Страница:
– Фьючщ! – хмуро свистнул он, глянув прямо в глаза Левенбуку.
«Скоро оттепель», – подумал Левенбук и зашел в подъезд.
А в кремлевских верхах тем временем уже начали делить власть. Одного из делящих звали Хрущев. Через пару лет вся западная пресса будет ломать себе язык о шипящие согласные его фамилии.
В террористы
«Скоро оттепель», – подумал Левенбук и зашел в подъезд.
А в кремлевских верхах тем временем уже начали делить власть. Одного из делящих звали Хрущев. Через пару лет вся западная пресса будет ломать себе язык о шипящие согласные его фамилии.
В террористы
В террористы Мовсар угодил почти случайно. Никакого призвания к этому делу не имел, не чувствовал и в школьных сочинениях на тему «Кем я хочу стать» ничего подобного не писал. Жил себе в маленьком ауле неподалеку от Гудермеса, пас овец дяди Ахмета и никого не трогал. Но случилось так, что как-то раз проезжал через его село известный борец за независимость Ичкерии полевой командир по кличке Талиб. Талиб сразу же обратил внимание на Мовсара. И неудивительно, внешность у Мовсара была для чеченца приметная: голубые глаза, небольшой, почти курносый нос и светлые волосы. Как он таким уродился, никто не знал. Поговаривали, что его прабабка с кем-то спуталась, и, мол, как это иногда бывает, вышло это дело наружу через два поколения. Вышло в виде Мовсара. Однако проверить эту теорию было сложно, так как прабабка давным-давно умерла, а голословно обвинять никому не хотелось.
В общем, Талиб сразу приметил Мовсара. Ему как раз незадолго до этого один знакомый исламский фундаменталист предложил хорошие деньги за какой-нибудь громкий теракт. А громкий – это значит в Москве. Потому что на всей остальной территории России, сколько терактов ни проводи, их почему-то никто не замечает. Страна, видимо, слишком большая. У Талиба уже был и изготовитель бомбы, и исполнитель, который должен был эту бомбу взорвать. Но внешность Мовсара внесла некоторые коррективы.
Талиб решил не откладывать дело в долгий ящик и прощупать, как говорится, почву. Он подошел к Мовсару и поздоровался. Сначала заговорил о погоде, потом о видах на урожай. Ну и между делом спросил, о чем мечтает простой безработный чеченский юноша. Узнав, что никаких конкретных планов у Мовсара на ближайшую жизнь нет, Талиб предложил ему взять бомбу и героически взорвать себя в Москве, где-нибудь в районе Кремля.
Мовсар немного удивился, ибо не думал, что отсутствие жизненных планов подразумевает столь скоропостижное самоуничтожение. Он, конечно, вежливо поблагодарил Талиба за предложение, но сказал, что негероическая жизнь его пока интересует больше, чем героическая смерть. Хотя он и сам не может объяснить почему. Тогда Талиб сказал, что он, как командир бандформирования, которое, не щадя жизни, борется за свободу Ичкерии, очень расстроен отказом Мовсара. Мовсар сказал, что его тоже немного расстраивает собственная пассивность, но, к сожалению, дядя Ахмет будет недоволен, если узнает, что его племянник, вместо того чтобы пасти овец, уехал в Москву взрывать себя.
В этот момент к ним подошла большая овца, которая почему-то встала посередине и принялась водить мордой с одного говорящего на другого, как будто желала принять участие в беседе. Талиб отодвинул любопытную овцу ногой, и та, мемекнув на прощание что-то недоброжелательное, ушла. Чувствуя некоторую неуверенность молодого пастуха, Талиб сказал, что дядю Ахмета он берет на себя. Зато если Мовсар согласится, то его ждет рай, гурии и еще что-то… Что именно, Талиб никак не мог вспомнить, потому что больше рая и гурий никому обычно не предлагал. В голове почему-то вертелась только какая-то глупость типа «личной благодарности от Аллаха», но это попахивало отсебятиной, а отсебятину Талиб не любил, поэтому решил ограничиться классическим меню.
На Мовсара, однако, все эти загробные радости не произвели никакого впечатления. Тогда Талиб решил использовать Мовсара в несколько ином качестве. Он решил сделать Мовсара связным, который доставит бомбу от изготовителя непосредственному исполнителю. Во-первых, тем самым уменьшится риск случайного прокола в момент доставки к месту теракта – к такой внешности ни менты, ни скинхеды не подкопаются, разве что свои могут невзначай поколотить, но Мовсар им скажет пару ласковых чеченских слов, они и отстанут. А во-вторых, таким образом он вовлечет в дело нового человека, который может пригодиться позже еще для чего-нибудь.
– Русским владеешь? – спросил Талиб.
– Как родным, – ответил Мовсар, не очень, правда, понимая, куда клонит собеседник. – Раньше каждое лето к двоюродному брату в Брянск ездил.
«Клад, а не парень», – подумал Талиб и пошел старым испытанным путем, то есть предложил большие деньги всего лишь за доставку взрывчатки из пункта А в пункт Б.
– Только доставка? – недоверчиво переспросил Мовсар.
– Только доставка, Аллахом клянусь, – заверил его Талиб.
Деньги были такие хорошие, а риск таким минимальным, что Мовсар, подумав, согласился. Тем более что бабушке нужны были средства на лечение, а с финансами было туго.
Через пару дней Мовсар получил аванс, билет на поезд Грозный – Москва и подробные инструкции. Он должен был, не доезжая до Москвы, сойти на одной небольшой станции, где его встретит некто Махмуд, который передаст ему бомбу, оставшуюся часть гонорара и обратный билет до Грозного. И проинструктирует насчет дальнейших действий. Мовсар сказал дяде Ахмету, что уезжает на пару дней по делам в Грозный. Дядя, конечно, попытался выяснить, что же это за дела, но Мовсар упрямо молчал, и дядя отстал. На следующий день Мовсар отправился в Грозный, откуда без приключений добрался до указанного городка, где его встретил Махмуд. Махмуд оказался таким, каким Мовсар его себе и представлял: хмурый, небритый, молчаливый. Типичный борец за свободу Ичкерии. Он посадил Мовсара к себе в машину, и они поехали.
– Куда это мы? – настороженно спросил Мовсар.
– Придется немного изменить маршрут – на Павелецком вокзале сегодня, как назло, кого-то ловят. Ментов что вшей на бомже. Я тебя посажу на другую ветку. Как раз через полчаса там электричка на Москву будет.
После чего Мовсар узнал, что в Москве его уже ждет исполнитель, некто Зелимхан. В девять утра Мовсар должен передать ему в условленном месте в центре Москвы пояс со взрывчаткой.
– Какой еще пояс? – удивился Мовсар.
Махмуд остановил машину на обочине и достал толстый черный пояс, начиненный взрывчаткой.
– Это бомба. Ее Зелимхану и отдашь.
После чего надел пояс на Мовсара. Затянул потуже и подергал, проверяя крепость.
– Свитером прикрой и не снимай. Если менты тормознут, скорее сумку проверят, чем тебя обыскивать будут.
– Какую еще сумку? – снова удивился Мовсар.
Махмуд достал с заднего сиденья легкую спортивную сумку и сунул в руки Мовсару.
– Вот эту. Тут всякое тряпье. Для отвлечения внимания.
Мовсар взял сумку и пощупал пояс.
– А не взорвется? – с тревогой спросил он Махмуда.
– Нет, – сухо ответил тот и нажал на газ. – Пока вот эти клеммы не соединишь, ничего не будет. Они вроде предохранителя.
– А случайно они не могут сами соединиться?
– Случайно – нет. А даже если и соединятся, ничего не произойдет. Пистолет сам не стреляет, если его снять с предохранителя.
– А как же она тогда взорвется?
Махмуд с раздражением посмотрел на Мовсара и процедил:
– Это бомба, а не пояс смертника. Видишь циферблат и кнопки?
– Ну.
– С их помощью Зелимхан сам поставит нужное время и уйдет. Сразу тут ничего не взорвется. Понял?
– Понял.
– Ну, раз понял, тогда сиди и молчи.
– А деньги? – вспомнил Мовсар про обещанный гонорар.
– Деньги в сумке. Можешь пересчитать.
Он глянул на часы и прибавил скорости. Стало смеркаться.
Всю дорогу до станции Мовсар нервно щупал пояс – черт его знает, какой тут план, может, нет никакого главного террориста, а пояс уже поставлен на взрыв. Сядет Мовсар в электричку – тут все и шандарахнет. Может, они электричку хотят взорвать или просто проверочный взрыв устроить – кто их разберет? Заметив нервозность Мовсара, Махмуд презрительно осклабился:
– Страшно?
– Да неприятно как-то.
– Не бойся. Твое дело маленькое. Передашь Зелимхану и все. Главное, не опоздать. Завтра московские власти приедут объект один важный принимать. Там их Зелимхан всех и накроет.
Когда они добрались до станции, стало совсем темно. На платформе было пусто. Вскоре подъехала электричка. Махмуд вручил Мовсару заранее купленный билет.
– Через два часа будешь в Москве.
Затем хрипло засмеялся.
– Не проспи конечную. Аллах акбар.
Развернулся и пошел обратно к машине. Мовсар проводил его взглядом и впрыгнул в тамбур. Затем пощупал пояс. Двери заскрежетали и захлопнулись. Электричка дернулась и стала набирать ход. В вагоне было пусто. Мовсар прошел в самую середину, сел на деревянную лавку и стал смотреть в окно. Мимо с растущим ускорением поплыл вечерний российский пейзаж – деревья, поля, заброшенные дома. Пояс неприятно стягивал живот. Кажется, Махмуд переборщил. Мовсар хотел ослабить пряжку, но потом передумал – лишний раз трогать пояс не хотелось. Вскоре его начало клонить в сон – сказывался длинный день. Он, однако, тряс головой и щипал щеки – надо быть начеку.
«Быстрее бы отдать этот пояс и обратно», – думал Мовсар, глядя с тоской в окно. Через десять минут электричка остановилась на очередной станции. Но дальше почему-то не тронулась. Из громкоговорителя внутри вагона раздалось шипение, а затем разболтанная скороговорка машиниста:
– Уважаемые пассажиры, в связи с техническими неполадками наш поезд следует в депо. Просьба освободить вагоны. Повторяю. Уважаемые пассажиры, в связи с техническими неполадками наш поезд следует в депо. Просьба освободить вагоны.
Сон мгновенно слетел с Мовсара. Он вскочил и, чертыхаясь, побежал в тамбур. Выскочил в открытые двери на платформу и стал озираться. Какое-то Дерябино. Пустая платформа и лес кругом. Ну и как отсюда добираться? Ждать следующей электрички? А когда она будет?
Пока Мовсар думал, жидкие струйки вышедших пассажиров разбрелись и растворились в сумраке. Похоже, «технические неполадки» здесь не были новостью. Все пассажиры вышли в Дерябине, как будто так оно и должно было быть.
Электричка тем временем громыхнула дверьми и уехала. Мовсар выругался на чистом русском языке и побрел к кирпичному зданию кассы. В расписании значился еще один поезд. Через полчаса. Мовсар поставил сумку, пощупал пояс и стал ждать. С бомбой на поясе, один на пустой платформе, окруженный недружелюбным лесом и сгущающейся темнотой, чувствовал он себя, мягко говоря, неуютно. Но деваться было некуда. Так прошло полчаса. Но электричка так и не появилась. Постепенно на Мовсара стало давить ощущение какой-то безжизненности пространства, в котором он оказался. Или, точнее, какой-то оторванности этой забытой богом станции от остального мира. Казалось, что даже рельсы не тянутся куда-то за горизонт, а, едва скрывшись в темноте, обрываются.
– Закурить есть? – неожиданно раздался за спиной чей-то хриплый голос.
Мовсар вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял небольшого роста мужичок в ушанке и рваных кроссовках.
– Не курю, – ответил Мовсар, внутренне приготовившись к драке, то есть тому, что обычно следует за таким вопросом.
– Ясно, – кивнул мужик и пошел обратно, куда-то в лесную темень за платформой.
– Эй, постой! – крикнул Мовсар. – Ты – местный?
– А что? – обернулся мужик.
– Не в курсе, тут электрички часто ходят?
– А хули им тут часто ходить?
Встречный вопрос в столь загадочной форме поставил Мовсара в тупик.
– Не знаю. В расписании стоит еще одна. Но ее все нет и нет. А мне в Москву надо.
– Так расписание-то прошлогоднее. Никаких электричек больше не будет. Перекур.
– Что, вообще?! – ужаснулся Мовсар.
– Ну, до утра точно. Зря только время потеряешь.
– А что же делать? – растерялся Мовсар.
– Вон там дорога есть, – махнул мужик куда-то в сторону леса, – может, кого и поймаешь. Пусть тебя докинут до этого… Балабино. Там электрички часто ходят. Километров восемь отсюда. А там и до Москвы доберешься.
– Спасибо, – выдавил Мовсар.
– Закурить точно нет? – прежде чем уйти, еще раз спросил мужик.
– Нет, – мотнул головой Мовсар.
– Ясно, – кивнул тот и растворился, как привидение.
Мовсар достал мобильный, чтобы позвонить Махмуду – он его на электричку посадил, пусть и выбираться помогает. Но дисплей телефона был темен, как лес, окружавший Мовсара: села батарейка. Теперь и вправду как будто отрезало от остального мира. Мовсар, чертыхаясь, поднял сумку и побрел туда, куда ему указал мужик. Как ни странно, вскоре он действительно вынырнул из темноты на некое подобие шоссе, пустынное и темное.
«И сколько здесь торчать?» – подумал Мовсар, присаживаясь на поваленное дерево у обочины.
Вопрос был риторический. Ответ на него могло дать только время. Но даже время в этой глуши, казалось, сжалось в испуганный комок и молчало.
Прошел час. Изредка проносились какие-то машины, но останавливаться никто не желал. Мовсар нервничал все больше и больше. То вставал и начинал ходить взад-вперед, то снова садился и поглядывал на часы. «Надо было за тем мужиком пойти, – проклинал он собственную несообразительность. – Может, там кто-нибудь за деньги меня бы и подбросил».
Когда Мовсар совсем потерял надежду, а время перевалило за полночь, где-то вдалеке раздался оглушительный рев двигателя. Мовсар облизал обветренные губы и вышел на дорогу, вглядываясь в темноту. Через минуту из-за поворота вынырнул одинокий луч света, который стал быстро приближаться.
«Мотоцикл, что ли?» – думал Мовсар, щурясь и пытаясь разглядеть ревущее чудовище. Но, к счастью, это был грузовик. С одной работающей фарой. Мовсар подхватил сумку и побежал наперерез, размахивая руками.
На его счастье, грузовик взвизгнул тормозами и замер. Дверь со стороны пассажира открылась, и Мовсар, заглянув в кабину, увидел здорового вихрастого парня лет двадцати пяти.
– Ну и чё дальше? – спросил тот, вскинув подбородок.
– В смысле? – удивился Мовсар. – А-а… Ты, это, не подбросишь, а?
– А куда надо?
– Да мне в это… как ее… Балабино, вот.
– А чё там?
– Да мне в Москву надо, а там вроде электрички ходят. Ходят?
– Ходят, – кивнул парень.
– Ну так как?
– Садись. Поможем, чем сможем.
– Вот спасибо, – обрадовался Мовсар и полез в кабину.
Грузовик на полной скорости мчался по проселочной дороге. Свет единственной работающей фары, словно испуганный глаз циклопа, выхватывал в непроглядной темноте разбегающиеся деревья, придорожные кусты и мокрую глину. Дорога была лишена каких-либо признаков дороги, поэтому несчастный грузовик швыряло и мотало из стороны в сторону, как корабль без руля и ветрил. Каждый ухаб отдавался болезненной встряской внутри водительской кабины, и Мовсар постоянно бился головой о низкий потолок. Одной рукой он держался за пояс, чтобы тот случайно не сдетонировал (после прокола с электричкой Махмуду он уже не очень верил), другой пытался ухватиться за что-то стабильное. Но внутри кабины ничего стабильного не было и быть не могло, ибо все тут болталось, шаталось и прыгало, словно веселясь в предвкушении близящегося развала. Исключение составлял радиоприемник, который был намертво прикручен к задней стенке кабины изолентой.
Низкое качество трассы, однако, совершенно не смущало водителя грузовика, представившегося как Леха. Похоже, он даже получал удовольствие от этих бесконечных подпрыгиваний и мотаний: может, представлял себя участником гонки Париж – Дакар, а может, воображал, что он – фронтовой шофер, героически ведущий машину под обстрелом вражеских орудий. Но, скорее всего, просто не знал, что существуют иные способы вождения. По крайней мере ногу с педали газа он не убирал, как будто она, как и радиоприемник, тоже была прикручена изолентой.
Давя подступающую к горлу тошноту, Мовсар уже мысленно проклинал себя за то, что сел к Лехе. С таким камикадзе за рулем машина того и гляди вылетит в кювет, а там что хочешь может сдетонировать. Но выбора-то у него тоже не было – не ночевать же на платформе.
Леха, у которого настроение, похоже, улучшалось с каждым прыжком дребезжащего грузовика, дружелюбно подмигнул Мовсару и включил радио. Мовсар ожидал, что это будет что-то вроде «Радио “Шансон”, но из приемника неожиданно полилась лирическая попса. Леха оказался сентиментальным камикадзе. Правда, слабо хнычущий голос певицы звучал абсолютным диссонансом в этой какофонии, состоящей из ревущего карбюратора, дребезжащего железа и ухающего от каждого прыжка кузова, но Леху это совершенно не смущало. Более того, он тут же принялся подпевать, желая, видимо, донести до Мовсара содержание любимой песни. Мовсар покорно вздохнул и принялся слушать слова песни.
– Мой рай в твоих глаза-а-а-ах, – самозабвенно хрипел Леха, крутя баранкой и давя на газ. – Они мне светят светом… далеких зве-езд… и вертятся планеты-ы… твоих соленых слез…
Мовсар знал русский неплохо. Или думал, что знал неплохо. И потому был несколько смущен тем, что бо́льшая часть текста песни являла собой набор плохо сопрягающихся друг с другом слов. Мовсар, однако, мужественно молчал, боясь вопросами про грамматику поставить под подозрение свое происхождение. Кроме того, Леха неожиданно надавил на тормоз, и грузовик, словно ткнувшись мордой о невидимую стену, замер.
– Приехали, – довольно сказал Леха и ловким ударом кулака выключил радио.
– Куда приехали? – встревожился Мовсар, пытаясь разглядеть в кромешной темноте что-нибудь, свидетельствующее о наличии жизни.
– Как куда? – удивился Леха. – В Кондрашино. Но мне дальше. А тебе в самый раз.
– Какое еще Кондрашино?! – растерялся Мовсар. – Я же просил в Балабино!
– А зачем тебе Балабино? – снова удивился Леха. – Там и делать-то нечего. Вот уж дыра так дыра. А в Кондрашине людей побольше, клуб опять же имеется. Кажется, – добавил он неуверенно после паузы.
– Какой клуб?! Какое Кондрашино?! – вышел из себя Мовсар. – Мне в Балабино надо! Там же электричка до Москвы! Мне в Москву! В Москву!
– Да чего ты раскричался-то? – перебил его Леха. – Я же тебе говорю – в Балабине электричка раньше десяти утра не появится. Где б ты там ночевал? А в Кондрашино пойдешь к Макарычу. Он и приютит, и накормит. Хороший мужик. Интересный. В прошлом году баню сжег по пьяному делу. А завтра поедешь.
– Да не хочу я к Макарычу никакому! – возмутился Мовсар. – Нет, так не пойдет. Вези меня куда-нибудь, где есть электричка.
– Ты что, дебил, что ли? – разозлился Леха. – Я вообще еду за шифером в Колокольцево. Там не то что электричек, там и дороги-то нет. Лес да поле. Ну, хочешь, выкину там – будешь ебошить пешкодралом до ближайшего города сам.
– Ну, значит, отвезешь меня, где железная дорога есть. Я тебе заплачу.
– Делать мне больше нечего – ночью по лесу мотаться. Давай, бля, вылезай на хер!
Он потянулся через Мовсара и открыл тому дверь.
– Не вылезу, – буркнул Мовсар.
Леха уперся спиной в свою дверь и вдруг резким движением ударил обеими ногами в живот Мовсару. Мовсар, явно не ожидая такой агрессии, растерянно взмахнул руками и вывалился на улицу, приземлившись прямо в середину холодной лужи. Инстинктивно зажмурился, приготовившись к взрыву, но взрыва не последовало.
– Я к тебе как к человеку, – добавил Леха с горечью, – а ты вон как со мной.
Он кинул Мовсару его сумку, захлопнул дверь и нажал на газ. Грузовик взревел и скрылся в темноте.
Мовсар, чертыхаясь и сплевывая с губ брызги слякоти, поднялся на ноги. Пощупал рукой пояс – вроде все в порядке, и то слава богу. Перекинул мокрую сумку через плечо и заковылял туда, где виднелось что-то похожее на дом: одинокое неказистое строение, темнеющее даже на фоне темного неба.
Он уже подумал, что Леха его и тут обманул, и дом всего один, но, подойдя ближе, увидел, что за этим домом виднеется еще с десяток покосившихся изб. В некоторых горел свет.
Мовсар пропустил первый темный дом и направился к тому, где еще, видимо, не легли спать. Взошел на крыльцо и постучал.
– Кто там? – раздался через некоторое время хриплый бас.
– Макарыч не тут живет? – спросил Мовсар, ежась от осеннего ветра.
– А зачем он тебе?
– Переночевать надо.
– Понятно.
За дверью наступила тишина.
– Ну так как? – спросил Мовсар.
– Что как?
– Макарыча как найти?
– Не-е… Макарыч у самой околицы. Только он сейчас пьяный. Может с пьяных глаз и пристрелить. У него ружье охотничье. Он им зараз уложит. Помню, в прошлом годе пошли мы с ним на лося. Я ему говорю: «Слышь, Макарыч, ты главное помни, если вдруг…»
– А у кого еще можно переночевать? – нетерпеливо перебил рассказ Мовсар.
– У Степки, – по-прежнему не открывая двери, ответил мужчина.
– А он где живет?
– Да через дом. Только он тоже пьяный. Его теперь не добудишься.
– А непьяные у вас тут имеются? – теряя терпение, спросил Мовсар.
Этот вопрос поставил хозяина дома в тупик. Он замолчал, потом неуверенно выдавил:
– Ну я…
– Ну, может, пустишь тогда? – сказал Мовсар и осторожно добавил: – Я заплачу́.
– Да на что мне твои деньги? – с горечью сказал мужчина. – Я ж в завязке. Триста рублей пойдет?
– Пойдет, – кивнул Мовсар.
– Тогда заходи.
Дверь скрипнула, и на крыльцо лег желтый квадрат света. Мовсар поелозил по доскам подошвами ботинок, счищая налипшую грязь, а затем шагнул в теплое нутро дома. Хозяин, несмотря на внушительный бас, оказался на удивление маленьким и щуплым.
– Петр, – протянул он руку Мовсару.
– Миша, – ответил Мовсар, пожимая худую жилистую ладонь хозяина.
Потом оглядел избу: деревянный стол у окна, кровать в углу, печка и протянутые через всю комнату веревки, на которых сушилось белье всех видов и размеров.
– Только не шуми, – сказал Петр, прикладывая палец к губам, хотя через дверь говорил совершенно нормальным голосом. – Жена спит.
Мовсар заметил, что на кровати в углу возвышается холмик из нескольких одеял. Жена Петра спала, забравшись с головой внутрь.
– И дети? – тихо спросил Мовсар, кивнув в сторону развешенного белья, среди которого была явно детская одежда.
– Ага, – кивнул Петр. – Санька и Борька. Спят, паразиты.
Мовсар тихо опустил сумку на пол.
– Эк ты извозюкался! – удивился Петр, глядя на замызганную куртку и джинсы гостя.
– Да это… упал.
– Бывает, – согласился Петр. – Я сам месяца два назад так уклюкался, прости господи, что до дома на брюхе полз. Тоже постоянно падал. Грязный был, как свинья.
Мовсар хотел спросить, как может ползущий на брюхе человек падать, но не стал.
– Да ты раздевайся, – предложил Петр. – У нас тепло, слава богу.
Мовсар снял куртку и повесил ее на крючок у двери.
– А что у вас сегодня, праздник, что ли?
– Чего это?
– Ну раз все пьяные.
– Так ведь среда же.
– А что по средам?
– По средам у нас всегда пьют. Такая уж традиция.
И Петр развел руками – мол, против традиции не попрешь.
– А в другие дни недели не пьют, что ли?
– Почему не пьют? – удивился Петр. – Пьют. Ты прям как с луны.
Мовсар испугался, что может проколоться, и решил больше ничего не спрашивать.
– А ты сам-то как здесь оказался? – спросил Петр, проходя к столу и садясь на стул. – Сюда и волки-то редко заходят.
– Да вот ехал в Москву через Дерябино, пропустил электричку. Меня один тип на грузовике подобрал. Я ему говорю: вези в Балабино, там электрички, он говорит: хорошо, а потом сюда привез – говорит, здесь народу больше и веселее. А я ему говорю, что мне в Москву надо! А он мне снова, что здесь лучше. Идиот.
– Нет, ну это он прав, – неожиданно согласился с шофером Петр. – В Балабине что? Два с половиной калеки. Да и то алкаши через одного. Глухомань, одним словом. А у нас и выпить есть всегда, и закусить. Клуб имеется. Ну, в смысле сейчас нет, сгорел в прошлом месяце. Но вообще есть. Его только построить надо. Фундамент-то остался. Фундамент хороший. Крепкий. Бревна-то, которые после пожара уцелели, все попиздили, а бетон – как его спиздишь?
И Петр неожиданно задумался, словно прикидывая в уме, нельзя ли и бетон как-нибудь «попиздить».
Мовсар, чувствуя, что не справляется с логикой собеседника, ничего не сказал, а просто устало сел на стул напротив Петра. Потом потер лоб и спросил:
– А ты можешь сказать, что тут у вас ходит или ездит? Мне действительно в Москву надо.
– Всем надо, – задумчиво заметил Петр и закурил.
Смущенный фактом всеобщего желания попасть в Москву, Мовсар снова замолчал. Разговор как-то не клеился.
– А зачем тебе в Москву? – спросил Петр после паузы и затянулся.
– Дела, – сухо ответил Мовсар.
– Дела, дела… а о вечном подумать некогда, – сокрушенно покачал головой Петр. Кажется, на него нашло философское настроение.
– Ну, так как мне завтра отсюда выбраться? – спросил Мовсар, утомленный этим диалогом слепого с глухим.
– Можно на Кольке, – выдохнув струю дыма и задавив бычок в щербатом блюдце, сказал Петр. – Он по четвергам в Березовку на мотоцикле своем мотается.
– Березовка – это что?
В общем, Талиб сразу приметил Мовсара. Ему как раз незадолго до этого один знакомый исламский фундаменталист предложил хорошие деньги за какой-нибудь громкий теракт. А громкий – это значит в Москве. Потому что на всей остальной территории России, сколько терактов ни проводи, их почему-то никто не замечает. Страна, видимо, слишком большая. У Талиба уже был и изготовитель бомбы, и исполнитель, который должен был эту бомбу взорвать. Но внешность Мовсара внесла некоторые коррективы.
Талиб решил не откладывать дело в долгий ящик и прощупать, как говорится, почву. Он подошел к Мовсару и поздоровался. Сначала заговорил о погоде, потом о видах на урожай. Ну и между делом спросил, о чем мечтает простой безработный чеченский юноша. Узнав, что никаких конкретных планов у Мовсара на ближайшую жизнь нет, Талиб предложил ему взять бомбу и героически взорвать себя в Москве, где-нибудь в районе Кремля.
Мовсар немного удивился, ибо не думал, что отсутствие жизненных планов подразумевает столь скоропостижное самоуничтожение. Он, конечно, вежливо поблагодарил Талиба за предложение, но сказал, что негероическая жизнь его пока интересует больше, чем героическая смерть. Хотя он и сам не может объяснить почему. Тогда Талиб сказал, что он, как командир бандформирования, которое, не щадя жизни, борется за свободу Ичкерии, очень расстроен отказом Мовсара. Мовсар сказал, что его тоже немного расстраивает собственная пассивность, но, к сожалению, дядя Ахмет будет недоволен, если узнает, что его племянник, вместо того чтобы пасти овец, уехал в Москву взрывать себя.
В этот момент к ним подошла большая овца, которая почему-то встала посередине и принялась водить мордой с одного говорящего на другого, как будто желала принять участие в беседе. Талиб отодвинул любопытную овцу ногой, и та, мемекнув на прощание что-то недоброжелательное, ушла. Чувствуя некоторую неуверенность молодого пастуха, Талиб сказал, что дядю Ахмета он берет на себя. Зато если Мовсар согласится, то его ждет рай, гурии и еще что-то… Что именно, Талиб никак не мог вспомнить, потому что больше рая и гурий никому обычно не предлагал. В голове почему-то вертелась только какая-то глупость типа «личной благодарности от Аллаха», но это попахивало отсебятиной, а отсебятину Талиб не любил, поэтому решил ограничиться классическим меню.
На Мовсара, однако, все эти загробные радости не произвели никакого впечатления. Тогда Талиб решил использовать Мовсара в несколько ином качестве. Он решил сделать Мовсара связным, который доставит бомбу от изготовителя непосредственному исполнителю. Во-первых, тем самым уменьшится риск случайного прокола в момент доставки к месту теракта – к такой внешности ни менты, ни скинхеды не подкопаются, разве что свои могут невзначай поколотить, но Мовсар им скажет пару ласковых чеченских слов, они и отстанут. А во-вторых, таким образом он вовлечет в дело нового человека, который может пригодиться позже еще для чего-нибудь.
– Русским владеешь? – спросил Талиб.
– Как родным, – ответил Мовсар, не очень, правда, понимая, куда клонит собеседник. – Раньше каждое лето к двоюродному брату в Брянск ездил.
«Клад, а не парень», – подумал Талиб и пошел старым испытанным путем, то есть предложил большие деньги всего лишь за доставку взрывчатки из пункта А в пункт Б.
– Только доставка? – недоверчиво переспросил Мовсар.
– Только доставка, Аллахом клянусь, – заверил его Талиб.
Деньги были такие хорошие, а риск таким минимальным, что Мовсар, подумав, согласился. Тем более что бабушке нужны были средства на лечение, а с финансами было туго.
Через пару дней Мовсар получил аванс, билет на поезд Грозный – Москва и подробные инструкции. Он должен был, не доезжая до Москвы, сойти на одной небольшой станции, где его встретит некто Махмуд, который передаст ему бомбу, оставшуюся часть гонорара и обратный билет до Грозного. И проинструктирует насчет дальнейших действий. Мовсар сказал дяде Ахмету, что уезжает на пару дней по делам в Грозный. Дядя, конечно, попытался выяснить, что же это за дела, но Мовсар упрямо молчал, и дядя отстал. На следующий день Мовсар отправился в Грозный, откуда без приключений добрался до указанного городка, где его встретил Махмуд. Махмуд оказался таким, каким Мовсар его себе и представлял: хмурый, небритый, молчаливый. Типичный борец за свободу Ичкерии. Он посадил Мовсара к себе в машину, и они поехали.
– Куда это мы? – настороженно спросил Мовсар.
– Придется немного изменить маршрут – на Павелецком вокзале сегодня, как назло, кого-то ловят. Ментов что вшей на бомже. Я тебя посажу на другую ветку. Как раз через полчаса там электричка на Москву будет.
После чего Мовсар узнал, что в Москве его уже ждет исполнитель, некто Зелимхан. В девять утра Мовсар должен передать ему в условленном месте в центре Москвы пояс со взрывчаткой.
– Какой еще пояс? – удивился Мовсар.
Махмуд остановил машину на обочине и достал толстый черный пояс, начиненный взрывчаткой.
– Это бомба. Ее Зелимхану и отдашь.
После чего надел пояс на Мовсара. Затянул потуже и подергал, проверяя крепость.
– Свитером прикрой и не снимай. Если менты тормознут, скорее сумку проверят, чем тебя обыскивать будут.
– Какую еще сумку? – снова удивился Мовсар.
Махмуд достал с заднего сиденья легкую спортивную сумку и сунул в руки Мовсару.
– Вот эту. Тут всякое тряпье. Для отвлечения внимания.
Мовсар взял сумку и пощупал пояс.
– А не взорвется? – с тревогой спросил он Махмуда.
– Нет, – сухо ответил тот и нажал на газ. – Пока вот эти клеммы не соединишь, ничего не будет. Они вроде предохранителя.
– А случайно они не могут сами соединиться?
– Случайно – нет. А даже если и соединятся, ничего не произойдет. Пистолет сам не стреляет, если его снять с предохранителя.
– А как же она тогда взорвется?
Махмуд с раздражением посмотрел на Мовсара и процедил:
– Это бомба, а не пояс смертника. Видишь циферблат и кнопки?
– Ну.
– С их помощью Зелимхан сам поставит нужное время и уйдет. Сразу тут ничего не взорвется. Понял?
– Понял.
– Ну, раз понял, тогда сиди и молчи.
– А деньги? – вспомнил Мовсар про обещанный гонорар.
– Деньги в сумке. Можешь пересчитать.
Он глянул на часы и прибавил скорости. Стало смеркаться.
Всю дорогу до станции Мовсар нервно щупал пояс – черт его знает, какой тут план, может, нет никакого главного террориста, а пояс уже поставлен на взрыв. Сядет Мовсар в электричку – тут все и шандарахнет. Может, они электричку хотят взорвать или просто проверочный взрыв устроить – кто их разберет? Заметив нервозность Мовсара, Махмуд презрительно осклабился:
– Страшно?
– Да неприятно как-то.
– Не бойся. Твое дело маленькое. Передашь Зелимхану и все. Главное, не опоздать. Завтра московские власти приедут объект один важный принимать. Там их Зелимхан всех и накроет.
Когда они добрались до станции, стало совсем темно. На платформе было пусто. Вскоре подъехала электричка. Махмуд вручил Мовсару заранее купленный билет.
– Через два часа будешь в Москве.
Затем хрипло засмеялся.
– Не проспи конечную. Аллах акбар.
Развернулся и пошел обратно к машине. Мовсар проводил его взглядом и впрыгнул в тамбур. Затем пощупал пояс. Двери заскрежетали и захлопнулись. Электричка дернулась и стала набирать ход. В вагоне было пусто. Мовсар прошел в самую середину, сел на деревянную лавку и стал смотреть в окно. Мимо с растущим ускорением поплыл вечерний российский пейзаж – деревья, поля, заброшенные дома. Пояс неприятно стягивал живот. Кажется, Махмуд переборщил. Мовсар хотел ослабить пряжку, но потом передумал – лишний раз трогать пояс не хотелось. Вскоре его начало клонить в сон – сказывался длинный день. Он, однако, тряс головой и щипал щеки – надо быть начеку.
«Быстрее бы отдать этот пояс и обратно», – думал Мовсар, глядя с тоской в окно. Через десять минут электричка остановилась на очередной станции. Но дальше почему-то не тронулась. Из громкоговорителя внутри вагона раздалось шипение, а затем разболтанная скороговорка машиниста:
– Уважаемые пассажиры, в связи с техническими неполадками наш поезд следует в депо. Просьба освободить вагоны. Повторяю. Уважаемые пассажиры, в связи с техническими неполадками наш поезд следует в депо. Просьба освободить вагоны.
Сон мгновенно слетел с Мовсара. Он вскочил и, чертыхаясь, побежал в тамбур. Выскочил в открытые двери на платформу и стал озираться. Какое-то Дерябино. Пустая платформа и лес кругом. Ну и как отсюда добираться? Ждать следующей электрички? А когда она будет?
Пока Мовсар думал, жидкие струйки вышедших пассажиров разбрелись и растворились в сумраке. Похоже, «технические неполадки» здесь не были новостью. Все пассажиры вышли в Дерябине, как будто так оно и должно было быть.
Электричка тем временем громыхнула дверьми и уехала. Мовсар выругался на чистом русском языке и побрел к кирпичному зданию кассы. В расписании значился еще один поезд. Через полчаса. Мовсар поставил сумку, пощупал пояс и стал ждать. С бомбой на поясе, один на пустой платформе, окруженный недружелюбным лесом и сгущающейся темнотой, чувствовал он себя, мягко говоря, неуютно. Но деваться было некуда. Так прошло полчаса. Но электричка так и не появилась. Постепенно на Мовсара стало давить ощущение какой-то безжизненности пространства, в котором он оказался. Или, точнее, какой-то оторванности этой забытой богом станции от остального мира. Казалось, что даже рельсы не тянутся куда-то за горизонт, а, едва скрывшись в темноте, обрываются.
– Закурить есть? – неожиданно раздался за спиной чей-то хриплый голос.
Мовсар вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял небольшого роста мужичок в ушанке и рваных кроссовках.
– Не курю, – ответил Мовсар, внутренне приготовившись к драке, то есть тому, что обычно следует за таким вопросом.
– Ясно, – кивнул мужик и пошел обратно, куда-то в лесную темень за платформой.
– Эй, постой! – крикнул Мовсар. – Ты – местный?
– А что? – обернулся мужик.
– Не в курсе, тут электрички часто ходят?
– А хули им тут часто ходить?
Встречный вопрос в столь загадочной форме поставил Мовсара в тупик.
– Не знаю. В расписании стоит еще одна. Но ее все нет и нет. А мне в Москву надо.
– Так расписание-то прошлогоднее. Никаких электричек больше не будет. Перекур.
– Что, вообще?! – ужаснулся Мовсар.
– Ну, до утра точно. Зря только время потеряешь.
– А что же делать? – растерялся Мовсар.
– Вон там дорога есть, – махнул мужик куда-то в сторону леса, – может, кого и поймаешь. Пусть тебя докинут до этого… Балабино. Там электрички часто ходят. Километров восемь отсюда. А там и до Москвы доберешься.
– Спасибо, – выдавил Мовсар.
– Закурить точно нет? – прежде чем уйти, еще раз спросил мужик.
– Нет, – мотнул головой Мовсар.
– Ясно, – кивнул тот и растворился, как привидение.
Мовсар достал мобильный, чтобы позвонить Махмуду – он его на электричку посадил, пусть и выбираться помогает. Но дисплей телефона был темен, как лес, окружавший Мовсара: села батарейка. Теперь и вправду как будто отрезало от остального мира. Мовсар, чертыхаясь, поднял сумку и побрел туда, куда ему указал мужик. Как ни странно, вскоре он действительно вынырнул из темноты на некое подобие шоссе, пустынное и темное.
«И сколько здесь торчать?» – подумал Мовсар, присаживаясь на поваленное дерево у обочины.
Вопрос был риторический. Ответ на него могло дать только время. Но даже время в этой глуши, казалось, сжалось в испуганный комок и молчало.
Прошел час. Изредка проносились какие-то машины, но останавливаться никто не желал. Мовсар нервничал все больше и больше. То вставал и начинал ходить взад-вперед, то снова садился и поглядывал на часы. «Надо было за тем мужиком пойти, – проклинал он собственную несообразительность. – Может, там кто-нибудь за деньги меня бы и подбросил».
Когда Мовсар совсем потерял надежду, а время перевалило за полночь, где-то вдалеке раздался оглушительный рев двигателя. Мовсар облизал обветренные губы и вышел на дорогу, вглядываясь в темноту. Через минуту из-за поворота вынырнул одинокий луч света, который стал быстро приближаться.
«Мотоцикл, что ли?» – думал Мовсар, щурясь и пытаясь разглядеть ревущее чудовище. Но, к счастью, это был грузовик. С одной работающей фарой. Мовсар подхватил сумку и побежал наперерез, размахивая руками.
На его счастье, грузовик взвизгнул тормозами и замер. Дверь со стороны пассажира открылась, и Мовсар, заглянув в кабину, увидел здорового вихрастого парня лет двадцати пяти.
– Ну и чё дальше? – спросил тот, вскинув подбородок.
– В смысле? – удивился Мовсар. – А-а… Ты, это, не подбросишь, а?
– А куда надо?
– Да мне в это… как ее… Балабино, вот.
– А чё там?
– Да мне в Москву надо, а там вроде электрички ходят. Ходят?
– Ходят, – кивнул парень.
– Ну так как?
– Садись. Поможем, чем сможем.
– Вот спасибо, – обрадовался Мовсар и полез в кабину.
Грузовик на полной скорости мчался по проселочной дороге. Свет единственной работающей фары, словно испуганный глаз циклопа, выхватывал в непроглядной темноте разбегающиеся деревья, придорожные кусты и мокрую глину. Дорога была лишена каких-либо признаков дороги, поэтому несчастный грузовик швыряло и мотало из стороны в сторону, как корабль без руля и ветрил. Каждый ухаб отдавался болезненной встряской внутри водительской кабины, и Мовсар постоянно бился головой о низкий потолок. Одной рукой он держался за пояс, чтобы тот случайно не сдетонировал (после прокола с электричкой Махмуду он уже не очень верил), другой пытался ухватиться за что-то стабильное. Но внутри кабины ничего стабильного не было и быть не могло, ибо все тут болталось, шаталось и прыгало, словно веселясь в предвкушении близящегося развала. Исключение составлял радиоприемник, который был намертво прикручен к задней стенке кабины изолентой.
Низкое качество трассы, однако, совершенно не смущало водителя грузовика, представившегося как Леха. Похоже, он даже получал удовольствие от этих бесконечных подпрыгиваний и мотаний: может, представлял себя участником гонки Париж – Дакар, а может, воображал, что он – фронтовой шофер, героически ведущий машину под обстрелом вражеских орудий. Но, скорее всего, просто не знал, что существуют иные способы вождения. По крайней мере ногу с педали газа он не убирал, как будто она, как и радиоприемник, тоже была прикручена изолентой.
Давя подступающую к горлу тошноту, Мовсар уже мысленно проклинал себя за то, что сел к Лехе. С таким камикадзе за рулем машина того и гляди вылетит в кювет, а там что хочешь может сдетонировать. Но выбора-то у него тоже не было – не ночевать же на платформе.
Леха, у которого настроение, похоже, улучшалось с каждым прыжком дребезжащего грузовика, дружелюбно подмигнул Мовсару и включил радио. Мовсар ожидал, что это будет что-то вроде «Радио “Шансон”, но из приемника неожиданно полилась лирическая попса. Леха оказался сентиментальным камикадзе. Правда, слабо хнычущий голос певицы звучал абсолютным диссонансом в этой какофонии, состоящей из ревущего карбюратора, дребезжащего железа и ухающего от каждого прыжка кузова, но Леху это совершенно не смущало. Более того, он тут же принялся подпевать, желая, видимо, донести до Мовсара содержание любимой песни. Мовсар покорно вздохнул и принялся слушать слова песни.
– Мой рай в твоих глаза-а-а-ах, – самозабвенно хрипел Леха, крутя баранкой и давя на газ. – Они мне светят светом… далеких зве-езд… и вертятся планеты-ы… твоих соленых слез…
Мовсар знал русский неплохо. Или думал, что знал неплохо. И потому был несколько смущен тем, что бо́льшая часть текста песни являла собой набор плохо сопрягающихся друг с другом слов. Мовсар, однако, мужественно молчал, боясь вопросами про грамматику поставить под подозрение свое происхождение. Кроме того, Леха неожиданно надавил на тормоз, и грузовик, словно ткнувшись мордой о невидимую стену, замер.
– Приехали, – довольно сказал Леха и ловким ударом кулака выключил радио.
– Куда приехали? – встревожился Мовсар, пытаясь разглядеть в кромешной темноте что-нибудь, свидетельствующее о наличии жизни.
– Как куда? – удивился Леха. – В Кондрашино. Но мне дальше. А тебе в самый раз.
– Какое еще Кондрашино?! – растерялся Мовсар. – Я же просил в Балабино!
– А зачем тебе Балабино? – снова удивился Леха. – Там и делать-то нечего. Вот уж дыра так дыра. А в Кондрашине людей побольше, клуб опять же имеется. Кажется, – добавил он неуверенно после паузы.
– Какой клуб?! Какое Кондрашино?! – вышел из себя Мовсар. – Мне в Балабино надо! Там же электричка до Москвы! Мне в Москву! В Москву!
– Да чего ты раскричался-то? – перебил его Леха. – Я же тебе говорю – в Балабине электричка раньше десяти утра не появится. Где б ты там ночевал? А в Кондрашино пойдешь к Макарычу. Он и приютит, и накормит. Хороший мужик. Интересный. В прошлом году баню сжег по пьяному делу. А завтра поедешь.
– Да не хочу я к Макарычу никакому! – возмутился Мовсар. – Нет, так не пойдет. Вези меня куда-нибудь, где есть электричка.
– Ты что, дебил, что ли? – разозлился Леха. – Я вообще еду за шифером в Колокольцево. Там не то что электричек, там и дороги-то нет. Лес да поле. Ну, хочешь, выкину там – будешь ебошить пешкодралом до ближайшего города сам.
– Ну, значит, отвезешь меня, где железная дорога есть. Я тебе заплачу.
– Делать мне больше нечего – ночью по лесу мотаться. Давай, бля, вылезай на хер!
Он потянулся через Мовсара и открыл тому дверь.
– Не вылезу, – буркнул Мовсар.
Леха уперся спиной в свою дверь и вдруг резким движением ударил обеими ногами в живот Мовсару. Мовсар, явно не ожидая такой агрессии, растерянно взмахнул руками и вывалился на улицу, приземлившись прямо в середину холодной лужи. Инстинктивно зажмурился, приготовившись к взрыву, но взрыва не последовало.
– Я к тебе как к человеку, – добавил Леха с горечью, – а ты вон как со мной.
Он кинул Мовсару его сумку, захлопнул дверь и нажал на газ. Грузовик взревел и скрылся в темноте.
Мовсар, чертыхаясь и сплевывая с губ брызги слякоти, поднялся на ноги. Пощупал рукой пояс – вроде все в порядке, и то слава богу. Перекинул мокрую сумку через плечо и заковылял туда, где виднелось что-то похожее на дом: одинокое неказистое строение, темнеющее даже на фоне темного неба.
Он уже подумал, что Леха его и тут обманул, и дом всего один, но, подойдя ближе, увидел, что за этим домом виднеется еще с десяток покосившихся изб. В некоторых горел свет.
Мовсар пропустил первый темный дом и направился к тому, где еще, видимо, не легли спать. Взошел на крыльцо и постучал.
– Кто там? – раздался через некоторое время хриплый бас.
– Макарыч не тут живет? – спросил Мовсар, ежась от осеннего ветра.
– А зачем он тебе?
– Переночевать надо.
– Понятно.
За дверью наступила тишина.
– Ну так как? – спросил Мовсар.
– Что как?
– Макарыча как найти?
– Не-е… Макарыч у самой околицы. Только он сейчас пьяный. Может с пьяных глаз и пристрелить. У него ружье охотничье. Он им зараз уложит. Помню, в прошлом годе пошли мы с ним на лося. Я ему говорю: «Слышь, Макарыч, ты главное помни, если вдруг…»
– А у кого еще можно переночевать? – нетерпеливо перебил рассказ Мовсар.
– У Степки, – по-прежнему не открывая двери, ответил мужчина.
– А он где живет?
– Да через дом. Только он тоже пьяный. Его теперь не добудишься.
– А непьяные у вас тут имеются? – теряя терпение, спросил Мовсар.
Этот вопрос поставил хозяина дома в тупик. Он замолчал, потом неуверенно выдавил:
– Ну я…
– Ну, может, пустишь тогда? – сказал Мовсар и осторожно добавил: – Я заплачу́.
– Да на что мне твои деньги? – с горечью сказал мужчина. – Я ж в завязке. Триста рублей пойдет?
– Пойдет, – кивнул Мовсар.
– Тогда заходи.
Дверь скрипнула, и на крыльцо лег желтый квадрат света. Мовсар поелозил по доскам подошвами ботинок, счищая налипшую грязь, а затем шагнул в теплое нутро дома. Хозяин, несмотря на внушительный бас, оказался на удивление маленьким и щуплым.
– Петр, – протянул он руку Мовсару.
– Миша, – ответил Мовсар, пожимая худую жилистую ладонь хозяина.
Потом оглядел избу: деревянный стол у окна, кровать в углу, печка и протянутые через всю комнату веревки, на которых сушилось белье всех видов и размеров.
– Только не шуми, – сказал Петр, прикладывая палец к губам, хотя через дверь говорил совершенно нормальным голосом. – Жена спит.
Мовсар заметил, что на кровати в углу возвышается холмик из нескольких одеял. Жена Петра спала, забравшись с головой внутрь.
– И дети? – тихо спросил Мовсар, кивнув в сторону развешенного белья, среди которого была явно детская одежда.
– Ага, – кивнул Петр. – Санька и Борька. Спят, паразиты.
Мовсар тихо опустил сумку на пол.
– Эк ты извозюкался! – удивился Петр, глядя на замызганную куртку и джинсы гостя.
– Да это… упал.
– Бывает, – согласился Петр. – Я сам месяца два назад так уклюкался, прости господи, что до дома на брюхе полз. Тоже постоянно падал. Грязный был, как свинья.
Мовсар хотел спросить, как может ползущий на брюхе человек падать, но не стал.
– Да ты раздевайся, – предложил Петр. – У нас тепло, слава богу.
Мовсар снял куртку и повесил ее на крючок у двери.
– А что у вас сегодня, праздник, что ли?
– Чего это?
– Ну раз все пьяные.
– Так ведь среда же.
– А что по средам?
– По средам у нас всегда пьют. Такая уж традиция.
И Петр развел руками – мол, против традиции не попрешь.
– А в другие дни недели не пьют, что ли?
– Почему не пьют? – удивился Петр. – Пьют. Ты прям как с луны.
Мовсар испугался, что может проколоться, и решил больше ничего не спрашивать.
– А ты сам-то как здесь оказался? – спросил Петр, проходя к столу и садясь на стул. – Сюда и волки-то редко заходят.
– Да вот ехал в Москву через Дерябино, пропустил электричку. Меня один тип на грузовике подобрал. Я ему говорю: вези в Балабино, там электрички, он говорит: хорошо, а потом сюда привез – говорит, здесь народу больше и веселее. А я ему говорю, что мне в Москву надо! А он мне снова, что здесь лучше. Идиот.
– Нет, ну это он прав, – неожиданно согласился с шофером Петр. – В Балабине что? Два с половиной калеки. Да и то алкаши через одного. Глухомань, одним словом. А у нас и выпить есть всегда, и закусить. Клуб имеется. Ну, в смысле сейчас нет, сгорел в прошлом месяце. Но вообще есть. Его только построить надо. Фундамент-то остался. Фундамент хороший. Крепкий. Бревна-то, которые после пожара уцелели, все попиздили, а бетон – как его спиздишь?
И Петр неожиданно задумался, словно прикидывая в уме, нельзя ли и бетон как-нибудь «попиздить».
Мовсар, чувствуя, что не справляется с логикой собеседника, ничего не сказал, а просто устало сел на стул напротив Петра. Потом потер лоб и спросил:
– А ты можешь сказать, что тут у вас ходит или ездит? Мне действительно в Москву надо.
– Всем надо, – задумчиво заметил Петр и закурил.
Смущенный фактом всеобщего желания попасть в Москву, Мовсар снова замолчал. Разговор как-то не клеился.
– А зачем тебе в Москву? – спросил Петр после паузы и затянулся.
– Дела, – сухо ответил Мовсар.
– Дела, дела… а о вечном подумать некогда, – сокрушенно покачал головой Петр. Кажется, на него нашло философское настроение.
– Ну, так как мне завтра отсюда выбраться? – спросил Мовсар, утомленный этим диалогом слепого с глухим.
– Можно на Кольке, – выдохнув струю дыма и задавив бычок в щербатом блюдце, сказал Петр. – Он по четвергам в Березовку на мотоцикле своем мотается.
– Березовка – это что?