Она ошарашенно уставилась на него.
   — Звонила много раз! Тебя никогда не было на месте, и я решила, что ты не хочешь меня видеть.
   — Я очень хотел тебя видеть, — возразил он. — Но решил подождать, пока не уляжется шумиха вокруг Лорен Граб л-Монро. Тебе и без того нелегко приходилось, и мое появление только бы все усложнило. Я подумал, что тебе — нам обоим — стоит немного подождать.
   Дорси подняла на него тоскливые глаза. «Знал бы ты, как мне тебя не хватало!» — хотела воскликнуть она, но вслух сказала только:
   — Напрасно ты так долго ждал.
   Долго, очень долго он смотрел на нее и молчал. И Дорси, кажется, догадывалась, о чем он думает.
   — Ты использовала меня, Дорси?
   Она замотала головой:
   — Нет, никогда! Линди все поняла неверно!
   Он тяжело вздохнул:
   — Ты бы видела, как она рвала и метала, когда поняла, что судить тебя не за что.
   Дорси невольно вздрогнула: она понимала, что Линди может стать опасным противником.
   — Не знаешь, не наняла она каких-нибудь мафиози, чтобы они… ну, скажем, переломали мне ноги?
   Адам рассмеялся.
   — Один раз я слышал, как она говорит по телефону с человеком по фамилии Корлеоне…
   — Правда? — недоверчиво воскликнула Дорси.
   — Но это оказался поставщик виски.
   — А-а…
   И снова — долгое напряженное молчание.
   — Почему ты ничего мне не сказала? — снова спросил он. — Мак, я думал, мы с тобой друзья. Нет, куда больше, чем друзья. Почему же ты не сказала мне правду?
   — Я пыталась, — призналась она. — Несколько раз хотела признаться. Но всякий раз, как только открывала рот…
   — Ну?
   Дорси вздохнула.
   — Передо мной возникала такая ясная и пугающая картина, что я не отваживалась сказать ни слова.
   — Какая картина?
   Теперь она вгляделась ему в лицо — лицо, которое так мечтала увидеть все эти долгие, долгие недели.
   — Я представляла тебя, — призналась она. — Представляла, как ты будешь смотреть на меня… вот так, как сейчас. И не решалась признаться, потому что знала: этого твоего взгляда я не вынесу, Но вот правда вышла наружу, и уже не в воображении, а по-настоящему ты смотришь на меня таким взглядом, какого я и боялась… и я не могу этого вынести! — воскликнула она, бессильно сжимая руки. — Ты меня ненавидишь, Адам, и я не знаю, не знаю, что теперь делать!
   — О, Мак! — Шагнув вперед, он положил руки ей на плечи. — С чего ты взяла, что я тебя ненавижу?! Я никогда… никогда бы…
   С тихим стоном он обнял ее и привлек к себе. Уткнувшись лицом в его пушистый свитер, Дорси боялась пошевельнуться, чтобы не развеять чары. За несколько недель тоски и одиночества она успела забыть, как это прекрасно, когда тебя обнимает любимый. Этот страшный месяц она прожила словно во сне и только теперь с ужасом понимала, что она могла потерять навсегда. Одно прикосновение его рук воплотило в жизнь все ее фантазии. Свежий, чистый запах Адама окутывал ее благоуханным облаком; жар его тела сливался с ее собственным жаром, а кровь, возбужденная его близостью, неслась по жилам, словно скакун арабских кровей.
   — Весь этот месяц я пытался разобраться в своих чувствах, — заговорил Адам, — и, говоря по правде, ничего понять не мог. Ты — не та, кем я тебя считал. Ты — не Мак, которую я успел узнать и полю… — Он осекся на полуслове и торопливо продолжил:
   — И, конечно, ты — не Лорен Грабл-Монро! Я думал, что изучил тебя как свои пять пальцев, а оказалось, что я совсем тебя не знаю.
   Притянув Адама за пояс, Дорси положила голову ему на плечо и прислушалась к биению сердца под толстым свитером. Сердце Адама билось часто и гулко, его удары словно давали силу самой Дорси.
   — Я Дорси, — тихо ответила она. — Всегда была Дорси. И всегда хотела быть Дорси. Для всех.
   — Дорси… — словно эхо, повторил Адам. Склонив голову и подняв брови, он всматривался ей в лицо так, словно решал какую-то трудную задачу.
   — Не жду, что ты поймешь, — продолжала она. — Я и сама-то толком не понимаю. Но… я не просто Мак. Да, во мне есть Мак. Наверно, есть и Лорен Грабл-Монро. Но обе они — только часть меня. Никто, кроме меня,
   об этом не знает, да и я сама узнала совсем недавно.
   Адам молчал, глядя на нее так, словно хотел вобрать в себя ее волосы, глаза, губы… душу. И вдруг — расплылся в озорной улыбке:
   — Может быть, мне пора узнать тебя получше? Во всех твоих проявлениях?
   Дорси не успела ответить — он припал к ее губам.
   О, что за поцелуй! Ничего хищного, жадного, требовательного — только наслаждение. Только нежность. Только просьба о понимании. Медленно, мягко, ласково пробовал он на вкус сочную мякоть ее губ — и Дорси отдавалась ему с радостью, без остатка, таяла, растворялась в его поцелуе, смутно понимая, что здесь ее место, что здесь она хотела бы остаться навсегда, что ничего иного не желает и не захочет пожелать во веки веков…
   Приподнявшись на цыпочки, она обвила руками его шею, запустила пальцы в густую копну темных волос. С жаром отвечая на поцелуй, она ощущала горьковатый привкус кофе, мятный — зубной пасты, и что-то еще — такое смутное… такое неопределимое…
   Надежда. Вкус надежды. Чувствует ли его Адам? Этого Дорси не знала — могла лишь догадываться. Но знала: у них все получится. Любовь, рожденная в их сердцах, вскормленная долгими задушевными беседами, страстными взглядами, прощальными поцелуями на крыльце, жаркими ночами, проведенными вместе, эта любовь истинна. А истинные чувства не умирают. Пусть впереди у Дорси еще много пасмурных дней — вместе с Адамом она преодолеет все.
   С неохотой оторвавшись от ее губ, Адам взглянул ей в глаза.
   — Как же мне не хватало тебя… Дорси. — Он улыбнулся, со значением произнеся ее настоящее имя. — К этому имени мне придется привыкнуть. Но, господи, как же я по тебе скучал! Я на все готов, чтобы тебя вернуть!
   «Он на все готов, чтобы меня вернуть?» — изумилась Дорси. Господи боже! А она-то все это время изнывала от тоски и отчаяния при мысли, что потеряла его навсегда!
   — Прости меня! — прошептала она. — Если можешь, прости.
   — Давно простил, — с готовностью ответил он. — Только пообещай, что с этой секунды между нами не будет никаких секретов.
   — Обещаю, — ответила она;
   — Я тоже, — улыбнулся он. — И, пожалуй, начну сеанс откровений прямо сейчас Дорси, я люблю тебя. Во всех твоих ипостасях.
   Она выдавила нервный смешок
   — Даже Лорен?
   — А что плохого в Лорен? Она — яркая, смелая, остроумная женщина. И классно смотрится в мини-юбке
   — Лучше, чем Мак в галстуке? — рассмеялась Дорси.
   Он задумчиво прищурился:
   — Как сказать. Это зависит…
   — От чего?
   — От того, где завязан галстук.
   — Ах ты развратник! — в притворном негодовании воскликнула Дорси.
   Подтверждая это обвинение, он усмехнулся совершенно развратной усмешкой.
   — Точно, детка, и сейчас ты в этом убедишься! — И снова притянул ее к себе.
   «Как легко все получилось!» — думала Дорси. После этого кошмарного месяца она не сомневалась: искать дорогу к Адаму будет не легче, чем прорубаться через джунгли в дождливый сезон. Кухонным ножом. Босиком и с завязанными глазами. С бешеным ягуаром на закорках и тучей москитов над головой.
   А оказалось…
   — Знаешь, — прошептал он, касаясь губами чувствительного местечка у нее за ухом, — у меня к тебе одна просьба.
   «Ну разумеется!» — сказала она себе.
   — Хочешь, чтобы я встала перед тобой на колени и молила о сексе?
   Он удивленно выгнул темные брови.
   — До сих пор мне это в голову не приходило, но вообще-то мысль интересная…
   — Адам!
   — Может быть, попозже, — сжалился он. — Сейчас я прошу о другом. Скажи, что ты ко мне чувствуешь? Только честно.
   В.глазах его явственно читалась неуверенность, тревога… даже страх. Господи, и он еще сомневается? Что ж, всю свою жизнь Дорси будет показывать Адаму, что именно к нему чувствует. Самыми разными способами. Во всех своих воплощениях. Мак будет любить его как верный и надежный друг. Лорен — как страстная, чувственная любовница. А Дорси… Дорси будет просто любить. Всем сердцем. Всей душой. До конца жизни — а может быть, и дольше
   И все это кипение мыслей и чувств она уложила в три коротких слова.
   — Я люблю тебя, — ответила Дорси. — Люблю. Честное слово.
   — Никогда не думал, — промурлыкал Адам, — что честность так возбуждает!
   Дорси давно уже заметила, что он возбужден — не зря тесно прижималась к нему бедрами.
   — Итак? — спросил он, сообразив, что она заметила его возбуждение. — Что же дальше?
   — Карлотта сейчас дома, так что поедем к тебе, — без колебаний ответила она. Адам просиял улыбкой.
   — Непременно, и очень скоро, — пообещал он. — Но я хотел знать, что ты будешь делать дальше?
   — Хм… — Дорси задумалась, стараясь не показывать разочарования. Пока она удовлетворилась тем, что прижалась к нему покрепче — Ректор ясно дал понять, что в «Северне» для меня нет места. По крайней мере, на факультете социологии. Может быть, ведро и тряпку мне доверят, — горько усмехнулась она.
   — Может быть, тебе стоит послать резюме в другой колледж или университет? — предложил он. — В Чикаго множество учебных заведений.
   — Я уже получила несколько предложений, — призналась Дорси. — И из местных колледжей, и из других штатов.
   Улыбка стерлась с его лица.
   — Каких еще других штатов? Из Индианы, что ли?
   Она покачала головой:
   — Нет, из Новой Англии.
   — Из Новой Англии?
   Она кивнула:
   — Да, и на длительный срок.
   — Новая Англия?!
   — И зарплата подходящая.
   — Новая Англия!!
   Дорси, не выдержав, расхохоталась.
   — Но они предлагают читать лекции по масс-культуре и средствам массовой информации.
   Адам с явным облегчением улыбнулся в ответ.
   — А мне это неинтересно, — добавила Дорси и прижалась к Адаму еще крепче. — С массовой культурой я не хочу больше иметь ничего общего. Мне нравится преподавать, но преподавать именно социологию. Беда в том, что никто больше не видит во мне серьезного ученого. Все воспринимают меня как Лорен Грабл-Монро, только без парика. Ума не приложу, где теперь искать работу.
   — Попробуй писать, — предложил Адам.
   — Ни за что! С писательства-то и начались все мой беды! — простонала Дорси.
   — Да, но только потому, что ты прятала свое истинное «я». Не желала признать, что Лорен Грабл-Монро и Дорси Макгиннес — одно и то же. А теперь все знают, что вы с Лорен — одно лицо, и ничто не мешает тебе писать под собственным именем.
   — Но о чем писать?
   Он чуть отстранился, и она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
   — Для начала опубликуй свою диссертацию. Дорси от души расхохоталась:
   — «Элитный клуб для состоятельных мужчин как микрокосм маскулинизированного общества»? Да уж, представляю, какие очереди выстроятся за этим бестселлером!
   — Непременно выстроятся, если ты кое-что там подправишь, добавишь сенсационности и придумаешь броское заглавие. Как тебе, например, такое «В логове врага: феминистка в мужском клубе»?
   — Прекрати! — тщетно пытаясь справиться со смехом, воскликнула Дорси. — Ты же знаешь, Линди с меня шкуру сдерет!
   — А ты не называй имен.
   — Нет, ни за что! — отсмеявшись, решительно объявила Дорси.
   — Можно ведь писать книги по социологии, — заметил Адам. — Ярким, популярным языком — так, как написана «Как заарканить миллионера».
   — Но…
   — И бросать преподавание тебе не придется, — продолжал он. — Только делиться знаниями будешь не с разгильдяями-студентами, а с теми, кому действительно интересно тебя слушать. Как Лорен на встречах с читателями.
   — Но это не преподавание!
   — Почему? — возразил Адам. — Я прекрасно помню, как в Северо-Западном университете Лорен прочла своим читателям целую социологическую лекцию. Я ведь там был, помнишь?
   — Да, но, Адам…
   — И ты никогда меня не убедишь, что тебе не нравилось быть Лорен, — прервал он ее. — У тебя так здорово получалось, так убедительно! Значит, Лорен отвечала каким-то твоим внутренним устремлениям.
   — Может быть, — нехотя согласилась Дорси. — Но все же…
   — А в Лорен есть что-то от Мак, — продолжал он. — Вспомни свою книгу: ее остроумие, житейская мудрость — разве это не подарок от барменши?
   — А откуда ты знаешь, что там, в моей книге? — подозрительно поинтересовалась Дорси. Адам чуть смущенно улыбнулся.
   — Я ее прочел, — пожав плечами, объяснил он. — И знаешь, что самое интересное? Мне понравилось. Ты отлично пишешь, Дорси. Ты не только умна и остроумна — у тебя нестандартный взгляд на мир, ты не боишься идти вразрез с общественным мнением. Да, а тот фокус со сливками мы непременно испробуем — и как можно скорее!
   Дорси не знала, что ответить. Она никогда не думала о Лорен в таком ключе — однако, как ни странно, в словах Адама был смысл. Да, по большей части она тяготилась маской Лорен, но в иные минуты искренне наслаждалась этой игрой. В обличий Лорен она чувствовала себя свободной: могла дурачиться, откровенно кокетничать, отпускать вольные шутки — словом, вести себя так, как никогда себе не позволяла серьезная молодая преподавательница в круглых очках и фланелевой рубахе
   И Мак, в свою очередь, была частью самой Дорси — и все же многим от нее отличалась. Дорси замкнута, стесняется чужих, не любит шумных компаний; а Мак — человек веселый, компанейский и открытый. До сих пор Дорси не позволяла этим чертам своего характера показываться на поверхности, опасаясь, что они разрушат ее сложившийся образ — образ серьезной деловой женщины, которую не интересует ничего, кроме науки и карьеры. Но если смешать все это вместе и взболтать, то получится…
   Получится Дорси Макгиннес — настоящая.
   От всех этих размышлений и открытий у нее голова пошла кругом, и Дорси решила, что отложит самокопание на потом. Разберется в себе как-нибудь на досуге. Но не сейчас, когда к ней вернулся Адам. Когда*1 перед ними лежит их общее будущее. Когда, после месяца бурь и гроз, из-за туч наконец-то выглянуло солнце.
   — В последние несколько недель, — говорил тем временем Адам, — журналисты осаждали тебя со всех сторон. Неудивительно, что ты прячешься от них, словно от стаи кровожадных хищников. Но, поверь, мы не так уж плохи. Может быть, мы тебе понравимся, если ты сойдешься с нами поближе.
   — О чем ты? — непонимающе спросила Дорси.
   Несколько секунд он задумчиво смотрел ей в лицо, словно собираясь принять какое-то важное решение
   — Дорси Макгиннес, — торжественно произнес он наконец, — я намерен сделать тебе предложение, от которого вы — и ты, Дорси, и ты, Лорен, и ты, Мак, — не сможете отказаться.
   — Вот как? — подняла она брови. Именно так. Но чуть позже. Сейчас у меня к тебе куда более важный вопрос
   — Какой же?
   Он усмехнулся очень развратной усмешкой.
   — Правду ли говорят, что в колледже «Северн» звуконепроницаемые стены?
   — К сожалению, нет, — улыбнулась она в ответ.
   — А я-то думал… — разочарованно протянул он.
   — А почему ты спросил? — поинтересовалась она, заранее зная ответ.
   — Просто заметил, что ты ходишь босиком. Напрасно она решила, что знает ответ!
   — Ботинки промокли по дороге, и я поставила их на батарею сушиться. А что тебе до моих ботинок?
   Вместо ответа Адам задумчиво оглянулся кругом и задал новый вопрос:
   — Хорошо, через стенку все слышно — а хотя бы замок на двери есть?
   — не-а, — протянула она, боясь предположить, к чему он клонит.
   — А этот стол выдержит нас обоих?
   Ага! Теперь-то Дорси не боялась ошибиться!
   — Боюсь, что нет, — отозвалась она с глубоким и искренним сожалением.
   Но Адама ничем нельзя было смутить:
   — А ты когда-нибудь занималась любовью на рабочем месте? — как ни в чем не бывало поинтересовался он.
   — Пока нет.
   — Хочешь попробовать?
   — Я не упускаю случая пополнить свое образование, — смело улыбнулась она. Он рассмеялся:
   — Дорси, сколькому нам предстоит научиться друг у друга!
   — Чего же мы ждем? — засмеялась и она. Как выяснилось секунду спустя — ничего. Ибо не успела Дорси договорить, как Адам сжал ее в объятиях и прильнул губами к ее губам. На сей раз поцелуи его были жарки, требовательны, почти яростны. В них был голод и жажда. От таких поцелуев не вернешься к дружеской беседе — нет, они могут послужить лишь прелюдией к чему-то совсем иному…
   «Вот оно, начало новой жизни!» — мелькнуло в голове у Дорси, а потом все мысли куда-то испарились. Подняв обе руки, Дорси запустила пальцы в шелковистую гриву Адама: она успела забыть, как любит ерошить ему волосы, как сладко прижиматься к нему все теснее, какой неземной восторг заключен в простых словах: «Этот мужчина — мой!» Адам, должно быть, угадал ее чувства и желания: обхватив ее обеими руками за ягодицы, он прижал ее тело к своему. О, что за чудо — прижиматься к нему вот так, уста к устам, грудь к груди, бедра к бедрам! Ей казалось, что она могла бы стоять так вечно!
   Но вечность подождет, а Дорси ждать не могла Адам, как видно, тоже не любил ждать: пронзая ее до глубины души огненным, хищным поцелуем, он положил руку ей на грудь и чувствительно сжал. Пламенная волна прокатилась по ее телу при этом прикосновении: Дорси прерывисто вздохнула и невольно потянула его за волосы. В ответ Адам сжал грудь Дорси еще сильнее, и из потаенных глубин ее существа вырвался сладостный стон.
   — Еще! — пробормотала она.
   Адам повиновался — и не один раз!
   Не думая, что делает, полагаясь лишь на инстинкт, Дорси расстегнула пуговицу у него на джинсах и торопливо потянула вниз «молнию» ширинки. В руку ей легло что-то твердое и горячее, едва прикрытое мягкой хлопковой тканью. Дорси ощутила, что Адам напряжен и влажен от желания, и возликовала при мысли о том, какой властью обладает над ним. Умелыми пальцами Адам расстегнул джинсы на ней и, распахнув ширинку, легко и быстро просунул руку во влажную, пылающую сердцевину ее существа Колени Дорси подогнулись. В этот миг она поняла — в любви мужчина и женщина имеют равную власть друг над другом.
   Адам держал ее за талию, не позволяя бессильно осесть на пол. Но только одной рукой — другая продолжала свой бесстыдный натиск. Взад-вперед двигались пальцы, поглаживая чувствительную плоть, возбуждая безумные желания. Снова и снова проникал он в нее, сперва одним пальцем, затем двумя, пока Дорси не ощутила, что еще миг — и она сойдет с ума от наслаждения и жажды.
   Но и сама она времени не теряла: то пробегала пальцами по всей длине его мужского орудия, то водила ладонью по стволу, то сжимала головку — и дыхание Адама все учащалось, движения все ускорялись, и казалось, вот-вот он забудет обо всем на свете.
   Но в тот миг, когда Дорси поняла, что больше не вытерпит, каким-то чудом она нашла в себе силы проговорить — нет, простонать:
   — Адам!
   Он застыл, но не сразу нашел в себе силы ответить.
   — Что? — слабо проговорил он.
   — Я хочу тебя по-настоящему.
   — Хорошо, — задыхаясь, прошептал он. — Очень хорошо. Потому что я тоже хочу тебя по-настоящему.
   — Но здесь негде… — почти в отчаянии простонала она.
   Но не успела она договорить, как одним быстрым, плавным движением Адам потянул вниз ее джинсы и трусики, затем бросил на стол свою кожаную куртку и уложил на нее Дорси. Мягкая кожа куртки ласкала ее обнаженное тело; Дорси догадывалась, что не скоро забудет это неописуемо эротичное ощущение. Она боялась, не затрещит ли под ней стол, но стол стоял крепко.
   Как и Адам.
   Не теряя ни секунды, он стащил с нее джинсы и трусики и бросил на пол. Когда Дорси поняла, что он задумал, глаза ее расширились от изумления, а тело пронзила молния сладостного предвкушения.
   — Ты действительно этого хочешь? — пролепетала она, невольно придвигаясь ближе к краю стола — и к Адаму.
   — О да! — откликнулся он. — Ты не представляешь, как долго я об этом мечтал! И об этом способе, и еще о миллионе других! Но все остальное мы испробуем потом, — пообещал он. — А этого я ждал с таким нетерпением… — с этими словами он достал из заднего кармана джинсов защитную броню, — что, смотри, заранее вынул презерватив из упаковки, чтобы не терять ни мгновения.
   Дорси лишь улыбнулась в ответ.
   — Надеюсь, ты захватил с собой не один презерватив?
   Вместо ответа Адам воздел руки к небу.
   — Боже, благодарю тебя за эту женщину! Она — ответ на все мои молитвы, исполнение всех желаний, воплощение всех фантазий!
   — Я люблю тебя, Адам, — прошептала она. Глядя ей в глаза, он ответил тихо и очень серьезно:
   — И я тебя люблю.
   Дальше слова им не требовались. Дорси открылась ему навстречу. Он сделал шаг вперед, оказавшись между ее ног; она приподнялась и обвила руками его шею. Какой он теплый и сильный, думала она, какой мощный и живой!
   И вся эта сила, мощь, все это жизненное тепло принадлежат ей. Навсегда.
   «А я принадлежу ему», — промелькнуло у нее в голове, когда Адам вошел в нее одним мощным рывком, словно навеки утверждая свое право на нее. Первый толчок его эхом отдался в ее сердце, в самых тайных глубинах ее «я»; и Дорси громко вскрикнула от наслаждения, Он погрузился на всю глубину и на миг остался недвижим, словно даже на краткую долю секунды не желал с ней расставаться. Но затем очень медленно вышел — лишь затем, чтобы тут же вонзиться в нее снова
   Обвив его руками и ногами, Дорси прильнула к нему так тесно, как только могла. Снова и снова сливались их тела в могучем таинстве страсти. Вместе с телами все крепче сплетались и души — до тех пор, пока на месте двоих не явился единый дух, древний, как само время, дух не мужской и не женский, но порожденный любовью мужчины и женщины.

Эпилог

   — Ненавижу лето торчать в городе! Что за адская жарища! Можно подумать, мы не в Чикаго, а где-нибудь в Нигерии!
   С такими словами Лукас передал Адаму ароматизированный уксус для салата
   Жара в самом деле стояла страшная. Оба друга возились на кухне в расстегнутых рубашках с закатанными рукавами — они только что вернулись с работы. По средам друзья по традиции обедали вместе, и сегодня Адам и Лукас пообещали дамам, что не поведут их, как обычно, в ресторан, а приготовят что-нибудь своими руками.
   Лукас, по вечной своей привычке, ныл и жаловался. Уже неделю — с того самого дня, как Эди объявила ему, что намерена выходить замуж в розовом платье. Да, в розовом, и никак иначе. И подружки ее тоже оденутся в розовое.
   «Пусть надевает, что хочет, — восклицал Лукас. — В конце концов, желание невесты — закон. Но ведь это значит, что и мне придется прикалывать к лацкану розовый бутон?!»
   Видимо, втайне он надеялся, что Эди не выдержит его нытья и передумает. Зря надеялся.
   Как изменился его приятель за какие-то полгода! — с радостным удивлением думал Адам, выкладывая на сковородку мясо и сладкий перец. Скажи ему кто-нибудь несколько месяцев назад, что Лукас решится на женитьбу — тем более по любви! — Адам расхохотался бы. Но нежное сердце Эди преобразило Лукаса, а он своей отвагой и настойчивостью помог своей возлюбленной преодолеть старые страхи. Эди излечилась: она больше не боялась мужчин и не шарахалась от чужих прикосновений. Адам от души радовался за них обоих, и радость его омрачалась лишь одним соображением: ведь шаферу тоже придется идти в церковь с розовой розой в петлице!
   — А. к алтарю ее поведет Рассел Дейвенпорт? — поинтересовался Адам.
   — Конечно! Он ни за что себе не простит, если пропустит такое событие. — Лукас покачал головой. — Знаешь, Адам, хоть я и всегда был оптимистом…
   Адам многозначительно хмыкнул.
   — Так вот, я, конечно, всегда был оптимистом, — без тени смущения продолжал Лукас, — и все же не могу понять, как удалось Эди так быстро и легко войти в семью Дейвенпортов. Ты знаешь, что тетушка Битей порекомендовала ее для работы в галерее «Мершон»?
   — Очень мило с ее стороны.
   — Рассел создал для Эди доверительный вклад, как и для других своих детей. А на свадьбу они с Люсиндой решили подарить нам яхту. — Он расплылся в улыбке. — Яхту, представляешь? Я и на надувной матрас не рассчитывал!
   — Жаль, что матери Эди на свадьбе не будет, — с ноткой грусти заметил Адам.
   — Да, жаль. Но хорошо, что перед смертью она нашла Рассела и все ему рассказала. Теперь у Эди есть семья, а иначе она так бы и осталась одна на всем белом свете.
   — Сомневаюсь, — понимающе улыбнувшись, заметил Адам.
   — И правильно делаешь, — усмехнулся в ответ Лукас. — Только бы отговорить ее от этого чертова розового платья…
   — Хватит ныть, — остановил его Адам. — Дурное настроение портит цвет лица.
   — Это что, последнее откровение из нашей колонки добрых советов? — фыркнул Лукас. — Да, кстати, а о чем будет писать Дорси в следующем номере? Надеюсь, не о том, как модны нынче свадьбы в розовых тонах?
   — Ошибаешься, — улыбнулся Адам. — Ее любимая тема: «Почему женщинам меньше платят?»
   — Представляю, как это повысит продажи, — кисло заметил Лукас.
   И, как ни странно, был прав. Потому что за те полгода, что Дорси вела в «Жизни мужчины» ежемесячную колонку «Женский взгляд», продажи журнала, к общему удивлению редколлегии, выросли едва ли не вдвое.
   Дорси писала об актуальных вопросах и событиях, равно интересующих мужчин и женщин. Однако ее точка зрения — точка зрения женщины — часто оказывалась для читателей неожиданной и интересной. Ирония ее, острая и бесстрашная, била прямо в цель, многие замечания поражали глубиной и верностью мысли. Дорси не только развлекала читателей, но и заставляла их задуматься. Нет, «Жизнь мужчины» осталась журналом о мужчинах и для мужчин, но Дорси придала ему новое измерение. А если учесть еще, что на фотографии, сопровождающей колонку, она выглядела настоящей красавицей…