Однако маркиз не мог двинуться с места. Не мог отвести глаз от танцующей пары, хотя ловил на себе любопытные взгляды, слышал шепот, краем глаза видел, как светские господа подталкивают друг друга локтями. Он не хотел уходить – вернее, не хотел хромать на их глазах. К тому же им овладела довольно странная мысль – ему вдруг показалось, что он нужен Саманте. Не может он оставить ее наедине с Лайонелом! Маркиз насмешливо одернул себя – наедине с Лайонелом и доброй сотней гостей.
   Но все же он не может уйти. Хотя Саманта и приходится кузиной леди Торнхилл, возможно, она очень мало знает Лайонела, а он сейчас явно нацелился на нее, и как бы не пришлось ей спустя какое-то время тоже удалиться в Швейцарию. Левая рука маркиза сжалась в кулак.
   Маркиз не двинулся с места. Смотрел на Саманту и рокового соблазнителя, терзаясь мыслями о том, что они уже нашли друг друга, они уже одно целое, что, очень может быть, к тридцати одному году почувствовав ответственность за графский титул, Лайонел решил наконец жениться. А можно ли найти невесту красивее Саманты Ньюман?
   Вальс длился бесконечно. Полчаса невыносимых мук! Когда музыка наконец стихла, Хартли проследил, как Лайонел проводил Саманту к группе молодых людей. Маркиз узнал среди них лорда Фрэнсиса Неллера, он не раз встречал его в Челкотте. Неллер – друг Торнхилла, приятный молодой человек, хотя и завзятый франт. Вот Лайонел учтиво откланялся и отошел.
   А вдруг не так все плохо? Вдруг они просто знакомые – и даже не слишком близкие знакомые – и Лайонел просто пригласил Саманту на танец? Балы для того ведь и предназначены, чтобы на них танцевали.
   И все же Хартли не испытывал ни малейшего желания и дальше оставаться в зале. Не хотел, чтобы Саманта увидела его. Он огляделся в поисках своих друзей – оба были заняты разговором. Бридж с Мьюиром, хорошенькая дочка которого блистала на другом конце зала. Он уйдет один, решил Хартли, дойдет до дома пешком, отсюда не так далеко.
   Но в дверях Хартли оглянулся. Не выдержал, хотел в последний раз взглянуть на Саманту. В той компании ее уже не было. Он поискал глазами – Саманта медленно пробиралась к дверям, с кем-то здороваясь по пути, улыбаясь знакомым. Она шла по направлению к нему, хотя не похоже, что она его заметила.
   Хартли сделал еще несколько шагов и оказался на лестничной площадке перед входом в зал. Он намеревался поскорее, как только позволит нога, спуститься по лестнице, чтобы Саманта не успела выйти из зала и не увидела его, но вдруг передумал и остановился. Что страшного, если он поздоровается с ней, увидит, как оживятся ее глаза, когда она узнает его, получит еще одну ее улыбку? В последний раз! Завтра он отправится в обратный путь, в Йоркшир. Лучше бы ему и не уезжать оттуда! Маркиз остановился в ожидании Саманты.
   Она стремительно вышла из дверей зала и направилась к лестнице. Маркиз стоял на ее пути, но она его не замечала. Она казалась рассеянной и была точно в смятении – то ли устала от вальса, то ли от присутствия множества людей. Тогда маркиз преградил ей дорогу. На мгновение ему показалось, что она обойдет его стороной, даже не взглянув на него, но она взглянула.
   И остановилась как вкопанная. Выражение лица у нее мгновенно изменилось, она вся просияла и заулыбалась.
   – Мистер Уэйд! – удивленно и радостно воскликнула она. – Что за чудо! Ах, если бы вы знали, как я счастлива видеть вас!
   И она протянула Хартли обе руки. Он взял их в свои, мельком отметив про себя, что она ни на секунду не замешкалась и даже не взглянула на его правую руку в шелковой перчатке, и просиял в ответной улыбке.
   – Здравствуйте, мисс Ньюман, – сказал он. Саманта не верила собственным глазам: что он здесь делает? Очевидно, кто-то из его знакомых раздобыл ему приглашение. Одет он был превосходно, хотя, быть может, излишне строго, – коричневый фрак с белым жилетом и жабо. Однако совсем не важно, как случилось это чудо, важно, что оно случилось. Если бы она, выйдя из бального зала, могла надеяться встретить кого-то, она подумала бы только о нем одном.
   Впрочем, Саманта не стала размышлять по этому поводу. – Как вы здесь оказались? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала:
   – Ах, я и не мечтала вас встретить! Как это замечательно! Я счастлива, что снова вижу вас!
   Саманта никак не могла прийти в себя после вальса с Лайонелом, страх и уныние овладели ею, и вдруг эта неожиданная встреча с близким другом. С человеком, в котором она нуждалась сейчас больше всего на свете. Она и не надеялась когда-нибудь снова его увидеть – и вот он здесь, перед ней! Саманта не могла сдержать свою радость.
   – В зале толпа и ужасно душно. Не выйти ли нам в сад? – сказала она. – Вы прогуляетесь со мной? – Саманте никогда еще так сильно не хотелось уйти подальше от светского сборища.
   – С большим удовольствием, – ответил Хартли, подставляя ей левую руку, и в глазах его засветилась ласковая улыбка. Саманта так любила эту его улыбку, она словно согрела ее всю, до кончиков пальцев.
   Он в первый раз подставил ей руку, отметила она, а ведь они исходили немалые расстояния, гуляя по хаймурскому парку. Здесь он тяжелее припадал на правую ногу и медленнее шел, чем в Хаймуре. Чтобы выйти в сад, предстояло спуститься по лестнице. Хартли помогал себе, ведя правой рукой вдоль перил.
   Встречавшиеся им дамы и джентльмены бросали на маркиза любопытные взгляды и тут же отворачивались. Несколько мужчин поздоровались с ним. Один из них, как заметила Саманта, после приветствия зашептал что-то на ухо своей жене.
   Саманта продела свою правую руку под его левую. Пусть в глазах света он никто и многие из присутствующих на этом пышном балу сочтут, что ему совершенно незачем было появляться в столь знатном обществе, но он ее добрый друг. Пусть только кто-нибудь попробует бросить пренебрежительную реплику – этот человек будет иметь дело с ней!
   По случаю приема в саду на ветвях деревьев висели гирлянды разноцветных лампочек, на террасе горели фонари. Сад был небольшой, но так удачно распланирован, что казался большим и уединенным. Трудно было поверить, что они в самом центре самого большого и самого делового города Англии. А может, и всего мира.
   Саманте пришла в голову неожиданная мысль, и она мягко засмеялась.
   – Случайно не вы ли, мистер Уэйд, планировали этот сад? – спросила она.
   – Вы угадали, мисс Ньюман! – Хартли тоже засмеялся. – Это было несколько лет назад, один из первых моих проектов. Я вычертил план по просьбе старого барона, отца теперешнего барона Рочестера. Старый барон завершил работы перед самой своей смертью.
   Саманта снова засмеялась.
   – Я могла бы и догадаться, – сказала она. – Так вот почему вы приглашены сегодня. Однако вы даже не сказали мне, что собираетесь в Лондон. Как нехорошо с вашей стороны! Вы понадеялись, что я не встречу вас и не узнаю, что вы были в Лондоне? А я-то думала, что мы друзья!
   Саманта говорила это легким тоном, словно бы и не всерьез, но чувствовала себя задетой. Не так ли все и есть на самом деле?
   – Я и сам до последнего дня не предполагал, что поеду, – сказал Хартли. – И очень надеялся, что увижу вас. Я пришел сюда сегодня с намерением поздороваться с вами и узнать, помните вы меня или уже забыли…
   – В самом деле? – Саманта почему-то очень растрогалась: какое бы дело ни привело его сюда, он предполагал разыскать ее только для того, чтобы поприветствовать. Однако даже если он автор этого сада, он был всего лишь служащим у старого барона, которого теперь к тому же нет в живых. Не так-то легко ему было получить приглашение на столь великосветский бал. Ну да, он джентльмен, но одно это обстоятельство не обеспечивает ему свободный вход на светские приемы. – Безусловно, я помню вас. Наши прогулки по парку и беседы – самые приятные воспоминания в моей жизни.
   И это было действительно так. Если припомнить все пикники, экскурсии, «венецианские завтраки» и приемы на пленэре, участницей которых она неизменно бывала, ни одно из этих увеселений не оставило в ее памяти таких теплых воспоминаний, как те четыре дня, которые она провела в Хаймуре.
   В саду почти никого не было. Вечер был не холодный, но и не слишком теплый. Саманта, закрыв глаза, вдохнула полной грудью свежего воздуха. И остановилась. Они стояли под низко нависшими ветвями бука.
   – Под этими ветвями кажется, что мы вернулись в деревню, – сказала Саманта. – Этой весной мне так не хотелось уезжать в Лондон.
   – В этом году приход весны в Хаймур был прекрасен, – сказал Хартли.
   Саманте вдруг страстно захотелось снова очутиться там, в Хаймуре, подняться на холм, посидеть в беседке. Вчерашнее появление Лайонела в Гайд-парке, его одобрительный взгляд… Саманту охватывал страх – кажется, он хочет возобновить знакомство. Она боялась себя – как она ответит ему? Только что она вальсировала с ним, слушала его щедрые комплименты, его настойчивые признания. И снова, как когда-то, почувствовала, как ее охватывает желание. Желание и ужас – они одновременно поднимались в ней.
   – Я так по вас скучала, – услышала Саманта свой тихий, грустный голос. Она была страшно растеряна, ей нужно было, чтобы чьи-то руки поддержали ее сейчас.
   Впоследствии она не смогла бы уверенно сказать, он ли почувствовал это ее желание или она сама потянулась к нему, ища у него защиту. Но его руки оказались там, где она хотела, чтобы они были, – они обняли ее за талию и притянули к себе. Тело его оказалось сильным и мускулистым.
   Саманта припала щекой к его плечу, руки ее легли ему на талию, она вдохнула исходивший от него легкий аромат – чего? Это не одеколон! Это мыло. Спокойный, чистый запах. Саманта почувствовала себя защищенной, ей стало очень хорошо. Так удобно и уютно она еще не чувствовала себя ни в чьих объятиях, хотя, случалось, и позволяла кому-то из своих воздыхателей обнять ее. Обычно джентльмен, который сопровождал ее, был намного ее выше.
   Еще в одном Саманта не была уверена, когда вспоминала потом эту сцену в саду: это он чуть приподнял свое плечо, чтобы она подняла голову, или она подняла голову сама? Если по правде, она сама подняла голову. Но ни он, ни она не ослабили объятия, и теперь лица их почти соприкасались и они смотрели в глаза друг другу. Его серые глаза были ласковы и серьезны.
   – Поцелуйте меня… – Это прошептал женский голос. Хотя бы этот момент на удивление четко запечатлелся в ее памяти.
   Его поцелуй удивил ее. Большинство мужчин, с которыми ей случилось поцеловаться, только лишь умудрялись прижать губы к ее устам, которые они столь вожделели. Тех, кто в сладострастном порыве решался припасть к ее рту раскрытыми губами, она мгновенно усмиряла. Всех, кроме Лайонела.
   Хартли Уэйд поцеловал ее, приоткрыв губы. Она ощутила его влажный, теплый рот. Но он поцеловал ее мягко, нежно. Изумительно! Саманта ответила ему таким же поцелуем и почувствовала, как напряжение отпустило ее, мир и покой снизошли на ее тело и душу. Он очень ей дорог, подумала она. Самый дорогой ее друг. Конечно, им не обязательно целоваться – тем более такими поцелуями. Друзья так не целуются. Но ей так нужно было, чтобы он обнял ее, и его нежный поцелуй тоже был ей нужен, чтобы стереть из памяти наглое поведение Лайонела. А мистер Уэйд почувствовал, что нужен ей, и принес ей покой. Для того и существуют друзья.
   Поцелуй кончился, и Саманта прижалась щекой к его плечу. Его правая рука легко лежала на ее талии, левой он гладил ее волосы. «Что будет с моей прической?» – подумала Саманта, однако ее это нисколько не обеспокоило.
   Она довольно вздохнула.
   – Ах, я люблю вас, очень люблю! – сказала она. И похолодела. Неужели она и правда произнесла эти слова? Но она точно услышала их эхо, и так отчетливо, словно все еще произносила их. Какой позор! Он подумает, что она просто глупая болтушка.
   Она вскинула голову, отняла руки от его талии. Что это она делает? Прижимается к нему, целует, говорит, что любит его, словно он ее любовник? Она в смущении смотрела на него – Простите меня, – сказала она, – Я не имела в виду… Что вы теперь обо мне подумаете?..
   Он приложил палец к ее губам и покачал головой.
   Глаза его улыбались.
   – Вы не должны смущаться, – сказал он так мягко и ласково, что Саманта тут же успокоилась. Вот еще что хорошо – когда рядом с тобой друг. Можно наговорить бог знает каких глупостей, но друг все поймет. – Мне кажется, сейчас мне лучше проводить вас обратно. В бальную залу.
   Глаза у Саманты расширились. – О Боже! – воскликнула она. – Я ведь обещала этот танец. Наверное, он уже начался. Как дурно я поступила!
   Когда они вошли в дом и поднялись по лестнице, Саманта снова повернулась к маркизу. Она и увидела, и услышала, что танец уже действительно начался, теперь уже невозможно было присоединиться к нему. Но следующий танец у нее свободен. Она посидит с мистером Хэнкоком, покуда не кончится этот танец, и сама пригласит его на следующий.
   – Я вас еще увижу? – спросила она. – После ужина я буду свободна – пропущу несколько танцев.
   – Но я должен уйти, – сказал маркиз. – У меня назначена встреча.
   – Как жаль. – Саманта была разочарована. Ей хотелось спросить у него, когда они смогут увидеться снова, но она остановилась – она и так слишком вольно ведет себя сегодня – и потому не задала ему этого вопроса, а он не решился сказать что-то сам. – Тогда до свидания, – сказала Саманта. – Спасибо вам за… – За что? За то, что обнял ее? И поцеловал? Я рада, что вы приехали в Лондон.
   – И я тоже очень рад, – сказал маркиз. – До свидания.
   Он подождал, пока она войдет в зал. Саманта спешила к мистеру Хэнкоку, чтобы извиниться перед ним. Она чувствовала себя гораздо лучше, тяжесть и страх пропали. Единственно, что ее теперь беспокоило, – когда же она снова увидит мистера Узйда? И увидит ли вообще?
   Как все это удивительно, думала Саманта. Неужели и правда он только что был здесь? И она гуляла с ним по саду, они разговаривали? И он обнял ее и поцеловал, и ей от этого стало хорошо и спокойно? Неужели все это случилось на самом деле?
   При мысли о том, что она может никогда больше не увидеть его, сердце ее тревожно сжалось.
   Она вошла в залу, и первым, кого она увидела, был Лайонел, граф Рашфорд. Он смотрел на нее с другой стороны комнаты восторженным жадным взглядом.
   Саманта пожалела, что не ушла с мистером Уэйдом. Куда бы он ее ни повел, хоть на край света! Ее снова охватил страх.
 

Глава 9

   Путь до дома был не близкий, особенно для того, кто не мог ходить быстро. К ночи похолодало, и было очень темно. В такое позднее время идти но лондонским улицам одному, и притом без оружия, было небезопасно.
   Но маркиз не чувствовал холода и не замечал темноты. Он вошел в дом, отдал дворецкому плащ, шляпу и перчатки, поднялся к себе в комнату, отослал слугу, растянулся на постели, даже не сняв с себя фрак, и уставился на полосатый шелковый балдахин.
   Он верил и не верил, что все это действительно было. По дороге домой он старался ни о чем не думать и не вспоминать. Он боялся думать. Боялся ущипнуть себя – вдруг он очнется и все развеется как сон.
   И все же то одна, то другая картина всплывали в его воображении.
   Ее лицо, просиявшее от радости, когда она увидела его. В этом не было сомнения.
   Ее слова – несомненно, искренние, – что она счастлива видеть его.
   Ее предложение выйти в сад, хотя, как потом выяснилось, она обещала следующий танец какому-то своему знакомому. Она так обрадовалась, увидев его, Хартли, что совершенно забыла о своем обещании.
   Ностальгия, с которой она говорила о Хаймуре. Вот тут ему надо остановиться и не думать больше, потому что, если он и дальше будет вызывать в памяти картины их встречи, все исчезнет, и он поймет, что это лишь игра его воображения. Глупые фантазии. Такое не могло произойти в реальности.
   Но не всегда можно остановить мысли усилием воли. Они тут, с ним, – реальные воспоминания о том, что случилось в его реальной жизни.
   Она шагнула в его объятия, сама обняла его и положила голову ему на плечо.
   Боже! О Боже, все это и вправду случилось! Он чувствовал ее рядом с собой. Чувствовал ее теплое, мягкое тело, его плавные изгибы. Чувствовал ее руки, крепко обвившие его талию, ее локоны, мягкой, густой волной прильнувшие к его щеке. Он вдыхал запах ее волос и тонкий, едва уловимый аромат фиалок – на этот ее фиалковый аромат он обратил внимание еще в Хаймуре.
   А потом… Боже мой, потом!..
   Потом она подняла голову и посмотрела на него с такой теплотой и любовью, и он поверил, что это любовь. Подтверждением тому было его собственное чувство – он знал, что оно отражается в его глазах.
   «Поцелуйте меня!» Маркиз закрыл глаза, снова вслушиваясь в ее шепот. Желание, страстное желание звучало в ее голосе. Желание было в се глазах.
   И он поцеловал ее, а она вернула ему поцелуй, припав к его рту теплыми раскрытыми губами. Она мягко и нежно поцеловала его. Его сердце, его плоть почувствовали эту нежность, хотя он и не сразу определил это словами.
   Она по нему скучала! Она сказала об этом раньше, до того, как они поцеловались. Он старался не думать о том, что случилось после поцелуя. Хотя знал – это случилось! Но об этом нельзя даже вспоминать, это слишком дорогой подарок. В это невозможно поверить и уж тем более принять.
   «Я люблю вас, очень люблю».
   Нет, нет. Она не то хотела сказать. Она хотела сказать, что чувствует к нему симпатию. Не надо прочитывать слишком многое в ее словах. Может быть, поэтому он приложил палец к ее губам, когда она, сделав поразительное признание, ужасно растерялась и хотела что-то ему объяснить. Может быть, он испугался, что она признается, что сказала не правду?
   «Я люблю вас, очень люблю».
   Друзья – мужчина и женщина – не говорят так друг с другом. Так говорят только любовники. Даже Доротея не говорила ему такое, только незадолго до смерти призналась ему.
   Нет, он не станет принимать на веру эти слова Саманты. Она ослепительно красива, она – само совершенство. С тех пор как он приехал в Лондон, он видел ее с тремя мужчинами – красивыми, молодыми, элегантными. Она что-то другое имела в виду, когда произнесла эти слова. Нелепо думать, что она призналась ему в любви…
   – Она любит меня! – прошептал маркиз в полумрак освещенной свечами спальни и смутился, хотя никто не мог его услышать. – Она любит меня! – сказал он громче и более уверенно. И смутился еще больше – как глупо он себя ведет. – Очень любит! Так нужно ли ему завтра отправляться обратно в Йоркшир? Или сначала он должен попытаться увидеться с ней? Но как это сделать? Фланировать завтра днем по фешенебельным улицам в надежде увидеть ее? Или посетить вечером еще чей-нибудь прием и улучить минуту-другую, чтобы сказать ей что-то и услышать ее ответ?
   А может быть, нанести ей визит? Он знает, она живет у леди Брилл.
   Осмелится ли он? Не вызовет ли это удивление у леди Брилл и у других – а быть может, даже и у самой Саманты, – если он вдруг явится к ним? Не станут ли они над ним подсмеиваться? Но он маркиз Кэрью; он только теперь вспомнил, что так и не открыл Саманте свое настоящее имя. И при всем при том она искренне обрадовалась, увидев его сегодня. Больше чем обрадовалась.
   «Я люблю вас, очень люблю».
   Маркиз снова крепко зажмурился. Он должен поверить! Слова говорят сами за себя. Все в этой невероятной встрече вело к этим словам и подтверждало, что они искренни.
   Случилось чудо.
   Она любит его.
* * *
   Они не извещали, что принимают в тот день, а намеревались во второй половине дня сами нанести несколько визитов, захватив с собой леди Софию. Предполагалось, что это будет ее первый объезд знакомых после случившегося с ней несчастья. Под вечер Саманта собиралась покататься по парку с лордом Фрэнсисом, но шел дождь. Лорд Фрэнсис прислал записку, в которой спрашивал Саманту, желает ли она посетить царство уток. В таком случае он облачится в непромокаемый плащ и отправится сопровождать ее. Или же она окажет ему честь и поедет с ним кататься завтра утром, естественно, если позволит погода. Саманта послала Фрэнсису ответную записку, в которой сообщала, что, к сожалению, она не обнаружила у себя между пальцами перепонок, а потому принимает его предложение и с удовольствием поедет с ним кататься завтра утром – если позволит погода.
   А затем последовала записка от леди Софии, которая высказывала свои соображения по поводу того, что сырая погода может неблагоприятно подействовать на ее недавно сломанную ногу и не окажут ли ей любезность Агата и мисс Ньюман, не навестят ли ее ближе к вечеру, поскольку после ленча ей придется отдохнуть по причине все той же сырой погоды.
   Так случилось, что середина дня у них оказалась свободной, и они уютно устроились в гостиной – леди Брилл с пяльцами в руках, – а заодно занялись обсуждением вчерашнего бала. В основном говорила тетя Агата, Саманта ей не мешала, она предпочла бы вовсе не вспоминать о вчерашнем бале. Неужели это она, Саманта, так странно себя вела? Совсем забыла о приличиях – ведь она на самом деле даже мало знакома с мистером Уэйдом. Саманту угнетала мысль, что эта их встреча в Лондоне будет единственной. Навряд ли они вращаются в одних и тех же кругах. О Лайонеле и о том странном влечении, которое она испытывала к нему и которое вызывало в ней отвращение, Саманта старалась не думать.
   Он приснился ей ночью. Ужасный, страшный человек! Он был с ней на кровати. Навис над ней, упершись руками в подушку по обе стороны ее головы, смотрел на нее горящими глазами, губы у него влажно блестели. Мягким, вкрадчивым голосом он говорил ей, что он знает: она хочет его, и глупо бороться с этим влечением.
   «Теперь вы женщина, Саманта. Я не могу глаз от вас отвести».
   Она почувствовала, как томительно сжалось сердце, и поняла, что вот-вот сдастся, признает свое поражение. Она хотела его! «Ну прижмись же ко мне», – подумала она, и тут же ее охватило отвращение, оно было сильнее, чем желание, и она уперлась руками в его груде, отталкивая его.
   Правая рука у него подвернулась, и он упал на нее – но это был уже мистер Уэйд.
   «Вы не должны смущаться», – мягко сказал он.
   Вздох облегчения вырвался у нее из груди, она крепко обняла его, успокоилась и погрузилась в сон.
   Она проснулась, крепко прижимая к себе подушку.
   Ей неприятно было вспоминать этот сон.
   К счастью, до тети Агги, как видно, не дошел слух о том, что на балу появился Лайонел. Они уже, наверное, целый час сидели в гостиной. Наконец тетушка вздохнула и сказала:
   – Пожалуй, пора собираться. Ужасно не хочется выходить из дома, когда за окном льет, не правда ли, дорогая? Но бедняжка Софи так страдает от одиночества, что я просто не могу не навестить ее.
   В эту минуту раздался стук в дверь, и еще одну минуту спустя в комнату вошел дворецкий с серебряным подносом в руках, на котором лежала чья-то визитная карточка.
   – Вы не сказали, что мы не принимаем сегодня днем? – спросила тетя Агата.
   – Сказал, мадам, – ответил дворецкий, – но джентльмен попросил меня передать вам, что просит вас сделать исключение.
   Тетя Агата взяла карточку. Брови ее поползли вверх, затем сдвинулись к переносице.
   – Ты не поверишь, Саманта! – воскликнула она. – Каков наглец! Я и не знала, что он вернулся в Англию. И еще смеет являться к нам в дом!
   Лайонел! Внутри у Саманты все перевернулось.
   – Граф Рашфорд, – презрительным тоном произнесла леди Брилл и обратила сердитый взгляд на дворецкого. – Скажите ему, что нас нет дома. И не будет до конца сезона.
   – Вчера он танцевал со мной, – спокойно сказала Саманта.
   Гневный взгляд тетушки обратился на нее, и дворецкий остановился в дверях.
   – Он воспользовался моим замешательством, – сказала Саманта, – и был очень учтив. Было бы невежливо с моей стороны… – Саманта машинально свернула вышивку и положила рядом с собой на кресло. – Я танцевала с ним.
   – Боже мой, Саманта! – всплеснула руками тетушка. – И это после того ужасного скандала, когда он сознательно подверг нашу дорогую Дженнифер такому позору! В результате ее отец избил ее тростью.
   Саманта закусила губу. Она всегда старалась отогнать от себя это кошмарное воспоминание: они с тетей Агги под дверью кабинета дяди Джеральда слышат, как он приказывает Дженни наклониться над его письменным столом, и слышат свист первых двух ударов тростью.
   – Хорошо, – помолчав, сказала тетя, – мы тоже будем вежливы. Пригласите его. – Тетя снова бросила взгляд на дворецкого. – В конце концов, прошло шесть лет. За шесть лет человек может набраться ума.
   Невероятно, но Саманта не стала возражать, при том что сама тетя Агги с явной неохотой согласилась принять его. Саманта знала, почему она не воспротивилась. Конечно же, знала. К чему обманывать себя? К чему притворяться?
   Она его никогда не забывала. Колдовство не прошло – она так и осталась им очарована. Вчера вечером она поняла, что ее по-прежнему неудержимо влечет к нему. И при этом вполне отдавала себе отчет в том, что жизнь ее будет изуродована, что ее ждет не счастье, а страдания.
   Оставалось ответить лишь на один вопрос: продолжать ли ей бороться? И какая этому альтернатива? О Господь всемогущий, что же это такое?
   Но он уже был в гостиной, наполнив ее своей красотой и обаянием. Он склонился над ручкой тети Агги, горячо заверяя ее, что она замечательно выглядит и что он никогда не забудет, какую она оказала ему честь, приняв его в неурочный для визитов день.