Берристер Инга. Приворотное зелье

   И то, что она проснулась прошлой ночью от звука собственного голоса, простонавшего его имя, тоже ничего не значит… Равно как и желание, которое охватывает ее всякий раз, когда она вспоминает о Кене Эдвардсе.
   Что же до безумных поцелуев, о которых она не перестает грезить, то просто следует смирить воспаленное воображение…

5

 
   Кен насторожился, услышав чьи-то шаги на дорожке, ведущей к особняку. Сегодня утром он окончательно переехал в дом Палмеров, предварительно наняв целую команду уборщиц, которая привела его в порядок. Сейчас он изучал сад и все больше и больше приходил к выводу, что нужна еще целая команда садовников, чтобы вернуть ему былое великолепие.
   Несколько последних дней он провел в Огасте, занимаясь оформлением приобретенных им фабрик и их будущим. Оказалось, что власти штата заинтересовались состоянием дел на пайнвудской фабрике, в частности в тот период, когда ею управлял Грегори Купер.
   Если он хотел оставить эту фабрику, первым делом нужно было решить, что делать с остальными тремя.
   Одна из них, старейшая, с допотопным оборудованием и низкоквалифицированной рабочей силой, несомненно, подлежала закрытию. Что же касается еще двух… Оставив пайнвудскую, он должен будет либо закрыть ту, которая удобно расположена по отношению к транспортным путям, либо превратить ее в подразделение, занимающееся распространением продукции.
   Если он сделает это… Кен напрягся, когда прохожий поравнялся с воротами. Теперь ему отчетливо было видно, кто это. Грейс Митчел!
   В тот же самый миг Грейс заметила Кена. Она застыла на месте. Что делает Кен Эдвардс в саду дома Палмеров? Ее любимого дома. Дома, о котором она втайне мечтала с тех пор, как впервые увидела его!
   Прежде чем она успела повернуться и поспешить прочь, Кен открыл калитку, подошел к ней и встал так, чтобы преградить ей путь к отступлению.
   — Мне бы хотелось поговорить с вами, — услышала она его спокойный голос.
   Грейс зло уставилась на него, молясь, чтобы он не услышал, как бешено бьется ее сердце, чтобы не догадался, какое воздействие оказывает на нее.
   — А у меня совсем нет желания разговаривать с вами! — выпалила она.
   Боясь, что он каким-то образом почувствует, что она испытывает, Грейс собралась было пройти мимо него. Однако Кен ловко схватил ее за руки и, пока она боролась с головокружительными ощущениями, вызванными его прикосновением, мягко, но решительно втолкнул ее в калитку и дальше, в сад.
   Она уже бывала в этом саду — по приглашению старой леди, которая здесь жила, и так же, как и Кен, случайно заметила ее однажды на дорожке. Тогда ей было грустно смотреть на запущенный сад и ужасно хотелось оказаться именно той, кто приведет в порядок и его, и дом. Несбыточная мечта. Грейс страшно было даже представить, сколько денег потребуется на реконструкцию особняка и на услуги садовников. Слишком много для нее, но, как оказалось, вполне по карману Кену Эдвардсу.
   — Не могли бы вы перестать толкаться? — сердито спросила она, когда Кен закрывал калитку, а затем залилась жарким румянцем, заметив, как он смотрит на нее.
   Если он посмеет обмолвиться хотя бы словом о том, что она ему наговорила под влиянием алкоголя и желания, то… Но неожиданно Кен спокойно спросил:
   — Что вы делали в моем номере?
   Грейс вытаращила глаза. Потребовалось несколько секунд, чтобы опомниться от прямоты его вопроса. Наконец она сделала это и взяла себя в руки.
   — Судя по вашим же словам, я оказалась там, для того чтобы… — Она замолчала, когда Кен покачал головой.
   — Я не хочу, чтобы вы повторяли мои слова, Грейс. Я хочу услышать вашу версию событий.
   Ее версию. Всего за несколько минут он удивил ее дважды.
   — Теперь это не имеет никакого значения, не правда ли? — с вызовом сказала она.
   — Разве? Если верить вашему кузену, вы пришли туда, чтобы попросить меня не закрывать фабрику.
   Грейс ошеломленно уставилась на него, потом с тревогой спросила:
   — Вы говорили с Филом?
   Кену показалось, что он застал ее врасплох.
   — Я с самого начала твердила ему, что это безумная идея, но он даже слушать не хотел, — зачастила она, затем, переведя дыхание, объяснила: — Сначала я думала, что речь идет о том, чтобы встретиться с вами в вестибюле отеля, но потом Фил сказал, что ему удалось раздобыть ключ от номера…
   — И вы поднялись в номер, чтобы дождаться меня там, и заказали себе выпивку, — услужливо подсказал ей Кен.
   — Нет! — возразила она с таким жаром, что он сразу же понял: Грейс говорит правду. Покачав головой, она продолжила уже спокойнее: — Нет, я попросила Фила, чтобы он прислал мне чего-нибудь попить. Фил думал, что заказывает безалкогольный напиток, а не… — Грейс внезапно замолчала и бросила на Кена испепеляющий взгляд. — Не понимаю, какая теперь разница…
   Но Кен был настроен выяснить, что случилось — и почему!
   — Значит, пока ждали меня, вы выпили этот фруктовый коктейль, который оказался алкогольным, а потом…
   С Грейс было довольно.
   — Я не хочу говорить об этом, — с негодованием бросила она, — и вы не можете меня заставить!
   — Вы легли со мной в постель, — мягко напомнил ей Кен. — А судя по тому, что мне довелось о вас услышать, — это нечто…
   — Это ничто! — отрезала Грейс. — А потом, это вы легли ко мне в постель. Я уже была там и спала.
   — В моей постели… И вы… — Кен внезапно замолчал. Такой разговор никуда их не приведет, и он совсем не собирался говорить об этом. — Послушайте, — спокойно продолжил он, — я, кажется, неправильно истолковал ситуацию… сделал ошибочный вывод о причинах вашего появления, — поправил он себя. — И, учитывая это, считаю, что нам нужно кое-что обсудить…
   — У меня нет ни желания, ни необходимости что-либо обсуждать с вами, — натянуто проговорила Грейс.
   То, что Кен Эдвардс, возможно, ошибся на ее счет и даже готов это признать, не способно было изменить того, что она сделала, или того, что в связи с этим чувствовала.
   — Случившееся не настолько важно, чтобы затевать дискуссию, — добавила она, твердо решив закончить разговор.
   Но, к ее ужасу, Кен не собирался оставлять эту тему.
   — Для вас, может, и нет. Однако так уж получилось, что я отношусь к происшедшему совершенно иначе, — отрывисто произнес он. — Позвольте сказать вам, что не в моих привычках предаваться случайному сексу с вереницей незнакомых партнеру!
   Случайному сексу! Грейс внутренне содрогнулась. Неужели нет конца унижениям, которым она подвергла себя из-за собственной неосмотрительности?
   Не удержавшись, она воскликнула:
   — К вашему сведению, у меня нет вереницы партнеров. Более того…
   Грейс осеклась. Ее лицо пылало. Нет, она не должна говорить ему об этом! Если сделает это, он продолжит расспросы, а она не такая идиотка, чтобы рассказывать ему, что почувствовала, впервые увидев его в вестибюле отеля.
   Конечно, кто-то мог бы сказать, что она влюбилась в него с первого взгляда и именно поэтому… Но она была реалисткой, современно мыслящей женщиной и не могла нести такой вздор!
 
   Что же в ней так меня раздражает, что хочется схватить ее за плечи и заставить слушать себя? — отвлеченно думал Кен, не в силах оторвать взгляда от ее губ и вспоминая, как горячи, как сладки они на вкус. Он хотел поцеловать ее сейчас же, прямо здесь. Но Грейс уже поворачивалась к калитке. И внезапно проснувшийся голос здравого смысла предупредил его, что он не должен как дурак бежать за ней и умолять остаться, поскольку совершенно очевидно, что это не входит в ее намерения.
   Но она же хотела его той ночью. Она хотела его, и он в свою очередь хотел ее. И проблема заключалась в том, что он продолжал ее хотеть и сейчас.
   — Грейс… — начал Кен в последней попытке поговорить с ней, но, как он уже знал, она отрицательно покачала головой.
   — Нет, я… — И задохнулась от негодования и недоверия, очутившись в следующий момент в бесцеремонных и грубых объятиях мужчины, крепко прижавшего ее к себе.
   Она пыталась протестовать в его настойчивые ищущие губы. Однако все протесты были сметены горячей страстью поцелуя… вскружившего ей голову, ошеломившего ее до такой степени, что, вместо того чтобы сопротивляться, Грейс придвинулась ближе, прильнула к Кену…
   Где-то в мозгу зазвенел колокольчик тревоги. Но какое ей было до него дело! Кен целовал ее, и она не хотела, чтобы что-то, а тем более старый глупый колокольчик, становился между нею и тем возбуждением, тем блаженством, которые дарило ей ощущение его властных и страстных губ.
   — Ммм…
   Кен почувствовал тяжелое и быстрое биение своего сердца, когда оборона Грейс внезапно пала и она стала такой мягкой, такой податливой, такой восхитительно отзывчивой в его объятиях! Он почувствовал непреодолимое искушение взять ее на руки и отнести прямо в свою постель.
   Над головой вскрикнула птица, и Грейс вдруг пришла в чувство. Бледная и трясущаяся, она отпрянула от него. Да как же она позволила такому случиться?! Ее губы немного болели, и она с трудом удержалась от того, чтобы не провести по ним кончиком языка, — боясь стереть прикосновение губ Кена? Все ее тело — от головы до пят — болело, и она начала дрожать. Пораженная до глубины души полным отсутствием у себя сдержанности, она выкрикнула низким голосом, в котором звучала мука:
   — Не смейте больше прикасаться ко мне… никогда!
   А затем ушла, высоко подняв голову, чтобы скрыть, как она несчастна, с болезненно колотящимся сердцем и глубоким презрением к себе. Ушла, не останавливаясь на оклики Кена.
 
   Грейс все еще дрожала, когда укрылась под надежной крышей собственного дома. До нее доходили слухи, что в особняке Палмера появился жилец, однако ей и в голову не приходило, что им мог быть Кен Эдварде. Фил говорил, что Кен, вероятнее всего, продолжит консультации по поводу того, какую из фабрик следует закрыть, но зачем ему понадобилось переезжать в Пайнвуд?
   Она чувствовала, что теперь ни один из аспектов ее жизни не уйдет от его внимания и вмешательства.
   Грейс поспешила в маленькую кухню и начала готовить ужин. Фил звонил днем и предлагал пообедать вместе, но Грейс сказала, что слишком занята. Она боялась, что, встретившись с кузеном, может нечаянно проговориться о завтрашней демонстрации. Нельзя сказать, чтобы они затевали что-нибудь противозаконное, но Грейс знала, что Фил вряд ли одобрит ее участие в происходящем и приложит все усилия, чтобы ее отговорить.
   Она очень любила своего кузена, во многом они были близки как родные брат и сестра, и Грейс знала, как шокировало бы его то, как она вела себя с Кеном Эдвардсом. Она и сама себя стыдилась… Но хуже всего были сны, в которых оживала та ночь в отеле — и Грейс наслаждалась происходящим.
   Проглотив комок в горле, Грейс постаралась сосредоточиться на готовке, но у нее почему-то пропал аппетит. К еде, чтобы быть точной. Был один момент в саду, когда она стояла рядом с Кеном, а потом посмотрела на него, на его губы и почувствовала себя такой голодной, как никогда в жизни…
 
   Кен, как от толчка, проснулся в своей новой спальне и не сразу понял, где находится. Ему снился сон о Грейс — и уже не впервые. Протянув руку к ночнику, он включил его. Дом заново покрасили перед тем как сдавать, и в воздухе все еще витал слабый запах краски. Кен встал, босиком подошел к окну и, раздвинув шторы, взглянул на освещенный луной сад.
   Во сне он вспомнил кое-что касающееся Грейс, и это встревожило его. Нечто, на что он поначалу не обратил должного внимания, но что теперь, когда он многое узнал, приобрело большое значение! Было ли это просто его воображение или действительно существовало нечто, указывающее на то, что он — первый любовник Грейс?
   Нет, абсурдно даже то, что такое приходит ему в голову. Совершенно абсурдно! Она была такой раскованной, такой страстной…
   Но что, если он прав? Вдруг то, что она напилась алкогольного коктейля, который прислал ей кузен, и заснула, тоже свидетельствует о ее неискушенности?.. Кен сглотнул, осознавая, как трудно ему даже в мыслях произнести слово «девственница».
   Но если бы это было так, она сказала бы что-нибудь.
   Что, например? — ехидно спросил он себя. «А, кстати, до того как лечь с тобой в постель, я была девственницей».
   Нет, это совсем не в ее стиле. Она для этого слишком независима, слишком горда. Но если она была девственницей… Той ночью в отеле ему ни на мгновение даже в голову не пришло, что им следовало бы подумать о безопасности секса. А это означало…
   Теперь о сне не могло быть и речи. Ни о здоровье Грейс, ни о своем собственном, если он прав и она была девственницей, беспокоиться не приходилось, но возможность незапланированной беременности — совсем другое дело. Это не могло не беспокоить и саму Грейс. Теперь ему просто необходимо поговорить с ней и добиться ответов на свои вопросы.
   Закрыв глаза, он заставил себя припомнить каждую секунду тех часов, что они провели вместе. Впрочем, особо заставлять себя ему не пришлось — его тело и его чувства привычно, без труда оживили события с самого первого мгновения. Но на этот раз все было совершенно иначе — на этот раз он искал отгадку, признаки того, что тогда оставил без внимания. Между ними была такая сладкая, такая восхитительная близость в самые интимные моменты, ее тело так плотно обвивалось вокруг его. Но она ничего не сказала. Ничем не показала, что… О чем, черт возьми, она думала?! — спросил он себя, внезапно разозлившись на нее так, словно нес личную ответственность за эту женщину.
   Она ведь школьная учительница, в конце концов! Предполагается, что она должна отвечать за свое поведение!
   Если Грейс была девственницей, это привносит новые трудности в сложившуюся ситуацию, думал Кен, чувствуя, как его охватывает атавистическое стремление защитить ее и наряду с этим — совершенно неожиданная гордость. Из-за того, что он оказался первым ее любовником? Из-за того, что она, возможно, зачала его ребенка?.. До каких же пределов простирается его шовинизм?
   Его мать конечно же будет на седьмом небе. Внук и такая невестка, несомненно, получат ее полное одобрение, и она будет с удовольствием демонстрировать их своим швейцарским родственникам.
   Ну-ну, одернул себя Кен. До чего же опасные и глупые мысли приходят в голову!
   На какое-то безумное мгновение он даже подумал: а не сходила ли действительно его мать к деревенской колдунье и не наложила ли та на него какое-то любовное заклятие? Но Кен тут же вернулся к реальности.
   В ситуации, в которой он оказался, можно винить только одного человека, и этот человек — он сам. В конце концов, он ведь мог воспротивиться Грейс. Она женщина, маленькая и хрупкая, а он высокий, крепкий мужчина, который вполне способен был остановить ее, если бы захотел.
   Вот только он этого не хотел…
   Будь же снисходительнее, возразил он себе. Она была рядом, теплая, отзывчивая, манящая, и противостоять ей представлялось совершенно невозможным. Даже теперь при мысли об этом его охватывала мука желания.
   Кен поморщился, ощутив безошибочную реакцию своего тела на эти воспоминания.
   Это желание не имело ничего общего с тем, что ему приходилось испытывать прежде.
   Он хотел ее. Он хотел ее. О, как он ее хотел!
 
   Грейс тихо застонала во сне, ее губы беззвучно произнесли имя Кена. А потом она вдруг проснулась, и осознание действительного положения вещей отравило восхитительное удовольствие прерванного сна.
   Насколько безопаснее чувствовала она себя, когда Кен не знал, кто она такая, когда он по каким-то необъяснимым причинам считал ее сообщницей Грегори Купера. Грегори Купера! Грейс поежилась. Этого мерзкого типа!
   Одна из женщин, которая собиралась участвовать в демонстрации, сказала, что видела Грегори на фабрике, когда он украдкой выходил из неиспользуемого складского помещения. Никто из рабочих не любил Грегори, и Грейс спросила себя, что тот делал на фабрике, принадлежавшей теперь Кену. Не то чтобы это встревожило Грейс. Нет, ее тревоги были более личного свойства.
   Она едва не выдала себя вечером, когда Кен забрасывал ее вопросами. Меньше всего ей хотелось, чтобы он понял, что, вопреки явно сложившемуся у него образу искушенной соблазнительницы, она была девственницей, прежде чем в ее голову пришла идиотская мысль лечь в его постель. А причина этого ее нежелания была проста. Грейс ужасно боялась, что Кен начнет спрашивать, почему вдруг она почувствовала такое неудержимое влечение, такое стремление поддаться искушению, которое он собой являл.
   Она могла бы, конечно, отговориться тем, что, как всякая женщина в двадцать с лишним лет, начала тяготиться своей девственностью, но почему-то сомневалась, что Кен ей поверит. Он был слишком умен, слишком проницателен для этого.
   Если ему когда-нибудь станет известно, что она испытала, впервые увидев его в вестибюле отеля, ей останется лишь умереть от стыда и унижения — Грейс была в этом уверена. Но как он сможет об этом узнать? Это известно ей, и только ей…
   И ведь только ей известно, что она была девственницей до встречи с ним. А сегодня вечером она чуть не проболталась ему об этом. Это было ошибкой, но ошибкой, которая должна научить ее. Ошибкой, которую она больше не повторит.
   Грейс плотнее закуталась в одеяло. Во сне, от которого она недавно очнулась, Кен обнимал ее, нежно гладил и еще нежнее целовал в губы… Да кто она, в конце концов, такая? Девчонка-подросток, которая тешит себя фантазиями? Не буду больше видеть снов о нем, сурово сказала себе Грейс. Ни за что не буду!
 
   Кен узнал о демонстрации, только когда ему позвонили из редакции местной газеты и попросили прокомментировать событие. Из последующих звонков он узнал, что акция вполне мирная и что рабочие протестуют против закрытия фабрики.
   Встречи, уже назначенные им представителям разных транспортных компаний, заинтересованных в приобретении фабрики, удобно расположенной по отношению к железной и автомобильной дорогам, означали, что он не сможет попасть в Пайнвуд раньше второй половины дня. Но он связался с представителем демонстрантов, и они договорились позже обсудить ситуацию.
   Хотя он и не собирался пока говорить об этом, но для себя Кен решил, что не будет закрывать пайнвудскую фабрику. Это решение конечно же не имело никакого отношения к Грейс Митчел.
   Позже днем, когда ему позвонили из полиции и сказали, что намерены отслеживать ситуацию с демонстрацией, Кен заверил их, что нет повода для беспокойства.
   Было четыре часа, а уехать из Огасты раньше пяти он никак не мог. В голове у него начали роиться всякие мысли. Что сейчас делает Грейс? Ему действительно нужно поговорить с ней. Если существует хотя бы малейший шанс того, что она забеременела от него, он должен об этом знать.
 
   Грейс обеспокоенно посмотрела через плечо. Она присоединилась к рабочим около часа назад, сразу после занятий. Поначалу все шло спокойно и мирно, и лидер демонстрантов сказал ей, что Кен Эдварде связался с ним и назначил встречу на завтра. Но полчаса назад, к всеобщему удивлению, прибыл Грегори Купер. Сперва он потребовал, чтобы открыли ворота фабрики и дали ему проехать, а когда получил отказ, вышел из машины. Последовала небольшая перебранка, в результате которой Грегори все-таки позволили пройти в административный корпус.
   Полчаса спустя подъехала полицейская машина и остановилась в нескольких ярдах от ворот. Следом принеслась свора репортеров и фотографов из местной газеты.
   Мирное настроение пикетчиков быстро сменилось агрессивной враждебностью, когда Грегори вышел из здания и один из рабочих, которого Грегори вслух обругал по пути на фабрику, заметил его.
   — Не думаете же вы в самом деле, что сможете повлиять на решение Эдвардса закрыть фабрику? — услышала Грейс презрительный вопрос Грегори, обращенный к собравшимся рабочим.
   — Он согласился встретиться с нами завтра утром, — ответил ему кто-то из толпы.
   — И вы считаете, что он услышит то, что вы ему скажете! Вы еще глупее, чем я думал. Он уже пришел к выводу, что фабрика нежизнеспособна, и кто может его за это осудить — с такой-то ленивой и бестолковой рабочей силой, как вы? Это из-за вас нам пришлось продать фабрику. Всем известно…
   Грейс негодующе фыркнула.
   — Это неправда, — перебила она Грегори, заставив его посмотреть на себя.
   — Боже мой, кого я вижу! — язвительно воскликнул он. — Наверное, мне следовало бы догадаться, — продолжил он, сальным взглядом обводя облаченное в джинсы и майку тело Грейс. — Родительский комитет вас за это не похвалит, вам не кажется? Но с другой стороны, вашей драгоценной школе придет конец с закрытием фабрики, так? Похоже, что я все-таки получу строительную площадку. — Подмигнув, он целеустремленно зашагал к Грейс.
   Его хотели остановить, но он двигался слишком быстро и напористо. Когда он подошел к Грейс, один из рабочих попытался заступить ему дорогу. Это был юноша, далеко не такой крепкий, как Грегори, и Грейс болезненно поморщилась, когда Купер с легкостью отшвырнул его в сторону.
   Юноша в ответ ударил его… Внезапно Грейс показалось, что разверзся ад. Люди кричали, толкались. И тут, к изумлению Грейс, Грегори схватил ее за руки и потащил куда-то вперед.
   Она пыталась сопротивляться, размахивая руками, когда он намеренно грубо толкал ее.
   Ее паника была сродни той, что испытывают все женщины, чувствующие, что попали в руки врага, и не имела ничего общего с ее участием в демонстрации. Грегори подтащил упирающуюся женщину к вылезшим из машины полицейским и заявил, что она напала на него.
   — Я настаиваю на том, чтобы вы арестовали ее, офицер, — услышала Грейс его голос, одновременно заметив устремленный на нее гаденький победный взгляд. — Возможно, я подам на нее в суд за нападение.
   Грейс по наивности пыталась возражать, но ее уже заталкивали в полицейский фургон, который со скрежетом затормозил рядом с патрульной машиной. Ослепительная вспышка, когда оказавшийся поблизости фотограф снял ее, заставила Грейс зажмуриться.
 
   В полицейском участке было людно. Суровый сержант, которого она не знала, начал всех допрашивать. Грейс стало дурно. Голова болела, она чувствовала себя грязной и испуганной. На ее руке — там, где Грегори схватил ее, — остался синяк.
   — Имя!
   Грейс вздрогнула, поняв, что сержант обращается к ней.
   — Э-э-э… Грейс Митчел, — ответила она.
   Поддерживать рабочих, участвуя в мирной демонстрации, — это одно. А попасть в участок, с последующим возможным водворением в камеру, — совершенно другое. Ей невыносимо было думать о том, что скажут наиболее консервативные из родителей ее учеников, не говоря уж о председателе родительского комитета и об окружном департаменте образования.
   — Прошу прощения, офицер.
   Я определенно нахожусь в глубоком обмороке, решила Грейс, услышав за спиной неповторимый голос Кена Эдвардса.
   Что-то в спокойной манере Кена привлекло внимание сержанта. Положив ручку на стол, он посмотрел на него.
 
   Кен прибыл к воротам фабрики как раз вовремя, чтобы услышать из уст очевидцев о том, что случилось.
   — Они даже забрали учительницу! — восторженным тоном проинформировал Кена один из свидетелей и удивился, когда тот развернулся и устремился к машине с самым мрачным выражением лица.
   — Я Кен Эдвардс, — представился Кен сержанту. — Мне принадлежит эта фабрика.
   — Принадлежит вам… — Теперь сержант нахмурился. — Но согласно рапорту, Грегори Купер сообщил, что возникли проблемы.
   — Может быть, он это и сделал, но владелец фабрики, безусловно, я, — твердо ответил Кен. — Не могли бы вы сказать, офицер, что именно произошло. Ведь, насколько я понимаю, демонстранты вели себя мирно, и я назначил им встречу на завтрашнее утро.
   — Возможно, и так, сэр, но нам позвонил с фабрики мистер Купер и сказал, что ему не дают выйти и угрожают расправой. Когда мы приехали, уже шла потасовка и эта юная леди… — он указал на Грейс, — действительно пыталась ударить мистера Купера.
   Грейс почувствовала, как ее лицо залилось краской стыда, и поспешила встать на свою защиту.
   — Ничего подобного! Это он напал на меня… — К своему ужасу, она почувствовала, что вот-вот по-детски расплачется.
   — Думаю, произошла какая-то ошибка, — сказал Кен Эдвардс. Хотя она не могла заставить себя повернуться и взглянуть на него, Грейс почувствовала, как он придвинулся ближе, и почему-то ощутила себя в безопасности. — Так уж случилось, что я хорошо знаю мисс Митчел. На самом деле она была на фабрике по моей просьбе как мой представитель, — невозмутимо лгал Кен. — Я даже на секунду не могу поверить, что она способна напасть на Грегори Купера.
   Сержант еще больше нахмурился.
   — Ну, патрульные доложили, что он очень настойчиво требовал, чтобы ее арестовали, — заявил он. — Говорил, что намерен подать на нее в суд за нападение.
   Услышав это, Грейс жалобно всхлипнула.
   — Вот как. В таком случае я буду вынужден подать в суд на мистера Купера… за незаконное вторжение, — заметил Кен. — Он не получал моего разрешения входить на территорию фабрики, и подозреваю, что чиновники из налоговых органов захотят узнать, что он там делал. Они недосчитались нескольких бухгалтерских книг, в которые им очень хотелось бы заглянуть.
   Грейс вздрогнула, услышав эти слова, и, быстро обернувшись, сказала Кену:
   — Мать одного из моих учеников говорила, что видела, как Грегори выходил из неиспользуемого складского помещения… — Голос подвел Грейс, когда она заметила, что Кен пристально смотрит на ее руку.