Инга БЕРРИСТЕР
МАЯК В ТУМАНЕ
Глава 1
Как всегда, сидя за рулем машины, катившей по пивной улице Вулертона, Кейт ощутила теплое чувство удовлетворения. Что ни говори, перебравшись в Йоркшир, она совершила в своей жизни поступок. Кейт влюбилась в Йоркширскую долину с первозданным великолепием ее в здешние поселки с их, построенными на века домами. У неё вошло в привычку каждый день видеть скалистые склоны гор — плод тысячелетнего труда дождей и ветра. Казалось, долина была специально создана для человека. Если только человечество само не уничтожит себя, скривив губы, подумала Кейт и остановила машину возле магазина трикотажных изделий, где была хозяйкой на пару со своей ближайшей подругой Маргарет Боуз.
Оказавшись два года назад в Вулертоне и выкупив по дешевке это маленькое, допотопное ателье, Кейт и представить не могла себе, какую успешную карьеру она сделает. Теперь Кейт приходилось регулярно вылетать в Лондон и Нью-Йорк, где заказчики в лице самых престижных магазинов одежды буквально-таки дрались за то, чтобы получить очередную партию джемперов и свитеров, изготовленных по ее рисункам усилиями местных надомных вязальщиц. Помимо личного успеха Кейт могла записать на свой счет и то, что ее работницы получили возможность дополнительного заработка, подчас превышавшего доходы их мужей.
Поначалу жены фермеров, опекаемые женой здешнего викария, со скептицизмом восприняли предложение вязать по ее рисункам, но, узнав, с каким успехом идут на рынке их изделия, они преисполнились энтузиазма. И теперь Кейт имела в своем распоряжении целую бригаду вязальщиц, за качество труда которых она всегда могла поручиться. Женщины долины были смолоду приучены, дожидаясь длинными осенними и зимними вечерами возвращения мужей, использовать свободные от домашних трудов часы для приработка, а Кейт и Мэг оставалось заезжать к ним и забирать готовые изделия.
— Ну, наконец-то! А то я уже собиралась закрываться, — с улыбкой встретила Мэг подругу.
— Я немного задержалась у Сары, — пояснила Кейт.
Вдова Сара Кэдди, несмотря на свой преклонный возраст, была одной из лучших вязальщиц, работавших на Кейт. Шотландский род Кэдди был одним из самых древних в Эббдейле, но внук Сары с женой и детьми три года назад переехал в Новую Зеландию, и, хотя у Сары было много знакомых, она страдала от разлуки с родными. Ферму на склоне горы, где Сара прожила всю сознательную жизнь, она после смерти мужа продала и теперь жила в крохотном, безупречно чистом домике на другом конце поселка.
Сара была, что называется, душевной женщиной. Об этом в один голос говорили все, кому приходилось иметь с ней дело. Вообще, быт маленького провинциального поселка во многих отношениях продолжал оставаться тяжелым и неустроенным, но Кейт ни за какие коврижки не поменяла бы такую жизнь на более удобную — в большом городе. Именно здесь, в Вулертоне, она обрела душевный мир и надежду на будущее после пережитой ею катастрофы…
Кейт вздрогнула и мотнула головой, отгоняя от себя воспоминания о событиях, в результате которых она оказалась в Эббдейле. С тех пор прошло два года, и раны ее зарубцевались, но одного прикосновения к ним было достаточно, чтобы снова вспомнить старую боль. И даже умиротворение здешней жизни не могло изгладить из сердца Кейт ощущение утраты, когда волшебное зеркало надежды на глазах у нее раскололось вдребезги, разбилось на миллионы ранящих осколков…
В свое время ее, можно сказать, буквально спасло знакомство с Мэг. Кейт занесло в Вулер-тон совершенно случайно. Одержимая единственным стремлением — уехать как можно дальше от Лондона, она мчалась в сторону Шотландии, но на подъезде к Вулертону машина неожиданно сломалась. В мэрии, куда Кейт пришла выяснить, где можно остановиться на ночлег, она и познакомилась с Мэг.
День, проведенный в ожидании, когда закончится ремонт машины, растянулся на два, три, четыре дня, а на пятый Кейт поняла, что она ни за что на свете не хочет уезжать из этой тихой долины.
Мэг, рано овдовевшая, все еще молодая и преисполненная нерастраченной энергией женщина, прониклась идеей новоприобретенной подруги, и они сообща купили магазин. И хотя шерстяные изделия всегда успешно расходились в здешних суровых местах, именно джемперы, связанные по рисункам Кейт, обеспечили бум местному надомному трикотажному производству.
— Мэтт заедет за мной через полчаса, — сообщила Мэг, забирая из рук Кейт охапку только что привезенных ею джемперов, и добавила: — Картофельная запеканка с мясом в духовке.
Проводив взглядом Мэг, поднявшуюся в свою спальню, чтобы переодеться к свиданию с местным фермером Мэттом Рексли, Кейт подумала, что подруга за время знакомства с этим парнем здорово изменилась и, можно сказать, заново родилась. Мэтт тоже в свое время остался вдовцом с малолетней дочкой на руках. Они познакомились в молодежном клубе, где Мэг из чистого энтузиазма вела со школьниками занятия по вязанию. Мэтт привел туда свою дочь.
В долине с такими событиями, как свадьба, не спешат, но Кейт понимала, что рано или поздно ей придется решать, кем заменить подругу в магазине. Наверное, нужно будет нанять сменную работницу в магазин на те дни, когда я буду объезжать вязальщиц и встречаться с оптовыми покупателями, подумала Кейт. Впрочем, успокоила себя она, времени у меня еще более чем достаточно.
Перед тем как подняться на второй — жилой — этаж дома, Кейт окинула взглядом торговый зал. Это было среднего размера помещение со стенами бледно-абрикосового цвета. В цветовом решении преобладали бежевые, персиковые и светло-кремовые тона: плетеная, персикового цвета мебель, на диванных подушках — чехлы из кремовой ткани. Пол зала был выкрашен светлой краской, на нем лежало несколько ковриков из овчины. Мэг в свое время сомневалась по поводу такого непривычного для здешних мест оформления интерьера, но магазин был куплен под закладную на имя Кейт, и она не стала с ней спорить. Когда же дело начало приносить доход, а их жертвы были с лихвой вознаграждены, Мэг поняла, что подруга во всем оказалась права.
Мэг исчезла в спальне, а Кейт прошествовала на кухню и заглянула в духовку, проверяя, не пора ли вынимать запеканку. Во время жизни в Лондоне ей, вероятно, показалась бы смехотворной мысль о том, чтобы самой готовить себе еду.
Поначалу Кейт приняла его за одного из многочисленных ухажеров Нормы, хотя смутно ощущала, что Джейк — а именно так звали этого нового мужчину из ее окружения — слишком тверд и неуступчив, чтобы довольствоваться ролью пажа в многочисленной свите крестной. Норма, по-видимому, тоже чувствовала это и заметно нервничала в его присутствии.
Кейт впервые поняла это вечером во время ужина в Канне, где, собственно, она и познакомилась с Джейком. Норма, звеня как колокольчик тонким девичьим смехом, представила Кейт своего “милого пасынка” — Джейка Харви. Кейт поняла, что, скорее всего это сын одного из многочисленных мужей Нормы. Последняя по счету авантюра с браком провалилась у крестной в тот год, когда Кейт заканчивала школу. Впрочем, Кейт не вдавалась в подробности бесчисленных романов своей приемной матери и не держала в памяти имена бывших супругов Нормы.
Серые глаза Джейка Харви, острые, как льдинки, неотрывно смотрели на Кейт. “Джейк, не смущай ребенка!” — резко сказала тогда Норма, и он, саркастически усмехнувшись, высвободил Кейт из прицела своих глаз. После этого Норма отослала ее спать под тем предлогом, что им с Джейком нужно кое-что обсудить, и Кейт всю ночь проворочалась в постели, вспоминая этот взгляд.
Интересно, похож ли Джейк на своего отца, думала она. Если да, то неудивительно, что их брак с крестной быстро распался. Да, грубоватая мужественность Джейка притягивала взгляд, его стройное, мускулистое тело поражало своим совершенством. И, тем не менее, было в его облике что-то отталкивающее, возможно, его небрежная и абсолютная уверенность в том, что во всем мире нет ничего, что могло бы противостоять его воле. Если бы она сразу прислушалась к своим опасениям, ничего бы не было, со вздохом подумала Кейт.
Из спальни вышла Мэг и, немного смутившись, спросила:
— Ну, как я выгляжу?
Сегодня Мэтт вел ее в ресторан, и Кейт поспешила заверить подругу, что шелковая блуза и бархатная юбка смотрятся на ней просто замечательно.
— Я не похожа на молодящуюся старуху? — с беспокойством в голосе поинтересовалась Мэг.
Кейт от души расхохоталась и, вытирая слезы, сказала:
— Ну, что ты, разумеется, нет! Тебе сорок, а не девяносто лет, Мэг! Рано еще задаваться такими вопросами!
— Сорок пять — это более чем достаточно, чтобы смотреть на тебя, как на дочку, — сухо сказала Мэг. — И коль скоро речь зашла о возрасте, то это тебе следовало бы бегать на свидания, а не мне!
— Спасибо, как-нибудь обойдемся! — буркнула Кейт и торопливо отвернулась к духовке — якобы для того, чтобы проверить, готова ли замка.
— Бьюсь об заклад, Кевин Харгривс положил на тебя глаз, — не сдавалась Мэг, вспоминая местного врача. — На этой неделе он звонил тебе раз шесть, никак не меньше.
— Он звонил мне в связи с тем, что я собираю подписи под обращением о закрытии атомной электростанции, а он согласился помочь мне, — решительно возразила Кейт. — Они сошли с ума с этой идеей о введении нового энергоблока! Мало им неприятностей в Бразилии и России, хотят все испытать на собственной шкуре!.. Я уж не говорю о ракетах…
— Кейт, я понимаю, как остро ты воспринимаешь эту проблему, — успокаивающе подняла руки Мэг, — но для многих станция — единственное место, где можно получить работу, и с этой точкой зрения тоже стоит считаться… Молчу, молчу!
В отличие от Кейт, Мэг не разделяла идеи полного запрета на использование ядерной энергии, да и Кевин Харгривс соглашался с подругой своей возлюбленной только в той части, которая касалась усиления мер безопасности на АЭС.
Через полчаса, проводив Мэг, поужинав картофельной запеканкой и вымыв посуду, Кейт уселась за рабочий стол, Она намеревалась поработать над эскизами для весенней коллекции свитеров, но сегодня, как ни старалась, не могла сосредоточиться на деле. Снова и снова она вспоминала Джейка, хотя не позволяла себе этого два года.
Если бы тогда в свои двадцать лет она хотя бы чуть-чуть разбиралась в жизни, они с Джейком скорее всего никогда не поженились бы. Более того, если бы Кейт не жила тогда с Нормой, все, возможно, завершилось бы коротким романом без продолжения. Джейк сначала не поверил, а затем искренне развеселился, обнаружив, что она девственница. Это уже потом, вскоре после свадьбы, он признался ей, что побоялся оставить невинную душу в обществе Нормы, “способной развратить кого угодно”. Правда, он говорил не только это. “Ты такая взрывная и чувственная, — бормотал он с хрипотцой в голосе, которая у него появлялась, когда он занимался с Кейт любовью, и от которой у нее по спине бежали сладостные мурашки. — Ты все чувствуешь и переживаешь так сильно и глубоко, что невозможно это передать словами!”
И все же для Джейка она была ребенком. Девочкой, доверчиво отдавшейся ему и вышедшей за него замуж без малейшего представления о том, что на деле представляет собой брак. И жила она только в те моменты, когда он держал ее в объятиях, заставляя ощущать себя текучим огнем, взрывом и пламенем.
Но медовый месяц не мог продолжаться вечно, и однажды Джейк сказал, что ему надо возвращаться на работу — на базу ВВС в Гринэм-Коммон. где он занимался совершенствованием системы наведения ракет с ядерными боеголовками, способных разрушить целые города и обратить в пепел сотни тысяч живых людей. Какой она была тогда наивной и невинной! Кейт передернуло, едва она вспомнила, как Джейк, обнаружил ее дома с пачкой антивоенных брошюр, авторы которых выступали против распространения ядерного оружия. Он страшно разозлился и вышвырнул всю эту литературу в окно. Её тогда словно ледяным душем окатило. Он потребовал, чтобы она выбросила “эту дурь” из головы, словно не допускал и мысли о том, что у Кейт может быть своя точка зрения, отличающаяся от его собственной. Словно она была механической куклой, созданной исключительно для удовлетворения его мужских потребностей, и ничем больше.
С этого все и началось. Кейт взбунтовалась, обозвала его диктатором и тираном. По ночам он занимался с ней любовью с такой исступленностью, что она взбунтовалась. Но взбунтовалась не физически, что было невозможно, а морально. В отношениях их наметилась трещина, которая с каждым днем становилась все глубже и шире. Кейт начала контактировать с пацифистским движением, и Джейк пришел в ярость. Она как сейчас помнила страшный скандал, разыгравшийся между ними из-за этого. Джейк бушевал и кричал на нее — по сути дела, еще ребенка. Говорил, что она тратит свое время на разговоры с истерическими дамочками, что ей следовало бы родить ребенка и найти себе хоть какое-то занятие.
А она в ответ вопила, что меньше всего на свете желает иметь от него ребенка и ни за что на свете не родит от человека с такими взглядами и таким отношением к людям. Зачем? Чтобы малыш погиб от чудовищного орудия разрушения, которое совершенствует его отец?
И так шли день за днем, неделя за неделей — до того, последнего, скандала. Это было перед самым Рождеством, накануне вечеринки с танцами, ежегодно устраивавшейся на базе. Джейка и Кейт, разумеется, тоже пригласили туда. Она хотела остаться дома, но Джейк настоял, чтобы они пошли.
Кейт вынуждена была согласиться с мужем, но обида так распирала ее, что она танцевала со всеми гостями и сотрудниками базы, приглашавшими ее, и, давая волю чувствам, не стеснялась выражать свои, мягко говоря, неортодоксальные взгляды. И чем дальше, тем больше. Наконец в зале воцарилось напряженное молчание, Джейк уловил это, и они встретились взглядами, стоя в разных концах зала, — два врага, готовые умереть, но не уступить один другому.
Он немедленно увез Кейт домой, и она дрожала от страха и гнева в ожидании непростого разговора. Но он сказал ей вовсе не те слова, которых она от него ждала. Джейк остановился в дверях их спальни, окатил ее ледяным взглядом и вынес свой приговор: “Это не может больше продолжаться. Я женился на ребенке, надеясь, что он повзрослеет и станет женщиной. Но я ошибся. Ты все более и более впадаешь в полное ребячество. Я ухожу от тебя, Кейт. Если ты стать взрослой, найди меня и приходи, но не рассчитывай больше, что я буду ходить вокруг тебя, терпеть и ждать этого благословенного часа!”
Он ушел, не сказав более ни слова. А утром собрала свои вещи и поехала на север, надеясь никогда больше не возвращаться сюда, чтобы не поддаться искушению броситься к нему просить прощения. Она списалась с Нормой, и та рекомендовала ей своего адвоката, а заодно предложила ей переехать жить к ней. Но Кейт к тому времени поняла, что стиль жизни крестной — не ее стихия.
Всё это случилось два года назад. Во время последней поездки в Лондон Кейт заглянула к адвокату и поинтересовалась, как движется дело с разводом, но тот сообщил, что Джейк не желает разводиться. Ее изумленное “Но почему?” вызвало у адвоката подобие улыбки. В ответ на ее недоуменный взгляд он сухо пояснил, что многие мужчины находят удобными такие отношения с женой. Это, мол, обеспечивает им безупречное прикрытие, полную свободу и в то же время отличный заслон от возможных притязаний со стороны любовниц.
Как это похоже на Джейка, подумала Кейт, что даже сейчас он продолжает использовать ее. Она попыталась отогнать от себя воспоминания и сосредоточиться на работе. Но эскизы, лежавшие перед ней на столе, расплывались перед затуманившимися глазами, и словно наяву она слышала тихий голос Джейка: “Моя милая кошечка, когда я так прикасаюсь к тебе, ты становишься мягкой и текучей, как нежащаяся на солнце пантера!”
У Кейт пересохло в горле, кожа запылала при воспоминании о том, как он прикасался к ней. В эти мгновения она просто переставала принадлежать себе. Но сейчас все это стало всего лишь воспоминанием… Два долгих года она изо всех сил старалась не думать о Джейке, но и не позволяла себе физической близости ни с одним из мужчин, да и не собиралась делать этого.
Кейт не сомневалась, что инстинкт обладания женщиной и подавления ее преобладает в мужчинах над всеми остальными устремлениями и чувствами. Оказавшись в постели, они желают видеть в партнерше всего лишь прислужницу своего вожделения. Кейт была не в силах забыть, как Джейк отметал ее мысли и воззрения в сторону, будто это был сор, а ведь разница в возрасте у них не такая уж и большая — всего десять лет. Он испугал ее при первой же встрече. Окружавшая его аура силы и мужского начала всегда пугала ее, но, уступая сексуальному влечению, она подавляла свои страхи, пока дело не кончилось полным крахом.
Какого черта я позволю себе думать о нем? — раздраженно подумала Кейт, рывком отодвинув в сторону эскизы и запустив пальцы в каштановую гриву волос, густой волной ниспадающую на плечи. В то лето, когда она познакомилась с Джейком, Норма настаивала, чтобы Кейт постриглась совсем коротко. Присутствовавший при одном из таких разговоров Джейк, взглянув на Кейт, резко сказал Норме: “Не надо, оставь ее в покое! — А потом добавил вполголоса: — Однажды кто-то возблагодарит небо, когда увидит эти волосы, разметавшиеся по подушке!” И она тогда отчетливо поняла, что “кто-то” — это сам Джейк, ни больше ни меньше. В какое возбуждение привело ее тогда это открытие!..
Кейт прикусила губу, пытаясь остановить волну воспоминаний. На часах было всего лишь девять утра. Слишком рано, чтобы идти спать. И тут на счастье зазвонил телефон.
— Кейт? — Это был Кевин Харгривс. Он звонил ей, как непременно отметила бы Мэг, седьмой раз за неделю. — Кейт, думаю, тебе интересно будет знать, что на АЭС назначен новый начальник. Я узнал об этом только сегодня. Будем надеяться, диалог у нас ним получится лучше, чем с прежним.
Кевин, возможно, возможно, в силу профессии, проявил неравнодушие к проблемам безопасного неядерной энергии. Вот и сейчас он сказал, что хоть и не располагает подробной информацией об этом новом назначении, но все же надеется убедить, нового начальника АЭС принять дополнительные меры предосторожности.
— Ах. меры предосторожности! — взорвалась Кейт. — По-настоящему существует одна мера предосторожности — закрыть все действующие атомные электростанции.
С другого конца послышался смешок Кевина:
— Боюсь, это невозможно, Кейт! Атомная электростанция здесь прочно и надолго, и это — факт. Не знаю, как ты, но если бы нам удалось наладить с ними цивилизованные отношения, я был бы вполне удовлетворен. Мне пришла в голову отличная идея. Как только я узнаю, кто этот новый начальник, немедленно приглашу его на ужин. Надеюсь, ты поможешь мне принять гостя, — подлащиваясь, сказал он. — Миссис Маккарти, моя домоправительница, в своем роде очень хороша, но с тобой не идет ни в какое сравнение. Кроме того, у тебя будет возможность изложить свои взгляды непосредственно оппоненту.
Без труда добившись от Кейт согласия, Кевин поблагодарил ее и торопливо попрощался, пояснив, что у него сегодня день вызовов на дом, и он не может занимать линию слишком долго.
Кевин — это, конечно, не Джейк, подумала Кейт, вешая трубку. Он, хоть и мужчина, признает за тобой право иметь собственную точку зрения и всегда готов прислушаться к ней. Впрочем, каким бы приятным человеком Кевин не был, сексуально он для Кейт ничего не значил и оставался всего лишь близким, задушевным другом, не более. В его присутствии она не ощущала и намека на то электризующее воздействие, которое в свое время производил на нее Джейк.
Когда она познакомилась, Джейку было тридцать, и уже тогда ее пугал и возбуждал в нем переизбыток грубой мужской силы. Тогда Кейт по молодости и глупости поддалась искушению спрятаться от жизни за Джейком, который всю ответственность брал на себя и все вопросы решал единолично. Значительно позже она научилась презирать в нем эту потребность преобладать и навязывать свою волю, а саму себя возненавидела за инфантилизм и мягкотелость.
Мэг вернулась поздно. Кейт была уже в кровати, но слышала, как подруга вошла. И тут Кейт поразила внезапная мысль: может быть, Мэг, как и ей, тоже не хватало жарких мужских объятий и любви — по крайней мере, до знакомства с Мэттом?
Они разбирали джемперы, привезенные Кейт накануне. На пальце левой руки Мэг, как одинокая звезда, сверкал бриллиант.
— Ну, не раньше следующего лета. Где-то в промежутке между тем временем, когда овцы будут ягниться, и стрижкой шерсти, — сказала Мэг, чуть покраснела и робко добавила: — Я все еще не верю в свое счастье, Кейт. Мы с Дэвидом поженились совсем молодыми и замечательно жили. Мне казалось, я никогда не оправлюсь после его смерти. Я даже не мечтала о том, чтобы вновь обрести счастье, но Мэтт подарил мне его.
— Значит, мне надо искать кого-то, кто смог бы работать в магазине после Рождества, — подытожила Кейт. — У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
— Как насчет Люси? — Миленькая, пухленькая семнадцатилетняя Люси была дочерью Мэг, — Она мечтает о работе, а мы с Мэттом думаем, что она еще слишком молода для того, чтобы уехать и начать самостоятельную жизнь. Она подумывает о секретарской работе и ищет место на АЭС, но она замечательная вязальщица и скорее из тихонь. — Мэг задумчиво посмотрела на Кейт. — Кстати, Кейт, девочки из молодежного клуба мечтают получить у тебя несколько уроков по дизайну трикотажных изделий. Много судачат по поводу твоих выступлений против атомной электростанции. Многие здесь относятся к АЭС положительно. С одной стороны, это какая-никакая, но работа…
Они относятся к ней положительно потому, что у них нет выбора, — яростно фыркнула Кейт. — Думаешь, они были бы так же благодушны, если бы понимали, что эти штуки способны уничтожить их детей, что само существование ракетных баз, вроде Гринэм-Коммона, означает, что русские ракеты постоянно нацелены на нашу страну?..
— В Эббдейле нет ракетных баз, — кротко заметила Мэг. — Есть атомная электростанция, а что касается ракет, то они не только делают нас мишенью, но и защищают.
— В условиях многостороннего разоружения ракеты не понадобятся, — завелась Кейт, но Мэг лишь устало вздохнула.
— Дорогая моя, — сказала она мягко, — человек не так миролюбив, как хотелось бы. Не ужели ты не видишь? Достаточно взглянуть на детей, на любую их компанию, чтобы увидеть, как каждый стремится занять главенствующее положение. Было бы чудом, если бы люди за жили в мире и согласии. Но для этого нам всем надо, во-первых, целиком и полностью доверять друг другу, открыть друг другу все свои слабости, а на это люди не способны в принципе. Таков уж жребий человечества, что делать!
Хотя частью своей души Кейт осознавала правоту Мэг, упрямство мешало ей признаться в этом. Доводы, которые приводила Мэг, были стары как мир, но от этого они, по мнению Кейт, не становились верными. Ей вдруг опять пришли на память споры с Джейком о том, должны они заводить ребенка или нет. Ребенка, который бы жил и рос под угрозой ядерного Холокоста, приближению которого всеми силами способствовал его отец. И если бы эту угрозу не удалось предотвратить, если бы началась война, сколько будущих поколений были бы искалечены ею? Об этом Кейт невыносимо было даже думать.
Размышления Кейт опять прервал телефон. Звонила вязальщица с дальней горной фермы, и Кейт немедленно села в свою маленькую машину и поехала за джемперами. Через час она уже была на ферме, где у ворот дома ее душев но приветствовала Бет Кэрр. Войдя в кухню, Кейт почувствовала запах свежеиспеченного хлеба и встрепенулась. Кулинария стала вторым искусством, которым она овладела после переезда в долину. Именно после переезда, потому что во время совместной жизни с Джейком они предпочитали ужинать в ресторанах или обходились полуфабрикатами.
— Ммм, самый восхитительный запах на свете! — пробормотала Кейт, усаживаясь на стул возле камина.
— Вчера ночью я закончила последний джемпер, — сказала Бет, — и, боюсь, какое-то время не смогу больше вязать.
— Боже, Бет! — воскликнула Кейт при виде сияющего лица Бет. — Неужели?
— Именно так! — радостно сказала та. — Наконец-то у меня будет ребенок! После стольких лет ожидания мы с Питом уже перестали надеяться, но доктор Харгривс все подтвердил, и теперь, если я что-то и буду вязать, то только для малыша!
— Бет, я так рада за тебя!
Кейт знала, как переживала Бет, что не может забеременеть, и теперь не могла не радоваться за нее, хотя и теряла одну из лучших своих работниц.
— Кстати сказать, я, кажется, нашла себе замену, — оживленно сообщила Бет. — Это кузина Питера. Она живет недалеко от Хаймура! Когда я стала выражать беспокойство по поводу того, что не смогу больше работать на тебя, Пит съездил к ней, все выяснил и заручился согласием кузины. Он говорит, что не потерпит, чтобы меня терзали в эти девять месяцев угрызения совести.
Оказавшись два года назад в Вулертоне и выкупив по дешевке это маленькое, допотопное ателье, Кейт и представить не могла себе, какую успешную карьеру она сделает. Теперь Кейт приходилось регулярно вылетать в Лондон и Нью-Йорк, где заказчики в лице самых престижных магазинов одежды буквально-таки дрались за то, чтобы получить очередную партию джемперов и свитеров, изготовленных по ее рисункам усилиями местных надомных вязальщиц. Помимо личного успеха Кейт могла записать на свой счет и то, что ее работницы получили возможность дополнительного заработка, подчас превышавшего доходы их мужей.
Поначалу жены фермеров, опекаемые женой здешнего викария, со скептицизмом восприняли предложение вязать по ее рисункам, но, узнав, с каким успехом идут на рынке их изделия, они преисполнились энтузиазма. И теперь Кейт имела в своем распоряжении целую бригаду вязальщиц, за качество труда которых она всегда могла поручиться. Женщины долины были смолоду приучены, дожидаясь длинными осенними и зимними вечерами возвращения мужей, использовать свободные от домашних трудов часы для приработка, а Кейт и Мэг оставалось заезжать к ним и забирать готовые изделия.
— Ну, наконец-то! А то я уже собиралась закрываться, — с улыбкой встретила Мэг подругу.
— Я немного задержалась у Сары, — пояснила Кейт.
Вдова Сара Кэдди, несмотря на свой преклонный возраст, была одной из лучших вязальщиц, работавших на Кейт. Шотландский род Кэдди был одним из самых древних в Эббдейле, но внук Сары с женой и детьми три года назад переехал в Новую Зеландию, и, хотя у Сары было много знакомых, она страдала от разлуки с родными. Ферму на склоне горы, где Сара прожила всю сознательную жизнь, она после смерти мужа продала и теперь жила в крохотном, безупречно чистом домике на другом конце поселка.
Сара была, что называется, душевной женщиной. Об этом в один голос говорили все, кому приходилось иметь с ней дело. Вообще, быт маленького провинциального поселка во многих отношениях продолжал оставаться тяжелым и неустроенным, но Кейт ни за какие коврижки не поменяла бы такую жизнь на более удобную — в большом городе. Именно здесь, в Вулертоне, она обрела душевный мир и надежду на будущее после пережитой ею катастрофы…
Кейт вздрогнула и мотнула головой, отгоняя от себя воспоминания о событиях, в результате которых она оказалась в Эббдейле. С тех пор прошло два года, и раны ее зарубцевались, но одного прикосновения к ним было достаточно, чтобы снова вспомнить старую боль. И даже умиротворение здешней жизни не могло изгладить из сердца Кейт ощущение утраты, когда волшебное зеркало надежды на глазах у нее раскололось вдребезги, разбилось на миллионы ранящих осколков…
В свое время ее, можно сказать, буквально спасло знакомство с Мэг. Кейт занесло в Вулер-тон совершенно случайно. Одержимая единственным стремлением — уехать как можно дальше от Лондона, она мчалась в сторону Шотландии, но на подъезде к Вулертону машина неожиданно сломалась. В мэрии, куда Кейт пришла выяснить, где можно остановиться на ночлег, она и познакомилась с Мэг.
День, проведенный в ожидании, когда закончится ремонт машины, растянулся на два, три, четыре дня, а на пятый Кейт поняла, что она ни за что на свете не хочет уезжать из этой тихой долины.
Мэг, рано овдовевшая, все еще молодая и преисполненная нерастраченной энергией женщина, прониклась идеей новоприобретенной подруги, и они сообща купили магазин. И хотя шерстяные изделия всегда успешно расходились в здешних суровых местах, именно джемперы, связанные по рисункам Кейт, обеспечили бум местному надомному трикотажному производству.
— Мэтт заедет за мной через полчаса, — сообщила Мэг, забирая из рук Кейт охапку только что привезенных ею джемперов, и добавила: — Картофельная запеканка с мясом в духовке.
Проводив взглядом Мэг, поднявшуюся в свою спальню, чтобы переодеться к свиданию с местным фермером Мэттом Рексли, Кейт подумала, что подруга за время знакомства с этим парнем здорово изменилась и, можно сказать, заново родилась. Мэтт тоже в свое время остался вдовцом с малолетней дочкой на руках. Они познакомились в молодежном клубе, где Мэг из чистого энтузиазма вела со школьниками занятия по вязанию. Мэтт привел туда свою дочь.
В долине с такими событиями, как свадьба, не спешат, но Кейт понимала, что рано или поздно ей придется решать, кем заменить подругу в магазине. Наверное, нужно будет нанять сменную работницу в магазин на те дни, когда я буду объезжать вязальщиц и встречаться с оптовыми покупателями, подумала Кейт. Впрочем, успокоила себя она, времени у меня еще более чем достаточно.
Перед тем как подняться на второй — жилой — этаж дома, Кейт окинула взглядом торговый зал. Это было среднего размера помещение со стенами бледно-абрикосового цвета. В цветовом решении преобладали бежевые, персиковые и светло-кремовые тона: плетеная, персикового цвета мебель, на диванных подушках — чехлы из кремовой ткани. Пол зала был выкрашен светлой краской, на нем лежало несколько ковриков из овчины. Мэг в свое время сомневалась по поводу такого непривычного для здешних мест оформления интерьера, но магазин был куплен под закладную на имя Кейт, и она не стала с ней спорить. Когда же дело начало приносить доход, а их жертвы были с лихвой вознаграждены, Мэг поняла, что подруга во всем оказалась права.
Мэг исчезла в спальне, а Кейт прошествовала на кухню и заглянула в духовку, проверяя, не пора ли вынимать запеканку. Во время жизни в Лондоне ей, вероятно, показалась бы смехотворной мысль о том, чтобы самой готовить себе еду.
* * *
Осиротев совсем маленькой, Кейт выросла в умудренной жизнью крестной матери, которая неоднократно выходила замуж и разводилась с такой же легкостью, с какой перебиралась с одного роскошного курорта на другой. Как только Кейт окончила школу, Норма и крестницу начала всюду таскать с собой. Жизнь, которую они вели, была бонвиванством в классическом смысле слова, но Кейт искренне наслаждалась ею, пока… пока она не встретилась с Джейком.Поначалу Кейт приняла его за одного из многочисленных ухажеров Нормы, хотя смутно ощущала, что Джейк — а именно так звали этого нового мужчину из ее окружения — слишком тверд и неуступчив, чтобы довольствоваться ролью пажа в многочисленной свите крестной. Норма, по-видимому, тоже чувствовала это и заметно нервничала в его присутствии.
Кейт впервые поняла это вечером во время ужина в Канне, где, собственно, она и познакомилась с Джейком. Норма, звеня как колокольчик тонким девичьим смехом, представила Кейт своего “милого пасынка” — Джейка Харви. Кейт поняла, что, скорее всего это сын одного из многочисленных мужей Нормы. Последняя по счету авантюра с браком провалилась у крестной в тот год, когда Кейт заканчивала школу. Впрочем, Кейт не вдавалась в подробности бесчисленных романов своей приемной матери и не держала в памяти имена бывших супругов Нормы.
Серые глаза Джейка Харви, острые, как льдинки, неотрывно смотрели на Кейт. “Джейк, не смущай ребенка!” — резко сказала тогда Норма, и он, саркастически усмехнувшись, высвободил Кейт из прицела своих глаз. После этого Норма отослала ее спать под тем предлогом, что им с Джейком нужно кое-что обсудить, и Кейт всю ночь проворочалась в постели, вспоминая этот взгляд.
Интересно, похож ли Джейк на своего отца, думала она. Если да, то неудивительно, что их брак с крестной быстро распался. Да, грубоватая мужественность Джейка притягивала взгляд, его стройное, мускулистое тело поражало своим совершенством. И, тем не менее, было в его облике что-то отталкивающее, возможно, его небрежная и абсолютная уверенность в том, что во всем мире нет ничего, что могло бы противостоять его воле. Если бы она сразу прислушалась к своим опасениям, ничего бы не было, со вздохом подумала Кейт.
Из спальни вышла Мэг и, немного смутившись, спросила:
— Ну, как я выгляжу?
Сегодня Мэтт вел ее в ресторан, и Кейт поспешила заверить подругу, что шелковая блуза и бархатная юбка смотрятся на ней просто замечательно.
— Я не похожа на молодящуюся старуху? — с беспокойством в голосе поинтересовалась Мэг.
Кейт от души расхохоталась и, вытирая слезы, сказала:
— Ну, что ты, разумеется, нет! Тебе сорок, а не девяносто лет, Мэг! Рано еще задаваться такими вопросами!
— Сорок пять — это более чем достаточно, чтобы смотреть на тебя, как на дочку, — сухо сказала Мэг. — И коль скоро речь зашла о возрасте, то это тебе следовало бы бегать на свидания, а не мне!
— Спасибо, как-нибудь обойдемся! — буркнула Кейт и торопливо отвернулась к духовке — якобы для того, чтобы проверить, готова ли замка.
— Бьюсь об заклад, Кевин Харгривс положил на тебя глаз, — не сдавалась Мэг, вспоминая местного врача. — На этой неделе он звонил тебе раз шесть, никак не меньше.
— Он звонил мне в связи с тем, что я собираю подписи под обращением о закрытии атомной электростанции, а он согласился помочь мне, — решительно возразила Кейт. — Они сошли с ума с этой идеей о введении нового энергоблока! Мало им неприятностей в Бразилии и России, хотят все испытать на собственной шкуре!.. Я уж не говорю о ракетах…
— Кейт, я понимаю, как остро ты воспринимаешь эту проблему, — успокаивающе подняла руки Мэг, — но для многих станция — единственное место, где можно получить работу, и с этой точкой зрения тоже стоит считаться… Молчу, молчу!
В отличие от Кейт, Мэг не разделяла идеи полного запрета на использование ядерной энергии, да и Кевин Харгривс соглашался с подругой своей возлюбленной только в той части, которая касалась усиления мер безопасности на АЭС.
Через полчаса, проводив Мэг, поужинав картофельной запеканкой и вымыв посуду, Кейт уселась за рабочий стол, Она намеревалась поработать над эскизами для весенней коллекции свитеров, но сегодня, как ни старалась, не могла сосредоточиться на деле. Снова и снова она вспоминала Джейка, хотя не позволяла себе этого два года.
Если бы тогда в свои двадцать лет она хотя бы чуть-чуть разбиралась в жизни, они с Джейком скорее всего никогда не поженились бы. Более того, если бы Кейт не жила тогда с Нормой, все, возможно, завершилось бы коротким романом без продолжения. Джейк сначала не поверил, а затем искренне развеселился, обнаружив, что она девственница. Это уже потом, вскоре после свадьбы, он признался ей, что побоялся оставить невинную душу в обществе Нормы, “способной развратить кого угодно”. Правда, он говорил не только это. “Ты такая взрывная и чувственная, — бормотал он с хрипотцой в голосе, которая у него появлялась, когда он занимался с Кейт любовью, и от которой у нее по спине бежали сладостные мурашки. — Ты все чувствуешь и переживаешь так сильно и глубоко, что невозможно это передать словами!”
И все же для Джейка она была ребенком. Девочкой, доверчиво отдавшейся ему и вышедшей за него замуж без малейшего представления о том, что на деле представляет собой брак. И жила она только в те моменты, когда он держал ее в объятиях, заставляя ощущать себя текучим огнем, взрывом и пламенем.
Но медовый месяц не мог продолжаться вечно, и однажды Джейк сказал, что ему надо возвращаться на работу — на базу ВВС в Гринэм-Коммон. где он занимался совершенствованием системы наведения ракет с ядерными боеголовками, способных разрушить целые города и обратить в пепел сотни тысяч живых людей. Какой она была тогда наивной и невинной! Кейт передернуло, едва она вспомнила, как Джейк, обнаружил ее дома с пачкой антивоенных брошюр, авторы которых выступали против распространения ядерного оружия. Он страшно разозлился и вышвырнул всю эту литературу в окно. Её тогда словно ледяным душем окатило. Он потребовал, чтобы она выбросила “эту дурь” из головы, словно не допускал и мысли о том, что у Кейт может быть своя точка зрения, отличающаяся от его собственной. Словно она была механической куклой, созданной исключительно для удовлетворения его мужских потребностей, и ничем больше.
С этого все и началось. Кейт взбунтовалась, обозвала его диктатором и тираном. По ночам он занимался с ней любовью с такой исступленностью, что она взбунтовалась. Но взбунтовалась не физически, что было невозможно, а морально. В отношениях их наметилась трещина, которая с каждым днем становилась все глубже и шире. Кейт начала контактировать с пацифистским движением, и Джейк пришел в ярость. Она как сейчас помнила страшный скандал, разыгравшийся между ними из-за этого. Джейк бушевал и кричал на нее — по сути дела, еще ребенка. Говорил, что она тратит свое время на разговоры с истерическими дамочками, что ей следовало бы родить ребенка и найти себе хоть какое-то занятие.
А она в ответ вопила, что меньше всего на свете желает иметь от него ребенка и ни за что на свете не родит от человека с такими взглядами и таким отношением к людям. Зачем? Чтобы малыш погиб от чудовищного орудия разрушения, которое совершенствует его отец?
И так шли день за днем, неделя за неделей — до того, последнего, скандала. Это было перед самым Рождеством, накануне вечеринки с танцами, ежегодно устраивавшейся на базе. Джейка и Кейт, разумеется, тоже пригласили туда. Она хотела остаться дома, но Джейк настоял, чтобы они пошли.
Кейт вынуждена была согласиться с мужем, но обида так распирала ее, что она танцевала со всеми гостями и сотрудниками базы, приглашавшими ее, и, давая волю чувствам, не стеснялась выражать свои, мягко говоря, неортодоксальные взгляды. И чем дальше, тем больше. Наконец в зале воцарилось напряженное молчание, Джейк уловил это, и они встретились взглядами, стоя в разных концах зала, — два врага, готовые умереть, но не уступить один другому.
Он немедленно увез Кейт домой, и она дрожала от страха и гнева в ожидании непростого разговора. Но он сказал ей вовсе не те слова, которых она от него ждала. Джейк остановился в дверях их спальни, окатил ее ледяным взглядом и вынес свой приговор: “Это не может больше продолжаться. Я женился на ребенке, надеясь, что он повзрослеет и станет женщиной. Но я ошибся. Ты все более и более впадаешь в полное ребячество. Я ухожу от тебя, Кейт. Если ты стать взрослой, найди меня и приходи, но не рассчитывай больше, что я буду ходить вокруг тебя, терпеть и ждать этого благословенного часа!”
Он ушел, не сказав более ни слова. А утром собрала свои вещи и поехала на север, надеясь никогда больше не возвращаться сюда, чтобы не поддаться искушению броситься к нему просить прощения. Она списалась с Нормой, и та рекомендовала ей своего адвоката, а заодно предложила ей переехать жить к ней. Но Кейт к тому времени поняла, что стиль жизни крестной — не ее стихия.
Всё это случилось два года назад. Во время последней поездки в Лондон Кейт заглянула к адвокату и поинтересовалась, как движется дело с разводом, но тот сообщил, что Джейк не желает разводиться. Ее изумленное “Но почему?” вызвало у адвоката подобие улыбки. В ответ на ее недоуменный взгляд он сухо пояснил, что многие мужчины находят удобными такие отношения с женой. Это, мол, обеспечивает им безупречное прикрытие, полную свободу и в то же время отличный заслон от возможных притязаний со стороны любовниц.
Как это похоже на Джейка, подумала Кейт, что даже сейчас он продолжает использовать ее. Она попыталась отогнать от себя воспоминания и сосредоточиться на работе. Но эскизы, лежавшие перед ней на столе, расплывались перед затуманившимися глазами, и словно наяву она слышала тихий голос Джейка: “Моя милая кошечка, когда я так прикасаюсь к тебе, ты становишься мягкой и текучей, как нежащаяся на солнце пантера!”
У Кейт пересохло в горле, кожа запылала при воспоминании о том, как он прикасался к ней. В эти мгновения она просто переставала принадлежать себе. Но сейчас все это стало всего лишь воспоминанием… Два долгих года она изо всех сил старалась не думать о Джейке, но и не позволяла себе физической близости ни с одним из мужчин, да и не собиралась делать этого.
Кейт не сомневалась, что инстинкт обладания женщиной и подавления ее преобладает в мужчинах над всеми остальными устремлениями и чувствами. Оказавшись в постели, они желают видеть в партнерше всего лишь прислужницу своего вожделения. Кейт была не в силах забыть, как Джейк отметал ее мысли и воззрения в сторону, будто это был сор, а ведь разница в возрасте у них не такая уж и большая — всего десять лет. Он испугал ее при первой же встрече. Окружавшая его аура силы и мужского начала всегда пугала ее, но, уступая сексуальному влечению, она подавляла свои страхи, пока дело не кончилось полным крахом.
Какого черта я позволю себе думать о нем? — раздраженно подумала Кейт, рывком отодвинув в сторону эскизы и запустив пальцы в каштановую гриву волос, густой волной ниспадающую на плечи. В то лето, когда она познакомилась с Джейком, Норма настаивала, чтобы Кейт постриглась совсем коротко. Присутствовавший при одном из таких разговоров Джейк, взглянув на Кейт, резко сказал Норме: “Не надо, оставь ее в покое! — А потом добавил вполголоса: — Однажды кто-то возблагодарит небо, когда увидит эти волосы, разметавшиеся по подушке!” И она тогда отчетливо поняла, что “кто-то” — это сам Джейк, ни больше ни меньше. В какое возбуждение привело ее тогда это открытие!..
Кейт прикусила губу, пытаясь остановить волну воспоминаний. На часах было всего лишь девять утра. Слишком рано, чтобы идти спать. И тут на счастье зазвонил телефон.
— Кейт? — Это был Кевин Харгривс. Он звонил ей, как непременно отметила бы Мэг, седьмой раз за неделю. — Кейт, думаю, тебе интересно будет знать, что на АЭС назначен новый начальник. Я узнал об этом только сегодня. Будем надеяться, диалог у нас ним получится лучше, чем с прежним.
Кевин, возможно, возможно, в силу профессии, проявил неравнодушие к проблемам безопасного неядерной энергии. Вот и сейчас он сказал, что хоть и не располагает подробной информацией об этом новом назначении, но все же надеется убедить, нового начальника АЭС принять дополнительные меры предосторожности.
— Ах. меры предосторожности! — взорвалась Кейт. — По-настоящему существует одна мера предосторожности — закрыть все действующие атомные электростанции.
С другого конца послышался смешок Кевина:
— Боюсь, это невозможно, Кейт! Атомная электростанция здесь прочно и надолго, и это — факт. Не знаю, как ты, но если бы нам удалось наладить с ними цивилизованные отношения, я был бы вполне удовлетворен. Мне пришла в голову отличная идея. Как только я узнаю, кто этот новый начальник, немедленно приглашу его на ужин. Надеюсь, ты поможешь мне принять гостя, — подлащиваясь, сказал он. — Миссис Маккарти, моя домоправительница, в своем роде очень хороша, но с тобой не идет ни в какое сравнение. Кроме того, у тебя будет возможность изложить свои взгляды непосредственно оппоненту.
Без труда добившись от Кейт согласия, Кевин поблагодарил ее и торопливо попрощался, пояснив, что у него сегодня день вызовов на дом, и он не может занимать линию слишком долго.
Кевин — это, конечно, не Джейк, подумала Кейт, вешая трубку. Он, хоть и мужчина, признает за тобой право иметь собственную точку зрения и всегда готов прислушаться к ней. Впрочем, каким бы приятным человеком Кевин не был, сексуально он для Кейт ничего не значил и оставался всего лишь близким, задушевным другом, не более. В его присутствии она не ощущала и намека на то электризующее воздействие, которое в свое время производил на нее Джейк.
Когда она познакомилась, Джейку было тридцать, и уже тогда ее пугал и возбуждал в нем переизбыток грубой мужской силы. Тогда Кейт по молодости и глупости поддалась искушению спрятаться от жизни за Джейком, который всю ответственность брал на себя и все вопросы решал единолично. Значительно позже она научилась презирать в нем эту потребность преобладать и навязывать свою волю, а саму себя возненавидела за инфантилизм и мягкотелость.
Мэг вернулась поздно. Кейт была уже в кровати, но слышала, как подруга вошла. И тут Кейт поразила внезапная мысль: может быть, Мэг, как и ей, тоже не хватало жарких мужских объятий и любви — по крайней мере, до знакомства с Мэттом?
* * *
— Так когда же свадьба?Они разбирали джемперы, привезенные Кейт накануне. На пальце левой руки Мэг, как одинокая звезда, сверкал бриллиант.
— Ну, не раньше следующего лета. Где-то в промежутке между тем временем, когда овцы будут ягниться, и стрижкой шерсти, — сказала Мэг, чуть покраснела и робко добавила: — Я все еще не верю в свое счастье, Кейт. Мы с Дэвидом поженились совсем молодыми и замечательно жили. Мне казалось, я никогда не оправлюсь после его смерти. Я даже не мечтала о том, чтобы вновь обрести счастье, но Мэтт подарил мне его.
— Значит, мне надо искать кого-то, кто смог бы работать в магазине после Рождества, — подытожила Кейт. — У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
— Как насчет Люси? — Миленькая, пухленькая семнадцатилетняя Люси была дочерью Мэг, — Она мечтает о работе, а мы с Мэттом думаем, что она еще слишком молода для того, чтобы уехать и начать самостоятельную жизнь. Она подумывает о секретарской работе и ищет место на АЭС, но она замечательная вязальщица и скорее из тихонь. — Мэг задумчиво посмотрела на Кейт. — Кстати, Кейт, девочки из молодежного клуба мечтают получить у тебя несколько уроков по дизайну трикотажных изделий. Много судачат по поводу твоих выступлений против атомной электростанции. Многие здесь относятся к АЭС положительно. С одной стороны, это какая-никакая, но работа…
Они относятся к ней положительно потому, что у них нет выбора, — яростно фыркнула Кейт. — Думаешь, они были бы так же благодушны, если бы понимали, что эти штуки способны уничтожить их детей, что само существование ракетных баз, вроде Гринэм-Коммона, означает, что русские ракеты постоянно нацелены на нашу страну?..
— В Эббдейле нет ракетных баз, — кротко заметила Мэг. — Есть атомная электростанция, а что касается ракет, то они не только делают нас мишенью, но и защищают.
— В условиях многостороннего разоружения ракеты не понадобятся, — завелась Кейт, но Мэг лишь устало вздохнула.
— Дорогая моя, — сказала она мягко, — человек не так миролюбив, как хотелось бы. Не ужели ты не видишь? Достаточно взглянуть на детей, на любую их компанию, чтобы увидеть, как каждый стремится занять главенствующее положение. Было бы чудом, если бы люди за жили в мире и согласии. Но для этого нам всем надо, во-первых, целиком и полностью доверять друг другу, открыть друг другу все свои слабости, а на это люди не способны в принципе. Таков уж жребий человечества, что делать!
Хотя частью своей души Кейт осознавала правоту Мэг, упрямство мешало ей признаться в этом. Доводы, которые приводила Мэг, были стары как мир, но от этого они, по мнению Кейт, не становились верными. Ей вдруг опять пришли на память споры с Джейком о том, должны они заводить ребенка или нет. Ребенка, который бы жил и рос под угрозой ядерного Холокоста, приближению которого всеми силами способствовал его отец. И если бы эту угрозу не удалось предотвратить, если бы началась война, сколько будущих поколений были бы искалечены ею? Об этом Кейт невыносимо было даже думать.
Размышления Кейт опять прервал телефон. Звонила вязальщица с дальней горной фермы, и Кейт немедленно села в свою маленькую машину и поехала за джемперами. Через час она уже была на ферме, где у ворот дома ее душев но приветствовала Бет Кэрр. Войдя в кухню, Кейт почувствовала запах свежеиспеченного хлеба и встрепенулась. Кулинария стала вторым искусством, которым она овладела после переезда в долину. Именно после переезда, потому что во время совместной жизни с Джейком они предпочитали ужинать в ресторанах или обходились полуфабрикатами.
— Ммм, самый восхитительный запах на свете! — пробормотала Кейт, усаживаясь на стул возле камина.
— Вчера ночью я закончила последний джемпер, — сказала Бет, — и, боюсь, какое-то время не смогу больше вязать.
— Боже, Бет! — воскликнула Кейт при виде сияющего лица Бет. — Неужели?
— Именно так! — радостно сказала та. — Наконец-то у меня будет ребенок! После стольких лет ожидания мы с Питом уже перестали надеяться, но доктор Харгривс все подтвердил, и теперь, если я что-то и буду вязать, то только для малыша!
— Бет, я так рада за тебя!
Кейт знала, как переживала Бет, что не может забеременеть, и теперь не могла не радоваться за нее, хотя и теряла одну из лучших своих работниц.
— Кстати сказать, я, кажется, нашла себе замену, — оживленно сообщила Бет. — Это кузина Питера. Она живет недалеко от Хаймура! Когда я стала выражать беспокойство по поводу того, что не смогу больше работать на тебя, Пит съездил к ней, все выяснил и заручился согласием кузины. Он говорит, что не потерпит, чтобы меня терзали в эти девять месяцев угрызения совести.