Страница:
– Почему это? - даже удивился Сергей.
– А потому, что, если у тебя появится хоть немного свободного времени, ты будешь изучать второй язык! Или, дьявол тебя знает, еще что-нибудь!
– Язык не исключается, - согласился Сергей.
– Ну вот!
– Но я буду делать то, что угодно моей душе, - уточнил Сергей. - Да я два года собирался серьезно заняться эпохой Возрождения, чтобы составить для себя какое-то законченное о ней представление, но даже по Музею изобразительного искусства не мог побродить вдоволь. Был вместо этого раза два по часу, и точка! А ведь надо же обогащаться, Володя. Непременно обогащать себя, иначе превратишься в гаечный ключ! Знаешь, кто в этом отношении у нас ведет себя всех разумней? Юля!
– Ну, с ней я тебя равнять не собираюсь, - заметил Владимир.
– А почему? Специалист она очень хороший, серьезный. А что касается общей эрудиции, общего кругозора - она спокойно даст сто очков вперед любому из нас.
– Да ты не забывай, у нее жизнь совершенно другая! Она себе может позволить все! И всегда наверняка позволяла.
– Вот и мне представилась возможность немного мою жизнь изменить. Я сначала не понял этого, даже обиделся. А потом разобрался и сказал: пусть так и будет! - закончил разговор Сергей.
Но Владимир не удовлетворился таким объяснением. А может, просто не захотел его принимать и поэтому заговорил вдруг снова.
– А по-моему, ничего ты не понял.
– Это почему же? - удивился Сергей.
– Как же ты можешь так легко отказаться от своего "Фотона"? Он же до конца твой? Сколько он тебе стоил сил?
– Я не отказывался.
– Прекратить работу - все равно что отказаться.
– Не я прекратил.
– Да. Но ты этому обрадовался.
– А что бы ты сделал на моем месте? - запальчиво спросил Сергей.
– Не знаю. Я как-то тебе уже говорил, не очень-то я хорошо разбираюсь в твоих делах. Но, во всяком случае, на полпути останавливаться не стал бы, - сказал Владимир и поднялся с песка.
Глава 22
Глава 23
– А потому, что, если у тебя появится хоть немного свободного времени, ты будешь изучать второй язык! Или, дьявол тебя знает, еще что-нибудь!
– Язык не исключается, - согласился Сергей.
– Ну вот!
– Но я буду делать то, что угодно моей душе, - уточнил Сергей. - Да я два года собирался серьезно заняться эпохой Возрождения, чтобы составить для себя какое-то законченное о ней представление, но даже по Музею изобразительного искусства не мог побродить вдоволь. Был вместо этого раза два по часу, и точка! А ведь надо же обогащаться, Володя. Непременно обогащать себя, иначе превратишься в гаечный ключ! Знаешь, кто в этом отношении у нас ведет себя всех разумней? Юля!
– Ну, с ней я тебя равнять не собираюсь, - заметил Владимир.
– А почему? Специалист она очень хороший, серьезный. А что касается общей эрудиции, общего кругозора - она спокойно даст сто очков вперед любому из нас.
– Да ты не забывай, у нее жизнь совершенно другая! Она себе может позволить все! И всегда наверняка позволяла.
– Вот и мне представилась возможность немного мою жизнь изменить. Я сначала не понял этого, даже обиделся. А потом разобрался и сказал: пусть так и будет! - закончил разговор Сергей.
Но Владимир не удовлетворился таким объяснением. А может, просто не захотел его принимать и поэтому заговорил вдруг снова.
– А по-моему, ничего ты не понял.
– Это почему же? - удивился Сергей.
– Как же ты можешь так легко отказаться от своего "Фотона"? Он же до конца твой? Сколько он тебе стоил сил?
– Я не отказывался.
– Прекратить работу - все равно что отказаться.
– Не я прекратил.
– Да. Но ты этому обрадовался.
– А что бы ты сделал на моем месте? - запальчиво спросил Сергей.
– Не знаю. Я как-то тебе уже говорил, не очень-то я хорошо разбираюсь в твоих делах. Но, во всяком случае, на полпути останавливаться не стал бы, - сказал Владимир и поднялся с песка.
Глава 22
Юля не очень удивилась, не увидев в понедельник утром Сергея в КБ. Он вполне мог вернуться в группу. Но ей не терпелось узнать, чем закончился его разговор с отцом, как тот отнесся к предложению Сергея о новом объективе, и она позвонила в Есино.
К аппарату подошел Остап. Он выслушал Юлю и вздохнул:
– Ты, мать, как с луны свалилась.
– Почему? - удивилась Юля.
– Так он же у нас больше не работает.
– А где же он работает? - совсем опешила Юля.
– Тебе лучше знать. Ты там к начальству ближе:
– Ничего не понимаю, - растерялась Юля. - Или это у тебя юмор сегодня такой?
– Нет, мать. На сей раз не до шуток, - сказал Остап и повесил трубку.
Юля поняла: произошло совершенно непредвиденное. Она предупреждала Кольцова, что отец может встретить его предложение в штыки, ибо оно, вопреки всякому здравому смыслу, может ему не понравиться только за то, что никогда и ни с кем не было согласовано. Этого можно было ожидать вполне. Но такого бесцеремонного обращения с Сергеем она даже представить себе не могла. От возмущения у нее даже румянец выступил на щеках, что бывало очень и очень редко. Два дня, субботу и воскресенье, она провела с отцом и Игорем. Но никто из них и полусловом не обмолвился о случившемся, хотя о делах КБ они затевали разговор постоянно. Выходит, они умышленно замалчивали эту тему? Ситуация выглядела более чем странно:
Юля сунула в сейф чертежи, заперла его и зашла в приемную, к Ирине. Зашла и безо всяких обиняков передала ей свой разговор с Остапом.
Ирина в ответ тоже задала ей вопрос:
– Ты действительно ничего не знаешь?
– Клянусь, ничего! - заверила Юля. - У меня такое впечатление, что вокруг меня настоящий заговор.
Тогда Ирина рассказала ей все, что знала сама. Юля слушала ее, не проронив ни слова.
– Я тоже решила уйти из КБ, - объявила в самый последний момент Ирина.
– Вот те на! А ты-то чего ради? - не уставала удивляться Юля.
– Я люблю его. И без него мне тут нечего делать, - сказала Ирина.
Юле показалось, что ее окатили ушатом холодной воды. И еще ей показалось, что сегодня все сговорились свести ее с ума и несли какую-то чушь, ибо иначе, как чушью, нельзя было назвать все, о чем говорили.
– Я хочу и буду там, где будет он, - сказала Ирина.
Но этого Юля уже не слышала. "Я люблю его, - машинально повторила она слова Ирины. - Она любит его. О, господи:"
– К сожалению, я не знаю, куда его откомандируют, - сказала Ирина.
– Узнаем, - коротко ответила Юля и направилась к Боровикову.
Она не думала о том, как истолкует ее любопытство кадровик. Ей стало вдруг это совершенно безразлично. Но она подумала, что на ее прямой вопрос он может и не ответить. И, войдя к нему в комнату, зажатую между АХО и экспедицией, повела разговор несколько окольно.
– Вы, без сомнения, Николай Гаврилович, в курсе дела, кого пошлют в Есино вместо Кольцова? - почти утвердительно спросила она, протягивая Боровикову руку.
К ее удивлению, всегда предельно любезный, Боровиков на этот раз в ответ только беспомощно заморгал. Он был бы рад сказать ей все, что знает по этому вопросу. Но к сожалению, на данном этапе ему ничего не было известно. Начальство еще не приняло по этому поводу никаких решений.
– Не хотите ли вы сами там поработать? - участливо спросил Боровиков.
– Вот именно, - уклончиво ответила Юля.
– С удовольствием предложу вашу кандидатуру, - пообещал Боровиков.
– А Кольцов уже получил предписание? - спросила Юля.
– Пока только отпускной билет. И путевку я ему достал по указанию Александра Петровича. Правда, не на Кавказ, а в Крым: - сообщил Боровиков.
– Где же он будет учиться? - продолжала спрашивать Юля.
– Тоже не в курсе.
– Да это и не так важно, - решила Юля и вышла от Боровикова.
Она не сомневалась в том, что кадровик ничего не знал о перестановках в Есино. Но в таком случае это было еще удивительней. Gначит, Кулешов не доверил свои намерения относительно есинской группы даже ему. Но для чего понадобилось отцу облачать все это в такую тайну?! Уже на лестнице, поднимаясь к себе, Юля пожалела о том, что не спросила Боровикова, согласовывал ли отец вопрос об учебе Кольцова с Ачкасовым.
Однако, вспомнив об Ачкасове, Юля тут же поймала себя на мысли о том, что ее волнует не только судьба Сергея, но не меньше и его последнее изобретение. И хотя по поводу этой работы ей сегодня никто не говорил ничего, а все говорили лишь о самом Сергее, было очень похоже, что предложение Сергея о новом объективе также не нашло поддержки у отца. Но тогда перед ней невольно возник другой вопрос: а знает ли Ачкасов вообще о последнем проекте Кольцова? Эта мысль показалась Юле настолько важной, что она в первую минуту решила немедленно позвонить генералу. Но потом одумалась. Но не потому, что испугалась, захочет ли он с ней разговаривать. В этом она не сомневалась. Как, впрочем, не сомневалась нисколько и в том, что если она того пожелает, он немедленно ее примет. Владимир Георгиевич всегда относился к ней очень доброжелательно. Но разговор между ними мог получиться совсем не таким, каким бы он должен быть. Пожалуй, эмоций в нем могло быть больше, чем деловой информации. Она, естественно, будет защищать проект, доказывать Ачкасову, что он очень интересен, а в доказательство не сможет привести никаких расчетов, никаких выкладок. В ее распоряжении на сей раз не будет даже кольцовской тетради с его записями.
Юля поднялась на свой этаж, но не пошла к себе, а остановилась на лестничной клетке и, попросив у кого-то из сотрудников сигарету, закурила. У нее словно открылись уши. Оказалось, все говорят только о Кольцове. И в то же время говорят не столько о нем, сколько о том, кто теперь займет место Бочкарева. Конкретных кандидатур не называли. Но говорили так, как будто все уже было ясно. Юля поняла, ее совсем не стесняются. И может быть, даже потому, что в ней тоже видят одну из претенденток. И уж во всяком случае не исключают ее участия в устранении Кольцова. От этой мысли ей стало не по себе. Она бросила сигарету в урну и пошла к своему столу. Коридор, окрашенный в спокойный, голубоватый цвет, показался ей ядовито- синим. И еще ей показалось, будто она вся вымазалась этой ядовитой синью и поэтому на нее все смотрят улыбчивым, но не добрым взглядом. Ей вспомнилась весна, Руза, Дом творчества ВТО, разговор с мужем. Но мысль неожиданно остановилась на Бочкареве. "Вот кто может быть деловым собеседником Ачкасову!" Эта догадка окрылила ее. Бочкарев до последнего дня работал вместе с Сергеем, он знал абсолютно все. Его слова будут, бесспорно, намного авторитетней. Телефон Бочкарева у нее был. Он уже звонил ей со своего нового места. Она набрала номер. На ее счастье, Бочкарев оказался на кафедре. Он несколько удивился ее звонку, но больше обрадовался. А она сразу взяла быка за рога, сказала, что ей очень надо с ним встретиться, и выразила готовность немедленно приехать к нему. Бочкарев ответил, что примет ее с удовольствием, но сможет это сделать только после окончания занятий, а именно в четырнадцать часов. Юля поблагодарила его и попросила заказать на нее пропуск.
Человек десять услужливо согласились проводить ее и показать, где находится кабинет начальника кафедры. И почти все при этом пожелали узнать: не собирается ли она на этой кафедре работать? Юля от сопровождения отказалась, а на вопрос о работе отвечала, что все даже очень может быть.
Бочкарев встретил ее с радостью, будто не видел сто лет. Выслушав Юлю, он долго ходил вдоль своего узкого, как пенал, кабинета. Потом сказал:
– Всего я мог ожидать. Но такого? Это уже за гранью добра и зла. Это уже прямой ущерб делу. А с другой стороны, сразу стало ясно, почему ваш батюшка на сей раз так легко и быстро отпустил меня. Нет сомнения, дело снова идет к тому, чтобы назначить Игоря старшим группы. Препятствий, надо сказать, для этого больше нет.
– Вот почему я и хотела попросить вас встретиться с Ачкасовым, - сказала Юля.
– Готов, - сразу согласился Бочкарев. - И напросился бы на прием немедленно. Но Владимира Георгиевича нет в Москве.
– Когда же он вернется? - разочарованно спросила Юля.
– Говорят, только в конце месяца. Интересно, а сам Сергей не пытался найти Ачкасова? - спросил Бочкарев.
– Это мне неизвестно, - ответила Юля. Но подумала и добавила: - Вряд ли. Он самолюбив. И за себя просить не станет.
– В данном случае на первом плане дело, заметил Бочкарев.
– Для него это одно и то же, - сказала Юля. - Придется ждать конца месяца.
Бочкарев понимал: Юля расстроена чем-то гораздо большим, нежели только этим делом. Но из деликатности ни о чем не стал ее расспрашивать.
– Другого выхода у нас нет, - согласился он и попросил: - Звоните. Не забывайте. Всегда буду раз вас видеть.
– Хорошо, - пообещала Юля и ушла.
В КБ она вернулась, не опоздав, точно уложившись в обеденный перерыв. Ее уже ждал Игорь.
– Где ты была? Я хотел с тобой вместе пообедать, - с упреком сказал он.
– Я больше не обедаю, - холодно ответила Юля.
– Опять диета? - усмехнулся Игорь.
– Будем считать - да.
– Но почему-то очень скоро испортилось настроение, - сыронизировал Игорь и добавил: - Тебя уже дважды вызывал отец.
– Еще раз вызовет, - ответила Юля и достала рабочие чертежи.
Но ей опять не удалось приступить к работе. Раздался звонок внутреннего телефона, и Ирина пригласила ее к Александру Петровичу. Только сейчас Юля вспомнила то, о чем говорила ей Ирина утром. "Она любит его. Какой, однако, это вздор! И зачем только она такое выдумала? Еще не дай бог, если дело у них дошло до серьезного. А впрочем, меня это абсолютно не касается", -решила Юля и вошла в кабинет Кулешова.
Александр Петрович встретил ее с улыбкой.
– Поздравляю тебя. Умница ты, - сказал он.
– Чем заслужила такую похвалу? - пожелала узнать Юля.
– Пришло заключение о результатах заводских испытаний "Совы-4". Исключительно положительные отзывы, - сказал Александр Петрович и положил перед ней на стол акт, подписанный авторитетной комиссией. - Конечно, тут заслуга не только твоя. И Игорь над ней хорошо поработал. И Кольцов. Но твоя лепта была завершающей. А это, дочка, очень ответственный момент.
– Хорошо, - кивнула Юля.
– Не хорошо, Юленька, а отлично. Праздник души и сердца, - поправил ее Александр Петрович. - Если и войсковые испытания подтвердят те завидные качества, которые прибор показал сейчас, я вас всех троих представлю на Государственную премию.
– Всех троих?.. За что же Игоря?
– Хотя бы за то, что он удешевил прибор в полтора раза.
– В основном за счет надежности.
– Всякая экономия чему-нибудь в ущерб. Но не будем спорить, я же сказал, подождем результатов войсковых испытаний.
– Что же внесла в прибор я?
– Ты успешно завершила всю работу. Раз. В "Сове-4" очень много от "Совы-1". А сколько в том первом образце твоего? Два, - терпеливо перечислял Александр Петрович. - В-третьих...
– И все-таки было бы гораздо справедливей, - прервала его Юля, -вместо обоих Руденко выдвинуть одного Бочкарева. Его консультации:
– Нет. Сто раз нет! - в свою очередь не дослушал дочь Александр Петрович. - Если уж на то пошло, нас, милая, и Верховский консультировал. И я, между прочим, тоже немало вложил организаторского труда в проект. Но я тем не менее считаю: ни Верховский, ни я, ни тем более Бочкарев никак не могут быть причислены к авторскому коллективу. К тому же подождем войсковых испытаний. Да и потом о чем ты беспокоишься? Не один я буду решать вопрос. Я лишь выдвину кандидатуры, а утверждать их будет партком, профком, вышестоящая инстанция. Но уж кого выдвигать, позволь решать мне.
– И все же я остаюсь на своем мнении, - сказала Юля.
– Это дело твое. К тому же я вижу, ты сегодня не в духе, - заметил Александр Петрович. - Но если учесть мое мнение и что я тебе сказал, то, очевидно, на войсковые испытания недели через две, по старой памяти, придется ехать тебе.
– Хорошо, - не стала спорить Юля.
– Ну, хорошо так хорошо! - обрадовался Александр Петрович. - Но есть еще одно дело. Ерунда какая-то получается. Вдруг ни с того и с сего подала заявление об уходе Власова. Я ей повысил оклад, назначил почти своим референтом, а она, видите ли, решила уйти из КБ. А мне сейчас переводчик с английского совершенно необходим.
– Чего же ты хочешь от меня? - спросила Юля.
– Ты сама понимаешь, я вынужден Власову отпустить. Но повторяю, переводчики мне нужны. Так вот я хочу тебя попросить, пока, временно, поработать на ее месте.
– Для кого я буду переводить и что? - пожелала знать Юля.
– Естественно, для меня, - заверил ее Александр Петрович. - И для Игоря. Некоторые иностранные источники.
Юля отрицательно покачала головой:
– Нет, отец. Этой работой я заниматься не стану.
– Почему?
– Разреши без объяснений.
– Да, но ты поставишь в очень затруднительное положение Игоря, - предупредил ее Александр Петрович.
– Больше, чем это сделал он сам, ему никто уже этого не сделает, -ответила Юля.
– Поясни свою мысль, - попросил Александр Петрович.
– Поговорим еще, отец. Время будет, - сказала Юля. - А для переводов найди кого-нибудь другого.
– Странно, - пожал плечами Александр Петрович. - Весьма странно. И очень жаль. Но неволить я тебя не могу. У тебя, конечно, есть другая работа.
Юля не сказала больше ни слова и вышла из кабинета. Ее встретила Ирина.
– Вот и все, - сказала она.
– И очень зря, - не поддержала ее Юля.
– Но пойми, я не могу иначе!
– Многое приходится делать через "не могу", - без обычной улыбки сказала Юля и оставила Ирину одну. Ей еще предстоял сегодня разговор с мужем, и надо было заранее твердо и четко решить, что она ему скажет.
Однако в тот вечер она не стала разговаривать с Игорем. Ей вдруг показалось, что, возможно, Сергей еще вернется в Москву. И тогда, конечно, в первую очередь ей следовало все обговорить с ним. Но Сергей не появился. Юля подождала еще день и позвонила в Есино Владимиру. Она застала его дома. Он отдыхал. На все ее вопросы он ответил исчерпывающим образом, хотя разговаривал, как показалось Юле, необычно сдержанно.
– Какое же он принял решение? - задала Юля последний вопрос.
– Сказал, будет учиться. Но я, честно говоря, не очень поверил в его искренность, - признался Владимир. - он здорово там у вас обломался. Стал какой-то не тот. Я его плохо понимаю:
– Он просто устал. Слишком много работал, - сказала Юля.
– Не больше, чем в полку, - ответил Владимир. - Одним словом, вернется, как договорились, числа десятого будущего месяца - и тоже прямо к старикам. Неделя у него останется, так что малость еще поохотимся.
Юля поблагодарила Владимира. Ей стало ясно больше, много больше. Только сильная обида могла заставить Сергея плюнуть на все и даже не попытаться защищать свои позиции. Обида незаслуженная и потому ранившая особенно глубоко. Она не одобрила решение Сергея. Она даже несколько изменила о нем свое мнение. Но это не помешало ей принять часть его обиды на себя. Но в ней даже эта часть вызвала не смирение, а совершенно обратное - бурю протеста. Ее взорвало несправедливое отношение к Сергею, стремление непременно избавиться от него, как от сильного партнера, который невольно стал и столь же сильным конкурентом. Теперь она четко знала, как вести себя в этой ситуации. Она не хотела осуждать отца. Ему было уже за шестьдесят. И надеяться на то, что он в чем-то изменится, было уже нереально. Но мириться с ловкачеством Игоря, закрывать глаза на его непорядочность она не могла и не желала. Накопившееся за последние годы у нее на душе помимо воли теперь выплеснулось наружу.
Подошла к концу неделя, и Александр Петрович, как обычно, осведомился, не поедет ли Юля на дачу с ним.
– Я приеду позже, - ответила Юля.
– В таком случае я заберу Игоря, - решил Александр Петрович.
Но Юля неожиданно запротестовала:
– Не надо его брать. Если он приедет, то приедет со мной.
– А поопределенней ты не можешь сказать? - попросил Александр Петрович. - Ты же знаешь, мать без тебя за стол не сядет.
– Я буду обязательно, - пообещала Юля. - Но к ужину меня не ждите.
– Н-да, - протянул Александр Петрович. - Ничего не скажешь, с возрастом характер у тебя становится все милей.
Очевидно, Александр Петрович что-то передал Игорю, ибо, когда тот несколько позднее встретил Юлю, он сразу спросил ее:
– У меня никаких дел в городе нет. Почему ты не хочешь, чтобы я уехал с отцом?
– Мне нужно поговорить с тобой, - спокойно, но твердо ответила Юля.
– Пожалуйста, я слушаю.
– Поговорим дома.
– Почему именно там?
– Здесь не место для таких разговоров.
– Ну знаешь, не выдумывала бы ты лучше ничего. Я чувствую, ты опять что-то затеваешь! - явно недовольно бросил Игорь. - И почему я должен из-за всякой ерунды лишать себя отдыха?
– Нет, не из-за ерунды, - сказала Юля. - Мне нужно с тобой поговорить. Но если ты не желаешь, поступай как знаешь. Но помни, это не в твоих интересах.
– Совершенно не понимаю твоего тона и манеры так разговаривать, -недоуменно пожал плечами Игорь. Но спорить больше не стал. - Я останусь. Но ты могла бы просто сказать: "Останься, мне надо с тобой поговорить".
– Именно так я и хотела сказать. Но к сожалению, ты меня опередил, -сказала Юля и больше не проронила ни слова.
Супруги после работы молча доехали до дому. Не разговаривая, поднялись на лифте на свой этаж и зашли в квартиру.
– Где изволишь изъясняться? - не скрывая иронии, спросил Игорь. - На кухне или в будуаре?
– Ты напрасно веселишься, - спокойно ответила Юля.
– Но все действительно смешно.
Юля раскрыла свой шкаф, сняла с плечиков две кофточки, платье и небрежно бросила их на спинку кресла.
– Я не хочу слышать никаких твоих объяснений. Они меня совершенно не интересуют. Хотя я знаю, объяснить ты можешь все, - присаживаясь на подлокотник кресла, сказала она. - И не буду пытаться выяснить, кому из вас первому - тебе или отцу - пришла в голову светлая мысль отправить на учебу Кольцова. Сейчас это уже не имеет значения. Я говорю о другом. Ты забыл или делаешь вид, что забыл о том разговоре, который был у нас с тобой в Рузе. Мне очень +l, но ты не сделал для себя из него нужных выводов и продолжаешь все ту же нечестную игру: Какую? Ты великолепно все знаешь сам. Не знаешь? Послушай, что говорят в КБ. Естественно, говорят не только о тебе, но и об отце. И даже обо мне:
– Никого и ничего я слушать не собираюсь! - вдруг резко оборвал ее Игорь.
– Не перебивай меня, - остановила его Юля.
– И почему ты вдруг решила по этому поводу читать нотацию мне?
– Выслушай меня до конца, - так же спокойно потребовала Юля.
– Не я откомандировал Кольцова. Не я! - не пожелал слушать ее Игорь.
– Хорошо. Я замолкаю. Но помни: больше ты от меня вообще не услышишь ни одного слова, - сказала Юля, встала с подлокотника и взяла свои вещи.
– Что значит "вообще"? - насторожился Игорь.
Юля ничего не ответила и молча начала укладывать вещи в чемодан.
– Пожалуйста. Я слушаю тебя, - сдался Игорь. - Только не говори со мной в таком ультимативном тоне. Я слушаю.
– Именно в таком тоне я и буду говорить, - ответила Юля. - Я просила тебя ничего мне не объяснять и не доказывать. Тем более разговаривать на эту же тему с отцом я не собираюсь совершенно. А тебе следует сделать выбор: либо ты раз и навсегда отказываешься от есинской группы и никогда и больше ни под каким предлогом и ни под каким соусом не вмешиваешься в работу над "Фотоном", или я тебе больше не жена.
– Что? - так и подскочил Игорь.
– Или я тебе больше не жена, - четко повторила Юля. - Ибо я совершенно не желаю, чтобы люди, которых я уважаю и чьим мнением я дорожу, считали меня хоть в какой-то мере тождественной с твоими делами.
– Ты сошла с ума! Ты черт знает что себе позволяешь! - снова вспылил Игорь. - Или ты думаешь, я сейчас упаду перед тобой на колени?
– Нет, мне этого не надо, - ответила Юля. - Я не знаю, как ты и что будешь говорить отцу, но у тебя есть хорошая возможность не ездить в Есино. Отец намеревается через пару недель отправить меня на войсковые испытания "Совы". Я не стала с ним спорить, ехать согласилась. Так вот, переубеди отца и поезжай туда сам.
– И не подумаю! - наотрез отказался Игорь.
– Дело твое. Я сказала все. И пока уеду к матери и хочу побыть там без тебя, - закончила разговор Юля.
– Можешь ехать куда угодно! Удерживать тебя не стану! - запальчиво бросил Игорь. - И потворствовать твоим капризам тоже не собираюсь.
Он снял форму, надел спортивный костюм и ушел на кухню. А Юля, уложив в чемодан кое-что еще из своего туалета, из косметики и парфюмерии, уехала в дом на Котельническую набережную, чтобы уже оттуда отправиться на субботу и воскресенье на дачу.
К аппарату подошел Остап. Он выслушал Юлю и вздохнул:
– Ты, мать, как с луны свалилась.
– Почему? - удивилась Юля.
– Так он же у нас больше не работает.
– А где же он работает? - совсем опешила Юля.
– Тебе лучше знать. Ты там к начальству ближе:
– Ничего не понимаю, - растерялась Юля. - Или это у тебя юмор сегодня такой?
– Нет, мать. На сей раз не до шуток, - сказал Остап и повесил трубку.
Юля поняла: произошло совершенно непредвиденное. Она предупреждала Кольцова, что отец может встретить его предложение в штыки, ибо оно, вопреки всякому здравому смыслу, может ему не понравиться только за то, что никогда и ни с кем не было согласовано. Этого можно было ожидать вполне. Но такого бесцеремонного обращения с Сергеем она даже представить себе не могла. От возмущения у нее даже румянец выступил на щеках, что бывало очень и очень редко. Два дня, субботу и воскресенье, она провела с отцом и Игорем. Но никто из них и полусловом не обмолвился о случившемся, хотя о делах КБ они затевали разговор постоянно. Выходит, они умышленно замалчивали эту тему? Ситуация выглядела более чем странно:
Юля сунула в сейф чертежи, заперла его и зашла в приемную, к Ирине. Зашла и безо всяких обиняков передала ей свой разговор с Остапом.
Ирина в ответ тоже задала ей вопрос:
– Ты действительно ничего не знаешь?
– Клянусь, ничего! - заверила Юля. - У меня такое впечатление, что вокруг меня настоящий заговор.
Тогда Ирина рассказала ей все, что знала сама. Юля слушала ее, не проронив ни слова.
– Я тоже решила уйти из КБ, - объявила в самый последний момент Ирина.
– Вот те на! А ты-то чего ради? - не уставала удивляться Юля.
– Я люблю его. И без него мне тут нечего делать, - сказала Ирина.
Юле показалось, что ее окатили ушатом холодной воды. И еще ей показалось, что сегодня все сговорились свести ее с ума и несли какую-то чушь, ибо иначе, как чушью, нельзя было назвать все, о чем говорили.
– Я хочу и буду там, где будет он, - сказала Ирина.
Но этого Юля уже не слышала. "Я люблю его, - машинально повторила она слова Ирины. - Она любит его. О, господи:"
– К сожалению, я не знаю, куда его откомандируют, - сказала Ирина.
– Узнаем, - коротко ответила Юля и направилась к Боровикову.
Она не думала о том, как истолкует ее любопытство кадровик. Ей стало вдруг это совершенно безразлично. Но она подумала, что на ее прямой вопрос он может и не ответить. И, войдя к нему в комнату, зажатую между АХО и экспедицией, повела разговор несколько окольно.
– Вы, без сомнения, Николай Гаврилович, в курсе дела, кого пошлют в Есино вместо Кольцова? - почти утвердительно спросила она, протягивая Боровикову руку.
К ее удивлению, всегда предельно любезный, Боровиков на этот раз в ответ только беспомощно заморгал. Он был бы рад сказать ей все, что знает по этому вопросу. Но к сожалению, на данном этапе ему ничего не было известно. Начальство еще не приняло по этому поводу никаких решений.
– Не хотите ли вы сами там поработать? - участливо спросил Боровиков.
– Вот именно, - уклончиво ответила Юля.
– С удовольствием предложу вашу кандидатуру, - пообещал Боровиков.
– А Кольцов уже получил предписание? - спросила Юля.
– Пока только отпускной билет. И путевку я ему достал по указанию Александра Петровича. Правда, не на Кавказ, а в Крым: - сообщил Боровиков.
– Где же он будет учиться? - продолжала спрашивать Юля.
– Тоже не в курсе.
– Да это и не так важно, - решила Юля и вышла от Боровикова.
Она не сомневалась в том, что кадровик ничего не знал о перестановках в Есино. Но в таком случае это было еще удивительней. Gначит, Кулешов не доверил свои намерения относительно есинской группы даже ему. Но для чего понадобилось отцу облачать все это в такую тайну?! Уже на лестнице, поднимаясь к себе, Юля пожалела о том, что не спросила Боровикова, согласовывал ли отец вопрос об учебе Кольцова с Ачкасовым.
Однако, вспомнив об Ачкасове, Юля тут же поймала себя на мысли о том, что ее волнует не только судьба Сергея, но не меньше и его последнее изобретение. И хотя по поводу этой работы ей сегодня никто не говорил ничего, а все говорили лишь о самом Сергее, было очень похоже, что предложение Сергея о новом объективе также не нашло поддержки у отца. Но тогда перед ней невольно возник другой вопрос: а знает ли Ачкасов вообще о последнем проекте Кольцова? Эта мысль показалась Юле настолько важной, что она в первую минуту решила немедленно позвонить генералу. Но потом одумалась. Но не потому, что испугалась, захочет ли он с ней разговаривать. В этом она не сомневалась. Как, впрочем, не сомневалась нисколько и в том, что если она того пожелает, он немедленно ее примет. Владимир Георгиевич всегда относился к ней очень доброжелательно. Но разговор между ними мог получиться совсем не таким, каким бы он должен быть. Пожалуй, эмоций в нем могло быть больше, чем деловой информации. Она, естественно, будет защищать проект, доказывать Ачкасову, что он очень интересен, а в доказательство не сможет привести никаких расчетов, никаких выкладок. В ее распоряжении на сей раз не будет даже кольцовской тетради с его записями.
Юля поднялась на свой этаж, но не пошла к себе, а остановилась на лестничной клетке и, попросив у кого-то из сотрудников сигарету, закурила. У нее словно открылись уши. Оказалось, все говорят только о Кольцове. И в то же время говорят не столько о нем, сколько о том, кто теперь займет место Бочкарева. Конкретных кандидатур не называли. Но говорили так, как будто все уже было ясно. Юля поняла, ее совсем не стесняются. И может быть, даже потому, что в ней тоже видят одну из претенденток. И уж во всяком случае не исключают ее участия в устранении Кольцова. От этой мысли ей стало не по себе. Она бросила сигарету в урну и пошла к своему столу. Коридор, окрашенный в спокойный, голубоватый цвет, показался ей ядовито- синим. И еще ей показалось, будто она вся вымазалась этой ядовитой синью и поэтому на нее все смотрят улыбчивым, но не добрым взглядом. Ей вспомнилась весна, Руза, Дом творчества ВТО, разговор с мужем. Но мысль неожиданно остановилась на Бочкареве. "Вот кто может быть деловым собеседником Ачкасову!" Эта догадка окрылила ее. Бочкарев до последнего дня работал вместе с Сергеем, он знал абсолютно все. Его слова будут, бесспорно, намного авторитетней. Телефон Бочкарева у нее был. Он уже звонил ей со своего нового места. Она набрала номер. На ее счастье, Бочкарев оказался на кафедре. Он несколько удивился ее звонку, но больше обрадовался. А она сразу взяла быка за рога, сказала, что ей очень надо с ним встретиться, и выразила готовность немедленно приехать к нему. Бочкарев ответил, что примет ее с удовольствием, но сможет это сделать только после окончания занятий, а именно в четырнадцать часов. Юля поблагодарила его и попросила заказать на нее пропуск.
Человек десять услужливо согласились проводить ее и показать, где находится кабинет начальника кафедры. И почти все при этом пожелали узнать: не собирается ли она на этой кафедре работать? Юля от сопровождения отказалась, а на вопрос о работе отвечала, что все даже очень может быть.
Бочкарев встретил ее с радостью, будто не видел сто лет. Выслушав Юлю, он долго ходил вдоль своего узкого, как пенал, кабинета. Потом сказал:
– Всего я мог ожидать. Но такого? Это уже за гранью добра и зла. Это уже прямой ущерб делу. А с другой стороны, сразу стало ясно, почему ваш батюшка на сей раз так легко и быстро отпустил меня. Нет сомнения, дело снова идет к тому, чтобы назначить Игоря старшим группы. Препятствий, надо сказать, для этого больше нет.
– Вот почему я и хотела попросить вас встретиться с Ачкасовым, - сказала Юля.
– Готов, - сразу согласился Бочкарев. - И напросился бы на прием немедленно. Но Владимира Георгиевича нет в Москве.
– Когда же он вернется? - разочарованно спросила Юля.
– Говорят, только в конце месяца. Интересно, а сам Сергей не пытался найти Ачкасова? - спросил Бочкарев.
– Это мне неизвестно, - ответила Юля. Но подумала и добавила: - Вряд ли. Он самолюбив. И за себя просить не станет.
– В данном случае на первом плане дело, заметил Бочкарев.
– Для него это одно и то же, - сказала Юля. - Придется ждать конца месяца.
Бочкарев понимал: Юля расстроена чем-то гораздо большим, нежели только этим делом. Но из деликатности ни о чем не стал ее расспрашивать.
– Другого выхода у нас нет, - согласился он и попросил: - Звоните. Не забывайте. Всегда буду раз вас видеть.
– Хорошо, - пообещала Юля и ушла.
В КБ она вернулась, не опоздав, точно уложившись в обеденный перерыв. Ее уже ждал Игорь.
– Где ты была? Я хотел с тобой вместе пообедать, - с упреком сказал он.
– Я больше не обедаю, - холодно ответила Юля.
– Опять диета? - усмехнулся Игорь.
– Будем считать - да.
– Но почему-то очень скоро испортилось настроение, - сыронизировал Игорь и добавил: - Тебя уже дважды вызывал отец.
– Еще раз вызовет, - ответила Юля и достала рабочие чертежи.
Но ей опять не удалось приступить к работе. Раздался звонок внутреннего телефона, и Ирина пригласила ее к Александру Петровичу. Только сейчас Юля вспомнила то, о чем говорила ей Ирина утром. "Она любит его. Какой, однако, это вздор! И зачем только она такое выдумала? Еще не дай бог, если дело у них дошло до серьезного. А впрочем, меня это абсолютно не касается", -решила Юля и вошла в кабинет Кулешова.
Александр Петрович встретил ее с улыбкой.
– Поздравляю тебя. Умница ты, - сказал он.
– Чем заслужила такую похвалу? - пожелала узнать Юля.
– Пришло заключение о результатах заводских испытаний "Совы-4". Исключительно положительные отзывы, - сказал Александр Петрович и положил перед ней на стол акт, подписанный авторитетной комиссией. - Конечно, тут заслуга не только твоя. И Игорь над ней хорошо поработал. И Кольцов. Но твоя лепта была завершающей. А это, дочка, очень ответственный момент.
– Хорошо, - кивнула Юля.
– Не хорошо, Юленька, а отлично. Праздник души и сердца, - поправил ее Александр Петрович. - Если и войсковые испытания подтвердят те завидные качества, которые прибор показал сейчас, я вас всех троих представлю на Государственную премию.
– Всех троих?.. За что же Игоря?
– Хотя бы за то, что он удешевил прибор в полтора раза.
– В основном за счет надежности.
– Всякая экономия чему-нибудь в ущерб. Но не будем спорить, я же сказал, подождем результатов войсковых испытаний.
– Что же внесла в прибор я?
– Ты успешно завершила всю работу. Раз. В "Сове-4" очень много от "Совы-1". А сколько в том первом образце твоего? Два, - терпеливо перечислял Александр Петрович. - В-третьих...
– И все-таки было бы гораздо справедливей, - прервала его Юля, -вместо обоих Руденко выдвинуть одного Бочкарева. Его консультации:
– Нет. Сто раз нет! - в свою очередь не дослушал дочь Александр Петрович. - Если уж на то пошло, нас, милая, и Верховский консультировал. И я, между прочим, тоже немало вложил организаторского труда в проект. Но я тем не менее считаю: ни Верховский, ни я, ни тем более Бочкарев никак не могут быть причислены к авторскому коллективу. К тому же подождем войсковых испытаний. Да и потом о чем ты беспокоишься? Не один я буду решать вопрос. Я лишь выдвину кандидатуры, а утверждать их будет партком, профком, вышестоящая инстанция. Но уж кого выдвигать, позволь решать мне.
– И все же я остаюсь на своем мнении, - сказала Юля.
– Это дело твое. К тому же я вижу, ты сегодня не в духе, - заметил Александр Петрович. - Но если учесть мое мнение и что я тебе сказал, то, очевидно, на войсковые испытания недели через две, по старой памяти, придется ехать тебе.
– Хорошо, - не стала спорить Юля.
– Ну, хорошо так хорошо! - обрадовался Александр Петрович. - Но есть еще одно дело. Ерунда какая-то получается. Вдруг ни с того и с сего подала заявление об уходе Власова. Я ей повысил оклад, назначил почти своим референтом, а она, видите ли, решила уйти из КБ. А мне сейчас переводчик с английского совершенно необходим.
– Чего же ты хочешь от меня? - спросила Юля.
– Ты сама понимаешь, я вынужден Власову отпустить. Но повторяю, переводчики мне нужны. Так вот я хочу тебя попросить, пока, временно, поработать на ее месте.
– Для кого я буду переводить и что? - пожелала знать Юля.
– Естественно, для меня, - заверил ее Александр Петрович. - И для Игоря. Некоторые иностранные источники.
Юля отрицательно покачала головой:
– Нет, отец. Этой работой я заниматься не стану.
– Почему?
– Разреши без объяснений.
– Да, но ты поставишь в очень затруднительное положение Игоря, - предупредил ее Александр Петрович.
– Больше, чем это сделал он сам, ему никто уже этого не сделает, -ответила Юля.
– Поясни свою мысль, - попросил Александр Петрович.
– Поговорим еще, отец. Время будет, - сказала Юля. - А для переводов найди кого-нибудь другого.
– Странно, - пожал плечами Александр Петрович. - Весьма странно. И очень жаль. Но неволить я тебя не могу. У тебя, конечно, есть другая работа.
Юля не сказала больше ни слова и вышла из кабинета. Ее встретила Ирина.
– Вот и все, - сказала она.
– И очень зря, - не поддержала ее Юля.
– Но пойми, я не могу иначе!
– Многое приходится делать через "не могу", - без обычной улыбки сказала Юля и оставила Ирину одну. Ей еще предстоял сегодня разговор с мужем, и надо было заранее твердо и четко решить, что она ему скажет.
Однако в тот вечер она не стала разговаривать с Игорем. Ей вдруг показалось, что, возможно, Сергей еще вернется в Москву. И тогда, конечно, в первую очередь ей следовало все обговорить с ним. Но Сергей не появился. Юля подождала еще день и позвонила в Есино Владимиру. Она застала его дома. Он отдыхал. На все ее вопросы он ответил исчерпывающим образом, хотя разговаривал, как показалось Юле, необычно сдержанно.
– Какое же он принял решение? - задала Юля последний вопрос.
– Сказал, будет учиться. Но я, честно говоря, не очень поверил в его искренность, - признался Владимир. - он здорово там у вас обломался. Стал какой-то не тот. Я его плохо понимаю:
– Он просто устал. Слишком много работал, - сказала Юля.
– Не больше, чем в полку, - ответил Владимир. - Одним словом, вернется, как договорились, числа десятого будущего месяца - и тоже прямо к старикам. Неделя у него останется, так что малость еще поохотимся.
Юля поблагодарила Владимира. Ей стало ясно больше, много больше. Только сильная обида могла заставить Сергея плюнуть на все и даже не попытаться защищать свои позиции. Обида незаслуженная и потому ранившая особенно глубоко. Она не одобрила решение Сергея. Она даже несколько изменила о нем свое мнение. Но это не помешало ей принять часть его обиды на себя. Но в ней даже эта часть вызвала не смирение, а совершенно обратное - бурю протеста. Ее взорвало несправедливое отношение к Сергею, стремление непременно избавиться от него, как от сильного партнера, который невольно стал и столь же сильным конкурентом. Теперь она четко знала, как вести себя в этой ситуации. Она не хотела осуждать отца. Ему было уже за шестьдесят. И надеяться на то, что он в чем-то изменится, было уже нереально. Но мириться с ловкачеством Игоря, закрывать глаза на его непорядочность она не могла и не желала. Накопившееся за последние годы у нее на душе помимо воли теперь выплеснулось наружу.
Подошла к концу неделя, и Александр Петрович, как обычно, осведомился, не поедет ли Юля на дачу с ним.
– Я приеду позже, - ответила Юля.
– В таком случае я заберу Игоря, - решил Александр Петрович.
Но Юля неожиданно запротестовала:
– Не надо его брать. Если он приедет, то приедет со мной.
– А поопределенней ты не можешь сказать? - попросил Александр Петрович. - Ты же знаешь, мать без тебя за стол не сядет.
– Я буду обязательно, - пообещала Юля. - Но к ужину меня не ждите.
– Н-да, - протянул Александр Петрович. - Ничего не скажешь, с возрастом характер у тебя становится все милей.
Очевидно, Александр Петрович что-то передал Игорю, ибо, когда тот несколько позднее встретил Юлю, он сразу спросил ее:
– У меня никаких дел в городе нет. Почему ты не хочешь, чтобы я уехал с отцом?
– Мне нужно поговорить с тобой, - спокойно, но твердо ответила Юля.
– Пожалуйста, я слушаю.
– Поговорим дома.
– Почему именно там?
– Здесь не место для таких разговоров.
– Ну знаешь, не выдумывала бы ты лучше ничего. Я чувствую, ты опять что-то затеваешь! - явно недовольно бросил Игорь. - И почему я должен из-за всякой ерунды лишать себя отдыха?
– Нет, не из-за ерунды, - сказала Юля. - Мне нужно с тобой поговорить. Но если ты не желаешь, поступай как знаешь. Но помни, это не в твоих интересах.
– Совершенно не понимаю твоего тона и манеры так разговаривать, -недоуменно пожал плечами Игорь. Но спорить больше не стал. - Я останусь. Но ты могла бы просто сказать: "Останься, мне надо с тобой поговорить".
– Именно так я и хотела сказать. Но к сожалению, ты меня опередил, -сказала Юля и больше не проронила ни слова.
Супруги после работы молча доехали до дому. Не разговаривая, поднялись на лифте на свой этаж и зашли в квартиру.
– Где изволишь изъясняться? - не скрывая иронии, спросил Игорь. - На кухне или в будуаре?
– Ты напрасно веселишься, - спокойно ответила Юля.
– Но все действительно смешно.
Юля раскрыла свой шкаф, сняла с плечиков две кофточки, платье и небрежно бросила их на спинку кресла.
– Я не хочу слышать никаких твоих объяснений. Они меня совершенно не интересуют. Хотя я знаю, объяснить ты можешь все, - присаживаясь на подлокотник кресла, сказала она. - И не буду пытаться выяснить, кому из вас первому - тебе или отцу - пришла в голову светлая мысль отправить на учебу Кольцова. Сейчас это уже не имеет значения. Я говорю о другом. Ты забыл или делаешь вид, что забыл о том разговоре, который был у нас с тобой в Рузе. Мне очень +l, но ты не сделал для себя из него нужных выводов и продолжаешь все ту же нечестную игру: Какую? Ты великолепно все знаешь сам. Не знаешь? Послушай, что говорят в КБ. Естественно, говорят не только о тебе, но и об отце. И даже обо мне:
– Никого и ничего я слушать не собираюсь! - вдруг резко оборвал ее Игорь.
– Не перебивай меня, - остановила его Юля.
– И почему ты вдруг решила по этому поводу читать нотацию мне?
– Выслушай меня до конца, - так же спокойно потребовала Юля.
– Не я откомандировал Кольцова. Не я! - не пожелал слушать ее Игорь.
– Хорошо. Я замолкаю. Но помни: больше ты от меня вообще не услышишь ни одного слова, - сказала Юля, встала с подлокотника и взяла свои вещи.
– Что значит "вообще"? - насторожился Игорь.
Юля ничего не ответила и молча начала укладывать вещи в чемодан.
– Пожалуйста. Я слушаю тебя, - сдался Игорь. - Только не говори со мной в таком ультимативном тоне. Я слушаю.
– Именно в таком тоне я и буду говорить, - ответила Юля. - Я просила тебя ничего мне не объяснять и не доказывать. Тем более разговаривать на эту же тему с отцом я не собираюсь совершенно. А тебе следует сделать выбор: либо ты раз и навсегда отказываешься от есинской группы и никогда и больше ни под каким предлогом и ни под каким соусом не вмешиваешься в работу над "Фотоном", или я тебе больше не жена.
– Что? - так и подскочил Игорь.
– Или я тебе больше не жена, - четко повторила Юля. - Ибо я совершенно не желаю, чтобы люди, которых я уважаю и чьим мнением я дорожу, считали меня хоть в какой-то мере тождественной с твоими делами.
– Ты сошла с ума! Ты черт знает что себе позволяешь! - снова вспылил Игорь. - Или ты думаешь, я сейчас упаду перед тобой на колени?
– Нет, мне этого не надо, - ответила Юля. - Я не знаю, как ты и что будешь говорить отцу, но у тебя есть хорошая возможность не ездить в Есино. Отец намеревается через пару недель отправить меня на войсковые испытания "Совы". Я не стала с ним спорить, ехать согласилась. Так вот, переубеди отца и поезжай туда сам.
– И не подумаю! - наотрез отказался Игорь.
– Дело твое. Я сказала все. И пока уеду к матери и хочу побыть там без тебя, - закончила разговор Юля.
– Можешь ехать куда угодно! Удерживать тебя не стану! - запальчиво бросил Игорь. - И потворствовать твоим капризам тоже не собираюсь.
Он снял форму, надел спортивный костюм и ушел на кухню. А Юля, уложив в чемодан кое-что еще из своего туалета, из косметики и парфюмерии, уехала в дом на Котельническую набережную, чтобы уже оттуда отправиться на субботу и воскресенье на дачу.
Глава 23
Сергей не провел в санатории еще и половину срока, а уже загрустил. Надоел пляж. Надоело с утра до вечера ничего не делать. Даже море. Он почти перестал на нем бывать, а заплывал на камни под Медведя и там отлеживался, наблюдая за рыбешками, крабами и прочей морской мелочью, суетящейся в прозрачной голубоватой воде. Однако скоро и это занятие ему наскучило. Горячка суждений первых дней прошла, он заскучал, почувствовал себя одиноким. И если бы не письма из Москвы и из Есино, наверно, не дотянул бы до конца срока и уехал. Ему уже начало казаться, что дома, у отца с матерью, он отдохнул бы куда лучше. Но письма, неожиданно начавшие приходить регулярно, сразу все изменили. И хотя желание поскорее вернуться в Москву у него не пропало, чувство одиночества тем не менее прошло. Он снова почувствовал себя в кругу тех, с кем неразлучно прожил последние годы, и воспрянул духом. Первое письмо пришло от Владимира. Брат /(a +: работа продолжается, он летает, и, сколько будет летать еще, никому не известно. А ему, откровенно говоря, все уже изрядно надоело, так как почти каждую ночь приходится делать одно и то же. Еще он сообщал о звонке Юли. Похоже, она тогда еще ничего не знала. А когда Остап сказал ей о его уходе, удивилась и расстроилась. Потом искала его, Сергея, и звонила уже Владимиру. Точно Владимир не понял, но, очевидно, ей вся эта история ужасно не по нутру. Письмо было длинное, очень спокойное. Оно именно так и подействовало на Сергея. Второе письмо было от Ирины. Она писала, что очень скучает. Работать в "конторе", как она выразилась, без Сергея не хочет и уже подала заявление об уходе. Где будет работать, пока не знает. Но больше беспокоится о настроении и самочувствии Сергея. В самом конце письма была приписка: в "конторе" ходят упорные слухи о том, что в Есино поедет Игорь. Письмо Ирины было ласковое, теплое, полное участия. Но оно почему-то раздосадовало Сергея. Возможно, потому, что в нем было много такого, о чем Сергей сейчас совершенно не хотел думать. Третье письмо он получил от Зарубы и Окунева. Остап откровенно завидовал Сергею, потому что тот спокойненько жарит пузо на солнце, пьет по вечерам сухое вино и заедает его шашлыком. А они гоняют Володьку, жгут керосин и переводят пленку. А зачем все это? Кому нужно? И для чего? Наверно, не знает и сам Кулешов. И вообще, с тех пор как ушел Сергей, тут, в Есино, сразу стало пусто и скучно, точно на захолустном полустанке после того, как пройдет курьерский поезд. В письме несколько слов от Олега. Тот передавал Сергею привет и информировал его о том, что, по дошедшим до них слухам, работа у Стрекалова закончилась очень успешно, в чем немалая заслуга Юли. И само собой разумеется, также его, Сергея, с чем они, Остап и Олег, его искренне поздравляют. А с него, когда он вернется в Москву, естественно, причтется.