Страница:
Не об этом ли говорил ей психоаналитик? Человеческая память не может постоянно возвращаться к самым печальным событиям нашей жизни. Мама ушла, а за ней и Пит, но боль все же начинала стихать. Казалось, что Ребекка заново учится ходить, как после тяжелой болезни. Каждый шаг давался ей с трудом, но она становилось все сильнее.
Ребекка закрыла глаза и стала думать о своих занятиях искусством. Конечно, ее достижения трудно сравнить с успехом Артура – он великолепный колорист, его техника просто поражает, а фантазия неистощима. Но у него такие проблемы с самооценкой, что даже мимолетного неодобрительного замечания достаточно, чтобы подорвать его веру в себя. С другой стороны, так как она занимается иллюстрациями, ей будет легче найти работу после окончания учебы. Для нее это очень важно, ведь у нее нет за спиной обеспеченной семьи, как у Артура. Хотя неизвестно, что лучше – жить одной или иметь такого брата, как Рассел.
– А ты часом не нервничаешь? – внезапно спросил он.
Этот вопрос застал ее врасплох, и она не смогла правдоподобно изобразить уверенность в себе. Прислушиваясь к своим ощущениям, она с удивлением заметила, что страх был намного меньше, чем обычно. Но сказать, что она была совершенно спокойна, тоже было бы преувеличением.
– Так, понятно. Нервничаешь. Почему?
– Ты знаешь, – призналась она честно, чувствуя себя крайне неуютно под его проницательным взглядом, – я ужасно боюсь машин. Каждый раз, когда я захлопываю за собой дверцу, я чувствую себя чем-то вроде селедки, замаринованной в консервной банке.
Ее голос был почти не слышен за гулом мотора, и затем она совсем умолкла, не зная, что сказать еще, как выйти из неприятной для нее ситуации. Ребекка понимала, что дает ему очередной повод покопаться в ее жизни, но сейчас она была совсем не готова объяснять ему что-то. Неужели он опять примется препарировать ее своими вопросами о мотивах и причинах ее поведения? Однако Рассел только внимательно взглянул на нее и мягко сказал:
– Не нужно нервничать. Поверь, машина нисколько не опаснее любого другого вида транспорта. И вообще, ездить на машине не страшнее, чем просто жить на свете.
От его спокойного голоса ей должно было стать полегче, но эта его улыбка, полная загадочных обещаний, встревожила ее. Казалось, весь салон был пронизан электрическим током и только чудом в нем не сверкали молнии и не гремел гром. Она понимала, что не представляет особого интереса для Рассела, но его обаяние действовало даже тогда, когда он не ставил своей целью очаровать кого-либо.
– Да что ты так беспокоишься? – Он снова взглянул на нее с ободряющей улыбкой. – Мы с этой машиной в каких только переделках не побывали.
Ну надо же, как он мил! Ребекке было куда легче иметь дело с его заносчивостью и высокомерием, с теми странными обвинениями, которые он бросал ей в первый день их знакомства. Теперь же у нее мелькнуло подозрение, что он просто решил прибегнуть к другому методу и хочет выудить информацию из нее лаской и обманом. Ребекка чувствовала, что не должна расслабляться ни на минуту, оставаясь с ним наедине.
Она обратилась к теме погоды, как к самой безопасной. Панорама за окном несколько изменилась, небо нахмурилось, и складывалось впечатление, что наступает пора дождей.
– Мне кажется, погода портится. Может пойти дождь.
– Прогнозы дождя не обещали, – жизнерадостно сообщил он. – Я слышал, что атмосферный фронт пройдет южнее.
Рассуждает так, будто он что-то понимает в прогнозах погоды. Впрочем, кто знает, может, он еще и метеорологией увлекается? Рассел Робертс был человеком-загадкой. Казалось, что он компетентен в любом вопросе, какой бы они ни затронули в разговоре. Может, его хваленое высокомерие оправдано в какой-то мере?
Не отрывая взгляда от дороги, он неожиданно спросил:
– Ну а почему ты так боишься машин? Все любят движение, скорость. Женщинам подавай роскошные машины с уютными сиденьями, а мужчины, как дети, готовы гонять на огромной скорости, убегая от самих себя.
От других тоже, и часто навсегда, грустно подумала Ребекка, а вслух сказала:
– Вот уж не могу представить тебя в роли ребенка.
– А мне казалось, что женщины всегда считают мужчин большими детьми. Теперь мои иллюзии разбиты.
Он говорил серьезным тоном, но она понимала, что такова его манера шутить. Постепенно в ее мозгу укреплялась мысль, что совместное пребывание в особняке может оказаться еще хуже, чем она предполагала.
– Наверное, так происходит потому, что многие мужчины не торопятся взрослеть, – сказала она из вредности.
– Не знаю, не знаю... Вот к Артуру ты точно относишься как к ребенку, хотя сама уверяешь, что он давно уже вырос и может принимать свои собственные решения.
– Да ведь Артур такой чувствительный, – с жаром возразила она, но он не преминул тут же вставить:
– А я разве нет? – Его голубые глаза смотрели на нее с неподдельным интересом. Ребекке даже показалось, что где-то в их глубине затаилась обида. – Если бы ты хорошенько пригляделась, то заметила бы, что я очень даже чувствительный человек.
– Вообще-то мне все равно, – проговорила она с высокомерным равнодушием.
– Да нет, мне кажется, что тебя так и распирает от любопытства узнать, что я за человек. Так же, кстати, как и меня, только ты притворяешься, делаешь вид, что тебе это абсолютно безразлично, а я честно смотрю правде в глаза.
Она раздраженно фыркнула. Его манера считать себя центром Вселенной снова начинала ее раздражать.
– Все люди подвержены одним и тем же эмоциям в чувствам, только в разной степени. Вот ты делаешь вид, что совсем не любопытна, а другая женщина в своем интересе ко мне рискнула бы зайти куда дальше. – Он многозначительно ухмыльнулся. – Намного дальше. Может, даже в мою постель.
Если бы не его последнее замечание, Ребекка подумала бы, что Рассел говорит серьезно, но теперь она поняла, что он просто играет с ней. Он провоцирует ее, дразнит, и чем больше она будет негодовать, тем чаще он будет ее дразнить.
– Спасибо, что ты открыл мне глаза, какова я на самом деле. – Она даже не удосужилась взглянуть в его сторону. – А то раньше я этого не знала.
Он засмеялся и никак не мог остановиться. Его смех был так заразителен, что даже Ребекка не смогла сдержать улыбку.
Они выехали рано, поэтому торопиться было незачем. Сама атмосфера провинциальной Франции принуждала к неторопливости. Рассел постепенно перешел на такую скорость, которая позволяла им наслаждаться окружающим видом, замечать все, мимо чего они проезжали. Они с интересом рассматривали смеющихся и болтающих друг с другом пешеходов на тротуарах, повозки, груженные бочонками с виноградом, сильных загорелых женщин, неспешно вышагивающих рядом с повозками и казавшихся частью пейзажа.
Время, казалось, навсегда замерло в сонных маленьких деревушках, состоявших чаще всего из нескольких хозяйств, сгрудившихся вокруг церкви.
– Большая часть моей юности прошла в Дьепе. Я знаю места, куда мы едем, как свои пять пальцев, и даже за годы, проведенные в Америке, я умудрился не потерять связей с моими местными друзьями и всегда приезжал их навестить, когда бывал здесь, – сообщил он ей, когда они уже подъезжали к городу.
Ей было интересно что-то узнать о Расселе из его уст, потому что вся информация, которой она располагала, не была абсолютно достоверной. Ведь Артур наверняка не объективен, так как всегда ревновал к успеху брата, а ее личные впечатления были испорчены постоянной борьбой между интересом к нему и попыткой убежать от него и спрятаться подальше.
Маленький очаровательный городок привел ее в восторг, особенно ей понравились изящные старинные дома под видавшими виды темными крышами. Дом Робертсов разыскать не составило никакого труда. Особняк легко можно было обнаружить по внушительным арочным воротам в стене, шедшей вдоль дороги. Когда они подъехали, Ребекка широко раскрыта глаза. Она еще не бывала в Дьепе и только теперь поняла, почему Артур решил сделать в этом поместье выставочный зал. Сама здешняя атмосфера, казалось, была предназначена для любования искусством в этих стенах. Здание выглядело хоть и небольшим, но величественным замком, там были даже пристройки в виде башенок и вторые ворота, ведущие на задний двор. Их никто не встречал, и они сами поднялись по лестнице в гостиную. Ребекка с нескрываемым благоговением и восторгом рассматривала огромный зал с мраморным полом, резного дерева потолком и белоснежными стенами, увешанными картинами и изысканными керамическими блюдами. Между глубокими оконными нишами расположился целый арсенал старинного оружия, вдоль стен были расставлены кожаные кресла с прямыми спинками. Середину зала занимал длинный стол, на одном конце которого стоял массивный бронзовый канделябр, а на другом лежала стопка старинных книг в кожаных переплетах. Несмотря на порядок, царивший здесь, было видно, что всюду ведутся последние приготовления к открытию выставки.
– Ну как тебе наше фамильное гнездо, Ребекка? – спросил Артур, выходя им навстречу. Если он и был удивлен их прибытием, то не показал этого.
Рассел и Артур обменялись достаточно сдержанным рукопожатием.
Только увидев братьев вместе, Ребекка поняла, насколько они не похожи. И дело было вовсе не в слабом внешнем сходстве. Самым главным отличием было то, что как личности они были абсолютно разными. Оба брата выглядели очень привлекательными внешне, но в Расселе чувствовалась железная воля, было видно, что это человек, привыкший вершить судьбы других людей. Артур же был мягче, ранимее. Его решение отойти от руководства совместной компанией далось ему нелегко, но теперь он стал более уверенным в своих силах. К тому же подготовка к открытию выставочного зала окрылила его, и теперь перед Ребеккой стоял человек, который был не только прекрасным художником, но, возможно, и прекрасным администратором.
Выглядел Артур просто превосходно. На нем были черные расклешенные брюки и яркая шелковая рубашка навыпуск с непонятным рисунком. Его вьющиеся каштановые волосы были собраны в хвост. Он был, как всегда, свеж, эксцентричен и стилен.
Ребекка с радостью бросилась в его объятия. Так приятно снова оказаться рядом с ним, под защитой его беспечной легкости! С ним можно не бояться говорить о том, что тебя волнует, зная, что он все поймет, а не будет рассматривать тебя под микроскопом, как неизвестную науке букашку.
– Твои хоромы великолепны!
Артур удовлетворенно вздохнул.
– Я рад, что тебе понравилось. Тогда я покажу тебе весь дом...
Рассел остался в гостиной за стаканчиком местного вина, Ребекка же с удовольствием осмотрела дом. Огромные комнаты, соединенные между собой бесчисленными дубовыми дверями, были полны изысканной старинной мебели, а библиотека от пола до потолка заставлена книгами в кожаных переплетах – совершенно очевидно старыми и очень ценными. Темные тяжелые шторы с гербовыми вышивками закрывали окна.
Скромный обед был подан в официальной столовой, где гранитный пол сверкал серыми и розовыми бликами. Стол был чудесно сервирован, подаваемые блюда заслуживали всяческих похвал, но обсуждение планов реорганизации поместья не дали никому насладиться едой. Сначала Рассел встретил идею брата об организации выставочного зала в фамильном доме с прохладцей. После этого закипела довольно темпераментная семейная ссора, во время которой Рассел кричал, что Артуру пора наконец повзрослеть и перестать играть в детские игры, Артур же кричал, что Расселу просто нечем заняться и поэтому он вмешивается в его дела.
У Ребекки совсем не осталось времени думать о своих собственных проблемах, сейчас ей приходилось выступать в роли миротворца Ей понадобилась хитрость лисы, чтобы достигнуть хоть какого-то компромисса между ними. В определенный момент ей пришлось даже закричать изо всех сил: «Да замолчите же вы наконец!», так как это был единственный способ прекратить перекрестный обмен обвинениями.
Стоя в центре гостиной, она гневно указывала пальцем на Рассела.
– Ты не можешь обвинять своего брата в том, что он ведет себя как ребенок, потому что ты и сам не лучше его!
– А ты, – продолжила она, теперь уже гневно оглядывая Артура, – должен наконец сообразить, что невозможно прожить жизнь, не идя на уступки!
Затем она села, спокойно выпила чашку кофе, с удовольствием наблюдая, как братья с трудом, но все же пытаются найти общее решение.
После обеда Рассел вызвался показать Ребекке сад. Вдоль всего дома тянулась тенистая аллея, выходящая прямо во внутренний дворик, который был уже готов к приему гостей. Колонны с железными кольцами, к которым в старину привязывали лошадей, были увиты какими-то побегами с яркими цветами, пламенеющими на фоне белоснежных стен и еще не погибшими от прохладного осеннего воздуха. Ничто не нарушало безмятежной тишины. Казалось, они одни во всем мире, и ощущение это вдруг проникло в кровь чувством восхитительной близости. Ребекка было настороженно встрепенулась, но в этот момент Рассел крепко обнял ее одной рукой за талию, другой провел по ее спине, еще теснее прижав к своему телу, а его рот нашел ее дрогнувшие губы.
Ребекка поняла, что она пропала. Ей казалось, что тело ее, мягкое и податливое, стало глиной в руках у опытного скульптора, чьи пальцы сейчас пробегают по ней, изучая каждый изгиб, каждую впадинку, оживляя все, к чему прикасались. Рассел с бесконечным наслаждением и искусством подводил ее к такому чувственному возбуждению, которого она никогда не ожидала испытать. Его уверенные, настойчивые пальцы расстегнули пуговки на ее блузке, мягко раздвинули шелк, обнажив золотистую кожу. Он осторожно потеснил ее вплотную к стене, губы его оторвались от ее рта и пустились в восхитительный путь, чтобы найти занывшие от ожидания груди, и вот они послушно легли в его задрожавшие ладони. Ребекка выгнулась, откинув голову назад, когда его рот отыскал твердые, жаждущие соски, так остро отозвавшиеся на ласку его губ и зубов, что она не сдержала протестующего стона. Ее била мелкая дрожь, а Рассел, прижимаясь головой к ее пылающей коже, продолжал покрывать поцелуями попеременно то одну, то другую припухлую вершинку, от которых волны яростного желания, пробегая по всему телу, сходились глубоко внутри нее...
В тот самый миг, когда умопомрачительно сладкая мука стала для нее невыносимой, он снова стиснул ее в объятиях и с силой прижал губы к ее рту. На несколько пылких мгновений они слились воедино, не отрывая друг от друга губ. Наконец Ребекка нашла в себе силы отстраниться, избегая его обезоруживающего взгляда. По ее спине пробежала дрожь, странно холодная по сравнению с огнем, пылающим в ее крови.
Неожиданно послышались чьи-то шаги. Не успели они отпрянуть друг от друга, как появился Артур, который искал Ребекку, чтобы поговорить с ней о выставке. Она подумала, что по ее виду нетрудно догадаться, почему они так надолго задержались на внутреннем дворе, но Артур – друг, он все поймет.
5
Ребекка закрыла глаза и стала думать о своих занятиях искусством. Конечно, ее достижения трудно сравнить с успехом Артура – он великолепный колорист, его техника просто поражает, а фантазия неистощима. Но у него такие проблемы с самооценкой, что даже мимолетного неодобрительного замечания достаточно, чтобы подорвать его веру в себя. С другой стороны, так как она занимается иллюстрациями, ей будет легче найти работу после окончания учебы. Для нее это очень важно, ведь у нее нет за спиной обеспеченной семьи, как у Артура. Хотя неизвестно, что лучше – жить одной или иметь такого брата, как Рассел.
– А ты часом не нервничаешь? – внезапно спросил он.
Этот вопрос застал ее врасплох, и она не смогла правдоподобно изобразить уверенность в себе. Прислушиваясь к своим ощущениям, она с удивлением заметила, что страх был намного меньше, чем обычно. Но сказать, что она была совершенно спокойна, тоже было бы преувеличением.
– Так, понятно. Нервничаешь. Почему?
– Ты знаешь, – призналась она честно, чувствуя себя крайне неуютно под его проницательным взглядом, – я ужасно боюсь машин. Каждый раз, когда я захлопываю за собой дверцу, я чувствую себя чем-то вроде селедки, замаринованной в консервной банке.
Ее голос был почти не слышен за гулом мотора, и затем она совсем умолкла, не зная, что сказать еще, как выйти из неприятной для нее ситуации. Ребекка понимала, что дает ему очередной повод покопаться в ее жизни, но сейчас она была совсем не готова объяснять ему что-то. Неужели он опять примется препарировать ее своими вопросами о мотивах и причинах ее поведения? Однако Рассел только внимательно взглянул на нее и мягко сказал:
– Не нужно нервничать. Поверь, машина нисколько не опаснее любого другого вида транспорта. И вообще, ездить на машине не страшнее, чем просто жить на свете.
От его спокойного голоса ей должно было стать полегче, но эта его улыбка, полная загадочных обещаний, встревожила ее. Казалось, весь салон был пронизан электрическим током и только чудом в нем не сверкали молнии и не гремел гром. Она понимала, что не представляет особого интереса для Рассела, но его обаяние действовало даже тогда, когда он не ставил своей целью очаровать кого-либо.
– Да что ты так беспокоишься? – Он снова взглянул на нее с ободряющей улыбкой. – Мы с этой машиной в каких только переделках не побывали.
Ну надо же, как он мил! Ребекке было куда легче иметь дело с его заносчивостью и высокомерием, с теми странными обвинениями, которые он бросал ей в первый день их знакомства. Теперь же у нее мелькнуло подозрение, что он просто решил прибегнуть к другому методу и хочет выудить информацию из нее лаской и обманом. Ребекка чувствовала, что не должна расслабляться ни на минуту, оставаясь с ним наедине.
Она обратилась к теме погоды, как к самой безопасной. Панорама за окном несколько изменилась, небо нахмурилось, и складывалось впечатление, что наступает пора дождей.
– Мне кажется, погода портится. Может пойти дождь.
– Прогнозы дождя не обещали, – жизнерадостно сообщил он. – Я слышал, что атмосферный фронт пройдет южнее.
Рассуждает так, будто он что-то понимает в прогнозах погоды. Впрочем, кто знает, может, он еще и метеорологией увлекается? Рассел Робертс был человеком-загадкой. Казалось, что он компетентен в любом вопросе, какой бы они ни затронули в разговоре. Может, его хваленое высокомерие оправдано в какой-то мере?
Не отрывая взгляда от дороги, он неожиданно спросил:
– Ну а почему ты так боишься машин? Все любят движение, скорость. Женщинам подавай роскошные машины с уютными сиденьями, а мужчины, как дети, готовы гонять на огромной скорости, убегая от самих себя.
От других тоже, и часто навсегда, грустно подумала Ребекка, а вслух сказала:
– Вот уж не могу представить тебя в роли ребенка.
– А мне казалось, что женщины всегда считают мужчин большими детьми. Теперь мои иллюзии разбиты.
Он говорил серьезным тоном, но она понимала, что такова его манера шутить. Постепенно в ее мозгу укреплялась мысль, что совместное пребывание в особняке может оказаться еще хуже, чем она предполагала.
– Наверное, так происходит потому, что многие мужчины не торопятся взрослеть, – сказала она из вредности.
– Не знаю, не знаю... Вот к Артуру ты точно относишься как к ребенку, хотя сама уверяешь, что он давно уже вырос и может принимать свои собственные решения.
– Да ведь Артур такой чувствительный, – с жаром возразила она, но он не преминул тут же вставить:
– А я разве нет? – Его голубые глаза смотрели на нее с неподдельным интересом. Ребекке даже показалось, что где-то в их глубине затаилась обида. – Если бы ты хорошенько пригляделась, то заметила бы, что я очень даже чувствительный человек.
– Вообще-то мне все равно, – проговорила она с высокомерным равнодушием.
– Да нет, мне кажется, что тебя так и распирает от любопытства узнать, что я за человек. Так же, кстати, как и меня, только ты притворяешься, делаешь вид, что тебе это абсолютно безразлично, а я честно смотрю правде в глаза.
Она раздраженно фыркнула. Его манера считать себя центром Вселенной снова начинала ее раздражать.
– Все люди подвержены одним и тем же эмоциям в чувствам, только в разной степени. Вот ты делаешь вид, что совсем не любопытна, а другая женщина в своем интересе ко мне рискнула бы зайти куда дальше. – Он многозначительно ухмыльнулся. – Намного дальше. Может, даже в мою постель.
Если бы не его последнее замечание, Ребекка подумала бы, что Рассел говорит серьезно, но теперь она поняла, что он просто играет с ней. Он провоцирует ее, дразнит, и чем больше она будет негодовать, тем чаще он будет ее дразнить.
– Спасибо, что ты открыл мне глаза, какова я на самом деле. – Она даже не удосужилась взглянуть в его сторону. – А то раньше я этого не знала.
Он засмеялся и никак не мог остановиться. Его смех был так заразителен, что даже Ребекка не смогла сдержать улыбку.
Они выехали рано, поэтому торопиться было незачем. Сама атмосфера провинциальной Франции принуждала к неторопливости. Рассел постепенно перешел на такую скорость, которая позволяла им наслаждаться окружающим видом, замечать все, мимо чего они проезжали. Они с интересом рассматривали смеющихся и болтающих друг с другом пешеходов на тротуарах, повозки, груженные бочонками с виноградом, сильных загорелых женщин, неспешно вышагивающих рядом с повозками и казавшихся частью пейзажа.
Время, казалось, навсегда замерло в сонных маленьких деревушках, состоявших чаще всего из нескольких хозяйств, сгрудившихся вокруг церкви.
– Большая часть моей юности прошла в Дьепе. Я знаю места, куда мы едем, как свои пять пальцев, и даже за годы, проведенные в Америке, я умудрился не потерять связей с моими местными друзьями и всегда приезжал их навестить, когда бывал здесь, – сообщил он ей, когда они уже подъезжали к городу.
Ей было интересно что-то узнать о Расселе из его уст, потому что вся информация, которой она располагала, не была абсолютно достоверной. Ведь Артур наверняка не объективен, так как всегда ревновал к успеху брата, а ее личные впечатления были испорчены постоянной борьбой между интересом к нему и попыткой убежать от него и спрятаться подальше.
Маленький очаровательный городок привел ее в восторг, особенно ей понравились изящные старинные дома под видавшими виды темными крышами. Дом Робертсов разыскать не составило никакого труда. Особняк легко можно было обнаружить по внушительным арочным воротам в стене, шедшей вдоль дороги. Когда они подъехали, Ребекка широко раскрыта глаза. Она еще не бывала в Дьепе и только теперь поняла, почему Артур решил сделать в этом поместье выставочный зал. Сама здешняя атмосфера, казалось, была предназначена для любования искусством в этих стенах. Здание выглядело хоть и небольшим, но величественным замком, там были даже пристройки в виде башенок и вторые ворота, ведущие на задний двор. Их никто не встречал, и они сами поднялись по лестнице в гостиную. Ребекка с нескрываемым благоговением и восторгом рассматривала огромный зал с мраморным полом, резного дерева потолком и белоснежными стенами, увешанными картинами и изысканными керамическими блюдами. Между глубокими оконными нишами расположился целый арсенал старинного оружия, вдоль стен были расставлены кожаные кресла с прямыми спинками. Середину зала занимал длинный стол, на одном конце которого стоял массивный бронзовый канделябр, а на другом лежала стопка старинных книг в кожаных переплетах. Несмотря на порядок, царивший здесь, было видно, что всюду ведутся последние приготовления к открытию выставки.
– Ну как тебе наше фамильное гнездо, Ребекка? – спросил Артур, выходя им навстречу. Если он и был удивлен их прибытием, то не показал этого.
Рассел и Артур обменялись достаточно сдержанным рукопожатием.
Только увидев братьев вместе, Ребекка поняла, насколько они не похожи. И дело было вовсе не в слабом внешнем сходстве. Самым главным отличием было то, что как личности они были абсолютно разными. Оба брата выглядели очень привлекательными внешне, но в Расселе чувствовалась железная воля, было видно, что это человек, привыкший вершить судьбы других людей. Артур же был мягче, ранимее. Его решение отойти от руководства совместной компанией далось ему нелегко, но теперь он стал более уверенным в своих силах. К тому же подготовка к открытию выставочного зала окрылила его, и теперь перед Ребеккой стоял человек, который был не только прекрасным художником, но, возможно, и прекрасным администратором.
Выглядел Артур просто превосходно. На нем были черные расклешенные брюки и яркая шелковая рубашка навыпуск с непонятным рисунком. Его вьющиеся каштановые волосы были собраны в хвост. Он был, как всегда, свеж, эксцентричен и стилен.
Ребекка с радостью бросилась в его объятия. Так приятно снова оказаться рядом с ним, под защитой его беспечной легкости! С ним можно не бояться говорить о том, что тебя волнует, зная, что он все поймет, а не будет рассматривать тебя под микроскопом, как неизвестную науке букашку.
– Твои хоромы великолепны!
Артур удовлетворенно вздохнул.
– Я рад, что тебе понравилось. Тогда я покажу тебе весь дом...
Рассел остался в гостиной за стаканчиком местного вина, Ребекка же с удовольствием осмотрела дом. Огромные комнаты, соединенные между собой бесчисленными дубовыми дверями, были полны изысканной старинной мебели, а библиотека от пола до потолка заставлена книгами в кожаных переплетах – совершенно очевидно старыми и очень ценными. Темные тяжелые шторы с гербовыми вышивками закрывали окна.
Скромный обед был подан в официальной столовой, где гранитный пол сверкал серыми и розовыми бликами. Стол был чудесно сервирован, подаваемые блюда заслуживали всяческих похвал, но обсуждение планов реорганизации поместья не дали никому насладиться едой. Сначала Рассел встретил идею брата об организации выставочного зала в фамильном доме с прохладцей. После этого закипела довольно темпераментная семейная ссора, во время которой Рассел кричал, что Артуру пора наконец повзрослеть и перестать играть в детские игры, Артур же кричал, что Расселу просто нечем заняться и поэтому он вмешивается в его дела.
У Ребекки совсем не осталось времени думать о своих собственных проблемах, сейчас ей приходилось выступать в роли миротворца Ей понадобилась хитрость лисы, чтобы достигнуть хоть какого-то компромисса между ними. В определенный момент ей пришлось даже закричать изо всех сил: «Да замолчите же вы наконец!», так как это был единственный способ прекратить перекрестный обмен обвинениями.
Стоя в центре гостиной, она гневно указывала пальцем на Рассела.
– Ты не можешь обвинять своего брата в том, что он ведет себя как ребенок, потому что ты и сам не лучше его!
– А ты, – продолжила она, теперь уже гневно оглядывая Артура, – должен наконец сообразить, что невозможно прожить жизнь, не идя на уступки!
Затем она села, спокойно выпила чашку кофе, с удовольствием наблюдая, как братья с трудом, но все же пытаются найти общее решение.
После обеда Рассел вызвался показать Ребекке сад. Вдоль всего дома тянулась тенистая аллея, выходящая прямо во внутренний дворик, который был уже готов к приему гостей. Колонны с железными кольцами, к которым в старину привязывали лошадей, были увиты какими-то побегами с яркими цветами, пламенеющими на фоне белоснежных стен и еще не погибшими от прохладного осеннего воздуха. Ничто не нарушало безмятежной тишины. Казалось, они одни во всем мире, и ощущение это вдруг проникло в кровь чувством восхитительной близости. Ребекка было настороженно встрепенулась, но в этот момент Рассел крепко обнял ее одной рукой за талию, другой провел по ее спине, еще теснее прижав к своему телу, а его рот нашел ее дрогнувшие губы.
Ребекка поняла, что она пропала. Ей казалось, что тело ее, мягкое и податливое, стало глиной в руках у опытного скульптора, чьи пальцы сейчас пробегают по ней, изучая каждый изгиб, каждую впадинку, оживляя все, к чему прикасались. Рассел с бесконечным наслаждением и искусством подводил ее к такому чувственному возбуждению, которого она никогда не ожидала испытать. Его уверенные, настойчивые пальцы расстегнули пуговки на ее блузке, мягко раздвинули шелк, обнажив золотистую кожу. Он осторожно потеснил ее вплотную к стене, губы его оторвались от ее рта и пустились в восхитительный путь, чтобы найти занывшие от ожидания груди, и вот они послушно легли в его задрожавшие ладони. Ребекка выгнулась, откинув голову назад, когда его рот отыскал твердые, жаждущие соски, так остро отозвавшиеся на ласку его губ и зубов, что она не сдержала протестующего стона. Ее била мелкая дрожь, а Рассел, прижимаясь головой к ее пылающей коже, продолжал покрывать поцелуями попеременно то одну, то другую припухлую вершинку, от которых волны яростного желания, пробегая по всему телу, сходились глубоко внутри нее...
В тот самый миг, когда умопомрачительно сладкая мука стала для нее невыносимой, он снова стиснул ее в объятиях и с силой прижал губы к ее рту. На несколько пылких мгновений они слились воедино, не отрывая друг от друга губ. Наконец Ребекка нашла в себе силы отстраниться, избегая его обезоруживающего взгляда. По ее спине пробежала дрожь, странно холодная по сравнению с огнем, пылающим в ее крови.
Неожиданно послышались чьи-то шаги. Не успели они отпрянуть друг от друга, как появился Артур, который искал Ребекку, чтобы поговорить с ней о выставке. Она подумала, что по ее виду нетрудно догадаться, почему они так надолго задержались на внутреннем дворе, но Артур – друг, он все поймет.
5
После бессонной, беспокойной ночи Ребекка встала очень рано, исполненная благих намерений держаться подальше от Рассела Робертса. С сегодняшнего дня, девочка моя, сообщила она своему отражению в зеркале, тебе нужно быть очень разумной. Никаких поцелуев, никаких «тет-а-тет». Однако пока голова ее была занята составлением списка дозволенного и недозволенного, руки поспешно причесывали волосы и подкрашивали лицо. Она надела черные брюки и черно-белый свитер в резинку, которые красиво облегали ее стройную фигуру и необыкновенно шли ей, к тому же и выглядели все-таки наряднее, чем обычные джинсы с рубашкой.
Поднявшись в выставочный зал, Ребекка решила, что постарается не подходить к своим работам, которые представляли собой восемь миниатюрных иллюстраций, выполненных с большой скрупулезностью. Она впервые принимала участие в выставке и ожидала, что это будет довольна скромная по размерам и по содержанию экспозиция, но обнаружила, что несколько заблуждалась.
Одна из просторных комнат особняка была превращена в демонстрационный зал. По распоряжению Артура высокие окна занавесили тканью сочного синего цвета, которая составляла разительный контраст с ослепительно белыми стенами. Такой же тканью были застелены витрины, где были выставлены скульптурные миниатюры и изделия ювелирного искусства. По сторонам сводчатого прохода возвышались громадные подсвечники.
Постепенно зал стал заполняться гостями. Это в основной массе были студенты, которые выставляли свои работы, их друзья и родственники, но также знатоки искусства и меценаты, которые присматривались и приценивались к будущим талантам, и которых удалось заманить сюда ценой немыслимых усилий Артура. Видно, умение уговаривать людей было у братьев Робертс в крови.
Картины и скульптуры были сгруппированы по стилям, и было заметно, что проведена большая подготовительная работа по организации выставочного пространства. С того места, где Ребекка стояла сейчас, ей хорошо были видны масштабные работы Пита Вивмана, их однокурсника, выполненные в абстрактной манере и написанные яркими броскими мазками. Незнакомые люди, окружающие ее, комментировали выставленные работы и делали критические замечания.
У Ребекки сосало под ложечкой, но об этом никто не догадывался. С ее губ не сходила непринужденная улыбка, руки не тряслись, ладони оставались сухими и холодными. Она прекрасно держалась...
Но как только к ней подошел Артур, Ребекка судорожно схватила его за руку:
– У меня поджилки трясутся от страха. В толпе я сама не своя. Не отходи от меня, пожалуйста.
– Глотни шампанского и забудь про толпу. – Артур взял с подноса проходившего мимо официанта фужер и подал ей. – За твой успех. Твоя робость меня умиляет, Ребекка, и я преклоняюсь перед твоим умением скрывать ее под маской невозмутимости.
– Я ни за что не подойду к своим работам. Как представлю себе, что все эти люди стоят перед моими миниатюрами и хватаются за животы от смеха, так мне плохо становится.
– Мал золотник, да дорог, – утешительно прошептал Артур. – Не нервничай так.
– Ты, по крайней мере, хоть выглядишь как художник.
– Ты имеешь в виду – изможденный и перепачканный красками?
– Вовсе нет, сосредоточенный на своем внутреннем мире красавец.
– У тебя тоже свой собственный стиль, – сказал Артур с сомнением в голосе, оглядывая ее с ног до головы. – Перестань принижать себя. Ты точно сошла с полотен, висящих за тобой.
– Хорош комплимент! Ведь за нами экспозиция абстрактной живописи!
Мимо опять прошел официант с подносом, на котором стояли бокалы с белым вином. Хотя Ребекка никогда особо его не любила, сейчас она протянула руку и взяла бокал, который осушила в два глотка. Вот теперь я поняла в чем прелесть алкоголя, подумала девушка. Она уже не так боялась предстать перед глазами десяти-двадцати знатоков, скептически ухмыляющихся и цедивших сквозь зубы критические замечания. Но даже самой себе Ребекка не признавалась, что страшнее всего ей предстать перед Расселом. Еще немного вина и ей совсем будет наплевать, кто там насмехается над ее работами.
Неожиданно в дверях появился Рассел Робертс, сразу же привлекший всеобщий интерес. Даже в такой толпе его было трудно не заметить. Он был в строгом костюме, как и многие мужчины на выставке, но даже в этой своеобразной униформе темно-серого цвета в тонкую полоску он умудрялся быть в центре внимания. Мало того, она заметила, что многие люди, особенно женщины, тайком наблюдали за ним.
Рассел проходил сквозь толпу, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть без всякого выражения на некоторые полотна, висящие на стенах. Казалось, они не производят на него никакого впечатления – ни плохого, ни хорошего. Как всегда, его лицо ничего не выражало. Высокая рыжеволосая женщина подошла к нему, и они вежливо побеседовали о скульптуре Богарта Хеггана, которая называлась «Мир, раздираемый противоречиями», а выглядела как бесформенный комок глины, небрежно брошенный беспечным ребенком, весь в пыли и паутине.
– Интересно, зачем Рассел пришел на выставку? – спросил Артур. Ей послышалась горечь в его голосе. Он, не отрывая глаз, продолжал смотреть в сторону брата, который еще не заметил их в толпе. – Для него искусство имеет ценность, только будучи представленным на денежных знаках.
Хорошо бы принесли еще вина... Она бы оставила себе весь поднос. Рассел совершенно выбивал ее из колеи.
– Ты несправедлив, Артур, – проговорила она, нахмурившись. – Мы же еще не слышали его мнения.
– Он пришел, чтобы получить еще один повод поставить на место своего братца-неудачника, только и всего. – Ребекка заметила, что рука Артура, держащая стакан, дрожала. – Я пошел отсюда. Не хочу, чтобы он насмехался надо мной при посетителях.
– Стой! – резко сказала она. – Ты опять пытаешься сбежать?
– Ты всегда видишь меня насквозь, – вздохнул он.
Она взяла его руку и нежно пожала, успокаивая Артура, и, честно говоря, себя тоже.
– Ну ладно. Чем скорее это закончится, тем лучше. Давай быстренько покажем ему мои работы, пусть он неодобрительно покачает головой и в очередной раз прочтет лекцию о том, какой хороший финансовый консультант умер во мне.
Артур решительно поднял руку и помахал брату. На его лице сияла неестественная, как бы приклеенная улыбка. Ребекка тоже попыталась улыбнуться. Она почувствовала, как ее пульс участился, и к тому времени, когда Рассел их заметил, она достигла своего обычного для последнего времени нервного состояния. Ребекка облизнула пересохшие губы, наблюдая, как уверенно Рассел лавирует между гостями, ловя на себе заинтересованные взгляды. Когда же он наконец подошел к ним с Артуром, мышцы ее лица уже устали удерживать искусственную улыбку.
– Как это тебя сюда занесло? – спросил Артур с отчаянием в голосе и быстренько схватил два бокала с вином с подноса проходящего официанта. Один он протянул Ребекке, которая благодарно ему кивнула. – Я думал, ты встанешь пораньше и пойдешь навестить старых друзей, вместо того чтобы бесцельно тратить время на выставке, которая тебе совершенно не интересна.
Глядя на них, никто бы не догадался, что эти двое – братья, настолько непохожими они были.
– Любопытное собрание, – сказал Рассел, пристально глядя на Ребекку и Артура. – Солидная выставка.
Ребекка чувствовала, как сжался Артур, ища в словах брата потайной смысл, но голос Рассела был предельно вежлив. Она в тихом отчаянии пила вино, не зная, чем все это закончатся. Но, допив очередной бокал, поняла, что должна поддержать друга.
– Артур давно носился с идеей свести в одном месте молодых талантливых художников и торговцев произведениями искусства, – быстро проговорила она, так как Артур не торопился вступать в разговор. – Мы думаем, что можно получить двойную пользу – заинтересовать специалистов перспективными художниками и помочь студентам более объективно оценивать свои работы и знать конъюнктуру рынка.
Лицо Рассела выразило неподдельный интерес, отчего она почувствовала себя еще более неловко.
– Тебе, братец, и флаг в руки, – вмешался Артур. В его голосе звучала неприкрытая ирония. – Можешь стать покровителем искусства и добавить еще одно достижение в свой послужной список.
– Хотя бы можешь посмотреть наконец, чем мы тут занимаемся, – Ребекка постаралась сгладить сарказм замечания Артура.
– Некоторые работы не стоят даже затрат на краски и холст, – заявил Рассел, оглядывая картины, висящие в зале.
– Надо же, какой большой знаток искусства, – пробормотал Артур сквозь сжатые зубы.
Рассел бросил на него холодный, уничтожающий взгляд. Ребекка чувствовала, что сейчас начнется настоящая потасовка. Пока они говорили приглушенными голосами, но Артур выпил уже достаточно, и теперь даже малейшее колкое замечание может вывести его из себя. Он был еще не уверен в своих способностях, к тому же чувствовал вину за то, что оставил семейную компанию, даже если он и утверждал обратное... И кроме того, он искал малейшего повода, чтобы сцепиться с Расселом.
Неожиданно Рассел подвел их к небольшой картине, висящей среди других такого же размера. На темно-синем фоне выделялись золотистые искры и несколько диагональных линий белого цвета, которые создавали некую иллюзию движения.
– Впечатляет, – помолчав некоторое время, промолвил Рассел.
– Тебе это нравится? – задохнулся от удивления Артур. – За это нужно выпить.
Он подозвал официанта и настоял на том, чтобы Рассел и Ребекка тоже выпили с ним.
– Я понимаю, ты думаешь, что я должен предпочитать какие-нибудь реки, рощи и стада овец, но согласись, невозможно не восхищаться тем, как небрежно художница провела эти несколько линий, как будто разрезая холст пополам, что заставляет нас воспринимать каждую часть картины как самостоятельное произведение.
– Полностью с вами согласен, – неожиданно откликнулся человек, стоящий рядом. – Немного напоминает модернистов.
– Да, но здесь, как мне кажется, полностью отсутствует элемент художественного сибаритства.
Артур с открытым ртом наблюдал, как эти двое со знанием дела обсуждали возможности дальнейшего развития современного искусства. Когда мужчина отошел, Рассел опять повернулся к Артуру и Ребекке.
– А вот та вещь, – сказал он, как будто продолжая прерванную беседу, – слишком напоминает Поллока. Но где же ваши работы?
Поднявшись в выставочный зал, Ребекка решила, что постарается не подходить к своим работам, которые представляли собой восемь миниатюрных иллюстраций, выполненных с большой скрупулезностью. Она впервые принимала участие в выставке и ожидала, что это будет довольна скромная по размерам и по содержанию экспозиция, но обнаружила, что несколько заблуждалась.
Одна из просторных комнат особняка была превращена в демонстрационный зал. По распоряжению Артура высокие окна занавесили тканью сочного синего цвета, которая составляла разительный контраст с ослепительно белыми стенами. Такой же тканью были застелены витрины, где были выставлены скульптурные миниатюры и изделия ювелирного искусства. По сторонам сводчатого прохода возвышались громадные подсвечники.
Постепенно зал стал заполняться гостями. Это в основной массе были студенты, которые выставляли свои работы, их друзья и родственники, но также знатоки искусства и меценаты, которые присматривались и приценивались к будущим талантам, и которых удалось заманить сюда ценой немыслимых усилий Артура. Видно, умение уговаривать людей было у братьев Робертс в крови.
Картины и скульптуры были сгруппированы по стилям, и было заметно, что проведена большая подготовительная работа по организации выставочного пространства. С того места, где Ребекка стояла сейчас, ей хорошо были видны масштабные работы Пита Вивмана, их однокурсника, выполненные в абстрактной манере и написанные яркими броскими мазками. Незнакомые люди, окружающие ее, комментировали выставленные работы и делали критические замечания.
У Ребекки сосало под ложечкой, но об этом никто не догадывался. С ее губ не сходила непринужденная улыбка, руки не тряслись, ладони оставались сухими и холодными. Она прекрасно держалась...
Но как только к ней подошел Артур, Ребекка судорожно схватила его за руку:
– У меня поджилки трясутся от страха. В толпе я сама не своя. Не отходи от меня, пожалуйста.
– Глотни шампанского и забудь про толпу. – Артур взял с подноса проходившего мимо официанта фужер и подал ей. – За твой успех. Твоя робость меня умиляет, Ребекка, и я преклоняюсь перед твоим умением скрывать ее под маской невозмутимости.
– Я ни за что не подойду к своим работам. Как представлю себе, что все эти люди стоят перед моими миниатюрами и хватаются за животы от смеха, так мне плохо становится.
– Мал золотник, да дорог, – утешительно прошептал Артур. – Не нервничай так.
– Ты, по крайней мере, хоть выглядишь как художник.
– Ты имеешь в виду – изможденный и перепачканный красками?
– Вовсе нет, сосредоточенный на своем внутреннем мире красавец.
– У тебя тоже свой собственный стиль, – сказал Артур с сомнением в голосе, оглядывая ее с ног до головы. – Перестань принижать себя. Ты точно сошла с полотен, висящих за тобой.
– Хорош комплимент! Ведь за нами экспозиция абстрактной живописи!
Мимо опять прошел официант с подносом, на котором стояли бокалы с белым вином. Хотя Ребекка никогда особо его не любила, сейчас она протянула руку и взяла бокал, который осушила в два глотка. Вот теперь я поняла в чем прелесть алкоголя, подумала девушка. Она уже не так боялась предстать перед глазами десяти-двадцати знатоков, скептически ухмыляющихся и цедивших сквозь зубы критические замечания. Но даже самой себе Ребекка не признавалась, что страшнее всего ей предстать перед Расселом. Еще немного вина и ей совсем будет наплевать, кто там насмехается над ее работами.
Неожиданно в дверях появился Рассел Робертс, сразу же привлекший всеобщий интерес. Даже в такой толпе его было трудно не заметить. Он был в строгом костюме, как и многие мужчины на выставке, но даже в этой своеобразной униформе темно-серого цвета в тонкую полоску он умудрялся быть в центре внимания. Мало того, она заметила, что многие люди, особенно женщины, тайком наблюдали за ним.
Рассел проходил сквозь толпу, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть без всякого выражения на некоторые полотна, висящие на стенах. Казалось, они не производят на него никакого впечатления – ни плохого, ни хорошего. Как всегда, его лицо ничего не выражало. Высокая рыжеволосая женщина подошла к нему, и они вежливо побеседовали о скульптуре Богарта Хеггана, которая называлась «Мир, раздираемый противоречиями», а выглядела как бесформенный комок глины, небрежно брошенный беспечным ребенком, весь в пыли и паутине.
– Интересно, зачем Рассел пришел на выставку? – спросил Артур. Ей послышалась горечь в его голосе. Он, не отрывая глаз, продолжал смотреть в сторону брата, который еще не заметил их в толпе. – Для него искусство имеет ценность, только будучи представленным на денежных знаках.
Хорошо бы принесли еще вина... Она бы оставила себе весь поднос. Рассел совершенно выбивал ее из колеи.
– Ты несправедлив, Артур, – проговорила она, нахмурившись. – Мы же еще не слышали его мнения.
– Он пришел, чтобы получить еще один повод поставить на место своего братца-неудачника, только и всего. – Ребекка заметила, что рука Артура, держащая стакан, дрожала. – Я пошел отсюда. Не хочу, чтобы он насмехался надо мной при посетителях.
– Стой! – резко сказала она. – Ты опять пытаешься сбежать?
– Ты всегда видишь меня насквозь, – вздохнул он.
Она взяла его руку и нежно пожала, успокаивая Артура, и, честно говоря, себя тоже.
– Ну ладно. Чем скорее это закончится, тем лучше. Давай быстренько покажем ему мои работы, пусть он неодобрительно покачает головой и в очередной раз прочтет лекцию о том, какой хороший финансовый консультант умер во мне.
Артур решительно поднял руку и помахал брату. На его лице сияла неестественная, как бы приклеенная улыбка. Ребекка тоже попыталась улыбнуться. Она почувствовала, как ее пульс участился, и к тому времени, когда Рассел их заметил, она достигла своего обычного для последнего времени нервного состояния. Ребекка облизнула пересохшие губы, наблюдая, как уверенно Рассел лавирует между гостями, ловя на себе заинтересованные взгляды. Когда же он наконец подошел к ним с Артуром, мышцы ее лица уже устали удерживать искусственную улыбку.
– Как это тебя сюда занесло? – спросил Артур с отчаянием в голосе и быстренько схватил два бокала с вином с подноса проходящего официанта. Один он протянул Ребекке, которая благодарно ему кивнула. – Я думал, ты встанешь пораньше и пойдешь навестить старых друзей, вместо того чтобы бесцельно тратить время на выставке, которая тебе совершенно не интересна.
Глядя на них, никто бы не догадался, что эти двое – братья, настолько непохожими они были.
– Любопытное собрание, – сказал Рассел, пристально глядя на Ребекку и Артура. – Солидная выставка.
Ребекка чувствовала, как сжался Артур, ища в словах брата потайной смысл, но голос Рассела был предельно вежлив. Она в тихом отчаянии пила вино, не зная, чем все это закончатся. Но, допив очередной бокал, поняла, что должна поддержать друга.
– Артур давно носился с идеей свести в одном месте молодых талантливых художников и торговцев произведениями искусства, – быстро проговорила она, так как Артур не торопился вступать в разговор. – Мы думаем, что можно получить двойную пользу – заинтересовать специалистов перспективными художниками и помочь студентам более объективно оценивать свои работы и знать конъюнктуру рынка.
Лицо Рассела выразило неподдельный интерес, отчего она почувствовала себя еще более неловко.
– Тебе, братец, и флаг в руки, – вмешался Артур. В его голосе звучала неприкрытая ирония. – Можешь стать покровителем искусства и добавить еще одно достижение в свой послужной список.
– Хотя бы можешь посмотреть наконец, чем мы тут занимаемся, – Ребекка постаралась сгладить сарказм замечания Артура.
– Некоторые работы не стоят даже затрат на краски и холст, – заявил Рассел, оглядывая картины, висящие в зале.
– Надо же, какой большой знаток искусства, – пробормотал Артур сквозь сжатые зубы.
Рассел бросил на него холодный, уничтожающий взгляд. Ребекка чувствовала, что сейчас начнется настоящая потасовка. Пока они говорили приглушенными голосами, но Артур выпил уже достаточно, и теперь даже малейшее колкое замечание может вывести его из себя. Он был еще не уверен в своих способностях, к тому же чувствовал вину за то, что оставил семейную компанию, даже если он и утверждал обратное... И кроме того, он искал малейшего повода, чтобы сцепиться с Расселом.
Неожиданно Рассел подвел их к небольшой картине, висящей среди других такого же размера. На темно-синем фоне выделялись золотистые искры и несколько диагональных линий белого цвета, которые создавали некую иллюзию движения.
– Впечатляет, – помолчав некоторое время, промолвил Рассел.
– Тебе это нравится? – задохнулся от удивления Артур. – За это нужно выпить.
Он подозвал официанта и настоял на том, чтобы Рассел и Ребекка тоже выпили с ним.
– Я понимаю, ты думаешь, что я должен предпочитать какие-нибудь реки, рощи и стада овец, но согласись, невозможно не восхищаться тем, как небрежно художница провела эти несколько линий, как будто разрезая холст пополам, что заставляет нас воспринимать каждую часть картины как самостоятельное произведение.
– Полностью с вами согласен, – неожиданно откликнулся человек, стоящий рядом. – Немного напоминает модернистов.
– Да, но здесь, как мне кажется, полностью отсутствует элемент художественного сибаритства.
Артур с открытым ртом наблюдал, как эти двое со знанием дела обсуждали возможности дальнейшего развития современного искусства. Когда мужчина отошел, Рассел опять повернулся к Артуру и Ребекке.
– А вот та вещь, – сказал он, как будто продолжая прерванную беседу, – слишком напоминает Поллока. Но где же ваши работы?