Страница:
В сердцах Порция принялась выковыривать монету, но вместо того, чтобы освободить ее, запихала еще глубже и теперь не могла достать.
Проклятие!
Порция закрыла лицо руками, сдерживая слезы. Ей хотелось плакать, и причиной тому была не грозящая ей нищета, а высокородный игрок, завладевший всеми ее мыслями. Вне всякого сомнения, каждая женщина, встречающаяся на его пути, сразу же влюбляется в него, и он наверняка находит это очень забавным. Возможно, он считает, что и она, преисполненная благодарности за оказанную ей честь, упадет к его ногам и вступит с ним в незаконную связь.
Она не имеет права так упорно думать о человеке, которого едва знает, а если и знает, то только с плохой стороны. Он распутник, и если у него есть какие-то честные намерения по отношению к женщине, то лишь к миссис Финдлейсон, этому мешку с деньгами. Но что хуже всего — он законченный игрок, а карточную игру она ненавидит больше всего. Сама мысль о супружеской верности и вечерах у камина претит ему.
Так что же ее так притягивает к нему?
Обычное влечение женщины к мужчине.
При мысли об этом щеки Порции порозовели, но она знала, что это правда. Ей было двадцать пять лет, и она была уже достаточно сведуща, чтобы понимать, как страсть может овладеть даже самым разумным человеком. Сколько ни сопротивляйся этой мысли, но факт остается фактом: ее физически влечет к Брайту Маллорену, и влечет со страшной силой.
Ее тело реагирует на него, и прошлой ночью она во сне…
Порция постаралась отогнать стыдные мысли и принялась вновь выковыривать монеты.
Если Оливер свихнется от игры в карты, то она свихнется от другого, и тогда все пойдет прахом.
«Но у меня не просто голая страсть, — рассуждала Порция. — Он красив, воспитан, прекрасно говорит».
Ей всегда нравились мужчины с живым умом и чувством юмора. Будь он на ступеньку ниже и не игрок…
— Черт тебя побери, — прошептала Порция в адрес закатившейся монеты, но эти слова предназначались далеко не ей. — Ты просто мужчина, ни больше ни меньше, и мужчина не для меня.
Порция пересчитала монеты. Вместе со спрятанными и теми, что были у нее в руках, у них оставалось немногим больше ста гиней. Целая куча денег, если, конечно, Оливер не будет проигрывать по семьдесят гиней в день.
Покончив с финансовыми делами. Порция принялась за другие. Ей необходимо было написать письмо домой и сообщить, что они немного задерживаются. Ханна Апкотт была уверена, что ее сын и дочь в Мейденхеде, и ждала вестей от них.
Однако вместо письма Порция принялась рисовать портрет Брайта Маллорена. У нее были определенные способности к рисованию, и ей удалось ухватить сходство тонких черт его лица, но в портрете не было присущего Брайту очарования, которое так ее завораживало.
— В нем нет ничего завораживающего, — прошептала Порция, оттеняя его глаза, чтобы подчеркнуть их глубину.
Ничего не получилось. Порция была уверена, что никто даже и не узнает Брайта.
Она скомкала бумагу и бросила ее в огонь.
Вместе с рисунком она постаралась выбросить из головы и того, кого рисовала.
Глава 7
Проклятие!
Порция закрыла лицо руками, сдерживая слезы. Ей хотелось плакать, и причиной тому была не грозящая ей нищета, а высокородный игрок, завладевший всеми ее мыслями. Вне всякого сомнения, каждая женщина, встречающаяся на его пути, сразу же влюбляется в него, и он наверняка находит это очень забавным. Возможно, он считает, что и она, преисполненная благодарности за оказанную ей честь, упадет к его ногам и вступит с ним в незаконную связь.
Она не имеет права так упорно думать о человеке, которого едва знает, а если и знает, то только с плохой стороны. Он распутник, и если у него есть какие-то честные намерения по отношению к женщине, то лишь к миссис Финдлейсон, этому мешку с деньгами. Но что хуже всего — он законченный игрок, а карточную игру она ненавидит больше всего. Сама мысль о супружеской верности и вечерах у камина претит ему.
Так что же ее так притягивает к нему?
Обычное влечение женщины к мужчине.
При мысли об этом щеки Порции порозовели, но она знала, что это правда. Ей было двадцать пять лет, и она была уже достаточно сведуща, чтобы понимать, как страсть может овладеть даже самым разумным человеком. Сколько ни сопротивляйся этой мысли, но факт остается фактом: ее физически влечет к Брайту Маллорену, и влечет со страшной силой.
Ее тело реагирует на него, и прошлой ночью она во сне…
Порция постаралась отогнать стыдные мысли и принялась вновь выковыривать монеты.
Если Оливер свихнется от игры в карты, то она свихнется от другого, и тогда все пойдет прахом.
«Но у меня не просто голая страсть, — рассуждала Порция. — Он красив, воспитан, прекрасно говорит».
Ей всегда нравились мужчины с живым умом и чувством юмора. Будь он на ступеньку ниже и не игрок…
— Черт тебя побери, — прошептала Порция в адрес закатившейся монеты, но эти слова предназначались далеко не ей. — Ты просто мужчина, ни больше ни меньше, и мужчина не для меня.
Порция пересчитала монеты. Вместе со спрятанными и теми, что были у нее в руках, у них оставалось немногим больше ста гиней. Целая куча денег, если, конечно, Оливер не будет проигрывать по семьдесят гиней в день.
Покончив с финансовыми делами. Порция принялась за другие. Ей необходимо было написать письмо домой и сообщить, что они немного задерживаются. Ханна Апкотт была уверена, что ее сын и дочь в Мейденхеде, и ждала вестей от них.
Однако вместо письма Порция принялась рисовать портрет Брайта Маллорена. У нее были определенные способности к рисованию, и ей удалось ухватить сходство тонких черт его лица, но в портрете не было присущего Брайту очарования, которое так ее завораживало.
— В нем нет ничего завораживающего, — прошептала Порция, оттеняя его глаза, чтобы подчеркнуть их глубину.
Ничего не получилось. Порция была уверена, что никто даже и не узнает Брайта.
Она скомкала бумагу и бросила ее в огонь.
Вместе с рисунком она постаралась выбросить из головы и того, кого рисовала.
Глава 7
Порция в одиночестве ела обед, принесенный сыном хозяйки из дешевого ресторана. Когда миссис Пинней пригласила ее на чай, она с радостью согласилась, но там на ее голову обрушился град назойливых вопросов.
Оливер вернулся домой только в полночь. Бросив грубо «спокойной ночи», он удалился в свою комнату. Проснувшись в полдень, он потребовал завтрак.
Порция поставила на стол хлеб и масло, вскипятила чайник, и все это время ее неотступно преследовала мысль, где брат провел вечер. Настроение Оливера было мрачным, и он казался ей совсем чужим. С целью втянуть брата в разговор она передала ему просьбу миссис Пинней относительно замков.
— Я тоже считаю, что нам надо остерегаться воров, — ответил он, поднимаясь из-за стола, — а поэтому решил, что мне лучше самому хранить деньги.
— Почему? — спросила Порция, растерявшись.
— Потому, что это не женское дело.
— Я не возражаю, если деньги будут у меня. Оливер исподлобья посмотрел на нее.
— Отдай мне деньги, Порция.
Раньше Порция никогда не боялась брата, но сегодня его хмурый вид не предвещал ничего хорошего, поэтому она не стала спорить и молча принесла узелок с деньгами.
Нахмурившись, Оливер взвесил узелок на ладони, затем высыпал монеты и пересчитал их.
— Черт возьми, здесь едва наберется шестьдесят гиней! Где же остальные?
— Я заплатила за квартиру вперед.
— Разрази тебя гром, Порция! Какой смысл было делать это, если мы скоро переедем в гораздо лучшее место!
— Лучшее?! Куда?
— Любое место будет лучше, чем это. Где была твоя голова, когда ты снимала эту квартиру?!
Порция постаралась сохранить спокойствие и не подливать масла в огонь.
— Я имела в виду наши скромные средства.
— Предоставь думать об этом мне. — Оливер сгреб монеты. — Вчера я снова выиграл. Я превратил те несчастные две гинеи в двадцать. Когда сегодня вечером я вернусь домой, у меня будет куча денег. Сиди и жди. Он направился к двери.
— Оливер, а как насчет Форта? Он вернулся?
— Со дня на день должен вернуться, но, думаю, нам не придется пресмыкаться перед могущественным графом Уолгрейвом и жить в нищете, чтобы выплатить долг.
Он улыбнулся и стал прежним Оливером.
— Верь мне. Порция. Поверь мне еще раз. Я знаю, что делаю.
Оливер ушел, а Порция с тяжелым сердцем опустилась на стул и стала размышлять. Неужели он верит в то, что вернется богатым? Ей самой хотелось бы в это верить, но она не могла. Вне всякого сомнения, он опять вернется с пустыми карманами. Слава Богу, что она заплатила за их пансион и что в тайнике у нее осталось еще несколько монет — по крайней мере она сможет нанять карету, чтобы вернуться домой.
Порция горько усмехнулась. Умей Оливер считать, он легко бы сообразил, что сестра утаила от него почти пятьдесят гиней, но он всегда плохо управлялся с цифрами. Порция не переставала удивляться, как с таким недостатком брат вообще рискует садиться за карточный стол.
Может, существуют игры, в которых вообще не надо соображать? Но вряд ли такой неудачник, как Оливер, может полагаться лишь на слепой случай.
Порция покачала головой: ей никогда не понять игроков.
И сразу же перед ней всплыло лицо другого игрока. Она не могла представить Брайта Маллорена, жадными глазами следящего за картами и выбрасывающего деньги на ветер. У нее возникло нелепое желание как-нибудь отыскать его в игорном доме и последить за ним: может, тогда ей удастся навсегда забыть о нем
Порция приказала себе не думать о Брайте и снова , вернулась мыслями к Оливеру.
Что же ей все-таки делать? Может, стоило пойти за ним вслед и попытаться удержать его? Но как? Не хватать же его за шиворот, как неразумного мальчишку!
Порция тяжело вздохнула и потерла лоб. Как бы ей хотелось, чтобы Оливер был снова таким мальчишкой, но, УВЫ, он уже мужчина и вышел из-под ее контроля. Пусть делает что хочет! Да, но если все закончится выстрелом в висок, как это случилось с ее отцом?
Признав свое бессилие, Порция села за стол писать письма.
Она решила не писать матери, зная, что скоро будет дома, а написала несколько писем друзьям в Дорсет, объясняя, как плохо обстоят у нее дела. Она не станет отправлять письма, пока не угаснет последний луч надежды, но они готовы и будут лежать у нее в кармане, как саван у смертного одра.
Покончив с письмами, Порция поняла, что не может сидеть сложа руки и ждать. Ей необходим глоток свежего воздуха, необходимо хоть немного размять ноги, поэтому она отправилась в соседнюю булочную купить хлеба. Она позволила себе удовольствие и купила сдобную булочку с изюмом — в конце концов, может она истратить на себя хоть пенни, коль скоро ее брат просаживает за игрой столько гиней?
Возвращаться домой Порции не хотелось, и она решила побродить по улицам, чтобы хоть немного отвлечься от своих горьких дум.
Вернувшись домой после небольшой прогулки, она зажгла в комнате свечу и принялась ждать Оливера. Что толку ложиться в постель, если она все равно не сомкнет глаз, не зная, где брат и что с ним произошло.
К полуночи глаза Порции стали слипаться, и она все же легла спать, стараясь убедить себя, что если брат проигрался, то давно бы уже вернулся домой. Скорее всего он выиграл, хотя в это и трудно поверить.
Внезапное чувство надвигающейся опасности охватило ее. Порция долго ворочалась с боку на бок и незаметно для себя уснула.
Когда она проснулась, было уже утро. Тревожные мысли опять нахлынули на нее, и она бросилась к комнате брата. За дверью слышался храп — значит, Оливер уже вернулся живой и невредимый.
Ничто не указывало на то, повезло ему или нет, и, уж конечно, на столе не блестела горка золотых монет.
Порция тоскливо подумала, что если бы Оливер выиграл, то непременно разбудил бы ее, чтобы сообщить радостную новость. Но может, все-таки хоть немного выиграл? Нет, на это слабая надежда. Для нее будет облегчением даже то, что он проиграл не все деньги:
Порция решила разбудить Оливера и потребовать отчета, но, поразмыслив, отложила эту пустую затею. Что случилось, то случилось, и ничего уже не изменишь!
Часы тянулись медленно. Порция пыталась читать, починить одежду, но все напрасно — душа не лежала ни к чему. Она ходила из угла в угол, охваченная тревожными мыслями.
Что они будут делать, если он проиграл все до последнего пенни? А что, если он проиграл еще больше, гораздо больше, чем у него было? И снова перед глазами Порции встало видение: Оливер с пистолетом у виска.
— Нет! — воскликнула Порция, прогоняя от себя это видение.
Новый взрыв храпа сказал ей, что Оливер пока жив.
Форт! Форт — ее последняя надежда. Он может не только одолжить им денег, но и убедить Оливера покончить с картами и вернуться в Дорсет. Надо действовать как можно быстрее!
Порция набросила на плечи теплую накидку и отправилась к новоиспеченному графу Уолгрейву.
Сердце ее радостно дрогнуло, когда она увидела подъезжающую к конюшне тяжелогруженую карету: кто-то Приехал. Порция быстро взбежала по ступеням и постучала в дверь начищенным до блеска медным молоточком.
Порция прекрасно знала, что поступает плохо, придя в дом к мужчине одна, без всякого сопровождения, но дело не терпело отлагательства. Швейцар открыл дверь, и она попросила передать, что Порция Сент-Клер хотела бы повидаться с графом. Швейцар хмуро посмотрел на нее.
— Его нет дома, мэм, — ответил он.
— Я только что видела карету, — настаивала Порция.
— Это приехали слуги с багажом милорда. Дверь уже почти прикрылась, но Порция успела спросить, скоро ли граф приедет.
— Да, мэм. — Дверь захлопнулась.
Порция повернула назад, поникшая, но все еще не потерявшая надежду. Форт приедет со дня на день. Что может случиться за этот короткий промежуток? В конце концов, Оливер уже проиграл пять тысяч гиней. Ну проиграет еще немного. В сравнении с первой суммой — это капля в море.
Порции не хотелось возвращаться в тоскливое жилище и слушать храп Оливера, и она решила погулять на этот раз по живописной части Лондона с ее широкими, чистыми улицами и богатыми особняками. Все тротуары здесь были выложены камнем и ограждены прочными металлическими столбами, защищавшими пешеходов от проезжавших мимо экипажей и карет. По улицам гуляли дамы и джентльмены или их слуги с детьми. В этой части города не было видно пьяных и проституток. Это был совсем иной мир.
За сверкающими витринами магазинов лежали дорогие товары, привезенные со всех концов света. Порция рассматривала их, всем сердцем желая купить что-нибудь для своей семьи. Как бы понравилась Пру вот эта кружевная лента — и всего-то один шиллинг за ярд.
Но Порция подавила в себе это искушение. Она ничуть не лучше Оливера, если собирается сорить деньгами.
Пора было возвращаться на Дрезденскую улицу, но Порция вдруг обнаружила, что заблудилась. Она ничуть не испугалась, так как взяла с собой карту Лондона и, развернув ее, стала изучать: итак, чтобы пройти в нужном направлении, ей надо пересечь Мальборо-сквер. Просто чудесно — она увидит знаменитую площадь Лондона. Говорят, что это одна из красивейших площадей города.
Так оно и оказалось. Окруженная со всех сторон прекрасными домами различных стилей, площадь включала в себя обнесенный оградой парк с красивыми деревьями, клумбами и даже большим прудом, где плавали утки. Даже в это мрачное время года парк был великолепен. Каким же восхитительным он должен быть весной и летом!
Порция услышала веселый смех и, посмотрев на пруд, увидела детей, под присмотром своих нянь кормящих уток.
«Оказывается, у Лондона много лиц, — размышляла Порция. — Шумный и порочный в одной своей части, он может быть тихим и очаровательным в другой».
Прислонившись к ограде, Порция с удовольствием наблюдала за четырьмя играющими ребятишками. Один из мальчиков заметил ее и робко помахал ручонкой. Она помахала ему в ответ. Няня насторожилась, но не сказала ни слова, и Порция продолжала наблюдать.
В свое время у нее были женихи, которые предлагали ей руку и сердце, но она всем им отказала. Мать находила ее поведение неразумным, но Порция считала, что она должна абсолютно доверять человеку, с которым свяжет свою жизнь. Ей казалось, что Ханна должна понимать ее после своего первого неудачного брака, но та думала совсем иначе: какой-никакой, а все-таки мужчина.
Если бы Порция приняла тогда хоть одно предложение, у нее были бы сейчас дети, а теперь ее удел оставаться старой девой: она уже не первой молодости, и у нее нет никакого приданого.
Если она останется старой девой, то все же может иметь племянников — детей Оливера. Окруженная племянниками и племянницами, она будет жить в Оверстеде и много работать, чтобы сделать их имение процветающим. Ее мать будет жить с ней, ухаживая за садом и внуками.
Порция заметила, что на нее смотрит маленькая девочка, и постаралась отогнать грустные мысли. Но девочка уставилась на что-то за ее спиной.
— Зенон! — закричала она вдруг.
Порция оглянулась и встретилась взглядом с Брайтом Маллореном, стоявшим на другой стороне улицы. У его ног сидела большая собака, темная шелковистая шерсть которой сияла на солнце. Собака виляла хвостом и смотрела на детей.
Улыбающаяся няня открыла детям ворота, и они устремились к собаке. Та отскочила, дети бросились за ней. Собака снова увернулась, но дети преследовали ее. Порция приняла было детей за маленьких мучителей, пока не поняла наконец, что они играют в знакомую им всем игру.
— Вы любите детей? — услышала Порция за спиной чей-то голос и, оглянувшись, обнаружила Брайта Маллорена.
— Конечно, я люблю детей, — ответила она взволнованно.
— Как можно говорить «конечно, люблю» об этих маленьких чудовищах.
— Кажется, ваша собака о них другого мнения.
— Мой пес считает, что приносит себя в жертву ради воспитания подрастающего поколения.
Лицо Брайта было серьезным, хотя глаза светились улыбкой.
Порция тоже не могла удержаться от улыбки.
— А мне кажется, что он получает истинное удовольствие от игры с детьми, милорд.
— Нет, он просто дурачит нас.
Порция улыбнулась шире, и Брайт ответил ей тем же. Его улыбка была такой нежной и искренней, что, казалось, он рад их случайной встрече.
Порция решила, что все это сплошное притворство, но лицо Брайта светилось такой теплотой и радостью, что могло растопить даже каменное сердце.
Сегодня Брайт был одет просто — темный жакет, коричневые кожаные бриджи, высокие черные сапоги. В руках он вертел хлыст, что наводило на мысль о недавней верховой прогулке. В отличие от нарядного шелкового камзола и напудренного парика в этой повседневной одежде не было ничего впечатляющего, ничего завораживающего. Однако такая простота наводила Порцию на опасные мысли — он был обычным человеком, под стать Порции Сент-Клер из Оверстеда, Дорсет. С таким человеком она могла общаться. Он мог ей понравиться, и она даже могла его полюбить.
«Господи, никогда! Ни за что на свете!»
— Вы живете здесь, милорд? — спросила Порция, и все встало на свои места: обыкновенный человек не мог жить в таком богатом квартале.
— Да, вон там. — Брайт указал в сторону роскошного особняка, расположенного неподалеку от площади. — Не стоит особенно восхищаться. Он принадлежит моему брату.
— Маркизу Ротгару?
«Аристократ высокой пробы, Порция. Помни об этом!»
— Вы, кажется, изучали мое родословное древо, мисс Сент-Клер? — удивился Брайт.
Делая вид, что наблюдает за игрой. Порция отвернулась, стараясь скрыть смущение.
— Конечно, нет, милорд. Просто это всем известно.
— Что еще известно всем? — прошептал он ей чуть ли не в самое ухо.
— Вы напрашиваетесь на комплименты, милорд? — спросила она, пытаясь унять в голосе дрожь.
Он рассмеялся и встал перед ней так, что ей волей-неволей пришлось посмотреть на него, чтобы не показаться невежливой.
О Боже! Если Брайт Маллорен и так был необыкновенно красив, то улыбка делала его еще краше!
Он придвинулся к ней ближе — сейчас между ними почти не было свободного расстояния.
— Сомневаюсь, — начал он с обворожительной улыбкой, — что то, что говорят о моей семье, можно отнести к разряду комплиментов.
— Говорят, вы очень богаты.
— А что говорят по поводу источника наших доходов?
— Говорят, что вы собираетесь жениться на деньгах!
Слова вырвались сами собой, и Порция была готова провалиться сквозь землю.
— Не смущайтесь, — утешил Брайт. — Это правда. А что еще нам, младшим сыновьям, остается делать?
Брайт взял руку Порции и большим пальцем потерся о нее, и, хоть они оба были в перчатках, тепло его руки обожгло ей кожу.
— Может быть, работать? — спросила она более резко, чем хотела.
— Боже избави!
Брайт снова слегка притянул ее к себе. Как он смеет?! Здесь, где из окон за ними наблюдают сотни глаз!
— Еще говорят, что вы зарабатываете деньги за карточным столом, — выпалила Порция, скорее чтобы напомнить себе, кто перед ней, чем из желания оскорбить его.
«Он игрок, Порция, а ты ненавидишь игроков».
— Весь свет играет, — ответил Брайт, не отпуская ее от себя.
Порция слабо сопротивлялась, но как раз в этот момент вокруг них завертелся водоворот из собаки и детей, и одна из девочек, поскользнувшись, упала на землю и залилась горьким плачем.
Порция бросилась поднимать ребенка, но Брайт опередил ее. Он поставил девочку на ноги и, нагнувшись, поправил ей шляпку.
— Ничего страшного, малышка.
— Я испачкала платье, — хныкал ребенок.
— Его можно постирать.
— Я ушибла ручку. — Девочка протянула правую руку, где на подушечке большого пальца виднелась царапина.
Брайт взял руку девочки и с серьезным видом осмотрел ее.
— Хочешь, я поцелую пальчик, и тебе станет лучше? Или хочешь, я поцелую тебе руку, как джентльмен целует руку дамы?
Девочка, которой было не больше пяти, с поразительным кокетством посмотрела на него. Похоже, самой судьбой ей предназначено было стать большой кокеткой.
— По-настоящему, — заявила она, протягивая руку ладонью вниз, как это делают взрослые дамы.
Брайт взял запачканную ладошку и осторожно поцеловал ее. Разогнувшись, он свистом подозвал Зенона, и пес занял свое место у ноги хозяина. Раскрасневшиеся, возбужденные дети последовали было за собакой, но их позвала няня, и вскоре все они скрылись в одном из домов.
Перед тем, как войти в дом, дети остановились на пороге и на прощание помахали Брайту руками. Усмехнувшись, он ответил тем же.
— Что за маленькие чудовища! — произнесла Порция, по сердцу которой был нанесен чувствительный удар — Брайт мог быть кем угодно: аристократом, развратником, игроком, но одно было несомненно — он любил детей и умел с ними обращаться. Порция чувствовала, что надолго запомнит эту картину — Брайт, целующий ручку плачущему ребенку.
— Мисс Сент-Клер, разрешите представить вам Зенона, самого стоического пса на свете.
Зенон уже успокоился и стоял с независимым, полным достоинства видом.
Порция протянула руку и, видя, что собака не возражает, погладила ее по голове.
— Необыкновенно красивый пес, — сказала она, отметив про себя, что поджаростью и благородством линий Зенон удивительно походил на хозяина.
— Какая это порода?
— Персидская гончая для охоты на газелей, но так как здесь нет газелей, ему нечем занять себя.
— Зенон, я думаю, что твой хозяин клевещет на тебя. Ты совсем не похож на лентяя.
— Так же, как и я, — заметил Брайт, — и тем не менее в ваших глазах я пустая, никчемная личность, не так ли?
Порция смутилась: он словно прочитал ее мысли. Она посмотрела на Брайта — сильный, подвижный, уверенный в себе здоровый человек. Трудно было поверить, что он ведет праздный образ жизни.
— Я совсем вас не знаю, милорд, — ответила Порция, напомнив тем самым себе и ему, что они разные люди, из разных слоев общества.
— Это легко поправимо, Ипполита, — ответил он. — Я с удовольствием познакомился бы с вами поближе.
В мерцающих глазах Брайта, в интонации его голоса было что-то такое, что заставило Порцию вздрогнуть. У нее словно мороз прошел по коже. «Поближе? Что он хочет этим сказать?»
— Прекратите, милорд! — воскликнула она, отступая к ограде. Перед ее глазами всплыла их ночная встреча в Мейденхеде. Как она могла забыть, с кем имеет дело?!
— Что прекратить?
Брайт был сама невинность;
Порция вздернула подбородок.
— Мне не нужны ваши ухаживания, милорд.
Произнеся эти слова. Порция почувствовала, как глупо они звучат. В душе он, должно быть, смеется над ней. Однако его глаза вспыхнули гневом.
— Вы отказываетесь от моих ухаживаний, даже не пытаясь понять, что от вас хотят, мисс Сент-Клер.
— Да! Нам не о чем говорить!
— А мне кажется, что мы могли бы поговорить о многом.
— Нет! — в отчаянии закричала Порция, борясь сама с собой: меньше всего на свете ей хотелось отказывать Брайту Маллорену. — Никогда, ни за какие деньги я не стану вашей любовницей!
Сейчас Брайт был похож на того непрошеного ночного гостя — взбешенного, готового к атаке. Порция молила Бога, чтобы их видели сотни глаз — настолько он казался ей сейчас опасным.
Но его гнев быстро прошел.
— Какое оскорбление, — произнес он, медленно растягивая слова. Взгляд его холодных глаз изучающе скользил по ней, от опрятной шляпки до добротных ботинок.
— А что, если я заплачу все долги вашего брата, мисс Сент-Клер? Может, тогда с вас спадут оковы целомудрия?
— Он должен пять тысяч гиней! — вырвалось у Порции.
— А он стоит этих пяти тысяч?
— Во столько оценивается его имение.
Взгляд Брайта потемнел, выражение лица стало холодным.
— Все имеет свою цену, — сказал он. — Вы хотите отдать мне свою душу и тело за пять тысяч гиней?
— А они у вас есть, милорд? — отпарировала Порция.
— А вы сомневаетесь в этом? — спросил он таким холодным тоном, от которого могла бы заледенеть вода.
— Если уж мы совершим такую безнравственную сделку, то, естественно, мне сначала хотелось бы увидеть деньги.
— Вы оскорбляете меня своим недоверием, моя амазонка.
Голос Брайта стал хриплым.
— Я пока не ваша, милорд.
Порция попыталась обойти Брайта, но он хлыстом преградил ей дорогу.
— А если я заплачу пять тысяч гиней вам? Ваш брат освободится от долгов, ваша семья останется жить в поместье, у вашей сестры будет приданое… И это цена вашей драгоценной, так долго хранимой девственности?
Обида захлестнула Порцию, но она взяла себя в руки; если он говорит серьезно, она не должна отказываться.
— Так вы оплатите все это?
— Разве я не обещал?
Порция судорожно перевела дыхание и, опустив глаза, прошептала:
— Я согласна, милорд.
Брайт задумчиво стучал хлыстом по голенищу.
— Вы и в самом деле Жанна д'Арк. Ваша семья не заслуживает такой жертвы.
Голос Брайта был ровным и спокойным, и Порция не могла понять его чувств.
— Моя семья заслуживает любой жертвы, милорд, — ответила она, глядя ему в глаза. — Разве вы не сделали бы то же самое для своей семьи?
Подбородок Брайта вздернулся, как от удара.
— Я отказываюсь от своего предложения, Ипполита. Я — не жертвенный алтарь.
С этими словами Брайт повернулся и зашагал к своему роскошному особняку.
Порция облегченно вздохнула — теперь она свободна. Ее согласие покрыло бы семью позором, а ей с ранних лет внушили, что лучше смерть, чем позор.
Но если говорить честно, ей было горько, что все обернулось именно так. Конечно, слова Брайта о так долго хранимой девственности задели ее за живое. Он напомнил Порции, что время ее молодости миновало. Его предложение было просто злой шуткой, вызванной презрением к ней. Он никогда не относился к ней серьезно.
Порция проследила, как Брайт вошел в дом, и, собрав остатки сил, двинулась в обратный путь. Она пересекла площадь, стараясь не оглядываться назад и не думать о том, что ждет ее впереди.
Брайт прошел в библиотеку и захлопнул дверь с такой силой, что чуть не прищемил хвост Зенону. Пес взвизгнул, с упреком глядя на хозяина, и с протяжным стоном растянулся у камина.
Оливер вернулся домой только в полночь. Бросив грубо «спокойной ночи», он удалился в свою комнату. Проснувшись в полдень, он потребовал завтрак.
Порция поставила на стол хлеб и масло, вскипятила чайник, и все это время ее неотступно преследовала мысль, где брат провел вечер. Настроение Оливера было мрачным, и он казался ей совсем чужим. С целью втянуть брата в разговор она передала ему просьбу миссис Пинней относительно замков.
— Я тоже считаю, что нам надо остерегаться воров, — ответил он, поднимаясь из-за стола, — а поэтому решил, что мне лучше самому хранить деньги.
— Почему? — спросила Порция, растерявшись.
— Потому, что это не женское дело.
— Я не возражаю, если деньги будут у меня. Оливер исподлобья посмотрел на нее.
— Отдай мне деньги, Порция.
Раньше Порция никогда не боялась брата, но сегодня его хмурый вид не предвещал ничего хорошего, поэтому она не стала спорить и молча принесла узелок с деньгами.
Нахмурившись, Оливер взвесил узелок на ладони, затем высыпал монеты и пересчитал их.
— Черт возьми, здесь едва наберется шестьдесят гиней! Где же остальные?
— Я заплатила за квартиру вперед.
— Разрази тебя гром, Порция! Какой смысл было делать это, если мы скоро переедем в гораздо лучшее место!
— Лучшее?! Куда?
— Любое место будет лучше, чем это. Где была твоя голова, когда ты снимала эту квартиру?!
Порция постаралась сохранить спокойствие и не подливать масла в огонь.
— Я имела в виду наши скромные средства.
— Предоставь думать об этом мне. — Оливер сгреб монеты. — Вчера я снова выиграл. Я превратил те несчастные две гинеи в двадцать. Когда сегодня вечером я вернусь домой, у меня будет куча денег. Сиди и жди. Он направился к двери.
— Оливер, а как насчет Форта? Он вернулся?
— Со дня на день должен вернуться, но, думаю, нам не придется пресмыкаться перед могущественным графом Уолгрейвом и жить в нищете, чтобы выплатить долг.
Он улыбнулся и стал прежним Оливером.
— Верь мне. Порция. Поверь мне еще раз. Я знаю, что делаю.
Оливер ушел, а Порция с тяжелым сердцем опустилась на стул и стала размышлять. Неужели он верит в то, что вернется богатым? Ей самой хотелось бы в это верить, но она не могла. Вне всякого сомнения, он опять вернется с пустыми карманами. Слава Богу, что она заплатила за их пансион и что в тайнике у нее осталось еще несколько монет — по крайней мере она сможет нанять карету, чтобы вернуться домой.
Порция горько усмехнулась. Умей Оливер считать, он легко бы сообразил, что сестра утаила от него почти пятьдесят гиней, но он всегда плохо управлялся с цифрами. Порция не переставала удивляться, как с таким недостатком брат вообще рискует садиться за карточный стол.
Может, существуют игры, в которых вообще не надо соображать? Но вряд ли такой неудачник, как Оливер, может полагаться лишь на слепой случай.
Порция покачала головой: ей никогда не понять игроков.
И сразу же перед ней всплыло лицо другого игрока. Она не могла представить Брайта Маллорена, жадными глазами следящего за картами и выбрасывающего деньги на ветер. У нее возникло нелепое желание как-нибудь отыскать его в игорном доме и последить за ним: может, тогда ей удастся навсегда забыть о нем
Порция приказала себе не думать о Брайте и снова , вернулась мыслями к Оливеру.
Что же ей все-таки делать? Может, стоило пойти за ним вслед и попытаться удержать его? Но как? Не хватать же его за шиворот, как неразумного мальчишку!
Порция тяжело вздохнула и потерла лоб. Как бы ей хотелось, чтобы Оливер был снова таким мальчишкой, но, УВЫ, он уже мужчина и вышел из-под ее контроля. Пусть делает что хочет! Да, но если все закончится выстрелом в висок, как это случилось с ее отцом?
Признав свое бессилие, Порция села за стол писать письма.
Она решила не писать матери, зная, что скоро будет дома, а написала несколько писем друзьям в Дорсет, объясняя, как плохо обстоят у нее дела. Она не станет отправлять письма, пока не угаснет последний луч надежды, но они готовы и будут лежать у нее в кармане, как саван у смертного одра.
Покончив с письмами, Порция поняла, что не может сидеть сложа руки и ждать. Ей необходим глоток свежего воздуха, необходимо хоть немного размять ноги, поэтому она отправилась в соседнюю булочную купить хлеба. Она позволила себе удовольствие и купила сдобную булочку с изюмом — в конце концов, может она истратить на себя хоть пенни, коль скоро ее брат просаживает за игрой столько гиней?
Возвращаться домой Порции не хотелось, и она решила побродить по улицам, чтобы хоть немного отвлечься от своих горьких дум.
Вернувшись домой после небольшой прогулки, она зажгла в комнате свечу и принялась ждать Оливера. Что толку ложиться в постель, если она все равно не сомкнет глаз, не зная, где брат и что с ним произошло.
К полуночи глаза Порции стали слипаться, и она все же легла спать, стараясь убедить себя, что если брат проигрался, то давно бы уже вернулся домой. Скорее всего он выиграл, хотя в это и трудно поверить.
Внезапное чувство надвигающейся опасности охватило ее. Порция долго ворочалась с боку на бок и незаметно для себя уснула.
Когда она проснулась, было уже утро. Тревожные мысли опять нахлынули на нее, и она бросилась к комнате брата. За дверью слышался храп — значит, Оливер уже вернулся живой и невредимый.
Ничто не указывало на то, повезло ему или нет, и, уж конечно, на столе не блестела горка золотых монет.
Порция тоскливо подумала, что если бы Оливер выиграл, то непременно разбудил бы ее, чтобы сообщить радостную новость. Но может, все-таки хоть немного выиграл? Нет, на это слабая надежда. Для нее будет облегчением даже то, что он проиграл не все деньги:
Порция решила разбудить Оливера и потребовать отчета, но, поразмыслив, отложила эту пустую затею. Что случилось, то случилось, и ничего уже не изменишь!
Часы тянулись медленно. Порция пыталась читать, починить одежду, но все напрасно — душа не лежала ни к чему. Она ходила из угла в угол, охваченная тревожными мыслями.
Что они будут делать, если он проиграл все до последнего пенни? А что, если он проиграл еще больше, гораздо больше, чем у него было? И снова перед глазами Порции встало видение: Оливер с пистолетом у виска.
— Нет! — воскликнула Порция, прогоняя от себя это видение.
Новый взрыв храпа сказал ей, что Оливер пока жив.
Форт! Форт — ее последняя надежда. Он может не только одолжить им денег, но и убедить Оливера покончить с картами и вернуться в Дорсет. Надо действовать как можно быстрее!
Порция набросила на плечи теплую накидку и отправилась к новоиспеченному графу Уолгрейву.
Сердце ее радостно дрогнуло, когда она увидела подъезжающую к конюшне тяжелогруженую карету: кто-то Приехал. Порция быстро взбежала по ступеням и постучала в дверь начищенным до блеска медным молоточком.
Порция прекрасно знала, что поступает плохо, придя в дом к мужчине одна, без всякого сопровождения, но дело не терпело отлагательства. Швейцар открыл дверь, и она попросила передать, что Порция Сент-Клер хотела бы повидаться с графом. Швейцар хмуро посмотрел на нее.
— Его нет дома, мэм, — ответил он.
— Я только что видела карету, — настаивала Порция.
— Это приехали слуги с багажом милорда. Дверь уже почти прикрылась, но Порция успела спросить, скоро ли граф приедет.
— Да, мэм. — Дверь захлопнулась.
Порция повернула назад, поникшая, но все еще не потерявшая надежду. Форт приедет со дня на день. Что может случиться за этот короткий промежуток? В конце концов, Оливер уже проиграл пять тысяч гиней. Ну проиграет еще немного. В сравнении с первой суммой — это капля в море.
Порции не хотелось возвращаться в тоскливое жилище и слушать храп Оливера, и она решила погулять на этот раз по живописной части Лондона с ее широкими, чистыми улицами и богатыми особняками. Все тротуары здесь были выложены камнем и ограждены прочными металлическими столбами, защищавшими пешеходов от проезжавших мимо экипажей и карет. По улицам гуляли дамы и джентльмены или их слуги с детьми. В этой части города не было видно пьяных и проституток. Это был совсем иной мир.
За сверкающими витринами магазинов лежали дорогие товары, привезенные со всех концов света. Порция рассматривала их, всем сердцем желая купить что-нибудь для своей семьи. Как бы понравилась Пру вот эта кружевная лента — и всего-то один шиллинг за ярд.
Но Порция подавила в себе это искушение. Она ничуть не лучше Оливера, если собирается сорить деньгами.
Пора было возвращаться на Дрезденскую улицу, но Порция вдруг обнаружила, что заблудилась. Она ничуть не испугалась, так как взяла с собой карту Лондона и, развернув ее, стала изучать: итак, чтобы пройти в нужном направлении, ей надо пересечь Мальборо-сквер. Просто чудесно — она увидит знаменитую площадь Лондона. Говорят, что это одна из красивейших площадей города.
Так оно и оказалось. Окруженная со всех сторон прекрасными домами различных стилей, площадь включала в себя обнесенный оградой парк с красивыми деревьями, клумбами и даже большим прудом, где плавали утки. Даже в это мрачное время года парк был великолепен. Каким же восхитительным он должен быть весной и летом!
Порция услышала веселый смех и, посмотрев на пруд, увидела детей, под присмотром своих нянь кормящих уток.
«Оказывается, у Лондона много лиц, — размышляла Порция. — Шумный и порочный в одной своей части, он может быть тихим и очаровательным в другой».
Прислонившись к ограде, Порция с удовольствием наблюдала за четырьмя играющими ребятишками. Один из мальчиков заметил ее и робко помахал ручонкой. Она помахала ему в ответ. Няня насторожилась, но не сказала ни слова, и Порция продолжала наблюдать.
В свое время у нее были женихи, которые предлагали ей руку и сердце, но она всем им отказала. Мать находила ее поведение неразумным, но Порция считала, что она должна абсолютно доверять человеку, с которым свяжет свою жизнь. Ей казалось, что Ханна должна понимать ее после своего первого неудачного брака, но та думала совсем иначе: какой-никакой, а все-таки мужчина.
Если бы Порция приняла тогда хоть одно предложение, у нее были бы сейчас дети, а теперь ее удел оставаться старой девой: она уже не первой молодости, и у нее нет никакого приданого.
Если она останется старой девой, то все же может иметь племянников — детей Оливера. Окруженная племянниками и племянницами, она будет жить в Оверстеде и много работать, чтобы сделать их имение процветающим. Ее мать будет жить с ней, ухаживая за садом и внуками.
Порция заметила, что на нее смотрит маленькая девочка, и постаралась отогнать грустные мысли. Но девочка уставилась на что-то за ее спиной.
— Зенон! — закричала она вдруг.
Порция оглянулась и встретилась взглядом с Брайтом Маллореном, стоявшим на другой стороне улицы. У его ног сидела большая собака, темная шелковистая шерсть которой сияла на солнце. Собака виляла хвостом и смотрела на детей.
Улыбающаяся няня открыла детям ворота, и они устремились к собаке. Та отскочила, дети бросились за ней. Собака снова увернулась, но дети преследовали ее. Порция приняла было детей за маленьких мучителей, пока не поняла наконец, что они играют в знакомую им всем игру.
— Вы любите детей? — услышала Порция за спиной чей-то голос и, оглянувшись, обнаружила Брайта Маллорена.
— Конечно, я люблю детей, — ответила она взволнованно.
— Как можно говорить «конечно, люблю» об этих маленьких чудовищах.
— Кажется, ваша собака о них другого мнения.
— Мой пес считает, что приносит себя в жертву ради воспитания подрастающего поколения.
Лицо Брайта было серьезным, хотя глаза светились улыбкой.
Порция тоже не могла удержаться от улыбки.
— А мне кажется, что он получает истинное удовольствие от игры с детьми, милорд.
— Нет, он просто дурачит нас.
Порция улыбнулась шире, и Брайт ответил ей тем же. Его улыбка была такой нежной и искренней, что, казалось, он рад их случайной встрече.
Порция решила, что все это сплошное притворство, но лицо Брайта светилось такой теплотой и радостью, что могло растопить даже каменное сердце.
Сегодня Брайт был одет просто — темный жакет, коричневые кожаные бриджи, высокие черные сапоги. В руках он вертел хлыст, что наводило на мысль о недавней верховой прогулке. В отличие от нарядного шелкового камзола и напудренного парика в этой повседневной одежде не было ничего впечатляющего, ничего завораживающего. Однако такая простота наводила Порцию на опасные мысли — он был обычным человеком, под стать Порции Сент-Клер из Оверстеда, Дорсет. С таким человеком она могла общаться. Он мог ей понравиться, и она даже могла его полюбить.
«Господи, никогда! Ни за что на свете!»
— Вы живете здесь, милорд? — спросила Порция, и все встало на свои места: обыкновенный человек не мог жить в таком богатом квартале.
— Да, вон там. — Брайт указал в сторону роскошного особняка, расположенного неподалеку от площади. — Не стоит особенно восхищаться. Он принадлежит моему брату.
— Маркизу Ротгару?
«Аристократ высокой пробы, Порция. Помни об этом!»
— Вы, кажется, изучали мое родословное древо, мисс Сент-Клер? — удивился Брайт.
Делая вид, что наблюдает за игрой. Порция отвернулась, стараясь скрыть смущение.
— Конечно, нет, милорд. Просто это всем известно.
— Что еще известно всем? — прошептал он ей чуть ли не в самое ухо.
— Вы напрашиваетесь на комплименты, милорд? — спросила она, пытаясь унять в голосе дрожь.
Он рассмеялся и встал перед ней так, что ей волей-неволей пришлось посмотреть на него, чтобы не показаться невежливой.
О Боже! Если Брайт Маллорен и так был необыкновенно красив, то улыбка делала его еще краше!
Он придвинулся к ней ближе — сейчас между ними почти не было свободного расстояния.
— Сомневаюсь, — начал он с обворожительной улыбкой, — что то, что говорят о моей семье, можно отнести к разряду комплиментов.
— Говорят, вы очень богаты.
— А что говорят по поводу источника наших доходов?
— Говорят, что вы собираетесь жениться на деньгах!
Слова вырвались сами собой, и Порция была готова провалиться сквозь землю.
— Не смущайтесь, — утешил Брайт. — Это правда. А что еще нам, младшим сыновьям, остается делать?
Брайт взял руку Порции и большим пальцем потерся о нее, и, хоть они оба были в перчатках, тепло его руки обожгло ей кожу.
— Может быть, работать? — спросила она более резко, чем хотела.
— Боже избави!
Брайт снова слегка притянул ее к себе. Как он смеет?! Здесь, где из окон за ними наблюдают сотни глаз!
— Еще говорят, что вы зарабатываете деньги за карточным столом, — выпалила Порция, скорее чтобы напомнить себе, кто перед ней, чем из желания оскорбить его.
«Он игрок, Порция, а ты ненавидишь игроков».
— Весь свет играет, — ответил Брайт, не отпуская ее от себя.
Порция слабо сопротивлялась, но как раз в этот момент вокруг них завертелся водоворот из собаки и детей, и одна из девочек, поскользнувшись, упала на землю и залилась горьким плачем.
Порция бросилась поднимать ребенка, но Брайт опередил ее. Он поставил девочку на ноги и, нагнувшись, поправил ей шляпку.
— Ничего страшного, малышка.
— Я испачкала платье, — хныкал ребенок.
— Его можно постирать.
— Я ушибла ручку. — Девочка протянула правую руку, где на подушечке большого пальца виднелась царапина.
Брайт взял руку девочки и с серьезным видом осмотрел ее.
— Хочешь, я поцелую пальчик, и тебе станет лучше? Или хочешь, я поцелую тебе руку, как джентльмен целует руку дамы?
Девочка, которой было не больше пяти, с поразительным кокетством посмотрела на него. Похоже, самой судьбой ей предназначено было стать большой кокеткой.
— По-настоящему, — заявила она, протягивая руку ладонью вниз, как это делают взрослые дамы.
Брайт взял запачканную ладошку и осторожно поцеловал ее. Разогнувшись, он свистом подозвал Зенона, и пес занял свое место у ноги хозяина. Раскрасневшиеся, возбужденные дети последовали было за собакой, но их позвала няня, и вскоре все они скрылись в одном из домов.
Перед тем, как войти в дом, дети остановились на пороге и на прощание помахали Брайту руками. Усмехнувшись, он ответил тем же.
— Что за маленькие чудовища! — произнесла Порция, по сердцу которой был нанесен чувствительный удар — Брайт мог быть кем угодно: аристократом, развратником, игроком, но одно было несомненно — он любил детей и умел с ними обращаться. Порция чувствовала, что надолго запомнит эту картину — Брайт, целующий ручку плачущему ребенку.
— Мисс Сент-Клер, разрешите представить вам Зенона, самого стоического пса на свете.
Зенон уже успокоился и стоял с независимым, полным достоинства видом.
Порция протянула руку и, видя, что собака не возражает, погладила ее по голове.
— Необыкновенно красивый пес, — сказала она, отметив про себя, что поджаростью и благородством линий Зенон удивительно походил на хозяина.
— Какая это порода?
— Персидская гончая для охоты на газелей, но так как здесь нет газелей, ему нечем занять себя.
— Зенон, я думаю, что твой хозяин клевещет на тебя. Ты совсем не похож на лентяя.
— Так же, как и я, — заметил Брайт, — и тем не менее в ваших глазах я пустая, никчемная личность, не так ли?
Порция смутилась: он словно прочитал ее мысли. Она посмотрела на Брайта — сильный, подвижный, уверенный в себе здоровый человек. Трудно было поверить, что он ведет праздный образ жизни.
— Я совсем вас не знаю, милорд, — ответила Порция, напомнив тем самым себе и ему, что они разные люди, из разных слоев общества.
— Это легко поправимо, Ипполита, — ответил он. — Я с удовольствием познакомился бы с вами поближе.
В мерцающих глазах Брайта, в интонации его голоса было что-то такое, что заставило Порцию вздрогнуть. У нее словно мороз прошел по коже. «Поближе? Что он хочет этим сказать?»
— Прекратите, милорд! — воскликнула она, отступая к ограде. Перед ее глазами всплыла их ночная встреча в Мейденхеде. Как она могла забыть, с кем имеет дело?!
— Что прекратить?
Брайт был сама невинность;
Порция вздернула подбородок.
— Мне не нужны ваши ухаживания, милорд.
Произнеся эти слова. Порция почувствовала, как глупо они звучат. В душе он, должно быть, смеется над ней. Однако его глаза вспыхнули гневом.
— Вы отказываетесь от моих ухаживаний, даже не пытаясь понять, что от вас хотят, мисс Сент-Клер.
— Да! Нам не о чем говорить!
— А мне кажется, что мы могли бы поговорить о многом.
— Нет! — в отчаянии закричала Порция, борясь сама с собой: меньше всего на свете ей хотелось отказывать Брайту Маллорену. — Никогда, ни за какие деньги я не стану вашей любовницей!
Сейчас Брайт был похож на того непрошеного ночного гостя — взбешенного, готового к атаке. Порция молила Бога, чтобы их видели сотни глаз — настолько он казался ей сейчас опасным.
Но его гнев быстро прошел.
— Какое оскорбление, — произнес он, медленно растягивая слова. Взгляд его холодных глаз изучающе скользил по ней, от опрятной шляпки до добротных ботинок.
— А что, если я заплачу все долги вашего брата, мисс Сент-Клер? Может, тогда с вас спадут оковы целомудрия?
— Он должен пять тысяч гиней! — вырвалось у Порции.
— А он стоит этих пяти тысяч?
— Во столько оценивается его имение.
Взгляд Брайта потемнел, выражение лица стало холодным.
— Все имеет свою цену, — сказал он. — Вы хотите отдать мне свою душу и тело за пять тысяч гиней?
— А они у вас есть, милорд? — отпарировала Порция.
— А вы сомневаетесь в этом? — спросил он таким холодным тоном, от которого могла бы заледенеть вода.
— Если уж мы совершим такую безнравственную сделку, то, естественно, мне сначала хотелось бы увидеть деньги.
— Вы оскорбляете меня своим недоверием, моя амазонка.
Голос Брайта стал хриплым.
— Я пока не ваша, милорд.
Порция попыталась обойти Брайта, но он хлыстом преградил ей дорогу.
— А если я заплачу пять тысяч гиней вам? Ваш брат освободится от долгов, ваша семья останется жить в поместье, у вашей сестры будет приданое… И это цена вашей драгоценной, так долго хранимой девственности?
Обида захлестнула Порцию, но она взяла себя в руки; если он говорит серьезно, она не должна отказываться.
— Так вы оплатите все это?
— Разве я не обещал?
Порция судорожно перевела дыхание и, опустив глаза, прошептала:
— Я согласна, милорд.
Брайт задумчиво стучал хлыстом по голенищу.
— Вы и в самом деле Жанна д'Арк. Ваша семья не заслуживает такой жертвы.
Голос Брайта был ровным и спокойным, и Порция не могла понять его чувств.
— Моя семья заслуживает любой жертвы, милорд, — ответила она, глядя ему в глаза. — Разве вы не сделали бы то же самое для своей семьи?
Подбородок Брайта вздернулся, как от удара.
— Я отказываюсь от своего предложения, Ипполита. Я — не жертвенный алтарь.
С этими словами Брайт повернулся и зашагал к своему роскошному особняку.
Порция облегченно вздохнула — теперь она свободна. Ее согласие покрыло бы семью позором, а ей с ранних лет внушили, что лучше смерть, чем позор.
Но если говорить честно, ей было горько, что все обернулось именно так. Конечно, слова Брайта о так долго хранимой девственности задели ее за живое. Он напомнил Порции, что время ее молодости миновало. Его предложение было просто злой шуткой, вызванной презрением к ней. Он никогда не относился к ней серьезно.
Порция проследила, как Брайт вошел в дом, и, собрав остатки сил, двинулась в обратный путь. Она пересекла площадь, стараясь не оглядываться назад и не думать о том, что ждет ее впереди.
Брайт прошел в библиотеку и захлопнул дверь с такой силой, что чуть не прищемил хвост Зенону. Пес взвизгнул, с упреком глядя на хозяина, и с протяжным стоном растянулся у камина.