Первой очнулась Сара и обернулась к мальчикам.
— Ведите себя хорошо с Гриффином, ладно? И миссис Макафи тоже не устраивайте веселый денек.
Три пары очень широко раскрытых, очень любопытных глаз смотрели на них, и три подбородка кивнули с готовностью. Гриффин готов был поклясться, что она прячет улыбку, снова оборачиваясь к нему.
— Пока, — сказала она.
— Пока.
А потом она ушла, и остался только тонкий цветочный запах да теплое чувство, поднимающееся откуда-то из глубины Гриффинова сердца. Он чувствовал вопросительные взгляды мальчиков, но сел на свое место молча, решив подождать их реакции. Джона снова занялся едой, а Сэм и Джек обменялись лукавыми взглядами. Первым заговорит Джек, подумал Гриффин. Это в его натуре — выскакивать первым. Он затаил дыхание и ждал.
Ждать пришлось недолго.
Уставившись ему прямо в глаза, Джек спросил:
— Тебе нравится моя мама? Гриффин кивнул.
— Да, нравится.
— Собираешься жениться на ней? Вилка застыла на полпути ко рту, и сироп потек на скатерть. Нда, этого вопроса он не ожидал.
Явно недооценил силу мальчишеского любопытства.
— Гм… — начал он.
— Что? — спросил Джек.
Гриффин вспомнил, как, будучи подростком, был подвергнут однажды неким озабоченным отцом допросу третьей степени, прежде чем получил разрешение встречаться с его дочерью. Никогда он не чувствовал себя уверенно с семьями девушек. И теперь, глядя в глаза веснушчатого восьмилетки, сидящего напротив, чувствовал, как взмокли ладони.
— Потому что маме ты тоже нравишься, — продолжал Джек. — Точно говорю. Я думаю, тебе надо на ней жениться.
— Она не очень хорошо готовит, — покровительственно добавил Сэм, — зато вполне хорошенькая.
— И бейсбол любит, — сказал Джек.
— И баскетбол.
— И хоккей.
— И вообще с ней интересно.
— И «сникерсы» на День Всех Святых покупает.
— И, — заключил Сэм в качестве самого решительного довода, — она может разрешить щенка, если целый год будешь держать свою комнату в порядке.
Гриффин смотрел на мальчуганов и спрашивал, каким чертом его занесло в такую ситуацию.
— Ну что ж, ребята, — начал он и помедлил. — Мама у вас что надо. Она мне очень нравится. Но я не уверен, что…
Телефонный звонок был чудом, дарованным всемилостивейшими небесами. Гриффин одним прыжком очутился у аппарата, сорвал трубку, рявкнул благодарное «Алло?» и нахмурился, потому что ответа не последовало.
— Алло? — повторил он.
— Алло? — ответили с другого конца. Судя по голосу, говорившая была на пороге смерти. — Я звоню Саре Гринлиф.
— Это квартира Гринлиф, — сказал он. — Сара ушла на работу. Я остался с детьми до прихода няни.
— А я и есть няня. Дана Макафи, — сообщила женщина. — Я звоню Саре сказать, что не смогу сегодня прийти.
— Что?
— Мне очень жаль. Я свалилась от чего-то совершенно ужасного и, несомненно, очень заразного. Не думаю, что в таком состоянии мне стоит сидеть с мальчиками.
— Я понимаю.
— Надеюсь, из-за меня у вас не будет проблем?
— Что вы, какие проблемы, — сказал Гриффин, размышляя, что теперь делать.
— Пожалуйста, передайте Саре мои извинения.
— Непременно. Надеюсь, вам скоро станет лучше, — запоздало добавил он, прежде чем повесить трубку.
И что же? Он понятия не имел, когда вернется Сара, и не мог оставить трех восьмилетних мальчишек одних на весь день. Или оставить? Нет, конечно. Даже если они будут просто играть неподалеку от дома, здесь должен оставаться кто-нибудь на случай, если они поранятся или натворят чего-нибудь. Тут Гриффин начал осознавать ситуацию по-настоящему. Что, если кто-то из них серьезно поранится? Он поежился от страха.
— Кто это был? — спросил Джек.
— Миссис Макафи, — сказал Гриффин. — Она заболела, не сможет прийти сегодня.
— Урааааааа! — раздался оглушительный вопль, и ему пришлось прятать улыбку.
— Нельзя радоваться, когда кто-то болеет, — сказал он мальчикам. — Не очень это хорошо.
Они погрустнели, но не слишком.
Он вздохнул, видя только одно решение проблемы.
— Так что думаю, быть мне с вами весь день. И что же вы, джентльмены, хотите делать?
Чего ради он произвел себя в няньки при младенцах, Гриффин не понимал. Ясно, что Стоуни и сержант не придут в восторг от этого однодневного отпуска по уходу за тремя малышами. Впрочем, дело с «Джервал» почти распутано. Стоуни сам справится с увязыванием последних концов, так что завтра они, вероятно, смогут обратиться за санкцией на аресты. Мысль о том, что ему придется арестовать дядю двоих из мальчиков — не говоря уже, что это брат женщины, связать с которой свою дальнейшую жизнь казалось ему таким естественным, — была не из приятных, и Гриффин постарался отодвинуть ее подальше. Гораздо приятнее и актуальнее — сосредоточиться на троих малолетках, выжидающе взиравших на него.
— Ну? — сказал он. — Что же?
Он видел обмен взглядами, а потом три совершенно одинаковые улыбки, одновременно расплывшиеся на хитрых рожицах. Гриффин улыбнулся в ответ, но почему-то ощутил некоторую тревогу. Что-то в этих улыбках было…
— «Огненный шквал»! — хором выпалили мальчики.
— «Огненный шквал»? — переспросил Гриффин. — Это еще что за штука?
Джек небрежно пожал плечами.
— Так, просто киношка.
Гриффин вздохнул с облегчением. Он боялся, что имеется в виду какой-то новый опасный аттракцион в луна-парке.
— А, ну ладно, — сказал он. — Идем смотреть «Огненный шквал».
— Да! — завопили мальчишки так, что зазвенела посуда в шкафу.
Это же просто подарок, подумал Гриффин. Если они только и хотят, что сходить в кино, — сходим в кино. Малыши есть малыши. И ничего тут страшного. Он довольно подумал о том, как Сара придет домой и обнаружит, что он провел весь день с ее детьми и сводил их на фильм, который они хотели посмотреть. Подумал, как приятна ей будет такая помощь. Гриффин улыбнулся.
— Дайте мне только позвонить в пару мест, — сказал он мальчикам. — А потом мы будем свободны.
Чего Сара менее всего ожидала увидеть, вернувшись с работы, так это Гриффина Шального, стоящего босиком на ее кухне в оборчатом фартуке с кошечкой поверх шортов-хаки и синей футболки и помешивающего что-то, по запаху очень похожее на барбекю. Тем не менее именно это она и увидела, войдя через заднюю дверь во вторник вечером.
— Привет! — сказала она, запирая на щеколду сетчатую дверь.
Гриффин резко обернулся на голос, и вид у него почему-то был очень виноватый. Он нервно постучал ложкой о кастрюльку и положил ее на подставку. Самое удивительное, что он не сделал и движения навстречу. Вместо этого прислонился к столу, ухватившись за край так, будто стол мог убежать. И хотя на лице была улыбка, ни счастливым, ни обнадеживающим его вид назвать нельзя было.
— Что случилось? — спросила она. — Что ты здесь делаешь? Где миссис Макафи? Где мальчики?
Очевидно, он решил отвечать на вопросы в обратном порядке, потому что начал так:
— Мальчики сказали, что собирались съездить на стройку, но я велел им быть дома к шести. Миссис Макафи позвонила и сказала, что заболела. Поскольку я не знал, где тебя искать, пришлось взять выходной и присмотреть за мальчиками.
— Ой, Гриффин, извини, что так вышло, — смутилась Сара. — Но ты же мог позвонить Элен в магазин. Она знала, где я. И вообще она могла сама приехать за детьми.
— Элен тоже должна работать, — сказал он.
— И ты тоже, — напомнила она. Он беспечно пожал плечами.
— Проблем с выходным не было. Стоуни все понял.
Ей не очень поверилось в такую простоту.
— Теперь я у тебя в гораздо большем долгу. Впервые его улыбка выглядела искренней.
— Это уже получается немало. Скоро мы обсудим порядок выплаты.
Саре стало жарко от его взгляда, и, чтобы перевести разговор в безопасное русло, она сказала:
— Ну, так если все обошлось, почему же ты выглядишь так, будто провел день на каторжных работах?
Улыбка опять увяла, и Гриффин сосредоточенно занялся готовкой своего таинственного кушанья.
— Я… э-э-э… — Он поднял было глаза, но, явно не решаясь встретиться с ней взглядом, снова склонился над кастрюлькой. Набрал полные легкие воздуха, медленно выпустил и попробовал еще раз:
— Боюсь, я сегодня сделал нехорошую вещь.
Сара сомневалась, что он может сделать что-то плохое, несмотря на свою хулиганскую наружность, которая поначалу так испугала ее.
— Ну, — начала она, стаскивая с ног туфли, сбрасывая пиджак и расстегивая две верхние пуговки на блузке. — Принимая во внимание тот факт, что ты провел весь день с моими детьми, это не является для меня полной неожиданностью. Что же на этот раз? Ограбление века? Бунт на корабле? Третья мировая война?
— Видишь ли, — сказал Гриффин, — это было кино.
Зная своих сыновей, она мгновенно все поняла.
— Не говори. Давай угадаю. Ты спросил, что они хотят делать, и они сказали, чтобы ты сводил их на новый приключенческий боевик.
— «Огненный шквал», — страдальческим голосом подтвердил он.
— Он самый.
— Сара, клянусь тебе, я понятия не имел, что это за фильм. Я думал, какие-нибудь черепашки. Если бы я знал, что там будут эти вещи…
— Женщины со шнобелями? — пришла на помощь Сара.
Он застыл с раскрытым ртом, будто последняя информация переполняла чашу.
— В этом фильме были женщины со шнобелями? Только не говори, что не заметил. Он помотал головой.
— Меньше чем через полчаса я сгреб мальчишек и дал деру, потому что там невообразимое насилие. А язык… — Он потряс головой, будто преследуемый кошмаром. — Такой мерзости я не слышал даже в камере. Боже правый, если бы мне пришлось объяснять мальчикам еще и про, всякие гадости… — Он заметно вздрогнул. — Что они думают, когда снимают такие фильмы?
У Сары сжалось сердце от Гриффинова потрясенного вида и всех его переживаний за детей. Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Ты хороший парень, Гриффин, — сказала она, прежде чем отодвинуться.
Но он не дал ей уйти далеко. Обхватив рукой за шею, притянул к себе. На нее обрушился острый мужской запах, присущий Гриффину, тепло его тела смешалось с ее теплом. Сердце забилось чаще, и она закрыла глаза, борясь с желанием. Удивительно, подумала она, как быстро самые невинные вещи становятся опасными, когда имеешь дело с таким шальным мужиком.
— Так ты не злишься, что я подорвал моральные устои твоих детей? — спросил он тихо, щекоча губами ее ухо.
Она улыбнулась, открывая глаза только для того, чтобы полюбоваться им.
— На тебя? — ответила она, стараясь не показать, насколько тронута. — Нет, я не сержусь на тебя. Ты не мог знать, на что идешь. А вот Джек и Сэм точно знали, что делают. Я говорила им, что этот фильм смотреть нельзя, а они все-таки упросили тебя пойти.
Теперь улыбнулся Гриффин.
— Не будь с ними слишком сурова. Я бы на их месте сделал то же самое.
Сара не сомневалась, что именно так бы он и сделал, но это к делу не относилось. Ее сыновьям предстоял серьезный разговор.
— Так ты поэтому готовишь обед? Потому что чувствуешь себя виноватым за демонстрацию моим сыновьям изнанки жизни?
Свободной рукой Гриффин нашел Сарину руку и поднес к губам.
— Ну да, поэтому, а еще потому, что хотел произвести впечатление. — Он коснулся языком перепонки между ее большим и указательным пальцами.
Сара закрыла глаза, чувствуя, как дрожь наслаждения пробегает по телу.
— Произвести впечатление на меня, — едва прошептала она.
— Угу.
Он пробежал губами по ее ладони, поцеловал запястье, добрался по руке до сгиба локтя. Когда он двинулся дальше, Сара подтянула рукав, чтобы обеспечить простор для маневра, а потом закинула руку ему за шею и притянула к себе. Когда они оторвались друг от друга, она только вздохнула.
— О, ты произвел на меня большое впечатление.
— Правда?
Она кивнула. Он прильнул губами к ее шее, и от его отросшей за день щетины ее чувствительная кожа пошла пупырышками.
— Мм, — только и смогла отозваться она.
— Знаешь, — глухо сказал он, уткнувшись ей в шею, — Джек упомянул сегодня о том, что они с Сэмом проводят месяц у отца каждое лето. Я… э-э-э… я думаю, этот месяц начнется еще не скоро?
Сара медленно покачала головой, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.
— Какое у нас сегодня? — спросила она.
— Точно не помню, — ответил Гриффин. — Двадцать восьмое? Двадцать девятое?
— Они поедут к отцу не раньше первого августа, значит, это сколько?.. — Почему-то, когда он играл с мочкой ее уха, у Сары возникали проблемы с математикой.
Он пробормотал:
— Четыре недели. Сара взглянула на часы.
— Ты… ты сказал мальчикам вернуться домой в шесть? — Было только двадцать минут шестого. У них оставалось еще сорок минут для…
— Да, — перебил ее мысли Гриффин. Она потянула завязки фартука у него за спиной.
— Знаешь, за сорок минут многое может случиться.
Он кивнул, поднимая руки к перламутровым пуговицам ее блузки.
— Да, может.
Фартук упал на пол в тот самый момент, когда он высвободил из петли последнюю пуговку на ее блузке. Он яростно прижал Сару к себе, целуя с жадностью, соперничающей с ее собственной. Сара сомкнула пальцы в темном шелке волос, притягивая Гриффина ближе, пока не почувствовала, что он упирается ей в живот. Осознав, что он готов для нее, она застонала, схватилась за его тугие ягодицы и прижала еще теснее. Он нащупал соски и пробудил их к жизни. И в тот самый момент, когда она хотела предложить выключить плиту и нырнуть в спальню, раздались велосипедные звонки, а за ними — тонкий голосок Джека:
— Мам! Сэм снова упал с велосипеда и содрал коленку.
Парочка рванула в разные стороны как ошпаренная. Гриффин подхватил с пола фартук и быстро повязал снова, и Сара очень надеялась, что полоски тонкой ткани будет достаточно, чтобы скрыть его состояние. Она пробежалась по пуговицам, застегнув — она надеялась — как следует, отбросила волосы с лица. Не решаясь встретиться глазами с Гриффином, постаралась принять — она надеялась — непринужденную позу, прежде чем сыновья ворвутся в кухню.
Осмотрев Сэмово колено, она заключила, что рана не угрожает жизни, и, чмокнув в щеку, отправила мальчика в ванную за дезинфекционным аэрозолем и, пластырем. Сэм чуть всхлипывал, не столько от боли, как ей показалось, сколько от страха, и Джек ободряюще обнял его за плечи, уводя через холл.
— Они хорошие малыши, — сказала она, повернувшись к Гриффину. — Но не умеют рассчитывать время.
Он улыбнулся, потом заглянул в кастрюлю на плите и вздохнул:
— Нет худа без добра, барбекю как раз собиралось подгореть.
Сара прикусила губу, чтобы не сказать, что в этом доме горит не только барбекю. Но сказала совсем другое:
— Пойду посмотрю на Сэма. Боюсь, Джек залечит его до смерти.
Она подождала, пока Гриффин ответит, но он лишь кивнул. И только уже в дверях услышала свое имя, остановилась и взглянула через плечо.
— Я не вытерплю до первого августа, — сказал он, не поворачиваясь от плиты. Она прерывисто вздохнула.
— Тебе и не придется. — И, не дожидаясь ответа, выскочила за дверь.
Глава 9
— Ведите себя хорошо с Гриффином, ладно? И миссис Макафи тоже не устраивайте веселый денек.
Три пары очень широко раскрытых, очень любопытных глаз смотрели на них, и три подбородка кивнули с готовностью. Гриффин готов был поклясться, что она прячет улыбку, снова оборачиваясь к нему.
— Пока, — сказала она.
— Пока.
А потом она ушла, и остался только тонкий цветочный запах да теплое чувство, поднимающееся откуда-то из глубины Гриффинова сердца. Он чувствовал вопросительные взгляды мальчиков, но сел на свое место молча, решив подождать их реакции. Джона снова занялся едой, а Сэм и Джек обменялись лукавыми взглядами. Первым заговорит Джек, подумал Гриффин. Это в его натуре — выскакивать первым. Он затаил дыхание и ждал.
Ждать пришлось недолго.
Уставившись ему прямо в глаза, Джек спросил:
— Тебе нравится моя мама? Гриффин кивнул.
— Да, нравится.
— Собираешься жениться на ней? Вилка застыла на полпути ко рту, и сироп потек на скатерть. Нда, этого вопроса он не ожидал.
Явно недооценил силу мальчишеского любопытства.
— Гм… — начал он.
— Что? — спросил Джек.
Гриффин вспомнил, как, будучи подростком, был подвергнут однажды неким озабоченным отцом допросу третьей степени, прежде чем получил разрешение встречаться с его дочерью. Никогда он не чувствовал себя уверенно с семьями девушек. И теперь, глядя в глаза веснушчатого восьмилетки, сидящего напротив, чувствовал, как взмокли ладони.
— Потому что маме ты тоже нравишься, — продолжал Джек. — Точно говорю. Я думаю, тебе надо на ней жениться.
— Она не очень хорошо готовит, — покровительственно добавил Сэм, — зато вполне хорошенькая.
— И бейсбол любит, — сказал Джек.
— И баскетбол.
— И хоккей.
— И вообще с ней интересно.
— И «сникерсы» на День Всех Святых покупает.
— И, — заключил Сэм в качестве самого решительного довода, — она может разрешить щенка, если целый год будешь держать свою комнату в порядке.
Гриффин смотрел на мальчуганов и спрашивал, каким чертом его занесло в такую ситуацию.
— Ну что ж, ребята, — начал он и помедлил. — Мама у вас что надо. Она мне очень нравится. Но я не уверен, что…
Телефонный звонок был чудом, дарованным всемилостивейшими небесами. Гриффин одним прыжком очутился у аппарата, сорвал трубку, рявкнул благодарное «Алло?» и нахмурился, потому что ответа не последовало.
— Алло? — повторил он.
— Алло? — ответили с другого конца. Судя по голосу, говорившая была на пороге смерти. — Я звоню Саре Гринлиф.
— Это квартира Гринлиф, — сказал он. — Сара ушла на работу. Я остался с детьми до прихода няни.
— А я и есть няня. Дана Макафи, — сообщила женщина. — Я звоню Саре сказать, что не смогу сегодня прийти.
— Что?
— Мне очень жаль. Я свалилась от чего-то совершенно ужасного и, несомненно, очень заразного. Не думаю, что в таком состоянии мне стоит сидеть с мальчиками.
— Я понимаю.
— Надеюсь, из-за меня у вас не будет проблем?
— Что вы, какие проблемы, — сказал Гриффин, размышляя, что теперь делать.
— Пожалуйста, передайте Саре мои извинения.
— Непременно. Надеюсь, вам скоро станет лучше, — запоздало добавил он, прежде чем повесить трубку.
И что же? Он понятия не имел, когда вернется Сара, и не мог оставить трех восьмилетних мальчишек одних на весь день. Или оставить? Нет, конечно. Даже если они будут просто играть неподалеку от дома, здесь должен оставаться кто-нибудь на случай, если они поранятся или натворят чего-нибудь. Тут Гриффин начал осознавать ситуацию по-настоящему. Что, если кто-то из них серьезно поранится? Он поежился от страха.
— Кто это был? — спросил Джек.
— Миссис Макафи, — сказал Гриффин. — Она заболела, не сможет прийти сегодня.
— Урааааааа! — раздался оглушительный вопль, и ему пришлось прятать улыбку.
— Нельзя радоваться, когда кто-то болеет, — сказал он мальчикам. — Не очень это хорошо.
Они погрустнели, но не слишком.
Он вздохнул, видя только одно решение проблемы.
— Так что думаю, быть мне с вами весь день. И что же вы, джентльмены, хотите делать?
Чего ради он произвел себя в няньки при младенцах, Гриффин не понимал. Ясно, что Стоуни и сержант не придут в восторг от этого однодневного отпуска по уходу за тремя малышами. Впрочем, дело с «Джервал» почти распутано. Стоуни сам справится с увязыванием последних концов, так что завтра они, вероятно, смогут обратиться за санкцией на аресты. Мысль о том, что ему придется арестовать дядю двоих из мальчиков — не говоря уже, что это брат женщины, связать с которой свою дальнейшую жизнь казалось ему таким естественным, — была не из приятных, и Гриффин постарался отодвинуть ее подальше. Гораздо приятнее и актуальнее — сосредоточиться на троих малолетках, выжидающе взиравших на него.
— Ну? — сказал он. — Что же?
Он видел обмен взглядами, а потом три совершенно одинаковые улыбки, одновременно расплывшиеся на хитрых рожицах. Гриффин улыбнулся в ответ, но почему-то ощутил некоторую тревогу. Что-то в этих улыбках было…
— «Огненный шквал»! — хором выпалили мальчики.
— «Огненный шквал»? — переспросил Гриффин. — Это еще что за штука?
Джек небрежно пожал плечами.
— Так, просто киношка.
Гриффин вздохнул с облегчением. Он боялся, что имеется в виду какой-то новый опасный аттракцион в луна-парке.
— А, ну ладно, — сказал он. — Идем смотреть «Огненный шквал».
— Да! — завопили мальчишки так, что зазвенела посуда в шкафу.
Это же просто подарок, подумал Гриффин. Если они только и хотят, что сходить в кино, — сходим в кино. Малыши есть малыши. И ничего тут страшного. Он довольно подумал о том, как Сара придет домой и обнаружит, что он провел весь день с ее детьми и сводил их на фильм, который они хотели посмотреть. Подумал, как приятна ей будет такая помощь. Гриффин улыбнулся.
— Дайте мне только позвонить в пару мест, — сказал он мальчикам. — А потом мы будем свободны.
Чего Сара менее всего ожидала увидеть, вернувшись с работы, так это Гриффина Шального, стоящего босиком на ее кухне в оборчатом фартуке с кошечкой поверх шортов-хаки и синей футболки и помешивающего что-то, по запаху очень похожее на барбекю. Тем не менее именно это она и увидела, войдя через заднюю дверь во вторник вечером.
— Привет! — сказала она, запирая на щеколду сетчатую дверь.
Гриффин резко обернулся на голос, и вид у него почему-то был очень виноватый. Он нервно постучал ложкой о кастрюльку и положил ее на подставку. Самое удивительное, что он не сделал и движения навстречу. Вместо этого прислонился к столу, ухватившись за край так, будто стол мог убежать. И хотя на лице была улыбка, ни счастливым, ни обнадеживающим его вид назвать нельзя было.
— Что случилось? — спросила она. — Что ты здесь делаешь? Где миссис Макафи? Где мальчики?
Очевидно, он решил отвечать на вопросы в обратном порядке, потому что начал так:
— Мальчики сказали, что собирались съездить на стройку, но я велел им быть дома к шести. Миссис Макафи позвонила и сказала, что заболела. Поскольку я не знал, где тебя искать, пришлось взять выходной и присмотреть за мальчиками.
— Ой, Гриффин, извини, что так вышло, — смутилась Сара. — Но ты же мог позвонить Элен в магазин. Она знала, где я. И вообще она могла сама приехать за детьми.
— Элен тоже должна работать, — сказал он.
— И ты тоже, — напомнила она. Он беспечно пожал плечами.
— Проблем с выходным не было. Стоуни все понял.
Ей не очень поверилось в такую простоту.
— Теперь я у тебя в гораздо большем долгу. Впервые его улыбка выглядела искренней.
— Это уже получается немало. Скоро мы обсудим порядок выплаты.
Саре стало жарко от его взгляда, и, чтобы перевести разговор в безопасное русло, она сказала:
— Ну, так если все обошлось, почему же ты выглядишь так, будто провел день на каторжных работах?
Улыбка опять увяла, и Гриффин сосредоточенно занялся готовкой своего таинственного кушанья.
— Я… э-э-э… — Он поднял было глаза, но, явно не решаясь встретиться с ней взглядом, снова склонился над кастрюлькой. Набрал полные легкие воздуха, медленно выпустил и попробовал еще раз:
— Боюсь, я сегодня сделал нехорошую вещь.
Сара сомневалась, что он может сделать что-то плохое, несмотря на свою хулиганскую наружность, которая поначалу так испугала ее.
— Ну, — начала она, стаскивая с ног туфли, сбрасывая пиджак и расстегивая две верхние пуговки на блузке. — Принимая во внимание тот факт, что ты провел весь день с моими детьми, это не является для меня полной неожиданностью. Что же на этот раз? Ограбление века? Бунт на корабле? Третья мировая война?
— Видишь ли, — сказал Гриффин, — это было кино.
Зная своих сыновей, она мгновенно все поняла.
— Не говори. Давай угадаю. Ты спросил, что они хотят делать, и они сказали, чтобы ты сводил их на новый приключенческий боевик.
— «Огненный шквал», — страдальческим голосом подтвердил он.
— Он самый.
— Сара, клянусь тебе, я понятия не имел, что это за фильм. Я думал, какие-нибудь черепашки. Если бы я знал, что там будут эти вещи…
— Женщины со шнобелями? — пришла на помощь Сара.
Он застыл с раскрытым ртом, будто последняя информация переполняла чашу.
— В этом фильме были женщины со шнобелями? Только не говори, что не заметил. Он помотал головой.
— Меньше чем через полчаса я сгреб мальчишек и дал деру, потому что там невообразимое насилие. А язык… — Он потряс головой, будто преследуемый кошмаром. — Такой мерзости я не слышал даже в камере. Боже правый, если бы мне пришлось объяснять мальчикам еще и про, всякие гадости… — Он заметно вздрогнул. — Что они думают, когда снимают такие фильмы?
У Сары сжалось сердце от Гриффинова потрясенного вида и всех его переживаний за детей. Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Ты хороший парень, Гриффин, — сказала она, прежде чем отодвинуться.
Но он не дал ей уйти далеко. Обхватив рукой за шею, притянул к себе. На нее обрушился острый мужской запах, присущий Гриффину, тепло его тела смешалось с ее теплом. Сердце забилось чаще, и она закрыла глаза, борясь с желанием. Удивительно, подумала она, как быстро самые невинные вещи становятся опасными, когда имеешь дело с таким шальным мужиком.
— Так ты не злишься, что я подорвал моральные устои твоих детей? — спросил он тихо, щекоча губами ее ухо.
Она улыбнулась, открывая глаза только для того, чтобы полюбоваться им.
— На тебя? — ответила она, стараясь не показать, насколько тронута. — Нет, я не сержусь на тебя. Ты не мог знать, на что идешь. А вот Джек и Сэм точно знали, что делают. Я говорила им, что этот фильм смотреть нельзя, а они все-таки упросили тебя пойти.
Теперь улыбнулся Гриффин.
— Не будь с ними слишком сурова. Я бы на их месте сделал то же самое.
Сара не сомневалась, что именно так бы он и сделал, но это к делу не относилось. Ее сыновьям предстоял серьезный разговор.
— Так ты поэтому готовишь обед? Потому что чувствуешь себя виноватым за демонстрацию моим сыновьям изнанки жизни?
Свободной рукой Гриффин нашел Сарину руку и поднес к губам.
— Ну да, поэтому, а еще потому, что хотел произвести впечатление. — Он коснулся языком перепонки между ее большим и указательным пальцами.
Сара закрыла глаза, чувствуя, как дрожь наслаждения пробегает по телу.
— Произвести впечатление на меня, — едва прошептала она.
— Угу.
Он пробежал губами по ее ладони, поцеловал запястье, добрался по руке до сгиба локтя. Когда он двинулся дальше, Сара подтянула рукав, чтобы обеспечить простор для маневра, а потом закинула руку ему за шею и притянула к себе. Когда они оторвались друг от друга, она только вздохнула.
— О, ты произвел на меня большое впечатление.
— Правда?
Она кивнула. Он прильнул губами к ее шее, и от его отросшей за день щетины ее чувствительная кожа пошла пупырышками.
— Мм, — только и смогла отозваться она.
— Знаешь, — глухо сказал он, уткнувшись ей в шею, — Джек упомянул сегодня о том, что они с Сэмом проводят месяц у отца каждое лето. Я… э-э-э… я думаю, этот месяц начнется еще не скоро?
Сара медленно покачала головой, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.
— Какое у нас сегодня? — спросила она.
— Точно не помню, — ответил Гриффин. — Двадцать восьмое? Двадцать девятое?
— Они поедут к отцу не раньше первого августа, значит, это сколько?.. — Почему-то, когда он играл с мочкой ее уха, у Сары возникали проблемы с математикой.
Он пробормотал:
— Четыре недели. Сара взглянула на часы.
— Ты… ты сказал мальчикам вернуться домой в шесть? — Было только двадцать минут шестого. У них оставалось еще сорок минут для…
— Да, — перебил ее мысли Гриффин. Она потянула завязки фартука у него за спиной.
— Знаешь, за сорок минут многое может случиться.
Он кивнул, поднимая руки к перламутровым пуговицам ее блузки.
— Да, может.
Фартук упал на пол в тот самый момент, когда он высвободил из петли последнюю пуговку на ее блузке. Он яростно прижал Сару к себе, целуя с жадностью, соперничающей с ее собственной. Сара сомкнула пальцы в темном шелке волос, притягивая Гриффина ближе, пока не почувствовала, что он упирается ей в живот. Осознав, что он готов для нее, она застонала, схватилась за его тугие ягодицы и прижала еще теснее. Он нащупал соски и пробудил их к жизни. И в тот самый момент, когда она хотела предложить выключить плиту и нырнуть в спальню, раздались велосипедные звонки, а за ними — тонкий голосок Джека:
— Мам! Сэм снова упал с велосипеда и содрал коленку.
Парочка рванула в разные стороны как ошпаренная. Гриффин подхватил с пола фартук и быстро повязал снова, и Сара очень надеялась, что полоски тонкой ткани будет достаточно, чтобы скрыть его состояние. Она пробежалась по пуговицам, застегнув — она надеялась — как следует, отбросила волосы с лица. Не решаясь встретиться глазами с Гриффином, постаралась принять — она надеялась — непринужденную позу, прежде чем сыновья ворвутся в кухню.
Осмотрев Сэмово колено, она заключила, что рана не угрожает жизни, и, чмокнув в щеку, отправила мальчика в ванную за дезинфекционным аэрозолем и, пластырем. Сэм чуть всхлипывал, не столько от боли, как ей показалось, сколько от страха, и Джек ободряюще обнял его за плечи, уводя через холл.
— Они хорошие малыши, — сказала она, повернувшись к Гриффину. — Но не умеют рассчитывать время.
Он улыбнулся, потом заглянул в кастрюлю на плите и вздохнул:
— Нет худа без добра, барбекю как раз собиралось подгореть.
Сара прикусила губу, чтобы не сказать, что в этом доме горит не только барбекю. Но сказала совсем другое:
— Пойду посмотрю на Сэма. Боюсь, Джек залечит его до смерти.
Она подождала, пока Гриффин ответит, но он лишь кивнул. И только уже в дверях услышала свое имя, остановилась и взглянула через плечо.
— Я не вытерплю до первого августа, — сказал он, не поворачиваясь от плиты. Она прерывисто вздохнула.
— Тебе и не придется. — И, не дожидаясь ответа, выскочила за дверь.
Глава 9
Следующий четверг застал Сару перебирающей последние предметы, найденные в серванте официальной столовой судьи Мерсера — официальной, в противоположность меньшей и более интимной семейной в другом крыле дома. Поскольку она еще ни для кого не производила оценки, то сейчас, работая на Гриффина, старалась быть очень организованной. Начала с западного крыла дома и продвигалась с чердака вниз. Теперь, когда прошло больше четырех недель с начала работы, она только взялась за исследование первого этажа. Одно было ясно. Что бы ни произошло между ней и Гриффином в личной жизни, в профессиональном отношении она еще долго будет с ним связана.
Поскольку уже не нужно было возиться с ящиками и набитыми соломой коробками, Сара постаралась одеться по возможности более прилично и выбрала сегодня белую блузку и делового покроя синюю юбку. Впрочем, туфли она все-таки сбросила и сидела перед сервантом босиком. Разумеется, она уже успела посадить несколько пятен и теперь, удрученная, пыталась оттереть одно из них с подола юбки, когда увидела в серванте нечто поразительное. Стоящая там хрустальная ваза в электрическом свете люстры казалась сделанной из звездной пыли. Затаив дыхание, Сара открыла сервант.
Достав вазу, она тщательно ее осмотрела, чтобы подтвердить сразу родившееся заключение. Это была ваза фирмы «Лалик», приблизительно двадцати четырех дюймов высотой, верхняя часть гладкая, а на закруглении выгравирована Артемида со зверями. На вазе стояли номер и подпись художника, и выглядела она абсолютно новой. Но этот художник работал на фирму более ста лет назад, и хотя за его произведениями гонялись все коллекционеры мира, сохранилось их очень немного. Если данный экземпляр подлинный — в чем Сара не сомневалась, — то стоит ваза несколько сотен тысяч долларов.
Она тихо присвистнула и бережно повернула вазу, поднимая к окну, чтобы поймать свет чистым участком хрусталя. Солнечный луч, отброшенный на потолок мириадами радужных брызг, вызвал у нее крик восторга. Этой вазе место в музее, подумала она, осознавая невероятность того, что держит ее в руках. Интересно, сколько лет она принадлежала семье Мерсеров? И сколько было заплачено при покупке?
— Эй!
Звук глухо прозвучал в почти пустой комнате, а Сара была настолько поглощена вазой, что дернулась при звуке Гриффинова голоса. На кратчайшее мгновение ваза выскользнула из рук, но тут же была подхвачена и крепко прижата к груди. Стоя на коленях, Сара обернулась. Гриффин стоял в дверях на другом конце комнаты, одетый в свою униформу детектива: мятые серые брюки, мятая белая рубаха и сморщенный галстук. Интересно, есть у него дома утюг?
— Господи, Гриффин, — простонала она. — Никогда больше не подкрадывайся ко мне так.
Он улыбнулся, оттолкнулся от дверного косяка и шагнул к ней.
— Почему нет? Мне нравится, как ты подпрыгиваешь.
— Ага, этот мой прыжок мог стоить тебе полмиллиона долларов.
Он замер на месте, переводя глаза с ее лица на вазу, которую она все еще сжимала в руках, как новорожденного младенца.
— Что?
Она кивнула, бережно протягивая ему бесценный экземпляр.
— За эту безделушку ты можешь получить огромную сумму. Я хочу сказать, что содержимое этого дома и без того переваливает за несколько миллионов, но, если судья Мерсер владел несколькими такими образцами, ты можешь ожидать по-настоящему больших денег.
Гриффин долго взирал на Сару, ожидая, пока ее слова улягутся в голове. До этого момента он не очень задумывался над величиной состояния, оставленного неожиданно нашедшимися родственниками. Но когда она произнесла это в таких конкретных выражениях, когда он увидел вазу, столь очевидно дорогую, сознание обретенного навалилось на него, как тонна кирпича, и у Гриффина подогнулись колени.
Чтобы не оконфузиться, свалившись на пол, Гриффин сел рядом с Сарой и вытянутым пальцем бережно обвел изящные линии вазы.
— Полмиллиона? — эхом повторил он. Она кивнула.
— По меньшей мере.
— В это невозможно поверить.
— Верь, верь.
Он изумленно потряс головой, всеми силами стараясь прийти в себя. Зашел он потому, что они со Стоуни получили санкцию на арест Уоллеса Гринлифа и Джерри Шмидта. Хотел сказать Саре, прежде чем они со Стоуни отволокут ее брата в тюрьму. Он понимал неизбежность размолвки с Сарой. Понимал, что она будет зла на него и, возможно, долго не захочет видеться. И, черт возьми, он даже не винил ее за это.
Но он хотел подготовить ее, хотел получить шанс самому рассказать о деле, прежде чем она сделает неверные заключения. И, кроме того, он должен был с некоторым стыдом признаться самому себе, что хочет показать Саре, каков гусь ее братец, прежде чем Уолли получит шанс оправдаться.
Может быть, и нехорошо с его стороны являться частицей системы правосудия. Но есть вещи более важные, разве нет? Считается, например, что любовь побеждает все, разве это не правда?
Но почему-то слова, которые Гриффин заготовил, вылетели из головы. Глядя на Сару, сидящую в его сказочном доме — доме, которым он владел, но который не ощущал своим, — держащую в руках произведение искусства, стоящее кучу денег, произведение искусства, которое принадлежало ему, но которое он не ощущал своим, Гриффин хотел назвать Сару своей. Оставалось только надеяться, что ей не расхочется того же и тогда, когда она узнает, что он сделал.
Стараясь не отвлекаться ни на что другое, он взял вазу, взвесил в ладонях и бережно поставил на место в сервант. Двигаясь быстро, чтобы не растерять свою решимость, он поднялся и протянул руку Саре. Она посмотрела вопросительно, прежде чем принять руку, но он молчал, и Сара тоже молчала.
Он помог ей встать и тут же обнял и наклонил голову для поцелуя. Но то, что он имел в виду как мимолетную ласку, оказалось захватывающим дух слиянием губ. Он целовал ее крепко и долго и никак не мог насытиться. Пальцы обхватили ее шею, потом зарылись в светлые волосы, притягивая голову еще ближе, чтобы он мог все дальше погружаться в темные глубины ее рта. Но и этого было недостаточно.
Наконец Сара оторвалась, жадно хватая воздух. — Гриффин, не надо. Я задыхаюсь. Вместо того чтобы выполнить просьбу, он поцеловал ее еще раз, все так же яростно. Одна рука обхватила ее талию, другая лихорадочно работала над пуговицами блузки. Сара помогла вытащить блузку из юбки, потом направила его руку к передней застежке кружевного лифчика. Ее кожа была мягкой и теплой, и сердце зашлось в стуке под его рукой. Он двинул руку вправо, обхватил грудь и принялся мягко, настойчиво водить большим пальцем вокруг упругого бугорка.
Она застонала и изогнулась, давая ему больше свободы. Белая молния вспыхнула в мозгу у Гриффина, и все здравые намерения разлетелись прочь.
Он хотел только Сару. Больше ничего, ничего на свете не имело значения.
— Я люблю тебя, Сара, — прошептал он у ее губ.
Он не был уверен, что хочет услышать ответ, и поцеловал снова, так же глубоко. Почувствовав, как она отчаянно дергает за ремень, он отстранился, чтобы облегчить усилия. Немеющими пальцами она забралась внутрь и захватила, сколько смогла, и алчность ее все возрастала.
На этот раз застонал Гриффин и замер, наслаждаясь неописуемым ощущением, которое дарила ее рука. Он не мог понять внезапной силы своего желания, не понимал, почему из всех женщин именно эта оказалась единственной, без которой он не может жить. Он знал только, что хочет ее здесь и сейчас, на столько, сколько понадобится, чтобы утолить их голод, на столько, сколько понадобится им обоим, чтобы стать счастливыми навсегда.
— Наверху, — сумел он прошептать, отдышавшись. — Наверху есть спальни.
Сара тоже хватала воздух, но наклонила голову и лукаво посмотрела на него.
— Сегодня ты пришел так же подготовленный, как прошлой ночью?
Он улыбнулся и кивнул. Она тоже улыбнулась.
— Ты принес наручники? Он хмыкнул.
— На улице, в машине.
— Жаль, — вздохнула она. — Ну что ж, в следующий раз обязательно.
Гриффин подхватил ее на руки, поднялся по лестнице, шагая через две ступеньки, и остановился у первой же двери. Спальня пахла пылью и ветхостью, но яркое послеполуденное солнце бросало на цветастое покрывало кровати веселые прямоугольники света. Он успел задать себе вопрос:
«Кому принадлежала эта комната много лет назад? Не Меридит ли? Не в этой ли комнате родилась мать?»
Но все вопросы забылись, когда он взглянул на Сару, на ее светлые волосы, спутанные его прикосновениями, на губы, покрасневшие от его поцелуев. Растерзанная одежда напомнила, как близок он к потере контроля над собой. Он медленно отпустил ее, томно потершись телом о тело, и тут же бросился целовать снова.
Ослепленная поцелуями, Сара в первую минуту только стояла, ухватившись за его мощные плечи, а потом отдалась дивным объятиям. Он обхватил ее ладонями, скользнул по спине вниз и требовательно прижал ее к себе. Сара почувствовала, как давит на живот его набухшая плоть, и необычайно живо вспомнила, как это было, когда он вошел в нее первый раз. От воспоминания ее бросило в жар, огонь разлился по телу, заставляя ноги раздвинуться. Она вцепилась в его волосы, притянула голову к себе и ответила на поцелуй таким же жадным поцелуем, пытаясь поглотить его прежде, чем будет поглощена сама.
Она дергала его галстук, пока не сорвала с шеи, потом стала бороться с пуговицами рубашки. Мгновение спустя его пальцы начали помогать ей, а потом ее раскрытые ладони забродили по широкой теплой груди Гриффина. Какое он чудное создание, смутно подумала она, чувствуя, как мышцы, будто живые, бугрятся и перекатываются под кончиками пальцев. Пальцы пропутешествовали вниз по грудной клетке, помедлили на поясе брюк и двинулись дальше. Гриффин поймал ее руки и тихо хмыкнул.
— Не сейчас, — сказал он. — Я готов выстрелить, как базука, но не хочу этого делать, пока хорошенько не потормошу тебя.
Сердце бешено заколотилось от его откровения, но она улыбнулась.
— Да? И что же ты для меня приготовил? В его ответной улыбке были распутство, соблазн и вместе с тем невинная безмятежность.
— Скоро увидишь.
Поскольку уже не нужно было возиться с ящиками и набитыми соломой коробками, Сара постаралась одеться по возможности более прилично и выбрала сегодня белую блузку и делового покроя синюю юбку. Впрочем, туфли она все-таки сбросила и сидела перед сервантом босиком. Разумеется, она уже успела посадить несколько пятен и теперь, удрученная, пыталась оттереть одно из них с подола юбки, когда увидела в серванте нечто поразительное. Стоящая там хрустальная ваза в электрическом свете люстры казалась сделанной из звездной пыли. Затаив дыхание, Сара открыла сервант.
Достав вазу, она тщательно ее осмотрела, чтобы подтвердить сразу родившееся заключение. Это была ваза фирмы «Лалик», приблизительно двадцати четырех дюймов высотой, верхняя часть гладкая, а на закруглении выгравирована Артемида со зверями. На вазе стояли номер и подпись художника, и выглядела она абсолютно новой. Но этот художник работал на фирму более ста лет назад, и хотя за его произведениями гонялись все коллекционеры мира, сохранилось их очень немного. Если данный экземпляр подлинный — в чем Сара не сомневалась, — то стоит ваза несколько сотен тысяч долларов.
Она тихо присвистнула и бережно повернула вазу, поднимая к окну, чтобы поймать свет чистым участком хрусталя. Солнечный луч, отброшенный на потолок мириадами радужных брызг, вызвал у нее крик восторга. Этой вазе место в музее, подумала она, осознавая невероятность того, что держит ее в руках. Интересно, сколько лет она принадлежала семье Мерсеров? И сколько было заплачено при покупке?
— Эй!
Звук глухо прозвучал в почти пустой комнате, а Сара была настолько поглощена вазой, что дернулась при звуке Гриффинова голоса. На кратчайшее мгновение ваза выскользнула из рук, но тут же была подхвачена и крепко прижата к груди. Стоя на коленях, Сара обернулась. Гриффин стоял в дверях на другом конце комнаты, одетый в свою униформу детектива: мятые серые брюки, мятая белая рубаха и сморщенный галстук. Интересно, есть у него дома утюг?
— Господи, Гриффин, — простонала она. — Никогда больше не подкрадывайся ко мне так.
Он улыбнулся, оттолкнулся от дверного косяка и шагнул к ней.
— Почему нет? Мне нравится, как ты подпрыгиваешь.
— Ага, этот мой прыжок мог стоить тебе полмиллиона долларов.
Он замер на месте, переводя глаза с ее лица на вазу, которую она все еще сжимала в руках, как новорожденного младенца.
— Что?
Она кивнула, бережно протягивая ему бесценный экземпляр.
— За эту безделушку ты можешь получить огромную сумму. Я хочу сказать, что содержимое этого дома и без того переваливает за несколько миллионов, но, если судья Мерсер владел несколькими такими образцами, ты можешь ожидать по-настоящему больших денег.
Гриффин долго взирал на Сару, ожидая, пока ее слова улягутся в голове. До этого момента он не очень задумывался над величиной состояния, оставленного неожиданно нашедшимися родственниками. Но когда она произнесла это в таких конкретных выражениях, когда он увидел вазу, столь очевидно дорогую, сознание обретенного навалилось на него, как тонна кирпича, и у Гриффина подогнулись колени.
Чтобы не оконфузиться, свалившись на пол, Гриффин сел рядом с Сарой и вытянутым пальцем бережно обвел изящные линии вазы.
— Полмиллиона? — эхом повторил он. Она кивнула.
— По меньшей мере.
— В это невозможно поверить.
— Верь, верь.
Он изумленно потряс головой, всеми силами стараясь прийти в себя. Зашел он потому, что они со Стоуни получили санкцию на арест Уоллеса Гринлифа и Джерри Шмидта. Хотел сказать Саре, прежде чем они со Стоуни отволокут ее брата в тюрьму. Он понимал неизбежность размолвки с Сарой. Понимал, что она будет зла на него и, возможно, долго не захочет видеться. И, черт возьми, он даже не винил ее за это.
Но он хотел подготовить ее, хотел получить шанс самому рассказать о деле, прежде чем она сделает неверные заключения. И, кроме того, он должен был с некоторым стыдом признаться самому себе, что хочет показать Саре, каков гусь ее братец, прежде чем Уолли получит шанс оправдаться.
Может быть, и нехорошо с его стороны являться частицей системы правосудия. Но есть вещи более важные, разве нет? Считается, например, что любовь побеждает все, разве это не правда?
Но почему-то слова, которые Гриффин заготовил, вылетели из головы. Глядя на Сару, сидящую в его сказочном доме — доме, которым он владел, но который не ощущал своим, — держащую в руках произведение искусства, стоящее кучу денег, произведение искусства, которое принадлежало ему, но которое он не ощущал своим, Гриффин хотел назвать Сару своей. Оставалось только надеяться, что ей не расхочется того же и тогда, когда она узнает, что он сделал.
Стараясь не отвлекаться ни на что другое, он взял вазу, взвесил в ладонях и бережно поставил на место в сервант. Двигаясь быстро, чтобы не растерять свою решимость, он поднялся и протянул руку Саре. Она посмотрела вопросительно, прежде чем принять руку, но он молчал, и Сара тоже молчала.
Он помог ей встать и тут же обнял и наклонил голову для поцелуя. Но то, что он имел в виду как мимолетную ласку, оказалось захватывающим дух слиянием губ. Он целовал ее крепко и долго и никак не мог насытиться. Пальцы обхватили ее шею, потом зарылись в светлые волосы, притягивая голову еще ближе, чтобы он мог все дальше погружаться в темные глубины ее рта. Но и этого было недостаточно.
Наконец Сара оторвалась, жадно хватая воздух. — Гриффин, не надо. Я задыхаюсь. Вместо того чтобы выполнить просьбу, он поцеловал ее еще раз, все так же яростно. Одна рука обхватила ее талию, другая лихорадочно работала над пуговицами блузки. Сара помогла вытащить блузку из юбки, потом направила его руку к передней застежке кружевного лифчика. Ее кожа была мягкой и теплой, и сердце зашлось в стуке под его рукой. Он двинул руку вправо, обхватил грудь и принялся мягко, настойчиво водить большим пальцем вокруг упругого бугорка.
Она застонала и изогнулась, давая ему больше свободы. Белая молния вспыхнула в мозгу у Гриффина, и все здравые намерения разлетелись прочь.
Он хотел только Сару. Больше ничего, ничего на свете не имело значения.
— Я люблю тебя, Сара, — прошептал он у ее губ.
Он не был уверен, что хочет услышать ответ, и поцеловал снова, так же глубоко. Почувствовав, как она отчаянно дергает за ремень, он отстранился, чтобы облегчить усилия. Немеющими пальцами она забралась внутрь и захватила, сколько смогла, и алчность ее все возрастала.
На этот раз застонал Гриффин и замер, наслаждаясь неописуемым ощущением, которое дарила ее рука. Он не мог понять внезапной силы своего желания, не понимал, почему из всех женщин именно эта оказалась единственной, без которой он не может жить. Он знал только, что хочет ее здесь и сейчас, на столько, сколько понадобится, чтобы утолить их голод, на столько, сколько понадобится им обоим, чтобы стать счастливыми навсегда.
— Наверху, — сумел он прошептать, отдышавшись. — Наверху есть спальни.
Сара тоже хватала воздух, но наклонила голову и лукаво посмотрела на него.
— Сегодня ты пришел так же подготовленный, как прошлой ночью?
Он улыбнулся и кивнул. Она тоже улыбнулась.
— Ты принес наручники? Он хмыкнул.
— На улице, в машине.
— Жаль, — вздохнула она. — Ну что ж, в следующий раз обязательно.
Гриффин подхватил ее на руки, поднялся по лестнице, шагая через две ступеньки, и остановился у первой же двери. Спальня пахла пылью и ветхостью, но яркое послеполуденное солнце бросало на цветастое покрывало кровати веселые прямоугольники света. Он успел задать себе вопрос:
«Кому принадлежала эта комната много лет назад? Не Меридит ли? Не в этой ли комнате родилась мать?»
Но все вопросы забылись, когда он взглянул на Сару, на ее светлые волосы, спутанные его прикосновениями, на губы, покрасневшие от его поцелуев. Растерзанная одежда напомнила, как близок он к потере контроля над собой. Он медленно отпустил ее, томно потершись телом о тело, и тут же бросился целовать снова.
Ослепленная поцелуями, Сара в первую минуту только стояла, ухватившись за его мощные плечи, а потом отдалась дивным объятиям. Он обхватил ее ладонями, скользнул по спине вниз и требовательно прижал ее к себе. Сара почувствовала, как давит на живот его набухшая плоть, и необычайно живо вспомнила, как это было, когда он вошел в нее первый раз. От воспоминания ее бросило в жар, огонь разлился по телу, заставляя ноги раздвинуться. Она вцепилась в его волосы, притянула голову к себе и ответила на поцелуй таким же жадным поцелуем, пытаясь поглотить его прежде, чем будет поглощена сама.
Она дергала его галстук, пока не сорвала с шеи, потом стала бороться с пуговицами рубашки. Мгновение спустя его пальцы начали помогать ей, а потом ее раскрытые ладони забродили по широкой теплой груди Гриффина. Какое он чудное создание, смутно подумала она, чувствуя, как мышцы, будто живые, бугрятся и перекатываются под кончиками пальцев. Пальцы пропутешествовали вниз по грудной клетке, помедлили на поясе брюк и двинулись дальше. Гриффин поймал ее руки и тихо хмыкнул.
— Не сейчас, — сказал он. — Я готов выстрелить, как базука, но не хочу этого делать, пока хорошенько не потормошу тебя.
Сердце бешено заколотилось от его откровения, но она улыбнулась.
— Да? И что же ты для меня приготовил? В его ответной улыбке были распутство, соблазн и вместе с тем невинная безмятежность.
— Скоро увидишь.