Беннет Сара. Лилия и меч

   – Мы нашли эту крысу в хижине в деревне, – сообщил один из солдат, когда достаточно отдышался. – Вероятно, это один из тех бунтовщиков, которые напали на нас ночью. У одного из них был топор, которым он чуть не отсек мне ухо. Я пронзил его своим мечом, но не видел, как он упал.
   – Должно быть, уполз куда-то умирать, – хмыкнул другой солдат и смачно сплюнул.
   Радолф тронул коня и подъехал ближе. – Переверните его.
   Солдаты перевернули тело на спину, и Лили сжалась, ее пальцы вцепились в поводья.
   Она чувствовала, как по ней скользит, словно норовя выведать ее секреты, пронзительный взгляд Радолфа, оставляя за собой теплую дорожку. Атмосфера между ними, казалось, наполнилась звоном скрытых тайн. «Из-за вас, леди, во мне горит кровь», – сказал он ей раньше. Будет ли он так же пламенеть, когда выведает ее тайну?
   Наконец Радолф отвернулся, и с губ Лили сорвался тихий вздох облегчения. Она искоса взглянула на мертвого мужчину и тут же отвела взгляд. Один из людей Хью. Если, как утверждал солдат Радолфа, он прошлой ночью принимал участие в атаке...
   У Лили от напряжения заболела шея. Присутствие людей Хью в Гримсуэйде противоречило всем известным ей сведениям. После гибели Воргена Хью со своими людьми бежал за границу, в Шотландию, чтобы обезопасить свое будущее, но прежде он пришел за ней.
   Растолкав фрейлин Лили, Хью, спотыкаясь, влетел в ее покои; всегда грациозный, на этот раз он поразил ее своей неловкостью. Взглянув в его красивое лицо, Лили с удивлением увидела, что оно постарело и побледнело от усталости и безысходности. Он предал ее отца, когда присоединился со своими солдатами к Воргену, и вот теперь потерпел поражение.
   Хью встал перед ней на колени, и, когда он склонил голову, она увидела, что золотистые волосы слиплись от крови. Через несколько мгновений он поднялся и, взяв ее дрожащую руку, вложил ей в ладонь маленькую тяжелую вещицу.
   Опуская взгляд, Лили уже догадывалась, что увидит. Золотое кольцо еще хранило тепло руки Хью, но оно не согрело холодной ладони, потому что в этот момент Лили поняла: возвращение кольца могло означать только одно – Ворген мертв.
   Хью коротко сообщил ей, что битва проиграна и мятеж подавлен, а Радолф одержал победу, но Лили не слушала его; в ее голове билась только одна мысль: она свободна! Ее душа, столь долго томившаяся в плену, воспарила, чтобы тут же снова опуститься на грешную землю. Ворген умер, но вместе с концом его алчных устремлений пришла новая и, возможно, более страшная угроза.
   Как жена Воргена, она могла бы примкнуть к тем, кто остался у нее от прошлой жизни, но вскоре их тоже разобьют и уничтожат. Радолф заберет ее земли, а возможно, и жизнь.
   Лили смутно ощущала на себе обнимавшие ее руки Хью, прикосновение его усов, щекотавших щеку, навязчивый, приторный запах смерти и войны, исходивший от его волос и одежды.
   – Я собираюсь за границу, – торопливо проговорил он. – Едем со мной, Лили, пока еще не слишком поздно.
   Да, да, скорее бежать, подумала она.
   – Король Малькольм был другом твоего деда; он предоставит нам убежище. Это еще не конец, Лили! Мы снова соберем армию и возвратимся, чтобы обратить норманнов в бегство!
   Хью говорил с напором и злостью; на мгновение он показался ей все тем же мальчиком, которого она когда-то любила и за которого собиралась выйти замуж. Но когда Лили взглянула ему в глаза, то поняла, что все его эмоции были притворством. Хью потерпел поражение; они все потерпели поражение.
   Лили медленно подняла голову и огляделась вокруг. Она увидела своих людей; все они смотрели на нее, и в их глазах читался страх. Их надежды и их будущее зависели теперь от нее, от нее одной. Если она сбежит, что станете ними? Лили была всем, что у них осталось, всем, что отделяло их от окончательной погибели. Они не стремились участвовать в войне Воргена, точно так же, как она не стремилась стать его женой. И они не могли поджав хвост бежать за границу, бросив свои дома, свой урожай, свои семьи.
   Возможно, в конце концов ей все же удастся добиться для них хоть какого-то мира? Вот только она не сможет сделать этого, прячась в Шотландии.
   Лили медленно покачала головой:
   – Я не могу поехать с тобой, Хью. Я нужна здесь.
   Его лицо скривилось от боли.
   – Они убьют меня, если я останусь! – воскликнул Хью. – И тебя тоже!
   Бросив на него презрительный взгляд, Лили выпрямилась.
   – Значит, так тому и быть.
   Тогда она видела его в последний раз. То, что часть людей Хью осталась в Нортумбрии, вызвало поток вопросов, размышлять над которыми у Лили не было времени. Голос Радолфа, прорвавшись сквозь прошлое, вернул ее к реальности, сразу напомнив, где она находится и какому риску подвергается.
   Нормандцы по-прежнему недоуменно смотрели на распростертое тело.
   – Узнал ли его кто-нибудь из деревни? Кто-нибудь просил его выдать?
   Ответом Радолфу было молчание. Наконец один из солдат угрюмо произнес:
   – Нет, лорд Радолф. Никто из тех, с кем мы разговаривали, не признался, что видел его прежде.
   – Они боятся. – Капитан Жервуа наклонился к Радолфу. – Боятся, что вы их накажете, если выяснится, что они поддерживают мятежников Воргена. Но если они будут поддерживать вас, то их накажут мятежники.
   Радолф кивнул.
   – Когда вернемся из Реннока, нужно будет позаботиться о нашей репутации. Лорд Генрих любит говорить, что, когда горячие головы остывают, войну выигрывает звонкая монета.
   Жервуа мрачно усмехнулся:
   – Да, господин. Лорд Генрих часто бывает прав. Радолф искоса посмотрел на своего капитана. Жервуа был сыном нормандского наемника и находился при Радолфе с 1066 года, когда за участие в битве при Гастингсе король Вильгельм даровал своему Мечу огромные поместья в Кревиче.
   Кревич служил для Радолфа источником радости, но он создавал большие проблемы. Многие смотрели на любимца короля завистливыми глазами, и Радолф нуждался в преданных людях, которые помогли бы ему сохранить обретенное состояние. Жервуа проявил себя преданным и умелым воином; к тому же в отличие от Генриха он не был особо тщеславен.
   Радолф и сам был когда-то таким, как Жервуа. Превосходное владение мечом позволило ему узнать собственную силу и почувствовать себя непобедимым, но теперь это его больше не радовало. В который раз он поймал себя на мыслях о Кревиче. Вероятно, в возрасте тридцати трех лет он уже состарился и устал. Ему хотелось увидеть, как по пшеничному полю гуляет теплый ветер, вдохнуть запахи лета...
   И еще ему больше не хотелось жить одному, даже в раю. Он видел на лошади прямо перед собой женщину, чувствовал ее теплое тело, слившееся с его телом, ласкал ее светлые волосы, струящиеся по его плечу, целовал ее обращенное к нему раскрасневшееся лицо, озаренное улыбкой...
   – Может, мне стоит остаться в лагере и загнать их в угол? – предложил Жервуа.
   Радолф ощутил невольную досаду. Ему пора прекратить все это, выкинуть ее из головы! Он знал примеры, когда люди гибли из-за секундной потери бдительности; и знал, как проигрываются сражения из-за невозможности сосредоточиться. Если Жервуа почувствует, что он чересчур углублен в себя, то начнет задумываться об уходе к другому лорду, который будет понадежнее и не отправит его на верную смерть.
   – Нет, – ответил он резко, – пусть этим занимается лорд Генрих. А мы, когда вернемся, разгребем что останется. До Реннока всего два дня пути, так что не стоит мешкать.
   Когда маленький отряд отправился в путь, никто не заметил усталого человека в коричневой сутане. Отец Люк, скрываясь в тени деревьев, не спускал взгляда с понурой головы Лили; лишь когда всадники, отъехав на изрядное расстояние, скрылись в клубах поднятой копытами пыли, он повернулся и направился прочь.
   Солнце чередовалось с проливными дождями, и Лили не знала, что лучше – сырость промокшего плаща или парящее тепло. Чем дальше лошадь уносила ее от родной земли, тем стремительнее один безумный план сменялся в ее голове другим, не менее безумным планом.
   Откуда взялось тело человека Хью? Возможно, он принадлежал к последней горстке повстанцев, которые, потеряв лидера, решили пожертвовать собой в попытке прогнать норманнов с севера? Вряд ли. Подобное объяснение казалось Лили неправдоподобным. Олаф сказал, что повстанцы вели наблюдение за лагерем, и когда норманны их обнаружили, то загнали всех в ловушку.
   Может, эти люди высматривали ее?
   Лили не заметила, как ее кобыла замедлила шаг, и очнулась только после того, как к ней подъехал один из охранявших ее солдат:
   – Леди, вы не должны отставать.
   Тронув лошадь, Лили заставила ее двигаться быстрее. В любом случае мятежники не могли знать, что Лили в лагере, если только отец Люк не сказал им. Уж не на это ли он намекал, говоря, что очень скоро она снова будет среди друзей? Может, эти люди пытались освободить ее из нормандского плена, чтобы получить нового предводителя?
   Эта идея ее испугала. Она не желала становиться во главе еще одного бессмысленного бунта, который ничего не принесет ее народу, кроме горя. Лили хотела мира, и единственный способ обрести его состоял в переговорах с нормандскими завоевателями.
   Что ж, у нее уже есть недурное начало. То, что она переспала с их вождем, разве не идет в зачет? Впрочем, она никогда не пошла бы на это, чтобы завоевать доверие Радолфа! Да и о каком доверии тут можно толковать, когда Лили не сказала ему ни одного слова правды. Если бы она сделала это, он тут же взял бы ее в плен и доставил к королю!
   Лили рассеянно посмотрела на дорогу. Если люди Хью пытались вырвать ее из рук норманнов, чтобы поставить во главе своего обескровленного повстанческого отряда в надежде, что в их ряды затем вольются свежие силы, тогда ее побег определенно будет им на руку. И никто, кроме нее, не остановит их.
   Лили начала прислушиваться к разговору своих спутников, надеясь услышать что-нибудь полезное. Поначалу солдаты держались скованно, но по мере продолжения путешествия они привыкли к ее присутствию и уже без стеснения обменивались всевозможными замечаниями, обсуждая свои обыденные заботы: как чистить боевое снаряжение и сапоги, насколько годится окружающий рельеф для погони или засады, как тоскуют они по женщинам, которые ждут их дома.
   Постепенно Лили поняла, что и капитан Радолфа, Жервуа, также наблюдает за ней; время от времени он справлялся, не хочет ли она пить или есть, не устала ли и не желает ли, чтобы они ехали помедленнее. Лили не знала, действовал ли он по приказу Радолфа или заботился о ее благополучии по каким-то иным причинам. Может, он полагал добиться ее благосклонности и таким образом большего расположения Радолфа; подобные вещи часто происходили, когда она была женой Воргена. Его люди соперничал и друг с другом, борясь за ее внимание, пока не поняли, как мало власти она имеет, чтобы что-либо для них сделать.
   Но возможно, это все же было распоряжение Радолфа, ибо несколько раз Жервуа подъезжал к нему и о чем-то с ним разговаривал. Время от времени он отъезжал, углубляясь в окрестности, и по возвращении докладывал командиру об обстановке.
   Радолф скакал во главе отряда. Порой он оборачивался и, обводя отряд зорким взглядом, казалось, проверял каждую деталь. Однажды он даже заменил ее охрану, но саму Лили как будто не замечал. Она была для него лишь важной деталью какого-то плана, о которой не следовало забывать.
   Возможно, он уже забыл ночь, проведенную ими вместе, и свои слова в то утро. Теплая щедрость его любви в один миг обернулась холодным расчетом. Вероятно, подобно Воргену, Радолф обладал способностью отсекать эмоции, когда того требовала ситуация; его рослая фигура в шлеме, громоздкая от доспехов, представляла собой воплощение холодного, безжалостного воина. Боевая машина. Радолф, Меч Короля.
   Это имя ему отлично подходило.
   Лили поежилась. Она никак не могла объяснить себе его поведение. Обычно эмоции составляли неотъемлемую часть ее существа, и она не могла включать и выключать их по собственному усмотрению. Как бы она ни старалась принимать решения бесстрастно, у нее это не слишком получалось. Всеми ее поступками повелевало сердце, хотя порой не без участия головы. Но если возникал конфликт между одним и другим, то сердце неизменно одерживало победу.
   Если бы женщины правили миром, сказала она себе, то люди не знали бы, что такое кровопролитие. Женщины лучше понимают ценность жизни, ибо именно они дают ее миру, заботятся о ней, лелеют ее. А что может знать Радолф о страданиях других людей? Какие заботы его тревожат?
   Лили столь глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как окружающий ландшафт изменился. Скалистые образования и неровный рельеф уступили место покатым холмам и лесам из высоких буков.
   Вскоре они спустились по склону в долину, и тут прозвучала команда остановиться.
   Лили вскинула голову, чтобы понять, что происходит впереди.
   Среди гладких камней струился, поблескивая серебром, узкий ручей. Берег с одной его стороны порос склонившимися над водой деревьями, пестрыми от мхов и лишайников, в то время как другой, открытый, зеленел травой.
   Радолф отдавал распоряжения, хотя все и без него знали, кто чем должен заниматься; они это делали постоянно, бороздя Англию вдоль и поперек, пока Меч Короля усмирял англичан, принуждая их покориться нормандскому владычеству.
   Разбив лагерь, солдаты развели костры и занялись приготовлением ужина. Люди, развалясь на траве, ели и пили, устроив себе настоящий отдых. Но атмосфера беспечности была обманчивой. На главенствующей высоте Радолф выставил караул, и оружие свое ратники держали на расстоянии вытянутой руки.
   Лили сидела в середине лагеря на плоском валуне рядом с рябиной. Она уже перекусила хлебом с сыром, которые принес ей капитан, и теперь пила из чашки холодную воду из ручья.
   Неожиданно Жервуа присел рядом с ней. Его лицо, обрамленное копной желтых волос, хранило выражение напряженной настороженности. Усердие капитана несколько удивляло Лили: она находилась в окружении солдат и убежать от них никак не могла. Только глупец отважился бы на это.
   Сняв тяжелый плащ, Лили достала гребень из оленьего рога, собираясь расчесать волосы, которые непослушными прядями сбегали по ее спине и плечам, в то время как лицо обрамляли кудряшки коротких локонов. Ей приходилось расчесывать каждую прядку по нескольку раз, и каждый раз, глядя по сторонам, она замечала, что мужчины тщательно отворачивали от нее взгляды.
   Один Радолф не спускал с нее глаз и хмурился. Все же, не обращая внимания на его устрашающий вид, Лили продолжала приводить себя в порядок, слушая, как в ветвях рябины запела коноплянка, соревнуясь с черными дроздами за звание самого сладкоголосого певуна.
   Улыбнувшись, она допила воду из чашки и сладко потянулась. Солнце грело ее спину, и, хотя на небе еще оставались серые тучи, ливни прекратились.
   На какой-то миг прошлое померкло, и все, что случилось с ней за прошедшие четыре года, показалось Лили далеким сном. Она почувствовала себя молодой, и на сердце у нее стало удивительно легко. Слишком долго она несла тяжкое не по годам бремя и только теперь не без удивления вспомнила, что ей едва минуло двадцать. Легкий прохладный ветерок взметнул вверх шелковый плащ Лили, и ей вдруг захотелось смеяться.
   Внезапно она ощутила рядом присутствие Радолфа; сняв кольчугу, шлем и тунику, он расправил плечи, и дыхание ветра разгладило на его широкой, рельефной от выступающих мышц груди влажную от пота рубашку. Короткие, до колен, брюки плотно облегали его стройные бедра и могучие ноги. Проходя между своими людьми, Радолф останавливался то тут, то там, чтобы перекинуться словом, выслушать жалобу или отпустить шутку. Лили знала, что солдаты испытывали перед ним благоговейный трепет, но теперь она убедилась, что они его любили. Каждый, к которому он обращался, поднимал выше голову и распрямлял спину. Гадрен права: за такого предводителя они будут биться насмерть.
   Внезапно подняв глаза, Радолф перехватил ее взгляд и понял, что она за ним наблюдает. Лили вздрогнула, однако он как ни в чем не бывало тут же переключил внимание на своих людей.
   И все же что-то произошло.
   Лили задержала дыхание. Ее сердце гулко забилось. Радолф только делал вид, что просто переходит от одного человека к другому; на самом деле он с каждым шагом снова приближался к ней. Сердце подсказало Лили, что в действительности именно она была объектом его интереса.
   С чего бы это вдруг? До сих пор он едва замечал ее присутствие. Теперь же, когда кольцо постепенно сжималось, она чувствовала себя как беззащитное животное, на которое ведется охота.
   По телу Лили прошел озноб, она с трудом подняла руку, чтобы собрать в пучок волосы и заплести косу, и почувствовала, как дрожат ее пальцы.
   Наконец он оказался рядом. Темные ресницы Лили мгновенно опустились, скрывая глаза – она боялась, как бы он не прочел в них правду. На память ей вдруг пришло все, что они делали прошедшей ночью в его постели, и ее сердце громко заколотилось в груди; Лили даже испугалась, как бы Радолф не услышал его яростного стука.
   Он стоял перед ней гигантской темной тенью на фоне грозового неба – легендарный воин, чье имя никогда не будет забыто. Но не по этому Радолфу Лили испытывала настоящее томление. Ей нужен был другой Радолф, который нежно держал ее в объятиях, даря ее телу волшебные ласки до тех пор, пока она не перестала принадлежать себе, безоглядно отдавшись ему.
   – Милорд?
   Жервуа стоял рядом в растерянности, по-видимому не понимая, что от него требуется.
   – Ступай и смени караул, – тихо приказал Радолф. С облегчением кивнув, капитан удалился.
   Лили постаралась собрать воедино разбегающиеся мысли. Он стоял слишком близко, и она улавливала его свежий мужской запах. Ворот его рубашки был расстегнут. Ее глаза скользнули по плоскому животу к шнуркам, удерживающим брюки, и ниже, где между ног топорщилась ткань. От ее внимания его мужское достояние стало наливаться кровью, в ответ на что у нее немедленно набухла грудь, а затвердевшие соски отчетливо проступили под тканью платья.
   Пораженная предательством собственного тела, Лили исподлобья взглянула на Радолфа. Ее щеки зарделись, и она молила лишь об одном – чтобы он ничего не заметил.
   Но было уже поздно. Его взгляд на мгновение застыл, а когда он поднял глаза, Лили опалило пламя, бушующее в их глубинах. Она не знала, что видеть ее во всем великолепии стало для Радолфа испытанием, от которого его кровь мгновенно вскипала. Он стремился к ней, как пловец, подхваченный потоком, стремится к берегу.
   Борясь с собой, Радолф не мог оторвать взгляд от Лили, от нежного изгиба ее шеи и округлости груди. В паху у него все пульсировало и горело. Ему хотелось запустить руки в волну ее волос, прижаться к ним губами и крепко держать, погружая в нее свое тело.
   Несколько дней Лили проведет в Ренноке у своего отца, дальнейшее скрывал мрак неизвестности. Слишком мало времени выпало ему побыть с ней, в то время как она стала луной для его океана, притягивая его к себе слабой, но неодолимой силой.
   Радолф знал, что проиграл свою битву, а теперь, похоже, даже утратил волю притворяться.
   – Идем! – Он протянул ей руку.
   Лили подняла на него глаза:
   – Милорд?
   Но Радолф не мог тратить время на объяснения и рывком поднял ее на ноги, отчего Лили тихо вскрикнула.
   Он торопливо пошел вперед, таща ее за собой, и его люди торопливо уступали им дорогу.
   «Они думают, что он собирается убить меня, – предположила Лили, – и, может, он это и сделает».
   По скользким камням они перебрались через мелководный ручей и шли до тех пор, пока ветки деревьев над их головами не образовали сплошной покров, сквозь который с трудом пробивался солнечный свет.
   – Радолф! – Лили в очередной раз оторвала подол платья от цепких шипов кустарника. Камешки и обломки сучьев, врезаясь в кожу, причиняли боль ее нежным стопам; волосы, на приведение в порядок которых она потратила столько времени, лезли в глаза.
   Резко повернув, Радолф прижал ее к себе и припал губами к ее губам. Обхватив ладонями ягодицы Лили, он дал ей сполна ощутить всю степень своего нетерпения.
   Лили ахнула, но тут же обмякла, наконец осознав причину его внезапной грубой резкости. Он не злился, он просто хотел ее, хотел с отчаянным, необузданным нетерпением.
   Но и она тоже хотела его.
   Обвив руками его шею, она прильнула к нему. Ее губы раскрылись ему навстречу, и язык нетерпеливо заметался в неутолимой жажде упиться его вкусом.
   Застонав, Радолф схватил ее за талию, чтоб вместе с ней упасть на колени на мягкий, толстый ковер из листвы. Над ними залилась звонкой трелью коноплянка, и буки тихо зашелестели на прохладном ветерке.
   Разомкнув губы, они некоторое время только тяжело и отрывисто дышали. Может, они молились? Поразившись нелепости ситуации, Радолф чуть не рассмеялся. Что подумают его люди о своем командире, который, потеряв голову от похотливого желания, поволок девушку в лесную чащу?
   Но не уподоблялся ли он своему отцу, делая из себя дурака?
   Эта мысль охладила Радолфа настолько, что он едва сдержался, чтобы не оттолкнуть ее. В этот момент Лили положила ему на плечи свои легкие, как крылья бабочки, руки и, прильнув к нему, подняла губы ему навстречу. Радолфа вновь окатил рокочущий вал желания, и он склонился к ней, а она еще плотнее прижалась к нему. Сквозь ткань рубашки он ощутил твердость ее налитых сосков. Радолф заключил в ладонь одну из крепких округлых форм и почувствовал, что Лили дрожит. С ее губ сорвался стон. Если он немедленно не завладеет ею, то лопнет.
   Не заботясь о влажном грунте и еще более влажных листьях, Радолф сел на землю и оперся спиной о ствол дерева. Теперь он мог завладеть ею – быстро и без помех. Эта мысль показалась ему очень соблазнительной, но ему хотелось, чтобы и она получила удовольствие от совокупления не меньшее, чем он. И еще он хотел как можно дольше продлить эти минуты.
   Обхватив Лили за талию, Радолф притянул ее к себе, усаживая верхом на колени. Медленно и умело его теплые сильные руки проникли под подол ее сорочки, лаская и нежа шелковистую кожу, исследуя завитки и углубления плоти.
   От наслаждения Лили застонала и потянулась к нему, однако Радолф, обхватив ее за бедра, заставил ее замереть.
   – Нет, – прошептал он. – Вы слишком нетерпеливы, леди, ваш черед еще не пришел.
   Руки Радолфа гладили, ласкали и нежили ее до тех пор, пока у Лили голова не пошла кругом. Затем его пальцы скользнули в ее кудряшки между ног и погрузились во влажное тепло.
   Это было уже слишком. У Лили все поплыло перед глазами, ее губы приоткрылись, а он наблюдал за ней, и его глаза мерцали сквозь полуопущенные ресницы. От внутренней борьбы, связанной с преодолением желания, его лицо напряглось...
   Потянувшись к нему, Лили прижалась губами к его губам и почувствовала, как он вздрогнул. Его поцелуй углубился в тот момент, когда палец еще немного внедрился в ее тепло. Ахнув, Лили затрепетала, как подстреленная птица, опьяненная ощущениями, которые он в ней пробуждал. Двигаясь, палец повторял движения его языка во рту.
   Вскрикнув, Лили достигла апогея и, дрожа, впилась пальцами в грудь Радолфа. Он подождал, пока она успокоится, нежно поглаживая ее по спине и плечам, а затем поднял вверх ее платье и сорочку и наклонился вперед, чтобы поцеловать обнаженную грудь. Языком он пощекотал чувствительную кожу сосков, и Лили застонала. Зарывшись пальцами в его волосы, она притянула его голову ближе к себе.
   Внезапно он отстранился и, глядя в ее затуманенные страстью серые глаза, улыбнулся.
   – Теперь твой черед, – прошептал он.
   Когда Лили поняла его намек, нежная краска залила ее лицо. В какой-то момент в ее памяти пронеслись воспоминания о Воргене, пробудив горечь и сомнения, посеянные им в ее сердце. Он называл ее прикосновения отравой и мерзостью...
   Теперь она очень хотела дотронуться до Радолфа.
   Медленно, осторожно пробежала она руками вверх по его груди под рубашкой, поднимаясь к плечам. Под коричневой кожей бугрились на груди мускулы. Она подалась вперед, желая осыпать его грудь поцелуями. Жесткая волосяная поросль щекотала ей нос. Кончиком языка Лили покружила вокруг сосков и затем по груди спустилась вниз к твердой плоскости живота.
   Радолф застонал. Ему, очевидно, нравились ее прикосновения и поцелуи! Эта мысль придала ей храбрости.
   Пальцы Лили нащупали завязанные на поясе шнурки, но поначалу она медлила. Радолф нагнулся над ней, чтобы осыпать горячими поцелуями ее лицо и шею. Окончательно осмелев, она потянула за шнурки...
   Как только узел развязался, она стащила штаны вниз, чтобы увидеть... Увидеть то, чего так не хватало Воргену.
   Тогда она не представляла, что происходит с мужчиной, возжелавшим женщину. Радолф чуть-чуть отклонился назад, и Лили помедлила. Ее пальцы были прохладными по сравнению с кожей его живота. Вновь она вспомнила Воргена... это случилось помимо ее воли.
   – Продолжайте, леди. – От глубокого, томного голоса Радолфа по ее телу прокатилась волна дрожи. – Дотроньтесь до меня.
   Рука Лили поползла вниз и осторожно сомкнулась вокруг его твердости. Он был гладкий и большой, словно железо, обтянутое бархатом. Когда она слегка сжала ладонь, Радолф снова застонал и закатил глаза. Лили немедленно ослабила хватку и собиралась уже отпустить его, когда почувствовала, как поверх ее руки легла его ладонь, возвращая ей присутствие духа.