Беннетт Глория. Виражи любви

   – Я тоже так думаю. Хотя, конечно, мне хотелось бы ей рассказать, какой ты сильный и смелый, как ты его одной левой. Но, с другой стороны, я просто дура, что так попалась. Мама заведется на три дня и не будет меня никуда пускать. Ладно, я согласна.
   – На что? На первое или второе?
   – Слушай, я уже забыла: а что первое?
   – Первое – я мамин бойфренд...
   – А можно я не буду называть тебя папочкой»
   – Договорились! Дай пять и иди спать!
   – А мама где сейчас?
   – Догадайся с трех раз. Только не вредничав и не зови ее. А то, когда ты будешь выходить замуж, я тебе это припомню и буду выть пол окнами твоей спальни в первую брачную ночь.
   – У тебя такие далеко идущие планы? Собрался вести меня к алтарю? Сначала маму отведи...
   – Хоть завтра. Если она согласна...
   Когда Мишель вошел в свой номер, Рейчел уже одетая сидела в кресле возле двери.
   – Все о-кей. Она только что вернулась и спать легла. Я ее проводил.
   – Мне надо идти к ней.
   – Зачем? Она знает, что ты у меня. Все нормально. Она же большая девочка, все понимает.
   – Мне кажется, мы поторопились.
   – Знаешь, я всегда стараюсь говорить правду... в серьезных вещах. Зачем врать, скрываться? Ты свободна. Я свободен. Дженнифер не возражает. Что нам скрывать? И вообще, давай спать. Утром разберемся.
   Заснули они только под утро. Но едва забрезжил рассвет, Рейчел проснулась от счастья. Это безумие, подумала она и засмеялась. Но как же мне хорошо!
   Она осторожно вылезла из-под одеяла, но чьи-то крепкие руки уже схватили ее за талию и потянули обратно в постель. Через секунду Мишель наклонился над ней и спросил:
   – Ты не передумала?– Что я должна была передумать? Пусти, мне нужно под душ и чистить зубы.
   – Я дам тебе жвачку, она на тумбочке. Мы все решили? Мы вместе?
   – Как ты это себе представляешь?
   – Ну, мы договариваемся, что отныне спим только друг с другом, вдвоем появляемся на людях, даже можем поцеловаться в открытую. Вместе проводим уик-энды, а со временем попробуем пожить под одной крышей...
   – Детский сад какой-то. Тебе-то зачем это нужно? Мужчины любят свободу.
   – Когда ничего другого нет, остается любить ее, родную. Это же все выпендреж. Когда мужик не может кого-то сделать счастливым, он это декларирует лозунгами о свободе. Бог создал мужчину и женщину для совместной жизни, а не раздельной.
   – Это так заманчиво звучит. Я только что развелась вообще-то. И потом, я не хочу скрывать свой возраст. И меня будут напрягать косые взгляды моих друзей.
   – Значит, это не настоящие друзья. Гони их в шею. Если кто-то из моих друзей что-то вякнет, я его просто пошлю очень далеко. И он оттуда уже ко мне не вернется. Возраст – это условное понятие. Ты можешь выбрать себе любой возраст и зафиксировать его в своем мозгу. Ну, сколько лет тебе нравится?
   – Тридцать.
   – Отлично. Мне будет тридцать через три года, но я рано вышел в люди и чувствую себя лет на тридцать пять. Итак, я тебя старше на пять лет. Нормальная разница. С точки зрения обывателей, конечно. Мне кажется, надо собираться. Секс отложим до вечера. Дженнифер хотела куда-то сходить.
   Черт, сегодня же похороны! Сейчас восемь. Успеем, если выйдем через десять минут!
   Выехать удалось через двадцать. Завтракали в машине, закупив еду по дороге в местном «Макдоналдсе».
   – Я люблю есть в машине, – возбужденно говорила Дженнифер, жуя гамбургер.
   – Я тоже, – сказал Мишель. – Я вообще люблю дорогу. Едешь, останавливаешься. Кого-то встречаешь, что-то узнаешь. Здорово. А ты, Рейчел?
   – Не знаю. Для меня дорога – это командировка, поиск свидетелей, новых документов к делу, поездки на место преступления. Короче, работа. Хотя свою работу я люблю. Значит, и дорогу люблю. А ты не из тех мужчин, кто ревнует к работе?
   – Я что, псих? Я не понимаю слова «ревность». Если любишь женщину, то любишь и ее работу, ребенка, собаку, тещу, ее безделушки... В том смысле, что относишься к ним аккуратно и не садишься случайно на столик восемнадцатого века, который она только что купила на аукционе...
   – У меня нет такого столика. С чего ты взял?
   – Я выражаюсь образно. Просто моя кузина жаловалась мне на своего бойфренда. Она реставратор, обожает старинную мебель. А он без понятия. Может поставить пиво на книгу с гравюрами Доре. И она его выгнала в конце концов. Он не понял почему.
   – Может быть, она была слишком привередлива. Объяснила бы...
   – Всего не объяснишь. Короче, если ты дурак, то хотя бы развивай наблюдательность. Видишь, что гости не сморкаются в скатерть, значит, и ты не сморкайся. А этот тип был дурак с претензией на лидерство. Из серии «я вам покажу, кто в доме хозяин».
   ? А разве мужчины не все такие? – с интересом спросила Рейчел. Ей очень нравилось все, что говорил Мишель, и она каждый раз это с удовольствием отмечала.
   ? Авторитет – это такая штука. Тут одни штаны дело не решают.
   ? Правильно, главное, что в штанах, – вдруг выпалила Дженнифер.
   Мишель и Рейчел на секунду замолкли. Мишель хмыкнул, но, посмотрев на Рейчел, сдержался.
   ? И это тоже имеет место. Но не основное.
   ? Я имела в виду, женщины тоже носят брюки, ~ покраснев, пояснила Дженнифер. – А вы что подумали?
   ? Мы подумали... мы подумали... – И Рейчел вдруг захохотала.
   ? Я взял чересчур пафосную ноту, и вот что из этого вышло, – резюмировал Мишель, съезжая на дорогу, ведущую к дому Рейчел и Дженнифер. Он высадил женщин у гаража и поехал к себе переодеться для похорон.
   Дженнифер побежала в свою комнату приводить себя в порядок. Она тоже собиралась идти на похороны жены профессора Олдена. Этой ночью она поняла окончательно, что любит его. Мечты о нем сидели в ее головке постоянно с той самой встречи в баре. Теперь Дженнифер витала в облаках иллюзий. В повседневности все оставалось по-прежнему. Но рядом с реальностью существовала другая, мнимая реальность. В той другой реальности Дженнифер встречалась, целовалась, отдавалась, жила взрослой жизнью, ходила в гости, обустраивала свой и его дом. Эти мечты занимали ее полностью. И ей уже начинало казаться, что так и есть, что ее и Мэтью Олдена уже что-то связывает. И он тоже это чувствует и поймет ее с полуслова. Под аккомпанемент этих мечтаний и развод родителей, и неожиданный роман мамы были лишь фоном ее основной внутренней стихии. Она уже не жила жизнью родителей и не чувствовала себя их частью. Она существовала сама по себе и смотрела на события, случившиеся с ее родителями, глазами взрослого наблюдателя. Но в то же время Дженнифер наполовину оставалась ребенком. И там, где дело касалось ее собственной жизни, она рассуждала по-детски, смешно и наивно.
   В черной бархатной юбке и серой шелковой блузке с черным жабо она спускалась по лестнице, раздумывая, одалживать ли у мамы черную шляпку. Рейчел, разбиравшая почту, с удивлением взглянула на дочь.
   – Куда ты такая нарядная с утра пораньше собралась? \
   – Мама, я иду на похороны. Может быть, и ты пойдешь?
   – Это похороны, Бэмби. А ты спрашиваешь меня, словно речь идет о пикнике. Лично я не знакома с твоим профессором и не вправе навязывать ему свое общество в этот тяжелый день. Извини, ты уж слишком нарядно одета. Какой-то оперный траур. Я бы оделась попроще.
   – Ты так думаешь? Мне казалось, ему это понравится.
   – Да он даже не заметит, в чем ты одета. Но тебе самой будет неловко. Надень черные джинсы и белую рубашку. У тебя еще есть шотландская юбка в черную клетку и такая черная рубашечка простая. Сейчас только половина двенадцатого. Для бархата рановато.
   – Мама, ты всегда во все вмешиваешься. Впрочем, ты права. А то он подумает, что я рада. А цветы нужно дарить?
   – Ты знала покойницу? Дженни, ты слишком продавливаешь ситуацию. Я понимаю, тебе важно получить «эй» по литературе, но зачем уж так явно подлизываться? Просто скромно зайди, вырази соболезнование и незаметно уйди. Если ты будешь так рьяно добиваться хороших отметок, то вся твоя жизнь уйдет только на это.
   Но Дженнифер уже не слушала слова матери, она лихорадочно переодевалась. Вместо бархатной юбки достала серые широкие брюки. А блузку решила не переодевать. Времени было уже в обрез. Она вдруг решила обидеться на мать. Неужели она думает, что я буду из-за отметки нарочно ходить на похороны незнакомых людей? Почему она может влюбляться, а я нет?
 
   Дженнифер подъехала к Финерал-хаусу пять минут первого. В зале было полно народа. Профессор стоял в окружении незнакомых людей. Он был бледен и еще больше похудел. Дженнифер встала в стороне, не решаясь подойти. Когда все расселись, она увидела Мишеля, стоящего сбоку от входа. Судя по всему, он помогал с организацией похорон, потому что к нему все время подходил служащий похоронного бюро и что-то спрашивал. Дженнифер подошла к нему и встала рядом. Это был единственный шанс поймать Мэтью за рукав. Он наверняка должен будет подойти к Мишелю. Мишель улыбнулся ей и кивнул на свободный стул рядом. В это время кто-то выступал и говорил о покойной. Дженнифер почувствовала укор совести. Никто даже не мог представить, с какими мыслями в голове она тут сидит. На какую-то секунду ей показалось, что все это не имеет к ней никакого отношения, как и сам профессор. Но когда народ поднялся со своих мест и Мэтью, двигаясь по проходу, оказался с ней рядом, прежнее безрассудство снова охватило ее. Она вскочила с места и, схватив его за рукав, прошептала:
   – Мне очень жаль, сэр Мэтью, мне очень жаль... – Ее голос дрожал от волнения.
   Олден обнял ее, поцеловал и сказал:
   – Спасибо, спасибо, дорогая. Я очень тронут. – Потом он обратился к Мишелю. Надо было выносить гроб.
   Дженнифер поехала на кладбище. Всю дорогу и во время панихиды на могиле она старалась быть рядом с Олденом. Наконец гроб, усыпанный цветами, осторожно опустили вниз. Народ стал расходиться. Мишель подошел к Дженнифер. Она оглянулась. Мэтью шел к машине в стайке своих родственников, держа за руку десятилетнего сына.
   – Ты тоже к нам поедешь?
   – К сожалению, мне надо опять домой. Работа не закончена, а Леон где-то гуляет. Я застал дома только кучу мусора, гору грязной посуды и обрывки какой-то одежды. Я вам позвоню... Или приеду, но вечером, ближе к ночи.
   – Понятно. «Ночная птица прилетит и спальню криком огласит. Несешь ты счастье иль беду? Не лучше ль спать тебе в саду?» Дальше не помню.
   – А я даже и не знаю, откуда это. Ты, наверно, любимая студентка у профессора? Так хорошо знаешь литературу. До встречи...
   Дженнифер только сейчас заметила, что Мишель приехал не на мотоцикле, а на старом джипе. Домой ей ехать не хотелось, и она решила навестить Розу. А заодно разузнать, чем кончилась вечеринка.
   А Рейчел в это время разбирала утреннюю почту. Увидев конверт из адвокатской конторы Лос-Анджелеса, она тотчас вскрыла его. Прочитав письмо от адвоката, Рейчел почувствовала, как у нее холодеют руки и грудь. Карл требовал половину дома. Вернее, сумму за половину дома. И самое обидное, что он имел на это право по закону. Первая мысль Рейчел заключала только набор проклятий на голову бывшего мужа и желание ни за что не сдаваться. Но потом, быстро прокрутив в голове все варианты судебных разбирательств, она поняла, что рано или поздно дом придется продать, тем более что ни на что другое бывший муж не претендует. Все хлопоты, связанные с продажей, переездом, поиском нового жилья предстали перед ее мысленным взором, и она ужаснулась. На это уйдет куча времени, не считая финансовых потерь. От отчаяния она даже забыла про свое удивительное путешествие на Колониальный пляж. Начав разбирать почту, она забыла про автоответчик. Там было несколько сообщений. От подруги Эммы, с работы, от мамы. При мысли, что всем нужно что-то говорить, ей стало еще хуже. И вдруг она поняла, что только с одним человеком ей хотелось бы сейчас разговаривать. Этим человеком был Мишель. Она решила позвонить ему, но телефон зазвонил сам.
   – Привет! Как дела? – нежно и весело произнес голос Мишеля.
   – Все отлично. Как ты?
   – Нельзя сказать, что уж совсем отлично, я пришел домой с похорон, но если этого не считать, то все просто классно. А что на тебе сейчас надето?
   – На мне?.. Сейчас подумаю. На мне сейчас письмо адвоката моего бывшего мужа. Нам придется искать себе другую квартиру. А дом продавать.
   – Мой бог! Это уже окончательно? Ничего нельзя сделать?
   – Думаю, нет. Если хочешь, можешь помочь паковать вещи.
   – Слушай, у меня есть идея. Приезжай сейчас ко мне. На ланч. Я живу не в Вашингтоне, но недалеко от тебя. Запиши адрес и как доехать. Значит, едешь по Шестьдесят шестому шоссе на север...
   Рейчел послушно записала все указания Мишеля, не совсем понимая, почему она должна непременно к нему ехать, а не готовиться к завтрашнему дню и встрече со своей подзащитной. Об этом маленьком городке прямо за Вашингтоном ходили легенды. Говорили, что там даже у входа в школу стоит раздвижная решетка и двое полицейских каждое утро обыскивают приходящих школьников на предмет наличия огнестрельного оружия.
   Дженнифер позвонила ей на мобильный, когда Рейчел переезжала Кей-бридж.
   – Слушай, мам, я тут прочла бумагу от адвоката. Мы теперь будем бездомными. Так, что ли? Ты ему это спустишь?
   – Не волнуйся. Купим себе другой дом. А этот продадим. Все по закону. Муж и жена делят имущество: половина ему, половина ей. Снимем что-нибудь пока...
   – Мамми, давай я съеду в общежитие! Я давно хотела, но... а сейчас самое время. И вообще, дом покупай для себя. А я буду себе снимать...
   – Ты тоже хочешь меня бросить?
   – Да нет же. Но все живут в общежитии. И тебе будет легче найти квартиру. Все не так плохо. Конечно, если бы папа нас так не подставил, я бы никуда не уехала...
   – Ладно, обсудим дома. Я сейчас за рулем и не могу понять, куда мне ехать...
   Рейчел не знала, расстраиваться ей или сохранять философское спокойствие. Может быть, и вправду, пока она продает дом, Дженни лучше пожить в общежитии? Куда только девать все их вещи, накопленные годами?
   Как ни странно, но домик Мишеля Рейчел нашла довольно быстро. Это был таун-хаус, типичный для городского квартала. Даже с каким-то подобием цветника под окнами. Но сама улица была ниже среднего. Отсутствие зелени и летящий по мостовой бумажный мусор говорили о весьма низком уровне жизни обитателей.
   Она постучала в дверь, но дверь была не заперта и бесшумно отворилась. Из кухни неслись аппетитные запахи. Мишель выбежал ей навстречу в фартуке. Неприличный рисунок на клеенке рассмешил Рейчел и покоробил одновременно. На фартуке был изображен мужской торс без трусов, с бантиком на фаллосе, находящемся в боевой готовности.
   – Извини, я знаю, это пошло, мне его подарил Леон. Но, так как фартук у меня один, я им иногда пользуюсь. Я разделывал мясо, брызги так и летели. Если тебе не нравится, я его выброшу.
   – Да нет, носи, пожалуйста. А ты умеешь готовить? Как мило.
   ? Я все умею делать. И готовить тоже. Садись, отдыхай. Сейчас будет кулинарное шоу.
   Рейчел оглядела большую гостиную. Старинная мебель. Кожаный диван. Неплохая живопись на стенах. Разумеется, навороченная аппаратура. Рейчел не любила кожаную мебель, пригодную разве только для офиса или кабинета. По ее мнению, кожа, плюш – эти дешевые подделки под высший свет – на самом деле изобличают принадлежность к мещанскому сословию и плохому вкусу. Но в квартире молодого холостяка это еще можно позволить. Немного темновато, шторы и светильники уродливые и явно приобретенные по случаю. А наверху, на втором этаже, наверно, ужасный беспорядок и вещи падают на тебя при одном движении в сторону дверцы шкафов.
   – Итак, леди! Кушать подано! – Мишель снял фартук и галантно предложил Рейчел руку. За дверью из гостиной была небольшая столовая, плавно переходящая в кухню. Задняя стена кухни выходила на дворик-патио. В столовой стоял огромный круглый стол, весь заваленный пакетами и заставленный посудой. А также старинный комод на львиных лапах, с деревянной львиной мордой на круглом медальоне, украшавшем его заднюю высокую спинку. Мишель вывел Рейчел в патио. И тут она восхищенно всплеснула руками. Это был настоящий античный дворик. С выложенным плиткой полом, фонтанчиком, льющимся изо рта какого-то античного чудовища. По высокому забору вился плющ. В кадках росли мирт, розмарин, елочка и маленький кипарис. С навеса спускались корзины с живыми цветами. А справа росли жасмин и розовая азалия. На мангале жарилось мясо. А на накрытом белой скатертью столе живописно смотрелись огромные глиняные блюда с зеленью и фруктами. Рейчел села на плетеное кресло и сразу оценила изысканность сервировки. Все столовые приборы были из старинного серебра, тарелки из тонкого фарфора, а бокалы для вина и воды из хрусталя. Мишель поставил блюдо с мясом на середину стола.
   – Леди, что вам налить?
   – Я потрясена. А за забором случайно не прячутся музыканты?
   – Намек понял. Сейчас будет музыка.
   – Нет, нет, хочу тишины. Я ошарашена роскошью твоего приема. Честно говоря, я рассчитывала на пластмассовые тарелки и обед из «Макдоналдса».
   – То есть я такое произвожу впечатление? Вы ошиблись. Я наследник старинного рода и вынужден скрываться в изгнании. А если серьезно, все это я получил в наследство. Это был бабушкин дом. Когда она с дядей купила его, он располагался в хорошем районе. Но за двадцать лет произошла миграция, и теперь я живу в осаде у двух враждующих группировок. На одном углу торгуют наркотиками. А на другом – оружием. Но к нам, последним потомкам южной аристократии, здесь относятся весьма лояльно.
   – А дом твоих родителей? Он остался цел?
   – Но они жили не здесь, а довольно далеко отсюда. Так далеко, что даже сдавать их дом не имеет смысла, а продавать жалко. Я туда езжу раз в год, пыль вытирать. Почему ты ничего не ешь?
   – Сейчас. Моя дочь огорошила меня сообщением, что хочет жить в общежитии.
   ? Это нормально. Все студенты живут в общежитии.
   ? Но все студенты возвращаются на каникулы к себе домой.
   – Рейчел, я собственно и позвал тебя... Нет, я позвал тебя еще и просто так, но к слову... переезжай ко мне! У меня большая квартира для одного. Леон может ночевать дома. Мастерскую мы перенесем в другое место. Да я и вообще ее прикрою. Я послал свое резюме в одну крутую фирму. Там вице-президент мой бывший однокурсник. Давай жить вместе, раз так получилось. А если тебе будет плохо, ты всегда можешь съехать. А пока спокойно продавай дом и делай все, что надо.
   ? Мишель, это так неожиданно. Я не знаю.
   – Да вся жизнь сплошные неожиданности. Твой развод – неожиданность, наша встреча тоже неожиданность. У тебя забирают полдома – это тоже неожиданность. Приплюсуем к этому и твой переезд, раз уж пошла такая полоса.
   Рейчел почувствовала, что давившая на нее тяжесть от случившегося вдруг ослабла, и заплакала. Что-то подсказывало ей, что она должна согласиться на предложение Мишеля. И даже не потому, что так будет выгодно в финансовом смысле, а потому, что ей будет намного легче и морально. Мишель обнял ее и вытер слезы салфеткой.
   ? У тебя даже есть салфетки с монограммой, – заметила Рейчел, всхлипывая. – Бабушкины?
   – Не переживай. Мы закажем новые. С нашими инициалами...
   – Какой ты смешной!
   Визит затянулся и плавно перешел в нечто иное. Обед сменился фиестой в спальне, где кроме огромной кровати стоял такой же огромный телецентр.
   – Это вредно, – заметила Рейчел, переводя дыхание после поцелуя и кивая на темный экран, мерцающий в ногах.
   Мишель, целуя ее лоно, что-то промычал. Потом поднял голову и оглянулся на телевизор.
   – Переставим. Куда скажешь. Делай здесь все по-своему. Даю карт-бланш. Я тебя ужасно люблю. Если скажешь прыгнуть голым из окна и побежать так к Белому дому, я это сделаю. А телик – ерунда...
   Рейчел, смеясь, перевернула Мишеля навзничь и села сверху. Боже, какой же он красивый! Я сойду с ума от его тела. Зачем я влюбилась? Это скоро кончится. Но сегодня он мой и я его никому не уступлю! – подумала она, но вскоре думать было уже некогда и не о чем. Дневной свет пробивался сквозь плотные шторы. Когда они закончили любить друг друга, солнце уже не било в окно, а нежно голубело сумеречным светом.
   – Мне надо домой, – прошептала Рейчел.
   – Поедем вместе. Решим, как ты будешь паковаться.
   – Это несложно.
   – Мужская помощь необходима.
   – Я привыкла обходиться без нее. Мой муж был...
   – Пожалуйста, не рассказывай о нем. Я ревную.
   – Ты говорил, что тебе неизвестно понятие «ревность»...
   – Я себя переоценил. Просто не будем вспоминать других в нашей постели, ладно?
   – Ты и к работе будешь меня ревновать? У меня завтра серьезное дело.
   – Я сам люблю работать. А ты будешь мне рассказывать о своих делах?
   – Если хочешь.
   – Вот-вот. Лучше рассказывай мне о своих убийцах, а не о любовниках. Так будет лучше.
   – У меня не только убийцы. Хотя в последнее время – да. Ты читал о Мэри Роджерс?
   – Эта та девица, что укокошила своих родителей-миллионеров? Ты ведешь это дело? Круто!
   – Только она их не убивала. Вот видишь, даже такой добрый и умный человек, как ты, вынес обвинение до суда. А чего ждать от обывателей и журналистов?
   – Не любишь журналистов?
   – Ненавижу! Продажные и самонадеянные невежды.
   – Однако ты недавно давала интервью журналу... Я хорошо знаю журналистов. Моя бывшая девушка работала репортером.
   – Мы, кажется, договорились не вспоминать других в нашей постели...
   – Извини. Но, послушай, она же не может ничего сказать в свое оправдание.
   – Да я не хочу о ней слышать!
   – Я говорю об этой Роджерс! У нее даже алиби нет.
   – Алиби нет. Но мы над ним работаем. Плохо, конечно, что она не пример для подражания. Наркотики, подозрительные связи. Но я чувствую, что она не убивала. Такие раздолбайки не способны к холодному обдумыванию убийства.
   – Но они могут это сделать под кайфом или сгоряча.
   – Если бы была ссора. А убийство произошло в охотничьем домике.
   – А где она была в это время? И какая охота в июне? Их туда зачем-то вызвали!
   – Я вижу, ты регулярно смотришь телевизор.
   – Случайно попал на эту передачу. Мой сосед сказал, что показывают подружку Гранта, и попросил пустить посмотреть. У него свет вырубили за неуплату. Мне и пришлось смотреть с ним вместе. Чтобы не спер чего-нибудь.
   – Что за Грант такой, какая подружка?
   – Грант – это прозвище одного придурка из местной банды. Мой сосед уверял, что эта Мэри с ним спала. Но их слушать – сама понимаешь.
   Рейчел соскочила с кровати.
   – И ты молчал! – Она начала быстро собираться, а Мишель изумленно смотрел на нее.
   – Я не совсем врубился. Что я должен был сказать тебе?
   – Дай мне адрес этого Гранта!
   – Понятия не имею. Сейчас позвоню соседу. Если он мне скажет, конечно.
   Мишель встал с кровати и, одевшись, спустился вниз. Оказывается, он отключил все телефоны. В том числе и телефон Рейчел, который она оставила на столике в гостиной.
   Узнав об этом, Рейчел вспыхнула и хотела выразить свое возмущение, но сдержалась. Мишель в это время говорил по телефону с соседом. Тот оказался на удивление покладистым и адрес сообщил.
   – Мишель, я должна туда поехать.
   – С ума сошла?! Поехали вместе.
   Дом они нашли быстро. Мишель решительно постучал в дверь. Дверь открыла толстая черная тетка. Она застыла на пороге и с воинствующим интересом посмотрела на Мишеля и Рейчел.
   – А где Грант? – спросил Мишель.
   – А зачем он вам? Он вам деньги должен, что ли?
   Рейчел лучезарно улыбнулась.
   – Мы просто хотим с ним поговорить. Тетка вздохнула и крикнула в пространство:
   – Сэм! С тобой одна белая леди хочет поговорить!
   Появился черный верзила в широких штанах и белой майке.
   – Я тебя знаю, ты на соседней улице живешь, – добродушно заметил верзила Сэм, он же Грант. – Мэм, а вы откуда?
   – Слушай, я знаю, что ты встречаешься с Мэри. Что у вас с ней? Когда вы виделись в последний раз?
   – А тебе какое дело? Ты из полиции?
   – Сэм. Это важно. Я ее адвокат.
   – Это она вас прислала?
   – В общем, да. Она ждет от тебя помощи.
   – Она так и сказала? А мне она совсем другое говорила.
   – Я не знаю, о чем вы между собой ворковали, но ее дела очень плохи. Когда вы виделись в последний раз?
   – В тот самый день. Ну вы знаете, когда ее папашу грохнули. С мамашей. Она ко мне с утра приехала. И уехала потом, как всегда. А я пошел к ребятам...
   – Когда это было? Утром?
   – Утром, до трех примерно. Но она мне не велела это говорить никому. Она мне позвонила и сказала, чтобы я забыл о ней. Ну и хрен с ней, мне уже все это было не в кайф. Правда, она в тот день обещала поговорить с папашей насчет работы для меня. Ну а теперь все это накрылось одним местом.
   – А вы с ней часто встречались?
   Но в это время мамаша Сэма вышла из кухни.
   ? Может, вы войдете в дом, а не будете стоять на пороге? Я всегда говорила своему придурку, что эта белая сучка до добра не доведет. Вот ей поделом... Она же каждое утро к нему прикатывала. И он не работал из-за нее, а она небось родителям тоже врала, что учится. Как же, какое там учение, весь дом ходуном ходил... Да еще его подбивала траву ей покупать! Как он из-за нее в тюрьму не угодил, один Бог знает...
   – Мать, заткнись! Чего ты несешь?! Они из полиции, блин!
   – Мы не из полиции. Мы вас прикроем, если что! – воскликнул Мишель. – Однако ваш сын тоже не святой. Чего уж все на девушку-то валить!
   Рейчел толкнула его в бок.
   – Молчи! Пускай она все выскажет, не зли ее!
   – Он мужчина, а девушка должна быть поскромнее. Й ведь, что самое противное, она же меня не замечала, будто я тут прислуга! Даже не здоровалась толком. Хмыкнет – и мимо. Она им пользовалась, я же говорила ему: «Она тобой пользуется!». А он думал, богатую девочку подцепил. Надо было с нее деньги брать. Она мне кровать сломала, кобыла!