Беверли Джо. Любовь игрока

   Маркиз Ротгар поднял голову и, внимательно посмотрев на брата, спросил:
   — У тебя какие-то затруднения?
   Тень у ног Ротгара тихо зарычала, и Зенон бросился туда, чтобы поприветствовать свою подружку, Боудикку.
   Брайт вспомнил, что Зенон еще с утра проявлял беспокойство, а он, поскольку его мысли были заняты совсем другим, не придал этому должного значения, иначе бы ему не пришлось теперь видеться с братом. Брайту совсем не хотелось посвящать Ротгара в свои дела, но сейчас этого уже не избежать.
   — Мне просто надо уплатить долг, — ответил он и, подойдя к сейфу, вытащил мешочек с деньгами. Отсчитав четыреста двадцать гиней, он разложил их по двум мешочкам. К сожалению, сумма была достаточно большой.
   — Да хранит нас Бог, — тихо произнес Ротгар. — Неужели ты проигрался?
   — По правде говоря, я выиграл, — ответил Брайт и, приказав Зенону оставаться на месте, вышел из кабинета, чтобы отдать слугам деньги вместе с адресами, по которым их нужно было отнести.
   Отправив слуг, Брайт немного повременил, прежде чем вернуться в кабинет. У него не было настроения посвящать брата в свои дела, но отказ от открытого разговора мог пробудить у маркиза ненужное любопытство.
   Брайт был в семье вторым сыном, и его с братом разделяли шесть лет — разница небольшая сейчас, когда они стали мужчинами, но авторитет брата с годами еще больше усилился.
   Детство Брайта было беззаботным, в то время как детство Ротгара было омрачено сумасшествием его матери, которая убила своего второго ребенка. После смерти родителей беззаботному детству Брайта пришел конец, но для Ротгара дела обстояли еще хуже. В девятнадцать лет, ему пришлось возложить на себя ответственность за перешедший к нему титул маркиза и взять на себя заботу б младших братьях.
   У Ротгара были свои причины строго опекать семью, а у, Брайта свои, чтобы противостоять такой опеке. Так как разница в возрасте между ними была небольшой, Ротгар не позволял себе мелочной опеки, и все же ничто не ускользало от его глаз, и это временами очень раздражало Брайта.
   Однако выхода не было, и Брайт, подавив вздох, вернулся в контору.

Глава 11

   Порция вернулась домой в карете в сопровождении двух здоровенных парней, слуг Мирабель. Они вели себя с ней очень учтиво и даже проводили наверх, на случай, если Майк был еще там.
   Но дома был один Оливер. Уставший, поникший, он сидел, привязанный к стулу.
   Мужчины бросились развязывать его, но Порция приказала им отправляться домой: ей хотелось поскорее отделаться от тяжелых воспоминаний и всего, что было с ними связано. Она взяла нож и сама освободила брата. Как только она вынула у него изо рта кляп, он в ужасе закричал:
   «Боже мой. Порция? Мне очень жаль!»
   — Все хорошо, — сказала она. — Ничего страшного со мною не произошло.
   — Но Кутбертсон?! — воскликнул Оливер, растирая следы от веревок на руках.
   — Ему заплатили, — ответила Порция, освобождая брату ноги. Она решила не рассказывать ему всю историю, а сообщить только самое главное. — Меня спас Брайт Маллорен. Он меня выкупил.
   — И ничего не произошло? — удивился Оливер, хватая сестру за плечи.
   — Абсолютно ничего, — заверила его Порция, улыбаясь сквозь слезы.
   — О, хвала Господу! — закричал Оливер, прижимая к себе сестру. — Я был просто в отчаянии. Я представлял себе, как… Порция, клянусь, я клянусь тебе, что никогда больше не буду играть.
   — Я слышала это уже много раз, — ответила Порция, освобождаясь из его объятий.
   — На этот раз я не нарушу своего обещания. — Оливер зарыдал. — Я наконец все полностью осознал. Не могу сказать, чтобы я очень увлекался картами, но они казались мне самым верным путем к решению всех моих затруднений. Я был уверен, что с легкостью верну себе проигранное, но мне не повезло. Я наделал много глупостей, и нам придется их пережить, но обещаю тебе, что больше это не повторится.
   Брат был настроен решительно, и Порция поцеловала его.
   — Ну если так, то не стоит сожалеть о случившемся. Да, Оливер, вернулся Форт. Он… он был там… у Мирабель, — прошептала она чувствуя, что краснеет.
   — Он узнал тебя? — спросил Оливер дрогнувшим голосом.
   — Думаю, что да. Он тоже хотел купить меня и, наверное, с той же целью, что и Брайт.
   — Он сдерет с меня шкуру… — прошептал Оливер, хватаясь за голову.
   Он внезапно вскочил, стараясь устоять на затекших ногах.
   — Пуля виновного найдет! — воскликнул он. — Я заслуживаю наказания. Мне лучше поскорее увидеться с ним.
   — Ты собираешься к Форту? В такое позднее время?
   — Вечерняя жизнь только начинается, дорогая, а мне не терпится поскорее покончить со всем этим. Я все равно не усну после того, что произошло. Чем быстрее я решу, тем скорее ты вернешься в Оверстед.
   Порция вполне разделяла его желание.
   — Я уверена, что Форт одолжит тебе денег и завтра же мы сможем выехать домой.
   Она внезапно вспомнила о двенадцати сотнях гиней, обещанных Брайтом, но как рассказать об этом Оливеру, не раскрывая того, что произошло с ней вечером? Возможно, Форт одолжит брату все деньги, а уж потом она найдет способ объяснить ему их появление.
   — Я пошел одеваться, — сказал Оливер и скрылся в своей комнате, оставив сестру в глубокой задумчивости.
   «Все могло быть гораздо хуже, — думала она. — Кажется, Оливер всерьез решил остановиться, да и Форт направит его на путь истинный. Завтра же мы уедем в Дорсет, и я больше никогда не увижу Брайта Маллорена».
   Порция закрыла лицо руками, стараясь совладать со слезами. Это от усталости, решила она, и Брайт совсем ни при чем. Она не должна видеться с ним снова. Сегодня он спас ее, но все равно он повеса и игрок, и единственное предложение, которое он ей сделал, было оскорбительным для нее.
   Порция нашла в себе силы с улыбкой проводить Оливера, напомнив ему при этом не забыть закрыть входную дверь, бесцельно походила по комнате, отгоняя тревожные мысли, и затем устало опустилась на стул, ожидая возвращения брата.
   Она была измучена, но знала, что не заснет. Порция попыталась упорядочить свои мысли, но они вновь и вновь возвращались к человеку, такому прекрасному в загадочном свете свечей, к его прикосновениям и к тому огню, который он разжег в ней и который никогда не перерастет в пламя.
   Брайт вернулся в кабинет и застал Ротгара разливающим по стаканам портвейн.
   — Имею я право потребовать объяснения твоих таинственных расходов? — спросил он.
   Небрежно облокотившись на стол, Брайт потягивал портвейн.
   — Не вижу в этом никакой необходимости. Мои дела не введут семью в расходы, — ответил Брайт, подумав про себя: «До поры до времени». Если он женится на Порции Сент-Клер, то это будет касаться всей семьи, а пока… правда, если его сегодняшние дела не выплывут наружу.
   — Ты взял более четырехсот гиней.
   — Из своих собственных денег, Бей, — ответил Брайт, зная, что говорит не правду. Эти деньги он одолжил для Бриджуотера перед тем, как герцог уехал на север. Брайт вдруг отчетливо осознал, что залез в долги. Он только что отослал четыреста двадцать гиней, надеясь, что возместит их, получив по чеку Престонли, но он совершенно забыл, что обещал Порции отдать ей все двенадцать сотен. Ему было их совершенно не жаль, но нельзя же быть таким беззаботным. С учетом сегодняшнего проигрыша его долг составлял уже семьсот гиней. Сумма будто и небольшая, но прежде таких долгов за ним не водилось.
   Черт возьми, пожалуй, он попал в щекотливое положение. Права пословица: «Везет в любви — не везет в карты». Он влюбился в Порцию, и удача сразу же изменила ему. Но, пожалуй, лучше не подавать вида, иначе брат может обо всем догадаться.
   — — Мне свойственно любопытство, как и всякому другому человеку, Брайт, — сказал Ротгар. — Ты что, решил помучить меня?
   Брайт не мог удержаться от улыбки.
   — Да, — ответил он. Ротгар пожал плечами:
   — Ну что же, пусть будет так.
   — И не заставляй своих людей шпионить за мной.
   — Пусть будет так, — повторил Ротгар, а Брайт про себя чертыхнулся, так как понял, что допустил еще одну ошибку. Ротгар сдержит слово и не будет шпионить за ним, но теперь он знает, что у него есть какая-то тайна. Проклятие!
   Он считал, что Нерисса в свое время закалила его, превратив его сердце в лед, и вот Порция Сент-Клер снова растопила это сердце.
   Ротгар продолжал вести себя так, будто между ними не было недомолвок.
   — Я приехал в столицу, чтобы принять участие в спорах о войне с Испанией и ее финансировании, и намереваюсь пробыть здесь несколько недель. Я заметил, что дела Бриджуотера идут не совсем гладко.
   Ротгар указал на бухгалтерскую книгу, которую изучал до прихода брата.
   Его долг растет, и, похоже, его проект не будет одобрен. Я слышал доклад Брука по этому вопросу, он фактически потребовал приостановить работы. Ты все еще веришь в этот проект?
   — Да, конечно, — ответил Брайт, пытаясь сосредоточиться. — За ним будущее.
   — Боюсь, что он погубит Англию.
   — Ради Бога, Бей, вот уж не думал, что ты мыслишь так ограниченно. Человечество должно идти по пути прогресса. С такими людьми, как Брук, мы до сих пор жили бы в замках, окруженных рвами с водой.
   — Могут настать времена, — произнес задумчиво маркиз, — когда замок, окруженный рвом с водой, покажется очень удобным. Я имею в виду время, когда кредиторы герцога придут требовать обратно свои деньги.
   — Вложения нашей семьи в этот проект весьма незначительны.
   — Чего нельзя сказать о твоих инвестициях. Ты стал держателем акций, а это налагает большую ответственность. Тебе придется расплачиваться с долгами.
   Лицо Брайта сделалось жестким. Как Ротгару удалось все разнюхать?!
   — Это мое личное дело, — заметил он.
   — В семейных делах нет ничего личного, — сказал Ротгар. — Не понимаю, для чего тебе нужно так рисковать?
   — Возможно, из-за хорошей прибыли, — беззаботно ответил Брайт.
   — Ты что, стал ставить свои интересы выше семейных? Брайт почувствовал себя неловко, хотя ему очень хотелось нагрубить брату.
   — Я стараюсь не трогать доли остальных членов семьи, но на твоем месте я бы увеличил заем Бриджуотеру. Он был бы только рад.
   — Еще бы ему не радоваться, — заметил Ротгар и резко сменил тему разговора:
   — Как идут дела на ткацких предприятиях в Манчестере? Им удалось обеспечить нужные поставки из Индии и Америки?
   Так, неожиданно для себя, Брайт оказался втянутым в разговор о финансовых делах дома Маллоренов не только в Англии, но и во всем мире, к чему он был совсем не готов, не потому, что не знал их, а потому, что сейчас не мог сосредоточиться. В голове его витали совсем другие мысли:
   Разумно ли было просить Мирабель доставить Порцию домой? Не привлекла ли девушка чьего-нибудь внимания, когда уезжала из этого злачного места? Что сказал и как поступил ее брат, когда она вернулась домой? Что она рассказала ему?..
   — Брайт, а как обстоят дела с нашей собственностью в Нортумберленде? Ты интересуешься тамошними работами?
   Брайт, занятый своими мыслями, несколько помедлил.
   — Не очень. Этим занимается Бренд. Сейчас он ведет там дренажные работы. Геологические изыскания очень обнадеживают. Возможно, там есть запасы угля, а это прямые инвестиции.
   Ротгар перешел к зарубежным делам, и Брайту пришлось взять себя в руки, чтобы сосредоточиться. Он мог бы сослаться на усталость, но ночная сова, Ротгар, нашел бы это странным. У брата была необыкновенная способность работать по многу часов в сутки.
   Часы пробили три, когда маркиз закрыл последнюю бухгалтерскую книгу.
   — А как твои личные дела? — спросил он.
   — Что? — переспросил, вздрогнув, Брайт, которому стало казаться, будто брат прочитал его мысли о Порции.
   — Совсем недавно ты вынашивал план покупки Кенделфорд-Парк.
   — Ах, это. Он меня больше не интересует.
   — Я хорошо помню, что тогда ты был настроен решительно.
   — Хватит терзать меня. Бей. Ты прекрасно знаешь, — что это поместье предназначалось для Нериссы. Маркиз внимательно наблюдал за братом.
   — Значит, оно тебя больше не интересует?
   — Нет, если дело касается Нериссы, — ответил Брайт, ясно представив себе хозяйкой поместья Порцию.
   Брайт привык считать поместье Кенделфорд домом, где будет жить Нерисса. Старинное имение, окруженное садом с вековыми деревьями, было в его мечтах самым подходящим местом для красавицы Нериссы. Он представлял, как она будет гулять в тени деревьев, окруженная со временем такими же красивыми детьми.
   Сейчас, думая о поместье, он представлял там только Порцию. Он ясно видел, как она бегает по лужайкам, и ее огненные волосы развеваются по ветру, а за ней бежит смеющийся малыш с плутоватым лицом и такими же, как у матери, волосами.
   — Мне говорили о некоей миссис Финдлейсон, — сказал Ротгар, заставив брата вздрогнуть от неожиданности. Уж кто-кто, а Дженни Финдлейсон не была предметом его размышлений.
   — Тебе не стоит слушать сплетни. Бей.
   — Просто при мне упоминали о ней. Если это не она, то настанет день, когда появится другая дама, для которой ты захочешь купить поместье.
   И хотя они никогда не говорили на подобные темы, Брайт знал, что из-за душевной болезни покойной матери Ротгар не может продолжить свой род и в этом смысле рассчитывает на брата.
   — Вероятно, ты что-то уже разузнал, — холодно заметил Брайт, — но сейчас все мои деньги вложены в проект Бриджуотера, и я сомневаюсь, чтобы хозяева имения ждали, когда они у меня появятся.
   — Мы можем купить его для нашей семьи, а затем оно перейдет к тебе. Это место очень красивое и удобно расположенное.
   — Возможно, — холодно ответил Брайт, которому не хотелось принимать поместье из рук брата. За свои труды он получал от семьи хорошее вознаграждение и не хотел для себя никакой благотворительности.
   Брайт чувствовал, что разговор с братом, напоминавший допрос, может продлиться до утра, и, устав, он волей или неволей скажет брату больше, чем ему бы хотелось, поэтому он быстро встал и довольно грубо сказав: «Не суй нос не в свои дела, Бей», вышел из комнаты, оставив там Зенона.
   Беовульф Маллорен, маркиз Ротгар, откинулся в кресле и задумался, почесывая за ушами у двух собак, положивших головы к нему на колени.
   — Значит, это не Нерисса, — произнес он вслух. — Ничего удивительного после всего случившегося. И, слава Богу, не Финдлейсон. Значит, какая-то другая женщина. Что скажешь, Зенон?
   Зенон закрыл глаза.
   — Какое восхитительное благоразумие, — прошептал Ротгар. — Бесспорно, женщина все-таки есть, но Брайт тщательно скрывает от меня, кто она.
   С недавних пор маркиз считал своим долгом вмешиваться в сердечные дела братьев, чтобы оградить их от нежелательных связей. Вот и сейчас одной из целей его приезда в столицу было желание поближе познакомиться с богатой вдовой, которая, по слухам, завлекала в свои сети его брата.
   В прошлом году такая опасность существовала в лице Нериссы Сент-Клер, которая за спиной Брайта обхаживала самого Ротгара. До чего же мужчины становятся глупы, когда дело касается женщин.
   Ротгар всегда действовал в отношении Брайта с большой долей осмотрительности, стараясь разобраться в мотивах многих его поступков. Между ними существовали дружеские отношения, правда, с небольшим налетом вины, причиной которой явилась мать Брайта.
   Габриэль, маркиза Ротгар, была очаровательной благородной и добросердечной женщиной. С ее появлением дом скорби и печали наполнился смехом и радостью. Все от мала до велика обожали ее, и она любила всех, но самым дорогим ее сердцу человеком был ее старший сын Брайт.
   Ротгар ценил добрый нрав своей мачехи, хотя, как он сейчас понимал, не относился к ней с той теплотой, какую она заслуживала. Возможно, виной тому была его молодость, но он сторонился мачехи, испытывая по отношению к ней противоречивые чувства.
   Он был ребенком, и Габриэль любила его не меньше, чем своих детей, но в то же время он был сыном сумасшедшей, убившей новорожденного и принесшей много горя своему мужу, и она всегда помнила, что кровь этой несчастной течет в жилах Ротгара, и не допускала мысли, что она перейдет в другое поколение. Поэтому Брайту с пеленок внушали мысль, что именно он является продолжателем рода Маллоренов.
   Такое положение вещей было вполне разумным, но Ротгар понял это позже, уже став взрослым.
   Однажды Габриэль пожелала своему пасынку смерти. В то время Ротгар, тогда еще лорд Графтон, подхватил сильнейшую лихорадку, и его, умирающего, привезли домой. Отец Ротгара, Габриэль и Брайт сидели у его постели, и он знал, что умирает. Именно тогда Габриэль и сказала:
   — Может, это к лучшему.
   Отец возразил ей, но не очень уверенно, и только Брайт горячо воспротивился этому.
   — Нет! — кричал он тогда. — Я не хочу, чтобы Бей умирал! Не смейте желать ему смерти!
   С этими словами Брайт бросился на постель умирающего брата, как бы пытаясь своим телом закрыть его он гибели.
   Габриэль выходила Ротгара. Возможно, она считала это своим долгом, но Ротгар никогда не сомневался, что ею руководило чувство вины перед ним. Так это было или иначе, но мачеха вырвала его из лап смерти. Она не только ухаживала за ним, но и без конца повторяла, что он не имеет права умирать, чего тогда ему очень хотелось.
   Вскоре Ротгар начал поправляться, но Габриэль свалилась сама, заразившись от него. Ничто не могло спасти ее от смерти, хотя маркиз сделал все возможное. Вскоре он и сам заболел и умер.
   Ротгар поднялся со своего смертного одра с чувством вины за смерть родителей и чувством ответственности за семью.
   Он никогда никому не обмолвился, что слышал их разговор, но, похоже, Брайт взял на себя вину своей матери, а может, и сам в глубине души думал, что лучше бы умер брат, чем его родители.
   Желание Габриэль, чтобы титул маркиза перешел по наследству к детям Брайта, стало для Ротгара законом. Он знал, что Брайт будет хорошим семьянином, так как любит женщин и детей и хорошо с ними ладит. Однако у Ротгара были подозрения, что Брайт, выполняя желание матери, скорее будет руководствоваться разумом, чем сердцем. К счастью, опасность пока миновала: Финдлейсон, кажется, забыта, а похождения Нериссы перестали быть тайной, и сейчас она уже замужем.
   Проверяя бухгалтерские книги и счета, Ротгар намеренно пропустил несколько ошибок, а Брайт, всегда такой внимательный и прирожденный математик, даже не заметил их.
   Ротгар затушил свечи и вышел из кабинета, твердо решив выяснить, кем так увлекся его брат. Слово, данное Брайту, ничуть не смущало его.
   В сопровождении собак Ротгар вошел в зал, и Зенон, всегда такой спокойный и твердо усвоивший запрет не шуметь по ночам, вдруг громко залаял.
   Ротгар оглядел зал, но не заметил ничего подозрительного.
   Собака подбежала к входной двери и замерла. Ротгар открыл дверь и выглянул на улицу. Было холодно, и моросил мелкий дождь.
   — Ты уверен, что он ушел? — спросил Ротгар собаку. Зенон вильнул хвостом и скрылся в темноте. Ротгар задумчиво закрыл входную дверь. Как бы он хотел, чтобы собака умела говорить и рассказала ему все, что увидит.
   Брайт шел на Дрезденскую улицу. Сначала он решил лечь спать, но мысли о Порции не давали ему покоя. Зная, что все равно не уснет, он прошел к себе в комнату, надел ботинки, плащ и вышел на улицу.
   В этот поздний ночной час улицы были тихи и безлюдны. Моросил холодный дождь, разогнавший ночных бродяг по их норам. Мимо проехала зловонная телега, везущая нечистоты для сбрасывания в реку.
   Прошел ночной сторож с фонарём и колокольчиком в руках. Он подозрительно посмотрел на Брайта: какая честная душа выйдет на улицу в такой поздний час и в такую мерзкую погоду?
   Брайт молча прошел мимо сторожа, сделав вид, что не замечает его пристального взгляда. Он отлично понимал, что ведет себя как последний глупец, но ничего не мог с собой поделать. Узнай Ротгар, куда идет его брат, он наверняка умер бы от смеха или просто отправил его в сумасшедший дом. Даже будучи влюбленным в Нериссу, Брайт не вел себя так глупо.
   Но его чувство к Нериссе не было похоже на это.
   Сзади послышался легкий шум, и Зенон, мокрый и дрожащий от холода, занял место у ноги хозяина.
   — Проклятие! — прошептал Брайт. — Теперь все знают, что я ушел.
   Зенон чихнул и опустил голову.
   — Если тебя не пугает погода, то мог бы проявить любовь к своей подружке. Хотя, правда, у нее сейчас нет течки, и она тебе не нужна. Наверное, это очень удобно быть с подружкой только в определенные периоды.
   Собака молча бежала рядом.
   — Вкус запретного плода может быть горьким, — продолжал размышлять Брайт. — Пробуждая в Порции страсть, я слишком увлекся. Я действовал как сумасшедший, будто под влиянием наркотика, и вот результат. Это погубит меня, как ты думаешь?
   Брайт рассмеялся и замолчал. Какой смысл взывать к разуму? Зачем приказывать сердцу молчать? Неведомая сила околдовала его, и он счастлив от того, что с ним случилось.
   Брайт подошел к дому и посмотрел вверх. Одно из окон было освещено. Он надеялся, что все в доме спят и в окнах не горит свет. Тогда бы он мог спокойно уйти.
   Но почему в ее комнате горит свет? Ведь уже глубокая ночь, и она должна быть в постели.
   Брайт толкнул дверь, и она легко поддалась. Его беспокойство усилилось. Он вошел в темный холл, чувствуя, как напряглись его нервы. Приказав Зенону оставаться у двери, он стал ощупью продвигаться вперед. Он вспомнил о своем недавнем визите в Мейденхед. Тогда у него не было ощущения опасности, но именно тогда он нашел письмо Нериссы и встретился с воинственной амазонкой.
   Не встреть он тогда Порцию, его жизнь текла бы по привычному руслу. Но если бы он ее не встретил, то сегодня она была бы изнасилована Спинхолтом или де Берколлом перед лицом двадцати похотливых свидетелей.
   Стараясь не топать, Брайт стал подниматься по лестнице. Звука голосов наверху не было слышно, хотя дом был старый и ветхий. Скреблась мышь, и где-то внизу тикали часы.
   Брайт подошел к двери, где, по его расчетам, горел свет, и на мгновение остановился. Ему казалось, что с этой дверью связана вся его дальнейшая жизнь: вот сейчас он откроет ее, и его жизнь бесповоротно изменится.
   Пожав плечами, Брайт взялся за ручку двери. Она была заперта изнутри. Вытащив перочинный нож, он поддел крючок. Беспокойство не покидало его. Как Порция может быть такой беспечной?
   Стараясь не скрипеть, он медленно открыл дверь и сразу в мерцающем свете свечи увидел Порцию. Она неподвижно сидела на стуле. С замиранием сердца Брайт решил, что она мертва. Вглядевшись, он обнаружил, что она крепко спит.
   Где же ее проклятый братец?
   Осторожно закрыв дверь, Брайт подошел поближе и посмотрел на Порцию. Маленькая, легкая, с измученным лицом, она была похожа на ту девочку, какую из нее пыталась сделать Мирабель, но его тело никогда бы не реагировало на ребенка. Сейчас она была одета в платье с нижней юбкой, что делало ее фигуру несколько бесформенной, но он-то теперь хорошо знал ее тело.
   Брайт посмотрел на тонкую кисть руки, расслабленно лежавшую на коленях. Эта женщина, такая хрупкая и в то же время сильная, вызывала в нем острое желание.
   Брайт покачал головой, отгоняя греховные мысли Что он, неопытный юнец, чтобы так желать женщину?
   Но почему она одна? Вне всякого сомнения, Кутбертсон не причинил никакого вреда ее брату, иначе она не спала бы так безмятежно. Этот трус, должно быть, убежал, оставив сестру одну.
   Брайт подрезал фитиль коптящей свечи, сел на стул и задумался. Он пытался взывать к своему обычно холодному разуму, но у него ничего не получалось. Единственным его желанием было — схватить Порцию в охапку, пронести ее на руках по залитым дождем улицам и спрятать в теплом уюте дома Маллоренов. Он понимал, что поступил бы глупо, но желание было выше его разума.
   Брайт встряхнул головой, призывая на помощь остатки здравого смысла, который, казалось, окончательно покинул его, уступив место эмоциям и сантиментам. Если он хочет помочь Порции, то ему сейчас надо трезво мыслить.
   Он не может оставить ее здесь одну до возвращения брата. Это небезопасно. Но где гарантия того, что Апкотт вообще вернется? Возможно, будет лучше разыскать его? Сейчас у Порции есть деньги, но она все еще нуждается в протекции. Ей нужно солидное прикрытие на случай, если кто-нибудь догадается, где она была вечером.
   Брайт с облегчением почувствовал, что его голова снова заработала и работала хорошо, решая сразу много задач — семья Порции, брат, поместье. Форт, Нерисса, Мирабель, Кутбертсон…
   Он нашел выход из создавшегося положения. Прежде всего нужно отнести его дорогую амазонку в постель. Обойдя на цыпочках жалкое жилище, он нашел ее спальню. Откинув одеяло, он пожалел, что у него с собой нет грелки, ибо постель, как и вся комната, была холодной. Но, может быть, позже, под одеялами, она согреется.
   Вернувшись в гостиную, Брайт взял Порцию на руки, удивляясь легкости ее тела. Где-то в душе он надеялся, что она проснется и события будут развиваться по-другому, но Порция спала, доверчиво положив голову ему на грудь. Он замер, стараясь продлить удовольствие. Ему захотелось, чтобы расстояние до ее постели было бесконечным и он мог бы нести и нести ее. Брайт усмехнулся своему глупому поведению. Его живой ум выискивал всякие причины, которые позволили бы ему лечь рядом с ней, согреть ее своим телом, защитить…
   Брайт снова встряхнул головой. Он чувствовал, как в нем вскипает страсть, желание заняться с ней любовью, раствориться в ней, и это было не простое вожделение, какое обычно мужчина испытывает к женщине, а самое что ни на есть настоящее, глубокое чувство. Он хотел познать ее, войти в нее, быть у нее первым и единственным, сделать своей навсегда.