Говоря это, Грейс подняла левую руку, и бриллиант, подаренный Кеном, засверкал в солнечных лучах так же ярко, как слезы на ее щеках.
— Но как это возможно — предлагать мне защиту и в то же время отказывать в праве на жизнь собственному ребенку?
— И что вы намерены делать? — спокойно спросила у нее женщина.
Грейс глубоко вздохнула.
— Я хочу уехать и начать новую жизнь в другом месте.
— Не сказав любовнику о ребенке?
После всего, что она, Грейс, рассказала ей, как эта женщина могла говорить с таким неодобрением?
— Как я могу ему сказать, если он мне уже заявил, что не хочет его? «Нам нужно кое-что предпринять» — вот точные его слова, и я представить не могу, что еще он мог иметь в виду. Но я скорее умру, чем позволю причинить вред моему малышу.
Грейс разозлилась. Все материнские инстинкты в ней восстали на защиту еще не рожденного ребенка.
Она не знала, сколько времени просидела на скамейке, откровенничая с незнакомкой, но сейчас чувствовала себя такой изможденной и опустошенной, что мечтала только о том, как бы попасть домой и лечь. Встав, Грейс устало улыбнулась своей безымянной собеседнице.
— Спасибо, что выслушали меня.
Она повернулась, чтобы уйти, но в это время та другая женщина тоже встала и заключила Грейс в теплые, почти нежные объятия.
— Держитесь, — сказала она. — Все будет хорошо. Я в этом уверена.
Когда собеседница ободряюще улыбнулась ей, у Грейс возникло странное чувство, будто есть в этой женщине что-то удивительно знакомое. Но это, естественно, было смешно. Грейс не сомневалась, что никогда раньше не встречалась с ней.
10
— Кен, ты должен немедленно вернуться в Пайнвуд.
— Но, мама… — протестующе начал было он.
— Немедленно! — настаивала Моник Эдвардс. — А перед тем как сделаешь это, будь любезен объяснить мне, как получилось, что бедная Грейс решила, будто ты не только отказываешься быть отцом ребенка, которого зачал с нею, но и отказываешь ему в праве на жизнь вообще?
— Ка… какого ребенка? Грейс сказала мне, что ребенка не будет.
— А мне она сказала, что будет, хотя могла бы и не говорить. Я и так это поняла по ее глазам… по ее лицу. Должно быть, ты жестоко обидел ее. Она искренне считает, что ты ее не любишь. И ей очень больно, потому что она уверена, что любит мужчину, который хочет избавиться от своего ребенка.
— Я не понимаю, почему она могла так решить! — возразил Кен. — Я бы никогда…
— Я это, конечно, знаю, — перебила его мать, — но твоя Грейс, похоже, нет. «Нужно кое-что предпринять» — кажется, так ты ей сказал?
— Что?.. Да… конечно. Но я имел в виду… я имел в виду, что, если она беременна, нам нужно пожениться, — мрачно сказал Кен матери. — Ради всего святого, почему она решила, что…
— Это все ты должен сказать ей, Кен, а не мне. И тебе лучше поспешить. Она собирается уехать. И если это сделает…
— Уже еду, — заявил Кен. — Если ты посмеешь сказать Грейс хоть слово до моего приезда, я лишу тебя права видеться с внуком до тех пор, пока ему не исполнится по крайней мере один день.
Кладя телефонную трубку, Моник Эдварде блаженно улыбалась.
Снова подняв ее, она набрала свой домашний номер в Швейцарии. Когда ей ответил муж, она поздоровалась с ним так:
— Привет, дедушка!
— Да брось ты, Грейс, я голоден как волк и ужасно не хочу обедать в одиночестве.
— Но, Фил, я устала, — возразила Грейс, когда совершенно неожиданно ей позвонил кузен и предложил пообедать вместе. — И потом, ты вполне можешь пригласить одну из своих многочисленных подружек.
Но в конце концов она уступила и даже не сказала ни слова, когда, усадив ее в машину, Фил вдруг заявил, что, кажется, выронил бумажник на ее дорожке, и отправился его искать.
И вот теперь, хотя не было еще и десяти часов, она чувствовала себя изможденной, зевала и не обижалась на кузена, который то и дело поглядывал на часы.
Не очень-то интересной она оказалась собеседницей.
Тем не менее его отрывистое «все, пошли», когда Фил в очередной раз взглянул на часы, заставило ее недоуменно захлопать глазами.
— Ты не хочешь допить кофе? — спросила она.
— Что? А, нет… Я вижу, как ты устала.
Весь вечер Фил пребывал в странном настроении, нервничал и избегал смотреть на нее. Но Грейс слишком устала, чтобы спрашивать у него, что стряслось. Она просто позволила отвести себя на стоянку, а затем усадить в машину.
Когда подъехали к ее дому, Грейс спросила, не хочет ли он зайти. Но, к ее удивлению, Фил отрицательно покачал головой.
Услышав, как отъехала машина кузена, Грейс решила немедленно отправиться в постель.
Войдя в ванную, она смыла косметику, приняла душ, а потом, раздетая, вернулась в темную спальню, которую настолько хорошо знала, что свет включать было ни к чему.
Грейс практически спала на ходу, когда откидывала покрывало и сворачивалась клубочком на своей манящей ко сну королевской кровати. Кровать эта занимала почти всю комнату, и на ее покупке — в качестве подарка на новоселье — настоял вредный Фил. В ней никто никогда не спал, кроме нее… Хотя совершенно определенно кто-то спал сейчас!
Кто-то, кого она узнала бы везде, даже не видя лица. Она узнала бы его по одному только запаху, по странной дрожи, которую ощущала всякий раз в его присутствии.
Кен! Это был Кен, лежащий в ее постели! Нет, это просто невозможно! Она сошла с ума. Ей снится сон… у нее галлюцинации!
— А-ах! — задохнулась Грейс, когда пара в высшей степени реальных теплых рук сомкнулась вокруг нее. — Кен, — прошептала она, ее голос едва пробился через радужное многоцветие ощущений, которые Грейс сейчас испытывала.
— Как ты могла подумать, что я не люблю тебя? — услышала она низкий, требовательный голос Кена. — Я с ума по тебе схожу! Я безумно, безрассудно, безнадежно и навсегда влюблен в тебя! Я думал, это ты не любишь меня. Но, наверное, не зря говорят, что беременность лишает женщину способности рассуждать логично…
— Кен! — запротестовала Грейс еще более слабым голосом. Она не могла взять в толк, что происходит и, что еще важнее, почему так получилось. — Как?.. Что?.. — начала она, но Кен не настроен был отвечать на вопросы.
Он осыпал легчайшими и нежнейшими поцелуями ее подбородок, шею, плечи. Он шептал ей на ухо слова любви и восхищения. Он ласково гладил ее пока еще плоский живот. Голос Кена становился все грубее и прерывистее от переполняющих его эмоций.
— Как ты могла подумать, что я не хочу нашего ребенка, Грейс? — с мукой прохрипел он.
Она пыталась что-то ответить, но его настойчивые ищущие губы помешали ей это сделать. Да и что значили вопросы, слова, когда было это, и был Кен, и этот чудесный маленький мирок любви и нежности, который они создавали для себя?
— Когда мы впервые встретились, ты украдкой пробралась в мой номер и в мое сердце, — сказал Кен, благоговейно касаясь ее нежными руками, проводя ими по всей длине ее тела, а затем долго и упоительно целовал в губы. — И с тех пор ни на день, ни на час я не переставал всем моим существом стремиться к тебе, — простонал он. — Ни на минуту не переставала меня мучить и терзать любовь к тебе!
Грейс и видела, и ощущала, как велико его желание слиться с ней.
— Теперь настала моя очередь, — сказал Кен. — Благодаря Филу я проник в твою постель и предупреждаю тебя, Грейс, что не намерен ее покидать до тех пор, пока не проникну и в твое сердце и не услышу из твоих собственных уст, что ты позволяешь мне остаться там, в твоем сердце, в твоей жизни, в жизни нашего ребенка — навсегда!
— Навсегда, — шепотом повторила за ним Грейс, прикасаясь к его щеке и ощущая ладонью влагу, которая выдавала силу его чувств.
— Возможно, я и думал, что любить тебя — это мука, — срывающимся голосом продолжал Кен. — Но теперь я понимаю, что настоящей мукой было бы потерять тебя. Знаешь ли ты, каково это — видеть тебя в моей постели, чувствовать твои прикосновения, твою любовь? — простонал он. — Показать тебе?
Разве мама не предупреждала ее, что играть с огнем опасно? Впрочем, какая ей сейчас была разница?
— Покажи! — с готовностью согласилась Грейс.
Она слышала мужественность в его голосе, равно как чувствовала ее своим телом.
— Хорошо.
Они занимались любовью медленно и нежно, осознавая свою роль будущих родителей и благоговея перед ней. А затем неистово и страстно — утверждая свое право быть любовниками.
Они занимались любовью всеми способами, которые снились Грейс в самых смелых снах, ~ и теми, которые ей даже не снились.
А затем, когда уже начало рассветать, когда Кен уже тысячи и тысячи раз повторил, как он любит ее, как любит их обоих, и настоял на том, чтобы Грейс сказала, что испытывает к нему такие же чувства, она спросила:
— Объясни мне, что происходит… Как?.. — Она замолчала и ошеломленно покачала головой. — Такое впечатление, будто появилась фея, взмахнула волшебной палочкой, и…
— Это не фея, — сокрушенно вздохнул он. — Это моя мама!
— Что?!
Грейс села в постели, потянув за собой покрывало, и замолчала, потрясенная великолепием открывшегося обнаженного тела Кена. Издав вздох удовольствия, она лениво провела пальцами, поддразнивая, по тому, что доставило ей столько наслаждения, и с изумлением увидела неожиданно бурную реакцию его тела на свое прикосновение.
— Не начинай, — со смехом предупредил ее Кен, — если не намерена продолжать.
Быстро убрав руку, Грейс потребовала:
— Я хочу знать, что происходит.
Кен вздохнул с шутливым разочарованием.
— Моя мать прилетела из Швейцарии, чтобы повидаться со мной. Она услышала о нашей помолвке от моей новой секретарши. И нет ничего противоественного в том — учитывая сущность всех матерей, — что она захотела познакомиться с моей невестой — девушкой, появившейся благодаря молитвам ее и деревенской колдуньи, к чьим услугам она обратилась, чтобы сделать меня счастливым. Нет, не задавай вопросов, пока еще рано, — покачав головой, остановил он собравшуюся было заговорить Грейс. — Мама хотела все узнать о тебе, и я, естественно, удовлетворил ее желание… до определенной степени, конечно. Я сказал, что по уши влюблен в тебя, — признался Кен и посерьезневшим голосом продолжил: — И сказал также, что ты не отвечаешь на мои чувства. Как тебе известно, я собирался поехать в Огасту по делам, поэтому предложил ей составить мне компанию, но мать отказалась. Она заявила, что лучше побудет здесь до дня своего возвращения в Швейцарию. Зная ее, я заставил мать пообещать, что она ни при каких обстоятельствах не будет пытаться искать тебя. И она мне это пообещала, но, как теперь говорит, вмешалась судьба. Судя по ее словам, она отправилась на прогулку и увидела несчастную молодую женщину. Естественно, она захотела ей помочь, поэтому присела рядом, и…
— Так это была твоя мать? — прервала его Грейс. Теперь она начинала понимать! — Мне показалось, что в ней есть что-то знакомое, — призналась она. — Но я никак не могла уловить что. — Ммм… — Грейс с любовью улыбнулась Кену, который поцеловал ее с медленной дотошностью. — Ммм… — повторила она. — Продолжай.
— Что? — поддразнил ее Кен. — Поцелуи или объяснения?
— И то, и другое! — быстро ответила Грейс. — Но сначала объяснения, пожалуйста, иначе…
Рассмеявшись, Кен продолжил:
— Как только вы с ней расстались, она позвонила мне в Огасту и потребовала ответа: с какой стати я сказал тебе что-то, что ты истолковала как нежелание иметь нашего ребенка! Грейс, — Кен с болью во взгляде посмотрел на нее, — как ты могла подумать, будто я…
— Ты сказал, что нужно что-то предпринять, — упрямо проговорила Грейс.
— Но то, что я хотел предпринять, — это не визит к… — Он замолчал, не в силах продолжить, и Грейс инстинктивно обняла его и крепко прижала к себе, исполненная желания защитить его, как она защищала их нерожденного ребенка. — Я имел в виду визит в церковь, венчание, — хрипло проговорил Кен. — Вот о чем я пытался тебе сказать. Даже если бы не любил тебя, я бы никогда, никогда… Слава Богу, моя мать знает меня лучше, чем ты! Однако это, по крайней мере, ставит нас на одну ногу. Сначала я ошибался в тебе, потом ты ошибалась во мне. И коли уж так вышло, предлагаю подвести черту и начать все сначала. — Он глубоко втянул в себя воздух. — Я люблю тебя, Грейс Митчел, и я хочу жениться на тебе.
Грейс улыбнулась.
— Я тоже люблю тебя, Кен Эдвардс, и хочу выйти за тебя замуж…
— Ну а теперь вернемся к поцелуям…
Несколько часов спустя Грейс улыбнулась улыбкой, понятной ей одной.
— Значит, Фил оставил ключи от моего дома под цветочным горшком у парадной двери? — спросила она, слизывая с пальцев джем, капнувший с тоста.
Кен усмехнулся при виде аппетита, с которым она поедала тост.
— Да, хотя потребовались недюжинные усилия, чтобы его уговорить. И еще он ужасно боялся, что ты что-нибудь заподозришь.
— Возможно, так и случилось бы, если бы я не была такой усталой, — призналась Грейс.
Кен чувствовал, что его переполняет любовь к ней. Это был огромный риск — попытаться ускорить события, пробравшись в ее постель. Но, к счастью, это сработало, и теперь они могли открыто говорить обо всем.
Грейс закончила свой поздний завтрак в постели. Кен опять потянулся к ней и, нежно обняв, поцеловал.
Зазвонил телефон, и Кен, выругавшись, схватил трубку.
— Привет, мама, — ответил он.
Голова Грейс лежала на плече Кена, и она отчетливо слышала каждое слово.
— Кен, я хочу говорить не с тобой, а с моей будущей невесткой, твоей ненаглядной Грейс. У тебя уже было достаточно времени, чтобы пообщаться с ней. Позови ее к телефону сию же минуту, я расскажу ей о чудесном магазинчике в Женеве, где можно все купить для малыша.
Оставив Моник и Питера ворковать над внуком, Кен и Грейс отправились прогуляться по окрестностям.
Стоял чудесный летний день, во всей природе царила сладкая лень, и Грейс, обхватив руками теплый золотистый ствол сосны, росшей на склоне, воскликнула:
— Господи, я готова всю жизнь провести здесь, вот так, ничего не делая!
Кен, с любящей улыбкой взглянув на нее, заметил:
— Но, тем не менее, ты собираешься вернуться в Пайнвуд, к своей работе?
Он зашагал по тропинке, которая все круче и круче уводила вверх, и Грейс, последовав за ним, ответила:
— Только на время, пока не удостоверюсь, что школа перешла в надежные руки… Куда мы идем?
— Я хочу показать тебе одно место. Хотел бы показать и человека, но счастливым молодым женщинам опасно встречаться с колдуньями.
— С колдуньями? — недоумевающе и немного испуганно переспросила Грейс и тут же вздрогнула, заметив выше по тропинке величественную худощавую фигуру, которую не мог видеть обернувшийся к ней Кен.
Заметив ее испуг, он остановился и приобнял жену за плечи.
— Что случилось, милая? — с тревогой спросил он, и, проследив за ее взглядом, тоже заметил очень старую женщину и крепче сжал плечи Грейс.
Женщина уже приблизилась к ним. И Грейс, увидевшая ее улыбку, почему-то сразу успокоилась. Скрипучим высоким голосом женщина произнесла:
— Не бойтесь, дети… Шанталь умеет варить только суп. Что же до приворотного зелья… Это уж варите сами, хе-хе…
Она прошла мимо, а Грейс и Кен еще долго стояли обнявшись на тропинке с какими-то зачарованными лицами, а потом тоже зашагали вниз, к сверкающему под солнцем озеру.
— Но как это возможно — предлагать мне защиту и в то же время отказывать в праве на жизнь собственному ребенку?
— И что вы намерены делать? — спокойно спросила у нее женщина.
Грейс глубоко вздохнула.
— Я хочу уехать и начать новую жизнь в другом месте.
— Не сказав любовнику о ребенке?
После всего, что она, Грейс, рассказала ей, как эта женщина могла говорить с таким неодобрением?
— Как я могу ему сказать, если он мне уже заявил, что не хочет его? «Нам нужно кое-что предпринять» — вот точные его слова, и я представить не могу, что еще он мог иметь в виду. Но я скорее умру, чем позволю причинить вред моему малышу.
Грейс разозлилась. Все материнские инстинкты в ней восстали на защиту еще не рожденного ребенка.
Она не знала, сколько времени просидела на скамейке, откровенничая с незнакомкой, но сейчас чувствовала себя такой изможденной и опустошенной, что мечтала только о том, как бы попасть домой и лечь. Встав, Грейс устало улыбнулась своей безымянной собеседнице.
— Спасибо, что выслушали меня.
Она повернулась, чтобы уйти, но в это время та другая женщина тоже встала и заключила Грейс в теплые, почти нежные объятия.
— Держитесь, — сказала она. — Все будет хорошо. Я в этом уверена.
Когда собеседница ободряюще улыбнулась ей, у Грейс возникло странное чувство, будто есть в этой женщине что-то удивительно знакомое. Но это, естественно, было смешно. Грейс не сомневалась, что никогда раньше не встречалась с ней.
10
— Кен, ты должен немедленно вернуться в Пайнвуд.
— Но, мама… — протестующе начал было он.
— Немедленно! — настаивала Моник Эдвардс. — А перед тем как сделаешь это, будь любезен объяснить мне, как получилось, что бедная Грейс решила, будто ты не только отказываешься быть отцом ребенка, которого зачал с нею, но и отказываешь ему в праве на жизнь вообще?
— Ка… какого ребенка? Грейс сказала мне, что ребенка не будет.
— А мне она сказала, что будет, хотя могла бы и не говорить. Я и так это поняла по ее глазам… по ее лицу. Должно быть, ты жестоко обидел ее. Она искренне считает, что ты ее не любишь. И ей очень больно, потому что она уверена, что любит мужчину, который хочет избавиться от своего ребенка.
— Я не понимаю, почему она могла так решить! — возразил Кен. — Я бы никогда…
— Я это, конечно, знаю, — перебила его мать, — но твоя Грейс, похоже, нет. «Нужно кое-что предпринять» — кажется, так ты ей сказал?
— Что?.. Да… конечно. Но я имел в виду… я имел в виду, что, если она беременна, нам нужно пожениться, — мрачно сказал Кен матери. — Ради всего святого, почему она решила, что…
— Это все ты должен сказать ей, Кен, а не мне. И тебе лучше поспешить. Она собирается уехать. И если это сделает…
— Уже еду, — заявил Кен. — Если ты посмеешь сказать Грейс хоть слово до моего приезда, я лишу тебя права видеться с внуком до тех пор, пока ему не исполнится по крайней мере один день.
Кладя телефонную трубку, Моник Эдварде блаженно улыбалась.
Снова подняв ее, она набрала свой домашний номер в Швейцарии. Когда ей ответил муж, она поздоровалась с ним так:
— Привет, дедушка!
— Да брось ты, Грейс, я голоден как волк и ужасно не хочу обедать в одиночестве.
— Но, Фил, я устала, — возразила Грейс, когда совершенно неожиданно ей позвонил кузен и предложил пообедать вместе. — И потом, ты вполне можешь пригласить одну из своих многочисленных подружек.
Но в конце концов она уступила и даже не сказала ни слова, когда, усадив ее в машину, Фил вдруг заявил, что, кажется, выронил бумажник на ее дорожке, и отправился его искать.
И вот теперь, хотя не было еще и десяти часов, она чувствовала себя изможденной, зевала и не обижалась на кузена, который то и дело поглядывал на часы.
Не очень-то интересной она оказалась собеседницей.
Тем не менее его отрывистое «все, пошли», когда Фил в очередной раз взглянул на часы, заставило ее недоуменно захлопать глазами.
— Ты не хочешь допить кофе? — спросила она.
— Что? А, нет… Я вижу, как ты устала.
Весь вечер Фил пребывал в странном настроении, нервничал и избегал смотреть на нее. Но Грейс слишком устала, чтобы спрашивать у него, что стряслось. Она просто позволила отвести себя на стоянку, а затем усадить в машину.
Когда подъехали к ее дому, Грейс спросила, не хочет ли он зайти. Но, к ее удивлению, Фил отрицательно покачал головой.
Услышав, как отъехала машина кузена, Грейс решила немедленно отправиться в постель.
Войдя в ванную, она смыла косметику, приняла душ, а потом, раздетая, вернулась в темную спальню, которую настолько хорошо знала, что свет включать было ни к чему.
Грейс практически спала на ходу, когда откидывала покрывало и сворачивалась клубочком на своей манящей ко сну королевской кровати. Кровать эта занимала почти всю комнату, и на ее покупке — в качестве подарка на новоселье — настоял вредный Фил. В ней никто никогда не спал, кроме нее… Хотя совершенно определенно кто-то спал сейчас!
Кто-то, кого она узнала бы везде, даже не видя лица. Она узнала бы его по одному только запаху, по странной дрожи, которую ощущала всякий раз в его присутствии.
Кен! Это был Кен, лежащий в ее постели! Нет, это просто невозможно! Она сошла с ума. Ей снится сон… у нее галлюцинации!
— А-ах! — задохнулась Грейс, когда пара в высшей степени реальных теплых рук сомкнулась вокруг нее. — Кен, — прошептала она, ее голос едва пробился через радужное многоцветие ощущений, которые Грейс сейчас испытывала.
— Как ты могла подумать, что я не люблю тебя? — услышала она низкий, требовательный голос Кена. — Я с ума по тебе схожу! Я безумно, безрассудно, безнадежно и навсегда влюблен в тебя! Я думал, это ты не любишь меня. Но, наверное, не зря говорят, что беременность лишает женщину способности рассуждать логично…
— Кен! — запротестовала Грейс еще более слабым голосом. Она не могла взять в толк, что происходит и, что еще важнее, почему так получилось. — Как?.. Что?.. — начала она, но Кен не настроен был отвечать на вопросы.
Он осыпал легчайшими и нежнейшими поцелуями ее подбородок, шею, плечи. Он шептал ей на ухо слова любви и восхищения. Он ласково гладил ее пока еще плоский живот. Голос Кена становился все грубее и прерывистее от переполняющих его эмоций.
— Как ты могла подумать, что я не хочу нашего ребенка, Грейс? — с мукой прохрипел он.
Она пыталась что-то ответить, но его настойчивые ищущие губы помешали ей это сделать. Да и что значили вопросы, слова, когда было это, и был Кен, и этот чудесный маленький мирок любви и нежности, который они создавали для себя?
— Когда мы впервые встретились, ты украдкой пробралась в мой номер и в мое сердце, — сказал Кен, благоговейно касаясь ее нежными руками, проводя ими по всей длине ее тела, а затем долго и упоительно целовал в губы. — И с тех пор ни на день, ни на час я не переставал всем моим существом стремиться к тебе, — простонал он. — Ни на минуту не переставала меня мучить и терзать любовь к тебе!
Грейс и видела, и ощущала, как велико его желание слиться с ней.
— Теперь настала моя очередь, — сказал Кен. — Благодаря Филу я проник в твою постель и предупреждаю тебя, Грейс, что не намерен ее покидать до тех пор, пока не проникну и в твое сердце и не услышу из твоих собственных уст, что ты позволяешь мне остаться там, в твоем сердце, в твоей жизни, в жизни нашего ребенка — навсегда!
— Навсегда, — шепотом повторила за ним Грейс, прикасаясь к его щеке и ощущая ладонью влагу, которая выдавала силу его чувств.
— Возможно, я и думал, что любить тебя — это мука, — срывающимся голосом продолжал Кен. — Но теперь я понимаю, что настоящей мукой было бы потерять тебя. Знаешь ли ты, каково это — видеть тебя в моей постели, чувствовать твои прикосновения, твою любовь? — простонал он. — Показать тебе?
Разве мама не предупреждала ее, что играть с огнем опасно? Впрочем, какая ей сейчас была разница?
— Покажи! — с готовностью согласилась Грейс.
Она слышала мужественность в его голосе, равно как чувствовала ее своим телом.
— Хорошо.
Они занимались любовью медленно и нежно, осознавая свою роль будущих родителей и благоговея перед ней. А затем неистово и страстно — утверждая свое право быть любовниками.
Они занимались любовью всеми способами, которые снились Грейс в самых смелых снах, ~ и теми, которые ей даже не снились.
А затем, когда уже начало рассветать, когда Кен уже тысячи и тысячи раз повторил, как он любит ее, как любит их обоих, и настоял на том, чтобы Грейс сказала, что испытывает к нему такие же чувства, она спросила:
— Объясни мне, что происходит… Как?.. — Она замолчала и ошеломленно покачала головой. — Такое впечатление, будто появилась фея, взмахнула волшебной палочкой, и…
— Это не фея, — сокрушенно вздохнул он. — Это моя мама!
— Что?!
Грейс села в постели, потянув за собой покрывало, и замолчала, потрясенная великолепием открывшегося обнаженного тела Кена. Издав вздох удовольствия, она лениво провела пальцами, поддразнивая, по тому, что доставило ей столько наслаждения, и с изумлением увидела неожиданно бурную реакцию его тела на свое прикосновение.
— Не начинай, — со смехом предупредил ее Кен, — если не намерена продолжать.
Быстро убрав руку, Грейс потребовала:
— Я хочу знать, что происходит.
Кен вздохнул с шутливым разочарованием.
— Моя мать прилетела из Швейцарии, чтобы повидаться со мной. Она услышала о нашей помолвке от моей новой секретарши. И нет ничего противоественного в том — учитывая сущность всех матерей, — что она захотела познакомиться с моей невестой — девушкой, появившейся благодаря молитвам ее и деревенской колдуньи, к чьим услугам она обратилась, чтобы сделать меня счастливым. Нет, не задавай вопросов, пока еще рано, — покачав головой, остановил он собравшуюся было заговорить Грейс. — Мама хотела все узнать о тебе, и я, естественно, удовлетворил ее желание… до определенной степени, конечно. Я сказал, что по уши влюблен в тебя, — признался Кен и посерьезневшим голосом продолжил: — И сказал также, что ты не отвечаешь на мои чувства. Как тебе известно, я собирался поехать в Огасту по делам, поэтому предложил ей составить мне компанию, но мать отказалась. Она заявила, что лучше побудет здесь до дня своего возвращения в Швейцарию. Зная ее, я заставил мать пообещать, что она ни при каких обстоятельствах не будет пытаться искать тебя. И она мне это пообещала, но, как теперь говорит, вмешалась судьба. Судя по ее словам, она отправилась на прогулку и увидела несчастную молодую женщину. Естественно, она захотела ей помочь, поэтому присела рядом, и…
— Так это была твоя мать? — прервала его Грейс. Теперь она начинала понимать! — Мне показалось, что в ней есть что-то знакомое, — призналась она. — Но я никак не могла уловить что. — Ммм… — Грейс с любовью улыбнулась Кену, который поцеловал ее с медленной дотошностью. — Ммм… — повторила она. — Продолжай.
— Что? — поддразнил ее Кен. — Поцелуи или объяснения?
— И то, и другое! — быстро ответила Грейс. — Но сначала объяснения, пожалуйста, иначе…
Рассмеявшись, Кен продолжил:
— Как только вы с ней расстались, она позвонила мне в Огасту и потребовала ответа: с какой стати я сказал тебе что-то, что ты истолковала как нежелание иметь нашего ребенка! Грейс, — Кен с болью во взгляде посмотрел на нее, — как ты могла подумать, будто я…
— Ты сказал, что нужно что-то предпринять, — упрямо проговорила Грейс.
— Но то, что я хотел предпринять, — это не визит к… — Он замолчал, не в силах продолжить, и Грейс инстинктивно обняла его и крепко прижала к себе, исполненная желания защитить его, как она защищала их нерожденного ребенка. — Я имел в виду визит в церковь, венчание, — хрипло проговорил Кен. — Вот о чем я пытался тебе сказать. Даже если бы не любил тебя, я бы никогда, никогда… Слава Богу, моя мать знает меня лучше, чем ты! Однако это, по крайней мере, ставит нас на одну ногу. Сначала я ошибался в тебе, потом ты ошибалась во мне. И коли уж так вышло, предлагаю подвести черту и начать все сначала. — Он глубоко втянул в себя воздух. — Я люблю тебя, Грейс Митчел, и я хочу жениться на тебе.
Грейс улыбнулась.
— Я тоже люблю тебя, Кен Эдвардс, и хочу выйти за тебя замуж…
— Ну а теперь вернемся к поцелуям…
Несколько часов спустя Грейс улыбнулась улыбкой, понятной ей одной.
— Значит, Фил оставил ключи от моего дома под цветочным горшком у парадной двери? — спросила она, слизывая с пальцев джем, капнувший с тоста.
Кен усмехнулся при виде аппетита, с которым она поедала тост.
— Да, хотя потребовались недюжинные усилия, чтобы его уговорить. И еще он ужасно боялся, что ты что-нибудь заподозришь.
— Возможно, так и случилось бы, если бы я не была такой усталой, — призналась Грейс.
Кен чувствовал, что его переполняет любовь к ней. Это был огромный риск — попытаться ускорить события, пробравшись в ее постель. Но, к счастью, это сработало, и теперь они могли открыто говорить обо всем.
Грейс закончила свой поздний завтрак в постели. Кен опять потянулся к ней и, нежно обняв, поцеловал.
Зазвонил телефон, и Кен, выругавшись, схватил трубку.
— Привет, мама, — ответил он.
Голова Грейс лежала на плече Кена, и она отчетливо слышала каждое слово.
— Кен, я хочу говорить не с тобой, а с моей будущей невесткой, твоей ненаглядной Грейс. У тебя уже было достаточно времени, чтобы пообщаться с ней. Позови ее к телефону сию же минуту, я расскажу ей о чудесном магазинчике в Женеве, где можно все купить для малыша.
Оставив Моник и Питера ворковать над внуком, Кен и Грейс отправились прогуляться по окрестностям.
Стоял чудесный летний день, во всей природе царила сладкая лень, и Грейс, обхватив руками теплый золотистый ствол сосны, росшей на склоне, воскликнула:
— Господи, я готова всю жизнь провести здесь, вот так, ничего не делая!
Кен, с любящей улыбкой взглянув на нее, заметил:
— Но, тем не менее, ты собираешься вернуться в Пайнвуд, к своей работе?
Он зашагал по тропинке, которая все круче и круче уводила вверх, и Грейс, последовав за ним, ответила:
— Только на время, пока не удостоверюсь, что школа перешла в надежные руки… Куда мы идем?
— Я хочу показать тебе одно место. Хотел бы показать и человека, но счастливым молодым женщинам опасно встречаться с колдуньями.
— С колдуньями? — недоумевающе и немного испуганно переспросила Грейс и тут же вздрогнула, заметив выше по тропинке величественную худощавую фигуру, которую не мог видеть обернувшийся к ней Кен.
Заметив ее испуг, он остановился и приобнял жену за плечи.
— Что случилось, милая? — с тревогой спросил он, и, проследив за ее взглядом, тоже заметил очень старую женщину и крепче сжал плечи Грейс.
Женщина уже приблизилась к ним. И Грейс, увидевшая ее улыбку, почему-то сразу успокоилась. Скрипучим высоким голосом женщина произнесла:
— Не бойтесь, дети… Шанталь умеет варить только суп. Что же до приворотного зелья… Это уж варите сами, хе-хе…
Она прошла мимо, а Грейс и Кен еще долго стояли обнявшись на тропинке с какими-то зачарованными лицами, а потом тоже зашагали вниз, к сверкающему под солнцем озеру.