Берсенева Анна. Вангелия

   – У тебя прекрасная новая прическа, – сказала Ольга. – И прекрасная будет жизнь.
   Когда Ольга и Вангелия добрались наконец до класса, уроки уже были окончены. Вангелия вошла в пустой класс неловко, бочком. Новые башмаки скрипели, и она этого, кажется, стеснялась. Да и не привыкла, конечно, к добротным башмакам; наверное, они казались ей тяжелыми и неудобными.
   – А вот здесь ты будешь учиться, – сказала Ольга. – Не бойся, пройдись по классу.
   Вангелия послушно прошла вдоль ряда парт, на ходу к ним прикасаясь.
   – Это школа? – спросила она.
   – Да. Здесь ты будешь слушать, что рассказывают учителя, отвечать на их вопросы.
   – А читать и писать? Как же я увижу книжки, я же слепая.
   – А вот это самое интересное, – улыбнулась Ольга. – В нашей школе книги необычные. Волшебные. Ты по ним легко научишься читать. И писать тоже.
   – Волшебные? – недоверчиво переспросила Вангелия.
   «Интересно, рассказывали ей когда-нибудь сказки?» – подумала Ольга.
   А вслух сказала:
   – Волшебство бывает не только в сказках, но и в жизни.
   – Да, – неожиданно согласилась Вангелия. – Я один раз такое волшебство видела.
   – Когда?
   – Когда меня смерч унес. Всадник рядом со мной по небу скакал. Лицо у него было светлое, и сам он был такой большой – больше смерча. Когда я уже падать начала, то он меня подхватил и осторожно на землю опустил. Только потом я ослепла и больше его не видела, – вздохнула Вангелия.
   «Бедная девочка! – подумала Ольга. – Как скудна на счастье ее жизнь, как ей хочется расцветить ее фантазией!»
   – Завтра ты начнешь учиться читать и писать, – сказала она. – А сейчас пойдем, я покажу тебе музыкальный класс.
   Звуки музыки слышались еще в коридоре. Когда Ольга открыла дверь, они стали слышны отчетливо, ясно. Тринадцатилетний Зоран сидел за фортепиано и играл «На память Элизе» Бетховена. Конечно, он услышал, что в класс кто-то вошел, но Ольга знала: этот мальчик не оторвется от инструмента, даже если вокруг него начнут взрываться снаряды. Способности к музыке у него были феноменальные, и усидчивость под стать способностям.
   Вангелия замерла на пороге – так, будто следующий шаг ей предстояло сделать в пропасть. На лице ее застыло выражение то ли ужаса, то ли счастья.
   «Да ведь она никогда не слышала музыки! – догадалась Ольга. – Во всяком случае, такой».
   – Ты тоже научишься так играть, – тихо сказала она Вангелии.
   – Я?!
   Теперь в ее голосе послышался страх.
   – Конечно, – кивнула Ольга. – Если хочешь, останься здесь. Посиди, пока я подготовлю тебе место в спальне.
   Вангелия не ответила. Ольга взяла ее за руку, ввела в класс и усадила на стул в углу. Когда она обернулась, уходя, то страха на лице Вангелии уже не было. Оно было такое, какое бывает у всех юных девочек, когда они воображают себе свое будущее счастье: первый бал или поцелуй прекрасного принца… Ольга и сама когда-то воображала себе нечто подобное.
   Она встряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Все эти наивные мечты давно прошли. Не мечтать надо, а научиться противостоять ветру жизни, его ледяному дыханию.
   А Вангелия, может быть, представляет сейчас того самого всадника, который спас ее от смерча.
   Ольга потихоньку вышла из класса и прикрыла за собой дверь.

Глава 9

   – Д-о-м… Т-р-а-в… Травка! – радостно произнесла Ванга.
   – Трава, Вангелия, – поправил учитель. – Не травка, а трава. Дальше.
   Ванга снова положила руки на страницу книги – большой, с выпуклыми точками, похожими на следы булавочных уколов.
   – Ц-в-е-т-к-и… – проговорила она вслед движению своих пальцев.
   – Будь внимательнее. Не придумывай лишние буквы.
   Снежана, сидящая рядом с Вангой, презрительно процедила:
   – Травка, цветки… Корчит из себя!
   – Снежана, не мешай, – сказал учитель. – Вангелии трудно, она только учится читать по Брайлю.
   Что Снежана терпеть не может, когда ей делают замечания, было известно всему классу.
   – А мы все должны слушать, что она бормочет? – сразу вспыхнула она.
   – Снежана, мы на уроке! – попытался одернуть ее учитель.
   – Вот и пусть другим не мешает. Слушать ее противно!
   Ольга поспешно встала из-за отдельного стола, за которым, как положено воспитательнице, сидела во время уроков.
   – Снежана, успокойся, пожалуйста, – сказала она, подходя к парте. – Вы все здесь учитесь. И все вы равны, несмотря на то, что кто-то лучше читает, кто-то хуже, а кто-то и совсем еще не научился.
   – И вы тут как тут! – Снежана вскочила. – Как же, все равны! Только у вас есть любимчики, а есть такие, как я!
   – Ну что ты? – Ольга протянула руку, чтобы погладить строптивую девочку по голове. – Почему ты считаешь, что я отношусь к тебе не так, как к другим?
   Но не успела Ольга коснуться Снежаниных волос, как та резко ударила воспитательницу по руке и закричала:
   – Отстаньте от меня!
   Она махала руками так беспорядочно и отчаянно, что лишь чудом не задевала сидящую рядом Вангу. Ольга попыталась схватить Снежану за руки, но та отшатнулась и вдруг… вцепилась Ольге в волосы! Ольга настолько не ожидала подобного, что не смогла сдержать вскрик.
   – Снежана, что ты делаешь?! – закричал учитель.
   Он тоже попытался схватить воспитанницу за руки, разжать ее пальцы. Куда там! Снежана дергала Ольгу за волосы с такой силой, что было непонятно только одно: почему воспитательница не кричит от боли?
   Весь класс замер в испуге. Даже мальчишки не знали, что делать. Они слышали, что происходит что-то странное, даже страшное, но что именно, конечно, видеть не могли и догадаться не могли тоже – слишком уж необычно все это было.
   Не могла этого видеть и Ванга. Но по тому, как она вскочила, как сразу, безошибочно протянула руки к Снежане и схватила ее за запястья, – могло показаться, что она все отлично видит.
   – Не злись из-за меня! – закричала Ванга.
   Наверное, это оказалось такой неожиданностью, что Снежана разжала пальцы.
   – Из-за тебя?! Много чести! – воскликнула она.
   Ольга мгновенно отшатнулась от нее и, по-прежнему не произнося ни слова, поправила растрепавшиеся волосы.
   Едва не опрокинув стол, Снежана бросилась к выходу из класса. Вангу она при этом вот именно опрокинула – та, вскрикнув, упала на пол.
   – Не лезьте! Не ходите за мной! – закричала Снежана.
   Громко захлопнулась за нею дверь. Ольга склонилась над упавшей Вангой, помогая ей подняться.
   – Ты ушиблась? Да? – спрашивала она.
   Сердце у нее билось так, что чуть из горла не выскакивало. Всего она ожидала от этой девочки – Снежана была так же своенравна, как умна, – но все-таки не такого!
   – Я ничего, – сказала Ванга, поднимаясь с пола. – Что мне сделается?
   Класс гудел растерянно и взволнованно.
   – Ольга, вам надо выйти, – тихо, почти на ухо сказал учитель. – Поправить прическу. Вообще – прийти в себя.
   – Да. Да-да, – поспешно ответила Ольга.
   На душе у нее было горько, и она понимала, что прическа наверняка выглядит ужасно, но выйти из класса ей надо было не поэтому.
   Ольга вошла в спальню девочек поспешно – почти вбежала. Больше всего она боялась, что Снежана бросилась куда глаза глядят, а не направилась по привычному пути, на котором ее не подстерегают опасности.
   К счастью, страх оказался напрасным – Ольга вздохнула с облегчением, увидев одинокую фигурку на кровати. Снежана сидела, обхватив себя руками за плечи. Косынка, которую она всегда повязывала туго и низко, сейчас сбилась на сторону.
   – Можно, я присяду? – спросила Ольга, подходя к ее кровати.
   Снежана не вздрогнула, не вскочила. Кажется, она даже не удивилась тому, что воспитательница появилась рядом с нею спустя всего несколько минут после безобразной сцены в классе.
   «Она в самом деле умная, – подумала Ольга. – И горе у нее от ума…»
   – Что вы спрашиваете? – резко бросила Снежана. – Вы же здесь командуете.
   – Я не командую. – Ольга присела рядом с ней на кровать. – Я знаю, как это больно, когда тобою кто-то хочет командовать. Когда приходится чувствовать себя слабой.
   – Я не слабая! – с прежней резкостью ответила Снежана.
   – Да, ты сильная. Но когда мы помогаем друг другу, то становимся еще сильнее.
   – Не знаю…
   Впервые в голосе Снежаны вместо злости прозвучало что-то похожее на растерянность. Это был очень маленький успех, но Ольга и ему обрадовалась.
   – Вот я, например, – сказала она, – в детстве чувствовала себя слабой и очень от этого страдала. Но потом узнала многих людей, которым было гораздо тяжелее, и мне стало стыдно за себя. Да, стыдно, – повторила она. – Я поняла, что стыдно думать о своем несчастье. И что, оказывается, не просто относиться к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. Но когда понимаешь это, становится как-то… ясно жить. И знаешь, сразу ушла вся злость, которая во мне жила.
   – А вы правда ее чувствовали? – удивленно произнесла Снежана. – Ну, злость?
   – Чувствовала. И боялась ее.
   – А сейчас?
   – И сейчас боюсь. – Ольга не ответила на вопрос о злости: ей не хотелось, чтобы Снежана поняла, что злость, свойственная ей, совсем не свойственна всем людям вообще и Ольге в частности. – Но стараюсь не думать о ней.
   – И я стараюсь, – вздохнула Снежана. – Но у меня ничего не получается.
   – Почему же не получается? – улыбнулась Ольга. – По-моему, все у тебя получается. И получится.
   – Я думала… Думала, вы про то пришли говорить… Что в классе было.
   – Зачем же? – пожала плечами Ольга. – Есть много другого, о чем мы с тобой могли бы поговорить, правда?
   – Нет. Я не могу. Ни о чем.
   Захлопнулись створки ракушки. И что делать с этой девочкой, как помочь ей вырваться из замкнутого круга? Не помогают наивные педагогические приемы, зря Ольга радовалась…
   Она расстроенно смотрела на Снежану. Не на Снежану даже, а только на ее затылок.
   Что ж, значит, придется с этим смириться. К счастью, есть другой человек, которому она совершенно необходима…
   Ольга поправила наконец сбившуюся прическу – только сейчас она вспомнила о ней, – поднялась с кровати и молча вышла из спальни.
   Никогда Ольга не видела такого парка, как этот, принадлежащий Дому слепых. То есть видела, но это было так давно, что тот парк – в бабушкином имении под Тамбовом – можно было считать даже не воспоминанием уже, а просто фантомом воображения.
   Ольга с Вангелией шли по аллее. Ольге хотелось взять Вангелию за руку, но она удерживала себя от этого. Тут уж дело не в душевных движениях, а просто в том, чтобы девочка научилась уверенно ходить без посторонней помощи.
   К тому же – Ольга с удивлением это замечала – чуткость, которой обладала Вангелия, далеко выходила даже за грань той несколько преувеличенной чуткости, которая присуща слепым людям вообще.
   – Тебе не тяжело здесь, Ванга? – спросила Ольга.
   – Да что вы! – та даже рукой махнула. – Это дома было тяжело. И за малыми следить, и по хозяйству.
   За год, проведенный в Доме слепых, Вангелия сильно переменилась. И движения ее стали утонченнее, и речь грамотнее, хотя и мелькали в ней иногда простонародные нотки. Впрочем, Ольгу это не задевало. В конце концов, здесь не институт благородных девиц, это она понимала, и пытаться это изменить было бы глупо. Воспитанники – в основном дети из простых семей. Часто из совсем бедных, вот как семья Панде Сурчева. И научить этих детей надо не отвлеченным светским манерам, а насущным житейским навыкам.
   – Я не о работе, – сказала Ольга. – Вообще – о нашей здешней жизни. Не трудно тебе в ней?
   Вангелия улыбнулась, покачала головой:
   – Не трудно. Мне хорошо. Я такая счастливая!
   – Знаешь, Ванга… – сказала Ольга. – Я ловлю себя на мысли, что часто хочу тебе что-нибудь рассказать. Даже если тебя рядом нет. Это так странно! Ведь мы с тобой совсем недавно знакомы.
   Вангелия обернулась к Ольге. Казалось, она вглядывается в ее лицо. Хотя – ну как же вглядывается? Ясно, что нет.
   – Я это чувствую, – кивнула Вангелия. Голос ее звучал серьезно. – Только мне это совсем не странно. Я всегда знаю, что вы мне хотите рассказать. Вот сейчас – как были маленькая. Да?
   – Ты это чувствуешь? – изумленно спросила Ольга.
   – Да.
   – А ведь это правда. Как же не странно? Странно и интересно! Ты чудесная девочка, Ванга! – воскликнула Ольга. – Необычная. Дикий цветок, да-да. Не обижайся только. Прекрасный цветок, который непонятно как вырос в диком поле. Среди грубости и злости.
   – На что ж мне обижаться? – улыбнулась Вангелия. – Зло – как темнота. А темноту же не видно. Вот и зла я не вижу.
   – А добро? Его ты видишь? – с интересом спросила Ольга.
   – Не то что вижу, а… – Ольга понимала, что Вангелии явно не хватает слов. – Я его внутри себя чувствую.
   – А в других людях? – с интересом спросила Ольга.
   – Все разные. Вот в тебе – добро. Ты светлая. А в других… Нет. Во многих ничего светлого нету.
   – Ты боишься людей, в которых нет добра? – осторожно спросила Ольга. – Например, Снежану. Она не плохая, – поспешно добавила она. – Просто очень трудно избавляется от злости. Тебе с ней тяжело?
   – Что ж тут тяжелого? – усмехнулась Вангелия. – И не боюсь я ее. Просто знаю, что измениться она не может.
   – Почему?
   – Этого не знаю. Только чувствую. Снежана какая есть, такая уже и останется. Не знаю, почему, – повторила Вангелия. – Только бояться ее не надо.
   Что-то непонятное, необъяснимое почудилось Ольге в этих словах слепой девочки… Что она говорит, как она может чувствовать такое?
   – Ну и хорошо! – поспешно сказала Ольга. – Не буду бояться. Ни Снежану, ни… мышей в кладовке! Я их ужасно боюсь.
   Она рассмеялась. Вангелия тоже улыбнулась. Но то пугающее, необъяснимое, что подступило только что к самому Ольгиному сердцу, не развеялось ни улыбкой, ни смехом.
   В спальне девочек стояла обычная ночная тишина. Лишь изредка кто-нибудь всхлипывал во сне, но это тоже было обычным: мало радости приносит жизнь в вечной тьме…
   Пожилая воспитательница дремала за своим столом, поэтому не расслышала, как чьи-то всхлипывания в дальнем углу спальни стали громче, судорожнее. И того, как Ванга поднялась на своей кровати, прислушалась, а потом спустила ноги на пол и пошла на эти приглушенные всхлипы, – воспитательнца не слышала тоже.
   – Почему ты плачешь?
   Ванга стояла у кровати Снежаны. Та не ответила, даже головы не подняла – лежала, уткнувшись в подушку. Плечи ее вздрагивали.
   – Ничего не бойся, – сказала Ванга.
   Голос ее прозвучал так уверенно, что Снежана наконец приподняла голову. На лице ее читалось удивление. Ночью она была без косынки, и видны были глубокие сине-красные шрамы, покрывающие ее лоб. Казалось, что незрячие глаза всматриваются в Вангу. И вдруг… Снежана всхлипнула, почти вскрикнула и, обняв Вангу, разрыдалась в голос.
   – Пойдем, – тихо сказала Ванга.
   Она взяла Снежану за руку и потянула за собой.
   В коридоре было холоднее, чем в спальне. Девочки зябко переступали босыми ногами по холодному полу.
   – Лучше бы меня не выносили из горящего дома, – всхлипывая, проговорила Снежана.
   – Ты что? – покачала головой Ванга. – Разве так можно говорить?
   – Маму с папой не вынесли… А я буду всю жизнь мучиться слепая. И лицо… – она провела ладонью по обожженному лбу. – Уродина!
   – Ты живая осталась. – Голос Ванги звучал не сочувственно, а сурово. – Значит, родителей своих можешь помнить. Им от этого хорошо.
   Снежана перестала всхлипывать.
   – Думаешь, они… где-то там есть? – недоверчиво спросила она.
   – Души не исчезают. Они тебя видят и радуются.
   – Какая им радость меня видеть, слепую? – горько усмехнулась Снежана.
   – Им радость, что ты живая. А слепота – не темнота.
   – Еще какая темнота!
   – Нет. Душа-то смотрит.
   – Может, у меня уже и нет души… – задумчиво проговорила Снежана.
   – У всех она есть, – возразила Ванга. – А к слепым глазам привыкнешь.
   – Да что вы ко мне все пристали?! – воскликнула Снежана. – Как к этому привыкнуть?! Как подумаю обо всем – хоть о стенку бейся головой! Никогда я не привыкну, никогда!
   – Тише, – сказала Ванга. – А то все сейчас сюда сбегутся.
   Она взяла Снежану за руку. Та попыталась отдернуть руку, но Ванга держала крепко, и Снежана замерла.
   – У меня парень был, – тихо сказала она. – Он в Софии учится. Мы думали, я к нему приеду, тоже учиться буду. И поженимся. Он что, сейчас женится на мне, да? На слепой и уродливой? Его родители ему разрешат, да?
   – Не знаю… – растерянно проговорила Ванга. – У меня парня не было никогда.
   – А я знаю, – зло бросила Снежана. – Знаю! Ничего у меня не будет. И… И устала я.
   В ее голосе прозвучала не просто усталость, а неизбывная тоска. И что можно было ей ответить?
   – Пойдем спать, – сказала Ванга. – Тебе отдохнуть надо.

Глава 10

   Ольга с удовольствием вела уроки этикета, которые были закреплены за ней в расписании. Да и почему не получать удовольствие, если занятия эти у девочек любимые? Вот и сейчас у них, сгрудившихся вокруг стола, читался на лицах живейший интерес.
   – Сегодня мы будем учиться накрывать на стол, – сказала Ольга. – Сначала надо проверить, чистый ли он. Сделай это, Лиляна.
   Лиляна, самая маленькая из пансионерок, провела рукой по столу и пропищала:
   – Чисто, госпожа Васильцова!
   – Хорошо, – улыбнулась Ольга. – А теперь ты, Цветана, расстели скатерть. Проверь, чтобы со всех сторон края свисали одинаково. – Говоря это, она взяла долговязую Цветану за руку и помогла разобраться со свисающими краями. – Обойди, обойди стол, чтобы сравнить. Вот молодец! Девочки, проверьте и вы. Вот так должна быть расстелена скатерть. За таким столом будет приятно сидеть вашим гостям.
   Краем глаза Ольга косилась на Снежану. Та не подходила к столу и, кажется, совсем не интересовалась сервировкой. Вангелия подошла к ней, позвала:
   – Снежана?
   – Ну что тебе? – буркнула та.
   – Почему к столу не подходишь?
   – Не хочу. Мне это не надо.
   – Почему? – не отставала Вангелия.
   – Потому что никогда не пригодится! – взорвалась Снежана. – Не будет у меня гостей, понятно? И отстань ты от меня со своим сочувствием!
   – Вангелия, – поспешно сказала Ольга, – расставляй тарелки, раскладывай приборы. Хозяйничай смелее, я помогу.
   «Ну вот что мне делать с этой девочкой? – подумала она, с грустью глядя на Снежану. – Никогда я не справлюсь с ее горем. И никто не справится, наверное. В том числе она сама».
   Вангелия тем временем раскладывала рядом с тарелками вилки и ножи.
   – А зачем каждому свой нож? – спросила она. – Разве на всех одного мало?
   – Так принято, – объяснила Ольга. – Вот ты научишься пользоваться столовыми приборами, и тебе это тоже будет привычно и приятно. Что с тобой, Ванга? – спросила она с тревогой.
   Еще бы ей было не встревожиться! На лице Вангелии вдруг появилось странное выражение. Страх, что ли?
   – Ты не порезалась? – спросила Ольга.
   – Снежана! – вместо ответа воскликнула Ванга. Голос ее звучал как-то непривычно. Будто и не ее это был голос. – Не уходи!
   – Да она никуда не уходит, – с недоумением произнесла Ольга. – Вот она стоит. Поможешь Вангелии раскладывать приборы, а, Снежана?
   Та не ответила. Она стояла поодаль неподвижно, как соляной столп. Ни обычной злости, ни отчаяния – всё это словно стерли с ее лица, оно сделалось непроницаемым, выражение его – неясным… То, как «вглядывалась» в это лицо Вангелия, вызывало у Ольги беспокойство.
   Но кого расспрашивать – Вангелию, Снежану? И о чем, собственно, расспрашивать?
   Ольга потихоньку вздохнула и повернулась к остальным девочкам.
   – Кто будет дальше накрывать на стол? – бодрым тоном спросила она.
   – Я! Нет, я! – раздались возгласы.
   Спиной, затылком, всем своим существом чувствовала Ольга то, что исходило от Снежаны и от Вангелии. Но что это, как это назвать? Она не знала.
   – Ты так ловко накрывала сегодня на стол. Просто молодец.
   Они шли по парку, по любимой своей аллее. То есть только сейчас Ольга поняла, что аллея эта у них с Вангелией любимая. Или, может, дело просто в том, что она уединенная, а они как раз и любят разговаривать наедине?
   – Да ведь это легко, – пожала плечами Ванга.
   – Но разве ты когда-нибудь сервировала стол вот так, со всеми приборами?
   – Дома? Нет. У нас там только миски да ложки.
   – Вот видишь. А теперь – как будто всю жизнь обращалась с настоящими столовыми приборами.
   – Что ж тут трудного – посуду расставить? – улыбнулась Вангелия. – Было б что есть из той посуды.
   Ольга расслышала, что она тихонько вздохнула при этих словах, и спросила:
   – Что ты?
   – Так… – Вангелия помедлила, но все же ответила: – Мне такой стол в своем доме накрывать никогда не придется.
   – У тебя вся жизнь впереди. – Ольга ободряюще сжала ее руку. – Никто не знает, как она сложится.
   – Кто бедным родился, тот бедным и всю жизнь проживет. Наша семья никогда не разбогатеет.
   Что могла возразить Ольга?
   «Вправе ли я возражать, давать надежду, которая, может быть, окажется пустою?» – подумала она.
   Некоторое время шли молча.
   – Ванга, – вдруг спросила Ольга, – а почему ты так испугалась?
   – Когда? – не поняла та.
   – Когда мы на стол сервировали. Ты испугалась из-за Снежаны.
   – Мне… Мне показалось… – Вангелия словно подыскивала слова. И наконец нашла их. – Я увидела, что она пропадает.
   – В каком смысле пропадает? – не поняла Ольга.
   – Просто пропадает. Только что была – и вдруг нет ее.
   Ольга смотрела на Вангелию с недоумением. Ощущение тревоги все чаще охватывало ее рядом с этой девочкой, которую она успела полюбить.

Глава 11

   Этой ночью воспитательница не спала, а читала роман про Джен Эйр. Ее приглашали в Дом слепых только на ночные дежурства: она была уже слишком немолода, чтобы справиться днем с воспитанницами, каждая из которых требовала особого внимания. Зато ночами ей было нетрудно бодрствовать – все равно бессонница.
   Роман увлек ее настолько, что она не заметила, как одна из девочек тихо поднялась со своей кровати и, быстро уложив одеяло так, чтобы казалось, будто под ним кто-то лежит, на цыпочках пошла к выходу из спальни.
   Может, воспитательница все-таки заметила бы это и перехватила бы девочку на пороге, но тут другая воспитанница, Вангелия Сурчева, вскрикнула во сне и заметалась на кровати. Воспитательница подошла к Вангелии, взяла ее за руку, поправила одеяло. Когда она вернулась к своему столу, дверь спальни уже закрылась за беглянкой.
   Воспитательница села за стол. И тут Вангелия, которая уже как будто бы успокоилась, вскочила с кровати с криком:
   – Снежана!
   Воспитательница снова поспешила к ней.
   – Что ты, Ванга? – сказала она. – Тише, тише. Все спят.
   Вангелия сидела на кровати. На лице ее был написан настоящий ужас.
   – Снежана… Снежана… – повторяла она.
   – Она спит. Все спят, – сказала воспитательница.
   – Она не спит! – вскрикнула Вангелия. – Ее нет! Совсем нет!
   Стали просыпаться и другие девочки. Надо было поскорее успокоить всех.
   – Да как же нет? Вот же она.
   Воспитательница подошла к кровати Снежаны, приподняла одеяло… И вскрикнула сама – испуганно, тревожно.
   – Сне-жа-на!..
   Ольгин голос звучал в ночном осеннем парке так громко, словно она говорила в рупор. Она выскочила из своей комнаты прямо в ночной рубашке, только успела набросить пальто. И вот теперь металась по парку, и сторож с фонарем едва за нею поспевал.
   – Снежана! Отзовись! – кричала Ольга, сворачивая на очередную тропинку.
   Первый раз она жалела, что их парк так обширен. И какие же густые здесь заросли, даже теперь, поздней осенью, когда со всех деревьев и кустов уже облетели листья!
   – Она не отзовется…
   Ольга вздрогнула. Она и не заметила, что Вангелия идет за ней.
   – Поче… – еще успела произнести Ольга.
   И замерла, не договорив.
   Одинокий дуб стоял посередине поляны. Луна освещала его так ярко, что и фонарь не был нужен. В первое мгновение Ольге показалось, что Снежана стоит под деревом. Но тут же она увидела, что ноги девочки – длинные, босые – покачиваются над пожухлой осенней травой.
   – Господи… – немеющими губами проговорила Ольга.
   – Не нашли? – вдали послышались голоса – воспитателей, сторожа. – Вы ее видите, Ольга?
   Голоса девочек слышались тоже. Может быть, они не решатся идти в глубь парка, а может быть…
   – Девочки, оставайтесь на аллее! – крикнула Ольга.
   Мгновенное оцепенение, охватившее ее, когда она увидела белую фигуру, покачивающуюся на ветке, сразу прошло. Она бросилась к дереву. К счастью, в ту же минуту на поляну вышли учительница Живкова и сторож с фонарем. Свет фонаря хоть и был неярок, но дерево со своим жутким грузом было видно в этом свете отчетливо. Живкова закричала так, что у Ольги зазвенело в ушах.
   – Замолчите! – яростно закричала она в ответ. – Уведите детей в Дом! Помоги мне, Стоян, – велела Ольга сторожу.
   Ноги Снежаны были холодны как лед.
   «Это из-за холода. Просто ей холодно», – повторяла про себя Ольга.