- Извините, господин...
   - А вот кто такая Сильвия?
   - Не знаю, - покачал головой Герцег.
   Старый детектив перевел взгляд на рыжеволосого Руди.
   - Мне помнится, - сказал тот, - операцию Меннеля вроде бы так называли. Шлайсиг, кажется, так говорил.
   - А кто убил Меннеля?
   Бандиты переглянулись.
   - Не знаю, - пожал плечами Герцег. - Но теперь я не удивлюсь, если выяснится, что это тоже дело рук Брауна.
   Шалго попросил майора Балинта, когда они вместе ехали в машине за Фельмери, поскорее возвращаться из Будапешта. Герцег и Еллинек, скованные наручниками, сидели на заднем сиденье под бдительным присмотром охранника.
   Профессор Табори вернулся домой усталый и голодный. Поэтому он был необыкновенно обрадован, увидев, что Бланка еще не спит, а ждет его с горячим ужином. Быстро умывшись, он сел к столу и принялся торопливо, с жадностью есть, успев только спросить, где Казмер.
   - У себя. Кажется, еще читает, - ответила Бланка. - Да ты не спеши, ешь медленнее. А то опять будешь жаловаться, что болит желудок.
   - Уже болит. С самого утра. Понервничал, взвинтил себя, и схватило. Табори отпил большой глоток вина, намазал ломоть мягкого хлеба маслом. Никак не могу понять, почему Казмер так странно себя ведет. Может, ты объяснишь, что заставило его сказать неправду? Теперь я уже и сам убедился, что девятнадцатого он в Будапеште не был.
   - Не знаю, где он был, - устало проведя рукой по лбу, прошептала Бланка. - Он и мне этого не говорит. Да ты ешь. Гарнир почему-то даже не попробовал. - Взглянув на брата, она с грустью увидела, как сильно Матэ переживает все происходящее: лицо у него осунулось, стало каким-то землисто-серым. - Ты много куришь, - сказала она. - И почему без мундштука?
   Табори ощупал карманы:
   - Знаешь, я его где-то потерял.
   - В Будапеште забыл, наверное.
   - Да нет, едва ли в Будапеште, - в большом замешательстве пробормотал профессор. - Потому что Шалго спросил у меня о нем еще вчера, до моей поездки в город.
   - О чем спросил тебя этот противный тип? - непривычно раздраженно воскликнула Бланка.
   - Почему, говорит, ты не пользуешься своим красивым мундштуком? А что это ты так против Шалго настроена? Он чем-нибудь обидел тебя?
   Бланка не ответила. Табори пристально посмотрел на сестру: красивое лицо ее казалось усталым и старым.
   - Ты слышал, что случилось? - с волнением в голосе вдруг спросила она.
   - Где и с кем? - переспросил Матэ, закончив ужин и откинувшись в кресле.
   - Нашего гостя чуть не убили.
   - Что ты говоришь! Хубера?
   - Да. Если бы не Лиза Шалго, его бы уже не было в живых.
   Пораженный неожиданной новостью, профессор растерянно слушал рассказ сестры.
   - Интересно, ей-то откуда стало известно, что жизнь господина Хубера находится в опасности?
   - Оттуда, что ее муженек, этот местный Шерлок Холмс, додумался спрятать у нас в гостиной какой-то секретный микрофон. Теперь ты понимаешь, почему я вся буквально киплю от ярости?
   - Это в самом деле возмутительно! Какое он имел право? И после всего этого он еще приходит сюда и просит одолжить ему машину? - Табори побледнел от возмущения. Достав из кармана таблетки, он положил одну в рот и запил водой. - Нет, я этого так не оставлю! - Профессор Табори вскочил, забегал по комнате. - И давно они нас подслушивают?
   - Разве они скажут? Я спросила, но старый паяц, как всегда, отшутился. Даже заявил, что мы ему еще спасибо должны сказать. Не будь микрофона, говорит, Хубера уже не было бы в живых. Ну что я ему на это могла ответить?
   - Я сейчас же переговорю с полковником и потребую извинений. Я прокурору буду жаловаться! - Голос профессора Табори вибрировал уже на самых высоких нотах. - Это же полнейшее попрание прав личности! Грубейшее нарушение закона!
   Бланка дождалась, пока брат остынет, и только после этого сообщила:
   - Полковник Кара вернулся к себе в Будапешт. Они тут какое-то соглашение с Хубером заключили.
   - А где Хубер?
   - У себя в комнате. Он совершенно потрясен этим покушением.
   Бланка обеспокоенно, с тревогой смотрела на брата, огромного и сильного, яростно метавшегося из угла в угол.
   - Я тебе скажу, Матэ, эти Шалго никогда мне не нравились. Убеждена, что они специально приставлены шпионить за нами. Подлые провокаторы! Но ты ведь всегда горой за них стоял. - Голос ее сделался едва слышным, дрожащим, и она почувствовала себя вдруг слабой и беззащитной. - Ах, Матэ, милый, как трудно мне так жить! Как страшно! Иногда я чувствую себя обреченной. Сегодня я ездила в Фюред. Казмер отвез меня туда на машине и к вечеру вернулся за мной. Впервые за много лет я снова была в церкви. Вошла, села на последнюю скамейку, начала молиться. И вдруг мне так захотелось умереть. Сразу, там же...
   Матэ Табори, пораженный ее словами, подошел, обнял ее и утешающе сказал:
   - Зачем так мрачно, сестра? Ты совсем не одинока. Ты же отлично знаешь, что всегда рядом с тобой - я.
   Бланка беззвучно плакала.
   - Зачем мне эта жизнь?.. Одни страдания, страх, - срывался с ее губ шепот.
   - Перестань, Бланка... - только и смог выдавить из себя Матэ. Он вдруг подумал о том, что жизнь его сестры могла сложиться совсем по-другому, не напиши он ей тогда, движимый ненавистью к ее избраннику, фашисту Моноштори, то суровое, бескомпромиссное письмо: "...Я требую и жду, что ты совладаешь со своими чувствами... Мы живем в эпоху, когда есть дела, в тысячу раз более важные, чем любовь... Ты вынуждаешь меня поставить перед тобой суровую дилемму: он или я. И ты должна сделать выбор. От друзей я знаю, что он за человек. И я верю своим друзьям. А потому говорю тебе: не хочу ни знакомиться с ним, ни тем более подавать ему руку..."
   Где-то очень далеко мелодично прозвучал сигнал ночного автобуса. И снова все стихло.
   - Ну о чем ты, сестренка? - еще раз попытался найти в себе слова утешения Матэ Табори. - Соберись с силами. Я понимаю, что я в большом долгу перед тобой. Но все равно прошу тебя, не надо так убиваться...
   Конечно, случись все это не четверть века назад, а сейчас, сегодня, он, наверное, вел бы себя умнее, с большим тактом. Но и сегодня он так же, как и тогда, не подал бы руки палачу и убийце. Время только подтвердило, что прав был он, Матэ Табори. Да что толку гадать о прошлом? Что было бы, если бы...
   - Знаешь что, сестра, свари-ка ты мне лучше кофе! - попросил он.
   Ему совсем не хотелось кофе. Наоборот, ему хотелось спать. Но Матэ знал сестру: когда кому-то нужна ее помощь - пусть самая пустяковая, - она быстрее забывает о своих собственных горестях.
   11
   Начальник дорожного отдела Балатонфюредского горсовета Иштван Чордаш не очень обрадовался нежданным ночным гостям - Шалго и Фельмери. "Только заснешь, - ворчал он, - звонят!" Жена Чордаша тоже проснулась и даже спросила: "Кто там?" - но тут же, повернувшись на другой бок, снова уснула. Не зажигая света, Чордаш быстро оделся. Так уж у него заведено: всякая вещь всегда знает свое место.
   - Разве ты человек? Ты - кладовщик! - говаривала часто ему жена, а желая досадить мужу, умышленно забывала положить какую-нибудь вещь на отведенной ей Чордашем место.
   Начальник дорожного отдела оказался немолодым уже человеком, лет пятидесяти, удивительно маленького роста но вид у него был строгий и внушительный.
   Фельмери показал ему свое служебное удостоверение, но и после этого сердитый мужчина не стал добрее. Приглашая их в дом, он попросил довольно требовательным тоном, чтобы гости хорошенько вытерли ноги, потому что он совсем недавно застелил пол линолеумом, и теперь на нем видна каждая пылинка. После долгого шарканья подошвами о коврик на крыльце ночные гости были препровождены в кухню.
   - Садитесь, - хрипловатым голосом сказал хозяин. - Но от курения прошу воздержаться. У нас не курят. Никотин вредно действует и на человека и на мебель.
   - Да-да, конечно, - поспешно пряча сигарету в пачку, согласился Фельмери, уголком глаза косясь на Шалго. Тот злорадно ухмылялся, словно желая сказать: "Что, брат, попало?"
   - Товарищ Чордаш, - Фельмери решился после этой небольшой заминки прямо перейти к делу. - Я пришел, а вернее, мы пришли к вам с просьбой. Помогите нам в одном важном с точки зрения государственной безопасности деле.
   Сердитый Чордаш маленькой, густо обрызганной веснушками рукой разгладил складку на пластиковой скатерти, покрывавшей кухонный стол, и все тем же хрипловатым, будто крякающим голосом проговорил:
   - Пожалуйста, а в чем именно? - И вдруг густо весь побагровел: на месте только что расправленной складки на скатерти виднелся едва заметный разрез. "Сколько раз я твердил Элке, что нужно резать хлеб на дощечке, а не на скатерти!" - пронеслись в его голове гневные упреки жене, и он теперь уже краем уха следил за тем, что говорил ему Фельмери.
   А Фельмери говорил вот что:
   - Вы не помните, на какой улице ночью девятнадцатого июля рабочие могли ремонтировать дорогу или канализационные люки?
   - Ночью у нас вообще не работают.
   - Извините, - поспешил уточнить лейтенант. - Я неверно сформулировал вопрос. Где могла гореть ночью красная сигнальная лампочка, если работы не были окончены днем?
   - Мы строго соблюдаем правила безопасности. Я за этим сам слежу, ответил Чордаш, думая про себя: "Черт бы побрал эту скатерть. Ее ведь теперь ничем и не заклеишь. Так и поползет дальше". - Правила положено строго соблюдать, - повторил он вслух.
   - Правильно, товарищ Чордаш, - согласился с ним Фельмери. - Так вот вспомните, пожалуйста, где девятнадцатого июля ночью были установлены красные сигнальные лампочки?
   - Тут и вспоминать нечего, - возразил Чордаш заносчивым, пожалуй, даже хвастливым тоном. На мгновение он забыл об испорченной скатерти, хотя рука его продолжала гладить разрез, словно больную рану. - Если завтра утром вы навестите меня на службе, в отделе, я смогу вам совершенно точно сказать, где в указанную вами ночь горел красный свет.
   - Нам это нужно знать сейчас, немедленно, уважаемый товарищ главный инженер, - с подкупающей улыбкой заметил Шалго. - Вы, как государственный служащий, товарищ Чордаш, а точнее, как лицо, облеченное доверием, знаете, что такое вопросы государственной безопасности. Поэтому мы и обратились именно к вам...
   Мужчина весь вытянулся в струну от мгновенно наполнившей его и теперь распиравшей изнутри гордости.
   - Минуточку терпения, товарищи. Сейчас. Только переоденусь.
   Полчаса спустя они уже были в конторе товарища Чордаша и тщательно, графу за графой, просматривали "Журнал ведения дорожных работ". Шалго только головой покачивал при виде аккуратности, с которой были оформлены все журнальные записи. Тем временем из желтого шкафа был извлечен скоросшиватель и в нем за несколько секунд найден акт N_068/19.
   - Вот, пожалуйста. На этой схеме мы видим, так сказать, все нужные нам данные, - гордо произнес товарищ Чордаш и, словно полководец, устремив вперед указующий перст, вытянулся во весь свой крохотный рост. - Вот этими красными кружками, - принялся пояснять великий человечек, - обозначены места, где установлены лампы красного цвета. Как вы видите, в тот день на пяти объектах моими рабочими производились дорожные работы. Цифры вверху обозначают день начала работ, внизу - дату окончания.
   - Отлично, - похвалил Фельмери. - Давно не видел такой четкости в делопроизводстве. Подозреваю, что товарищ Чордаш тайком окончил какую-нибудь военную академию.
   - Академий я не кончал. И даже на военной службе никогда не был. Но я привык думать. И привык во всем соблюдать порядок.
   - Полагаю, товарищ начальник, что Фюред вы знаете как свои пять пальцев, - сказал Шалго.
   - Еще бы не знать! - воскликнул Чордаш. - Да я здесь родился и вырос. В школе здесь учился. А с сорок пятого года бессменно на государственной службе состою. В этом со мной никто не может сравниться. Так сказать, рос вместе с нашим городом... Я тут не то что каждую улицу - каждого жителя в лицо знаю!
   - Тогда вам нетрудно будет сказать, вот эти два объекта на каких улицах находятся? - спросил Шалго и показал на два красных кружка вблизи кардиологического санатория.
   - Конечно, нетрудно. Этот - на улице Майва, а этот - на улице Балванеш. На первом объекте меняют водопроводную магистральную трубу, а на втором просела мостовая. Наверное, подмыло снизу асфальт грунтовыми водами. В ближайшие три дня работы будут закончены на обоих объектах.
   - Но лампочки красные там и сейчас горят? - уточнил Шалго.
   - Конечно.
   - А из этих двух улиц какая поднимается в гору?
   - Обе. По улице Майва движение одностороннее, по улице Балванеш двустороннее.
   Шалго задумчиво разглядывал схему, и Фельмери, словно угадав его мысли, спросил:
   - А если ехать от Шиофока и свернуть на улицу Балванеш, дорога будет идти в гору или под гору?
   - В гору.
   На всякий случай они записали названия и остальных улиц, где девятнадцатого июля ночью горел красный предупредительный свет.
   - Еще один вопрос, - сказал Шалго, пока Чордаш перевязывал шнурком папку с документами и ставил на полку скоросшиватель. - Не знаком ли вам случайно профессор Матэ Табори? У него дача в Эмеде.
   - Он яхтсмен? Как же, знаком! Разумеется, только понаслышке. Лично не имел чести. Наша знаменитость местная, так сказать.
   - И сестру его знаете?
   - Чокнутую художницу? - Чордаш как-то странно ухмыльнулся. - Знаю. Да ее все тут у нас знают.
   - Лично?
   - Нет, лично тоже, так сказать, не удостоен. Но издали частенько доводилось наблюдать за ихней работой. На берегу озера, с мольбертом. Сказывали, на конкурсах красоты до войны она неоднократно избиралась местной "королевой побережья". Только я, так сказать, в те времена не очень бывал зван на эти самые конкурсы...
   - Да, в молодости она была очень хороша собой, - подтвердил Шалго. Вы, конечно, слышали и о том, что после войны Бланка Табори усыновила ребенка из сиротского дома.
   - Еще бы! Знаю, конечно, я этого месарошского мальчонку, так сказать.
   Шалго изумленно уставился на Чордаша.
   - Месарошского? Значит, у мальчика был отец?
   - У всякого ребенка должен быть отец, так сказать. Только Месарошем его прозвали не по отцу, а потому, что подкинули его в дом к Месарошам. В сорок первом это было, если меня память не обманывает. Однажды ночью позвонил кто-то в калитку к Месарошам. Господин Месарош - наш здешний адвокат. Вышел он к калитке, а там никого. Только корзина плетеная стоит на земле, и в ней младенчик, так сказать, месяцев трех-четырех от роду. Господин Месарош ту корзину в руки и с ней в полицейский участок. Винце, наш тогдашний участковый, сам дежурил в тот вечер. Составил он протокол по всей форме, и все дела. От него я и слышал эту, так сказать, историю...
   - А где этот Винце живет?
   - Не живет он, так сказать, больше нигде. Помер. В прошлом году еще. Хороший был человек. Он все проверки после Освобождения чистым прошел. Никаких к нему претензий не было. Потом он еще долго у нас в дорожном отделе работал.
   - А что этот ваш Винце с тем найденышем сделал? - продолжал допытываться Шалго.
   - А что ему делать? Вызвал наутро господина адвоката к себе и поладил с ним, договорился, так сказать, что господин Месарош сам отвезет мальчонку вместе с полицейским протоколом в Веспрем, в сиротский приют. Это я совершенно точно знаю.
   - Интересно, - заметил Шалго. - Но откуда вам известно, что приемный сын художницы Табори и есть тот самый подкидыш господина Месароша? Это вам сам адвокат говорил?
   - Нет, товарищ. Адвокату Месарошу сказали потом в приюте, что его подкидыш помер. А я про это знаю опять-таки от самого Винце. Он и прозвал инженера Казмера Табори "месарошским мальчонкой". Потому как он, так сказать, запомнил в свое время, что у мальчонки родимое пятно было на левой лопатке. Большое пятно. Со сливу величиной. Это он и в протоколе записал. Так вот, Винце как-то случайно увидел Казмера Табори летом на пляже и сразу про тот ночной случай вспомнил.
   Совершенно верно, мелькнуло в голове Шалго, у Казмера на левой лопатке большое родимое пятно!
   - Очень интересно, - вслух проговорил он. - А где сейчас живет адвокат Месарош? Если он, так сказать, еще живет?
   - На улице Петефи. В той же самой вилле, что и до войны. Уже лет пятьдесят. В пятьдесят первом, правда у него, как у человека одинокого, эту виллу национализировали. Тогда адвокат в Будапешт переехал, к какому-то своему родственнику, так сказать. Говорят, даже подсобным рабочим был. А в пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом возвратился он обратно, в наш Фюред. Брат его, каноник Месарош, добился у властей, чтобы вернули ему, так сказать, его виллу. Конечно, к тому времени виллу ту здорово перестроили. Так как все эти годы ее занимала местная контора "Заготвино".
   - Как зовут адвоката Месароша?
   - Балинт. Балинт Месарош.
   - А брат его, каноник, тоже живет вместе с адвокатом?
   - Нет, каноник живет в Веспреме. У епископа служит. Слышал я, что скоро он уходит на пенсию.
   Шалго тяжело поднялся.
   Фельмери предложил Чордашу отвезти его домой на машине, но тот, поблагодарив, отказался.
   - Пройдусь пешочком, подышу свежим воздухом. Озоном, так сказать...
   Илонка Худак ожидала их все это время в машине.
   - Я уж беспокоиться начала, дядя Оскар, - сказала она. - Думаете, приятно вот так сидеть ночью одной и ждать?
   - Не везет тебе, дочка! - пошутил старый детектив, усаживаясь поудобнее. - Вот видишь, опять никто тебя не похитил. Ну что ж, сначала посмотрим улицу Балванеш. Поезжай, юноша, а я буду команды подавать.
   Фельмери медленно ехал по ночному спящему городу, а Шалго изредка негромко говорил: "Налево... направо". Но в голове его все время назойливо вертелась одна мысль: почему адвокат Месарош утверждает, что подобранный им подкидыш умер в детском доме? Откуда ему это может быть известно? Жаль, конечно, что "хороший" хортистский полицейский Винце умер...
   - Медленнее! - подал он команду лейтенанту. - У двухэтажного дома направо.
   Фельмери включил вторую передачу и повернул на широкую улицу, вдоль которой росли каштаны. Дорога стала подниматься в гору, и Шалго велел лейтенанту остановиться. Вдали отчетливо была видна красная сигнальная лампочка.
   - Сейчас мы выйдем, - повернувшись к Илонке, сказал Шалго. - А ты пересядь на мое место и попытайся воскресить в памяти ту ночь. В какую сторону пошел Меннель, выйдя из машины? Вперед или назад?
   - Вперед и потом повернул налево.
   Шалго и Фельмери, выйдя из машины, медленно пошли вверх по улице.
   - Если наше предположение правильно, сейчас слева будет переулок, сказал лейтенант.
   Минуту спустя они были на углу переулка. Шалго остановился.
   - Похоже, что здесь, - сказал он. По обе стороны переулка росли платаны. - Интересно, что он здесь искал?
   - Про то одному ему ведомо, - заметил лейтенант. - Если он вообще был здесь.
   - Будем считать - был. Но зачем? - тяжело отдуваясь и усаживаясь отдохнуть на каменное основание решетчатой изгороди, сказал Шалго. - Если он хотел с кем-то встретиться здесь, то получается, что он хорошо знал город и, значит, бывал в нем раньше. Или он просто так остановился и вышел из машины немного проветрить хмельную голову? Едва ли. Меннель был бабник, и, если он оставил в машине красивую девушку в такой благоприятный для него момент, значит, у него должны были быть для этого какие-то весьма веские причины. Как этот закоулок называется?
   - Улица Генерала Бема!
   - Надо бы нам пройти по ней до конца. Но уже поздно...
   Шалго поднялся и медленно поплелся обратно, к машине.
   - Здесь мы и стояли. Совершенно точно, - твердо заявила Илонка, когда они сели в машину. - Я вспомнила вон тот дом с башней.
   - Ладно, - сказал Шалго. - Завтра утром мы более тщательно все здесь осмотрим. Узнаем, кто тут вокруг живет. Поехали!
   Лиза еще не спала и слушала радио. И, конечно же, сразу напустилась на беднягу Шалго.
   - Я уж думала, что ты сегодня вообще не собираешься являться домой. Ты только посмотри на себя: на кого ты похож! Едва на ногах стоишь от усталости. Как будто все это нельзя было завтра сделать...
   - Нет, радость моя, завтра уже не то, - не очень уверенно возражал он, вытягиваясь во весь рост в кресле. Он начал было рассказывать о результатах их ночной операции, но тут Лиза вдруг спросила его, где Фельмери, и Шалго возмутился.
   - Я тебе рассказываю о полете орла, а ты меня возвращаешь к какому-то пустяку, вроде того, где сейчас лейтенант Фельмери. Ставит машину в гараж Табори. Сейчас вернется твой ненаглядный.
   Фельмери действительно не заставил себя ждать. Но едва он появился, Шалго встретил его просьбой:
   - Юноша, позвони в Будапешт и доложи обо всем Каре. Может, они там соберут побольше данных о канонике Месароше.
   - Поздно уже, - уклонился Фельмери. - Успеем и завтра доложить.
   - А у меня тут гость был, - сказала вдруг Лиза. - Господин Хубер.
   - Что он хотел?
   - Сказал, что приводил в порядок бумаги Меннеля и ему показалось, что кое-каких документов не хватает. Интересно, какие бумаги Меннеля он ищет?
   - Может, тот самый план виллы, про который, судя по магнитофонной записи, Герцег спрашивал у Хубера? - предположил Фельмери.
   - Если план виллы принадлежит Меннелю, - задумчиво произнес Шалго, - мы вправе подозревать, что существует какая-то связь между этим фактом и поездками Хубера в Фюред. Скажем, на плане может быть изображена вилла, в которой некий гитлеровский офицер когда-то давно спрятал награбленные в Венгрии ценности. А? Хубер об этом знал и потому не хотел отдать план Герцегу.
   - Значит, Хубер был с нами неискренен?
   - Возможно. Завтра мы получим ответ и на этот вопрос, - пообещал Шалго. - Сразу с утра примемся за дело! А ты позвонишь в Веспрем, в управление, и попросишь прислать сюда специалиста по дактилоскопии.
   12
   На другой день утром на вилле Табори появился Тибор Сюч в сопровождении Беаты. Профессор открыл им дверь и пригласил в гостиную.
   - Мы хотели бы видеть господина Хубера, - сказал Тибор.
   - Садитесь, пожалуйста... Сейчас я позову его.
   Вошедшая в эту минуту Бланка, пристально посмотрев на Беату, сказала:
   - Ваше лицо мне почему-то очень знакомо. Помнится, вы уже приходили сюда однажды?
   - Да, несколько дней назад, - подтвердила гостья. - К господину Меннелю.
   - Совершенно верно. Теперь я все вспомнила. Вы, конечно... знаете, какое несчастье произошло с господином...
   - Знаем, - перебил ее Тибор.
   - Утром накануне мы вместе позавтракали. Он был так весел, жизнерадостен... - закончила фразу хозяйка.
   - Наверняка и не думал, что его уже караулит смерть, - заметил Тибор Сюч.
   В гостиную вошел Хубер, сопровождаемый профессором Табори. Представив Хуберу посетителей, профессор вместе с Бланкой тут же удалился.
   Хубер откровенно подозрительным взглядом смерил стоявших перед ним молодых людей.
   - Садитесь, - пригласил он. - Чем могу служить?
   - Просим извинить за беспокойство, но несколько дней назад мы получили от Виктора Меннеля вот это письмо... - начал Тибор Сюч, - вернее, официальное письмо от фирмы "Ганза". Вот оно.
   Хубер, взяв у него из рук письмо, взглянул на почтовый штемпель, потом внимательно изучил подпись и сказал:
   - Да, это рука Меннеля.
   Быстро пробежав письмо, он поднял глаза на молодого человека.
   - Мне ничего не известно об упомянутой в письме сделке. Если я правильно вас понял, вы кустарь или что-то в этом духе и получили заказ от нашей фирмы?
   - Совершенно верно, господин Хубер, - подтвердил Тибор Сюч. - Господин Меннель попросил меня изготовить для фирмы "Ганза" набор образцов пуговиц в художественном исполнении.
   - Набор пуговиц? - переспросил Хубер, с явным удивлением посмотрев на Тибора.
   - А чему вы удивляетесь? Художественно исполненные модные пуговицы это товар, который пользуется сейчас большим спросом. Особенно когда это не серийные изделия.
   Сюч достал из сумки картонки с прикрепленными к ним пуговицами.
   - Пожалуйста. Здесь каждая пуговица - единственная в своем роде. В этом и состоит их ценность. А вот разрешение от нашей фирмы "Артекс" передать эти образцы представителю фирмы "Ганза".
   Хубер с интересом разглядывал пуговицы.
   - Лю-бо-пыт-но, - протянул он. - Понятия не имел, что наша фирма занимается еще и модными пуговицами... Сделаны они, бесспорно, со вкусом, красиво... Хотя должен вам признаться, что я не компетентен решать такой вопрос. И собственно говоря, в чем состоит ваша просьба?
   - Мы бы хотели, чтобы вы, как было условлено с господином Меннелем, приняли от нас эти образцы и оплатили их...
   - Охотно. Но оговоренные в соглашении пятьсот долларов я могу перевести только на банковский счет "Артекса".
   - Совершенно верно, господин Хубер. Вы известите "Артекс", что получили от Тибора Сюча образцы пуговиц, и попросите фирму выплатить мне переведенную вами на ее счет сумму. Я же получу от вас пять тысяч долларов наличными отдельно.
   Хубер был ошеломлен. Ничего не понимая, он с удивлением смотрел на сохранявшего полное спокойствие молодого человека.
   - Пять тысяч долларов? Помимо пятисот?
   - Так точно, господин Хубер.
   - За эти пуговицы? Да вы шутите, молодой человек!
   - Эти пуговицы, господин Хубер, для фирмы "Ганза" могут стоить и сто тысяч долларов, - многозначительно проговорил Тибор Сюч.
   - Вы, наверное, принимаете меня за непроходимого идиота, - теряя терпение, сказал Хубер. - Но, к вашему сведению, я не из тех дураков-туристов, которым вы могли бы продать Хортобадьскую степь или Тиханьский полуостров. Во всяком случае, пять тысяч долларов за какие-то пуговички!..
   - Господин Хубер, - растерянно и недоверчиво глядя на собеседника, заговорил Тибор Сюч, - вы действительно не знаете, о чем идет речь?