так прелестны, словно лесная фея, которая вдруг вышла из лесной чащи. Вы тихо стояли на холме и смотрели на «Аббатство». А потом, когда я заговорил, так перепугались и вид у вас стал такой виноватый. Саманта, вы так красивы и привлекательны! Я ведь не мог не заметить, сколько у вас поклонников и с каким обожанием они на вас смотрят. Никогда не перестану удивляться, что из всех их вы выбрали меня.
Никогда не перестану благодарить судьбу. Я ведь такой заурядный.
– Вот уж…
Но Хартли приложил палец к ее губам.
– Я не напрашиваюсь на комплименты, – сказал он. – Я последовал за вами в Лондон, потому что Хаймур вдруг опустел и жизнь там превратилась для меня в сплошное страдание. Я подумал, что, если я увижу вас, пусть только один раз, и, может, даже поговорю с вами, боль в моем сердце хотя бы немного утихнет. Но когда лицо ваше озарилось радостью, когда вы поцеловали меня и сказали, что вы меня любите… Нет, я не в силах описать, что я почувствовал, любовь моя! Никакими словами не описать мое счастье!
«Милостивый Боже! О Боже! Нет, нет. Прошу Тебя, не надо!» Она его потеряет! Она уже начала его терять. Чувства, о которых говорит он, не могут длиться долго. Такие чувства не перейдут ни в простую привязанность, ни в дружбу, только в ненависть и отчаяние.
Он привлек ее к себе, его губы почти касались ее губ.
– Я люблю вас, – прошептал он. – Не уверен, что уже говорил вам эти слова вслух. Как ни странно, но почему-то их очень трудно произнести. Вы сказали их мне – какой это был драгоценный дар! Я люблю вас! Я люблю вас!
Саманта еле сдержала слезы, она шумно всхлипнула и уткнулась в его плечо.
– Хартли! – сказала она. – О, Хартли! – И заплакала навзрыд. Слезы градом катились по ее щекам – она ничего не могла с собой поделать.
Все рухнуло! Она и не подозревала. Если бы она что-то заподозрила, она могла бы предотвратить такой поворот событий. Но теперь уже поздно. Из чего она заключила, что он испытывает к ней точно такие же чувства, как и она к нему? Но он ведь ни разу не сказал ей, почему он хочет на ней жениться. Только сейчас она все поняла. Она-то, выходя за него замуж, бежала от страха за свою судьбу, от страданий, которыми грозила ей страсть.
– Любимая! – Хартли крепко прижал ее к себе, голос его был полон нежности. – Я знаю, дорогая, сердце иногда так переполнено, что не выдерживает. Сегодняшний день был для вас полон волнений. Я причинил вам боль, когда любил вас?
– Нет… – сказала Саманта. – Все было хорошо, Хартли. Я получила удовольствие.
Слова были не те – «хорошо», «удовольствие», но она сознательно не хотела говорить в превосходной степени.
Она не хотела, чтобы он любил ее так, как он сейчас описывал свои чувства: романтично, безудержно, страстно. Она помнила, что с ней было шесть лет назад, помнила безумие страсти и невыносимые страдания, которые последовали затем. Если бы она хотела снова испытать страсть, она могла бы выйти за Лайонела и снова впасть в любовное безумие – на какое-то время. Пока снова он не положил бы этому конец. – Но дальше все будет еще лучше, – сказал Хартли. – Любовь моя, я хотел, чтобы в первый раз вы чувствовали себя спокойно, хотел, чтобы вам было приятно. Но это еще не все. Вам предстоит испытать много новых наслаждений. Я хочу многому вас научить – а вы научите меня. Мы будем наслаждаться друг другом. Быть может, вы сейчас даже не понимаете, о чем я говорю, но впереди у нас вся жизнь.
«Хартли! – закрыв глаза и уткнувшись в его плечо, молила Саманта. – Не люби меня! Я не хочу, чтобы ты меня, любил».
– Минутку, – сказал он, когда Саманта громко шмыгнула носом, – у меня и кармане халата есть носовой платок.
Хартли встал и начал в темноте искать свой халат. Пока она вытирала глаза и сморкалась, он сидел на краю кровати.
– Нe покидайте меня! – вдруг испуганно сказала Саманта. Она и сама не отдавала себе отчета, о чем она хочет ему сказать: не покидать ее сейчас или когда-то в будущем. Ей ведь было с ним так спокойно, она чувствовала себя в полной безопасности. И вдруг заволновалась, испугалась.
– Покинуть вас? – Хартли склонился к ней, заправил ей за ухо непокорный локон. – Любовь мок, я женился на вас отчасти и для того, чтобы я мог спать с вами. Я употребляю это слово не только как эвфемизм. Я хочу сказать – не только для того, чтобы заниматься любовью, хотя это для меня высшее счастье. Я хочу, чтобы вы спали в моих объятиях всю ночь и каждую ночь. Я хочу чувствовать, что мы муж и жена. Но сейчас мы оба устали, нам нужно поспать, правда ведь? Вы хотите, чтобы мы спали вместе?
– Да, прошу вас! – сказала Саманта. Она приподняла голову, чтобы он подложил ей под голову руку, свернулась клубочком у него под боком и вдохнула теплый запах его тела. И снова почувствовала себя под надежной защитой.
– Хартли! – Сейчас она могла сказать ему только одно:
– Я не потому плакала, что мне было нехорошо, я плакала потому, что мне было очень, очень хорошо. Потому что весь день был прекрасен.
– Знаю, любимая, – Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал. – Вы думаете, ваше тело не сказало мне, что вы чувствуете? Я знаю, что вам было хорошо. А теперь спите.
Она устала так, что начала погружаться в сон в ту же минуту. Она замужем за Хартли – проплыла в голове последняя мысль. И может быть, не стоит ей так беспокоиться. Может, она сумеет сделать так, что он будет ей настоящим, верным другом, он не станет ее обижать и никогда ее не покинет, даже если любовь, которую он питает к ней сейчас, пройдет.
Скорее всего он и теперь не верил в бесконечное безоблачное счастье. Если бы он перестал размышлять об этом, здравый смысл подсказал бы ему, что в далеком или недалеком будущем его снова посетят и неприятности, и проблемы, и печаль. Но сейчас жизнь вознесла его на такую вершину блаженства, что целых два дня после свадьбы ему казалось, что он уже никогда больше не будет страдать.
И никогда не позволит страдать своей жене. Всю оставшуюся ему жизнь он посвятит заботе о том, чтобы она была счастлива.
Как он понял потом, он не проявил мудрости. Но это было объяснимо. Он был влюблен в женщину, которая любила его, и они только что поженились. Могла ли жизнь предложить ему большее счастье, чем многие годы совместной жизни и дети, которым дадут жизнь их тела?
Он полагал – хотя ни с кем никогда не обсуждал эту тему, – что приличия предписывают заниматься любовью с женой один раз в ночь и, может быть, даже не так часто. То, что удовольствие для мужчин, для женщин лишь неприятный долг – так считалось. Если кто-то испытывает потребность заниматься любовью чаще, на то есть женщины, которые за определенную плату охотно предоставят мужчине такую возможность.
Хартли не заботили приличия. Исполнение им супружеского долга не оказалось для Саманты «неприятным испытанием», напротив. И он почувствовал это с первого же раза. К тому же у него нет ни малейшего желания ложиться в постель с какой-то другой женщиной, до конца своей жизни он хотел бы заниматься любовью только со своей женой. Не то чтобы он хотел пользоваться своими супружескими правами чаще, чем предписывают общепринятые приличия, – он хочет свою жену все время, и ночью, и днем.
Саманта обхватила себя руками за плечи, хотя ей не было холодно, и медленно обвела взглядом большую квадратную комнату с высоким сводчатым потолком, расписанным пасторальными сценами, мягкий теплый ковер под ногами, изящную мебель, большую кровать под шелковым балдахином.
Кажется, все идет как положено – да и почему бы быть иначе? Хартли сказал, что он очень скоро придет к ней. Мимолетно вспомнились наставления тети Агги и то, что написала ей в своем письме Дженни. Никаких потрясений – ни страха, ни отвращения – Саманта от брачной ночи не ждала. Не ждала и каких-то неведомых наслаждений. Она ожидала – и надеялась, – что ночь будет приятной, вот и все.
Саманта ходила из угла в угол по спальне, когда раздался стук в дверь. Саманта остановилась, но не пригласила его войти. Он ступил в комнату и закрыл за собой дверь. На нем был парчовый халат бордового цвета, с атласным воротником. Он улыбался и, притянув к ней руки, пошел через комнату.
– Мне казалось, эта минута никогда не наступит, – сказал он. – Я смущен, но должен признаться, что весь день только и думал о том, когда же наконец настанет вечер. Весь месяц я мечтал об этой минуте.
Он не надел перчатку. Саманта невольно взглянула на его правую руку, когда он взял ее руки в свои. Рука была бледнее, чем левая, и тоньше. Пальцы и кисть полусогнуты.
– Я хотел бы предстать перед вами целым и невредимым, – сказал Хартли.
– Целым? – Саманта подняла на него глаза. – Неужели вы думаете, что для меня что-то значит, что вы хромаете и у вас травмирована рука? Для меня вы самый полноценный человек на свете. Я сожалею о том несчастном случае только потому, что вы страдаете от его последствий.
Саманта подняла его правую руку и потерлась щекой о согнутые пальцы, а потом наклонилась и поцеловала их.
– Спасибо! – горячо сказал он. – Признаться, я немного боялся.
Она улыбнулась ему и покраснела.
– Вы нервничаете? – спросил он.
– На самом деле нет, – сказала Саманта. – Ну, может быть, немного… может быть, я чуточку растеряна. – Она засмеялась. – Ну да, я все-таки нервничаю. Но не боюсь и не скажу, что я в нерешительности.
Хартли сделал шаг, теперь он стоял совсем близко, почти касаясь Саманты.
Он поднял левую руку и погладил тыльной стороной пальцев ее щеку.
– У меня есть некоторый опыт, – сказал он. – Говорю это не из хвастовства, а чтобы успокоить вас, Саманта. Я сделаю так, что вам будет хорошо и вы испытаете удовольствие. Уверен, что смогу свести до минимума боль от этого первого нашего соединения.
Он поцеловал ее.
Этот поцелуи удивил Саманту, несмотря на то что это была их брачная ночь и он только что вошел к ней в спальню и несмотря на то что – по ее просьбе – он уже один раз поцеловал ее на балу у леди Рочестер. Она не ждала, что сегодня ночью он станет целовать ее. Поцелуи – это когда любовь и романтика.
Но она обрадовалась. Она обвила руками его шею и прильнула к нему. Он был теплый, от него веяло покоем, и почему-то ей казалось, что она давно знает его. Он сказал, что сумеет успокоить ее – он уже сделал это. Он не повел ее сразу же в постель и не приступил без промедления к супружеским обязанностям. Она раскрыла губы, как это сделал он, ощутила теплую мягкость его рта и почувствовала какую-то особую интимность. Она вздрогнула от удовольствия, когда он кончиком языка стал нежно обводить ее язык.
Глаза у Саманты были закрыты, и он поцеловал сначала один, потом другой, покрыл поцелуями ее виски, подбородок, шею. Ее пальцы скользили по его мягким, шелковистым волосам. Он хочет, чтобы они стали любовниками, с некоторым удивлением подумала она, не только друзьями, но и мужем и женой, соединенными супружескими отношениями.
Его губы снова прильнули к ее губам. Он гладил ее спину, и она все больше расслаблялась в его руках. Левой рукой он нежно обводил ее грудь. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Саманта повернулась, грудь ее оказалась у него в руке, и он начал большим пальцем слегка теребить сосок.
Ах, он был ей приятен! Она знала, что ей будет приятно с ним. Бедная тетушка Агги – как, должно быть, ужасен был ее брак! А она испытывает удовольствие. Хотя, конечно же, это еще не самое главное.
– Нам будет удобнее, если вы ляжете, Саманта, – словно прочтя ее мысли, шепнул он ей, не отрывая своих губ от ее рта.
Значит, пришло время, решила Саманта, – да так оно и должно быть, – когда начнется что-то рутинное. Об этом она и думать не станет. Однако когда она уже лежала на кровати и ждала его, глядя, как он задувает свечи, она вдруг ощутила радость, что сейчас это случится с ней – случится в первый раз. Два самых важных события в ее жизни – свадьба и первая физическая близость с мужчиной – происходят сегодня, и она хочет запомнить их до конца жизни как самые приятные и счастливые переживания.
Он подложил правую руку ей под голову и притянул ее к себе, прежде чем снова начать осыпать ее поцелуями. Она чувствовала – теперь на нем только одна ночная рубашка. Тело у него было очень теплое. Она прильнула к этой теплоте. Тело у него было крепкое, он был такой надежный! Саманта радовалась, что это он стал ее мужем. Радовалась, что это не бурная страсть и любовь – тогда ей было бы страшно. Но то, что происходит сейчас, – это наслаждение. Она наслаждается.
– Да, да, – прошептала Саманта, когда он снова положил руку на ее грудь. – Мне приятно, Хартли! – Его рука потянулась к другой груди.
Саманта впала в какой-то упоительный полусон. Она даже не обратила внимания, когда немного погодя он расстегнул пуговки на ее ночной рубашке, рука его скользнула внутрь и он стал ласкать ее обнаженные груди. Она не испытывала никакой растерянности.
– Восхитительно! – прошептал он, касаясь губами ее губ. – Они как шелк.
Она обратила больше внимания, когда он завернул до бедер подол ее ночной рубашки. Но как ни странно, ее это нисколько не испугало. Так, значит, час настал? Она была готова к тому, что должно свершиться. Но он повел себя совсем не так, как она ожидала. Кончики его пальцев заскользили по внутренней стороне одной ее ноги, а тыльной их стороной он поглаживал ее другую ногу. Это было изумительно приятно. Она чуть раздвинула ноги.
И тогда рука его двинулась вверх, и его пальцы стали касаться самых потаенных мест, разводя складки, легонько их поглаживая. Она лишь на какое-то мгновение напряглась, затем снова расслабилась. Он – ее муж, он имеет право. И к тому же это так приятно. Она никак этого не ожидала.
И вдруг снова напряглась, почувствовав излившуюся влагу.
– Все хорошо, – шепнул он ей на ухо. – Вы не должны пугаться. Это совершенно естественно – ваше тело готовится принять меня.
Об этом тетя Агги не предупреждала. Саманта успокоилась. Хотя, быть может, это не совсем то слово. Она что-то почувствовала. Желание? Она не намеревалась чувствовать желание или еще что-то, подразумевающее страсть. Ее тело приготовилось к принятию его тела, оно ждало его. Он хорошо все объяснил. Тело ее было готово.
И потому, когда он лег на нее и коленями еще больше раздвинул ей ноги, она с готовностью подчинилась. Дыхание ее участилось. Она уперлась обеими ладонями в матрас.
Он был над ней и медленно и твердо входил в нее.
Это было… да, это было самое удивительное ощущение из всех, которые она испытала за этот день. А быть может, за всю жизнь. Сколько глупостей наговорила ей тетя Агги! И не было никакой боли, если не считать того момента, когда ей показалось, что он не сможет войти в нее, и тут же почувствовала, что он пробился сквозь какую-то преграду, и поняла, что это и была потеря невинности. И больше никакой боли, она только почувствовала, как что-то движется, заполняя ее. «Он» оказался куда больше, чем она могла себе представить, и, когда вошел в нее весь, она подумала, что вот теперь она действительно вышла замуж, хотя и знала, что это еще далеко не конец.
– Я причинил вам боль? – Его теплое дыхание щекотало ей ухо.
– Нет, Хартли, нет. – Она обвила руками его талию. – Мне хорошо.
– Подтяните ноги, согните их в коленях – так вам будет удобнее, – сказал Хартли. – А потом, если захотите, закиньте их на мои ноги.
Потом. Надо потерпеть всего каких-то несколько секунд, пока он будет двигаться – это для женщины самое неприятное, предупреждала тетушка, и лучше всего задержать дыхание и медленно считать до десяти – ну и дальше, если понадобится. Правда, Дженни решительно опровергала ее.
Саманта, согнув в коленях ноги, положила их на его ноги.
Он начал двигаться. Очень медленно, вперед и назад, пока не установился какой-то ритм. Саманта чувствовала влагу, но уже поняла, что ему она облегчает движение, а движение вместо боли и неудобства приносит ей восхитительное удовольствие.
Это длилось долго. Когда он начал двигаться быстрее, она вспомнила о его совете и сплела над ним ноги. Правое бедро у него нисколько не слабее левого, непроизвольно отметила она, когда, сплетя ноги, задвигалась в том же ритме, что и он, и вся отдалась наслаждению. Саманта огорчилась, почувствовав, что сейчас это кончится. Ей хотелось, чтобы это длилось всю ночь. Но он на какое-то мгновение замедлился, потом его толчки проникли еще глубже в нее, он напрягся, а она крепко сцепила ноги над ним и сама толкала его все глубже и глубже и почувствовала, как напряглась сама.
А потом почувствовала, как внутрь ее хлынул горячий поток, и поняла, что это его семя изверглось в ее чрево. Он глубоко вздохнул где-то у ее щеки, и она удовлетворенно вздохнула в тот же момент. Теперь она действительно его жена. А какие чудесные ощущения она испытала! Она и представить себе не могла, что это такое наслаждение. Значит, это возможно, подумала она, быть любовниками, не испытывая друг к другу бурных, разрушительных страстей?
Только вот это теплое… слияние. В тот момент она почувствовала, что они – единое существо. Как точны слова свадебной службы: «…и единой плотью». Жаль только, что это кончилось и не повторится до следующего вечера! Ей не хотелось, чтобы он уходил от нее. Не хотелось остаться одной, хотя ее охватила усталость. Он лежал на ней теплый, расслабившийся, тяжелый. Пусть он так и спит, и она еще продлит эти удивительные ощущения свадебного дня.
Но сон его длился всего каких-то две-три минуты. Он встрепенулся, приподнялся на локтях и лег с ней рядом.
– Прошу прощения. Представляю, как вам было тяжело!
Но он не ушел, он лежал на боку, повернувшись к ней. Саманта повернула к нему лицо и улыбнулась. В спальне было темно, но она совершенно отчетливо видела его лицо. Он подвел руку ей под голову и улыбнулся в ответ.
– Это было…
– Я и не знала…
Они заговорили одновременно и остановились. Она хотела, чтобы все началось снова, и прижалась к нему.
– Я и представить себе не мог, что любовь может завладеть человеком с такой силой, – сказал он, – или что ты можешь быть любим с такой нежностью.
Любовь? Или он просто говорит о том, что с ними сейчас происходило?
– Я все еще не верю, что все это правда, – продолжал Хартли. Голос у него был сонный. – Что вы любите меня, Саманта. Я-то, конечно, влюбился в вас с первого взгляда, едва только вас увидел. Вы были так прелестны, словно лесная фея, которая вдруг вышла из лесной чащи. Вы тихо стояли на холме и смотрели на «Аббатство». А потом, когда я заговорил, так перепугались и вид у вас стал такой виноватый. Саманта, вы так красивы и привлекательны! Я ведь не мог не заметить, сколько у вас поклонников и с каким обожанием они на вас смотрят. Никогда не перестану удивляться, что из всех их вы выбрали меня.
Никогда не перестану благодарить судьбу. Я ведь такой заурядный.
– Вот уж…
Но Хартли приложил палец к ее губам.
– Я не напрашиваюсь на комплименты, – сказал он. – Я последовал за вами в Лондон, потому что Хаймур вдруг опустел и жизнь там превратилась для меня в сплошное страдание. Я подумал, что, если я увижу вас, пусть только один раз, и, может, даже поговорю с вами, боль в моем сердце хотя бы немного утихнет. Но когда лицо ваше озарилось радостью, когда вы поцеловали меня и сказали, что вы меня любите… Нет, я не в силах описать, что я почувствовал, любовь моя! Никакими словами не описать мое счастье!
«Милостивый Боже! О Боже! Нет, нет. Прошу Тебя, не надо!» Она его потеряет! Она уже начала его терять. Чувства, о которых говорит он, не могут длиться долго. Такие чувства не перейдут ни в простую привязанность, ни в дружбу, только в ненависть и отчаяние.
Он привлек ее к себе, его губы почти касались ее губ.
– Я люблю вас, – прошептал он. – Не уверен, что уже говорил вам эти слова вслух. Как ни странно, но почему-то их очень трудно произнести. Вы сказали их мне – какой это был драгоценный дар! Я люблю вас! Я люблю вас!
Саманта еле сдержала слезы, она шумно всхлипнула и уткнулась в его плечо.
– Хартли! – сказала она. – О, Хартли! – И заплакала навзрыд. Слезы градом катились по ее щекам – она ничего не могла с собой поделать.
Все рухнуло! Она и не подозревала. Если бы она что-то заподозрила, она могла бы предотвратить такой поворот событий. Но теперь уже поздно. Из чего она заключила, что он испытывает к ней точно такие же чувства, как и она к нему? Но он ведь ни разу не сказал ей, почему он хочет на ней жениться. Только сейчас она все поняла. Она-то, выходя за него замуж, бежала от страха за свою судьбу, от страданий, которыми грозила ей страсть.
– Любимая! – Хартли крепко прижал ее к себе, голос его был полон нежности. – Я знаю, дорогая, сердце иногда так переполнено, что не выдерживает. Сегодняшний день был для вас полон волнений. Я причинил вам боль, когда любил вас?
– Нет… – сказала Саманта. – Все было хорошо, Хартли. Я получила удовольствие.
Слова были не те – «хорошо», «удовольствие», но она сознательно не хотела говорить в превосходной степени.
Она не хотела, чтобы он любил ее так, как он сейчас описывал свои чувства: романтично, безудержно, страстно. Она помнила, что с ней было шесть лет назад, помнила безумие страсти и невыносимые страдания, которые последовали затем. Если бы она хотела снова испытать страсть, она могла бы выйти за Лайонела и снова впасть в любовное безумие – на какое-то время. Пока снова он не положил бы этому конец. – Но дальше все будет еще лучше, – сказал Хартли. – Любовь моя, я хотел, чтобы в первый раз вы чувствовали себя спокойно, хотел, чтобы вам было приятно. Но это еще не все. Вам предстоит испытать много новых наслаждений. Я хочу многому вас научить – а вы научите меня. Мы будем наслаждаться друг другом. Быть может, вы сейчас даже не понимаете, о чем я говорю, но впереди у нас вся жизнь.
«Хартли! – закрыв глаза и уткнувшись в его плечо, молила Саманта. – Не люби меня! Я не хочу, чтобы ты меня, любил».
– Минутку, – сказал он, когда Саманта громко шмыгнула носом, – у меня и кармане халата есть носовой платок.
Хартли встал и начал в темноте искать свой халат. Пока она вытирала глаза и сморкалась, он сидел на краю кровати.
– Нe покидайте меня! – вдруг испуганно сказала Саманта. Она и сама не отдавала себе отчета, о чем она хочет ему сказать: не покидать ее сейчас или когда-то в будущем. Ей ведь было с ним так спокойно, она чувствовала себя в полной безопасности. И вдруг заволновалась, испугалась.
– Покинуть вас? – Хартли склонился к ней, заправил ей за ухо непокорный локон. – Любовь мок, я женился на вас отчасти и для того, чтобы я мог спать с вами. Я употребляю это слово не только как эвфемизм. Я хочу сказать – не только для того, чтобы заниматься любовью, хотя это для меня высшее счастье. Я хочу, чтобы вы спали в моих объятиях всю ночь и каждую ночь. Я хочу чувствовать, что мы муж и жена. Но сейчас мы оба устали, нам нужно поспать, правда ведь? Вы хотите, чтобы мы спали вместе?
– Да, прошу вас! – сказала Саманта. Она приподняла голову, чтобы он подложил ей под голову руку, свернулась клубочком у него под боком и вдохнула теплый запах его тела. И снова почувствовала себя под надежной защитой.
– Хартли! – Сейчас она могла сказать ему только одно:
– Я не потому плакала, что мне было нехорошо, я плакала потому, что мне было очень, очень хорошо. Потому что весь день был прекрасен.
– Знаю, любимая, – Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал. – Вы думаете, ваше тело не сказало мне, что вы чувствуете? Я знаю, что вам было хорошо. А теперь спите.
Она устала так, что начала погружаться в сон в ту же минуту. Она замужем за Хартли – проплыла в голове последняя мысль. И может быть, не стоит ей так беспокоиться. Может, она сумеет сделать так, что он будет ей настоящим, верным другом, он не станет ее обижать и никогда ее не покинет, даже если любовь, которую он питает к ней сейчас, пройдет.
* * *
Он никогда не верил в заключительную фразу всех сказочных историй: «И они жили долго и счастливо». Она годится для того, чтобы радовать детей, им необходима вера в счастье, которое будет длиться всю жизнь. Он знал, что реальная жизнь для большинства людей – это череда взлетов и падений, горных вершин и глубоких низин, и, лучшее, на что можно надеяться, – это чтоб вершин было больше, чем низин, и вершины были выше, а низины не слишком глубоки.Скорее всего он и теперь не верил в бесконечное безоблачное счастье. Если бы он перестал размышлять об этом, здравый смысл подсказал бы ему, что в далеком или недалеком будущем его снова посетят и неприятности, и проблемы, и печаль. Но сейчас жизнь вознесла его на такую вершину блаженства, что целых два дня после свадьбы ему казалось, что он уже никогда больше не будет страдать.
И никогда не позволит страдать своей жене. Всю оставшуюся ему жизнь он посвятит заботе о том, чтобы она была счастлива.
Как он понял потом, он не проявил мудрости. Но это было объяснимо. Он был влюблен в женщину, которая любила его, и они только что поженились. Могла ли жизнь предложить ему большее счастье, чем многие годы совместной жизни и дети, которым дадут жизнь их тела?
Он полагал – хотя ни с кем никогда не обсуждал эту тему, – что приличия предписывают заниматься любовью с женой один раз в ночь и, может быть, даже не так часто. То, что удовольствие для мужчин, для женщин лишь неприятный долг – так считалось. Если кто-то испытывает потребность заниматься любовью чаще, на то есть женщины, которые за определенную плату охотно предоставят мужчине такую возможность.
Хартли не заботили приличия. Исполнение им супружеского долга не оказалось для Саманты «неприятным испытанием», напротив. И он почувствовал это с первого же раза. К тому же у него нет ни малейшего желания ложиться в постель с какой-то другой женщиной, до конца своей жизни он хотел бы заниматься любовью только со своей женой. Не то чтобы он хотел пользоваться своими супружескими правами чаще, чем предписывают общепринятые приличия, – он хочет свою жену все время, и ночью, и днем.