Страница:
– Ох! – воскликнула она, уколов булавкой палец.
– Помочь? – спросила Франческа, поднявшись на балкон, возвышавшийся над галереей. И стоило ей как следует рассмотреть костюм подруги, как ее фиалковые глаза радостно вспыхнули. – О, Розалинда, ты выглядишь… потрясающе!
– По-моему ты слишком дипломатично выразилась. Слава Богу, что пришла, Фрэнни. Я почему-то разволновалась, а мой костюм еще не завершен. Как там гости?
– Все только и говорят о твоем последнем скандале.
– Вот и хорошо!
– Да, слежка за пуританами была просто гениальным ходом. Ты непременно должна мне обо всем рассказать.
– Ах это, – пожала плечами Розалинда. – Нет ничего такого, чего бы я не сделала для дорогого друга.
– Собравшиеся не поверят, что ты, переодевшись, имела наглость отправиться в город.
– Иначе труппа Уилла оказалась бы в беде. Тем более что при дворе они впали в немилость.
– Пожалуй, ты и впрямь чудачка, – с восхищением сказала Франческа. – Тебе все по плечу…
– Мужчине позволительно шпионить, а мне почему нельзя?
– Может, тебе и не стоит сегодня шокировать всех участием в представлении. Ты и без того считаешься достаточно чудаковатой.
– Нет, я зашла уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Ты ведь не перестанешь любить меня, как бы ни обернулось дело?
– Конечно! – Франческа порывисто обняла подругу. – Знай, в этом нелепом наряде я полюбила тебя еще больше. А теперь надо посмотреть повнимательнее. Повернись.
Розалинда так и поступила. Вытянув руки, она продемонстрировала гроздья винограда на груди и фиговый листок, вызывающе красовавшийся на ее юбке. Из-за обручей кринолина листок был не совсем на месте, но намерение Розалинды угадывалось вполне определенно. Из-под ее головного убора свисали клубнички. Теперь, когда Розалинда повернулась, стаю совершенно ясно, что она – ходячий рог изобилия.
Сзади, пониже талии, к платью крепились две булочки, да так хитро над кринолином, что не мешали Розалинде садиться. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять и значение фиг, украшавших низкий вырез платья сзади. Франческа безудержно расхохоталась.
– О, дорогая, ты вульгарнее самого последнего шута в лондонском театре!
– Я не переусердствовала? Ведь предполагается, что я изображаю богиню урожая.
Франческа тотчас успокоила подругу:
– Все исключительно уместно, Розалинда. Тебе ведь надо шокировать публику! Так пусть ни у кого не останется сомнений, что ты хозяйка своей жизни, и никто не сможет заставить тебя покориться.
– Пусть попробуют, – усмехнулась Розалинда и радостно чмокнула подругу в щеку. – Спасибо за поддержку. Не напрасно я считаю тебя своей самой лучшей подругой.
– Тогда слушай внимательно. Только что прибыл некий сеньор де Монтейл. Я сказала ему, что ты очень хочешь с ним поближе познакомиться.
– Сеньор де Монтейл. Он…
– Очень стар, – деловито сообщила Франческа. Розалинда задумалась лишь на мгновение.
– Хорошо. Он стар и иностранец, а значит, подходящий претендент на мою руку. Я встречусь с ним в саду после представления.
– Тайные встречи в саду? – произнес кто-то у нее за спиной. – Какие же новые интриги вы задумали, негодницы?
При звуке бодрого, хорошо поставленного мужского голоса обе дамы обернулись.
– Уилл Шекспир! – Розалинда порывисто бросилась к нему навстречу. – Я так рада что вы пришли!
Осмотрев ее с ног до головы, джентльмен с каштановой бородкой, в шикарном черном камзоле скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
– Ваш вид напомнил мне о том, что я не ел с тех пор, как покинул Стратфорд.
– Господин Шекспир, неужели это неудачный намек на столь изобильный наряд хозяйки вечера? – игриво поинтересовалась Франческа.
Поднеся руку Фрэнни к губам, Шекспир галантно поцеловал ее.
– Леди Халсбери, я не позволил бы себе такой неучтивости. Розалинда – одна из самых добрых покровительниц моего театра. – С сомнением покачав головой, он добавил: – Однако должен заметить, дорогая Роза, вы удивили даже меня, мастера непристойностей.
Решимость Розалинды растаяла на глазах.
– Я переусердствовала? – испуганно спросила она.
– Для богини урожая? Нисколько. Пойдемте, вам надо подышать свежим воздухом. У нас еще есть время. Мы с вами пройдемся по саду и, возможно, подыщем подходящую травку в качестве колосков. Вам наверняка понадобится веер, чтобы охладить тот пыл, который вы, дорогая богиня, без сомнения, вызовете у окружающих.
– Пыл… – с трудом повторила Розалинда, когда Шекспир увлек ее к лестнице, ведущей на террасу.
Глава 3
Глава 4
– Помочь? – спросила Франческа, поднявшись на балкон, возвышавшийся над галереей. И стоило ей как следует рассмотреть костюм подруги, как ее фиалковые глаза радостно вспыхнули. – О, Розалинда, ты выглядишь… потрясающе!
– По-моему ты слишком дипломатично выразилась. Слава Богу, что пришла, Фрэнни. Я почему-то разволновалась, а мой костюм еще не завершен. Как там гости?
– Все только и говорят о твоем последнем скандале.
– Вот и хорошо!
– Да, слежка за пуританами была просто гениальным ходом. Ты непременно должна мне обо всем рассказать.
– Ах это, – пожала плечами Розалинда. – Нет ничего такого, чего бы я не сделала для дорогого друга.
– Собравшиеся не поверят, что ты, переодевшись, имела наглость отправиться в город.
– Иначе труппа Уилла оказалась бы в беде. Тем более что при дворе они впали в немилость.
– Пожалуй, ты и впрямь чудачка, – с восхищением сказала Франческа. – Тебе все по плечу…
– Мужчине позволительно шпионить, а мне почему нельзя?
– Может, тебе и не стоит сегодня шокировать всех участием в представлении. Ты и без того считаешься достаточно чудаковатой.
– Нет, я зашла уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Ты ведь не перестанешь любить меня, как бы ни обернулось дело?
– Конечно! – Франческа порывисто обняла подругу. – Знай, в этом нелепом наряде я полюбила тебя еще больше. А теперь надо посмотреть повнимательнее. Повернись.
Розалинда так и поступила. Вытянув руки, она продемонстрировала гроздья винограда на груди и фиговый листок, вызывающе красовавшийся на ее юбке. Из-за обручей кринолина листок был не совсем на месте, но намерение Розалинды угадывалось вполне определенно. Из-под ее головного убора свисали клубнички. Теперь, когда Розалинда повернулась, стаю совершенно ясно, что она – ходячий рог изобилия.
Сзади, пониже талии, к платью крепились две булочки, да так хитро над кринолином, что не мешали Розалинде садиться. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять и значение фиг, украшавших низкий вырез платья сзади. Франческа безудержно расхохоталась.
– О, дорогая, ты вульгарнее самого последнего шута в лондонском театре!
– Я не переусердствовала? Ведь предполагается, что я изображаю богиню урожая.
Франческа тотчас успокоила подругу:
– Все исключительно уместно, Розалинда. Тебе ведь надо шокировать публику! Так пусть ни у кого не останется сомнений, что ты хозяйка своей жизни, и никто не сможет заставить тебя покориться.
– Пусть попробуют, – усмехнулась Розалинда и радостно чмокнула подругу в щеку. – Спасибо за поддержку. Не напрасно я считаю тебя своей самой лучшей подругой.
– Тогда слушай внимательно. Только что прибыл некий сеньор де Монтейл. Я сказала ему, что ты очень хочешь с ним поближе познакомиться.
– Сеньор де Монтейл. Он…
– Очень стар, – деловито сообщила Франческа. Розалинда задумалась лишь на мгновение.
– Хорошо. Он стар и иностранец, а значит, подходящий претендент на мою руку. Я встречусь с ним в саду после представления.
– Тайные встречи в саду? – произнес кто-то у нее за спиной. – Какие же новые интриги вы задумали, негодницы?
При звуке бодрого, хорошо поставленного мужского голоса обе дамы обернулись.
– Уилл Шекспир! – Розалинда порывисто бросилась к нему навстречу. – Я так рада что вы пришли!
Осмотрев ее с ног до головы, джентльмен с каштановой бородкой, в шикарном черном камзоле скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
– Ваш вид напомнил мне о том, что я не ел с тех пор, как покинул Стратфорд.
– Господин Шекспир, неужели это неудачный намек на столь изобильный наряд хозяйки вечера? – игриво поинтересовалась Франческа.
Поднеся руку Фрэнни к губам, Шекспир галантно поцеловал ее.
– Леди Халсбери, я не позволил бы себе такой неучтивости. Розалинда – одна из самых добрых покровительниц моего театра. – С сомнением покачав головой, он добавил: – Однако должен заметить, дорогая Роза, вы удивили даже меня, мастера непристойностей.
Решимость Розалинды растаяла на глазах.
– Я переусердствовала? – испуганно спросила она.
– Для богини урожая? Нисколько. Пойдемте, вам надо подышать свежим воздухом. У нас еще есть время. Мы с вами пройдемся по саду и, возможно, подыщем подходящую травку в качестве колосков. Вам наверняка понадобится веер, чтобы охладить тот пыл, который вы, дорогая богиня, без сомнения, вызовете у окружающих.
– Пыл… – с трудом повторила Розалинда, когда Шекспир увлек ее к лестнице, ведущей на террасу.
Глава 3
Они медленно прогуливались вдоль каменной террасы, окружавшей дом, и любовались цветущим садом. Только отсюда можно было оценить по достоинству геометрические рисунки цветочных клумб и фонтанов, живописные лабиринты из кустарника, шпалеры и неоримский бельведер в глубине.
Нежные запахи дельфиниума, гвоздик и анютиных глазок над цветником смешивались с ароматом душицы, мирта и розмарина. Поодаль находился яблоневый сад, где уже зрели плоды, а вокруг него в огромном лесном парке привольно жили олени.
– Вы унаследовали одну из красивейших усадеб во всей Англии, – сказал Шекспир, окидывая раскинувшийся перед ними пейзаж проницательным взглядом.
– Непременно опишите ее в вашей следующей пьесе. Над чем вы сейчас работаете?
– Секрет. – В уголках светящихся умом глаз Шекспира появились лукавые морщинки. Мягкий ветерок трепал его длинные, до плеч, волосы, открывая взору небольшое золотое колечко в левом ухе. Он был всего на несколько лет старше Розалинды. Красивый мужчина, но что гораздо важнее – мягкий, остроумный человек и добрый друг.
– Я трепещу при одной лишь мысли о том, какую блестящую пьесу вы вскоре вновь поставите в своем театре.
– Дорогая Розалинда, моя работа не настолько глубока. Я пишу лишь затем, чтобы привлечь зрителей в наш театр. Если на моих пьесах зал полон, значит, мне причитается существенная доля дохода. В душе я меркантилен.
– Нет, вы поэт. Взять хотя бы ваши сонеты. И оды вашей темноволосой даме, – деликатно заметила Розалинда, по-прежнему желая, чтобы он рассказал о женщине, вдохновившей его на такие страстные излияния.
Кто она – чернокожая красавица? Необыкновенная любовница? Или темноволосая вдова, впервые открывшая ему, что такое любовь? А может, она видение? Или она – это он? Что творится в голове такого выдающегося и такого скромного человека? Нет, Розалинда спрашивать не станет. Она знает, где заканчиваются рамки их дружбы. Шекспир всегда был очень сдержан. Он мало говорил о жене, жившей в Стратфорде, не упоминал он и о трагической смерти своего одиннадцатилетнего сына, Гамлета, случившейся четыре года назад. «Уже один только разговор на эту тему, возможно, лишит его того вдохновения, которое делало его поистине блестящим поэтом», – решила Розалинда.
– Я всего лишь актер и пишу только для того, чтобы поддержать свою труппу. – Он нежно потрепал ее по руке.
Розалинда улыбнулась.
– Сомневаюсь, сэр, – философски заметила она.
– Неужели? Ну тогда я, возможно, поставщик театральной грязи, которая развращает добропорядочных англичан.
– А теперь вы говорите так же неискренне, как пуритане.
Он хмыкнул:
– Я их уже не боюсь. Наш новый покровитель занимает при дворе очень высокое положение. – Посерьезнев, Шекспир добавил: – Но в случае реальной опасности я всегда могу положиться на Розу Торнбери. – Он расплылся в улыбке, глядя на нее, и Розалинда вспыхнула от гордости. – Вы удивительная женщина, леди Розалинда!
Внезапно поблизости раздались удивленные возгласы дам, прогуливавшихся по террасе. Леди чуть ли не пальцем показывали на ее костюм, но Розалинда ничуть не смутилась.
– Я хотел бы когда-нибудь отблагодарить вас за то, что вы шпионили. – Шекспир лукаво усмехнулся. Он обожал навешивать Розалинде самые жуткие ярлыки, потому что при дворе она слыла дамой безупречной нравственности, правда, чуть мечтательной. – Если я что-либо могу для вас сделать…
Розалинда внимательно вгляделась в его лицо, в его мудрые и проницательные глаза. Судя по всему, он был искренне ей благодарен. Но способен ли он в знак благодарности выполнить самое заветное ее желание?
– Вряд ли кто-либо в состоянии исполнить мою мечту…
– Что же эго за мечта? Что?
Она повернулась к нему, преодолевая страх, лишавший ее дара речи. Никто и представить себе не мог, как много она хотела. Она желала такого эфемерного наслаждения, что даже боялась сказать об этом.
– Ну же, Роза, скажите.
– Я хочу увидеть, как написанные мною слова слетают с губ актеров.
В глазах его промелькнуло недоумение, сменившееся жалостью.
Пытаясь как-то оправдаться, Розалинда торопливо добавила:
– Я хочу писать пьесы, Уилл, как вы. Я могу, я знаю, что могу! Я пишу уже много лет.
Он склонял голову набок и грустно улыбнулся.
– Дорогой друг, у вас сердце поэта, заключенное в тело женщины.
– Но это не значит, что я не могу писать!
– Это значит, что даже Бурбаджу, звезде нашей труппы, будет чертовски трудно продать билеты на спектакль с вашим именем.
– Мне нет дела до продажи билетов! – воскликнула Розалинда, хватая его за руки. Увидев следы чернил на его пальцах, она тепло улыбнулась ему. – Я хочу дать жизнь моим словам, как и вы. Вот и все.
– Вы многого просите, учитывая, что у меня мальчики играют женские роли.
– Я не собираюсь играть. Мне не нужны аплодисменты. Я хочу творить. – Она вдруг сложила ладони вместе, словно умоляла Бога помочь ей убедить мэтра. – Хочу создать нечто большее, чем я сама. Что-то вечное. Франческа утверждает, что большинство женщин становятся отражением своих мужей. Я одинока и хочу посвятить себя иному. Слова обладают волшебной силой, Уилл… – Розалинда внезапно осеклась и самоуничижительно улыбнулась. – Я осмелилась учить Мастера?! Простите меня. Я, должно быть, кажусь вам самоуверенным подмастерьем.
– Сочувствую вам, Розалинда. Вас околдовала муза. Видя ваше затруднение, как я могу отказать? Дайте мне посмотреть ваши пьесы, и если они того стоят, то труппа лорда-гофмейстера сыграет несколько сцен.
Сердце в ее груди едва не оборвалось. В воздухе больше не пахло дельфиниумом и гвоздиками. Или она уже не дышит?
– Вы серьезно, Уилл?
– Только для избранных, учтите.
– Разумеется.
– Но предупреждаю: это бесплодное занятие. Я голодал бы, если бы больше не мог играть и жил только на доходы от своих сочинений. И мы не вправе назвать ваше имя.
– Нет-нет, конечно. Я не нуждаюсь в оплате. Достаточно будет просто слышать свой текст, видеть реакцию публики, тронуть кого-то до слез, а потом рассмешить… – У нее голова пошла кругом от открывающихся возможностей, и она порывисто обняла благодетеля.
– Как счастлив будет тот, кто женится на вас, Розалинда! – негромко засмеялся он.
Она отстранилась и посмотрела в его задумчивые глаза. Улыбка ее померкла.
– Я не хочу замуж. Муж пожелает стать моим господином, моей жизнью..
– Превосходство по праву, как заметят некоторые.
– Те, кто способен принадлежать. Но только не я.
– Вы упрямая женщина, Розалинда.
– Да, мой добрый сэр, и нравлюсь себе такой.
– И мне тоже, – признался Шекспир, посмеиваясь и поглаживая короткую каштановую бородку.
– Вы всегда такой чуткий, Уилл. Больше склонны задавать вопросы, чем высказывать суждения.
– Это долг поэта, – ответил он. – Я наблюдатель человеческой натуры.
– Господин Шекспир, представление начинается, – послышался голос с террасы.
– О Боже! – воскликнула Розалинда и испуганно вздрогнула.
Шекспир озорно улыбнулся и хлопнул в ладоши.
– Ваше время пришло, прилетело на крыльях судьбы. – Он протянул ей руку. – Пойдемте.
– Да, конечно. Там, среди зрителей, будет и Франческа. Она сказала, что станет моими глазами и ушами.
– Ей несказанно повезло, – галантно заметил Шекспир.
Прошло совсем немного времени, и Шекспир буквально вытолкнул трясущуюся от страха Розалинду на сцену, заполненную музыкантами и танцорами в причудливых костюмах. Сердце ее так бешено колотилось, что на мгновение она забыла текст. Но не сдалась, а, набравшись духу, начала выступление, которое так долго и так тщательно репетировала.
– Я – богиня урожая, – начала она.
– Неужели эти виноградные гроздья прикреплены к ее… к ее… – удивленно воскликнул кто-то из зрителей.
– Да, они прикреплены к ее груди! – отозвался другой, и толпа разразилась громким хохотом.
У Розалинды едва не подкосились ноги, но она тут же овладела собой. Ведь смех – это очень хорошо, это значит, что публике весело.
– Я была надеждой и спасением пахарей и фермеров, умных и дураков, – продолжила она уже окрепшим голосом. Осмелев, она даже шагнула вперед. – Пойдемте, и я покажу вам свои закрома. – Казалось, Розалинда всю жизнь провела на подмостках. – Я служу обогащению земли, приношу плоды…
Ее заглушил новый взрыв смеха. Она переждала и продолжила, впервые в жизни испытывая настоящий восторг.
А в это время Франческа поспешно пробиралась сквозь толпу зрителей, среди которых было немало влиятельных господ. Удивительно, но мужчины не цокали осуждающе языками и не качали головами, как некоторые женщины, – они либо глупо улыбались, либо смотрели спектакль с восхищением. Конечно, в огромных залах и галереях Лондона разыгрывались и более непристойные сцены, но никогда еще исполнительницей главной роли не была дочь графа.
Сеньора де Монтейла едва не хватил удар от вожделения. Приоткрыв свой беззубый рот, он прижимал руку к сердцу так, словно боялся, что оно выскочит.
– Итак, сеньор, что вы думаете о Розе из Торнбери? – спросила его Франческа.
– Она великолепна. Неотразима. Потрясающа!
– После выступления вы наверняка застанете ее в саду. Возможно, вам удастся остаться с ней наедине.
– Я сейчас же поспешу в сад. Никогда не знаешь, как долго плод будет оставаться на ветви.
Он многозначительно улыбнулся и заковылял к выходу. А Франческа вновь убедилась, что возраст – не помеха для развратника, и тут же усомнилась в разумности своего поступка.
Нежные запахи дельфиниума, гвоздик и анютиных глазок над цветником смешивались с ароматом душицы, мирта и розмарина. Поодаль находился яблоневый сад, где уже зрели плоды, а вокруг него в огромном лесном парке привольно жили олени.
– Вы унаследовали одну из красивейших усадеб во всей Англии, – сказал Шекспир, окидывая раскинувшийся перед ними пейзаж проницательным взглядом.
– Непременно опишите ее в вашей следующей пьесе. Над чем вы сейчас работаете?
– Секрет. – В уголках светящихся умом глаз Шекспира появились лукавые морщинки. Мягкий ветерок трепал его длинные, до плеч, волосы, открывая взору небольшое золотое колечко в левом ухе. Он был всего на несколько лет старше Розалинды. Красивый мужчина, но что гораздо важнее – мягкий, остроумный человек и добрый друг.
– Я трепещу при одной лишь мысли о том, какую блестящую пьесу вы вскоре вновь поставите в своем театре.
– Дорогая Розалинда, моя работа не настолько глубока. Я пишу лишь затем, чтобы привлечь зрителей в наш театр. Если на моих пьесах зал полон, значит, мне причитается существенная доля дохода. В душе я меркантилен.
– Нет, вы поэт. Взять хотя бы ваши сонеты. И оды вашей темноволосой даме, – деликатно заметила Розалинда, по-прежнему желая, чтобы он рассказал о женщине, вдохновившей его на такие страстные излияния.
Кто она – чернокожая красавица? Необыкновенная любовница? Или темноволосая вдова, впервые открывшая ему, что такое любовь? А может, она видение? Или она – это он? Что творится в голове такого выдающегося и такого скромного человека? Нет, Розалинда спрашивать не станет. Она знает, где заканчиваются рамки их дружбы. Шекспир всегда был очень сдержан. Он мало говорил о жене, жившей в Стратфорде, не упоминал он и о трагической смерти своего одиннадцатилетнего сына, Гамлета, случившейся четыре года назад. «Уже один только разговор на эту тему, возможно, лишит его того вдохновения, которое делало его поистине блестящим поэтом», – решила Розалинда.
– Я всего лишь актер и пишу только для того, чтобы поддержать свою труппу. – Он нежно потрепал ее по руке.
Розалинда улыбнулась.
– Сомневаюсь, сэр, – философски заметила она.
– Неужели? Ну тогда я, возможно, поставщик театральной грязи, которая развращает добропорядочных англичан.
– А теперь вы говорите так же неискренне, как пуритане.
Он хмыкнул:
– Я их уже не боюсь. Наш новый покровитель занимает при дворе очень высокое положение. – Посерьезнев, Шекспир добавил: – Но в случае реальной опасности я всегда могу положиться на Розу Торнбери. – Он расплылся в улыбке, глядя на нее, и Розалинда вспыхнула от гордости. – Вы удивительная женщина, леди Розалинда!
Внезапно поблизости раздались удивленные возгласы дам, прогуливавшихся по террасе. Леди чуть ли не пальцем показывали на ее костюм, но Розалинда ничуть не смутилась.
– Я хотел бы когда-нибудь отблагодарить вас за то, что вы шпионили. – Шекспир лукаво усмехнулся. Он обожал навешивать Розалинде самые жуткие ярлыки, потому что при дворе она слыла дамой безупречной нравственности, правда, чуть мечтательной. – Если я что-либо могу для вас сделать…
Розалинда внимательно вгляделась в его лицо, в его мудрые и проницательные глаза. Судя по всему, он был искренне ей благодарен. Но способен ли он в знак благодарности выполнить самое заветное ее желание?
– Вряд ли кто-либо в состоянии исполнить мою мечту…
– Что же эго за мечта? Что?
Она повернулась к нему, преодолевая страх, лишавший ее дара речи. Никто и представить себе не мог, как много она хотела. Она желала такого эфемерного наслаждения, что даже боялась сказать об этом.
– Ну же, Роза, скажите.
– Я хочу увидеть, как написанные мною слова слетают с губ актеров.
В глазах его промелькнуло недоумение, сменившееся жалостью.
Пытаясь как-то оправдаться, Розалинда торопливо добавила:
– Я хочу писать пьесы, Уилл, как вы. Я могу, я знаю, что могу! Я пишу уже много лет.
Он склонял голову набок и грустно улыбнулся.
– Дорогой друг, у вас сердце поэта, заключенное в тело женщины.
– Но это не значит, что я не могу писать!
– Это значит, что даже Бурбаджу, звезде нашей труппы, будет чертовски трудно продать билеты на спектакль с вашим именем.
– Мне нет дела до продажи билетов! – воскликнула Розалинда, хватая его за руки. Увидев следы чернил на его пальцах, она тепло улыбнулась ему. – Я хочу дать жизнь моим словам, как и вы. Вот и все.
– Вы многого просите, учитывая, что у меня мальчики играют женские роли.
– Я не собираюсь играть. Мне не нужны аплодисменты. Я хочу творить. – Она вдруг сложила ладони вместе, словно умоляла Бога помочь ей убедить мэтра. – Хочу создать нечто большее, чем я сама. Что-то вечное. Франческа утверждает, что большинство женщин становятся отражением своих мужей. Я одинока и хочу посвятить себя иному. Слова обладают волшебной силой, Уилл… – Розалинда внезапно осеклась и самоуничижительно улыбнулась. – Я осмелилась учить Мастера?! Простите меня. Я, должно быть, кажусь вам самоуверенным подмастерьем.
– Сочувствую вам, Розалинда. Вас околдовала муза. Видя ваше затруднение, как я могу отказать? Дайте мне посмотреть ваши пьесы, и если они того стоят, то труппа лорда-гофмейстера сыграет несколько сцен.
Сердце в ее груди едва не оборвалось. В воздухе больше не пахло дельфиниумом и гвоздиками. Или она уже не дышит?
– Вы серьезно, Уилл?
– Только для избранных, учтите.
– Разумеется.
– Но предупреждаю: это бесплодное занятие. Я голодал бы, если бы больше не мог играть и жил только на доходы от своих сочинений. И мы не вправе назвать ваше имя.
– Нет-нет, конечно. Я не нуждаюсь в оплате. Достаточно будет просто слышать свой текст, видеть реакцию публики, тронуть кого-то до слез, а потом рассмешить… – У нее голова пошла кругом от открывающихся возможностей, и она порывисто обняла благодетеля.
– Как счастлив будет тот, кто женится на вас, Розалинда! – негромко засмеялся он.
Она отстранилась и посмотрела в его задумчивые глаза. Улыбка ее померкла.
– Я не хочу замуж. Муж пожелает стать моим господином, моей жизнью..
– Превосходство по праву, как заметят некоторые.
– Те, кто способен принадлежать. Но только не я.
– Вы упрямая женщина, Розалинда.
– Да, мой добрый сэр, и нравлюсь себе такой.
– И мне тоже, – признался Шекспир, посмеиваясь и поглаживая короткую каштановую бородку.
– Вы всегда такой чуткий, Уилл. Больше склонны задавать вопросы, чем высказывать суждения.
– Это долг поэта, – ответил он. – Я наблюдатель человеческой натуры.
– Господин Шекспир, представление начинается, – послышался голос с террасы.
– О Боже! – воскликнула Розалинда и испуганно вздрогнула.
Шекспир озорно улыбнулся и хлопнул в ладоши.
– Ваше время пришло, прилетело на крыльях судьбы. – Он протянул ей руку. – Пойдемте.
– Да, конечно. Там, среди зрителей, будет и Франческа. Она сказала, что станет моими глазами и ушами.
– Ей несказанно повезло, – галантно заметил Шекспир.
Прошло совсем немного времени, и Шекспир буквально вытолкнул трясущуюся от страха Розалинду на сцену, заполненную музыкантами и танцорами в причудливых костюмах. Сердце ее так бешено колотилось, что на мгновение она забыла текст. Но не сдалась, а, набравшись духу, начала выступление, которое так долго и так тщательно репетировала.
– Я – богиня урожая, – начала она.
– Неужели эти виноградные гроздья прикреплены к ее… к ее… – удивленно воскликнул кто-то из зрителей.
– Да, они прикреплены к ее груди! – отозвался другой, и толпа разразилась громким хохотом.
У Розалинды едва не подкосились ноги, но она тут же овладела собой. Ведь смех – это очень хорошо, это значит, что публике весело.
– Я была надеждой и спасением пахарей и фермеров, умных и дураков, – продолжила она уже окрепшим голосом. Осмелев, она даже шагнула вперед. – Пойдемте, и я покажу вам свои закрома. – Казалось, Розалинда всю жизнь провела на подмостках. – Я служу обогащению земли, приношу плоды…
Ее заглушил новый взрыв смеха. Она переждала и продолжила, впервые в жизни испытывая настоящий восторг.
А в это время Франческа поспешно пробиралась сквозь толпу зрителей, среди которых было немало влиятельных господ. Удивительно, но мужчины не цокали осуждающе языками и не качали головами, как некоторые женщины, – они либо глупо улыбались, либо смотрели спектакль с восхищением. Конечно, в огромных залах и галереях Лондона разыгрывались и более непристойные сцены, но никогда еще исполнительницей главной роли не была дочь графа.
Сеньора де Монтейла едва не хватил удар от вожделения. Приоткрыв свой беззубый рот, он прижимал руку к сердцу так, словно боялся, что оно выскочит.
– Итак, сеньор, что вы думаете о Розе из Торнбери? – спросила его Франческа.
– Она великолепна. Неотразима. Потрясающа!
– После выступления вы наверняка застанете ее в саду. Возможно, вам удастся остаться с ней наедине.
– Я сейчас же поспешу в сад. Никогда не знаешь, как долго плод будет оставаться на ветви.
Он многозначительно улыбнулся и заковылял к выходу. А Франческа вновь убедилась, что возраст – не помеха для развратника, и тут же усомнилась в разумности своего поступка.
Глава 4
Закончив выступление, Розалинда покинула сцену, куда уже выбежали молоденькие девушки и, напевая, стали размахивать тончайшими золотистыми накидками. Толпа разразилась аплодисментами, то ли одобряя игру Розалинды, то ли испытывая облегчение от ее ухода. Впрочем, какое это имело значение? Она сделала то, что задумала, и была безмерно счастлива.
Розалинда бросилась к двери, выходившей в сад. Теперь ей хотелось только отдышаться, унять бешеный стук сердца и легкое головокружение. И лишь стоя у фонтана посреди сада, Розалинда вспомнила, что согласилась встретиться с сеньором, которого пригласила Франческа.
Увидев старика, сидевшего на скамейке, она тут же почувствовала себя виноватой. Разрабатывая свой план, она не учла муки совести.
Приблизившись к пожилому французскому дворянину, Розалинда уже готова была тепло приветствовать его, как вдруг заметила похотливый огонек в его выцветших глазах.
– Добрый день, мадемуазель, – поднявшись, сказал сеньор. – Счастлив познакомиться с вами. Виконтесса Халсбери говорила, что вы – аппетитная женщина, но теперь я вижу, что она недооценила вашу красоту и ваши прелести. Как говорят в моей стране, вы…
Глаза Розалинды расширились от удивления, и она выдавила короткий смешок.
– Сомневаюсь, что Франческа стала бы употреблять слово «аппетитная».
Он пожал плечами, и его тонкие губы растянулись в улыбку.
– Возможно, я неверно расслышал.
– Да, очевидно. Рада, что вы смогли посетить Торнбери-Хаус, сеньор де Монтейл. Простите, но я должна переодеться. Это не займет много времени.
Она уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг сеньор схватил ее за руку с поразительной силой для человека, которому на вид было лет семьдесят и который к тому же был на целую голову ниже ее.
– Ах, не уходите, дорогая леди Розалинда! При взгляде на вас в театральном костюме у меня закипает кровь, – заявил он, пожирая глазами ее практически обнаженную грудь. – Он так полно раскрывает все ваши достоинства!
Монтейл тотчас попытался притянуть ее к себе, но ему помешали жесткие китовые кости кринолина. Розалинде наконец открылась польза этого нелепого устройства, которое ей приходилось носить в угоду моде.
– Сеньор, полагаю, вы неверно истолковали мои намерения.
– Не может быть, чтобы вы обиделись, леди Розалинда. Обидится любая, но не женщина с гроздьями винограда на груди.
И не успела она что-либо сказать, как он уже нагнулся, схватил виноградину зубами и принялся жевать ее, улыбаясь так, словно трижды овладел Розалиндой.
Она ахнула.
– Ах вы, старый похотливый петух! – воскликнула она, но, вспомнив свой нелепый вид, обреченно вздохнула. В конце концов, она сама спровоцировала такое поведение, одевшись столь вызывающе, а самое главное, вообще согласившись на эту встречу.
– Сеньор Монтейл, буду откровенна. Я не та, за кого вы меня принимаете. Я ищу мужа, который позволит мне жить в свое удовольствие. Я не желаю обременять себя супружескими обязанностями. И скорее соглашусь быть милым украшением, сверкающей безделушкой, которой можно похвастать, но отнюдь не запряженной кобылой.
Она перевела взгляд с костлявой фигуры Монтейла на его лицо, надеясь, что он не будет шокирован или оскорблен. И, поняв, что этого старого распутника просто невозможно шокировать, продолжила с прежней откровенностью:
– Я хочу быть хозяйкой собственной судьбы, у меня огромное приданое. И я не намерена делить ни с одним мужчиной ни постель, ни Торнбери-Хаус.
– Полагаю, что вы передумаете, – уверенно заявил Монтейл, хватая ее за руку и увлекая за собой на узкую дорожку, по сторонам которой росли ноготки.
– Передумаю? В отношении Торнбери? Никогда! В отношении замужества? Невозможно!
– Нет, я имею в виду супружеские обязанности.
– Ну что вы, конечно, нет, – терпеливо пояснила Розалинда, словно говоря с ребенком.
– О, вы передумаете гораздо быстрее, чем полагаете!
– Неужели? – с раздражением спросила она. – И что же побуждает вас так думать?
– К несчастью, вы еще не сгорали от страсти в объятиях настоящего любовника. Французского любовника.
И тут, словно по команде, Монтейл бросился на нее. На сей раз, с успехом преодолев препятствие в виде кринолина, он обхватил одной рукой ее талию.
– Сеньор!
С поразительным проворством он дернул ее к себе, и уставился прямо на грудь Розалинды.
– Я покажу вам, что такое любовь, дорогая! Я сорву плод с ветви!
С этими словами он сорвал одну из гроздей винограда, висевших на груди Розалинды.
– Святые небеса! – закричала она, тщетно пытаясь вырваться. – Отпустите!
– Со мной вы ощутите, как нежны алые соски, – нагло продолжил сеньор Он коснулся своими костлявыми пальцами ее груди и решительно сжал сосок, очевидно, не осознавая, что от этого жеста китовый ус вонзился ей в нежное тело.
– О! – вскрикнула Розалинда от боли.
– А груди так чувствительны, потому что девственны!
– Проклятие! Уберите свои грязные руки!
Розалинда боролась изо всех сил, но безуспешно. Тщедушный французский лорд явно имел большой опыт по части усмирения непокорных дам.
– Как вы смеете касаться меня подобным образом? Я же вас предупредила!
– Но вам ведь нравится, не правда ли?
Он снова потянулся к ней, но на сей раз Розалинда успела отступить.
– Сеньор де Монтейл, вынуждена напомнить вам о своей особе и просить вас немедленно покинуть Торнбери-Хаус. Поскольку приличия вас не беспокоят, удалиться придется мне.
С этими словами Розалинда энергично зашагала к дому, но, услышав за спиной шаги, резко обернулась. Старик тотчас снова протянул к ней руки.
– Назад, я сказала! – крикнула она, на, внезапно оступившись, взмахнула руками и с удивленным возгласом упала прямо на клумбу гвоздик.
– Не так мягко, как на ложе из роз, – радостно заметил старик, – но жаловаться не стану. – Он тотчас навалился на нее всем своим тщедушным телом, едва не подпрыгнув на огромных и жестких обручах кринолина.
– На помощь! Франческа! – закричала Розалинда, когда Монтейл сладострастно прильнул к ее шее. Она попыталась уклониться, но этот похотливый старец каким-то непостижимым образом предупреждал каждое ее движение.
– Сейчас получишь представление, красавица моя, – забормотал он ей на ухо. – Бедра женщины двигаются инстинктивно…
– Какою черта! – прогремел где-то над ними мужской голос. – Слезь с нее, негодяй, или я проткну твою селезенку!
Услышав звон шпаги, Розалинда вздохнула с облегчением – Слава небесам! Моя честь спасена. – Она выглянула из-за лысеющей головы, чтобы рассмотреть своего спасителя.
Сначала Розалинда увидела только ноги, показавшиеся ей невероятно длинными: мускулистые икры, обтянутые белыми чулками, крепкие бедра в облегающем трико. Правда, она не осмелилась взглянуть на гульфик, чтобы оценить внушительные размеры достоинства своею спасителя. Потом ее взгляд остановился на широкой груди. В раскрытом вороте белой рубахи виднелись соблазнительные черные завитки. И наконец, лицо, эти точеные черты… очень знакомое лицо, даже слишком.
– О Господи…
– Да, малютка.
– Дрейк! – закричала она и приставила ладонь к глазам чтобы рассмотреть ею получше.
– Да, малютка, – саркастически отозвался он. – Или мне следует сказать – шлюха? Я вернулся, чтобы забрать Торнбери-Хаус, прежде чем он превратится в бордель. Ты ведь не расстроишься, если я убью твоего любовника?
– Он мне вовсе не любовник!
Собравшись с силами, она оттолкнула сеньора Монтейла. Скатившись с ее кринолина, тот повалился на спину. Движимая яростью, Розалинда поспешно вскочила на ноги.
Распрямив плечи, она устремила взгляд прямо в глаза дьявола. «О Боже, – подумала она с ужасом. – Я совсем забыла. Они слишком голубые для человека, слишком красивые для мужчины и слишком жестокие для существа, у которого есть сердце».
– Ты вернулся, – вот и все, что она произнесла.
– Как и обещал. – Его обветренное лицо расплылось в улыбке.
– Эго мой дом, Мандрейк! – выпалила Розалинда, снова став ребенком в его присутствии. Ведь Дрейк словно язычник, который пренебрегает правилами приличий или, что еще хуже, вообще не знает об их существовании. Еще ребенком он уже был расчетлив. Сейчас же просто невозможно предугадать его шаги.
– О, как я боялась твоего возвращения! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, хотя гневаться должна была на сеньора. Впрочем, сейчас она не думала, а только реагировала. – Я надеялась, что, повзрослев, преодолела неприязнь к тебе, Дрейк, но я ошибалась.
Все еще целясь острием шпаги в скорчившеюся на земле насильника, он заливисто расхохотался. Его завораживающий голос с годами стал еще глубже. В лучах сияющего солнца сверкнули белые зубы.
– Ах, малютка, как мне недоставало твоей желчи!
Она услышала возглас сеньора, но не смогла оторвать взгляд от вселявшего в нее ужас Дрейка.
– Сеньор де Монтейл, – бросила она через плечо, – прошу вас, не бойтесь. Не следует льстить этому грубияну, выказывая страх. Он не вонзит шпагу в ваше сердце, сэр, потому что предпочитает ощущать своими пальцами не кровь, а золото. Он живет ради денег. Он был так занят сколачиванием состояния, что даже не вернулся после смерти своей матери.
При этих словах мускулы на лице Дрейка дрогнули.
– Таково твое мнение? – холодно спросил он.
– Да.
– У меня были причины оставаться в море. И не последней из них является твое запоздалое послание.
– Мое запоздалое послание! – хмыкнула она, уперев руки в бока.
– Умоляю! – прохрипел старик.
Внезапно встревоженная его тоном, Розалинда обернулась и ахнула.
– Сеньор! Вы белы, как цветы, на которых лежите!
Сеньор де Монтейл держался за сердце и хрипел, пытаясь вздохнуть.
– О все святые! Ах вы, бедняжка! Надо было сразу же сказать, что вам плохо.
– Я пытался! – Сеньор прохрипел еще что-то и вдруг разом обмяк. Глаза его закатились.
– О всемогущий Юпитер! Ты убил его! – закричала Розалинда, яростно набросившись на Дрейка. – Убил! Теперь ты доволен?
Оттолкнув ее, Дрейк убрал шпагу в ножны и прижался ухом к груди старика.
– Он еще жив, но едва дышит. Отойди. Я сам обо всем позабочусь.
– Нет ничего такого, чего я не могла бы сделать столь же успешно, как и ты. Да ты и никогда особенно ничего за меня не делал. Я была..
– Розалинда! – Дрейк сердито взглянул на нее. – Прекрати трещать как сорока и приведи врача.
Гордость заставила ее выпрямить плечи.
– Да, конечно. – Она посмотрела на бедного сеньора, и внутри у нее все сжалось. – Проклятие, Дрейк, ты выбираешь самые неудачные моменты для появления. Помогите! Позовите врача! – закричало она и бросилась к дому. Оглянувшись, Розалинда увидела, что Дрейк подхватил обмякшее тело и поспешил за ней.
Розалинда бросилась к двери, выходившей в сад. Теперь ей хотелось только отдышаться, унять бешеный стук сердца и легкое головокружение. И лишь стоя у фонтана посреди сада, Розалинда вспомнила, что согласилась встретиться с сеньором, которого пригласила Франческа.
Увидев старика, сидевшего на скамейке, она тут же почувствовала себя виноватой. Разрабатывая свой план, она не учла муки совести.
Приблизившись к пожилому французскому дворянину, Розалинда уже готова была тепло приветствовать его, как вдруг заметила похотливый огонек в его выцветших глазах.
– Добрый день, мадемуазель, – поднявшись, сказал сеньор. – Счастлив познакомиться с вами. Виконтесса Халсбери говорила, что вы – аппетитная женщина, но теперь я вижу, что она недооценила вашу красоту и ваши прелести. Как говорят в моей стране, вы…
Глаза Розалинды расширились от удивления, и она выдавила короткий смешок.
– Сомневаюсь, что Франческа стала бы употреблять слово «аппетитная».
Он пожал плечами, и его тонкие губы растянулись в улыбку.
– Возможно, я неверно расслышал.
– Да, очевидно. Рада, что вы смогли посетить Торнбери-Хаус, сеньор де Монтейл. Простите, но я должна переодеться. Это не займет много времени.
Она уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг сеньор схватил ее за руку с поразительной силой для человека, которому на вид было лет семьдесят и который к тому же был на целую голову ниже ее.
– Ах, не уходите, дорогая леди Розалинда! При взгляде на вас в театральном костюме у меня закипает кровь, – заявил он, пожирая глазами ее практически обнаженную грудь. – Он так полно раскрывает все ваши достоинства!
Монтейл тотчас попытался притянуть ее к себе, но ему помешали жесткие китовые кости кринолина. Розалинде наконец открылась польза этого нелепого устройства, которое ей приходилось носить в угоду моде.
– Сеньор, полагаю, вы неверно истолковали мои намерения.
– Не может быть, чтобы вы обиделись, леди Розалинда. Обидится любая, но не женщина с гроздьями винограда на груди.
И не успела она что-либо сказать, как он уже нагнулся, схватил виноградину зубами и принялся жевать ее, улыбаясь так, словно трижды овладел Розалиндой.
Она ахнула.
– Ах вы, старый похотливый петух! – воскликнула она, но, вспомнив свой нелепый вид, обреченно вздохнула. В конце концов, она сама спровоцировала такое поведение, одевшись столь вызывающе, а самое главное, вообще согласившись на эту встречу.
– Сеньор Монтейл, буду откровенна. Я не та, за кого вы меня принимаете. Я ищу мужа, который позволит мне жить в свое удовольствие. Я не желаю обременять себя супружескими обязанностями. И скорее соглашусь быть милым украшением, сверкающей безделушкой, которой можно похвастать, но отнюдь не запряженной кобылой.
Она перевела взгляд с костлявой фигуры Монтейла на его лицо, надеясь, что он не будет шокирован или оскорблен. И, поняв, что этого старого распутника просто невозможно шокировать, продолжила с прежней откровенностью:
– Я хочу быть хозяйкой собственной судьбы, у меня огромное приданое. И я не намерена делить ни с одним мужчиной ни постель, ни Торнбери-Хаус.
– Полагаю, что вы передумаете, – уверенно заявил Монтейл, хватая ее за руку и увлекая за собой на узкую дорожку, по сторонам которой росли ноготки.
– Передумаю? В отношении Торнбери? Никогда! В отношении замужества? Невозможно!
– Нет, я имею в виду супружеские обязанности.
– Ну что вы, конечно, нет, – терпеливо пояснила Розалинда, словно говоря с ребенком.
– О, вы передумаете гораздо быстрее, чем полагаете!
– Неужели? – с раздражением спросила она. – И что же побуждает вас так думать?
– К несчастью, вы еще не сгорали от страсти в объятиях настоящего любовника. Французского любовника.
И тут, словно по команде, Монтейл бросился на нее. На сей раз, с успехом преодолев препятствие в виде кринолина, он обхватил одной рукой ее талию.
– Сеньор!
С поразительным проворством он дернул ее к себе, и уставился прямо на грудь Розалинды.
– Я покажу вам, что такое любовь, дорогая! Я сорву плод с ветви!
С этими словами он сорвал одну из гроздей винограда, висевших на груди Розалинды.
– Святые небеса! – закричала она, тщетно пытаясь вырваться. – Отпустите!
– Со мной вы ощутите, как нежны алые соски, – нагло продолжил сеньор Он коснулся своими костлявыми пальцами ее груди и решительно сжал сосок, очевидно, не осознавая, что от этого жеста китовый ус вонзился ей в нежное тело.
– О! – вскрикнула Розалинда от боли.
– А груди так чувствительны, потому что девственны!
– Проклятие! Уберите свои грязные руки!
Розалинда боролась изо всех сил, но безуспешно. Тщедушный французский лорд явно имел большой опыт по части усмирения непокорных дам.
– Как вы смеете касаться меня подобным образом? Я же вас предупредила!
– Но вам ведь нравится, не правда ли?
Он снова потянулся к ней, но на сей раз Розалинда успела отступить.
– Сеньор де Монтейл, вынуждена напомнить вам о своей особе и просить вас немедленно покинуть Торнбери-Хаус. Поскольку приличия вас не беспокоят, удалиться придется мне.
С этими словами Розалинда энергично зашагала к дому, но, услышав за спиной шаги, резко обернулась. Старик тотчас снова протянул к ней руки.
– Назад, я сказала! – крикнула она, на, внезапно оступившись, взмахнула руками и с удивленным возгласом упала прямо на клумбу гвоздик.
– Не так мягко, как на ложе из роз, – радостно заметил старик, – но жаловаться не стану. – Он тотчас навалился на нее всем своим тщедушным телом, едва не подпрыгнув на огромных и жестких обручах кринолина.
– На помощь! Франческа! – закричала Розалинда, когда Монтейл сладострастно прильнул к ее шее. Она попыталась уклониться, но этот похотливый старец каким-то непостижимым образом предупреждал каждое ее движение.
– Сейчас получишь представление, красавица моя, – забормотал он ей на ухо. – Бедра женщины двигаются инстинктивно…
– Какою черта! – прогремел где-то над ними мужской голос. – Слезь с нее, негодяй, или я проткну твою селезенку!
Услышав звон шпаги, Розалинда вздохнула с облегчением – Слава небесам! Моя честь спасена. – Она выглянула из-за лысеющей головы, чтобы рассмотреть своего спасителя.
Сначала Розалинда увидела только ноги, показавшиеся ей невероятно длинными: мускулистые икры, обтянутые белыми чулками, крепкие бедра в облегающем трико. Правда, она не осмелилась взглянуть на гульфик, чтобы оценить внушительные размеры достоинства своею спасителя. Потом ее взгляд остановился на широкой груди. В раскрытом вороте белой рубахи виднелись соблазнительные черные завитки. И наконец, лицо, эти точеные черты… очень знакомое лицо, даже слишком.
– О Господи…
– Да, малютка.
– Дрейк! – закричала она и приставила ладонь к глазам чтобы рассмотреть ею получше.
– Да, малютка, – саркастически отозвался он. – Или мне следует сказать – шлюха? Я вернулся, чтобы забрать Торнбери-Хаус, прежде чем он превратится в бордель. Ты ведь не расстроишься, если я убью твоего любовника?
– Он мне вовсе не любовник!
Собравшись с силами, она оттолкнула сеньора Монтейла. Скатившись с ее кринолина, тот повалился на спину. Движимая яростью, Розалинда поспешно вскочила на ноги.
Распрямив плечи, она устремила взгляд прямо в глаза дьявола. «О Боже, – подумала она с ужасом. – Я совсем забыла. Они слишком голубые для человека, слишком красивые для мужчины и слишком жестокие для существа, у которого есть сердце».
– Ты вернулся, – вот и все, что она произнесла.
– Как и обещал. – Его обветренное лицо расплылось в улыбке.
– Эго мой дом, Мандрейк! – выпалила Розалинда, снова став ребенком в его присутствии. Ведь Дрейк словно язычник, который пренебрегает правилами приличий или, что еще хуже, вообще не знает об их существовании. Еще ребенком он уже был расчетлив. Сейчас же просто невозможно предугадать его шаги.
– О, как я боялась твоего возвращения! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, хотя гневаться должна была на сеньора. Впрочем, сейчас она не думала, а только реагировала. – Я надеялась, что, повзрослев, преодолела неприязнь к тебе, Дрейк, но я ошибалась.
Все еще целясь острием шпаги в скорчившеюся на земле насильника, он заливисто расхохотался. Его завораживающий голос с годами стал еще глубже. В лучах сияющего солнца сверкнули белые зубы.
– Ах, малютка, как мне недоставало твоей желчи!
Она услышала возглас сеньора, но не смогла оторвать взгляд от вселявшего в нее ужас Дрейка.
– Сеньор де Монтейл, – бросила она через плечо, – прошу вас, не бойтесь. Не следует льстить этому грубияну, выказывая страх. Он не вонзит шпагу в ваше сердце, сэр, потому что предпочитает ощущать своими пальцами не кровь, а золото. Он живет ради денег. Он был так занят сколачиванием состояния, что даже не вернулся после смерти своей матери.
При этих словах мускулы на лице Дрейка дрогнули.
– Таково твое мнение? – холодно спросил он.
– Да.
– У меня были причины оставаться в море. И не последней из них является твое запоздалое послание.
– Мое запоздалое послание! – хмыкнула она, уперев руки в бока.
– Умоляю! – прохрипел старик.
Внезапно встревоженная его тоном, Розалинда обернулась и ахнула.
– Сеньор! Вы белы, как цветы, на которых лежите!
Сеньор де Монтейл держался за сердце и хрипел, пытаясь вздохнуть.
– О все святые! Ах вы, бедняжка! Надо было сразу же сказать, что вам плохо.
– Я пытался! – Сеньор прохрипел еще что-то и вдруг разом обмяк. Глаза его закатились.
– О всемогущий Юпитер! Ты убил его! – закричала Розалинда, яростно набросившись на Дрейка. – Убил! Теперь ты доволен?
Оттолкнув ее, Дрейк убрал шпагу в ножны и прижался ухом к груди старика.
– Он еще жив, но едва дышит. Отойди. Я сам обо всем позабочусь.
– Нет ничего такого, чего я не могла бы сделать столь же успешно, как и ты. Да ты и никогда особенно ничего за меня не делал. Я была..
– Розалинда! – Дрейк сердито взглянул на нее. – Прекрати трещать как сорока и приведи врача.
Гордость заставила ее выпрямить плечи.
– Да, конечно. – Она посмотрела на бедного сеньора, и внутри у нее все сжалось. – Проклятие, Дрейк, ты выбираешь самые неудачные моменты для появления. Помогите! Позовите врача! – закричало она и бросилась к дому. Оглянувшись, Розалинда увидела, что Дрейк подхватил обмякшее тело и поспешил за ней.