Беркеши Андраш. Агент N 13

   Салаи сел к столу.
   - Я опишу все. Но только для вас, - произнес он тихим, сдавленным голосом. - Дайте честное слово, что мои признания вы никому не покажете.
   - Сначала нужно посмотреть, что вы напишете.
   Салаи вдруг стал упорствовать.
   - Нет. Я ни строчки не напишу до тех пор, пока вы не дадите мне честное слово. Делайте со мною что хотите, меня это мало интересует. Я не намерен выворачивать себя перед каждым наизнанку.
   Шалго понял, что Салаи говорит серьезно.
   - Хорошо, - сказал он. - Но не забудьте и о Сильвии. Хотелось бы знать, почему она поздравила вас в июле с днем рождения. И как сумела пятнадцатого числа уже отправить открытку, написанную только семнадцатого.
   - Не знаю, о чем вы говорите. Клянусь, даже представления никакого не имею...
   После обеда полковник Кара решил обсудить с Шалго и майором Балинтом ход событий. Шалго выглядел очень усталым: он мало спал ночью, а утренняя поездка в Балатонфюред утомила его. Сейчас он охотнее всего поспал бы, но Кара настоял на этом разговоре. На веранде было очень душно, и Кара боялся, что, если они сядут там, Шалго тотчас же заснет. Поэтому они прошли в гостиную, где полковник оборудовал себе рабочий кабинет. Лиза заблаговременно опустила жалюзи, и в комнате сейчас было прохладно.
   Сначала майор Балинт доложил о том, что успел сделать. Он установил, что в Балатонсемеше, в доме номер два по улице Хуняди, на самом берегу озера действительно есть вилла стоимостью приблизительно миллион форинтов, принадлежащая семье Кюрти. Балинт достал чертежи и рассказал о расположении комнат виллы. Эти пять комнат, несомненно, являются источником немалого дохода для семейства Кюрти, так как уже в течение нескольких лет их сдают типографии "Гутенберг" под пансионат - с ранней весны до поздней осени, получая за это по сто сорок тысяч форинтов ежегодно. Вилла построена в тридцать седьмом году первым мужем госпожи Кюрти, Денешем Хаваши. Хаваши, офицер запаса, был призван в армию и погиб в первые же месяцы войны. В военные годы в вилле размещался немецкий штаб. Госпожа Кюрти, тогда еще вдова Денеша Хаваши, летом только наведывалась на виллу, но не жила там. Майор Балинт обследовал все здание, однако никаких следов спрятанного клада не обнаружил.
   - Осмотр производился с помощью технических средств? - спросил Кара.
   - Разумеется. Мы обыскали также и сад.
   - Могу себе представить, какой переполох вызвала там работа бригады Балинта, - улыбнулся Шалго.
   - Мы заранее раструбили в поселке, что ищем спрятанные драгоценности... то есть действовали так, как, наверное, действовали бы вы, папаша, отпарировал Балинт; потом, повернувшись к полковнику Каре, добавил: - Я убежден, что женщина-венгерка, о которой упоминал Хубер, все же мадам Кюрти.
   - Возможно, - заметил Кара. - Только это еще надо доказать.
   - Мы знаем Беату Кюрти и Тибора Сюча, - решительно заметил Балинт.
   - Это твоя идея-фикс, но еще не факт, дорогой мой. И скажу я тебе, Миклош, еще кое-что, чтобы совсем запутать дело... - Шалго достал сигару, закурил и сделал несколько затяжек. - Сегодня утром Геза Салаи признался, что приехал сюда из Балатонфюреда для того, чтобы убить Виктора Меннеля...
   - Так это же здорово! - воскликнул Балинт.
   - Полчаса назад звонил Фельмери и сообщил, что они провели опознание. Салаи был опознан как человек, который вечером девятнадцатого прогуливался с Меннелем по берегу. Свидетели твердо, без колебаний заявили, что спутником Меннеля был именно он, Геза Салаи... И, несмотря на это, я не рискнул бы утверждать, что Меннеля убил Геза Салаи.
   - Каким вы вдруг стали осторожным, - с усмешкой заметил Балинт. - Салаи признался, что приехал сюда с целью убить Виктора Меннеля. Свидетели опознали его и показали, что он встретился с Меннелем...
   - И о чем же они разговаривали? - прервав Балинта, задал вопрос полковник Кара.
   - Салаи просил Меннеля, чтобы тот оставил в покое его невесту... Впрочем, эту часть его показаний, записанных им собственноручно, я захватил с собой. - И Шалго, кряхтя, поднялся с кресла и вышел в другую комнату.
   - Это старик "расколол" Салаи? - поинтересовался Балинт.
   - Да, он и лейтенант Фельмери, - подтвердил полковник Кара. - Хотя у меня такое ощущение, что Салаи не все рассказал. Я не читал еще его показаний, но помню, что ему особенно бояться некого. Меннель уже мертв. Так что Салаи может дать любые показания, какие ему выгоднее. Меннелю их все равно не опровергнуть. Словом, тяжелый случай. Хоть и отыскали "неизвестного мужчину", а в кармане все равно пусто. Где-то, видно, отклонились мы от нужного направления в сторону... Час назад я говорил с Фельмери по телефону. Он сообщил, что Салаи ведет себя все более самоуверенно. Почему? Наверное, потому, что, пока записывал свои показания, он успел поразмыслить и прийти к выводу, что уличить-то его некому. Говори что пожелаешь. А следователи пусть доказывают обратное, если смогут.
   Шалго вернулся в комнату, и Кара замолчал. А старый детектив подошел к окну, поднял жалюзи и снова сел в свое кресло.
   - Так вот послушай, - сказал он, обращаясь к полковнику Каре, листая тетрадь. - Где же у меня это место?.. Ага, вот оно: "Я нашел Меннеля в кафе. Он сидел спиной к входу и не заметил меня. Мне показалось, что он кого-то ожидает. Я решил, что он ждет Беату, подошел к его столику и, ни слова не говоря, сел. Он очень удивился. Потом, желая, видимо, скрыть свое удивление, принялся шутить. Мы говорили по-французски. Он заказал коньяк, но сам пить не стал. Я выпил и спросил, где моя невеста. Меннель ответил, что я ее жених, мне и надлежит знать, где она. Но он почувствовал, что нервы мои взвинчены, и тут же попросил меня не устраивать скандала. "Я, говорит, - солидный коммерсант и не желаю впутываться в истории. Пойдемте лучше на берег Балатона, погуляем. Свежий воздух - это то, что вам сейчас нужно. Там и побеседуем спокойно..." Он не позволил мне рассчитаться, заплатил за коньяк сам. Мы пошли на берег. Меннель держался нагловато, и это меня бесило. Он все пытался убедить меня, что их роман с Беатой в Италии в наше время в порядке вещей и не стоит из этого делать трагедию, что Без любит меня, а ее отношения с ним - только флирт. И еще добавил, что он ничего не добивается от моей невесты, а вот ей он, дескать, нужен. Меня вконец разозлило, что он принимает меня за идиота, и я решил покончить с ним. Однако пляж был неподходящим для этого местом. Меннель же, словно прочитав мои мысли, вдруг заторопился и чуть ли не бегом пустился в гостиницу, оставив меня на берегу. Не могу сказать, сколько я там пробыл, но в бар я вернулся с твердым решением на следующий день убить Меннеля, а затем покончить с собой. Я выпил две стопки коньяку и около полуночи уже был в мотеле. Хочу добавить: я потому не был обнаружен в мотеле, что приплатил администратору двести форинтов и попросил его не регистрировать меня. Я был порядком пьян и утром проснулся поздно. И тут вдруг услышал, что кто-то уже опередил меня..."
   Шалго перестал читать и, аккуратно сложив тетрадь, убрал ее в карман. Балинт заметил, что он не до конца зачитал показания Салаи.
   - Остальное пока не представляет интереса, - ответил Шалго на его вопрос и, пожевав губами, добавил: - Как видите, Салаи признал, что имел намерение убить Меннеля, но мое предложение: не брать его под стражу. Все равно мы ведь не сможем доказать, что убийство совершил он.
   - У него нет алиби, - заметил Балинт.
   - А у нас, повторяю, нет доказательств, что убийца - он. Потерпи, Миклош. Крупная рыба рано или поздно все же клюнет, и тогда мы выведем ее на чистую воду. А сейчас, если вы позволите, я пойду и прилягу.
   - И правильно сделаешь, - сказал Кара. - Только прежде я тоже кое-что зачитаю вам. Я получил сейчас то самое донесение, которое Хубер отправил вчера вечером господину Брауну. Есть прямой смысл послушать: "Тело Меннеля оцинкованном гробу вторник отправит авиакомпания "Малев". Доставит транспортная контора "Машпед". Номер рейса..." - ну, дальше уже неинтересно... Кроме, пожалуй, вот этого: "Машина повреждена. Продал. Проект соглашения изучаю. Подпишу следующей неделе. Хубер". А вот что на это ответил Браун: "Машину не продавать. Подписать соглашение. Немедленно вернуться Гамбург. Браун". - Кара протянул текст Оскару Шалго. - Ну, что ты на это скажешь?
   - Нужно подумать. - Шалго вынул изо рта сигару, откинулся поудобнее в кресле и устремил взгляд в потолок. - Первое: Браун не собирался вовлекать Хубера в операцию по доставке драгоценностей. Второе: либо он вообще отказался от идеи завладеть ими, либо возложил эту задачу на кого-то другого...
   - Но существует и третья вероятность, - задумчиво проговорил Балинт. Что, если Меннель сам рассказал всю эту историю еще кому-нибудь? Ну, предположим, своему надежному приятелю. А тот незаметно последовал за ним и не выпускал его из своего поля зрения. Нам известно, что по вечерам Меннель садился в машину и уезжал куда-то. Допустим, что во время одной из своих поездок он сумел завладеть драгоценностями. Об этом узнал и его приятель. Он убил Меннеля, захватил драгоценности и валюту и немедленно покинул Венгрию.
   Полковник Кара с сосредоточенным лицом расхаживал по комнате.
   - Такая версия представляется и мне вполне допустимой, - сказал он. - А ты что думаешь по этому поводу, Оскар?
   Однако Шалго, оказывается, уже крепко спал.
   Полковник Кара с трудом подавил в себе смех. Он осторожно вынул сигару изо рта у старика, кивнул Балинту, и они оба, стараясь не шуметь, вышли из комнаты.
   Шалго проснулся только под вечер. Он вышел на кухню. Лиза подогревала воду. Шалго, позевывая, сел к столу.
   - Что делал Матэ сегодня перед обедом? - спросил он.
   - Катался на парусной лодке.
   - Один?
   - Один, сам спускал лодку и домой тоже возвращался один.
   - А Хубер?
   - Он целый час гулял по саду. Потом спустился к берегу, купался и загорал.
   - О чем они говорили за обедом?
   - О разном. Обедали они втроем. Бланка оставалась в своей комнате. Сначала вели разговор на профессиональные темы, потом заговорили о политике. Хубер - большой оптимист. - Лиза умолкла на мгновение, о чем-то задумавшись, затем подняла глаза на Шалго. - Скажи, Оскар, ты веришь в то, что убежденный фашист может изменить свои взгляды?
   Шалго сидел, опершись локтями на стол, взгляд его был устремлен куда-то вдаль. Его лицо было старым и очень утомленным.
   - Видишь ли, Лиза, смешно было бы именно мне утверждать, что я в это не верю... Сказать по совести, я и сейчас, дожив до седых волос, иногда пытаюсь перед самим собой приукрасить свое прошлое. Как хорошо было бы, думаю, поверить в то, что в молодые годы я не работал на венгерских фашистов. И, однако, это было. И тебе, Лиза, это хорошо известно. Меня и поныне мучают угрызения совести, когда вспоминаются годы моей службы в хортистской контрразведке. В такие минуты мною овладевает чувство, что я еще не все сделал, чтобы искупить свою вину. И до сих пор это чувство, если можно так выразиться, пришпоривает меня... Но если я, Шалго, смог измениться, почему же этого не может сделать и другой? Что же касается Хубера... не знаю, что и сказать. Эрне распорядился вести за Хубером наблюдение, и, мне кажется, правильно распорядился. Когда я призадумался над тем, что сообщил нам Хубер, то пришел к выводу: все эти сведения нам и без него были известны.
   - Но откуда он узнал, что ты обнаружил в машине секретную рацию? спросила Лиза.
   - Оттуда, моя радость, что в машине наверняка было какое-то сигнализирующее устройство, которое "извещает" о том, что кто-то чужой прикасался к аппарату. По-видимому, я не заметил этого автоматического сигнализатора. А коль скоро Хубер увидел предупреждающий сигнал, он понял, что мы уже нашли передатчик, и, поскольку он малый не дурак, вот он и решил "раскрыть карты". Отрицать, что Меннель был шпионом, уже не имело смысла, так как это логически вытекало из наличия в его машине секретной рации.
   - И все же он мог и не передавать машину Меннеля Каре и его людям...
   - Допустим, что он не сделал бы этого шага, не предложил бы машину. Но мог ли он быть уверенным, что власти не наложили бы на нее арест? Словом, если Хубер тоже шпион, то, надо признать, действует он очень ловко и играет свою роль великолепно. На первый взгляд кажется, что он сообщил нам важные вещи, а по существу - ничего. Что фирма "Ганза" занимается шпионажем в Венгрии? Так нам это стало ясно, как только мы обнаружили в машине ее представителя рацию... Не исключено, впрочем, что мы ошибаемся и Хубер действительно переменил свои взгляды и искренне хочет нам помочь. Но все это скоро прояснится.
   - А мне почему-то кажется, - сказала Лиза, вытирая посуду, - что Хубер искренен.
   Шалго закурил сигару и сосредоточенно принялся пускать кольца дыма.
   - Не выходит у меня из головы этот обморок Бланки. Почему с ней стало плохо именно в тот момент, когда она увидела Хубера? И еще: откуда Меннель так точно знал условия конкурса? Кажется, он все так подстроил, чтобы обязательно попасть сюда, в Эмед. И я все время пытаюсь понять, зачем ему это было нужно?
   - Фантазируешь ты, Оскар, - проговорила Лиза. - Ну зачем "Ганзе" нужен именно Матэ Табори? Думаю, что ты на ложном пути. По-моему, прежде всего надо найти убийцу... Нужно, чтобы Салаи сказал правду.
   - Возможно, ты и права... Помочь тебе?
   В дверь заглянул полковник Кара.
   - Ну что, старина? Сходим на берег, порыбачим малость? Балинта я отправил в Балатонфюред арестовать Гезу Салаи. Так и ему будет спокойнее, если он окажется в безопасном месте: сатана не дремлет...
   Шалго, ничего не ответив, пожал плечами. Кара показал Лизе, как обращаться с телетайпным аппаратом, связывавшим их с Домбаи.
   - Если поступит срочное сообщение, дайте нам знать, пожалуйста, мы будем здесь поблизости.
   Солнце уже склонялось к горизонту, когда майор Балинт, появившись на берегу, доложил полковнику, что приказ выполнен. Салаи, рассказывал майор, воспринял свой арест как должное и только попросил, чтобы ему разрешили передать служебные дела.
   - Я поместил его в одной из комнат поселкового совета и приставил к нему милиционера, - закончил свой доклад Балинт.
   - А где Фельмери?
   - Пошел к Илонке. Как видно, нравится ему она.
   - Ну, хорошо, - сказал полковник Кара. - Можете возвращаться к себе, в Веспрем. Завтра утром встретимся. Донесение, если оно у вас уже написано, занесите ко мне в комнату.
   Поблагодарив полковника за разрешение уехать, Балинт полюбопытствовал, почему Шалго сегодня такой неразговорчивый.
   - Уж не поссорились ли вы, товарищ полковник?
   - Ничего подобного! - весело сказал Кара. - Просто я прогнал его подальше, потому что рыба чует его за километр и не клюет. А где сейчас Хубер?
   - У себя в комнате, - ответил Балинт. - Перед тем как идти к вам, я поговорил с ребятами. Трудно им достается. Но, к счастью, пока он их не заметил.
   - Послушай, Миклош, - обратился к Балинту Шалго. - Тебе не известна женщина по имени Сильвия, которая наезжала бы сюда из Будапешта?
   - Сильвия? - Балинт задумался. - Нет, что-то не припоминаю. А откуда у тебя это имя? - Балинт с любопытством взглянул на старого детектива.
   Шалго рассказал ему, какую странную открытку нашел он в номере Салаи.
   - И он не сказал вам, что за Сильвия ее прислала?
   - Сказал, что, вероятно, кто-то решил его разыграть. Он и понятия не имеет, кто это мог быть.
   - А что в открытке? - поинтересовался полковник Кара.
   Шалго достал из кармана бумажку и, разгладив ее на ладони, прочел:
   "По случаю твоего дня рождения
   тебе желают здоровья, успеха
   твои Бела Эндре, Немеш Мештер, Ласло Дери и я.
   Целую, Сильвия".
   И дата: "Семнадцатое июля тысяча девятьсот шестьдесят девятого года". Окончив читать, Шалго передал бумажку полковнику Каре.
   - Так ты говоришь, что почтовый штемпель на открытке от пятнадцатого числа? - спросил полковник.
   - Именно так. Может, это шутка, а может, и зашифрованное сообщение... Ну, математик, попробуй ты разгадать загадку.
   Кара, покусывая травинку, внимательно изучал текст на бумажке.
   - Сильвия, - проговорил он. - Что это еще за птица?
   - Мы пока этого не знаем, - сказал Шалго.
   Кара, прищурив глаза и наморщив лоб, продолжал разглядывать текст.
   Фельмери принял душ, надел свежую сорочку и наглаженные брюки и, сказав Лизе - на случай, если его станет искать полковник, - что он идет к Илонке, отправился на виллу Худаков.
   У Илонки уже был гость - Казмер Табори. Инженер сидел на тенистой террасе, беседуя с молодой хозяйкой.
   - А я думал, вы одна, скучаете. Прошу извинить, если помешал, - сказал лейтенант.
   - Садитесь, садитесь, - пригласила девушка, показав рукой на плетеное кресло. - Все равно мне уже известны эти ваши приемчики. Наверное, опять хотите что-то у меня выудить?
   - В данный момент я не на службе, - возразил Фельмери, усаживаясь в кресло. От его взгляда не ускользнула кривая усмешка Казмера.
   - Вы ведь всегда на службе, всегда на посту, - заметил тот, протягивая лейтенанту пачку сигарет. Они закурили.
   - Что верно, то верно, - согласился Фельмери. - Если работа по душе, трудно провести межу и сказать, когда ты занят службой, а когда отдыхаешь. Взять, к примеру, врачей. Врач - он и не на работе тоже врач. В любое время суток, везде и всюду. Вот и я, даже на отдыхе все равно остаюсь офицером органов госбезопасности.
   - Интересно, как это человеку приходит в голову там работать? - словно про себя проговорила Илонка. - Хорошенькая профессия: охотник за людьми.
   - Н-да, и в "избранном обществе" презираемая профессия, - с нескрываемой горечью подтвердил Фельмери. - Охотник за людьми! Такого определения я, признаться, еще не слыхал.
   - Есть и другое: "охотник за черепами", - проговорил Казмер. - Такое слышали?
   - А знаете, как все получилось? - спокойно продолжал Фельмери. - Мать моя, когда была беременна мною, увидела какой-то странный сон. Ну, была она женщина темная, непросвещенная. Поэтому наутро отправилась к ближайшей гадалке сон свой истолковать. Посадила ворожея мою мамашу под самое ветвистое дерево и говорит: "Узнай же, дочь моя, правду. Сам сатана ночью навестил тебя и печатью каиновой душу дитяти твоего еще во чреве материнском пометил. Горе-горькое, беда приключилась с тобой, девонька! Родишь ты сына, и будет он солдатом рати сатанинской. Не рабочим человеком, не врачом, не адвокатом, даже не инженером по электричеству, каким, к примеру, станет Казмер Табори, а будет твой сын упырем-кровопивцем, охотником за черепами. Через много-много лет повстречается твой сын-кровопивец в местечке Балатонэмед с одним большим коммунистом, с инженером Казмером Табори. Вот он-то и вырвет сыночка твоего из сатанинских когтей. Товарищ Табори объяснит ему все как есть, почему он по греховной дороге пошел. Докажет ему, что учение о классовой борьбе - это заблуждения отдельных людей и что на самом деле нет никакой классовой борьбы и нет никаких врагов - ни внешних, ни внутренних. А Виктор Меннель - уж и подавно никакой не иностранный шпион. Ну, убили его, бедняжку. Что ж тут такого? Сынок твой поблагодарит мудрого инженера Табори за советы, осудит свои кровавые негуманные действия, выйдет из рядов рати сатанинской и, очищенный духовно, подаст заявление в святой союз "хиппи", объединяющий длинноволосых юношей, шлепающих босиком по земле и провозглашающих такую свободу". Вот что, товарищ инженер, приключилось со мною еще до моего появления на свет. Окончил я академию и стал лейтенантом у этих самых "охотников за черепами", а попутно защитил диплом на философском факультете Будапештского университета. Ну а чтобы успешнее "охотиться за иностранцами", изучил немецкий и английский языки. Однако надежд на лучшее не теряю и рассчитываю когда-нибудь тоже стать великим гуманистом вроде вас.
   Фельмери замолчал, Казмер был явно смущен, Илонка же с невозмутимым видом полировала пилочкой ногти.
   - Мне кажется, вы меня неправильно поняли, - в конце концов нарушил явно затянувшуюся паузу Казмер Табори. - Вы слишком обидчивы, лейтенант, и склонны гиперболизировать.
   - Понял я вас правильно. И мне хорошо известно, что вы о нас думаете.
   - Скажу честно, работа ваша мне не по нутру. Не люблю я ни тайн, ни секретов. Не люблю, когда следят за каждым моим шагом...
   - Вот вы дожили почти до тридцати лет. И скажите: за вами хоть раз кто-нибудь следил? Никто. А если сейчас вы под наблюдением, что ж тут удивительного? Совершено убийство, а вы были в ссоре с убитым; в час, когда произошло убийство, вы неизвестно где находились...
   - Мне известно. Я был в Будапеште. Только вы мне не верите.
   - Не верим, потому что вы говорите неправду. И, естественно, этим вы навлекаете на себя подозрение.
   Казмер молча посмотрел на Илонку, та потупила голову. Фельмери показалось, что она избегает взгляда Табори. Но почему?
   - У меня не было никаких причин убивать Меннеля, - примирительным тоном сказал Казмер, доставая сигарету.
   - Причину можно всегда найти, - возразил лейтенант. - Сначала нужно разобраться в фактах. Вы сами признались, что Меннель был вам антипатичен.
   - Вы тоже не внушаете мне симпатии, однако я не собираюсь вас убивать.
   - А если бы, скажем, я стал приставать к Илонке Худак?
   - Тогда бы я и вам влепил оплеуху. - Казмер с вызовом посмотрел на лейтенанта.
   - Вот видите! Значит, вы ревнивы, - заметил лейтенант. - Вы влюблены в Илонку. Не отказывайтесь, это может ее обидеть.
   - Вы пришли сюда поразвлечься? - враждебно спросил инженер.
   - Нет, я просто хотел бы установить: влюблены вы в Илонку или нет. Если вы действительно влюблены в нее, значит, вы могли совершить преступление из ревности. Итак, мы предположили: Табори влюблен. Как же в этом случае могли развертываться события? А вот как. В тот день вы ищете Илонку и не находите. Меннеля тоже. На рассвете Илонка возвращается домой. Кстати, это доказанный факт, а не чистое предположение. Вы упрекаете Илонку, и она признается в своей вине. Затем вы возвращаетесь к себе. Меннеля уже нет дома. Вы с террасы в бинокль обнаруживаете, что он на озере, причаливает к мысу у трех ив. Вы мчитесь через сад, никем не замеченный, туда. Возникает ссора, драка. Вы убиваете Меннеля. Тело его кладете в лодку, отъезжаете достаточно далеко от берега, бросаете труп в воду, а сами вплавь добираетесь до берега. Вам везет, вас и на этот раз никто не видит. Вы пробираетесь незаметно к себе, переодеваетесь и уходите из дому. Придумываете легенду о поездке в Будапешт и довольно ловко ее потом преподносите. Ну, что вы скажете о такой версии?
   Казмер встал, потянулся, поглядел на залитый солнечным светом сад, затем, повернувшись к лейтенанту, небрежно обронил:
   - Скажу, что вы слишком увлекаетесь романами Йокаи [имеются в виду авантюрно-приключенческие романы Мора Иокаи (1825-1904), известного венгерского писателя-романиста].
   - Возможно, - не стал возражать Фельмери.
   Позднее, уже сидя в кафе отеля, Фельмери еще раз перебрал в уме весь этот разговор. "Может быть, мои доводы только с виду логичны?" - думал он.
   В просторном, со вкусом обставленном зале было сравнительно малолюдно.
   Развернув вечернюю газету, Фельмери начал было читать хронику, как вдруг кто-то опустился рядом с ним на стул и очень знакомый голос спросил:
   - Не помешаю?
   - Ну что вы! - не скрывая своей радости, воскликнул лейтенант, хотя едва ли и сам мог объяснить, чему он, собственно, радуется.
   Илонка была в кремово-желтой мини-юбочке и голубой батистовой блузке с коротким рукавом. Взгляд у девушки был мрачный, что, как ни странно, делало еще более неотразимым ее красивое лицо.
   - Я отниму у вас всего несколько минут, - с плохо скрываемым беспокойством сказала она и оглянулась на дверь кафе.
   - Вы кого-нибудь ждете? - спросил Фельмери.
   - Нет, никого. Только с вами хотела поговорить.
   Белокурая официантка поставила на стол кофе, заговорщически улыбаясь лейтенанту. Но, когда она неторопливо двинулась дальше, Илонка остановила ее:
   - Погоди, Эви, я сразу же и рассчитаюсь.
   Фельмери положил руку на локоть Илонки.
   - Если позволите, это сделаю я. Сколько с меня, девушка?
   Фельмери расплатился, а когда официантка ушла, спросил:
   - Что случилось, Илонка?
   Девушка задумчиво помешивала ложечкой кофе, казалось, она не отваживалась поднять на лейтенанта взгляд.
   - Очень хотелось бы, чтобы вы поверили моим словам, - наконец сказала она.
   - Я верю.
   - Казмер не убивал Меннеля, поверьте!
   - А кто же?
   - Не знаю.
   - Вы любите Казмера?
   - Да. - Она подняла на лейтенанта глаза, полные слез. - Да, но об этом никто не знает. Даже тетя Лиза. Только мой дедушка. И теперь еще вы. Мы любим друг друга, и я принадлежу ему. Я ведь могу вам довериться?
   - Вполне, - просто сказал Фельмери. - Вы уже давно встречаетесь?
   - С прошлого лета. - Она смахнула слезинки с глаз. - Но я хочу вам сказать... В тот вечер... Ну, словом, накануне смерти Меннеля я его встретила, этого немца. Совершенно случайно. Я ждала Казмера. Казмер предложил мне после ужина поехать на машине в Веспрем. Дома он сказал, что едет в Будапешт. А в Веспреме живет один его приятель. Врач. Обычно мы у него на квартире и встречались. Но я сказала Казмеру, что поеду с ним только в том случае, если мы сначала зайдем к его матери и он объявит ей, что любит меня и хочет на мне жениться. Казмер возражал, говорил, что не может этого сделать, что так мы только все испортим... Стал уверять, что еще до своего отъезда он расскажет матери обо всем... Тогда я сказала, что подождем и с поездкой в Веспрем. Мы поссорились. Он назвал меня шантажисткой и сказал, что я только потому сошлась с ним, чтобы потом навязать себя ему в жены. Я понимала, что он выпил лишнего и несет околесицу, но все равно его слова были для меня оскорбительны, и я тоже не осталась в долгу. Не помню уж всего, что я ему тогда наговорила, знаю только, что сказала: "Если я захочу стать шлюхой, то заведу себе кого-нибудь побогаче. И с меня хватит. Я доказала свою любовь, а ты целый год только и пичкаешь меня одними обещаниями". Казмер в ответ начал попрекать меня моей поездкой в Польшу. Дескать, там у меня был кто-то. "Ну, с меня довольно!" - вскипела я, встала и ушла. Побежала к озеру, на причал. Он за мной. Кричал мне вслед, чтоб я остановилась. Но я не слушала. Мне действительно все это уже надоело. И тут на лодочной пристани я вдруг встретила Меннеля, он садился в свой "мерседес". Этот хлыщ с одного взгляда понял, что у меня что-то стряслось, и сочувственно спросил: "Что с вами?" А я, как дурочка, разревелась. Я понимала, что Казмер все это видит: и причал и набережная были хорошо освещены. И, зная это, я готова была даже без приглашения сама сесть в машину Меннеля. Назло Казмеру! Меннель спросил: куда? Я сказала, что мне все равно. Поехали в Шиофок. По дороге мы почти не разговаривали. Немец мчался как угорелый. А я была в страшном расстройстве! Мне казалось, что Казмер обманул меня, обольстил и бросил. Чего ж мне теперь заботиться о чести, о порядочности? Мы остановились у какого-то ночного бара. Там мы пили и танцевали. Уже далеко за полночь поехали обратно в Эмед. Я много выпила и была пьяна. Правда, помню я почти все хорошо. Меннель уже не мчался, ехал не спеша, спокойно. В одном пустынном месте остановил машину, начал обнимать меня, целовать. Я не сопротивлялась. Но когда он стал настойчивее, я наотрез отказалась, заявив, что любовь в машине не признаю. Он понял, что ничего не добьется, и мы поехали дальше. По дороге, где-то в Фюреде, мы еще раз остановились. Меннель вышел из машины, сказав, что вернется через несколько минут и чтобы я не боялась...