Страница:
— Вы считаете детей обузой? — спросила Шерон.
Герри довольно долго смотрел на нее. Потом ответил уверенно:
— Нет, не считаю. Но я никогда не допущу, чтобы женщина забеременела от меня по неосторожности или случайно. Если только…
Он умолк, не договорив, и посмотрел на Шерон с таким, непередаваемым выражением, с таким жаром во взгляде, что ей пришлось привлечь на помощь всю выдержку, чтобы обуздать реакцию своего тела. Она инстинктивно прикусила нижнюю губу.
— Ради Бога, не делайте этого!
Резкое восклицание, весьма похожее на приказ, смутило Шерон. Она растерянно посмотрела на Герри.
— Разве вы не знаете, что чувствует мужчина, когда у него на глазах женщина, которую он страстно желает, прикусывает губу? Разве вы не знаете, как ему хочется тут же залечить припухшую ранку своим языком и губами? А потом вожделение доводит его до такого неистовства, что он уже сам начинает терзать ее нежные губы, заставляя женщину стонать от страсти и ответного желания. Ее стоны словно приглашают его проникнуть в сладкие глубины ее рта, прижать ее к своему телу, чтобы она ощутила, до чего довела мужчину, как он ее хочет… Так же, как я хочу вас в эту самую минуту, Шерон.
— Нет, — то ли прошептала, то ли простонала Шерон.
Ее жалкое возражение больше походило на согласие, однако оно остановило Герри. Во всяком случае, на время, которого Шерон хватило, чтобы неуверенно встать и попытаться обойти Герри.
Все это слишком далеко зашло, пронеслось в смятенном сознании Шерон, нужно уехать прямо сейчас, пока мне еще хватает силы воли.
Однако ноги ее вдруг стали непослушными, Шерон споткнулась и неуклюже упала на Герри, инстинктивно вцепившись в полы его халата. Одновременно он столь же инстинктивно метнулся вперед, стремясь удержать ее от падения. Никто из них не заметил, что, когда Шерон схватилась за полы халата, пояс развязался, и теперь их тела разделяла только ее одежда. Герри прижал Шерон к себе — не повинуясь желанию или уступая похоти, а просто из чисто автоматического и чисто мужского стремления помочь женщине. Чувствуя легкое головокружение и цепляясь за халат Герри, девушка сказала себе, что ничего страшного не произойдет, если она недолго, всего лишь несколько секунд… ну минуту… позволит себе насладиться близостью его тела. Действительно, какой от этого может быть вред? А потом она уйдет и никогда больше…
Однако ее тело будто само прижалось к Герри еще крепче. Шерон задрожала от собственной дерзости.
Герри предостерегающе пробормотал ей в ухо:
— Шерон, не делайте, этого!
Она повернула голову, чтобы солгать, что ровным счетом ничего не делает, и так случилось, что Герри тоже повернул голову в это самое время. Глаза Шерон оказались на уровне его губ. Она беспомощно уставилась на его рот, видя, как он собирается произнести слова, которые она не желала и не могла больше слышать. И тогда Шерон сделала то, чего никак от себя не ожидала: приложила пальцы к его губам.
Герри вздрогнул, она тоже. Ей бы отпрянуть, но вместо этого она прижала пальцы чуть сильнее. Впоследствии Шерон говорила себе, что сделала это только затем, чтобы пальцы не дрожали, а вовсе не потому, что хотела, чтобы Герри открыл рот и обхватил пальцы губами. Но вышло именно так. Он медленно втянул ее пальцы в рот и принялся посасывать их и ласкать языком, так что задолго до того, как он взял Шерон за запястье, вынул ее повлажневшие пальцы изо рта и стал ласкать губами ее ладонь, Шерон напрочь позабыла, зачем встала со стула, забыла, что собиралась уходить, забыла, что вообще собиралась делать что-то еще, кроме как стоять, прижимаясь к Герри всем телом, дрожа словно в лихорадке, и издавать тихие вздохи наслаждения, смутно осознавая, что все ее сны были лишь жалкой бледной пародией на реальность.
10
11
Герри довольно долго смотрел на нее. Потом ответил уверенно:
— Нет, не считаю. Но я никогда не допущу, чтобы женщина забеременела от меня по неосторожности или случайно. Если только…
Он умолк, не договорив, и посмотрел на Шерон с таким, непередаваемым выражением, с таким жаром во взгляде, что ей пришлось привлечь на помощь всю выдержку, чтобы обуздать реакцию своего тела. Она инстинктивно прикусила нижнюю губу.
— Ради Бога, не делайте этого!
Резкое восклицание, весьма похожее на приказ, смутило Шерон. Она растерянно посмотрела на Герри.
— Разве вы не знаете, что чувствует мужчина, когда у него на глазах женщина, которую он страстно желает, прикусывает губу? Разве вы не знаете, как ему хочется тут же залечить припухшую ранку своим языком и губами? А потом вожделение доводит его до такого неистовства, что он уже сам начинает терзать ее нежные губы, заставляя женщину стонать от страсти и ответного желания. Ее стоны словно приглашают его проникнуть в сладкие глубины ее рта, прижать ее к своему телу, чтобы она ощутила, до чего довела мужчину, как он ее хочет… Так же, как я хочу вас в эту самую минуту, Шерон.
— Нет, — то ли прошептала, то ли простонала Шерон.
Ее жалкое возражение больше походило на согласие, однако оно остановило Герри. Во всяком случае, на время, которого Шерон хватило, чтобы неуверенно встать и попытаться обойти Герри.
Все это слишком далеко зашло, пронеслось в смятенном сознании Шерон, нужно уехать прямо сейчас, пока мне еще хватает силы воли.
Однако ноги ее вдруг стали непослушными, Шерон споткнулась и неуклюже упала на Герри, инстинктивно вцепившись в полы его халата. Одновременно он столь же инстинктивно метнулся вперед, стремясь удержать ее от падения. Никто из них не заметил, что, когда Шерон схватилась за полы халата, пояс развязался, и теперь их тела разделяла только ее одежда. Герри прижал Шерон к себе — не повинуясь желанию или уступая похоти, а просто из чисто автоматического и чисто мужского стремления помочь женщине. Чувствуя легкое головокружение и цепляясь за халат Герри, девушка сказала себе, что ничего страшного не произойдет, если она недолго, всего лишь несколько секунд… ну минуту… позволит себе насладиться близостью его тела. Действительно, какой от этого может быть вред? А потом она уйдет и никогда больше…
Однако ее тело будто само прижалось к Герри еще крепче. Шерон задрожала от собственной дерзости.
Герри предостерегающе пробормотал ей в ухо:
— Шерон, не делайте, этого!
Она повернула голову, чтобы солгать, что ровным счетом ничего не делает, и так случилось, что Герри тоже повернул голову в это самое время. Глаза Шерон оказались на уровне его губ. Она беспомощно уставилась на его рот, видя, как он собирается произнести слова, которые она не желала и не могла больше слышать. И тогда Шерон сделала то, чего никак от себя не ожидала: приложила пальцы к его губам.
Герри вздрогнул, она тоже. Ей бы отпрянуть, но вместо этого она прижала пальцы чуть сильнее. Впоследствии Шерон говорила себе, что сделала это только затем, чтобы пальцы не дрожали, а вовсе не потому, что хотела, чтобы Герри открыл рот и обхватил пальцы губами. Но вышло именно так. Он медленно втянул ее пальцы в рот и принялся посасывать их и ласкать языком, так что задолго до того, как он взял Шерон за запястье, вынул ее повлажневшие пальцы изо рта и стал ласкать губами ее ладонь, Шерон напрочь позабыла, зачем встала со стула, забыла, что собиралась уходить, забыла, что вообще собиралась делать что-то еще, кроме как стоять, прижимаясь к Герри всем телом, дрожа словно в лихорадке, и издавать тихие вздохи наслаждения, смутно осознавая, что все ее сны были лишь жалкой бледной пародией на реальность.
10
Герри поцеловал Шерон. Как только он почувствовал ее отклик, нежное давление губ сменилось яростной атакой. Шерон затопил жар, казалось, кости ее плавятся, а все тело становится мягким и податливым и льнет к крепкому мужскому телу, как плющ, обвивающий мощное дерево.
Шерон начала нетерпеливо покусывать его нижнюю губу, и, подстрекаемый ею, язык Герри скользнул в ее рот, и все тело задвигалось в такт движениям языка. Повинуясь древнему как мир инстинкту, Шерон вторила движениям его бедер, крепче прижимаясь к нему и двигаясь в ритме собственного желания. Она ощутила твердость его возбужденной плоти, и в ответ на это открытие ее тело откликнулось стремительным взрывом ощущений.
— Если мы не остановимся прямо сейчас, потом я уже не смогу сдержаться. Я отнесу тебя в постель и буду всю ночь заниматься с тобой любовью, — хрипло прошептал Герри, оторвавшись от ее рта.
Шерон чувствовала, как колотится его сердце. Казалось, оно стремилось вырваться из груди Герри и вторгнуться в ее грудную клетку. Она заметила, что на лице Герри выступили капельки пота, чувствовала, как его напряженные мышцы едва ощутимо подрагивают.
Слова Герри вызвали в ее сознании череду волнующих образов, Шерон живо представила, как они с Герри лежат на кровати в темной спальне, их тела переплетены… Видение было таким отчетливым, что она даже слышала прерывистые звуки их учащенного дыхания, чувствовала вкус кожи Герри, представляла, какова она будет на ощупь под ее пальцами.
Герри ласкал губами нежный изгиб ее шеи. Шерон понимала, что если хочет положить этому конец, то сейчас — самое время, позже разум будет уже не властен над ней. Она буквально ощущала, как Герри пытается взять себя в руки. Он почти отстранился от нее, но Шерон просунула руки под его халат, обняла за плечи и прошептала, впиваясь ногтями в кожу Герри:
— Не останавливайся… только не сейчас. Герри заметно напрягся. Он поднял голову и посмотрел Шерон в лицо. Она попыталась отвести взгляд, и тогда Герри обхватил ее голову руками и заставил посмотреть ему в глаза.
— Ты соображаешь, что говоришь? — Его голос прозвучал резко, почти грубо. — Шерон, это не игра, и я не мальчик. Как только…
— Я думаю, ты прав, — хрипло прервала его Шерон, — может, единственный способ покончить с нашими снами, это…
— Так вот чего ты от меня хочешь? Положить конец нашим снам?
В голосе Герри слышалась горечь. Он снова отодвинулся от Шерон, и, хотя ее тело только что сжигал жар, ей сразу же стало холодно, она почувствовала себя покинутой, почти отвергнутой. Шерон до боли захотелось снова прижаться к нему так, чтобы между их телами не осталось ни дюйма, но ей не хватало уверенности в себе, в своей привлекательности.
— Отвечай! — потребовал Герри. Шерон покачала головой. Честность вынудила ее сказать правду:
— Нет, это не так. Я хочу тебя. Я хочу тебя так сильно, что это причиняет мне боль…
Она осеклась и снова покачала головой. Выразить словами свои чувства и желания казалось ей немыслимым. Шерон останавливало не только смущение, она боялась, что не сможет признаться в своем физическом влечении и не проговориться при этом о любви. Положа руку на сердце она считала, что и так уже наговорила слишком много. Вполне естественно, когда о своем желании говорит мужчина, но женщина…
Однако она боялась напрасно. Рука Герри, державшая ее за подбородок, смягчилась, большой палец нежно погладил кожу, словно поощряя Шерон, глаза в ответ на ее признание потемнели.
— Ты тоже заставляешь меня сгорать от желания, — признался он. — Я тоже хочу тебя…
Он снова приник к ее губам. На этот раз его поцелуй был почти лишен страсти, это был нежный поцелуй, поцелуй-поощрение, нечто вроде молчаливого предложения заключить соглашение. Теплые губы Герри как бы ободряли, губы Шерон были мягкими и податливыми. Герри обнял ее за талию, развернул к лестнице и мягко подтолкнул вперед.
Дверь в его спальню была открыта. В лунном свете смутно вырисовывались очертания широкой старомодной кровати. Шерон неуверенно шагнула вперед: она понимала, что, переступая порог этой комнаты, пересекает невидимую границу в совершенно новый мир, в мир, который манил ее и одновременно немного пугал, в мир, в котором ее ждало наслаждение, но в конечном счете — неизбежное страдание.
Но она уже приняла решение, и менять его было поздно, даже если бы она хотела, — а она не хотела. Ее тело слишком страстно стремилось к Герри, чтобы она могла сейчас игнорировать его требования, как бы разум ни предостерегал ее от последствий того, что она собиралась сделать.
Однако, когда Шерон шагнула вперед, Герри преградил ей путь, перекрыв рукой дверной проем. Шерон бросила на него тревожный, испуганный взгляд. Может быть, он передумал? Неужели он догадался о ее чувствах? Интуиция подсказывала ей, что Герри никогда сознательно не введет женщину в заблуждение относительно своих чувств к ней. Он не из тех мужчин, кто употребляет слово «любовь», имея в виду «похоть». Если бы он знал, как она в действительности к нему относится, то не стал бы заниматься с ней любовью. Но, по-видимому, опасения Шерон были напрасны, он не открыл ее тайну. Герри грубовато сказал:
— Заранее прошу прощения, если покажусь тебе слишком старомодным или консервативным. Просто я представлял, как это сделаю, еще с тех пор, как мы… — После едва заметного колебания он поправился: — С тех пор, как стал видеть тебя во сне.
Шерон молча смотрела на Герри и ждала.
Он убрал руку с косяка, привлек Шерон к себе и поцеловал — сначала едва касаясь губами ее губ, словно смакуя изысканный деликатес, затем поцелуй становился все глубже, все настойчивее, так что, когда Герри оторвался от ее трепещущих губ и подхватил Шерон на руки, она только и могла, что ошеломленно смотреть на него затуманенными от страсти глазами.
Он на руках понес ее к кровати. Герри был так нежен, так ласков, так заботлив… Его поведение было настолько неожиданным, так отличалось от ее представлений о сексуальных манерах современных мужчин, что Шерон с трудом верила в реальность происходящего. Она почувствовала себя очень женственной, очень хрупкой, даже в каком-то смысле драгоценной. От доселе незнакомых сладостно-горьких ощущений у нее запершило в горле.
Герри был вполне современным мужчиной, признающим за женщиной право самой строить свою жизнь, быть независимой и считаться равноправным партнером мужчин в жестком мире современного бизнеса. Однако он инстинктивно чувствовал, что в определенные моменты та же самая женщина хочет ощущать себя хрупким существом, предметом нежной заботы, которая как бы выявляет и подчеркивает превосходство сильного пола и одновременно женскую слабость и уязвимость. В то же время в поведении Герри не было ничего фальшивого, театрального.
Логика и жизненный опыт подсказывали Шерон, что в наши дни женщина ее возраста сама решает, заняться ли ей сексом с мужчиной, и что она вполне способна как самостоятельно дойти до кровати, так и раздеться. И все же, когда Герри прижал Шерон к себе, бережно откинул с ее лица волосы и поцеловал ее щеки, лоб, сомкнутые веки, губы, а потом стал нежно раздевать, она не могла не признать, что в самом этом действе было что-то невероятно соблазнительное, какая-то особая нежность. Она чувствовала себя желанной и все ее тело трепетало в предвкушении близости с Герри. Опасения, что чисто физическая близость, «голый секс», будет чем-то унизительным и постыдным, растаяли без следа. Если Герри ее не любит и никогда не полюбит, то он, по крайней мере, уважает ее и себя, и их единение не превратится во что-то грязное и бессодержательное.
— Посмотри на меня.
Шерон подчинилась и открыла глаза. Герри сбросил халат, и лунный свет озарил гладкую кожу его широких плеч, крепкую грудь, сужающуюся к талии полосу темных волос, словно стрелка указывающую на плоский мускулистый живот и крепкие бедра. Скользнув взглядом ниже, Шерон увидела, как он возбужден.
— Еще не поздно, — мягко произнес Герри, — если ты передумала…
Она быстро замотала головой. Ее тело уже отреагировало на вид его обнаженного тела по-своему: мышцы живота сжались, соски набухли и затвердели, груди налились и будто приподнялись навстречу Герри — эти теплые сладкие плоды, созданные самой природой не только для материнства, но и для того, чтобы удобно умещаться в ладонях мужчины, словно приглашая его насладиться их нежной мягкостью, исследуя их нежными губами, страстно прикусывая зубами…
Шерон вздрогнула, шокированная собственными мыслями, и одновременно подалась к Герри. Желание, достигшее небывалой остроты, придало ей сил, она чувствовала себя как никогда уверенно.
Герри снова поцеловал ее, потом положил на кровать, сам лег рядом и прижал Шерон к себе. Она тихонько охнула от переполнявшего ее восторга. Вот для чего было создано ее тело, вот для чего природа одарила ее плавными изгибами фигуры, заставляющими мужчину дрожать от желания, шелковистой кожей, так и манившей мужские руки прикоснуться к ней!
Шерон положила руки на спину Герри и выгнулась ему навстречу, издавая звук, похожий на счастливое мурлыканье, и лизнула гладкую кожу его плеча. Герри содрогнулся и хриплым шепотом стал рассказывать ей, что она с ним делает, как сильно он ее хочет. Его слова возбудили Шерон еще больше. Она принялась ласкать, гладить, лизать и покусывать его кожу. Наконец Герри не выдержал, застонал и перехватил инициативу. Он стал целовать ее шею, плечи, предплечья, грудь с такой страстью, что Шерон плавилась в его руках, сердце билось так сильно, что, казалось, ударялось о грудную клетку.
Наслаждение переполняло Шерон, а желание стало таким острым, что она вскрикнула, не в силах более сдерживаться. Она хотела Герри, нуждалась в нем во всех смыслах, и чувства ее были так сильны, что пугали Шерон, казалось, она могла умереть от самого их избытка. Но она, конечно, не умерла. Шерон обнаружила, что в ее власти заставить Герри дрожать и вскрикивать, что своими прикосновениями может заставить его стонать и молить о пощаде хриплым сдавленным голосом, от которого все ее нервные окончания приходили в трепет.
Наконец он вошел в нее. Тело Шерон приветствовало его сдержанное, почти осторожное вторжение с таким восторженным самозабвением, что Герри почти утратил контроль над собой. Он застыл, мгновение поколебался и попытался отстраниться, но Шерон обвила его ногами, не отпуская от себя, и начала двигаться, соблазняя его плавными ритмичными покачиваниями бедер.
Герри хрипло застонал, осознавая, что ее движения лишают его остатков самообладания, и признавая свое поражение. Не в силах больше сдерживаться, он стал врываться в нее глубокими мощными толчками. Теперь уже стонала Шерон, пораженная остротой собственных ощущений и непреодолимой потребностью полностью раскрыться навстречу Герри, чтобы он мог проникнуть в самые потаенные глубины, в святая святых ее тела.
Взрыв наслаждения застал Шерон врасплох, она оказалась не готовой ни к его мощи, ни к последовавшей за этим слабости, охватившей ее спустя несколько секунд после того, как стихли последние его отголоски. Она чувствовала, как Герри содрогается в пароксизме страсти, изливается в нее горячим потоком освобождения, и с восторгом осознавала, что это она доставила ему такое наслаждение. Все еще трепеща от пережитого наслаждения, Шерон лежала удовлетворенная и обессиленная, готовая одновременно смеяться и плакать. Она могла бы целую вечность лежать вот так в объятиях Герри.
Шерон закрыла глаза и почувствовала, что будто плывет куда-то на мягком невесомом облаке. Уже засыпая, она тихо прошептала:
— Это совсем не похоже на мои сны. Я никогда…
— Что «никогда»?
Шерон нехотя открыла глаза. Ее голова покоилась на плече Герри, она видела, как в лунном свете на его груди блестят бисеринки пота. Чуть повернув голову, она с удовольствием слизнула одну соленую капельку языком, смакуя терпкий мужской аромат его тела, а потом снова закрыла глаза и устроилась поудобнее.
— Ты не договорила, — не унимался Герри. Слишком счастливая и расслабленная, чтобы следить за своими словами, Шерон улыбнулась.
— Я не представляла, что так может быть. И уже в полусне — впоследствии Шерон решила, что ей это просто показалось — она услышала, как Герри ответил:
— Я тоже не представлял.
Они проснулись перед рассветом и еще раз занимались любовью, на этот раз — сладостно медленно, так что Шерон с болезненной остротой ощущала неотвратимо нарастающее желание и собственную потребность смаковать каждое мгновение близости, каждую ласку, каждое прикосновение. Она вкладывала в каждый свой жест, в каждое движение рук и губ всю свою нежность и наслаждалась тем, что Герри жаждет ее.
На этот раз ее разрядка была менее головокружительной, но более сладостной и оставила у Шерон счастливое чувство блаженного удовлетворения. В тусклом свете наступающего утра она видела на коже Герри следы, оставленные ее ногтями и зубами в те моменты, когда она пыталась удержать рвавшиеся наружу слова любви. Она знала, что не имеет права обременять Герри признаниями в чувствах, на которые он не может ответить.
Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что произошло между нами, мысленно поклялась себе Шерон. Герри сонно потянулся к ней и нежно прижал к себе.
Дождавшись, когда он крепко уснет, Шерон высвободилась из его объятий и босиком прошла на цыпочках к двери, неся под мышкой одежду. В гостиной она оделась, достала из сумочки блокнот, вырвала из него страницу и написала Герри коротенькую записку.
Впереди ее ждет много ночей, когда, лежа без сна, она будет вспоминать эту, единственную и неповторимую, мечтая, чтобы Герри был рядом. Но ей нужен от него не просто секс, ей нужно все: забота, ласка, взаимные обязательства, дети, а больше всего — любовь.
Шерон уважала Герри за то, что он не стал приукрашивать произошедшее между ними фальшивыми словами любви и пустыми обещаниями. Он воздал должное ее телу, ее страсти, ее способности возбудить его и доставить ему наслаждение, он щедро осыпал ее нежными словами. Его удовольствие от всего, что между ними произошло, было для нее самой дорогой наградой. Герри дал ей свободу, подарил ей уверенность, позволившую проявить свою чувственность без всяких ограничений, не сдерживая себя ни в чем.
Ни в чем, кроме признания в любви.
Уже светало, когда Шерон вышла из дома и села в машину. Она надеялась, что Герри достаточно уважает ее, чтобы, прочтя записку, не пытаться заставить ее передумать.
Шерон начала нетерпеливо покусывать его нижнюю губу, и, подстрекаемый ею, язык Герри скользнул в ее рот, и все тело задвигалось в такт движениям языка. Повинуясь древнему как мир инстинкту, Шерон вторила движениям его бедер, крепче прижимаясь к нему и двигаясь в ритме собственного желания. Она ощутила твердость его возбужденной плоти, и в ответ на это открытие ее тело откликнулось стремительным взрывом ощущений.
— Если мы не остановимся прямо сейчас, потом я уже не смогу сдержаться. Я отнесу тебя в постель и буду всю ночь заниматься с тобой любовью, — хрипло прошептал Герри, оторвавшись от ее рта.
Шерон чувствовала, как колотится его сердце. Казалось, оно стремилось вырваться из груди Герри и вторгнуться в ее грудную клетку. Она заметила, что на лице Герри выступили капельки пота, чувствовала, как его напряженные мышцы едва ощутимо подрагивают.
Слова Герри вызвали в ее сознании череду волнующих образов, Шерон живо представила, как они с Герри лежат на кровати в темной спальне, их тела переплетены… Видение было таким отчетливым, что она даже слышала прерывистые звуки их учащенного дыхания, чувствовала вкус кожи Герри, представляла, какова она будет на ощупь под ее пальцами.
Герри ласкал губами нежный изгиб ее шеи. Шерон понимала, что если хочет положить этому конец, то сейчас — самое время, позже разум будет уже не властен над ней. Она буквально ощущала, как Герри пытается взять себя в руки. Он почти отстранился от нее, но Шерон просунула руки под его халат, обняла за плечи и прошептала, впиваясь ногтями в кожу Герри:
— Не останавливайся… только не сейчас. Герри заметно напрягся. Он поднял голову и посмотрел Шерон в лицо. Она попыталась отвести взгляд, и тогда Герри обхватил ее голову руками и заставил посмотреть ему в глаза.
— Ты соображаешь, что говоришь? — Его голос прозвучал резко, почти грубо. — Шерон, это не игра, и я не мальчик. Как только…
— Я думаю, ты прав, — хрипло прервала его Шерон, — может, единственный способ покончить с нашими снами, это…
— Так вот чего ты от меня хочешь? Положить конец нашим снам?
В голосе Герри слышалась горечь. Он снова отодвинулся от Шерон, и, хотя ее тело только что сжигал жар, ей сразу же стало холодно, она почувствовала себя покинутой, почти отвергнутой. Шерон до боли захотелось снова прижаться к нему так, чтобы между их телами не осталось ни дюйма, но ей не хватало уверенности в себе, в своей привлекательности.
— Отвечай! — потребовал Герри. Шерон покачала головой. Честность вынудила ее сказать правду:
— Нет, это не так. Я хочу тебя. Я хочу тебя так сильно, что это причиняет мне боль…
Она осеклась и снова покачала головой. Выразить словами свои чувства и желания казалось ей немыслимым. Шерон останавливало не только смущение, она боялась, что не сможет признаться в своем физическом влечении и не проговориться при этом о любви. Положа руку на сердце она считала, что и так уже наговорила слишком много. Вполне естественно, когда о своем желании говорит мужчина, но женщина…
Однако она боялась напрасно. Рука Герри, державшая ее за подбородок, смягчилась, большой палец нежно погладил кожу, словно поощряя Шерон, глаза в ответ на ее признание потемнели.
— Ты тоже заставляешь меня сгорать от желания, — признался он. — Я тоже хочу тебя…
Он снова приник к ее губам. На этот раз его поцелуй был почти лишен страсти, это был нежный поцелуй, поцелуй-поощрение, нечто вроде молчаливого предложения заключить соглашение. Теплые губы Герри как бы ободряли, губы Шерон были мягкими и податливыми. Герри обнял ее за талию, развернул к лестнице и мягко подтолкнул вперед.
Дверь в его спальню была открыта. В лунном свете смутно вырисовывались очертания широкой старомодной кровати. Шерон неуверенно шагнула вперед: она понимала, что, переступая порог этой комнаты, пересекает невидимую границу в совершенно новый мир, в мир, который манил ее и одновременно немного пугал, в мир, в котором ее ждало наслаждение, но в конечном счете — неизбежное страдание.
Но она уже приняла решение, и менять его было поздно, даже если бы она хотела, — а она не хотела. Ее тело слишком страстно стремилось к Герри, чтобы она могла сейчас игнорировать его требования, как бы разум ни предостерегал ее от последствий того, что она собиралась сделать.
Однако, когда Шерон шагнула вперед, Герри преградил ей путь, перекрыв рукой дверной проем. Шерон бросила на него тревожный, испуганный взгляд. Может быть, он передумал? Неужели он догадался о ее чувствах? Интуиция подсказывала ей, что Герри никогда сознательно не введет женщину в заблуждение относительно своих чувств к ней. Он не из тех мужчин, кто употребляет слово «любовь», имея в виду «похоть». Если бы он знал, как она в действительности к нему относится, то не стал бы заниматься с ней любовью. Но, по-видимому, опасения Шерон были напрасны, он не открыл ее тайну. Герри грубовато сказал:
— Заранее прошу прощения, если покажусь тебе слишком старомодным или консервативным. Просто я представлял, как это сделаю, еще с тех пор, как мы… — После едва заметного колебания он поправился: — С тех пор, как стал видеть тебя во сне.
Шерон молча смотрела на Герри и ждала.
Он убрал руку с косяка, привлек Шерон к себе и поцеловал — сначала едва касаясь губами ее губ, словно смакуя изысканный деликатес, затем поцелуй становился все глубже, все настойчивее, так что, когда Герри оторвался от ее трепещущих губ и подхватил Шерон на руки, она только и могла, что ошеломленно смотреть на него затуманенными от страсти глазами.
Он на руках понес ее к кровати. Герри был так нежен, так ласков, так заботлив… Его поведение было настолько неожиданным, так отличалось от ее представлений о сексуальных манерах современных мужчин, что Шерон с трудом верила в реальность происходящего. Она почувствовала себя очень женственной, очень хрупкой, даже в каком-то смысле драгоценной. От доселе незнакомых сладостно-горьких ощущений у нее запершило в горле.
Герри был вполне современным мужчиной, признающим за женщиной право самой строить свою жизнь, быть независимой и считаться равноправным партнером мужчин в жестком мире современного бизнеса. Однако он инстинктивно чувствовал, что в определенные моменты та же самая женщина хочет ощущать себя хрупким существом, предметом нежной заботы, которая как бы выявляет и подчеркивает превосходство сильного пола и одновременно женскую слабость и уязвимость. В то же время в поведении Герри не было ничего фальшивого, театрального.
Логика и жизненный опыт подсказывали Шерон, что в наши дни женщина ее возраста сама решает, заняться ли ей сексом с мужчиной, и что она вполне способна как самостоятельно дойти до кровати, так и раздеться. И все же, когда Герри прижал Шерон к себе, бережно откинул с ее лица волосы и поцеловал ее щеки, лоб, сомкнутые веки, губы, а потом стал нежно раздевать, она не могла не признать, что в самом этом действе было что-то невероятно соблазнительное, какая-то особая нежность. Она чувствовала себя желанной и все ее тело трепетало в предвкушении близости с Герри. Опасения, что чисто физическая близость, «голый секс», будет чем-то унизительным и постыдным, растаяли без следа. Если Герри ее не любит и никогда не полюбит, то он, по крайней мере, уважает ее и себя, и их единение не превратится во что-то грязное и бессодержательное.
— Посмотри на меня.
Шерон подчинилась и открыла глаза. Герри сбросил халат, и лунный свет озарил гладкую кожу его широких плеч, крепкую грудь, сужающуюся к талии полосу темных волос, словно стрелка указывающую на плоский мускулистый живот и крепкие бедра. Скользнув взглядом ниже, Шерон увидела, как он возбужден.
— Еще не поздно, — мягко произнес Герри, — если ты передумала…
Она быстро замотала головой. Ее тело уже отреагировало на вид его обнаженного тела по-своему: мышцы живота сжались, соски набухли и затвердели, груди налились и будто приподнялись навстречу Герри — эти теплые сладкие плоды, созданные самой природой не только для материнства, но и для того, чтобы удобно умещаться в ладонях мужчины, словно приглашая его насладиться их нежной мягкостью, исследуя их нежными губами, страстно прикусывая зубами…
Шерон вздрогнула, шокированная собственными мыслями, и одновременно подалась к Герри. Желание, достигшее небывалой остроты, придало ей сил, она чувствовала себя как никогда уверенно.
Герри снова поцеловал ее, потом положил на кровать, сам лег рядом и прижал Шерон к себе. Она тихонько охнула от переполнявшего ее восторга. Вот для чего было создано ее тело, вот для чего природа одарила ее плавными изгибами фигуры, заставляющими мужчину дрожать от желания, шелковистой кожей, так и манившей мужские руки прикоснуться к ней!
Шерон положила руки на спину Герри и выгнулась ему навстречу, издавая звук, похожий на счастливое мурлыканье, и лизнула гладкую кожу его плеча. Герри содрогнулся и хриплым шепотом стал рассказывать ей, что она с ним делает, как сильно он ее хочет. Его слова возбудили Шерон еще больше. Она принялась ласкать, гладить, лизать и покусывать его кожу. Наконец Герри не выдержал, застонал и перехватил инициативу. Он стал целовать ее шею, плечи, предплечья, грудь с такой страстью, что Шерон плавилась в его руках, сердце билось так сильно, что, казалось, ударялось о грудную клетку.
Наслаждение переполняло Шерон, а желание стало таким острым, что она вскрикнула, не в силах более сдерживаться. Она хотела Герри, нуждалась в нем во всех смыслах, и чувства ее были так сильны, что пугали Шерон, казалось, она могла умереть от самого их избытка. Но она, конечно, не умерла. Шерон обнаружила, что в ее власти заставить Герри дрожать и вскрикивать, что своими прикосновениями может заставить его стонать и молить о пощаде хриплым сдавленным голосом, от которого все ее нервные окончания приходили в трепет.
Наконец он вошел в нее. Тело Шерон приветствовало его сдержанное, почти осторожное вторжение с таким восторженным самозабвением, что Герри почти утратил контроль над собой. Он застыл, мгновение поколебался и попытался отстраниться, но Шерон обвила его ногами, не отпуская от себя, и начала двигаться, соблазняя его плавными ритмичными покачиваниями бедер.
Герри хрипло застонал, осознавая, что ее движения лишают его остатков самообладания, и признавая свое поражение. Не в силах больше сдерживаться, он стал врываться в нее глубокими мощными толчками. Теперь уже стонала Шерон, пораженная остротой собственных ощущений и непреодолимой потребностью полностью раскрыться навстречу Герри, чтобы он мог проникнуть в самые потаенные глубины, в святая святых ее тела.
Взрыв наслаждения застал Шерон врасплох, она оказалась не готовой ни к его мощи, ни к последовавшей за этим слабости, охватившей ее спустя несколько секунд после того, как стихли последние его отголоски. Она чувствовала, как Герри содрогается в пароксизме страсти, изливается в нее горячим потоком освобождения, и с восторгом осознавала, что это она доставила ему такое наслаждение. Все еще трепеща от пережитого наслаждения, Шерон лежала удовлетворенная и обессиленная, готовая одновременно смеяться и плакать. Она могла бы целую вечность лежать вот так в объятиях Герри.
Шерон закрыла глаза и почувствовала, что будто плывет куда-то на мягком невесомом облаке. Уже засыпая, она тихо прошептала:
— Это совсем не похоже на мои сны. Я никогда…
— Что «никогда»?
Шерон нехотя открыла глаза. Ее голова покоилась на плече Герри, она видела, как в лунном свете на его груди блестят бисеринки пота. Чуть повернув голову, она с удовольствием слизнула одну соленую капельку языком, смакуя терпкий мужской аромат его тела, а потом снова закрыла глаза и устроилась поудобнее.
— Ты не договорила, — не унимался Герри. Слишком счастливая и расслабленная, чтобы следить за своими словами, Шерон улыбнулась.
— Я не представляла, что так может быть. И уже в полусне — впоследствии Шерон решила, что ей это просто показалось — она услышала, как Герри ответил:
— Я тоже не представлял.
Они проснулись перед рассветом и еще раз занимались любовью, на этот раз — сладостно медленно, так что Шерон с болезненной остротой ощущала неотвратимо нарастающее желание и собственную потребность смаковать каждое мгновение близости, каждую ласку, каждое прикосновение. Она вкладывала в каждый свой жест, в каждое движение рук и губ всю свою нежность и наслаждалась тем, что Герри жаждет ее.
На этот раз ее разрядка была менее головокружительной, но более сладостной и оставила у Шерон счастливое чувство блаженного удовлетворения. В тусклом свете наступающего утра она видела на коже Герри следы, оставленные ее ногтями и зубами в те моменты, когда она пыталась удержать рвавшиеся наружу слова любви. Она знала, что не имеет права обременять Герри признаниями в чувствах, на которые он не может ответить.
Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что произошло между нами, мысленно поклялась себе Шерон. Герри сонно потянулся к ней и нежно прижал к себе.
Дождавшись, когда он крепко уснет, Шерон высвободилась из его объятий и босиком прошла на цыпочках к двери, неся под мышкой одежду. В гостиной она оделась, достала из сумочки блокнот, вырвала из него страницу и написала Герри коротенькую записку.
«Спасибо за прошедшую ночь. Будем надеяться, что теперь сны оставят нас в покое. Все было прекрасно, но я считаю, было бы неразумно продолжать наши отношения».Свернув листок, Шерон оставила его на столе на видном месте. Она знала, Герри поймет ее правильно: она ни о чем не жалеет, но не собирается повторять эту ночь. И вовсе не потому, что мне этого не хочется, добавила про себя Шерон с горькой улыбкой.
Впереди ее ждет много ночей, когда, лежа без сна, она будет вспоминать эту, единственную и неповторимую, мечтая, чтобы Герри был рядом. Но ей нужен от него не просто секс, ей нужно все: забота, ласка, взаимные обязательства, дети, а больше всего — любовь.
Шерон уважала Герри за то, что он не стал приукрашивать произошедшее между ними фальшивыми словами любви и пустыми обещаниями. Он воздал должное ее телу, ее страсти, ее способности возбудить его и доставить ему наслаждение, он щедро осыпал ее нежными словами. Его удовольствие от всего, что между ними произошло, было для нее самой дорогой наградой. Герри дал ей свободу, подарил ей уверенность, позволившую проявить свою чувственность без всяких ограничений, не сдерживая себя ни в чем.
Ни в чем, кроме признания в любви.
Уже светало, когда Шерон вышла из дома и села в машину. Она надеялась, что Герри достаточно уважает ее, чтобы, прочтя записку, не пытаться заставить ее передумать.
11
Забыть то, что произошло, оказалось труднее, чем Шерон представляла.
Вернувшись домой, она поднялась наверх, чтобы принять душ. Уже на пороге ванной Шерон помедлила: было жаль смывать с себя запах Герри. Заметив на своем теле следы его страсти, она затрепетала от воспоминаний о пережитом наслаждении. Грудь снова заныла от желания… Рассердившись на себя, Шерон открыла кран холодной воды и решительно ступила под колючие струи воды.
К тому времени, когда Элма пришла на работу, Шерон уже находилась в офисе около часа.
— Вы сегодня ранняя пташка! — воскликнула секретарша.
— Пока папы нет, мне приходится работать за двоих, — объяснила Шерон. Повернувшись спиной к секретарше, она добавила с хорошо разыгранным безразличием: — Кстати, если меня будет спрашивать Герри Салливан, будьте добры, скажите, что меня нет или что я занята с другим клиентом, хорошо?
Элма ответила не сразу.
— Да, конечно, если вы этого хотите.
Тактичность Элмы была ей почти невыносима. Скрывая свою уязвимость под маской резкости, Шерон подтвердила:
— Да, именно этого я и хочу.
Элма больше ничего не сказала, но Шерон догадывалась, что она могла подумать.
Секретарша была в числе гостей на свадьбе Роберта и наверняка видела, что Шерон и Герри уехали вместе. По-видимому, Элма сделала из этого выводы, так же как из распоряжения Шерон. Можно не сомневаться, Элма решит, что они с Герри поссорились, но доброта и такт заставят ее держать свои соображения при себе, что к лучшему. В период подготовки к свадьбе отца Шерон пришлось выслушать немало тонких и не очень намеков на то, что ей самой давно пора обзавестись семьей, при этом нередко упоминалось имя Герри. Но ничего, в отсутствие пищи для сплетен намеки быстро угаснут.
Ближе к обеду Элма вышла из офиса, чтобы купить ланч. Возвращалась она чуть ли не бегом, весь ее облик выражал крайнюю степень возбуждения.
— Шерон, там несчастный случай! — запыхавшись, крикнула она с порога. — Я услышала в закусочной, что что-то случилось с Герри Салливаном.
Шерон похолодела.
— Герри? Что с ним?
— Точно не знаю, кажется, какие-то неприятности с подрядчиком. Никто толком не мог объяснить, в чем дело, я только поняла, что произошел какой-то несчастный случай, в доме рухнула внутренняя перегородка или что-то в этом роде…
Шерон метнулась к двери.
— Куда вы? — всполошилась Элма. — Вам незачем туда идти…
Но Шерон уже выскочила на площадь и побежала в направлении Бангор-авеню, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.
Оставшись в одиночестве, Элма покачала головой и закончила фразу, хотя в этом уже не было смысла:
— Туда незачем ходить, Герри Салливана все равно уже отвезли в больницу… во всяком случае, так говорят в закусочной.
Перед домом на Бангор-авеню собралась небольшая толпа зевак, как всегда бывает, когда что-то случается. Шерон нетерпеливо протиснулась через толпу и бросилась через открытую дверь в дом.
— Эй, туда нельзя! — крикнул ей вслед какой-то здоровяк, но она не обратила внимания.
Голый коридор первого этажа освещал сноп солнечного света. В коридоре висела пыль, она липла к коже, забивалась в нос и горло при дыхании. Подняв голову, Шерон увидела груду обломков — кирпичи, куски штукатурки, обломки дерева. Ее сердце болезненно дернулось. Пытаясь обуздать панику, она стала медленно подниматься наверх по временной деревянной лестнице, сооруженной строителями. Только ее второго этажа стал ясен полный масштаб разрушений, снизу Шерон видела лишь малую часть. Куски кирпичей и штукатурки валялись повсюду, казалось, одна внутренняя стена рухнула целиком.
Шерон на подгибающихся ногах шагнула к месту катастрофы. В доме было тихо и пусто — только она сама да пыль, поднятая ею при движении. Подойдя ближе, Шерон увидела на полу возле кучи обломков какой-то пыльный предмет — как оказалось, это была мужская куртка… без сомнения, куртка Герри.
Шерон наклонилась, подняла ее дрожащими руками и прижала к лицу. Так и есть, куртка Герри, она еще хранила его запах.
Где он сам? Тяжело ли ранен? — вихрем пронеслись в голове Шерон мысли. О, если бы я знала, если бы была здесь…
Ее тревога нарастала, переходя в настоящую панику. Когда Шерон заметила на куртке кровь, ее глаза заволокло слезами, из горла вырвался стон боли и отчаяния. Она бессильно опустилась на колени, прижимая к лицу куртку, и зарыдала.
— О Господи, только не… Герри, Герри!
— Шерон…
Услышав его голос, Шерон выпрямилась и резко обернулась. По ее пыльным щекам стекали слезы, глаза недоверчиво расширились.
— Шерон, что ты здесь делаешь? На этом этаже небезопасно находиться.
Герри подошел к ней, помог встать и сурово, почти сердито повторил:
— Что ты здесь делаешь?
— Мне сказали… я думала, что ты пострадал.
Внезапно она поняла, что так и есть, один рукав его рубашки был закатан и на руке виднелась кровь. Шерон покачнулась, но Герри вовремя подхватил ее.
— Это всего лишь царапина, — отрывисто бросил он и наконец заметил, что Шерон сжимает в руках его куртку. — Значит, ты думала, что я ранен, и поэтому примчалась сюда? И мне полагается в это поверить после записки, которую я обнаружил сегодня утром?
Шерон отпрянула. Она поняла, что Герри в ярости.
— А может, ты надеялась, что я ранен? Что несколько тонн упавших кирпичей очень кстати вышибли из меня все воспоминания о минувшей ночи? — Он улыбнулся дьявольской улыбкой. — Так вот, Шерон, что я тебе скажу: для этого на меня должен рухнуть целый дом.
Его слова причиняли ей невыносимую боль, и Шерон отреагировала не думая, инстинктивно:
— Ты ошибаешься! Я не…
— Что ты пытаешься отрицать, Шерон? Что сбежала от меня, оставив вежливую записочку?
Герри был рассержен, но не только — в его голосе слышалась горечь.
— Не надо, прошу тебя… все не так. Ты не понимаешь.
— Так объясни мне. Объясни, почему после самой удивительной в моей жизни ночи любви я проснулся утром и обнаружил, что тебя нет, зато меня дожидается эта отвратительная холодная записка.
Шерон в отчаянии замотала головой.
— Нет, я не могу объяснить.
— То есть не хочешь.
— Ты на меня сердишься?
— Сержусь? — язвительно переспросил Герри. Он устало провел рукой по волосам, весь его облик выдавал напряжение и дышал агрессивностью. — Бог мой, ты рассуждаешь как ребенок! По-моему, ты могла предвидеть мою реакцию.
Снизу донесся чей-то крик. Герри подошел к лестнице и крикнул в ответ:
— Да, я здесь! Есть новости из больницы?!
— Есть! — крикнули снизу. — С ним будет все в порядке. Везучий гад. После того, что он пытался сделать, он не заслуживает такой удачи.
Вернувшись домой, она поднялась наверх, чтобы принять душ. Уже на пороге ванной Шерон помедлила: было жаль смывать с себя запах Герри. Заметив на своем теле следы его страсти, она затрепетала от воспоминаний о пережитом наслаждении. Грудь снова заныла от желания… Рассердившись на себя, Шерон открыла кран холодной воды и решительно ступила под колючие струи воды.
К тому времени, когда Элма пришла на работу, Шерон уже находилась в офисе около часа.
— Вы сегодня ранняя пташка! — воскликнула секретарша.
— Пока папы нет, мне приходится работать за двоих, — объяснила Шерон. Повернувшись спиной к секретарше, она добавила с хорошо разыгранным безразличием: — Кстати, если меня будет спрашивать Герри Салливан, будьте добры, скажите, что меня нет или что я занята с другим клиентом, хорошо?
Элма ответила не сразу.
— Да, конечно, если вы этого хотите.
Тактичность Элмы была ей почти невыносима. Скрывая свою уязвимость под маской резкости, Шерон подтвердила:
— Да, именно этого я и хочу.
Элма больше ничего не сказала, но Шерон догадывалась, что она могла подумать.
Секретарша была в числе гостей на свадьбе Роберта и наверняка видела, что Шерон и Герри уехали вместе. По-видимому, Элма сделала из этого выводы, так же как из распоряжения Шерон. Можно не сомневаться, Элма решит, что они с Герри поссорились, но доброта и такт заставят ее держать свои соображения при себе, что к лучшему. В период подготовки к свадьбе отца Шерон пришлось выслушать немало тонких и не очень намеков на то, что ей самой давно пора обзавестись семьей, при этом нередко упоминалось имя Герри. Но ничего, в отсутствие пищи для сплетен намеки быстро угаснут.
Ближе к обеду Элма вышла из офиса, чтобы купить ланч. Возвращалась она чуть ли не бегом, весь ее облик выражал крайнюю степень возбуждения.
— Шерон, там несчастный случай! — запыхавшись, крикнула она с порога. — Я услышала в закусочной, что что-то случилось с Герри Салливаном.
Шерон похолодела.
— Герри? Что с ним?
— Точно не знаю, кажется, какие-то неприятности с подрядчиком. Никто толком не мог объяснить, в чем дело, я только поняла, что произошел какой-то несчастный случай, в доме рухнула внутренняя перегородка или что-то в этом роде…
Шерон метнулась к двери.
— Куда вы? — всполошилась Элма. — Вам незачем туда идти…
Но Шерон уже выскочила на площадь и побежала в направлении Бангор-авеню, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.
Оставшись в одиночестве, Элма покачала головой и закончила фразу, хотя в этом уже не было смысла:
— Туда незачем ходить, Герри Салливана все равно уже отвезли в больницу… во всяком случае, так говорят в закусочной.
Перед домом на Бангор-авеню собралась небольшая толпа зевак, как всегда бывает, когда что-то случается. Шерон нетерпеливо протиснулась через толпу и бросилась через открытую дверь в дом.
— Эй, туда нельзя! — крикнул ей вслед какой-то здоровяк, но она не обратила внимания.
Голый коридор первого этажа освещал сноп солнечного света. В коридоре висела пыль, она липла к коже, забивалась в нос и горло при дыхании. Подняв голову, Шерон увидела груду обломков — кирпичи, куски штукатурки, обломки дерева. Ее сердце болезненно дернулось. Пытаясь обуздать панику, она стала медленно подниматься наверх по временной деревянной лестнице, сооруженной строителями. Только ее второго этажа стал ясен полный масштаб разрушений, снизу Шерон видела лишь малую часть. Куски кирпичей и штукатурки валялись повсюду, казалось, одна внутренняя стена рухнула целиком.
Шерон на подгибающихся ногах шагнула к месту катастрофы. В доме было тихо и пусто — только она сама да пыль, поднятая ею при движении. Подойдя ближе, Шерон увидела на полу возле кучи обломков какой-то пыльный предмет — как оказалось, это была мужская куртка… без сомнения, куртка Герри.
Шерон наклонилась, подняла ее дрожащими руками и прижала к лицу. Так и есть, куртка Герри, она еще хранила его запах.
Где он сам? Тяжело ли ранен? — вихрем пронеслись в голове Шерон мысли. О, если бы я знала, если бы была здесь…
Ее тревога нарастала, переходя в настоящую панику. Когда Шерон заметила на куртке кровь, ее глаза заволокло слезами, из горла вырвался стон боли и отчаяния. Она бессильно опустилась на колени, прижимая к лицу куртку, и зарыдала.
— О Господи, только не… Герри, Герри!
— Шерон…
Услышав его голос, Шерон выпрямилась и резко обернулась. По ее пыльным щекам стекали слезы, глаза недоверчиво расширились.
— Шерон, что ты здесь делаешь? На этом этаже небезопасно находиться.
Герри подошел к ней, помог встать и сурово, почти сердито повторил:
— Что ты здесь делаешь?
— Мне сказали… я думала, что ты пострадал.
Внезапно она поняла, что так и есть, один рукав его рубашки был закатан и на руке виднелась кровь. Шерон покачнулась, но Герри вовремя подхватил ее.
— Это всего лишь царапина, — отрывисто бросил он и наконец заметил, что Шерон сжимает в руках его куртку. — Значит, ты думала, что я ранен, и поэтому примчалась сюда? И мне полагается в это поверить после записки, которую я обнаружил сегодня утром?
Шерон отпрянула. Она поняла, что Герри в ярости.
— А может, ты надеялась, что я ранен? Что несколько тонн упавших кирпичей очень кстати вышибли из меня все воспоминания о минувшей ночи? — Он улыбнулся дьявольской улыбкой. — Так вот, Шерон, что я тебе скажу: для этого на меня должен рухнуть целый дом.
Его слова причиняли ей невыносимую боль, и Шерон отреагировала не думая, инстинктивно:
— Ты ошибаешься! Я не…
— Что ты пытаешься отрицать, Шерон? Что сбежала от меня, оставив вежливую записочку?
Герри был рассержен, но не только — в его голосе слышалась горечь.
— Не надо, прошу тебя… все не так. Ты не понимаешь.
— Так объясни мне. Объясни, почему после самой удивительной в моей жизни ночи любви я проснулся утром и обнаружил, что тебя нет, зато меня дожидается эта отвратительная холодная записка.
Шерон в отчаянии замотала головой.
— Нет, я не могу объяснить.
— То есть не хочешь.
— Ты на меня сердишься?
— Сержусь? — язвительно переспросил Герри. Он устало провел рукой по волосам, весь его облик выдавал напряжение и дышал агрессивностью. — Бог мой, ты рассуждаешь как ребенок! По-моему, ты могла предвидеть мою реакцию.
Снизу донесся чей-то крик. Герри подошел к лестнице и крикнул в ответ:
— Да, я здесь! Есть новости из больницы?!
— Есть! — крикнули снизу. — С ним будет все в порядке. Везучий гад. После того, что он пытался сделать, он не заслуживает такой удачи.