Берристер Инга. Традиция предков

   — Не о трех днях они должны волноваться, так ведь, милая? А о трех ночах, которые мы провели в одной кровати!
   Слова возымели эффект разорвавшейся бомбы. Лицо матери Бена стало пунцовым от негодования, хотя Бетти не могла понять, почему она так злится. Слова Симона лишь подтвердили, что ей так хотелось услышать. Бенджамин выглядел откровенно ошарашенным, глаза вылезли из орбит. Странно, но раньше Бетти не замечала его поразительного сходства с жабой. Да, именно с жабой, которая никогда не превратится в прекрасного принца, сколько ее ни целуй. А Дебора… Крошка Дебби бросила на родственников тошнотворный взгляд сочувствия и отвернулась от Элизабет. Ну, конечно, скромнице не пристало смотреть на падшую женщину, ехидно подумала Бетти.
   — Понимаете, мы были вынуждены, — продолжал Симон как ни в чем не бывало. — Там всего одна кровать и только один комплект постельного белья. Нет, я не возражал. — Он лукаво посмотрел на жениха и заговорщически подмигнул: — Надеюсь, не мне говорить о том, как приятно держать нашу Бетти в объятиях.
   Элизабет показалось, что в следующее мгновение она провалится сквозь землю от стыда. Бен вытаращил глаза, став еще больше похожим на жабу, и виновато посмотрел на мать.
   — Мы еще не спали вместе, — проблеял он голосом перепуганного мальчишки-шкодника.
   Та кивнула.
   Это была крупная женщина с лошадиным лицом и обилием косметики. Бетти со злорадством отметила, что пылающее лицо миссис Макгрегор стало ярче ее красного костюма. Девушка едва сдерживалась от смеха, глядя на эту комедию.
   Действительно как в театре: вот герой — Бен, пылко отрицающий близкие отношения со своей невестой; вот Дебора, притворно-стыдливая, со смущенно потупленным взором девица, наподобие голубых героинь дамских новелл начала века. И словно в подтверждение этих мыслей миссис Макгрегор резко повернулась к сыну.
   — Дорогой, тебе лучше увести крошку Дебби домой. Уверена, она, как и я, потрясена. — И, поджав губы, процедила: — Вообще-то я не могу сказать, что сильно удивлена. Я всегда твердила сыну, что вы, мисс Бенсон, ему не пара. Рассказ вашего брата подтвердил мои сомнения.
   Конечно, ты всегда искала во мне изъяны, с горечью подумала Элизабет.
   — Да, вы правы. Кузен и я действительно провели две ночи в одной постели, — холодно сказала она. — Но я сохранила целомудрие. К моему большому сожалению, — печально прибавила Бетти, чем повергла слушателей в шок.
   Даже Симон смутился. При мысли, что все мосты сожжены, Элизабет охватила слабость. Инстинкт подсказывал ей успокоиться, прежде чем открыть рот еще раз, но девушка уже не могла остановиться.
   — Бен, тебе не о чем беспокоиться, — твердо заявила она. — Я разрываю нашу помолвку. Так будет лучше для нас всех. — И, увидев нескрываемую радость его матери, она с презрением произнесла: — Вы радуетесь, не правда ли? Теперь сын удовлетворит ваш выбор! Надеюсь, Деборе, в отличие от меня, удастся разбудить его настолько, что у вас когда-нибудь появятся внуки.
   Услышав последние слова, Макгрегоры буквально онемели. Бетти с головы до пят била лихорадочная дрожь, и она уже не понимала, что говорила и что делала.
   — Ну, теперь вы довольны? — горько спросила она Симона и побежала по улице.
   Слезы ручьем катились по щекам. Она слышала, как Симон сначала что-то кричал, а потом он схватил ее как раз у машины и, открыв дверцу, впихнул в салон. Когда Бетти попыталась выбраться, он с силой вернул ее на сиденье и закрыл дверь.
   Они ехали молча, пока через час до девушки не дошло, что это дорога не в Литтл Криг.
   — Куда мы едем? — глухо спросила она. — А как ты думаешь?
   На ферму. Симон вез ее в Рок Криг! Ее зазнобило от предчувствия того, что должно случиться. Следует остановить его… сказать что-то, но она оцепенела. От судьбы не уйдешь. Будь что будет.

10

   Дорога на ферму неблизкая, но Бетти она вообще показалась вечностью. Девушка лихорадочно перебирала в памяти последние события.
   Она была вне себя после скандала с Макгрегорами. Но больше всего ее убивала мысль о том, что Симон оказался тому свидетелем. Что он видел, за какое ничтожество она собиралась выйти замуж. Бенджамин оказался слабаком, у него не хватило духу прекратить разборку, и он предоставил своей матери это право.
   При воспоминании о торжествующем злорадстве в глазах миссис Макгрегор Элизабет передернуло. Если бы Бен заговорил, если бы сказал матери, что это касается только их двоих, или, как это ни маловероятно, взял бы Бетти за руку и сказал, что верит ей!..
   Никто никогда никому не позволит унижать женщину, которую любит! А ее унизили, и от этой мысли слезы хлынули из глаз Элизабет.
   — Бен не стоит ваших слез. Он даже себя не пытался защитить, — хмуро буркнул Симон.
   — А как он мог после того, что вы сказали? — возразила Бетти. — Вы хотели, чтобы это случилось, вы поняли…
   — Что, что я понял? Что вы для него ничего не значите? Да, я понял это! Если бы вы хоть на минуту задумались, то вам все стало бы ясно давным-давно.
   Конечно, она знала все, но не могла признаться в этом.
   — Скоро вы будете благодарить меня за это, — резко добавил он.
   — Скоро? — жалобно всхлипнула Элизабет. — А что я должна делать все это время? Как, по-вашему, я буду себя чувствовать, зная, что все сплетничают о том, как меня бросил жених, потому что я стала вашей любовницей?
   — Это решается очень просто, — ровным голосом сказал Симон. — Поехали со мной в Аргентину.
   Предложение было неожиданным, и она вопросительно посмотрела на спутника, который, казалось, полностью сосредоточился на движении. Он действительно сказал это или ей померещилось?
   — Это отвлечет тебя… посмотришь мир, — продолжал Симон. — Можешь жить у моих родителей. Мама с удовольствием будет заботиться о тебе. К тому же в Санта-Фе много мужчин, которые будут рады помочь тебе забыть жениха.
   От этих слов Бетти сникла. Она на мгновение представила себе… Что? Что он предложил ей поехать с ним в Аргентину в качестве жены? Вряд ли, он сам только что все сказал. Просто это предлог для того, чтобы уехать из Америки и начать новую жизнь. При иных обстоятельствах, если бы можно было относиться к Симону просто как к родственнику, она бы с радостью ухватилась за такую возможность. Но учитывая то, как страстно она любит его…
   — Нам надо заправиться. — Симон подъехал к бензоколонке.
   Элизабет подумала: а не устроить ли скандал, требуя, чтобы ее отвезли домой? Она не могла понять, почему он хочет вернуться на ферму. Возможно, там он будет держать ее заложницей до тех пор, пока она не согласится уехать в Аргентину. Ей показалось, что Симон способен и на это. Достаточно вспомнить, как он безжалостно расстроил ее помолвку.
   Слухи о том, что она провела три дня с мужчиной, в ближайшие часы станут достоянием всего города. Миссис Макгрегор постарается так приукрасить и извратить события, что невозможно станет рассказать кому-нибудь правду, люди будут думать, что… они с Симоном — любовники. Бетти покраснела, когда вспомнила, как она заявила о своей девственности. И что на нее нашло в тот момент?
   Симон возвращался к машине. Ветер беззаботно трепал его густые черные волосы. Он шел быстро и легко, походкой человека, привыкшего к широким просторам.
   — Я позвонил твоим родителям и сообщил о том, что произошло, — сказал он, садясь за руль.
   — Вы сделали… что? А вы сказали, что похитили меня? — иронично осведомилась она.
   — У нас с тобой остались незаконченные дела на ферме, — тихо произнес Симон.
   Больше он ни проронил ни слова. Вскоре они оставили позади шумную трассу и стали взбираться по проселочной дороге вверх, к лесистым холмам, продуваемым порывистым ветром. Снег уже стаял, оставшись лежать лишь на вершинах гор.
   Симон въехал во двор и припарковал машину так уверенно, будто всю жизнь прожил в этом доме. Он открыл девушке дверцу.
   Бетти выбралась наружу. Холодный ветер тут же налетел на нее, и она поежилась: тонкий плащ, как и туфли на шпильках, явно не подходили для горной прогулки. Каблуки то и дело цеплялись за что-то, и ей пришлось идти на цыпочках, как балерине. Бетти чуть не упала и вскрикнула.
   — Дурацкие туфли, — прорычал Симон и, подняв ее на руки, понес к дому. — Какого черта ты вырядилась?
   — Потому что, если вы помните, я собиралась на ланч к будущей свекрови… несостоявшейся свекрови, — уточнила Бетти.
   В доме было прохладно, и она обхватила себя руками, стараясь согреться.
   — Я разожгу плиту. — Симон вышел во двор.
   Девушка наблюдала за всем с полным безразличием: ужасная сцена у Макгрегоров словно забрала у нее всю энергию. И вместо того чтобы диктовать свою волю… Нет, это слишком тяжело, легче покориться желаниям другого человека.
   Симон вернулся с охапкой поленьев и стал разводить огонь: его сильные руки умело взялись за дело, и дрова скоро запылали. Веселые язычки пламени заиграли в окнах.
   — Думаю, теперь мы не замерзнем.
   — Вы не хотите разжечь камин в спальне? — равнодушно спросила Бетти.
   — Вы желаете, чтобы я сделал это? — Он пристально посмотрел ей в глаза.
   Что-то екнуло в груди, навевая приятные воспоминания, но Бетти была так опустошена, что не придала этому значения. Безразлично пожав плечами, девушка подошла к окну.
   — С каких это пор для вас важно, что хочу я? — поинтересовалась Бетти.
   Симон приблизился к ней. В стекле окна она видела, как он поднял руки, собираясь обнять ее, и неожиданно опустил. Бетти не знала, радоваться или огорчаться.
   — Ты винишь меня в том, что расстроилась помолвка.
   — Уж не собираетесь ли вы сказать, что не планировали заранее всего этого? Вы и мой братец? — невесело усмехнулась она.
   — Это было сделано для твоего блага, девочка. — Симон даже не пытался отрицать что-либо.
   — Моего блага?! — истерично вскричала девушка. — Неужели? Унижение, которое я испытала, услышав от его матери, что я… шлюха. Вы понимаете, что наделали?
   Элизабет отвернулась, дрожа как осиновый лист, затем глубоко вздохнула.
   — К вашему сведению, я и без вас решила разорвать помолвку.
   Она увидела, как блеснули глаза мужчины, и отступила назад, осторожно следя за ним.
   — Теперь вы понимаете, что ваше вмешательство было совсем необязательно. Я заехала как-то к нему в магазин. Там была крошка Дебби. Когда я увидела их вместе, то поняла, что она будет ему лучшей женой, чем я.
   Она посмотрела ему в глаза и, к своему огорчению, увидела, что блеск исчез. Симон взял ее за плечи и грубо встряхнул.
   — Ты маленькая дура! Ты совсем не думаешь о себе. Даже сейчас ты ставишь чьи-то интересы выше своих! Ты понимаешь это? А если бы ты не застала их вместе, ты бы вышла за него… жертвуя собой?
   — Почему жертвуя собой? Вспомните, я хотела стать его женой.
   — Да, я все помню, — отрывисто произнес он, — и то, что ты сказала его матери, как сожалеешь, что я не лишил тебя девственности.
   Элизабет хотела возразить, но язык словно прилип к гортани.
   Они стояли друг против друга: он — излучавший страсть и силу, и она — сдерживающая инстинкты, воздвигая все новые и новые барьеры, рушащиеся под напором желания.
   — Это правда, Бет? — мягко допытывался Симон. — Ты действительно хочешь, чтобы мы стали любовниками?
   Ей нужно сказать «нет». Ведь он не возьмет ее силой, он не такой человек. Она облизала пересохшие губы.
   — Вы привезли меня сюда, чтобы заняться любовью… Это утешительный приз за разорванную помолвку? — едко спросила девушка.
   Она зашла слишком далеко. Элизабет поняла это, заметив, как глаза Симона налились яростью. Пробормотав что-то по-испански, он схватил ее за руку.
   — Я привез тебя сюда, чтобы ты могла успокоиться и прийти в себя после случившегося. Мне и в голову не приходило такое. Боже, за кого ты меня принимаешь? — с горечью воскликнул Симон, а потом, пристально глядя ей в глаза, прошептал: — Ладно, если уж ты так думаешь обо мне, пожалуй, я должен оправдать твои самые худшие опасения, а?
   Спальня была такой же, какой они оставили ее: одеяло аккуратно сложено, постель заправлена, камин потушен.
   — Не очень-то романтичное свидание, — хмуро прокомментировал Симон. — Ни уютной темноты, чтобы скрыть ложь, которую мы собираемся говорить друг другу, ни яркого пылающего огня, чтобы согреть тела занимающихся любовью без всякой любви. Но несмотря на это, я обещаю тебе, что подарю такое блаженство, которое ты никогда не забудешь. Если, конечно, ты меня не остановишь.
   С одной стороны, Бетти не желала, чтобы Симон прикасался к ней сейчас, полный гнева и щемящего чувства вины, считая себя ее должником за все случившееся. Но, с другой стороны, она была крайне обижена и глубоко уязвлена. Ей необходимо утешиться, пусть даже ценой необратимого саморазрушения.
   — Нет, я не собираюсь останавливать вас, — горько покачала она головой. — Вы — мой должник. Вы расстроили мою жизнь, мое будущее. Я была счастлива тем, что имела. Вам было наплевать на то, чем я дорожила, и вы одним взмахом руки лишили меня всего. Я осталась ни с чем. К тому же, заметьте, я — девственница в свои двадцать пять. Может, вы поймете, что натворили. Кому я нужна сейчас, когда все узнали правду? Скольких мужчин вы знаете, которые захотели бы женщину моего возраста, не имеющую сексуального опыта? Или, вы полагаете, мне надо лгать им, позволять думать иначе, пока еще не совсем поздно? — цинично спросила Элизабет.
   Симон, нахмурившись, молчал.
   — Мне не нравится перспектива на всю жизнь остаться одной. Честно говоря, я хочу выйти замуж, родить детей, но я не смогу этого сделать теперь. Каждый, кто знает о моей девственности, решит, что со мной не все в порядке. Огласка случилась по вашей вине и, мне кажется, будет справедливо, если именно вы дадите мне свободу. Разве не так? — тихо промолвила она и стала раздеваться.
   Заметив, что Симон побледнел, девушка ощутила мимолетное злорадство.
   Все-таки она проняла его, заставила прочувствовать всю низость его поступка.
   — В чем дело? — осведомилась она, видя его замешательство и нерешительность. — Разве я прошу слишком многого? В машине вы сказали, что хотите меня. Так возьмите!
   Что-то в ее лице вынудило Симона отбросить сомнения, и он решительно приблизился к девушке.
   — О, я непременно сделаю это, — яростно прорычал он, и теперь уже его руки ловко снимали одежду с Бетти, а потом и собственную.
   Последний луч весеннего солнца осветил смуглое атлетическое тело мужчины. В отличие от девушки он не стеснялся наготы и не обращал внимания на прохладу, царившую в комнате. Заметив, что Бетти косится на кровать, он расстелил стеганое одеяло.
   — Ты хочешь так, в открытую? — поинтересовался Симон подчеркнуто вежливо. — Не скрываясь под одеялом и не таясь? После всего сказанного, — свирепо добавил он, — полагаю, нам не нужны никакие условности, чтобы скрывать наши чувства, не правда ли? Потому что их нет. Мне казалось, что я знаю тебя, но я глубоко заблуждался. Я вообще не знал тебя. А ты мне казалась такой тонкой… нежной… — Он глубоко и грустно вздохнул.
   Его слова больно задели Бетти. Ей хотелось закричать, что именно такая она и есть, и даже больше. Но она должна наказать их обоих и не собирается отступать, спасая свою или его гордость.
   — Так что случилось? — Она многозначительно посмотрела на Симона. — Боитесь, что не справитесь со своим подвигом, Геракл?
   — Каким? — ядовито спросил он, залезая на кровать, и, грубо обняв девушку за бедра, вплотную придвинул к себе. — Каким же? — настаивал Симон и, дав ей возможность ощутить степень своего возбуждения, прошептал на ухо что-то похабное, отчего Бетти прошиб холодный пот.
   — Очень давно я научился пользоваться любым удобным случаем, который мне предоставляет жизнь, — мрачно обронил он. — Я рассказывал тебе, что подолгу работал в экспедициях и провести ночь с женщиной доводилось крайне редко. Не волнуйся, Бетти, я не подкачаю.
   И я тоже, пообещала себе девушка, стараясь не поддаваться тошноте, подступившей к горлу от страха. Ее передернуло.
   — Есть последние пожелания? — насмехаясь, спросил Симон, увидевший ее волнение.
   Бетти покачала головой, не в силах смотреть на него. Лежа в объятиях, напоминающих грубую пародию на нежные объятия влюбленных, она оставалась холодной и равнодушной к прикосновению его рук. Мысль о несуразности происходящего постоянно сверлила ей мозг. Это она во всем виновата, потому что специально мучила, подначивала, распаляла и, наконец, возбудила его. И сейчас, когда столкнулась с плодами своего безрассудства, уже нет дороги назад.
   — Нам стоит побыстрее покончить с этим, правда? — не унимался Симон.
   Нетерпеливая рука коснулась ее шеи, пальцы мягко перебирали шелковистые пряди волос.
   — Я всегда возвращаю долги. Запомните, милочка, — жестко сказал Симон и поцеловал ее.
   Ледяная бесчувственность, с которой он сделал это, потрясла ее: Бетти помнила, как нежно и страстно это было раньше, как ее тело замирало, наливаясь желанием. А сейчас оно было холодным и отказывалось оттаивать. Да, Симон целовался мастерски, но этого уже было мало.
   Когда тяжелая рука накрыла ее грудь, Бетти, протестуя, дернулась, забыв о том, что сама была инициатором этого безумия. Легкая дрожь пробежала по телу, когда он коснулся заветного места. Ей хотелось сомкнуть веки, но, посмотрев на Симона, девушка обнаружила лишь полное безразличие во взгляде и со стыдом была вынуждена наблюдать, как его пальцы медленно двигаются вверх по ее телу… достигают груди… и неспешными кругами ласкают сосок. Это должно было возбудить ее, она так хотела. Она стремилась утонуть в собственной обиде, чтобы потом, когда Симон уйдет, погасить любовь к нему воспоминаниями об этом унижении.
   Но ее тело отказывалось повиноваться, ее плоть была такой же ледяной, как и взгляд Симона. Тело, в отличие от нее самой, знало разницу между искренним желанием и имитацией.
   Когда Симон наклонился к ней, собираясь поцеловать, она резко дернулась в сторону, не в силах больше сносить этой пытки. Слезы душевной боли и отчаяния катились по ее щекам. Симон поднял голову и пристально, но по-прежнему холодно посмотрел на нее.
   — Мне продолжать? — полюбопытствовал он.
   Бетти хотела сказать «да», потому что жаждала, чтобы он пережил это унижение вместе с ней и узнал, каково ей… Но вмешался разум и заставил ее, не произнося «нет», покачать головой.
   Она не испытала облегчения, когда мужчина отодвинулся. Не было ничего, лишь бездонная пустота, щемящее чувство безысходности и отчаяния.
   Элизабет неподвижно лежала на кровати, не мигая, уставившись в потолок. Она знала, что Симон одевается, но не шевельнулась. Возможно, если она будет так лежать, судьба сжалится над ней, и она провалится куда-нибудь в непроглядную бездну. Она слышала, как Симон вышел из спальни и, закрыв за собой дверь, спустился по лестнице. Потом Бетти услышала, как хлопнула и входная, и завелась машина: он уезжал. Что ж, она теперь в безопасности, разве не так?
   Долгое время девушка лежала на кровати, бесцельно глядя в пространство, не видя и не слыша ничего вокруг себя. Внезапно перед ней возникло отчетливое видение того вечера, когда они танцевали с Симоном. Какой желанной и любимой она была тогда! Слезы горечи и отчаяния душили ее, и не в силах больше сдерживать их, Бетти разрыдалась.
   Она дотянулась до края одеяла, укуталась им и, наплакавшись вволю, уснула.
   Звук потрескивающих поленьев разбудил ее и заставил открыть опухшие от слез глаза. Сначала Бетти подумала, что это сон, но огонь в камине горел. Она ощущала его тепло и видела пламя. Окна были зашторены, кто-то заботливо положил ей под голову подушку и укрыл покрывалом.
   Почему-то ей подумалось, что это, должно быть, сделала бабушка. Но кто это стоит у камина и внимательно наблюдает за ней? Девушка не шевельнулась, лишь вздох вырвался из ее груди.
   — Вы вернулись, — чуть улыбнувшись, сказала Бетти.
   — А как же. Уж не думала ли ты, что я могу бросить тебя? — Симон подошел поближе.
   Вспомнив все то, что она натворила, Бетти поежилась. И какая муха ее укусила?
   — Ты плакала. Почему?
   — Почему? — в недоумении переспросила она. — Вы действительно хотите знать ответ? — Девушка отвернулась и еле внятно произнесла: — Я хотела бы извиниться… за то… что я сделала. Я… я…
   — О, дорогая, не надо, пожалуйста. Это я должен извиниться.
   Вдруг Симон приподнял девушку, завернутую в одеяло, словно в кокон, и стал баюкать, будто она была ребенком.
   — Мне жаль, что ты потеряла Бена. Я искренне сожалею, что расстроил твои планы: мне и в голову не приходило, что ты любишь его. Мне казалось, что смогу увлечь тебя. Понимаешь, я был настолько самоуверен, считая, что буду тебе лучшим мужем и любовником, помогу тебе забыть страх перед физической близостью… Я был полностью поглощен своими мыслями и не принимал во внимание те чувства, которые ты испытываешь к жениху. Что еще я могу добавить к этому?
   Бетти лежала не двигаясь и молчала. Симон действительно сказал это или у нее теперь начались слуховые галлюцинации? Она, слегка нахмурившись, обвела взглядом спальню. Возможно, это сон, химера, созданная ее больным воображением.
   — Дорогая…
   Это сон, твердо решила она. А раз так… Она посмотрела на Симона и улыбнулась: ее взгляд излучал бескрайнюю любовь.
   — Тебе не надо ничего говорить, — нежно прошептала она. — Все, что тебе нужно сделать, это взять меня.
   Бетти слышала, как Симон шумно вздохнул, видела, как глаза потемнели от желания. Приятная дрожь от его прикосновения пробежала по спине. Разве она могла мечтать о таком? Она прильнула к его груди, вздохнув в предвкушении блаженства. Если она не может любить Симона наяву, тогда пусть это случится во сне.
   — Ты просишь о том же, о чем думаю я? — неуверенно спросил он.
   — Не знаю, — вздохнула она. — Скажи мне, о чем ты думаешь, и я отвечу тебе, прав ты или нет.
   — Мне кажется, ты говоришь, что хочешь меня, — хрипло сказал Симон и, наклонившись, нежно и страстно поцеловал ее, как помнили ее губы. Кости будто размякли, а тело податливо влилось в его объятия, оставив лишь силы на то, чтобы поднять руки и крепко обхватить за шею Симона, припавшего к ее губам, как к сладкому живительному источнику, и отдаться ему.
   Бетти наслаждалась этим удивительным сном, счастливо приникнув к любимому и позволяя инстинктам вести себя, поцеловала его так же жарко, как минуту назад он. Его живая реакция на поцелуй вызвала в ней неукротимую жажду любви, и она прижалась к Симону, потом нетерпеливо стала расстегивать его рубашку, нашептывая на ухо ласковые слова.
   Симон дрожал, действительно дрожал в ее руках. Девушка одарила его лукавой улыбкой, глаза сверкали от вожделения, пальцы скользили по его смуглому, сильному телу.
   Бетти замурлыкала от удовольствия, целуя его кожу, пылающую и возбужденную. Как приятно вот так дотрагиваться до мужчины, держать его в своих руках, сознавая безграничную власть над ним, заставляя его послушно трепетать.
   Ей послышалось, что Симон что-то сказал, но невнятно, неразборчиво. А через минуту она почувствовала прохладу.
   Симон отодвинулся от нее. Бетти испугалась, что ее сон закончился. Но спустя мгновение Симон придвинулся. На его обнаженном торсе играли отблески танцующего пламени.
   Девушка разрешила вызволить себя из одеяла, и ее соски мгновенно заострились, едва он нежно коснулся их сначала рукой, а потом губами. Ее тело выгибалось и извивалось в умелых руках от вожделения.
   Симон целовал ее так жадно и исступленно, словно хотел поглотить. Элизабет шептала ласковые слова, подбадривая его, поглаживая и дразня. Нега разлилась по всему ее телу. Поскольку это был всего лишь сон, не было необходимости скрывать любовь, прятать чувства, сдерживать нежные слова поощрения и желаний, срывавшиеся с губ. Она чуть не рассмеялась, увидев, как сильно потрясен Симон, как подобно натянутой тетиве напряглось его сильное тело, когда она сказала, что страстно желает его.
   Бетти коснулась пальцами его бровей, ласково поцеловала их, слегка укусила мочку уха, приглашая пульсирующую и неведомую ей мужскую плоть войти. Девушке захотелось прикоснуться к тайне, одарить нежностью, показать, как она восхищена… Но Симон не позволил, а это не вписывалось в ее сон: она была вольна делать все, что желала. В конце концов, это ее сон, и она шумно возмутилась. В ответ Симон счастливо рассмеялся, сказав, что это и его сон тоже.
   Все его слова сопровождались безудержными ласками, и Бетти чувствовала, как ее тело постепенно тает… растворяется, взрывается и погружается в пучину неописуемого удовольствия. Она поделилась своими ощущениями и услышала:
   — О, дорогая, ты хочешь свести меня с ума?
   И Симон, приподняв ее и придерживая за бедра, осторожно вошел в нее. Тело Бет с трепетом приняло его плоть, упиваясь ее твердостью. При каждом движении с губ девушки срывались вздохи исступленного наслаждения. Удовольствие лишь однажды прервалось резкой болью, вызвавшей у Элизабет минутный страх, который тут же был забыт. Возбуждение все нарастало и жаждало завершающего волшебного момента безудержной страсти, который, верила Бетти, обязательно наступит, если она будет слушаться своего тела.
   И когда это случилось, она испытала такое всепоглощающее блаженство, какое и представить невозможно. Неистовое… Неукротимое… Так Бетти и сказала Симону, глядя на него счастливыми глазами. Видение между тем исчезло, и она — погрузилась в настоящий сон…