Берристер Инга. Приворотное зелье

   — Это сделал Купер? — с угрозой в голосе спросил он.
   Не дожидаясь ответа, он повернулся к сержанту и с властной решительностью произнес:
   — Я понимаю, что мисс Митчел, возможно, придется предстать перед судом. Но пока, офицер, не могли бы вы освободить ее под мое поручительство? Обещаю не спускать с нее глаз.
   Сержант внимательно посмотрел на обоих. Тюрьма была забита под завязку, свободных камер не оставалось, и он не видел причин, почему бы не отпустить молодую женщину, если Кен Эдварде готов за нее поручиться.
   — Хорошо, — кивнул он. — Но вы несете за нее полную ответственность и должны доставить ее завтра утром в суд, если мистер Купер выдвинет обвинение.
   — Даю вам слово, — поспешно проговорил Кен и, прежде чем Грейс смогла что-нибудь сказать, мягко вытолкал ее из полицейского участка в летнюю ночь.
   И тут она с прискорбием заметила, что по-настоящему плачет.
   — Это шок, — услышала она в темноте голос Кена, который вел ее к машине. — Не беспокойтесь, как только мы окажемся дома, все будет хорошо.
   — Я хочу принять ванну… и переодеться в чистую одежду, — каким-то не своим голосом произнесла Грейс.
   — Ванну могу обещать, а одежду придется захватить у вас дома по пути ко мне, — быстро ответил Кен.
   — К вам! — Грейс, недоуменно наморщив лоб, позволила Кену застегнуть на ней ремень безопасности. — Но я хочу к себе домой.
   — Боюсь, это невозможно, — сказал Кен. — Сержант освободил вас под мою ответственность, если помните, и я должен доставить вас в участок рано утром.
   — Но я не могу оставаться с вами! — запротестовала Грейс.
   — Сожалею, Грейс. — Его голос звучал необычно мягко. — Но вам придется.
   — Я и не думала нападать на Купера, — попыталась защищаться Грейс. — Это он…
   Она испуганно замолчала, заметив зверское выражение на лице повернувшегося к ней Кена.
   — Если он причинил вам боль… Он сделал это, Грейс?
   Когда она поспешно отвела взгляд и вжалась в кресло, Кен выругал себя за то, что не сдержался. Он лишь еще больше напугал ее,
   — Я думал, что демонстрация пройдет мирно, — заметил Кен через некоторое время.
   — Так и было, — ответила Грейс. — Но Грегори вел себя вызывающе, и все как-то само собой вышло из-под контроля. Это правда, что по поводу него начато расследование?
   — Да, — коротко ответил Кен. — Но думаю, мне не следует пока говорить об этом.
   Когда они подъехали к ее коттеджу, Кен настоял на том, чтобы войти с ней и подождать, пока она соберет все необходимое. У Грейс даже не было сил этому воспротивиться.
   То, как повел себя с ней Грегори Купер, заставило молодую женщину ощутить свою беззащитность. И она невольно вспомнила, что, проиграв очередную битву за луг, он обещал разобраться с ней. Грегори — злой и опасный человек. Хорошо, что хотя бы сегодня ночью, как ни неприятно это признавать, она будет чувствовать себя спокойно, ночуя под крышей Кена, а не под своей собственной.

6

 
   — Когда вы последний раз что-нибудь ели? Прозаический вопрос Кена, открывшего дверь и впустившего Грейс в холл, вызвал ее недоверчивый взгляд.
   Она готовила себя если не к враждебности, то уж, несомненно, к более неприятным вопросам. То, что он казался больше обеспокоенным ее благополучием, нежели чем-то другим, сбивало с толку. Но еще больше сбивало с толку то, какое облегчение и чувство безопасности давала ей такая забота.
   — Во время ланча. — Грейс ответила машинально, целиком поглощенная более глубокими ощущениями. — Но я не голодна.
   — Это потому, что вы все еще пребываете в шоке, — мягко объяснил Кен. — Кухня здесь.
   В любое другое время Грейс зачарованно рассматривала бы внутренности дома, которым так восхищалась, но сейчас чувствовала, что ее способность восприятия притуплена событиями сегодняшнего вечера. Она подозревала, что Кен прав и она находится в шоке. Иначе почему бы она так безропотно позволила ему принимать за нее решения? Она не сопротивлялась, когда он решительно подвел ее к кухонному стулу и усадил на него, а сам стал открывать шкафчики и холодильник. Кен убеждал ее в том, что легкий ужин, который он приготовит для них двоих, поможет ей заснуть.
   — Кстати, — сказал он позже, ставя на стол тарелки с аппетитным воздушным омлетом, — вам придется спать в моей спальне, поскольку только эта комната пока обставлена подобающим образом. Я могу лечь внизу, на диване.
   — Нет, — немедленно запротестовала Грейс, молясь о том, чтобы он не заподозрил причину вспыхнувшего у нее на щеках румянца.
   Одна мысль о том, что она будет спать в его постели, вызвала воспоминания, которые Грей не приветствовала в любое время, и уж тем более сейчас, когда их виновник сидел напротив нее.
   К ее ужасу, Кен покачал головой и спокойно сказал:
   — Все в порядке. Я догадываюсь, о чем вы думаете, но беспокоиться ни к чему.
   Грейс напряглась. Как он мог догадаться, о чем она думает? А если догадался, то как смеет относиться к этому и к ней так, словно…
   Безуспешно пытаясь привести мысли в порядок, она услышала, как Кен продолжил:
   — Сегодня здесь побывали уборщицы, и они сменили постельное белье.
   Грейс, почувствовав внезапное облегчение, едва не поперхнулась омлетом. Он все-таки не знает, о чем она думает. Даже не представляет, какие шокирующие, чувственные образы пробудило в ее сознании упоминание о его постели.
   Но, по крайней мере, последние замечания Кена дали ей время собраться с мыслями и вспомнить о том, что она взрослая разумная женщина.
   — Я не могу занять вашу постель, — сказала Грейс, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и по-деловому.
   — Почему? — спросил Кен, удивленно взглянув на нее, а затем заставил ее смутиться, мягко напомнив: — Ведь нельзя сказать, чтобы вы этого уже не делали.
   Кровь отхлынула от ее лица, а затем прилила обратно. Руки затряслись так, что ей пришлось обеими вцепиться в кофейную чашку, поданную Кеном, чтобы не расплескать содержимое. Она понимала, что ее реакция неоправданно болезненная, но ничего не могла с собой поделать.
   Насмешливое замечание Кена не только смутило Грейс. Оно снова заставило ее почувствовать унижение, поскольку слезы, готовые вот-вот брызнуть из глаз, могли обнаружить перед Кеном всю ее беспомощность.
   Но даже несмотря на то что ей удавалось пока держаться в рамках приличия, Кен бросился извиняться.
   — Простите. Мне не следовало так говорить.
   Он замолчал, глядя на нее и отчаянно ругая себя за то, что обидел Грейс. Просто удивительно, как изменило его чувства к ней открытие, что он в ней ошибался!
   Меньше всего Кену хотелось расстроить ее. Но по-прежнему существовало несколько вопросов, которые им необходимо было обсудить. И хотя он не пытался намеренно навести на них разговор, теперь, когда тема поднята, возможно, следует поделиться с ней своими тревогами.
   — Я понимаю, сейчас, наверное, не самое лучшее время говорить об этом, — спокойно начал он, — но нам действительно нужно кое-что обсудить, Грейс…
   Дрожащей рукой Грейс поставила на стол чашку.
   — Вы за этим и привезли меня сюда? — со всем возмущением, на которое была способна, спросила она. — Чтобы устроить мне допрос с пристрастием? Если вы хотя бы на минуту подумали, что, только потому что вы спасли меня от ночи в тюрьме, я из благодарности выдам вам остальных участников демонстрации, то лучше сразу же отвезите меня обратно в участок…
   — Грейс, — прервал Кен ее страстную тираду, — я не собираюсь говорить с вами ни о фабрике, ни о демонстрации.
   Глядя в ее глаза, затуманенные подозрением, Кен спрашивал себя, что сказала бы Грейс, узнай, что единственный человек, единственная проблема, которая его сейчас волнует, — это она сама!
   — Я уже назначил встречу с представителями рабочих на завтра. И намерен обсудить с ними мои предложения, касающиеся будущего фабрики, — объяснил он.
   — Да, я слышала. — Грейс вдруг почувствовала себя настолько усталой, что, даже чтобы думать, ей приходилось прилагать сверхчеловеческие усилия. — В таком случае, о чем вы хотели поговорить со мной? — с тревогой спросила она.
   Видя, какой измученной выглядит его гостья, Кен обругал себя за эгоизм. Она все еще в шоке. Ей нужно отдохнуть и прийти в себя, а не отвечать на проклятые вопросы.
   — Это неважно, — мягко ответил он. — Послушайте, не пойти ли вам в постель? У вас довольно бледный вид… — И Кен подошел, чтобы помочь ей встать со стула.
   Грейс сообразила, что он вот-вот коснется ее, и в ней пробудилась чувство самосохранения. Она понимала, насколько сейчас беззащитна перед любым физическим контактом с ним. Она поспешно вскочила и в спешке споткнулась, что привело прямо к тому, чего дна так старалась избежать. Кен, чтобы уберечь ее от падения, схватил Грейс за руки. Приняв на себя вес ее тела, он недопустимо сократил расстояние между ними.
   Прошла всего неделя с тех пор, как она увидела его впервые, — какие-то жалкие семь дней… Как это случилось, что теперь она испытывает такое влечение к нему, словно близость его тела способна утолить жажду, которую больше ничто не способно утолить?
   Казалось, одно то, что она прильнула к нему, успокоило и умиротворило ее, заставило снова ощутить свою целостность, заставило почувствовать себя невероятно сильной и беспомощно слабой одновременно. Словно она нашла цель в жизни, для которой и была создана, и в то же время ненавидела себя за такую зависимость от него.
   Грейс уперлась руками ему в грудь, желая освободиться. Кен подчинился молчаливому требованию и хрипловато спросил:
   — С вами все в порядке?
   — Да, все хорошо, — ответила Грейс, отступая назад и отворачиваясь, чтобы он не заметил голодного выражения ее глаз.
   Как могло до этого дойти? Как она могла дойти до такого? Откуда взялись эти чувства? Они были абсолютно чужды ей своей силой и непреодолимостью.
   Кен открыл перед ней дверь кухни. Она неверными шагами вышла в коридор.
   Он проводил ее до начала лестницы. Грейс стала подниматься по ступенькам. Она не решалась оглянуться назад, боясь выдать свои чувства. . — На площадке, вторая дверь налево, — произнес ей вслед Кен. — Чистые полотенца и все остальное вы найдете в ванной. Я принесу из машины вашу сумку и оставлю за дверью.
   Он говорит так бесстрастно, чтобы дать понять, что мне не нужно бояться повторения того, что случилось в его гостиничной спальне, поняла Грейс. И это, конечно, очень благородно с его стороны. Так почему же она не испытывает ни признательности, ни облегчения? Почему она, если быть откровенной, чувствует разочарование?
   С трудом преодолев лестницу, Грейс добралась до верхней площадки.
   Кен смотрел, какие мучения ей доставляет каждый шаг, и всей душой стремился взлететь за ней следом, заключить в заботливые объятия. Но он заставил себя отвернуться и пойти к машине, чтобы принести сумку Грейс.
   Теперь Кен понимал, что смущение и отчаяние, написанные на ее лице, когда он увидел Грейс в полицейском участке, подтолкнули его к действиям, сопряженным с потенциальной опасностью.
   Вернувшись с сумкой Грейс, он отнес ее наверх, поставил на пол в коридоре и, коротко постучав в закрытую дверь спальни, опрометью бросился вниз и затворился в гостиной.
 
   Грейс стояла, глядя в окно, когда услышала стук Кена. Она заставила себя сосчитать до десяти — очень медленно — и только после этого пошла открывать дверь. Она уверяла себя, что почувствовала облегчение, а не разочарование, когда увидела, что коридор пуст.
   И спальня, и ванная были обставлены так безлико, что вполне могли сойти за гостиничные. Однако воспоминания и чувства, которые пробуждала в ней мысль о гостиничном номере в связи с Кеном, вовсе нельзя было назвать безликими. Грейс поспешила направить свои мысли в более безопасное русло и занялась приготовлениями ко сну.
   Теперь, оставшись наедине с собой, она понимала, что ей следовало бы думать о завтрашнем утре и о возможности предстать перед судом по обвинению Грегори Купера. Ужасающая перспектива, но не столь ужасающая, как та, что сулили ей чувства, испытываемые к Кену Эдвардсу.
   Взять хотя бы замечание о том, что раньше ее вполне устраивала его постель!
   Разумеется, оно заставило ее испытать смущение и даже унижение, но при этом также напомнило, как чудесно она себя чувствовала в его объятиях. А в его жизни?.. Но на самом деле она — не часть его жизни, а он — не часть ее. То, что между ними было, только' секс, а любая женщина, даже школьная учительница, знает, что сексуальный акт вызывает у мужчин не больше чувств, чем поедание плитки шоколада, — приятно, но быстро забывается.
   Она забралась в постель Кена — на этот раз совершенно трезвая! От белья исходил запах чистоты и свежести, такой же анонимный и не связанный с Кеном, как и вся комната. Свернувшись клубочком посередине большой кровати, она закрыла глаза, но сон не шел.
   Наверное, я слишком переутомилась, чтобы заснуть, подумала Грейс. Тревожные мысли не давали ей расслабиться. Она снова закрыла глаза и стала глубоко и медленно вдыхать и выдыхать.
 
   Внизу столь же безрезультатно искал забвения Кен. У него была работа, которой можно было занять мысли. Однако вместо этого он обнаружил, что шагает из конца в конец гостиной, думая о Грейс, беспокоясь о Грейс — и не только потому, что теперь понимал, в какой нелегкой ситуации оказались оба из-за необходимости провести ночь под одной крышей.
   Синяк на ее руке, оставленный Грегори Купером, вызывал в нем такие чувства, что он готов был оторвать подонку руки и ноги и бросить туловище на растерзание голодным шакалам. Одна мысль о том, что он прикасался к Грейс…
   Кен внезапно остановился. Да что такое с ним происходит? Стоит ли спрашивать? — насмешливо одернул он себя. Я влюблен. Это любовь. Он превратился в человека, которого трудно было узнать. Человека, мыслящего и действующего нерационально, человека, движимого эмоциями, человека, который прямо сейчас… Он замер, услышав какой-то звук наверху, а затем, подбежав к двери, открыл ее как раз вовремя, чтобы снова услышать его — тонкий высокий звук женского горя.
   Перепрыгивая через две ступеньки, Кен взлетел по лестнице, распахнул дверь и устремился к Грейс, лежащей посредине его кровати.
   Она не спала — в темноте он видел, как блестят ее глаза. Но женщина лежала тихо и неподвижно, словно не смела ни дышать, ни шевелиться.
   — Грейс, что случилось? — спросил он.
   Ее словно окатило теплой волной облегчения, когда она услышала и узнала голос Кена. Ей снился сон о Грегори Купере. Кошмарный сон, исполненный безотчетного ужаса. Она проснулась от собственного приглушенного крика и, когда Кен распахнул дверь, на какое-то мгновение решила, что это Грегори. Но теперь его голос без остатка развеял ночной кошмар и приободрил ее.
   Испытывая слишком большое облегчение, чтобы думать о чем-то другом, кроме того, что Кен спас ее от безграничного ужаса, она повернулась к нему и сказала:
   — Я видела жуткий сон… о Грегори Купере…
   Одного звука этого имени было достаточно, чтобы она снова задрожала. Тем не менее Грейс предприняла попытку сесть, чтобы было удобнее говорить с Кеном, который теперь склонился над ней. В падающем из окна свете летней луны она видела, с какой тревожной заботой смотрят на нее темные глаза Кена.
   — Простите, что побеспокоила вас… — начала оправдываться она, но запнулась, заметив, что он полностью одет.
   Неужели диван в гостиной настолько неудобен, что Кен даже не попытался заснуть на нем? Или то, что он так и не снял одежду, связано с ее пребыванием в его доме? Может, он боялся, что она попытается соблазнить его во второй раз?
   — В чем дело? Что-то не так? Скорость, с которой он уловил перемену в выражении ее лица, застала Грейс врасплох. А чувство самосохранения, которому сегодня пришлось немало потрудиться, покинуло Грейс уже давно.
   — Вы все еще одеты, — тихо сказала она. — Вы не ложились. Если это из-за того…
   Но Кен прервал ее прежде, чем она успела высказать свои опасения.
   — Это из-за того, что единственная постель, в которой мне хотелось бы сейчас оказаться, уже занята, и мне нет в нее доступа, — хрипловато произнес он. — Если, конечно, вы не передумаете и не разделите ее со мной…
   Кен понимал, что делает именно то, что не позволял себе делать ни в каких обстоятельствах: ведет себя словно хищник, пользуясь как беззащитностью Грейс, так и ее зависимостью от него. Но остановиться он уже не мог. Одного только вида Грейс, которая сидела в его постели, обхватив тонкими руками подтянутые к подбородку колени, и неуверенно смотрела на него огромными глазами, было достаточно, чтобы понять: он готов вечность гореть в аду, лишь бы иметь возможность обнимать ее, Прикасаться к ней, целовать ее и ласкать.
   Он одет вовсе не потому, что не хочет ее или боится, что она поставит их обоих в неловкое положение, набросившись на него, догадалась Грейс. И почувствовала, как вся задрожала от охватившего его дикого возбуждения.
   Кен простонал ее имя, не в силах больше сдерживать свое неукротимое влечение. Склонившись, он заключил Грейс в объятия, и его губы со страстной настойчивостью приникли к ее рту.
   Грейс понимала, что нужно остановить его, потребовать, чтобы он ее отпустил. Но почему-то вместо этого все более и более бесстыдно льнула к нему… Она нетерпеливо раскрыла губы навстречу вторжению его языка. Ее просто разрывало от жадного, болезненного желания слиться с ним.
   Грейс уже почти сумела убедить себя в том, что воспоминания об их первой близости были слишком приукрашенными, что она все преувеличила, романтизировала, превратила в своей голове в некое совершенство, которое могло существовать только в ее фантазии. Теперь же она потрясенно осознала, что воспоминания действительно подвели ее, но вовсе не так, как Грейс предполагала!
   Ласки Кена казались не такими чудесными, как она помнила, — они были намного лучше! Гораздо нежнее, головокружительнее…
   Так какой же смысл пытаться запретить себе отвечать ему? — спросила себя Грейс и услышала свой сдавленный стон. Прикосновением своих губ он будто вливает в меня живительную субстанцию, словно в бреду подумала она. Кен захватил ладонями ее лицо в добровольный плен и целовал Грейс с такой интимностью, от которой у нее едва не останавливалось сердце.
   Она трепетала и содрогалась от удовольствия, наслаждаясь переполняющим ее ощущением близости с ним.
   — Мы не должны этого делать, — словно сквозь туман, услышала она собственный голос, даже для нее звучавший неубедительно.
   — Знаю, — задыхаясь, ответил Кен. — Но не могу остановиться.
   — Я не хочу, чтобы ты останавливался! Неужели она действительно это сказала?
   Грейс была потрясена столь распутным отсутствием всякой выдержки, но еще более — открытием, что она непостижимым образом уже успела расстегнуть половину пуговиц на рубашке Кена.
   Своими изучающими пальцами она ощущала мягкую шелковистую растительность на его груди. Грейс наклонилась, вдыхая его аромат с нескрываемой чувственностью.
   Смесь головокружительных ощущений охватила ее: узнавание — где угодно она узнала бы его запах; восторг — просто оттого, что она чувствует себя такой свободной, смелой и уверенной с ним. Грейс ощущала свое женское могущество, понимая, что именно из-за нее так участилось его дыхание.
   Кен и сам содрогался от головы до пят, будучи абсолютно не в состоянии контролировать силу своей реакции на Грейс. Казалось, все ощущения, которые доводилось ему испытывать в жизни, усилены тысячекратно. Он понимал, что это не простое вожделение — оно единственное в своем роде, неповторимое! Она, Грейс, — его единственная и неповторимая! Но интуитивно он чувствовал, что не может сказать ей этого, пока не может, — то, что зарождалось между ними, было еще слишком хрупко;
   Кен громко застонал, когда Грейс начала целовать его обнаженный торс. Желание, эта сладчайшая мука, жгло его тело как огнем.
   Он быстро стянул с себя оставшуюся одежду, ни на мгновение не переставая смотреть на Грейс. Кен предостерегал себя, что она может заметить любовь в его глазах, но не хотел отводить взгляда, чтобы не потерять ощущения неразрывной связанности с ней.
   В ее глазах он видел изумление, неуверенность, желание и немного старомодную женскую стеснительность. Она чуть вздрогнула, когда Кен обхватил одной рукой круглое упругое плечо, другой продолжая стягивать с себя одежду, но тоже не попыталась разорвать связующего их взгляда. Почему-то это визуальное общение между ними казалось не менее чувственным, чем прикосновения.
   Кен подался к ней всем телом, то же можно было сказать и о его сердце, и о всем его существе.
   — Грейс, — снова прошептал он ее имя, прижимаясь к ней крепче и наконец опуская взгляд на ее губы, а затем снова посмотрел ей в глаза и поцеловал.
   Грейс чувствовала, что готова взорваться от небывалой силы чувственного напряжения, накапливающегося в ней. Как хорошо, что она уже давно не впечатлительная девочка, иначе наверняка обманулась бы, решив, что своим взглядом Кен хочет передать ей что-то имеющее глубокий смысл, что она действительно ему небезразлична.
   Она знала, что нужно положить конец происходящему между ними сейчас, пока еще не поздно. Но Кен обнял ее крепче, коснулся ее губами — и в ней снова заныла сладкая боль нестерпимого желания. Он почувствовал, как приоткрылись ее губы, вдохнул сладкий аромат дыхания и ощутил трепет во всем ее теле.
   Кен гладил ее, заставляя Грейс извиваться и трепетать. Его рот переместился к чувствительному месту у основания шеи. Затем легкие, покусывающие поцелуи поднялись к уху, и язык стал исследовать ее нежную раковину. Мельчайшие ощущения накапливались, сплавлялись до тех пор, пока Грейс не почувствовала, что сгорает на огне желания, которое он пробуждает в ней.
   Ее напрягшаяся грудь молила о прикосновениях его рук. Словно догадываясь об этом, Кен накрыл их ладонями, гладя подушечками больших пальцев твердые соски.
   Грейс со стоном закрыла глаза, с радостью приветствуя укрывшую ее бархатную тьму, а затем снова распахнула их, задохнувшись от острого наслаждения, когда рот Кена опустился сначала на одну грудь, а затем на другую.
   Ее пальцы впились в его спину, тело изогнулось в непередаваемой смеси мольбы и искушения.
   Кен целовал ее живот, обводя пупок кончиком языка. Она зарылась пальцами в темные густые волосы, намереваясь приподнять его голову. Но руки беспомощно замерли, когда он стал опускаться все ниже и ниже.
   Такая близость возможна только между самыми пылкими влюбленными, однако Грейс не находила в себе сил сопротивляться и отказываться от того, что давал ей Кен. Ее тело, как и ее чувства, сначала напряглись, сопротивляясь происходящему, а затем сдались.
   Когда Кен накрыл Грейс своим телом и вошел в нее, он почти сразу же почувствовал первые спазмы ее освобождения. Его собственное тело устремилось вдогонку, и он испытал небывалое наслаждение, осознав, что они вместе пережили этот захватывающий момент.
   Грейс выкрикнула имя Кена, сильнее вжимая его в себя, туда, где ей больше всего хотелось, чтобы он был. Это было так чудесно — ощущать его в себе, частью себя, сейчас и навсегда! — Кен…
   Она выдохнула его имя в усталом упоении, и по ее щекам потекли слезы счастья, которые Кен слизал языком, прежде чем обнять ее. Грейс заснула еще до того, как его руки успели сомкнуться вокруг нее.

7

 
   Кен позволил себе удовлетворенно улыбнуться, только когда положил телефонную трубку в конце казавшихся нескончаемыми получасовых дипломатических переговоров с начальником полицейского участка.
   — Раньше у него состоялся пятиминутный, крайне резкий разговор с Грегори, которого Кен поставил в известность, что скорее всего в тюрьму посадят именно его — за незаконное пребывание на территории фабрики, — если он выдвинет обвинение против Грейс. Кен мрачно спросил, есть ли у него, Грегори, столь же очевидные доказательства нападения, как у Грейс, которую он бесцеремонно и необоснованно толкал. Грегори разразился ответными угрозами, но в результате вынужден был уступить.
   Переговоры с полицейским дались ему намного труднее, особенно поначалу, когда тот сурово заявил Кену, что они не в восторге от того, какой ущерб нанесла демонстрация, имевшая место на фабрике, их ограниченному бюджету, и, уж разумеется, они не намерены показывать обществу, что готовы терпеть акты насилия. Кен возразил, что первоначально демонстрация затевалась как мирная, и подчеркнул, что, как владелец фабрики, не считает необходимым выдвигать какие-либо требования, поэтому дело вполне можно закрыть. К тому же выяснилось, что никого из демонстрантов не держали в полицейском участке всю ночь и только Грейс могла бы предстать перед судом из-за нападения, в котором обвинял ее Грегори.
   В конечном итоге пришли к соглашению, что поскольку Грегори готов взять обвинение обратно, то к Грейс никаких претензий нет и возвращаться в участок ей ни к чему.
   Кен сообразил, что у него остается всего около часа до встречи с рабочими фабрики, а ему еще нужно обсудить жизненно важный и крайне деликатный вопрос с Грейс!
   Умытая и одетая Грейс задержалась на верхней площадке лестницы. Под утро она притворялась спящей и прекрасно слышала, как Кен встал и покинул спальню.
   Разве может считающаяся умной женщина совершить одну и ту же ошибку дважды?