Рут передала ей чулки и подвязки.
   – Некоторые люди не слышат ничего, кроме того, что они хотят услышать. Какое платье вы сегодня наденете, миледи?
   Мара натянула чулок, с сожалением вспоминая о тех, испорченных вчера, а затем о том, как Дэр бросил их в камин. Это воспоминание почему-то взволновало ее. Все, связанное с Дэром, волновало ее. Его движения, его честные глаза, его твердо очерченный рот…
   – Миледи, какое платье?
   – Кирпично-красное. Я еду на прогулку с лордом Дариусом. Ты же не будешь возражать против того, что с ним абсолютно безопасно? – довольно резко спросила она.
   Рут повернулась к двери, чтобы принести одеяние, но сказала себе под нос:
   – Наркоман.
   – Ему так лучше.
   – Как Дэр, должно быть, ненавидит то, что об этом знают даже слуги.
   – А куда вы едете? – спросила Рут, неся платье и пелерину.
   – Тебя это не касается, – ответила Мара, чтобы напомнить ей, кто тут служанка, а кто госпожа. Но затем добавила: – В Гайд-парк. Днем. Ничего скучнее просто придумать нельзя.
   Рут состроила гримасу.
   – Мы же знаем Дэра с тех пор, как он был мальчиком, – возразила Мара. – В нем нет ничего плохого. Ничего. Так что мы к этому больше возвращаться не будем.
   Рут перестала ворчать, но то, с каким видом она подошла к шкафу и вытащила шляпу, похожую на кивер, говорило о многом. Старые слуги были тяжким испытанием, но Мара не могла бы чувствовать себя комфортно с незнакомым человеком. Рут знала ее с младенчества.
   Обычно Мара не интересовалась своей одеждой после того, как она была куплена, но сегодня ей хотелось как можно лучше выглядеть перед Дэром. Тем более что вчера он видел ее в таком ужасном виде.
   Темный оттенок красного платья был весьма практичен для наполненного сажей лондонского воздуха и, кроме того, был очень ей к лицу. Он выгодно подчеркивал ее темные волосы и цвет кожи. Корсаж был так богато вышит и украшен, что ее грудь казалась больше.
   Разумеется, Дэра это не обманет – он теперь знал правду…
   – В чем дело, миледи? – спросила Рут, одергивая юбку. – Это же ваше любимое платье, и оно вам очень идет.
   Мара повернулась, нетерпеливо пожав плечами:
   – Ничего. Я просто задумалась.
   – Ваш характер, мисс, предвещает неприятности, вот что я скажу. Я так надеялась, что все тревоги остались в прошлом году!
   – Так и есть, Рут, сейчас тебе не о чем волноваться, – сказала Мара, но ей очень хотелось закатить глаза к потолку.
   В прошлом году ожидание того, что их дальний родственник, граф Марлоу, вот-вот отойдет в мир иной, висело над Брайдсуэллом как холодный туман, поскольку это событие должно было принести с собой ужасные перемены.
   Оно должно было превратить ее отца, простого мистера Сент-Брайда, вполне довольного своим положением, в графа. А что было еще хуже, так это то, что замок графов Марлоу находился в Ноттингемшире, и всем им пришлось бы проводить в нем какую-то часть года, поскольку его нельзя было оставлять в запустении.
   Приезд Саймона из Канады стал решением этой проблемы. Ее отец унаследовал титул графа, а Саймон, как его наследник, стал лордом Остри. Тут тоже ничего нельзя было поделать. Но Саймон и его молодая жена взяли на себя обязанность жить в замке и присматривать за Марлоу. Таким образом, семья Сент-Брайд, от прабабушек до младенцев, могла продолжать жить в уютном несовершенном Брайдсуэлле.
   Хотя Саймон и любил их дом, он не чувствовал той привязанности к нему, которая сковывала остальных. В конце концов, он успел отвыкнуть от дома, много путешествуя и проведя несколько лет в Канаде.
   Несмотря на дьявольские волосы, одна мысль о том, что нужно жить некоторое время вдали от дома, приводила Мару в ужас. Нортумберленд! Баркстед, наверное, сошел с ума.
   Стук в дверь оповестил о приходе лакея с запиской. Мара открыла дверь. Она была взволнована, хотя и знала, что в ней должно быть.
   Записка была от Дэра. В ней он официально просил доставить ему удовольствие сопроводить ее на прогулку в десять часов. Она еще никогда не видела его почерка. Длинные черточки и хвостики, но в остальном очень аккуратный. Она ожидала увидеть что-то более свободное и дикое. Она вновь сложила записку и убрала ее в ящик стола.
   – Думаю, следует попросить разрешения Эллы. Пожалуйста, сходи и узнай, сможет ли она меня принять.
   Когда Рут ушла, Мара обулась и тут же почувствовала боль в ногах. Ночная прогулка босиком по Лондону не прошла бесследно. Как хорошо, что они договорились прокатиться в экипаже, а не прогуляться пешком.
   Она вспомнила, как Дэр нежно мыл ее ноги. Интересно, часто ли мужчины моют ноги своих дам? Она не могла представить себе, чтобы серьезный Джордж мыл нога Элле. Но вот чтобы Саймон мыл ноги Дженси? Да, вполне возможно.
   Для нее общение с Саймоном и Дженси было своего рода школой, особенно из-за того, что Дженси и Мара были одного возраста. Молодожены, разумеется, вели себя на людях вполне пристойно, но Мара всегда замечала, как они исподтишка обмениваются взглядами или таинственными улыбками.
   Связь Саймона и Дженси была напряженной. Почти страстной. Достаточно страстной, чтобы Мару бросало в дрожь в их присутствии. Разумеется, после этого ее линкольнширские ухажеры казались еще скучнее.
   Она завязала ленту, подумав, что ее волосы все же влияют на ее судьбу. Только толкали они ее не к путешествиям и приключениям, а к любовной связи.
   Она взяла себя в руки. Страсть Саймона к путешествиям, казалось, перегорела. Возможно, после всей этой лондонской неразберихи она тоже заживет счастливой спокойной жизнью с одним из ее тихих надежных соседей: Мэтью Корбином или Джайлзом Гиллиатом.
   Или с Дэром? Ее сердце взволнованно заколотилось.
   Но он же из Сомерсета, а это почти так же далеко от Брайдсуэлла, как и Нортумберленд. Невозможно.
   Она подошла к трюмо, чтобы надеть жемчужно-гранатовые серьги. После минутного колебания она тронула губы помадой.
   «Что ты делаешь, Мара?»
   Кто бы мог подумать, что она будет стараться привлечь внимание Дэра?..
   Глупости, но глубоко внутри ее что-то заворковало. Вернулась Рут:
   – Леди Элла может принять вас, миледи.
   Мара вздрогнула, словно ее поймали за чем-то неприличным, и поспешила в комнату своей сестры. Она вошла в спальную Эллы, думая о чем-то своем, и застала Джорджа и Эллу целующимися.
   – О, простите…
   Мара уже хотела было захлопнуть за собой дверь, когда Элла позвала ее:
   – Не беспокойся, дорогая. Заходи, заходи.
   Мара вновь зашла в комнату и увидела свою сестру и зятя. Они стояли уже на некотором расстоянии друг от друга, улыбались, но было видно, что они смущены.
   – Мне действительно очень жаль. Рут сказала…
   – Джордж просто зашел попрощаться, – хитро улыбнулась Элла своему мужу. – Так много встреч и заседаний, а затем еще один долгий день в палате.
   Джордж, крепкий упитанный мужчина с румянцем, кивнул:
   – Беспокойные времена. Пора идти, дорогая Мара.
   Мара наблюдала за тем, как Элла провожает взглядом своего мужа.
   – Хотела бы я выйти замуж за кого-нибудь вроде него.
   Элла удивленно посмотрела на нее:
   – Кого-нибудь вроде Джорджа? Ты никогда не сможешь с ним жить.
   Элла была такая же крепкая и здоровая, как ее муж, с нежным цветом лица и тонкой талией. Пока еще тонкой. Ее светло-каштановые волосы – настоящие волосы семьи Брайдсуэлл – лишь слегка выбивались из-под кружевного чепчика, связанного у нее под подбородком.
   – Конечно. Я его просто с ума сведу! – со смехом согласилась Мара. – Я хотела сказать: за кого-нибудь, кого я могла бы обожать так же, как ты его, и который чувствовал бы то же самое по отношению ко мне.
   – Разумеется. Ради меньшего замуж выходить не стоит. Особенно с твоими волосами.
   Вошла служанка Эллы с кувшином свежего шоколада и поставила его на столик у окна, где Элла, видимо, завтракала.
   – Садись и поешь, – сказала Элла, садясь на свой стул и наливая Маре чашку шоколада. – Мне самой со всем этим не справиться. – Она откусила кусочек тоста. – Я заметила, что каждый человек предъявляет к браку свои требования. Съешь булочку со смородиной, дорогая. Они такие вкусные, и раз уж я их не ем, так хоть получу удовольствие, глядя, как ты наслаждаешься.
   Мара взяла булочку и намазала ее маслом.
   – Ты хочешь сказать, что некоторые любят на завтрак булочки со смородиной, а другие предпочитают тосты?
   – Я не люблю тосты, ты же знаешь. Подожди, когда-то придет и твоя очередь есть не то, что хочется. Мы, Сент-Брайды, все такие, но хотя бы роды даются нам легко, а это настоящее счастье. Итак, на чем я остановилась? Ах да. Некоторым довольно и спокойного прохладного брака, в котором супруг значит не более чем друг. – Она допила чай. – Другим нужен настоящий огонь. Я думаю, волосы, как у тебя, вызывают это желание.
   Мара мелкими глотками пила шоколад, ей хотелось спросить, где на термометре чувств Элла поместила бы свой брак.
   – Именно поэтому я еще и не нашла никого подходящего?
   – Может быть, но скорее всего ты просто еще очень молода.
   – Ты вышла замуж в двадцать.
   – Но я нашла Джорджа.
   Самодовольный голос Эллы рассмешил Мару.
   – Вряд ли это можно назвать подвигом, учитывая, что он жил всего лишь в пяти милях от Брайдсуэлла и всю жизнь его принимали у нас в доме. Не найти его было бы настоящим чудом.
   – Ты знаешь, что я хочу сказать. Он ждал меня, а я ждала его.
   Элла еще никогда не заговаривала о чем-то столь романтическом, но она была права. Около четырех лет назад она и Джордж Верни узнали друг друга. Внезапно они изменились, к изумлению остальных, начали вести себя как глупцы, а затем объявили о своем решением пожениться, собираясь, видимо, всех удивить.
   – Разве до этого ты даже не догадывалась? – спросила Мара. – Я знаю всех молодых людей, живущих в радиусе тридцати миль от дома, и не могу себе представить, чтобы кого-то из них вдруг окружило золотое сияние.
   – Дорогая!.. – Элла взяла еще один кусочек тоста. – Но ведь туда может переехать кто-то новый.
   – Или я могу повстречать свою судьбу здесь. – Она ожидала увидеть ужас, но Элла приняла это за жалобу.
   – Прости, дорогая. Я и вправду хочу водить тебя на разные приемы и балы, но в данный момент я иногда так плохо себя чувствую. И быстро устаю, особенно ближе к вечеру.
   Мара сжала ее руку.
   – Не расстраивайся. И у меня для тебя хорошие новости. Дэр Дебнем пригласил меня прокатиться с ним сегодня утром.
   Вместо радости на лице Эллы отразилось недоумение.
   – Ты уверена, что это умно, дорогая?
   – А почему бы нет?
   Элла покраснела и взмахнула кусочком тоста.
   – Ты знаешь…
   – Опиум?.. – почти прорычала Мара.
   – Ну да. Ему не повезло, разумеется, но от этого он становится… небезопасным.
   – Как ты себе это представляешь? Что у него вдруг пена изо рта пойдет или он набросится, чтобы изнасиловать меня?
   – Нет.
   – Тогда зачем говорить все это? Ты же видела Дэра недавно. Он не был ни в ступоре, ни в ярости.
   – Но он очень сильно изменился.
   – Со времени свадьбы Саймона? – спросила Мара, намеренно не желая понимать, что та имеет в виду. – Да, тогда он выглядел лучше. Кроме того, мы всего лишь собираемся прокатиться в Гайд-парке.
   – Только убедись в том, что его сопровождает грум.
   – Элла, в самом деле! Мне не нужен слуга, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с Дэром.
   – Нет, конечно, но я бы чувствовала себя спокойнее, если – бы здесь был Саймон.
   Мара вдруг вспомнила, как Саймон назвал однажды Дэра «треснутым бокалом, с которым нужно обращаться, с крайней осторожностью». Но что могло произойти во время поездки по парку?
   – Но ты мне разрешаешь? – спросила она, поднимаясь с места. – Просто поездка по парку, больше ничего.
   – В сопровождении слуги.
   – Разумеется! – Мара нагнулась, поцеловала сестру в щеку и поспешила в свою комнату.
   Там она задумалась, а затем подсела к столику и принялась писать письмо старшему брату. Она рассказывала о всяких пустяках, спросила, когда Саймон приедет в Лондон, подчеркнув слова «как ты обещал». Затем она упомянула о том, что Дэр пригласил ее прокатиться в парке и что он, возможно, будет сопровождать ее еще куда-нибудь в ближайшие несколько дней.
   Она справилась по путеводителю и перечислила несколько наиболее рекомендованных достопримечательностей: Вестминстерское аббатство, Египетский зал, Тауэр, зверинец, модели Дэбурга из пробкового дерева, панораму Бартера.
   Если Саймон решит, что такая активная жизнь может повредить Дэру, то он лишь быстрее приедет. Она сложила письмо, поставила печать и надписала адрес: «Достопочтенному виконту Остри, Марлоу, Ноттс». Этот ужасный дом был так знаменит, что она могла бы просто адресовать письмо в «Марлоу, земной шар», и оно все равно бы было доставлено. Саймон будет рад любому предлогу уехать оттуда.
   Она отдала письмо Рут.
   – Не хочу ждать Джорджа, отправь его обычной почтой. Хотя лучше пошли срочной почтой.
   Рут сжала губы, недовольная такими ненужными тратами, но, увидев, что письмо адресовано брату, возражать не стала. Для чего еще нужны деньга, если не затем, чтобы заботиться о друзьях и членах семьи?
   Рут отправилась с поручением, так что Мара сама надела высокую шляпу, закрепив ее несколькими булавками, и покачала головой, чтобы убедиться в том, что она не свалится в самый неподходящий момент. В этой шляпе она становилась на целый фут выше, не говоря уже о пере, и ей это нравилось.
   От нетерпения она не могла ждать в своей комнате и поэтому спустилась вниз. В холле Мара нос к носу столкнулась с Дэром. Она остановилась на мгновение, восхищенно глядя на него. При дневном свете он был удивительно красив.
   Ей пришло в голову, что он, должно быть, тратит целое состояние на одежду. Когда его нашли, он был истощен, но ведь ему была нужна одежда. На свадьбе он все еще был слишком худым, но костюм сидел на нем как влитой. Теперь же оливковый пиджак, бежевые брюки и кремовый жилет идеально облегали его сильное здоровое тело. Но в конце концов, денег у него было достаточно, чтобы не экономить на себе.
   Из-за лакея, стоящего рядом, Мара произнесла дежурную фразу:
   – Как мило с вашей стороны пригласить меня на прогулку в парк. – И замолчала, не зная, как он теперь будет относиться к ней после всего, что произошло ночью. Она взглянула на него с опаской, но понять по выражению его лица ничего было нельзя.
   Он окинул ее взглядом с ботинок до украшенной пером шляпки и радостно улыбнулся:
   – Вы выглядите просто потрясающе, миледи!
   «Да уж, по сравнению со вчерашней ночью», – подумала Мара и покраснела. На миг ей показалось, что лакей читает ее мысли.

Глава 5

   Приняв предложенную руку и выйдя из дома, Мара почувствовала облегчение. Они с Дэром наедине, можно не играть в светскую даму, а быть собой. Все будет просто замечательно – это чувство усилилось, когда она увидела карету.
   – Высокий фаэтон! Я всегда хотела прокатиться на таком. Следовало знать, что у тебя все самое лучшее, Дэр.
   – Должен сознаться, что я позаимствовал его у друга. Я не держу сейчас карет в городе.
   Мара улыбнулась ему:
   – Тогда у тебя великолепный вкус в том, что ты берешь в долг.
   Она нетерпеливо залезла по ступенькам на высокое сиденье.
   – И великолепный вкус в друзьях, – добавила Мара, когда он присоединился кней. – Он повеса?
   – Нет, Сент-Рейвен.
   – Графский выезд? Это еще лучше!
   Дэр взял поводья в руки, а грум тем временем обежал фаэтон, чтобы занять свое место на запятках. Если бы Элла сейчас наблюдала за ними, она была бы успокоена его присутствием. А также тем, как выглядел Дэр. Никто не мог бы заподозрить его в непристойном поведении.
   Может быть, он уже освободился от влияния наркотика. Да. Почему она сразу об этом не подумала? Это объяснило его приезд в Лондон.
   – Vive la liberte! [1] – воскликнула она, когда они выкатили с площади на Аппер-Брук-стрит.
   Он взглянул на нее:
   – Ты поддерживаешь революцию?
   – Только эволюцию, которая позволила создать такой замечательный фаэтон, чтобы увезти меня из крепости Гросвенор.
   – Что? – Намек на смех, прозвучавший в его голосе, обрадовал ее, и она продолжила нести всякую чепуху:
   – Тебе не кажется, что стены домов на площади напоминают крепостные стены, которые удерживают одних людей внутри, а других снаружи?
   – Вполне возможно. В Лондоне полно других.
   – Точь-в-точь как Монктон-Сент-Брайд, Дэр.
   Он притормозил лошадей, чтобы не задеть фургон, занявший большую часть дороги.
   – Некоторые из других в Лондоне слишком уж другие, Чертенок.
   – Как обитатели Севен-Дайалс? – поинтересовалась она, чтобы дать понять, что и ей кое-что известно о мире.
   Он недовольно посмотрел на нее:
   – А ты-то что знаешь о таком месте?
   – Я хожу туда по ночам. – Она рассмеялась, увидев выражение его лица. – Разумеется, нет. Осторожно, ребенок!..
   Он вновь повернулся к лошадям и придержал их, чтобы уличный мальчишка мог перебежать дорогу.
   – Тебя невозможно понять – когда ты шутишь, а когда нет?..
   – Мне это нравится.
   – Но этого быть не должно.
   – Не будь таким скучным. Но тем не менее довольно странно, что этот воровской притон находится так близко от Оксфорд-стрит и Бонд-стрит. Меньше мили.
   – А откуда тебе это известно?
   – Из книги.
   – Боже, спаси нас всех! Что это за книга такая?
   – «Путеводитель по притонам Лондона». – Увидев ужас в его глазах, она вновь рассмеялась. – Это «Путеводитель юной леди по знаменательным достопримечательностям Лондона», который мне подарила моя бабушка, жена священника. Это весьма достойная книга.
   – Не совсем, раз уж в ней упомянут Севен-Дайалс.
   – Только для того, чтобы предупредить юных леди о таящейся там опасности. На самом деле, – нравоучительно сказала она, подражая его тону, – подобные предупреждения бывают необычайно полезными.
   Он вновь взглянул на нее, и на сей раз она не выдержала и рассмеялась. Его сияющие глаза напомнили ей прежнего Дэра. Маре захотелось вскочить и начать танцевать.
   – Не беспокойся, – сказала она. – Я не собираюсь исследовать это место. Но Меня привлекает другое. – Мара выдержала паузу, но Дэр не спросил ее, о чем именно она говорит, и она добавила: – Общественный маскарад.
   – Нет. – Он повернул пару на Гайд-парк-лейн.
   Мара вздохнула, но не стала настаивать, хотя Дэр был бы идеальным сопровождающим для такого приключения.
   Парк был расположен на самом краю Лондона, городская суета осталась где-то очень далеко. В этот час здесь было тихо, как в деревне, им встретились лишь несколько прохожих да дети, гуляющие со своими гувернантками.
   – Как чудесно! – сказала Мара, наслаждаясь зеленью и мягким стуком копыт по грунтовой дороге. Подковы очень неприятно звучали на брусчатке. – Так нелогично все, Дэр. В деревне я умираю от скуки и хочу в город, а попав в город, скучаю по деревне.
   – Неудивительно, что все эти птицы высокого полета постоянно мигрируют туда-сюда.
   – Перелетая из гнездышка в деревне в город на период размножения…
   – Где не происходит ничего, кроме щебетания, воркования и прихорашивания перышек.
   Они оба улыбнулись, но Мара добавила:
   – Я думаю, мы будем делать то же самое.
   – Но у меня нет гнездышка в деревне, – возразил он. – Да и насеста в городе, если уж говорить об этом.
   – У тебя нет никакой собственности? – Мара удивилась. Ей всегда казалось, что он очень богат, но, в конце концов, он был младшим сыном.
   – Кое-что есть, но все сдано на долгий срок. И ни одно из этих мест не нравится мне настолько, чтобы я решился выселить арендаторов.
   – Но ведь когда-то тебе понадобится дом.
   – Тогда, наверное, я опять буду снимать комнаты в Лондоне, – сказал он.
   – За этим ты и приехал в Лондон? – спросила Мара. – Чтобы найти какое-нибудь место?
   – Нет, просто чтобы сменить обстановку. И чтобы угодить маме. Она хочет, чтобы я чаще «появлялся в свете». Чтобы я вновь стал самим собой.
   Он сказал это сухим тоном, и Мара возблагодарила небо за то, что он вновь сосредоточился на лошадях, стараясь не задеть мальчишек, игравших с воздушным змеем, иначе заметил бы, что она сгорает от стыда. Ведь и она сама занималась тем же – пыталась вернуть старого Дэра.
   Ему не нужна была опека. Ему были нужны его друзья.
   – Скоро приедет Саймон, – сказала она и только потом поняла, что отвечает своим мыслям, вместо того чтобы поддерживать разговор.
   Он остановил экипаж и сказал:
   – Знаешь, я жалею, что не уехал тогда с ним.
   – С Саймоном? В Канаду? – Но Мара уже поняла: если бы Дэр уехал тогда с Саймоном, не было бы никакого Ватерлоо, никаких ранений, никакого опиума. – Нет никакого смысла во всех этих «если бы да кабы», – сказала она, но затем подмигнула: – Извини, это прозвучало слишком нравоучительно.
   – Зато верно. Я не жаловался, просто размышлял. Я живой пример того, что нельзя быть рабом своих эмоций. Прежде чем что-то предпринять, всегда надо думать.
   Дэр стал мрачнее тучи. Все шло совсем не так, как Мара ожидала. Возможно, Саймон был прав насчет ранимости Дэра. Ее намерение вмешаться начинало походить на жонглирование дорогим стеклянным шариком. Мара попыталась перевести разговор на более приятную тему.
   – Знаешь, Дэр, – сказала она, – мне очень хочется познакомиться с другими повесами. Пока что я знаю только тебя. И Саймона, разумеется.
   Лошади шагнули, сдвинув экипаж, и она ухватилась за руку Дэра, чтобы не потерять равновесие.
   Он велел груму придержать лошадей, но Мара расценила это почти как приказание не прикасаться к нему. Она убрала руку и положила ее на колени.
   – Это будет нетрудно, – сказал он. – Члены парламента сейчас в городе на сессии.
   – Сэр Стивен Болл. Я читала одну из его речей в газете. Кто еще?
   – Пэры. Граф Черрингтон…
   – Ли, – сказала она.
   – Виконт Миддлторп.
   – Френсис.
   – Саймон, должно быть, надоел тебе рассказами о нас. Лорд Эмли? – проверил Дэр.
   – Кон.
   – Правильно, но он еще не приехал. У него заболела дочка.
   – Надеюсь, ничего серьезного?
   – Насколько мне известно, она уже поправилась.
   Мара что-то подсчитывала, загибая пальчики.
   – С тобой и Саймоном получается шесть. А кто остальные четверо?
   – Ни один из них не является членом парламента, но Хэл сейчас в городе. Он женат на актрисе, Бланш Хардкасл. Майлс, думаю, в Ирландии, а Люсьен – в своем поместье в деревне, но он скоро приедет на какую-то часть сезона. Николас терпеть не может Лондон, но, подозреваю, он тоже скоро будет здесь.
   – Почему?
   Он взглянул на нее.
   – Потому что я здесь, а он играет в наседку.
   – Совсем не похоже на короля повес.
   Николас Делейни основал «клуб повес» в свои первые дни в Харроу и всегда был их предводителем, несмотря на то, что многие из повес занимали более высокое положение в обществе. Мара удивилась, что Дэр до сих пор так серьезно воспринимает свою роль, хотя все они уже выросли.
   – И тебе не нравится, что он так беспокоится? – спросила она.
   – Да нет, мне все равно.
   – Я надеюсь познакомиться с ним. Со всеми повесами.
   – Саймон тебя представит.
   – Или ты! – вырвалось у нее. – Я хочу сказать… если Саймон по какой-либо причине не сможет приехать.
   – Не думаю, что это будет соответствовать правилам.
   Мара ухватилась за эту возможность:
   – Есть правила?
   – Больше чем правила. У нас есть кровная клятва. Посмотрим, помню ли я ее. – Он откинулся назад, припоминая. – «Сим я даю клятву служить этой благородной группе, защищать каждого поодиночке и всех вместе от любых нападок и никогда не останавливаться в стремлении отомстить каждому, кто причинит вред любому из моих друзей».
   – Как увлекательно! А что случится, если кто-нибудь нарушит клятву?
   – «Если же я нарушу эту клятву, – торжественно процитировал он, и Мара опять увидела в нем старого Дэра, – или раскрою кому-нибудь тайны этой группы, пусть меня сварят в масле, отдадут на съедение червям или подвергнут другим пыткам, слишком ужасным, чтобы упоминать их здесь». Нам тогда, – добавил он с улыбкой, – было около тринадцати.
   – Все это так интересно! Ты сказал, это была кровная клятва?
   – А как же! Мы резали свои ладони перочинными ножичками…
   – У тебя все еще остался шрам?
   Он снял кожаную перчатку и показал ей бледный шрам у основания большого пальца, но она заметила и другие, более поздние. Мара впервые увидела, что его средний палец сросся слегка искривленным. Она изо всех сил постаралась скрыть спою излишнюю наблюдательность и быстро спросила:
   – Так какие же у вас секреты?
   Он натянул перчатку, взял вожжи и тронул лошадей шагом.
   – Вряд ли ты вправе ожидать, что даже под угрозой пыток я стану о них рассказывать. – Дэр улыбнулся.
   – Я думаю, у вас вообще нет секретов.
   – Но это уже само по себе было бы секретом, не так ли?
   – Ужасный человек! А что это за пытки, слишком ужасные, чтобы упоминать их?
   – Просто у нас тогда было мало воображения, чтобы их придумать. Время это исправило.
   Это был глупый, глупый вопрос.
   Мара попробовала выкрутиться из неприятной ситуации:
   – Как жаль, что меня не было здесь в 1814 году на праздновании победы. Помню, я просила папу привезти нас сюда, но он ведь ненавидит Лондон.
   – Преждевременное празднование победы, – заметил он. – Тот факт, что праздничная пагода сгорела, был, наверное, дурным предзнаменованием, но никто тогда не обратил на это внимания.