– Должно быть, это с непривычки, – утешила ее Сара. – А попрактикуешься, будет легко. Вот увидишь! А пока я буду просто тебе все описывать. Вот смотри!
И она подняла старую украшенную цветами шляпу, которую выудила с самого дна сундука.
– Вот цветы, чтобы украсить стол, – сказала Сара и оторвала со шляпы гирлянду цветов. – Чувствуешь, как они пахнут? Дай-ка мне кружку с умывальника, Бекки. И захвати мыльницу – мы ее поставим посредине.
Бекки почтительно подала ей кружку и мыльницу.
– А что это будет, мисс? – спросила она. – Кажись, они из глины… только я знаю, что это не так.
– Это резной кувшин, – отвечала Сара, обвивая гирляндой кружку. – А это, – и она с нежностью склонилась над мыльницей и положила в нее несколько роз, – это чаша из чистейшего алебастра, украшенная драгоценными камнями.
Она легонько касалась вещей руками – на губах у нее играла счастливая улыбка; казалось, она говорит как во сне.
– Ох, до чего красиво! – прошептала Бекки.
– Надо еще что-нибудь для конфет, – задумчиво проговорила Сара. – А-а, знаю! – И она снова подбежала к сундуку. – Вспомнила! Я видела там кое-что…
Это был всего лишь моток шерсти, завернутый в тонкую красную с белыми полосами бумагу. Сара вмиг свернула из бумаги тарелочки для конфет и поставила их на стол вместе с подсвечником, обвитым оставшимися цветами.
Потом отступила на шаг и окинула стол взглядом. В ее глазах это был уже не старый стол, накрытый красной шалью, на котором была разложена всякая рухлядь из старого сундука, а нечто совсем иное, нечто чудесное. Бекки, полюбовавшись на украшения, сказала, обводя чердак взволнованным взглядом:
– Здесь все еще Бастилия, мисс, или… или уже что-то другое?
– Конечно другое! – ответила Сара. – Совсем, совсем другое! Теперь это пиршественная зала.
– Ах, батюшки! – охнула Бекки. – Шерстяная зала!
И с еще большим изумлением оглядела окружающее ее великолепие.
– Пиршественная зала, – поправила ее Сара. – Большая такая комната, где устраивают пиры. В ней сводчатый потолок и галерея для музыкантов, и огромный камин, в котором пылают дубовые поленья. Ее ярко освещают восковые свечи – они сияют повсюду.
– Ах, батюшки, мисс Сара! – снова воскликнула Бекки.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату с тяжелой корзиной в руках вошла Эрменгарда. При виде накрытого красной скатертью стола, украшенного цветами и белыми салфетками, она радостно вскрикнула. Войти с темной лестницы в такую комнату было очень приятно. Это было просто великолепно!
– Ах, Сара! – вскричала Эрменгарда. – Ты самая умная из всех девочек, которых я знаю!
– Правда, красиво? – откликнулась Сара. – Эти вещи я взяла из своего сундука. Это мне Волшебство подсказало, где искать.
– Погодите, мисс Эрменгарда, – воскликнула Бекки, – пусть она вам расскажет, что это такое. Ведь это не просто так… ах, мисс, – и она повернулась к Cape, – скажите!
И Сара рассказала, да так, что Эрменгарда все увидела: и золотые тарелки… и зал со сводами… и пылающие в камине поленья… и сияющие свечи. А потом из корзинки появились пироги с глазурью, фрукты, конфеты и смородинная настойка. Пир обещал быть на славу!
– Это настоящий званый ужин! – воскликнула Эрменгарда.
– Королевский! – прошептала Бекки.
Вдруг Эрменгарду осенило.
– А знаешь что, Сара, – сказала она. – Представь себе, что ты принцесса и задаешь нам пир.
– Нет, это ты задаешь нам пир, – возразила Сара, – и принцессой должна быть ты, а мы будем твоими фрейлинами.
– Я не сумею, – не соглашалась Эрменгарда, – и потом, я такая толстая. Нет, принцессой должна быть ты.
– Ну хорошо, если ты так хочешь, – уступила Сара.
Внезапно ей в голову пришла какая-то мысль – она подбежала к камину.
– Здесь столько бумаги и всякого хлама, – воскликнула она. – Если его поджечь, он вспыхнет и погорит хоть несколько минут. А мы представим себе, что в нем все время горит настоящий огонь.
Она чиркнула спичкой и подожгла бумагу – яркое пламя осветило всю комнату.
– Когда он потухнет, – сказала Сара, – нам уже будет все равно, настоящий он или нет.
Она стояла, освещенная пляшущими языками пламени, и улыбалась.
– Правда, все совсем как настоящее? – произнесла она наконец. – А теперь можно начинать.
Сара двинулась к столу, величественным жестом пригласив Эрменгарду и Бекки следовать за ней. Видение полностью овладело ею.
– Прекрасные дамы, прошу вас занять места, – говорила она счастливым мечтательным голосом. – Отправляясь в дальнюю дорогу, король, мой достопочтенный родитель, наказал мне пригласить вас на ужин.
Она повернула голову и глянула в угол комнаты.
– Сюда, музыканты! Играйте на своих виолах и трубах! У принцесс, – торопливо пояснила она Эрменгарде и Бекки, – на пирах всегда играли музыканты. Представьте себе, что в том углу – галерея для музыкантов. Что ж, начнем!
Но только принцесса и фрейлины взяли по куску пирога и собрались поднести их ко рту, как вдруг вскочили, прислушались и побледнели.
Кто-то поднимался по лестнице. Нет, им это не пригрезилось! Они узнали тяжелую гневную поступь и поняли, что это конец.
– Это… хозяйка! – задыхаясь, прошептала Бекки и уронила на пол кусок пирога.
– Да, – поразилась Сара. Глаза ее широко открылись – такие огромные на маленьком бледном личике. – Она узнала про нас!
Одним ударом руки мисс Минчин распахнула дверь. Она тоже была бледна – только от ярости. Она окинула взглядом испуганные лица девочек, пиршественный стол и догоравшую в камине бумагу.
– Я подозревала, что здесь что-то творится, – вскричала она, – но такой дерзости я не ожидала. Лавиния была права!
Значит, это Лавиния догадалась об их тайне и выдала их. Мисс Минчин шагнула к Бекки и отвесила ей вторую пощечину.
– Наглая девчонка! – прошептала она. – Чтобы утром тебя здесь не было!
Сара не двигалась, лишь еще больше побледнела; глаза у нее еще больше расширились. Эрменгарда разразилась слезами.
– Ах, не прогоняйте ее, – всхлипывала она. – Это мне тетушка прислала корзинку. Мы… просто… устроили ужин.
– Вижу, – отвечала мисс Минчин уничтожающе. – А во главе стола, конечно, сидела принцесса Сара.
Обернувшись к Саре, она гневно воскликнула:
– Это все ваша затея, я знаю! Эрменгарде такое и в голову бы не пришло. И вы же, конечно, украсили стол… этим хламом. – И, топнув ногой, приказала Бекки: – Ступай к себе в комнату!
Бекки, закрыв лицо фартуком, скользнула в дверь, сотрясаясь от рыданий.
Мисс Минчин снова обернулась к Саре:
– А вами я займусь завтра. Вы у меня завтра останетесь без завтрака, без обеда и без ужина!
– Я и сегодня не обедала и не ужинала, – слабо возразила Сара.
– Тем лучше! В другой раз будете вести себя прилично. Что вы стоите? Сложите все в корзинку.
И мисс Минчин принялась сама бросать все в корзинку. Вдруг она заметила новые книги, присланные Эрменгарде.
– Эрменгарда, как вы могли принести свои чудесные новые книжки на этот грязный чердак?! Заберите их и отправляйтесь в постель. Вы останетесь завтра в постели весь день – а я напишу вашему отцу. Что бы он сказал, если бы знал, где вы провели сегодняшний вечер?
Заметив серьезный сосредоточенный взгляд Сары, она снова гневно обернулась к ней:
– О чем это вы задумались? Почему вы на меня так смотрите?
– Я думала, – ответила Сара, как когда-то в памятный день в классной комнате.
– О чем это вы думали?
Это и вправду походило на давнюю сцену в классной. Сара и теперь говорила не дерзко, а спокойно и грустно.
– Я думала о том, – проговорила она тихо, – что бы сказал мой папа, если бы знал, где я была сегодня вечером.
Мисс Минчин снова пришла в ярость и снова не стала себя сдерживать. Она бросилась к Саре и, схватив ее за плечи, изо всех сил тряхнула.
– Дерзкая, непослушная девчонка! – вскричала она. – Да как вы смеете?! Как вы смеете?!
Она схватила книги, смела со стола в корзину остатки великолепного угощения, сунула корзину Эрменгарде и вытолкнула ее за дверь.
– А теперь можете думать сколько вам будет угодно, – сказала она. – Сию же минуту в постель!
И она захлопнула дверь за собой и за бедной спотыкающейся Эрменгардой. Сара осталась одна.
Прекрасный сон кончился. В камине погасла последняя искра, остался один лишь пепел; стол опустел; золотые тарелки и роскошно вышитые салфетки и гирлянды снова стали старым хламом и рассыпались по полу; музыканты исчезли, виолы и трубы смолкли. Лишь Эмили сидела, глядя прямо перед собой. Сара подошла и подняла ее дрожащими руками.
– От званого ужина ничего не осталось, Эмили, – сказала она. – Гости ушли, и принцессы уж больше нет. Остались лишь узники в Бастилии.
Она села и закрыла лицо руками. Не знаю, что бы случилось, если бы она в тот миг глянула в окно. Возможно, эта глава кончилась бы совсем по-другому. Взгляни она в окно, она бы очень удивилась. Она увидела бы то самое темное лицо, которое заглядывало в комнату раньше, когда она говорила с Эрменгардой.
Но Сара не поднимала глаз. Долго сидела она, обхватив руками голову. Она всегда так сидела, когда ей было худо. А потом встала и медленно подошла к постели.
– Ничего хорошего я больше не увижу… пока не засну, – сказала она. – Даже и пытаться нечего. Может, если засну, увижу во сне что-нибудь.
Она вдруг почувствовала такую слабость – должно быть, от голода, – что в изнеможении опустилась на кровать.
– Вот если бы в камине горел яркий огонь и язычки пламени так и плясали, – прошептала она, – а перед камином стояло удобное кресло… а возле него – столик с горячим… горячим ужином. А еще… – и она натянула на себя жиденькое одеяло… – постель была бы такая мягкая… с пушистыми одеялами и большими пуховыми подушками. Вот если бы… если бы…
Тут ее окончательно сморила усталость, глаза у нее закрылись, и она уснула.
Сара не знала, как долго она спала. Но за день она так устала, что сон ее был крепок. Ничто не могло его нарушить; вздумай даже Мельхиседек выйти из норы со всеми своими чадами и домочадцами и устроить на полу гонки и шумные игры, она бы все равно не открыла глаз.
Проснулась она внезапно. Она не знала, что ее разбудило; что-то щелкнуло, хотя она этого и не слышала. Это щелкнуло окно, захлопнувшееся за быстрой фигурой в белом, которая выскользнула на крышу и притаилась тут же на черепицах, откуда можно было незаметно наблюдать за всем, что происходит на чердаке.
Сара полежала с закрытыми глазами. Просыпаться не хотелось, к тому же лежать в постели было так тепло и уютно. Она даже решила, что ей это снится. Так тепло и уютно бывает только во сне.
– Какой чудесный сон! – прошептала она. – Мне так тепло… Я… не хочу… просыпаться.
Конечно, это был сон. Ей казалось, что она лежит под теплыми, мягкими одеялами, которые так тепло ее укрывают. Она выпростала руку и потрогала одеяло: ей почудилось, что оно атласное, на гагачьем пуху. Нет, не надо просыпаться – надо лежать тихо-тихо, пусть этот дивный сон не кончается.
Но нет, она не могла спать… даже зажмурив глаза, не могла… Что-то ее будило; что-то в комнате. Свет… и какой-то звук… звук весело трещащего огня!
– Ах, я просыпаюсь, – жалобно шепнула Сара. – Теперь уже ничего не поделаешь!
Помимо воли она открыла глаза. И широко улыбнулась: такого на чердаке никогда не было, да и быть не могло!
– Ах нет, я все еще сплю, – прошептала Сара, приподнимаясь на локте и оглядываясь кругом. – Я просто вижу сон.
Конечно, это сон: наяву такого быть не может, просто не может!
Вы спрашиваете, почему она не сомневалась, что все еще спит? Вот послушайте, что она увидела. Яркий огонь полыхал в камине; над огнем кипел и плевался небольшой медный чайник; на полу лежал пушистый пунцовый ковер; перед камином был разложен шезлонг с подушками; рядом с ним стоял небольшой складной стол, покрытый белой салфеткой, а на нем были расставлены небольшие блюда под крышками, чашка с блюдцем и чайник для заварки. На кровати лежали новые теплые пледы и одеяло; а в ногах – стеганый шелковый халатик, стеганые туфли и книги. Комната стала такой, какой не раз в мечтах представляла ее себе Сара. Комнату заливал теплый свет – на столе горела яркая лампа под розовым абажуром.
Сара приподнялась и села – у нее перехватило дыхание.
– Сон… не исчезает, – проговорила она с волнением. – Ах, никогда еще я не видела такого сна!
Она боялась пошевелиться; наконец решилась, откинула одеяло и с блаженной улыбкой опустила ноги на пол.
– Мне снится… что я встаю с постели, – проговорила она, прислушиваясь к собственному голосу.
Она встала и медленно повернулась в одну сторону, потом в другую, разглядывая все это великолепие.
– Мне снится, что все это наяву. Мне снится… что это правда. Комната заколдована… или это я заколдована? Мне только кажется, что я все это вижу.
Она говорила все быстрее.
– Пусть мне подольше все это кажется! – вскричала она. – Мне все равно! Все равно!
Сара постояла еще немного, затаив дыхание, а потом воскликнула:
– Нет, это неправда! Это не может быть правдой! Но, Боже, как это похоже на правду!
Ее привлек огонь, пылающий в камине; она опустилась на колени и поднесла к нему руки – но тут же отдернула их.
– Если б огонь мне снился, – сказала она, – он бы не жегся!
Вскочив с колен, она дотронулась до стола, до блюд, до ковра; подошла к кровати и потрогала одеяла. Взяла в руки мягкий стеганый халатик и вдруг прижала его к груди, а потом приложила к щеке.
– Он теплый! Он мягкий! – сказала она со слезами. – Он настоящий. Да, это правда!
Она набросила халат на плечи и сунула ноги в туфли.
– Туфли тоже настоящие. Здесь все настоящее! – вскричала она. – Это не сон! Не сон!
Она бросилась к книгам и открыла ту, что лежала сверху. На форзаце было что-то написано – всего несколько слов: «Девочке на чердаке. От друга».
Прочитав эти слова, она уронила голову на книгу и расплакалась.
«Я не знаю, кто это, – проносилось у нее в голове, – но кто-то обо мне думает. У меня есть друг».
Она взяла свечу и на цыпочках вошла в комнату Бекки. Встав у ее постели, она громко, насколько хватало смелости, прошептала:
– Бекки! Бекки! Проснись!
Бекки проснулась – ив ужасе вскочила; на ее щеках еще виднелись следы слез. Каково же было ее удивление, когда она вдруг увидела Сару в роскошном стеганом халате из пунцового шелка! Принцесса Сара, совсем такая, какой она ее помнила, стояла, сияя радостью, возле ее постели со свечой в руке.
– Пойдем ко мне, Бекки, – позвала она. – Пойдем скорее!
Бекки была до того перепугана, что не могла ни слова сказать. Она просто встала и безмолвно последовала за Сарой. Глаза и рот у нее были широко раскрыты.
Переступив через порог, Сара неслышно притворила дверь и ввела Бекки в такую теплую, ярко освещенную и хорошо обставленную комнату, что у нее закружилась голова.
– Это все настоящее! Все до единого! – воскликнула Сара. – Я все эти вещи перетрогала! Они такие же настоящие, как мы с тобой. Это Волшебство, Бекки! Пока мы спали, оно здесь работало! То самое Волшебство, которое не допустит, чтобы случилось самое плохое!
ГЛАВА 16.
И она подняла старую украшенную цветами шляпу, которую выудила с самого дна сундука.
– Вот цветы, чтобы украсить стол, – сказала Сара и оторвала со шляпы гирлянду цветов. – Чувствуешь, как они пахнут? Дай-ка мне кружку с умывальника, Бекки. И захвати мыльницу – мы ее поставим посредине.
Бекки почтительно подала ей кружку и мыльницу.
– А что это будет, мисс? – спросила она. – Кажись, они из глины… только я знаю, что это не так.
– Это резной кувшин, – отвечала Сара, обвивая гирляндой кружку. – А это, – и она с нежностью склонилась над мыльницей и положила в нее несколько роз, – это чаша из чистейшего алебастра, украшенная драгоценными камнями.
Она легонько касалась вещей руками – на губах у нее играла счастливая улыбка; казалось, она говорит как во сне.
– Ох, до чего красиво! – прошептала Бекки.
– Надо еще что-нибудь для конфет, – задумчиво проговорила Сара. – А-а, знаю! – И она снова подбежала к сундуку. – Вспомнила! Я видела там кое-что…
Это был всего лишь моток шерсти, завернутый в тонкую красную с белыми полосами бумагу. Сара вмиг свернула из бумаги тарелочки для конфет и поставила их на стол вместе с подсвечником, обвитым оставшимися цветами.
Потом отступила на шаг и окинула стол взглядом. В ее глазах это был уже не старый стол, накрытый красной шалью, на котором была разложена всякая рухлядь из старого сундука, а нечто совсем иное, нечто чудесное. Бекки, полюбовавшись на украшения, сказала, обводя чердак взволнованным взглядом:
– Здесь все еще Бастилия, мисс, или… или уже что-то другое?
– Конечно другое! – ответила Сара. – Совсем, совсем другое! Теперь это пиршественная зала.
– Ах, батюшки! – охнула Бекки. – Шерстяная зала!
И с еще большим изумлением оглядела окружающее ее великолепие.
– Пиршественная зала, – поправила ее Сара. – Большая такая комната, где устраивают пиры. В ней сводчатый потолок и галерея для музыкантов, и огромный камин, в котором пылают дубовые поленья. Ее ярко освещают восковые свечи – они сияют повсюду.
– Ах, батюшки, мисс Сара! – снова воскликнула Бекки.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату с тяжелой корзиной в руках вошла Эрменгарда. При виде накрытого красной скатертью стола, украшенного цветами и белыми салфетками, она радостно вскрикнула. Войти с темной лестницы в такую комнату было очень приятно. Это было просто великолепно!
– Ах, Сара! – вскричала Эрменгарда. – Ты самая умная из всех девочек, которых я знаю!
– Правда, красиво? – откликнулась Сара. – Эти вещи я взяла из своего сундука. Это мне Волшебство подсказало, где искать.
– Погодите, мисс Эрменгарда, – воскликнула Бекки, – пусть она вам расскажет, что это такое. Ведь это не просто так… ах, мисс, – и она повернулась к Cape, – скажите!
И Сара рассказала, да так, что Эрменгарда все увидела: и золотые тарелки… и зал со сводами… и пылающие в камине поленья… и сияющие свечи. А потом из корзинки появились пироги с глазурью, фрукты, конфеты и смородинная настойка. Пир обещал быть на славу!
– Это настоящий званый ужин! – воскликнула Эрменгарда.
– Королевский! – прошептала Бекки.
Вдруг Эрменгарду осенило.
– А знаешь что, Сара, – сказала она. – Представь себе, что ты принцесса и задаешь нам пир.
– Нет, это ты задаешь нам пир, – возразила Сара, – и принцессой должна быть ты, а мы будем твоими фрейлинами.
– Я не сумею, – не соглашалась Эрменгарда, – и потом, я такая толстая. Нет, принцессой должна быть ты.
– Ну хорошо, если ты так хочешь, – уступила Сара.
Внезапно ей в голову пришла какая-то мысль – она подбежала к камину.
– Здесь столько бумаги и всякого хлама, – воскликнула она. – Если его поджечь, он вспыхнет и погорит хоть несколько минут. А мы представим себе, что в нем все время горит настоящий огонь.
Она чиркнула спичкой и подожгла бумагу – яркое пламя осветило всю комнату.
– Когда он потухнет, – сказала Сара, – нам уже будет все равно, настоящий он или нет.
Она стояла, освещенная пляшущими языками пламени, и улыбалась.
– Правда, все совсем как настоящее? – произнесла она наконец. – А теперь можно начинать.
Сара двинулась к столу, величественным жестом пригласив Эрменгарду и Бекки следовать за ней. Видение полностью овладело ею.
– Прекрасные дамы, прошу вас занять места, – говорила она счастливым мечтательным голосом. – Отправляясь в дальнюю дорогу, король, мой достопочтенный родитель, наказал мне пригласить вас на ужин.
Она повернула голову и глянула в угол комнаты.
– Сюда, музыканты! Играйте на своих виолах и трубах! У принцесс, – торопливо пояснила она Эрменгарде и Бекки, – на пирах всегда играли музыканты. Представьте себе, что в том углу – галерея для музыкантов. Что ж, начнем!
Но только принцесса и фрейлины взяли по куску пирога и собрались поднести их ко рту, как вдруг вскочили, прислушались и побледнели.
Кто-то поднимался по лестнице. Нет, им это не пригрезилось! Они узнали тяжелую гневную поступь и поняли, что это конец.
– Это… хозяйка! – задыхаясь, прошептала Бекки и уронила на пол кусок пирога.
– Да, – поразилась Сара. Глаза ее широко открылись – такие огромные на маленьком бледном личике. – Она узнала про нас!
Одним ударом руки мисс Минчин распахнула дверь. Она тоже была бледна – только от ярости. Она окинула взглядом испуганные лица девочек, пиршественный стол и догоравшую в камине бумагу.
– Я подозревала, что здесь что-то творится, – вскричала она, – но такой дерзости я не ожидала. Лавиния была права!
Значит, это Лавиния догадалась об их тайне и выдала их. Мисс Минчин шагнула к Бекки и отвесила ей вторую пощечину.
– Наглая девчонка! – прошептала она. – Чтобы утром тебя здесь не было!
Сара не двигалась, лишь еще больше побледнела; глаза у нее еще больше расширились. Эрменгарда разразилась слезами.
– Ах, не прогоняйте ее, – всхлипывала она. – Это мне тетушка прислала корзинку. Мы… просто… устроили ужин.
– Вижу, – отвечала мисс Минчин уничтожающе. – А во главе стола, конечно, сидела принцесса Сара.
Обернувшись к Саре, она гневно воскликнула:
– Это все ваша затея, я знаю! Эрменгарде такое и в голову бы не пришло. И вы же, конечно, украсили стол… этим хламом. – И, топнув ногой, приказала Бекки: – Ступай к себе в комнату!
Бекки, закрыв лицо фартуком, скользнула в дверь, сотрясаясь от рыданий.
Мисс Минчин снова обернулась к Саре:
– А вами я займусь завтра. Вы у меня завтра останетесь без завтрака, без обеда и без ужина!
– Я и сегодня не обедала и не ужинала, – слабо возразила Сара.
– Тем лучше! В другой раз будете вести себя прилично. Что вы стоите? Сложите все в корзинку.
И мисс Минчин принялась сама бросать все в корзинку. Вдруг она заметила новые книги, присланные Эрменгарде.
– Эрменгарда, как вы могли принести свои чудесные новые книжки на этот грязный чердак?! Заберите их и отправляйтесь в постель. Вы останетесь завтра в постели весь день – а я напишу вашему отцу. Что бы он сказал, если бы знал, где вы провели сегодняшний вечер?
Заметив серьезный сосредоточенный взгляд Сары, она снова гневно обернулась к ней:
– О чем это вы задумались? Почему вы на меня так смотрите?
– Я думала, – ответила Сара, как когда-то в памятный день в классной комнате.
– О чем это вы думали?
Это и вправду походило на давнюю сцену в классной. Сара и теперь говорила не дерзко, а спокойно и грустно.
– Я думала о том, – проговорила она тихо, – что бы сказал мой папа, если бы знал, где я была сегодня вечером.
Мисс Минчин снова пришла в ярость и снова не стала себя сдерживать. Она бросилась к Саре и, схватив ее за плечи, изо всех сил тряхнула.
– Дерзкая, непослушная девчонка! – вскричала она. – Да как вы смеете?! Как вы смеете?!
Она схватила книги, смела со стола в корзину остатки великолепного угощения, сунула корзину Эрменгарде и вытолкнула ее за дверь.
– А теперь можете думать сколько вам будет угодно, – сказала она. – Сию же минуту в постель!
И она захлопнула дверь за собой и за бедной спотыкающейся Эрменгардой. Сара осталась одна.
Прекрасный сон кончился. В камине погасла последняя искра, остался один лишь пепел; стол опустел; золотые тарелки и роскошно вышитые салфетки и гирлянды снова стали старым хламом и рассыпались по полу; музыканты исчезли, виолы и трубы смолкли. Лишь Эмили сидела, глядя прямо перед собой. Сара подошла и подняла ее дрожащими руками.
– От званого ужина ничего не осталось, Эмили, – сказала она. – Гости ушли, и принцессы уж больше нет. Остались лишь узники в Бастилии.
Она села и закрыла лицо руками. Не знаю, что бы случилось, если бы она в тот миг глянула в окно. Возможно, эта глава кончилась бы совсем по-другому. Взгляни она в окно, она бы очень удивилась. Она увидела бы то самое темное лицо, которое заглядывало в комнату раньше, когда она говорила с Эрменгардой.
Но Сара не поднимала глаз. Долго сидела она, обхватив руками голову. Она всегда так сидела, когда ей было худо. А потом встала и медленно подошла к постели.
– Ничего хорошего я больше не увижу… пока не засну, – сказала она. – Даже и пытаться нечего. Может, если засну, увижу во сне что-нибудь.
Она вдруг почувствовала такую слабость – должно быть, от голода, – что в изнеможении опустилась на кровать.
– Вот если бы в камине горел яркий огонь и язычки пламени так и плясали, – прошептала она, – а перед камином стояло удобное кресло… а возле него – столик с горячим… горячим ужином. А еще… – и она натянула на себя жиденькое одеяло… – постель была бы такая мягкая… с пушистыми одеялами и большими пуховыми подушками. Вот если бы… если бы…
Тут ее окончательно сморила усталость, глаза у нее закрылись, и она уснула.
Сара не знала, как долго она спала. Но за день она так устала, что сон ее был крепок. Ничто не могло его нарушить; вздумай даже Мельхиседек выйти из норы со всеми своими чадами и домочадцами и устроить на полу гонки и шумные игры, она бы все равно не открыла глаз.
Проснулась она внезапно. Она не знала, что ее разбудило; что-то щелкнуло, хотя она этого и не слышала. Это щелкнуло окно, захлопнувшееся за быстрой фигурой в белом, которая выскользнула на крышу и притаилась тут же на черепицах, откуда можно было незаметно наблюдать за всем, что происходит на чердаке.
Сара полежала с закрытыми глазами. Просыпаться не хотелось, к тому же лежать в постели было так тепло и уютно. Она даже решила, что ей это снится. Так тепло и уютно бывает только во сне.
– Какой чудесный сон! – прошептала она. – Мне так тепло… Я… не хочу… просыпаться.
Конечно, это был сон. Ей казалось, что она лежит под теплыми, мягкими одеялами, которые так тепло ее укрывают. Она выпростала руку и потрогала одеяло: ей почудилось, что оно атласное, на гагачьем пуху. Нет, не надо просыпаться – надо лежать тихо-тихо, пусть этот дивный сон не кончается.
Но нет, она не могла спать… даже зажмурив глаза, не могла… Что-то ее будило; что-то в комнате. Свет… и какой-то звук… звук весело трещащего огня!
– Ах, я просыпаюсь, – жалобно шепнула Сара. – Теперь уже ничего не поделаешь!
Помимо воли она открыла глаза. И широко улыбнулась: такого на чердаке никогда не было, да и быть не могло!
– Ах нет, я все еще сплю, – прошептала Сара, приподнимаясь на локте и оглядываясь кругом. – Я просто вижу сон.
Конечно, это сон: наяву такого быть не может, просто не может!
Вы спрашиваете, почему она не сомневалась, что все еще спит? Вот послушайте, что она увидела. Яркий огонь полыхал в камине; над огнем кипел и плевался небольшой медный чайник; на полу лежал пушистый пунцовый ковер; перед камином был разложен шезлонг с подушками; рядом с ним стоял небольшой складной стол, покрытый белой салфеткой, а на нем были расставлены небольшие блюда под крышками, чашка с блюдцем и чайник для заварки. На кровати лежали новые теплые пледы и одеяло; а в ногах – стеганый шелковый халатик, стеганые туфли и книги. Комната стала такой, какой не раз в мечтах представляла ее себе Сара. Комнату заливал теплый свет – на столе горела яркая лампа под розовым абажуром.
Сара приподнялась и села – у нее перехватило дыхание.
– Сон… не исчезает, – проговорила она с волнением. – Ах, никогда еще я не видела такого сна!
Она боялась пошевелиться; наконец решилась, откинула одеяло и с блаженной улыбкой опустила ноги на пол.
– Мне снится… что я встаю с постели, – проговорила она, прислушиваясь к собственному голосу.
Она встала и медленно повернулась в одну сторону, потом в другую, разглядывая все это великолепие.
– Мне снится, что все это наяву. Мне снится… что это правда. Комната заколдована… или это я заколдована? Мне только кажется, что я все это вижу.
Она говорила все быстрее.
– Пусть мне подольше все это кажется! – вскричала она. – Мне все равно! Все равно!
Сара постояла еще немного, затаив дыхание, а потом воскликнула:
– Нет, это неправда! Это не может быть правдой! Но, Боже, как это похоже на правду!
Ее привлек огонь, пылающий в камине; она опустилась на колени и поднесла к нему руки – но тут же отдернула их.
– Если б огонь мне снился, – сказала она, – он бы не жегся!
Вскочив с колен, она дотронулась до стола, до блюд, до ковра; подошла к кровати и потрогала одеяла. Взяла в руки мягкий стеганый халатик и вдруг прижала его к груди, а потом приложила к щеке.
– Он теплый! Он мягкий! – сказала она со слезами. – Он настоящий. Да, это правда!
Она набросила халат на плечи и сунула ноги в туфли.
– Туфли тоже настоящие. Здесь все настоящее! – вскричала она. – Это не сон! Не сон!
Она бросилась к книгам и открыла ту, что лежала сверху. На форзаце было что-то написано – всего несколько слов: «Девочке на чердаке. От друга».
Прочитав эти слова, она уронила голову на книгу и расплакалась.
«Я не знаю, кто это, – проносилось у нее в голове, – но кто-то обо мне думает. У меня есть друг».
Она взяла свечу и на цыпочках вошла в комнату Бекки. Встав у ее постели, она громко, насколько хватало смелости, прошептала:
– Бекки! Бекки! Проснись!
Бекки проснулась – ив ужасе вскочила; на ее щеках еще виднелись следы слез. Каково же было ее удивление, когда она вдруг увидела Сару в роскошном стеганом халате из пунцового шелка! Принцесса Сара, совсем такая, какой она ее помнила, стояла, сияя радостью, возле ее постели со свечой в руке.
– Пойдем ко мне, Бекки, – позвала она. – Пойдем скорее!
Бекки была до того перепугана, что не могла ни слова сказать. Она просто встала и безмолвно последовала за Сарой. Глаза и рот у нее были широко раскрыты.
Переступив через порог, Сара неслышно притворила дверь и ввела Бекки в такую теплую, ярко освещенную и хорошо обставленную комнату, что у нее закружилась голова.
– Это все настоящее! Все до единого! – воскликнула Сара. – Я все эти вещи перетрогала! Они такие же настоящие, как мы с тобой. Это Волшебство, Бекки! Пока мы спали, оно здесь работало! То самое Волшебство, которое не допустит, чтобы случилось самое плохое!
ГЛАВА 16.
Нежданная гостья
Если вам это удастся, постарайтесь сами представить себе, как прошла остальная часть ночи. Как Сара и Бекки сидели у камина, в котором прыгали и плясали языки пламени; как они заглянули под крышки и нашли на блюдах сандвичи, подсушенный хлеб и булки, а в миске – густой горячий душистый суп, которым одним можно было наесться. Чай для Бекки налили в кружку с умывальника, и он был до того душистый и вкусный, что незачем было представлять себе, что это не чай, а что-то другое. Теперь девочкам было тепло, они наелись досыта и повеселели. Убедившись в реальности происходящего, Сара от души радовалась всему. Она так долго жила воображением, что могла без труда принять самое удивительное и чудесное.
– Я не знаю никого, кто мог бы это сделать, – говорила она, – но кто-то же это сделал! Мы сидим у огня… и… и… все это правда! Кто бы ни был этот человек… или эти люди… где бы он или они ни были… у меня есть друг! Бекки, кто-то мне друг!
Следует сознаться, правда, что, сидя перед камином и угощаясь разными вкусными вещами, они испытывали какой-то восторженный ужас и не без сомнений поглядывали друг на друга.
– А вы не боитесь, мисс, – наконец решилась Бекки, – вы не боитесь, что все это вдруг исчезнет? Может, нам поспешить?
И она торопливо засунула сандвич в рот. Если все это сон, нечего заботиться о манерах!
– Нет, это не исчезнет, – отвечала Сара. – Эту булочку я ем, я чувствую ее вкус. А во сне никогда не ешь, всегда только собираешься. К тому же я себя несколько раз щипала – и мне больно! Я даже только что дотронулась до горячего уголька – для проверки!
Как хорошо было сидеть у камина! Понемногу их стало клонить в сон, как клонит в сон счастливых, хорошо поевших детей. Долго не уходили они от камина, наслаждаясь его теплом; наконец Сара взглянула на свою постель, которая выглядела так непривычно.
Одеял на ней теперь было предостаточно, можно было поделиться с Бекки. И скоро узкая кушетка в соседней каморке превратилась в такое удобное ложе, о каком Бекки никогда и не мечтала.
Уходя от Сары, Бекки обернулась с порога и обвела комнату восхищенным взглядом.
– Даже если завтра утром все это исчезнет, – сказала она, – оно, по крайности, сегодня здесь было. И этого никогда я не забуду.
Она остановила взгляд на каждой вещи, словно стараясь их хорошенько запомнить.
– Здесь, – и она показала пальцем на камин, – горел огонь, а перед ним стоял стол, а на столе – лампа, и свет от нее был розовый. На кровати лежало атласное покрывало, а на полу – теплый ковер, и все было так красиво!
Бекки на миг смолкла и с нежностью положила руку на живот.
– И еще был суп, и сандвичи, и булочки. Да, все это было!
И с этим неопровержимым доказательством реальности всего, что произошло, она удалилась.
Какими-то неведомыми путями в школе, так же как и среди слуг, все сразу становится известным. Наутро все уже знали, что Сара ужасно провинилась, что Эрменгарда наказана и что Бекки только потому не прогнали сегодня же с самого утра, что найти новую судомойку не так-то просто. Слуги понимали, что мисс Минчин разрешила Бекки остаться, потому что найти другое такое беззащитное и безответное существо, которое согласилось бы работать с утра до ночи за несколько шиллингов в неделю, было нелегко. А старшие девочки понимали, что мисс Минчин не отказала Саре из практических соображений.
– Сара так быстро растет и так много занимается, – сказала Лавинии Джесси, – что мисс Минчин скоро сделает ее учительницей, и ей придется работать бесплатно. Ты, Лавви, поступила гадко, когда нажаловалась на нее мисс Минчин. Откуда ты узнала, что они устроили вечеринку на чердаке?
– От Лотти. Она по глупости даже и не заметила, как проболталась. И вовсе это не гадко! – Лавиния поджала губы. – Я просто исполнила свой долг. Сара обманывала мисс Минчин! Нет, это просто смешно, как эта оборванка важничает! И почему все с ней так носятся?
– А что они делали, когда мисс Минчин их накрыла?
– Представляли себе какую-то глупость. Эрменгарда снесла наверх свою посылку из дома, чтобы угостить Сару и Бекки. Почему-то нас она никогда не угощает. Мне, конечно, все равно, только это неприлично угощать на чердаке каких-то служанок. Конечно, мисс Минчин нужна учительница, но все равно странно, что она не выгнала Сару.
– Куда бы она пошла, если б ее выгнали? – спросила не без тревоги Джесси.
– Откуда мне знать? – отрезала Лавиния. – Сегодня, должно быть, вид у нее будет кислый. Немудрено! После того, что случилось…
Джесси была не столько злая, сколько бесхарактерная девочка. Она порывисто схватила книжку.
– По-моему, это ужасно! – сказала она. – Никто не имеет права морить ее голодом.
Когда Сара вошла в то утро на кухню, кухарка и служанки посмотрели на нее с подозрением и она поспешила пройти мимо. Она немного проспала, и Бекки тоже, а потому обе заторопились вниз, не повидав друг друга.
Сара заглянула в судомойню. Бекки изо всех сил терла чайник и что-то тихо напевала. Она подняла на Сару сияющие глаза.
– Одеяло-то, – шепнула она с волнением, – оно лежало у меня на постели, когда я проснулась. Оно не исчезло!
– И мое тоже, – отвечала Сара. – И все другие вещи так и остались у меня в комнате – все до единой. Я, пока одевалась, поела то, что осталось.
– Ах ты, батюшки! – ахнула Бекки, склоняясь над чайником.
И хорошо сделала – в судомойню входила кухарка.
Мисс Минчин, подобно Лавинии, ожидала, что наутро Сара будет иметь жалкий вид. Сара всегда ее раздражала, ибо ничто, даже самое суровое наказание, ее не пугало и не доводило до слез. Когда ей делали выговор, она стояла и вежливо, серьезно слушала, не возражая ни слова; когда же ее наказывали, подчинялась, не жалуясь и не протестуя. Она никогда не отвечала дерзостью, и это само по себе казалось мисс Минчин величайшей дерзостью. Впрочем, вчера Сара не обедала и не ужинала, а сегодня опять ничего не получит; может, это наконец сломит ее упорство? Может, сегодня она сойдет наконец вниз бледная, с заплаканными глазами, несчастная и жалкая?
В то утро мисс Минчин увидела Сару в классе, где ей предстояло давать младшим ученицам урок французского языка. Сара вошла веселая и румяная, с едва заметной улыбкой в уголках рта. Мисс Минчин растерялась. Такого она не ожидала. Что все это значит? Она тотчас подозвала Сару к себе.
– Вы, как я вижу, не понимаете, что наказаны, – сказала она. – Неужто вы до того испорчены?
Если ребенок – а пусть бы и взрослый! – хорошо поел и выспался в теплой и мягкой постели, если он заснул в волшебной сказке, а проснувшись, обнаружил, что эта сказка не сон, а явь, он не может выглядеть несчастным и не может, даже если бы хотел, потушить свет в глазах. Мисс Минчин чуть не онемела от удивления, когда Сара подняла на нее сияющие глаза и спокойно ответила:
– Прошу прощения, мисс Минчин. Я знаю, что наказана.
– Так постарайтесь этого не забывать – и не глядите так, словно вдруг получили наследство. Это дерзко. Помните, что сегодня вам не дадут никакой еды.
– Да, мисс Минчин, – отвечала Сара.
Она отвернулась; сердце запрыгало у нее в груди при воспоминании о вчерашнем. «Если бы не эта волшебная перемена, – подумала она, – как все было бы ужасно!»
– Не похоже, чтобы она была очень голодна, – шепнула Лавиния Джесси. – Ты только посмотри на нее. – И со злорадным смешком добавила: – Возможно, она воображает, что съела хороший завтрак.
– Она не такая, как все, – сказала Джесси, глядя на Сару. – Иногда я ее немного боюсь.
– Какая ерунда! – вскричала Лавиния.
Весь этот день свет не покидал Сариного лица, а румянец – ее щек. Служанки перешептывались, с удивлением поглядывая на нее, а в голубых глазках мисс Амелии застыло полнейшее недоумение. Она не могла взять в толк, как можно иметь такой веселый и вызывающий вид, когда на тебя сердится сама мисс Минчин. Впрочем, это так похоже на Сару! Она всегда была на удивление упрямой. Верно, она решила не признавать высочайшей немилости.
Обдумывая все, что произошло в ту ночь, Сара решила, если удастся, держать чудо в тайне. Конечно, если мисс Минчин снова поднимется на чердак, все будет раскрыто. Впрочем, в течение какого-то времени это им не грозит, если только у мисс Минчин не возникнет подозрений. За Эрменгардой и Лотти будут по вечерам так строго следить, что они не осмелятся снова покинуть свои спальни. Эрменгарде можно довериться – она не выдаст. Если же на чердак придет Лотти, нужно будет просить ее сохранить тайну. Возможно, Волшебство придет им и здесь на помощь.
«Но что бы ни случилось, – говорила себе Сара, – что бы ни случилось, теперь я знаю, что где-то есть человек небесной доброты и он мне друг. Да, он мой друг! Если я никогда не узнаю, кто он… если никогда не смогу даже поблагодарить его… все равно, я никогда не буду такой одинокой, как прежде. Да, это волшебная доброта!»
В этот день погода выдалась, если только это возможно, еще хуже, чем накануне, – на улице было еще холоднее, дождь лил еще сильнее, а грязь еще больше развезло. Сару снова посылали из дома с бесконечными поручениями; кухарка совсем разбушевалась и, зная, что Сара в немилости, бранила ее пуще прежнего. Но какое все это имеет значение, если у тебя есть волшебный друг? Ночной ужин придал Саре сил; она надеялась хорошо выспаться в теплой постели; и хотя к вечеру она, как и следовало ожидать, проголодалась, она помнила, что к следующему утру срок ее наказания истечет и она сможет позавтракать. Было уже поздно, когда ей разрешили уйти к себе. Мисс Минчин распорядилась, чтобы она занималась в классной до десяти часов вечера, но она увлеклась и засиделась над книгами.
Поднявшись по лестнице, Сара остановилась перед дверью на чердак; признаться, сердце громко стучало у нее в груди.
– Конечно, там, может статься, ничего уже нет, – прошептала она, бодрясь. – Возможно, все это было мне послано лишь на одну ночь – на ту ужасную ночь! Но все это было мне послано – у меня это было! Это был не сон!
Она распахнула дверь. Переступив порог, она тихо охнула и, притворив дверь, прислонилась к ней, оглядывая комнату.
– Я не знаю никого, кто мог бы это сделать, – говорила она, – но кто-то же это сделал! Мы сидим у огня… и… и… все это правда! Кто бы ни был этот человек… или эти люди… где бы он или они ни были… у меня есть друг! Бекки, кто-то мне друг!
Следует сознаться, правда, что, сидя перед камином и угощаясь разными вкусными вещами, они испытывали какой-то восторженный ужас и не без сомнений поглядывали друг на друга.
– А вы не боитесь, мисс, – наконец решилась Бекки, – вы не боитесь, что все это вдруг исчезнет? Может, нам поспешить?
И она торопливо засунула сандвич в рот. Если все это сон, нечего заботиться о манерах!
– Нет, это не исчезнет, – отвечала Сара. – Эту булочку я ем, я чувствую ее вкус. А во сне никогда не ешь, всегда только собираешься. К тому же я себя несколько раз щипала – и мне больно! Я даже только что дотронулась до горячего уголька – для проверки!
Как хорошо было сидеть у камина! Понемногу их стало клонить в сон, как клонит в сон счастливых, хорошо поевших детей. Долго не уходили они от камина, наслаждаясь его теплом; наконец Сара взглянула на свою постель, которая выглядела так непривычно.
Одеял на ней теперь было предостаточно, можно было поделиться с Бекки. И скоро узкая кушетка в соседней каморке превратилась в такое удобное ложе, о каком Бекки никогда и не мечтала.
Уходя от Сары, Бекки обернулась с порога и обвела комнату восхищенным взглядом.
– Даже если завтра утром все это исчезнет, – сказала она, – оно, по крайности, сегодня здесь было. И этого никогда я не забуду.
Она остановила взгляд на каждой вещи, словно стараясь их хорошенько запомнить.
– Здесь, – и она показала пальцем на камин, – горел огонь, а перед ним стоял стол, а на столе – лампа, и свет от нее был розовый. На кровати лежало атласное покрывало, а на полу – теплый ковер, и все было так красиво!
Бекки на миг смолкла и с нежностью положила руку на живот.
– И еще был суп, и сандвичи, и булочки. Да, все это было!
И с этим неопровержимым доказательством реальности всего, что произошло, она удалилась.
Какими-то неведомыми путями в школе, так же как и среди слуг, все сразу становится известным. Наутро все уже знали, что Сара ужасно провинилась, что Эрменгарда наказана и что Бекки только потому не прогнали сегодня же с самого утра, что найти новую судомойку не так-то просто. Слуги понимали, что мисс Минчин разрешила Бекки остаться, потому что найти другое такое беззащитное и безответное существо, которое согласилось бы работать с утра до ночи за несколько шиллингов в неделю, было нелегко. А старшие девочки понимали, что мисс Минчин не отказала Саре из практических соображений.
– Сара так быстро растет и так много занимается, – сказала Лавинии Джесси, – что мисс Минчин скоро сделает ее учительницей, и ей придется работать бесплатно. Ты, Лавви, поступила гадко, когда нажаловалась на нее мисс Минчин. Откуда ты узнала, что они устроили вечеринку на чердаке?
– От Лотти. Она по глупости даже и не заметила, как проболталась. И вовсе это не гадко! – Лавиния поджала губы. – Я просто исполнила свой долг. Сара обманывала мисс Минчин! Нет, это просто смешно, как эта оборванка важничает! И почему все с ней так носятся?
– А что они делали, когда мисс Минчин их накрыла?
– Представляли себе какую-то глупость. Эрменгарда снесла наверх свою посылку из дома, чтобы угостить Сару и Бекки. Почему-то нас она никогда не угощает. Мне, конечно, все равно, только это неприлично угощать на чердаке каких-то служанок. Конечно, мисс Минчин нужна учительница, но все равно странно, что она не выгнала Сару.
– Куда бы она пошла, если б ее выгнали? – спросила не без тревоги Джесси.
– Откуда мне знать? – отрезала Лавиния. – Сегодня, должно быть, вид у нее будет кислый. Немудрено! После того, что случилось…
Джесси была не столько злая, сколько бесхарактерная девочка. Она порывисто схватила книжку.
– По-моему, это ужасно! – сказала она. – Никто не имеет права морить ее голодом.
Когда Сара вошла в то утро на кухню, кухарка и служанки посмотрели на нее с подозрением и она поспешила пройти мимо. Она немного проспала, и Бекки тоже, а потому обе заторопились вниз, не повидав друг друга.
Сара заглянула в судомойню. Бекки изо всех сил терла чайник и что-то тихо напевала. Она подняла на Сару сияющие глаза.
– Одеяло-то, – шепнула она с волнением, – оно лежало у меня на постели, когда я проснулась. Оно не исчезло!
– И мое тоже, – отвечала Сара. – И все другие вещи так и остались у меня в комнате – все до единой. Я, пока одевалась, поела то, что осталось.
– Ах ты, батюшки! – ахнула Бекки, склоняясь над чайником.
И хорошо сделала – в судомойню входила кухарка.
Мисс Минчин, подобно Лавинии, ожидала, что наутро Сара будет иметь жалкий вид. Сара всегда ее раздражала, ибо ничто, даже самое суровое наказание, ее не пугало и не доводило до слез. Когда ей делали выговор, она стояла и вежливо, серьезно слушала, не возражая ни слова; когда же ее наказывали, подчинялась, не жалуясь и не протестуя. Она никогда не отвечала дерзостью, и это само по себе казалось мисс Минчин величайшей дерзостью. Впрочем, вчера Сара не обедала и не ужинала, а сегодня опять ничего не получит; может, это наконец сломит ее упорство? Может, сегодня она сойдет наконец вниз бледная, с заплаканными глазами, несчастная и жалкая?
В то утро мисс Минчин увидела Сару в классе, где ей предстояло давать младшим ученицам урок французского языка. Сара вошла веселая и румяная, с едва заметной улыбкой в уголках рта. Мисс Минчин растерялась. Такого она не ожидала. Что все это значит? Она тотчас подозвала Сару к себе.
– Вы, как я вижу, не понимаете, что наказаны, – сказала она. – Неужто вы до того испорчены?
Если ребенок – а пусть бы и взрослый! – хорошо поел и выспался в теплой и мягкой постели, если он заснул в волшебной сказке, а проснувшись, обнаружил, что эта сказка не сон, а явь, он не может выглядеть несчастным и не может, даже если бы хотел, потушить свет в глазах. Мисс Минчин чуть не онемела от удивления, когда Сара подняла на нее сияющие глаза и спокойно ответила:
– Прошу прощения, мисс Минчин. Я знаю, что наказана.
– Так постарайтесь этого не забывать – и не глядите так, словно вдруг получили наследство. Это дерзко. Помните, что сегодня вам не дадут никакой еды.
– Да, мисс Минчин, – отвечала Сара.
Она отвернулась; сердце запрыгало у нее в груди при воспоминании о вчерашнем. «Если бы не эта волшебная перемена, – подумала она, – как все было бы ужасно!»
– Не похоже, чтобы она была очень голодна, – шепнула Лавиния Джесси. – Ты только посмотри на нее. – И со злорадным смешком добавила: – Возможно, она воображает, что съела хороший завтрак.
– Она не такая, как все, – сказала Джесси, глядя на Сару. – Иногда я ее немного боюсь.
– Какая ерунда! – вскричала Лавиния.
Весь этот день свет не покидал Сариного лица, а румянец – ее щек. Служанки перешептывались, с удивлением поглядывая на нее, а в голубых глазках мисс Амелии застыло полнейшее недоумение. Она не могла взять в толк, как можно иметь такой веселый и вызывающий вид, когда на тебя сердится сама мисс Минчин. Впрочем, это так похоже на Сару! Она всегда была на удивление упрямой. Верно, она решила не признавать высочайшей немилости.
Обдумывая все, что произошло в ту ночь, Сара решила, если удастся, держать чудо в тайне. Конечно, если мисс Минчин снова поднимется на чердак, все будет раскрыто. Впрочем, в течение какого-то времени это им не грозит, если только у мисс Минчин не возникнет подозрений. За Эрменгардой и Лотти будут по вечерам так строго следить, что они не осмелятся снова покинуть свои спальни. Эрменгарде можно довериться – она не выдаст. Если же на чердак придет Лотти, нужно будет просить ее сохранить тайну. Возможно, Волшебство придет им и здесь на помощь.
«Но что бы ни случилось, – говорила себе Сара, – что бы ни случилось, теперь я знаю, что где-то есть человек небесной доброты и он мне друг. Да, он мой друг! Если я никогда не узнаю, кто он… если никогда не смогу даже поблагодарить его… все равно, я никогда не буду такой одинокой, как прежде. Да, это волшебная доброта!»
В этот день погода выдалась, если только это возможно, еще хуже, чем накануне, – на улице было еще холоднее, дождь лил еще сильнее, а грязь еще больше развезло. Сару снова посылали из дома с бесконечными поручениями; кухарка совсем разбушевалась и, зная, что Сара в немилости, бранила ее пуще прежнего. Но какое все это имеет значение, если у тебя есть волшебный друг? Ночной ужин придал Саре сил; она надеялась хорошо выспаться в теплой постели; и хотя к вечеру она, как и следовало ожидать, проголодалась, она помнила, что к следующему утру срок ее наказания истечет и она сможет позавтракать. Было уже поздно, когда ей разрешили уйти к себе. Мисс Минчин распорядилась, чтобы она занималась в классной до десяти часов вечера, но она увлеклась и засиделась над книгами.
Поднявшись по лестнице, Сара остановилась перед дверью на чердак; признаться, сердце громко стучало у нее в груди.
– Конечно, там, может статься, ничего уже нет, – прошептала она, бодрясь. – Возможно, все это было мне послано лишь на одну ночь – на ту ужасную ночь! Но все это было мне послано – у меня это было! Это был не сон!
Она распахнула дверь. Переступив порог, она тихо охнула и, притворив дверь, прислонилась к ней, оглядывая комнату.