Белозеров Антон. Последнее воплощение

   Граф Гамилианский, как и большинство дворян, привычно бежал с поля боя.
   Комета бросилась в погоню, размахивая секирой и бессвязно выкрикивая:
   — Холмогорье! Леди Комета! Свобода или смерть!
   Все тело девушки было покрыто десятками порезов и неглубоких ран, нанесенных шпагами дворян, но она достигла того боевого сверхчувственного состояния, когда боль и усталость уже не имеют власти над хладнокровно-яростным духом воина.
   Преследуя графа Гамилианского, Комета вбежала в ближайшее здание, которое, естественно, оказалось трактиром. (А какие же еще дома могли окружать центральную площадь?) Простолюдины, которые рассчитывали найти укрытие за надежными каменными стенами, теперь с дикими воплями ринулись обратно наружу. Но Комету они не интересовали.
   Граф, спотыкаясь и поскальзываясь, взбежал по лестнице на второй этаж. Девушка преследовала его по пятам, постепенно сокращая дистанцию. Эрдаван Гамилианский, конечно же, чувствовал, что неумолимая смерть его скоро настигнет, но панический ужас перед «злым духом» был так велик, что он даже не сделал попытки обернуться и попробовать себя защитить.
   Комета не собиралась устраивать дуэль с графом или каким-то иным образом проявлять благородство. Эрдаван распахнул одну из дверей, но запереть ее за собой уже не успел. Девушка изо всех сил ударила секирой по двери и в щепки разнесла тонкие узорчатые доски. На мгновение перед ней промелькнуло белое как снег лицо графа Гамилианского. Следующим взмахом Комета рассекла ему грудь от ключицы до талии, вскрыв грудную клетку и обнажив ребра.
   — Вот и все… — девушка поставила секиру на пол лезвием вниз и оперлась на древко.
   Даже сквозь стены трактира Комета слышала голоса сотен людей, которые окружали здание. Она осторожно выглянула в окно, которое выходило на площадь, и увидела, что к гвардейцам Триединой церкви присоединились армейские пехотинцы и кавалеристы. Затем послышался цокот копыт по мощеной камнями мостовой, и через несколько секунд на площади появились лошадиные упряжки, тянувшие полевые орудия.
   — Подумать только, какая честь мне оказана! — пробормотала Комета, наблюдая за тем, как артиллеристы быстро и слаженно устанавливают пушки напротив трактира.
   Она быстро прошла по коридору второго этажа, распахивая по дороге все двери. Похоже, кроме нее других живых существ в здании не осталось. Комета бросила взгляд в боковое окно, и в ее душе затеплилась надежда. Совсем рядом она увидела стену соседнего дома. В голове девушки начал быстро выстраиваться план бегства из города по крышам, чердакам и стенам.
   Комета посмотрела на свои пальцы с присосками:
   — Ну, не подведите!
   Секирой она выбила стекло и, как некогда поступила Латэла Томпа, отбила осколки, оставшиеся по краям. Затем девушка отошла назад для разбега, со вздохом сожаления отбросила свое оружие и, сделав стремительный рывок, прыгнула на стену соседнего дома.
   Комета постаралась прицепиться к каменной стене всеми пальцами рук и ног одновременно. Она не была настоящей дриадой, поэтому удержалась с большим трудом. Медленно распределяя вес своего тела по конечностям, Комета отлепила от стены левую руку и протянула ее вверх. Закрепившись, она повторила эту операцию поочередно с правой ногой, правой рукой, левой ногой. Первый успех окрылил девушку, и она начала медленно и осторожно подниматься по отвесной стене здания.
   — Только бы добраться до крыши, — как заклинание твердила Комета, — только бы добраться до крыши… или хотя бы до окна…
   Но в этот день удача отвернулась от «светлого воплощения».
   Комета услышала крики:
   — Смотрите, злой дух перескочил на соседний дом!
   — Стреляйте в нее!
   — Во имя триединого господа нашего, огонь!
   Послышались выстрелы. Пули защелкали по стене вокруг девушки. Комета поняла, что в нее попадут раньше, чем она успеет добраться до безопасного места.
   Ей оставалось только одно. С силой оттолкнувшись руками и ногами, Комета сделала кувырок в воздухе и зацепилась за стену трактира. Солдаты продолжали стрелять, поэтому ей пришлось забраться в окно, из которого она выскочила минуту назад.
   — Отсутствие результата — это тоже результат! — «успокоила» себя девушка.
   В этот момент пол под ее ногами содрогнулся, и, чтобы не упасть, ей пришлось опереться о стену. Раздался грохот, противоположный конец коридора заволокло пылью. Комета поняла, что по трактиру открыли огонь из пушек. Ядра пробивали стены здания, ломали балки и крушили перекрытия.
   Девушка подхватила с пола свою секиру и, пригибаясь, побежала к лестнице. Спускаясь по ступеням на первый этаж, она увидела, что через окна и пробитые ядрами бреши люди бросают внутрь трактира факелы и зажигательные снаряды. Здание заволокло едким дымом. Огонь быстро перекинулся на дощатые полы, мебель, обивку на стенах.
   Лавируя между многочисленными очагами пожара, Комета бросилась к входной двери. Она не собиралась сгорать заживо. Она хотела сражаться до конца и погибнуть на поле боя.
   Ударом ноги Комета распахнула дверь и выскочила наружу. Порванная одежда на ней уже дымилась, а кончики растрепанных волос начали тлеть. За девушкой тянулся дымный след, и в эти мгновения она и в самом деле была похожа на комету.
   — Холмогорье! Свобода или смерть!!! — Комета взмахнула секирой и бросилась в свой последний бой.
   Люди ее уже поджидали. Они больше не собирались сходиться со «светлым воплощением» в рукопашной схватке.
   Раздался ружейный залп. Не все стрелки попали в цель, но девять из них не промахнулись. Девять тяжелых ружейных пуль вонзились в тело Кометы и отбросили девушку назад в горящий дом…

Глава 12. Леди Комета начинает новую жизнь.

   …Комета упала на спину, но не выпустила из рук большой разноцветный мяч…
   Какой мяч?!
   — Деточка, милая, ты не ушиблась?
   Какая такая «деточка»? Чей это голос?
   — Не плачь, деточка, сейчас я тебя подниму…
   Но Комета и не собиралась плакать. Сознание девушки быстро адаптировалось к новому миру и к новому телу. Первое, что поняла Комета — она вовсе не девушка, а маленькая девочка. Мяч сжимали детские ладошки. Нормальные человеческие ладошки с ногтями, а не с присосками. Правда, кожа на них была смуглой с золотистым оттенком.
   Затем Комета почувствовала, что сзади ее бережно обхватили сильные, но нежные руки, поставили на ноги, погладили по голове, мягко вынули мяч из рук. Теперь, когда перед глазами не маячила пестрая желто-красная поверхность игрушки, Комета наконец-то смогла осмотреться.
   Из гущи кровавой битвы она попала на детскую игровую площадку. Под присмотром одетых в белые халаты нянечек на качелях, каруселях и маленьких горках играли два десятка мальчиков и девочек в возрасте от трех до восьми лет. Комета была одной из них. Она покрутила головой, осматривая свое платьице песочного цвета, коричневые сандалии, белые носочки.
   Для полной идиллии детской площадке не хватало только голубого неба, ласкового солнца и зеленой травы под ногами. Их заменяли металлический потолок со встроенными светильниками и длинноворсовое искусственное покрытие неестественного пронзительно-синего цвета. С трех сторон площадку окружали металлические зеркальные стены с несколькими матовыми полупрозрачными дверьми. Четвертая была перегорожена высокими перилами, за которыми открывался вид на далекую каменную стену.
   Убедившись, что на нее никто не обращает внимания, Комета вначале прошлась вдоль стены, изучая свое отражение.
   — Очень милый ребенок, — мрачно констатировала она, глядя на черные кудрявые волосы, большие карие глаза и пухлые губы. — Года четыре, не больше. Прелесть! Тьфу!
   Затем Комета направилась к перилам, чтобы осмотреть пространство за пределами детской площадки. То, что вначале она приняла за стену какого-то большого здания, на самом деле оказалось почти вертикальным склоном ущелья. Каменная поверхность простиралась вправо, влево и вверх, насколько хватало угла обзора, а внизу виднелась ровная площадка.
   Комета сделала еще несколько шагов в сторону перил, чтобы получше рассмотреть открывавшийся вид.
   — Шаггашуга, не ходи дальше! — послышался за спиной Кометы строгий голос воспитательницы.
   Шаггашуга — так, оказывается, звали девочку, в теле которой воплотилась Комета. Стоило только назвать ее имя, как сознание маленького ребенка, до того почти полностью подавленное сильной личностью Кометы, дало о себе знать. Во-первых, девочка послушно остановилась. Во-вторых, в разум Кометы потек ручеек знаний Шаггашуги, пополняя его отрывочной и расплывчатой информацией.
   Первая и самая главная заповедь, которая запечатлелась в воспоминаниях девочки: «Солнце — наш враг. Солнце — смерть. Солнце — испепеляющий ужас. Никогда не приближайся к открытым местам!»
   Этому была веская причина. Систематизировав весьма незначительные знания Шаггашуги, Комета выяснила, что люди были чужими в этом мире. Их предки колонизировали безжизненную раскаленную планету исключительно ради добычи редких металлов. Для защиты от жара близкой звезды они построили подземные города.
   — Если пребывание на открытой местности так опасно, то зачем вообще оставлять выходы наружу? — удивилась Комета.
   Возможно, это была какая-то извращенная психология местных жителей. Они боялись солнца и воспитывали этот страх в своих детях, но при этом обязательно должны были ежедневно созерцать источник смертельной опасности.
   Поверхность планеты была изрезана глубокими каньонами и ущельями. Поэтому людям не составило особого труда вывести тоннели к самым основаниям высоких каменных плато. Прямые лучи солнца проникали в узкие ущелья всего на несколько секунд в сутки, но этого было достаточно, чтобы раскалить каменные стены и еще раз продемонстрировать людям ужасную силу огненного светила.
   Детская площадка, на которой оказалась Комета, находилась в тоннеле, откуда была видна противоположная стена каньона. Именно поэтому девушка не видела ее краев. Каньон тянулся на сотни километров в обе стороны и на несколько километров вверх.
   — Шаггашуга, лови!
   Комета резко обернулась и увидела летевший прямо в лицо мяч. Его бросил Умшитраш, восьмилетний крепыш, которому доставляло удовольствие издеваться над беспомощной малышней. Это он в прошлый раз сильным броском мяча сбил девочку с ног, а теперь решил повторить свой «подвиг».
   Комета легко уклонилась от мяча и одним едва уловимым движением руки направила его в сторону перил. Легкий цветной шар перелетел ограждение и скрылся из вида.
   — Мяч на солнце! Мяч на солнце! — закричали сразу несколько детей.
   Должно быть, они следили за проделками Умшитраша.
   Все дети, игравшие на детской площадке, ринулись к перилам, не обращая внимания на предостерегающие крики воспитателей. Комета оказалась возле ограждения одной из первых. Она увидела, как мяч лопнул, пролетев всего несколько шагов под открытым небом. Обрывки пластиковой оболочки упали на гладкое, словно отполированное, дно каньона и почти сразу же превратились в кипящую лужу. Пластик шипел, пузырился и быстро испарялся.
   Дети (и даже стоявшие за их спинами воспитатели) молча взирали на это зрелище. Они были заворожены «гибелью» пластикового мяча. Несмотря на то, что прямые лучи солнца уже не попадали на дно каньона, остаточного жара было вполне достаточно, чтобы всего за несколько ударов сердца испепелить мяч или убить человека.
   Комета осмотрела ограждение, но не увидела никаких устройств, защищающих вход в тоннель от внешнего жара.
   «Почему мяч расплавился, пролетев всего несколько шагов, а мы стоим у перил, но даже не ощущаем тепла?» — подумала она.
   — Иные законы теплопроводности. Иные законы материального мира.
   «Кто это сказал?» Комета быстро осмотрелась. Воспитатели были озабочены тем, чтобы отвести детей на безопасное расстояние и не позволить им вслед за мячом перебраться через перила. Так что эти слова произнесли не они. И уж, тем более, не возбужденные дети, с извращенным сладострастием наблюдавшие за последней агонией испарявшейся пластиковой лужицы.
   «Тогда кто?!» Комета решила, что голос прозвучал у нее в голове и принадлежал одной из прошлых жизней, попытка вспомнить которые приводила к сильнейшей головной боли. Так что девушка на этот раз даже не стала пытаться разобраться в происхождении скрытых воспоминаний.
   Когда остатки мяча окончательно истаяли, воспитательницам наконец-то удалось отвести детей от ограждения и переключить их внимание на привычные игры.
   Умшитраш подошел к Комете и состроил угрожающую гримасу. Он, пожалуй, по массе вдвое превосходил девочку. За спиной задиры маячили четверо мальчишек помладше, ожидавшие продолжения представления.
   — Ты убила мой мяч! — заявил Умшитраш.
   — Я и тебя убью, — спокойно произнесла Комета и посмотрела прямо в глаза здоровяка. — Хочешь проверить?
   — Ты… ты… — залепетал Умшитраш, не зная, что ответить на такую угрозу.
   Комета убедилась, что воспитательницы находятся далеко и не смотрят в ее строну, сделала шаг вперед и прошипела:
   — Вали отсюда, мразь, пока я не размазала твою рожу по своему кулаку!
   Мальчишки за спиной Умшитраша захихикали. Задира понял, что в случае отступления он навсегда потеряет авторитет и уважение. Поэтому он занес кулак для удара:
   — Сейчас я тебя!…
   Тело четырехлетней девочки не очень-то хорошо подходило для боевых единоборств, но справиться с неуклюжим Умшитрашем для Кометы оказалось нетрудно. Она легко ушла с линии удара, отклонившись на полкорпуса в сторону, одновременно с этим перехватила руку мальчика за запястье, а затем резко дернула ее вперед, как бы продолжая движение Умшитраша. Мальчишка покатился по полу и заревел от боли, так как Комета вывихнула ему руку в предплечье.
   Тотчас же к вопящему во весь голос Умшитрашу подскочили сразу две воспитательницы. Комета стояла неподалеку с самым невинным видом. Получивший по заслугам хулиган захлебывался слезами и не мог выговорить ни одного слова. Одна из воспитательниц подхватила его на руки и быстро понесла к двери, которая автоматически открылась при ее приближении, а затем быстро закрылась, не позволив Комете рассмотреть, что находится за ней.
   Вторая воспитательница громко объявила:
   — Ничего страшного не произошло! Умшитраш упал и ударился. Продолжайте играть, но будьте осторожнее! Не балуйтесь!
   Комета гордо прошла мимо приятелей Умшитраша. Мальчишки расступились, стараясь соблюдать безопасную дистанцию. Комета усмехнулась и присела на детскую скамеечку. Она осмотрела детей, игравших на детской площадке, и поняла, что не сможет найти общий язык ни с одним из них. Ближайшие десять-двенадцать лет ей придется притворяться маленькой девочкой. Любая ее попытка рассказать о прошлых жизнях, скорее всего, будет воспринята, как сумасшествие.
   Близкое знакомство с психиатрами не входило в планы Кометы, поэтому она решила остаться Шаггашугой. На время. По крайней мере, до тех пор, пока не поймет, для чего она оказалась в этом мире.
   — Шаггашуга!
   Пока Комета строила планы на будущее, пришло время, когда на детской площадке начали появляться родители и разбирать детей по домам. Услышав свое имя, маленькая девочка Шаггашуга одержала верх над Кометой, вскочила и побежала навстречу самому дорогому для нее человеку.
   — Мама!
   — Шаггашуга, доченька, — лицо девочки покрыли поцелуями нежные ласковые губы.
   — Мама, мама… — повторяла… уже не Шаггашуга, но Комета.
   Девушка пыталась вспомнить имя целовавшей ее женщины, но для Шаггашуги она была просто «мамой», без имени и фамилии, без возраста и социального статуса. Комета вложила свою маленькую ладошку в руку женщины и покинула детскую игровую площадку.
   Они прошли сквозь полупрозрачную автоматическую дверь и оказались на небольшой автостоянке, напоминающей причал, где в отдельных боксах между мостками находились автомобили, а, точнее, электромобили. Эти маленькие машинки были похожи на остроносые лодочки. Комета и мать Шаггашуги сели на мягкое сидение.
   Женщина пристегнула девочку ремнем безопасности и четко произнесла:
   — Сектор А-четырнадцать, этаж восемь, отсек пятнадцать.
   Из носа и кормы электромобиля вытянулись тонкие телескопические антенны, которые коснулись потолка. Раздался короткий сухой треск и сверкнули голубые искорки. Электромобиль быстро покатился по широкому коридору, легко взбираясь на довольно крутые пандусы и притормаживая на спусках или перед перекрестками.
   Шаггашуге эта дорога была знакома, но Комета разглядывала транспортные магистрали с особенным интересом. Правда, ничего полезного узнать ей не удалось. За автостоянками-причалами виднелись двери, которые вели в разные сектора подземного города. Про их назначение Шаггашуге ничего не рассказывали.
   Комета решила, что детское любопытство одинаково во всех мирах, поэтому решилась на эксперимент. Она наугад ткнула пальчиком в проносившийся по правому борту причал и как можно естественнее и безыскуснее спросила:
   — Мама, а что там?
   Реакция женщины была неожиданной. Она испуганно вздрогнула, быстро огляделась и закрыла рот Кометы ладонью.
   — Шаггашуга, милая, я же предупреждала тебя, что такие вопросы задавать нехорошо. Разве ты забыла?
   Комета покопалась в памяти своего нового воплощения и поняла, что Шаггашуга, действительно, пропустила мимо ушей этот важный запрет. Возможно, она от природы была нелюбопытна и подобных вопросов раньше не задавала, поэтому и отповеди матери ей выслушивать не приходилось.
   Однако Комета решила продолжить игру:
   — Почему нехорошо?
   Женщина заметно побледнела, но справилась с волнением и ласково произнесла:
   — Это нехорошо, потому что неприлично! Ты же не хочешь, чтобы тебя считали невоспитанной девочкой?
   — Не хочу, — Комета пошла на попятную, начиная понимать, что этот подземный мир не ограничивается мелкими ссорами на детской площадке. Он был полон зловещих тайн, о которых боялись говорить даже его жители.
   — Вот и умница! — обрадовалась мать Шаггашуги. — Как я рада, что у меня растет такая понятливая и благовоспитанная доченька.
   Через некоторое время электромобиль остановился возле дома, где жила семья Шаггашуги. Комета, воспользовавшись памятью девочки, опознала полукруглую дверь голубоватого цвета.
   Когда мать и дочь вошли в дом, то сразу же попали в объятия высокого широкоплечего мужчины.
   — Аршамуш, перестань! — игриво взвизгнула женщина.
   — Папа, еще! — пискнула Шаггашуга, вновь прорвавшись сквозь сознание Кометы.
   — Быстро умываться и за стол! — весело распорядился мужчина.
   Комета легко ориентировалась во множестве помещений, соединенных узкими коридорами. Она без труда нашла свою комнату, возле которой находилась ее личная гигиеническая кабинка.
   Через некоторое время вся семья собралась за большим столом на кухне. Еда была простой, но вкусной и сытной. Съев целую тарелку молочной каши со сладкими кусочками фруктов и выпив стакан горячего ароматного напитка, Комета почувствовала, что ее веки тяжелеют. Сознание воительницы вынуждено было подчиняться требованиям детского организма. А этот организм, утомившись за день, сейчас очень хотел спать.
   Полусонную Комету отец поднял на руки и отнес в ее спаленку. Девушка со смесью грусти и сентиментальной нежности осмотрела шеренги кукол и штабеля больших детских книжек с яркими картинками.
   — Вот моя новая армия. Вот мои новые книги заклинаний. — Пробормотала Комета.
   «При чем тут книги заклинаний? — тут же спохватилась она. — Опять воспоминания из другой жизни?»
   — Ты что-то сказала, Шаггашуга? — спросил отец.
   — Нет, ничего. Покойной ночи, папа.
   — Покойной ночи, девочка моя маленькая.
   Несмотря на то, что понятия «день» и «ночь» в подземном городе были весьма условны, колонисты по-прежнему пользовались оставшимися от предков выражениями.
   Засыпая в маленькой уютной кроватке, Комета думала о том, что, возможно, не так уж и плохо некоторое время побыть маленькой девочкой, не знать ни забот, ни тревог, ни обязанностей. Вот только, по-видимому, тайны подземного города не позволят ей долго наслаждаться безоблачным детством…
 

* * *

 
   …Они появились сразу со всех сторон: из потолка, из стен, из пола. Детскую спаленку заволокло дымом и пылью. Сквозь пробитые в скальной породе и в стенах дома отверстия внутрь ворвались люди в угольно-черных комбинезонах, в шлемах с приборами ночного видения, с короткими толстоствольными автоматами. На детской кроватке скрестились тонкие лучи лазерных прицелов.
   Комета сразу поняла, что это эсэсовцы — сотрудники Службы Спасения, или сокращенно СС. В детских книжках Шаггашуги они были главными положительными героями и защищали колонистов на разных планетах от местных чудовищ, космических пиратов и прочих злодеев.
   Комета растерялась. Она не понимала, чем вызвано это вторжение. Несомненным было только то, что именно она являлась целью эсэсовцев. Неужели одного невинного детского вопроса оказалось достаточно, чтобы привести в действие боевой механизм Службы Спасения?
   Один из эсэсовцев направил на Комету небольшой ручной прибор с торчащими во все стороны усиками-антеннами:
   — Это она! — послышался голос из-под затемненного забрала шлема.
   Комета позволила сознанию Шаггашуги на время прорваться наружу. Девочка захныкала и жалобно позвала:
   — Мама! Мама!
   За спинами эсэсовцев в коридоре показались родители Шаггашуги. Но на свою дочь они смотрели с выражением ужаса и омерзения, словно на кровати находилась не маленькая девочка, а злобный мутант-людоед.
   — Не надо притворяться, тебе все равно не удастся нас обмануть! — прикрикнул на Комету эсэсовец с прибором. — Мы знаем, кто ты.
   — Кто я? — эхом повторила Комета.
   — Да, да. Мы знаем, что ты больше не Шаггашуга Гахс-Афан. Ты — шпионка, чье сознание внедрено в тело реципиента!
   — Какая шпионка?… — растерянно переспросила Комета.
   — Тебе лучше знать, какая! Может, тебя послал Гафил-Чен, а, может, сам командор Чи-Ге. ТАМ разберутся.
   — ТАМ, это где?
   — Ты задаешь слишком много вопросов… — процедил эсэсовец, и, словно это было приказом, вокруг Кометы раздались щелчки снимаемых с предохранителей автоматов. Но командир поднял руку: — Отставить! Доставим ее в лабораторию. Живая она более ценна, чем мертвая. Приступайте к осмотру помещения!
   Два солдата подхватили Комету под руки и вытащили из кровати. Ее понесли по коридору, даже не предложив одеться. В спаленке начался обыск. Эсэсовцы ножами вспарывали подушки, матрасы, животы кукол, вываливали на пол одежду из шкафчиков и разламывали мебель, словно ожидали, что за несколько часов своего воплощения шпионка успеет собрать и спрятать в комнате оружие или средства связи.
   — Мама! — сделала последнюю попытку Комета, когда ее проносили мимо родителей Шаггашуги.
   Женщина всхлипнула и отвернулась, уткнувшись в плечо мужа. Мужчина одной рукой обнял жену за плечи, а другой загородился от Кометы, словно боялся, что она наброситься на него, как бешеное животное. В его глазах светилась горькая ненависть. Эти люди считали Комету убийцей своей единственной дочки. Для них Шаггашуга Гахс-Афан была мертва.
   Перед тем, как выйти из дома в общий тоннель, эсэсовцы натянули на голову Кометы непроницаемо-черный мешок. Она могла лишь догадываться о том, в каком направлении поехал электромобиль, в который ее усадили.
   Поездка была недолгой. Довольно скоро Комету вновь подняли и потащили на руках. Она слышала шаги сопровождавших ее эсэсовцев, звуки открывавшихся и закрывавшихся дверей, приглушенные голоса.
   Затем Комету поставили на пол, пригнули голову и слегка подтолкнули вперед:
   — Залезай!
   Комета сделала несколько осторожных шагов вперед.
   — Стой!
   Комета остановилась.
   — Можешь снять изолирующий колпак!
   Комета сняла с головы мешок и осмотрелась. Она находилась внутри куба такого размера, что в нем мог бы свободно разместиться взрослый человек. Все грани куба, образующие пол, стены и потолок, были изготовлены из прозрачного материла, армированного частой металлической сеткой. Сам куб стоял на невысокой металлической подставке посередине довольно большого помещения, истинный размер которого трудно было определить из-за множества огромных машин, приборов и устройств непонятного назначения, которые закрывали обзор.
   Вокруг куба стояли эсэсовцы в одинаковых черных комбинезонах и трое новых людей, одетых в длинные синие халаты. Двое были похожи на прочих жителей подземного города — бронзовокожие, темноволосые, кареглазые, а третий явно принадлежал к другой расе, резко выделяясь молочно-белой кожей, почти прозрачными глазами и совершенно лысым черепом. В дополнение к этому, на его лбу поблескивал ярко-синий кристалл в золотой оправе, вживленный туда, где принято изображать у людей третий глаз.
   Командир эсэсовцев отдал честь и доложил, обращаясь с одному из темноволосых людей:
   — Доктор Шавшан! Шпионка обезврежена и доставлена! При первичном осмотре никаких спецсредств не обнаружено. Но поиск продолжается.
   — Хорошо, капитан Уршим, я вами доволен. Можете идти. Я не уверен, что вам удастся найти что-нибудь в доме Гахс-Афанов, все-таки шпион пробыл в теле реципиента недостаточно долго. Тем не менее, проведите осмотр по полной программе.