Вся ископаемая история изобилует пробелами и загадками. Неизвестно, к примеру, никаких ископаемых связей между первыми позвоночными и примитивными существами более раннего периода — хордовыми, — которых считают предками позвоночных. Существующие сегодня земноводные разительно отличаются от первых известных амфибий: между этими древними и позднейшими формами в ископаемой истории зияет пробел в 100 миллионов лет. Как представляется, дарвиновская теория эволюции буквально на глазах рассыпается в прах. Вероятно, как-то можно спасти дарвиновскую идею «естественного отбора», но только в существенно видоизмененной форме. Ясно, что нет никаких свидетельств развития каких-либо новых форм растений или животных. Лишь когда живая форма появилась, тогда только, возможно, играет свою роль естественный отбор. Но работает он только на том, что уже существует.
   Не только ученые, но и студенты колледжей и университетов проводят селекционные эксперименты на плодовой мушке — дрозофиле. Им объясняют, что они демонстрируют наглядное доказательство эволюции. Они создают мутации вида, дают ей глаза различной окраски, ножку, растущую из головы, либо, возможно, двойной торакс. Быть может, им даже удается вырастить мушку с четырьмя крыльями вместо обычных двух. Однако эти изменения — лишь модификация уже существующих видовых признаков мушки: четыре крыла, к примеру, не более чем удвоение изначальных двух. Никогда не удавалось создать какой-нибудь новый внутренний орган, как не удавалось превратить плодовую мушку в нечто, напоминающее пчелу или бабочку. Невозможно даже превратить ее в другой вид мухи. Как и всегда, она остается представителем рода Drosophila. «Естественный отбор, может быть, и объясняет происхождение адаптационных изменений, но он не может объяснить происхождения видов». И даже это ограниченное применение сталкивается с проблемами.
   Как, например, естественный отбор способен объяснить тот факт, что люди — единственный вид живых существ — имеют разные группы крови? Как он способен объяснить то, что один из самых ранних известных науке ископаемых видов — трилобит кембрийского периода — имеет глаз с таким сложным устройством и настолько эффективный, что не был превзойден никаким более поздним представителем его филюма? И как могли эволюционировать перья? Д-р Барбара Сталь, автор академического труда по эволюции, признается: «Как они возникли, предположительно из чешуи рептилий, — анализу не поддается».
   Уже в самом начале Дарвин понимал, что столкнулся с глубокими проблемами. Развитие сложных органов, к примеру, до предела подрывало его теорию. Ибо до тех пор, пока такой орган не начал функционировать, за какой надобностью должен был поощрять его развитие естественный отбор? Как вопрошает профессор Гулд: «Какая польза от несовершенных зачаточных стадий, дающих преимущество структур? Какой прок от полчелюсти или полкрыла?» Или, возможно, от полглаза? Тот же вопрос возник где-то и в сознании Дарвина. В 1860 году он признался коллеге: «Глаз до сего дня приводит меня в холодную дрожь». И немудрено.
 
 
Предлагаемая эволюция позвоночных. На этой схеме представлено многообразие распространившихся со времен групп позвоночных. Пунктирные линии обозначают отсутствующие звенья, которых требует — для того, что бы связать между собой эти группы — эволюционная теория. В ископаемой истории эти звенья не обнаружены.
 
   Последним примером — если хотите, доказательством — того, что естественный отбор (если он и вправду реально действующий механизм изменений) требует большего понимания, является факт, касающийся физиологических отправлений у ленивца, который приводит д-р Уэссон:
   «Вместо того чтобы сразу же справлять нужду, подобно другим обитателям деревьев, ленивец сберегает свои фекалии в течение недели или больше, что нелегко для животного, питающегося грубой растительной пищей. После чего он спускается на землю, на которую в других случаях не ступает, испражняется и закапывает экскременты. Предполагается, что эта сопряженная с немалой опасностью повадка имеет то эволюционное преимущество, что тем самым происходит удобрение древесного дома. То есть ряд случайных мутаций привел к тому, что у ленивца развилась не похожая на него привычка при отправлении физиологических нужд и что это настолько улучшило качество листвы облюбованного им дерева, что вызвало появление у него более многочисленных потомков, чем у ленивцев, которые испражнялись прямо на деревьях…»
   Либо у эволюции имеются другие формы или способы «естественного отбора», о которых мы пока даже не догадываемся, либо для объяснения внезапного разброса в ископаемой истории необходимо использовать нечто совершенно иное — быть может, космическое чувство юмора?

Неправильная эволюция

   О проблемах с ископаемыми данными было известно с самого начала. В течение столетия или чуть дольше ученые попросту уповали на то, что проблемы носят временный характер, что будут сделаны открытия, которые заполнят пробелы. Или, возможно, будет найдено некое доказательство того, что причина этих пробелов не в проблемах с эволюцией, а в нерегулярности геологического процесса. В конце концов, однако, терпение стало иссякать. Согласие в научном мире было нарушено в 1972 году, когда Стивен Джей Гулд и Найлс Элдридж представили на конференции по эволюции совместный доклад, носивший революционный характер. Их доклад прямо опровергал дарвиновскую теорию.
   Они высказали утверждение, что, хотя ископаемые данные, безусловно, отнюдь не удовлетворительны, наблюдаемые внезапные появления новых видов не являются свидетельством неполноты ископаемых Данных, — напротив, они отражают реальность. Происхождение видов могло быть не постепенным эволюционным процессом, а процессом, в котором длительные периоды стабильности изредка перемежались внезапными масштабными изменениями в живущих формах. С помощью этого аргумента Гулд и Элдридж могли объяснить отсутствие «недостающих звеньев»: они утверждали, что их попросту не было.
   Как бы хорошо эта идея ни объясняла, возможно, ископаемую историю, она по-прежнему базируется на представлении о том, что развитие жизни носит беспорядочный, случайный характер. Однако может быть продемонстрировано, что эволюция, каким бы образом она ни происходила, вряд ли была случайным процессом.
   Программы развития для растительных и животных форм содержатся в генетическом коде. Этот код очень сложен, а количество вариаций, которые могли бы быть задействованы, огромно. Мог ли этот код эволюционировать случайным образом? Простое знакомство с цифрами показывает, что этого не могло быть. Если бы, к примеру, обезьяна сидела за пишущей машинкой, ежесекундно стуча наобум по клавишам, то сколько бы потребовалось времени, чтобы у обезьяны — случайно — вышло осмысленное слово из двенадцати букв? Для этого ей бы понадобилось почти 17 миллионов лет.
   Сколько бы времени потребовалось все той же обезьяне, чтобы у нее — случайно — получилось осмысленное предложение из 100 букв — цепочка знаков, куда менее сложная, чем генетический код? Вероятность этого столь низка, что шансы против нее превышают общее число атомов во всей Вселенной. Фактически же следует говорить о невозможности того, чтобы случайным образом могла получиться осмысленная последовательность из 100 символов. Остается сделать вывод, что столь же невозможно и то, чтобы случайно мог получиться сложный генетический код жизни, как того требует теория эволюции.
   Астроном Фред Хойл, со свойственной ему меткостью писал, что вероятность случайного создания высших форм жизни подобна вероятности того, чтобы «проносящийся по свалке торнадо мог собрать „Боинг-747“.
   А в таком случае, если генетический код не создан случайным процессом, тогда он, надо полагать, создан неслучайным процессом. К чему же могла бы привести нас эта мысль?

Направляемая эволюция

   В 1991 году книга Уэссона «За гранью естественного отбора» стала новым и мощным вызовом, брошенным официальной науке. Он отбросил привязанность к дарвиновской эволюции как «потачку стародавней грезе о Вселенной, уподобленной огромному часовому механизму». Уэссон указывает, что нельзя рассматривать какое бы то ни было животное по отдельности. Он предлагает нам взглянуть более широко: «Организмы эволюционируют как часть общности, то есть как экосистема… которая неизбежно эволюционирует сообща. Скорее нужно говорить не о происхождении видов, а о развитии экосистем…»
   Производя поистине радикальный пересмотр, Уэссон предлагает применить к эволюции выводы теории хаоса, чтобы понять смысл всех тех поразительных и странных явлений, которые мы наблюдаем как в ископаемых данных, так и в ныне существующих организмах.

Порождения хаоса

   Теория хаоса является инструментом, с помощью которого могут быть поняты очень сложные системы, например, такие, как эволюция. Но поняты как единое целое, а не как раздробленные факты, как это часто случается.
   Традиционная физика заходит в тупик, когда пытается понять и предсказать поведение в таких сложнейших системах, как, скажем, изменения погоды, турбулентность текущей в трубе воды или рост населения — приводим лишь несколько примеров. Теория хаоса создала методику, которая способна уловить скрытую структуру во внешне, казалось бы, хаотичных явлениях, из которых складываются эти системы, — структуру, которая выглядит как модель.
   Объяснение хаоса было обнаружено в 1961 году д-ром Эдвардом Лоренцем, ученым, работавшим в области предсказания погоды. Он решил повторить результат компьютерного расчета, чтобы подробнее изучить один конкретный отрезок последовательности. Чтобы сэкономить время, он начал с середины программы, и вместо того чтобы ввести данные полностью, до шестого десятичного знака, он опустил три последних знака каждого числа. Он полагал, что если и будут какие-то изменения, то минимальные. Он полностью прогнал программу, ожидая, что она продублирует первую. После чего отошел выпить кофе.
   Когда он вернулся, то обнаружил, что произошло нечто весьма неожиданное: результат повторного расчета — график — сперва выглядел идентично первому, тому, который он уже распечатал, но потом стремительно стал расходиться с ним — сначала немного, а затем кардинально. Это стремительное нарастание скорости дивергенции теперь называют «лавинообразным низвержением в хаос». Очень крошечная, внешне незначительная ошибка, которую внес д-р Лоренц, опустив последние знаки чисел, быстро привела к совершенно непохожему результату.
   Из этого д-р Лоренц вывел два принципа хаоса. Первый — чувствительность к начальным условиям; мелкие события могут создавать в конечном итоге крупные последствия. Второй — важность обратной связи со средой. Существует постоянное взаимодействие между развивающейся системой и ее окружением, происходит постоянное воздействие в ту и другую сторону: система меняется совершенно непредсказуемым образом.
   Теоретики хаоса вглядываются в модель поведения различных систем, а образцы хаотических систем демонстрируют сходные черты: те же модели, что наблюдаются в узорах снежинок, наблюдаются и в турбулентной воде, и в ритме сердцебиений, и в рисунке набегающих на берег волн.
   Одним словом, кажущиеся на первый взгляд беспорядочными явления на поверку обнаруживают скрытый порядок.
   Вся экосистема, внутри которой существуем мы и все остальные живые организмы, является частью всеобщего бытия, которое постоянно и поступательно движется к хаосу — и это происходит начиная с самых истоков жизни. Мы увидим, что эта идея решает проблему существования миллионов таинственных и невероятных форм животных и растений, которую не представляется возможным объяснить при помощи дарвиновского естественного отбора. Эти странные существа более не приходится рассматривать как имевших преимущество с точки зрения отбора. Развитие генетической вариации, хаотически разветвляющейся на протяжении тысячелетий, способно дать объяснение этому немыслимому разнообразию. В сравнении с этим подходом дарвиновский естественный отбор представляется линейным, Механистическим и поверхностным.
   Есть и еще один удивительный момент, на который указывает теория хаоса: эволюционное намерение.
   По тому, какое значение при создании хаотических моделей имеет обратная связь — от среды и обратно, — можно видеть, что жизнь не столько беспомощно видоизменяется за счет одностороннего потока случайных воздействий, сколько активно вовлечена в создание вектора своего собственного будущего развития.
   Возрастание сложности живущих существ на протяжении миллиардов лет находится в полном соответствии с теорией хаоса — система удаляется от своего начального момента, низвергаясь в непредсказуемую сложность. Но за этим стоит кое-что еще: это движение в направлении усложнения, очевидное в эволюции, свидетельствует о том, что она не беспорядочна. Более того, создается впечатление, что она является выражением некоего глубинного замысла: «Эволюция может пониматься как целенаправленный процесс постольку, поскольку является частью целенаправленной Вселенной, раскрытием потенциальных возможностей, неким образом присущих космосу». И в качестве доказательства целенаправленности Вселенной Уэссон указывает на Солнце и планеты: они естественным образом эволюционировали из «огненного шара в Солнечную систему». Это — свидетельство движения вперед, быть может, цикла, в котором актуализируется потенциальное.
   Нечто пытается выразить себя?

Акт веры

   Теория Дарвина стала порождением своего времени. Человеку викторианской эпохи было присуще чувство превосходства над остальным миром, и Дарвин, похоже, научно узаконил это убеждение.
   После того как позднейшие ученые присовокупили к теории открытия генетику, они посчитали, что отныне теория стала неопровержимой. Тем не менее, она по-прежнему стояла гораздо ближе к вере, чем к научной истине. Может быть, она и приносит личное удовлетворение некоторым ученым, может быть, и придает смысл их существованию, но она не способна объяснить фактические данные.
   В этой области бушует война: некоторые эксперты превращают ее чуть ли не в идеологию — как оксфордский профессор Докинс, который является современным эквивалентом проповедника-фундаменталиста семнадцатого столетия, страстно требующего приверженности ортодоксии.
   Испытывая на себе давление — и не только со стороны креационистов, — наука пытается выступать единым фронтом. Создается впечатление, что ученые боятся, что отказаться от Дарвина означает попасть в руки креационистов. Это — нелепость и показатель того, насколько слабыми в действительности кажутся многим из них собственные научные объяснения.
   В конце концов теория эволюции Дарвина является мифом, и, как всякий миф, она стремится удовлетворить потребность в понимании происхождения человека. В этом смысле она, может быть, и работает, однако это не доказывает, что она верна.

ГЛАВА 3. «ВЫМЕРШИЕ» ЖИВОТНЫЕ СУЩЕСТВУЮТ?

   В 1972 году американский противолодочный корабль «Стейн», недавно пополнивший ряды ВМФ США, вышел со своей базы в Сан-Диего на боевое дежурство вдоль побережья Южной Америки. Вскоре, после того как он пересек экватор, у него загадочным образом вышло из строя оборудование подводного слежения, и все усилия его починить ни к чему не привели. Вынужденный преждевременно завершить свою вахту, «Стейн» вернулся для ремонта в сухой док на базу военно-морских сил в Лонг-Бич. Там быстро обнаружилась причина поломки. Огромный купол эхолокатора, выступавший под днищем корабля, был серьезно поврежден в результате нападения какого-то гигантского морского существа, оставившего в нем сотни следов острых, с полостями зубов, до дюйма в длину. Ученые-эксперты изучили данные и в конце концов, судя по всему неохотно, признали очевидное: что повреждения были нанесены неким «чрезвычайно крупным» существом «доныне неизвестного науке вида».
   В 1960-х и 1970-х годах в исследовательской программе по изучению необычных форм жизни, существующих в глубинах океана, в особенности тех, что существуют вокруг вентиляционных отверстий на дне океана, использовался маленький американский глубоководный аппарат «Элвин». Пилоты этого многоцелевого аппарата давно привыкли к странным существам и неожиданным появлениям, ведь каждое погружение проходило на грани знания и технологии. Но даже они были не застрахованы от потрясения.
   Во время одного погружения на глубину в тысячи футов постоянный пилот Маккэмис, как обычно, наблюдал из своего иллюминатора, когда, откуда ни возьмись, перед ним совершенно внезапно и стремительно пронеслось огромное глубоководное существо и быстро исчезло в кромешной темноте. Несмотря на весь свой опыт, Маккэмис был потрясен и ошарашен. Он сообщил, что видел «чудовище или нечто… насчитывающее по меньшей мере сорок или пятьдесят футов». Что это было — так и остается загадкой.
   Ученые на борту еще одного глубоководного аппарата — «Дипстар-4000» — видели сходное чудовище в конце 1960-х годов. Они находились на глубине в 4 тысячи футов и занимались установкой приборов на дне морского желоба в районе Сан-Диего, когда обнаружили, что прямо на них плывет гигантская рыба, около сорока футов в длину, неизвестного вида. «Глаза были такие же крупные, как суповые тарелки», — сообщил пилот.
   Надо признать, что в морях водятся чудовища. И не всегда нужно выдумывать неизвестные виды, чтобы объяснить их существование. Скептики укажут на то, что чудовища хорошо известны — например, кит или китовая акула; даже большая белая акула, двигающаяся на большой скорости, может показаться крупнее и страшнее, чем она есть на самом деле. Широко бытует убеждение, что в условиях растущей технической оснащенности рыболовецких и военных судов, а также наличия специальных кораблей, снимающихся научным исследованием морей, не могло бы остаться незамеченным никакое неизвестное животное даже небольшого размера. Однако это не более чем самоуверенность человека, верящего во всесилие техники. Неизвестных крупных морских существ в действительности находили.
   В 1976 году на научно-исследовательском судне США, работавшем вблизи берегов Гавайев, подняли якорь и обнаружили, что в нем запуталась крупная и совершенно неизвестная науке акула около пятнадцати футов в длину. Эта акула не только оказалась представителем нового вида, но и — к изумлению биологов — представителем нового семейства и рода. Вследствие ее гигантского рта — четыре фута с лишним в ширину — ее быстро окрестили «большеротой» акулой.
   Большеротая была не похожа на всех остальных акул. Ее голова была крупной и толстой в сравнении с туловищем, а рот имел люминесцентную оболочку и 256 рядов крошечных зубов. Она питалась планктоном, фильтруя воду. Это тихоходная и пугливая рыба, которая вряд ли представляет угрозу для человека. И тем не менее удивительно, что ее впервые увидели всего лишь около тридцати лет назад.
   В 1990 году была поймана живая большеротая акула чуть больших размеров, которую отпустили обратно в океан с двумя небольшими датчиками, вживленными под кожу, чтобы лучше узнать о ее повадках. Эти датчики дали возможность узнать, что акула ежедневно передвигалась в море, следуя за планктоном: ночью она поднималась до глубины около пятидесяти футов, днем погружалась на глубину 500 футов и больше. В этом одна из причин того, почему ей так долго удавалось избегать контакта с человеком. К 1995 году было поймано семь экземпляров этой акулы, самый длинный из которых насчитывал семнадцать футов; считается, что могут существовать и более крупные акулы этого семейства.

Пережившие ископаемое прошлое

   Весьма вероятно, что существа, давно считающиеся вымершими, о которых известно только по окаменелым их останкам, находимым в горных породах, до сих пор живут в глубинах океана.
   Во время необъяснимых катастроф, уничтожавших большую часть наземной жизни, многочисленные формы жизни в море выжили. Причина в среде, которая остается удивительно стабильной, особенно в глубоких слоях. Несомненно возможно, что крупные древние существа выжили и остались неизвестными науке — если и не тем, кто в течение тысячелетий кормился за счет моря. Удивительно ли, что эти рыбаки повествуют о существах, которые до сих пор не признаются наукой? Что такие животные существуют — едва ли вызывает сомнение.
   Известно, что давным-давно в морях и океанах рыскала гигантская и устрашающая акула, предок всех кошмаров. Она по меньшей мере вдвое превышала размеры крупнейшей из ныне известных акул — большой белой акулы — и достигала в длину пятидесяти с лишним футов. Ее зубы представляли собой ужасные орудия убийства, треугольные кинжалы до шести дюймов в длину.
   Настоящее чудовище — кархародон мегалодон. Считается, что эта акула вот уже как миллион лет вымерла. Возможно, ранний человек, делавший первые попытки пересечь море, был знаком с ее мощью, и с тех пор тысячелетия доносят до нас отзвуки его панического страха.
 
 
Сравнительная демонстрация зубов гигантской, предположительно вымершей, акулы мегалодона (слева) и ныне существующей большой белой акулы.
 
   Впрочем, может статься, что обрывающийся след ископаемых больше связан с геологическим процессом, чем с биологической реальностью; может статься, что мегалодон не вымер. В конце концов, нет никакой видимой причины, почему такое мощное и выносливое существо должно было внезапно исчезнуть, после того как успешно выживало на протяжении миллионов лет. Тем более в условиях, когда его сородичи акулы продолжали процветать. Океан не изменился; почему же должен был измениться один-единственный вид акул?
   Дважды в двадцатом столетии в районе полинезийского архипелага Туамоту, к северу от Таити, опытные охотники за акулами видели гигантскую акулу неизвестного вида. По описаниям, она была от сорока до пятидесяти футов в длину, желтоватого цвета с заметными белыми пятнами. Одна ее голова насчитывала в поперечнике десять с лишним футов.
   В 1918 году чудовищная — «призрачно светлая» — акула была замечена неподалеку от побережья Нового Южного Уэльса в Австралии. Напуганные и ошарашенные рыбаки описывали, как их неподъемные ловушки для лангустов трех с половиной футов в диаметре, вместе со всеми снастями и швартовыми, были быстро и легко выворочены громадной акулой свыше 100 футов в длину. Австралийский эксперт по акулам, который вместе с инспектором рыбнадзора записал эту историю со слов самих рыбаков, допускал долю преувеличения в этом рассказе, но признавал, что нечто действительно странное и неведомое испугало этих опытных рыбаков, которые, по его словам, были хорошо знакомы с обычными видами акул, водившимися в этом районе. И, как он отмечал, в течение нескольких дней все они отказывались выходить в море.
   У полинезийцев, чья жизнь тесно переплетена с морем, имеются древние повествования об огромной, внушающей ужас акуле, длина которой будто бы достигает ста с лишним футов. Так велико их уважение к ее мощи, что они называют ее «повелителем глубин».
   Может быть, эта акула была мегалодоном? Если она жила миллион лет назад, может быть, она и поныне обитает в морских глубинах?
   Это, по крайней мере, возможно; можно доказать, что мегалодон жил гораздо ближе к нашему времени, чем позволяют думать ископаемые данные. И хотя действительно ископаемые останки предполагают, что он вымер, имеются другие — не окаменелые — останки, которые свидетельствуют об обратном.
   В 1875 году британское изыскательное судно «Чэлленджер» зачерпнуло со дна моря, с глубины в 14 тысяч футов, два зуба мегалодона пяти дюймов в длину. Это были настоящие зубы, не окаменелости. В 1959 году эти зубы были датированы. Оказалось, что их возраст может насчитывать самое меньшее — каких-нибудь 11 тысяч лет. Их нашли в Полинезии, всего в нескольких днях пути от Таити, в том районе, где рыбаки видели гигантскую акулу.
   С геологической точки зрения этот зуб являлся современным. Мегалодон, во всей своей устрашающей и яростной мощи, обитал в морях в те времена, когда в Анатолии строились первые поселения, в те времена, когда формировались общины в Египте, и, если верны некоторые утверждения, примерно в те времена, когда возводился Сфинкс.

Живое ископаемое

   Несомненно, имеются случаи, когда впоследствии обнаруживалось, что существа, известные только из ископаемой истории, до сих пор обитают в современном мире. Пусть это и не распространенное явление, но наличие даже одного примера достаточно для того, чтобы доказать возможность существования других. Один такой пример — целакант.