— Можешь катиться к своим курочкам, — сказал кто-то.
   — Кончай, — строго сказал Стасик. Он был бригадиром. — Что, инструмент какой нужен? Бери, не стесняйся.
   Сип порылся в шкафу, отыскал нужную ему вещь, завернул в бумагу. На него никто больше не обращал внимания. Илюха вышел.
   На полпути к птичнику он присел отдохнуть, положив свою ношу на землю. Сзади послышалось сопение. Саввушкин оглянулся.
   Возле тополька, сбивая листья прутиком, стоял Филя. Он смотрел в землю, изредка бросая на Сипа виноватые, умоляющие взгляды.
   Илюхе стало жаль его. В сущности, в чем был Филька виноват? Несмышлёныш. Саввушкин вспомнил его преданность и горячее желание принять участие в любом деле, которое он затевал. Такими друзьями не швыряются.
   — Бездельничаешь? — спросил он весело.
   Филя от неожиданности вздрогнул.
   — Везёт же вам! — продолжал Сип. — Гуляй, купайся, никакой тебе ответственности…
   — Помочь? — осторожно спросил мальчик.
   — Тяжёлая штуковина, — сказал Илья, поднимая свою ношу.
   Филя вприпрыжку подбежал к Сипу и ухватился за свёрток. Они двинулись по тропинке.
   — Горох сегодня пололи, — сообщил мальчуган.
   — Интересно?
   — Так себе… А это что за штука?
   — Эта штука, Филька, произведёт техническую революцию на птичнике. Понял?
   Филя довольно шмыгнул носом.
   Петрова обрадовалась, увидев Сипа. Она засыпала кормушки ячменём из ведра. По всему помещению стоял стук клювов о дерево.
   — Я думала, ты сбежал, — призналась Катя.
   — Плохо ты меня знаешь, — сказал Сип. — Вот ещё и помощника привёл.
   Филя зарделся.
   Тяжёлый свёрток они положили в укромный уголок. Потом с усердием таскали корм, доставали яйца и складывали в корзину со стружками. Филя ухитрился пару яиц разбить и страшно при этом испугался.
   — Ничего, бывает, — успокаивала его Катя. — Я их страсть сколько вначале побила.
   — Скоро этого не будет, — загадочно сказал Сип. Но больше ничего объяснять не стал.
   Техническую революцию Илюха готовил несколько дней. Девочки уходили с работы, и тогда из птичника доносились стук молотка, повизгивание пилы и взволнованное кудахтанье хохлаток.
   Когда, по мнению Саввушкина, все было готово, он пригласил на испытание системы всю бригаду во главе с Любой Мининой.
   Бригадир птичниц недоуменно осматривала клетки.
   — Что это? — спросила она. Жёлоб для корма был прибит криво. Клетки скособочились.
   — Демонстрирую малую механизацию! — торжественно провозгласил Илья.
   Он щёлкнул выключателем на агрегате, и раздался тоненький ноющий звук, словно раскручивали детскую юлу. Затем звук погустел, стал ниже, и клетки с одной стороны птичника мелко задрожали. Яйца, легонько подпрыгивая на сетчатых полах, скатывались к краям и по жёлобу устремлялись вниз, в заранее подставленную корзину со стружками.
   Птичницы заворожённо смотрели на эту картину.
   — Вибратор, — пояснил Сип, указывая на агрегат.
   Люба восхищённо покачала головой. Яйца потоком плыли по жёлобу…
   — Это только начало, — пообещал Илья. — Я ещё задумал…
   Но что он задумал ещё, Сип сказать не успел. Тряхнуло так, что куры, громко квохча и хлопая крыльями, забились в клетках. Илья бросился к чудо-агрегату и выключил его. Однако вибратор продолжал работать. Он рокотал, как реактивный двигатель, до основания сотрясая весь птичник. Яйца высоко подпрыгивали и шлёпались на пол. С треском отлетел жёлоб. Хохлатки, обезумев от ужаса, оглашали окрестность дикими криками. Когда стали валиться клетки, птичницы выскочили на улицу…
   В кабинете директора Макара Петровича собрались Смирнов, Минина, Катя Петрова, Маша Ситкина, как председатель совета отряда седьмого «А», и, конечно, Саввушкин.
   — Подведём итог, — хмуро сказал Макар Петрович.
   — Двадцать три яйца, — сказала Люба Минина.
   — Куры все целы, — поспешно добавила Катя.
   — Я не об этом, — продолжал директор школы, — Ты понимаешь, Саввушкин, что я говорю о твоих необдуманных поступках?
   Илюха сидел, понурив голову. Смирнов был в растерянности.
   — Что же будем делать? — оглядел присутствующих Макар Петрович.
   — За такое, за такое… — Люба Минина от возмущения не могла найти подходящих слов. — Отправить с острова!
   Андрей нахмурился.
   — Развалил весь птичник, — не унималась бригадир.
   — Я уже все клетки приладил на место, — оправдывался Илья. — Ты же сама говорила, что нужно механизировать птичник.
   — Да что с ним церемониться! — Люба не могла прийти в себя от негодования. — В станицу его, от греха подальше!
   — Успокойся, Минина, — остановил её Макар Петрович. — А в станице что ему делать? Собакам хвосты крутить?
   — Можно мне? — поднялась Маша Ситкина.
   — Ну? — посмотрел на неё директор школы.
   — Я прошу допустить Саввушкина к работе на свиноферме, — тихо, но твёрдо сказала Ситкина.
   Андрей, подавив вздох облегчения, кивнул. Макар Петрович некоторое время молчал, обдумывая предложение Маши. И вынес своё решение:
   — Ладно, Ситкина. Под твою ответственность.

ОРИГИНАЛЬНЫЙ ЖАНР

   На свиноферму Сип шёл кружным путём. Специально свернул на кукурузное поле, чтобы хоть издали поглядеть, как «Беларусь» с прицепленным культиватором прочёсывает ряды с упругими, поднявшимися почти на метр растениями.
   Потом он заглянул на пасеку. Володька, в шляпе, с предохранительной сеткой, свисающей с полей, возился с ульями.
   До своего нового места работы Илюха добрался, когда солнце было высоко на небе.
   — Привет! — помахал он Ситкиной, взвешивающей что-то безменом.
   Маша, приветливая доброжелательная Маша, встретила его сердито.
   — Вот что, Саввушкин, чтобы это было в первый и последний раз.
   — Ух ты! — изумился Сип.
   — Я серьёзно предупреждаю. Попробуй только завтра опоздать! Руки мыл?
   — И зубы чистил тоже.
   — Не паясничай. Покажи руки.
   Илюха протянул ей руки ладонями вверх.
   — Вот умывальник, мыло, полотенце, — строго сказала Маша. — Таким тебя Вася не примет.
   Намыливая руки, Сип как можно миролюбивее спросил:
   — Маш, а у вас на ферме ничего не нужно механизировать? Может, автодоилку?
   — Во-первых, не у вас, а у нас. Во-вторых, это тебе не коровник.
   — Я хотел сказать, автопоилку, — смутился Сип.
   — Прошу тебя, — в голосе бригадира послышалась мольба, — оставь все свои эксперименты. Договорились?
   — Договорились.
   Сип стал разглядывать плакат, повешенный на самом видном месте. Девушка в белом халате, чем-то очень похожая на Ситкину, была окружена розовыми поросятами. И надпись: «Если на ферме чисто и свежо, людям и животным это хорошо».
   — Большое у тебя хозяйство?
   — Три свиноматки, двадцать шесть поросят, семь подсвинков, Вася, ты и Вера Нaзаренко. — Ситкина сняла с вешалки халат и протянула Саввушкину: — Надень, покажу тебе ферму. С Васей будешь работать только в халате. Понял?
   Сип уныло влез в огромный халат. Они вышли из кормокухни.
   — Вася, Васенька, — ласково почти запела Маша. — Хороший мой Васенька…
   Сип невольно обернулся. Она стояла у загончика, в котором развалился огромный боров.
   — Тю-ю! — протянул Сип. — Васька — вот эта хрюшка?
   — Не хрюшка, а боров, — обиделась Ситкина. — Породистый, йоркшир.
   Вася с трудом поднял своё тело и подошёл к ограде. Маша почесала его за ухом. Боров от удовольствия хрюкнул.
   Сип тоже почесал борова.
   — Будем знакомы, йоркшир.
   Ситкиной это не понравилось.
   — Запомни, Илюха, Вася у нас рекордист. И требует особого внимания. Кормление строго по режиму. Он так приучен: по нему можно часы сверять.
   Ситкина повернулась и пошла обратно в кормокухню. Илюха поплёлся следом. Маша достала из шкафа толстую книгу, сунула Саввушкину.
   — Пока не освоишь, к Васе не допущу.
   Илья вслух прочёл название:
   — «Свиноводство». Всю? — взвесил он книгу на руках.
   — Есть ещё несколько. И брошюры. Вообще тебе неплохо было бы съездить денька на два в совхоз «Путь коммунизма». Вот там свиноферма!
   Сип хотел сказать, что не собирается оставаться в Машиной бригаде навечно, однако счёл нужным пока этот вопрос не поднимать: все-таки Ситкина его выручила.
   Илюха с трудом осваивал мудрёную науку. А если сказать честно, просто принуждал себя. То, к чему не лежала душа, не давалось ему. Ну разве может нормальный человек запомнить какие-то кормоединицы, болезни свиней, графики и таблицы привеса?
   Сип ходил грустный. И это не ускользнуло от проницательного педагогического ока Андрея Смирнова. Как-то он наведался на свиноферму.
   — Сильно занят? — спросил Андрей у Саввушкина, дремавшего над очередной книжкой по свиноводству.
   — Не очень…
   — Оторву тебя минут на пять, не больше. — Андрей положил руку на плечо Илье. — У тебя есть желание заняться художественной самодеятельностью?
   Они медленно прогуливались вдоль загонов.
   — Для этого талант надо иметь, — протянул Сип.
   — Талант есть у каждого. Только его надо развить, — авторитетно заявил пионервожатый.
   Они дошли до кормокухни, повернули обратно.
   — Обязательно в самодеятельность идти? — спросил Сип после некоторого молчания.
   — Почему же обязательно? На то она и самодеятельность. Добровольно. По велению, так сказать, души…
   Веление Илюха не чувствовал. Но обижать Андрея не хотелось. Если говорить честно, Смирнов относился к Сипу хорошо.
   — Подскажи, какой мне талант развивать, — обречённо попросил Илья.
   — Ну, например, запишись в хор.
   Сип тоскливо вздохнул. Петь в хоре ему совсем не улыбалось. Вот если бы иметь голос, как у Жорки Петелина из девятого класса, — другое дело. Тот поёт — все молчат. Только подпевают. Выступать, как Жорка, куда ни шло. Тебе хлопают, вызывают. А то стой среди хора. Раскрываешь ты рот или нет — никакой разницы. Хоть ори громче всех, все равно никто не поймёт.
   — Я бы не против, но… — жалостно проговорил Илья.
   Пионервожатый испытывающе посмотрел на него и укоризненно покачал головой.
   — Эстрадный оркестр тебя устраивает? — спросил он так, словно Сип — капризная девчонка. — Иди ударником.
   Стать ударником мечтали многие. Среди них было немало достойных. И, получая на следующий день в своё полное распоряжение ударные инструменты, сияющие никелем и медью, Саввушкин не предполагал, каких усилий стоило Андрею уговорить руководителя оркестра, десятиклассника Бедулю.
   Восседая на высоком стуле позади оркестра на летней эстраде, расположенной на живописном берегу острова, Сип вдруг почувствовал себя на вершине блаженства. Барабан издавал такой отличный шум, а тарелки так прекрасно сверкали и клацали на всю округу, что репетиция пролетела для Саввушкина одним незабываемым мгновением.
   До следующей репетиции Сип отрабатывал технику на всем, что попадалось под руку: штакетнике, тумбочке около раскладушки, на тарелках в столовой. И когда оркестр снова собрался на репетицию, Илья был совершенно уверен, что стал виртуозом. Он притащил Володю Гулибабу и Филю, которые тихо устроились под кустами возле эстрады, с восхищением глядя на приятеля, расположившегося выше всех в оркестре.
   …И вот настроены инструменты. Бедуля взял в руки электрогитару.
   — Приготовились, — сказал руководитель оркестра и предупредил Илью: — Сип, давай потише и следи за ритмом. — Бедуля начал отбивать такт ногой: — Раз-два-три…
   Но прежде чем оркестр взял мелодию, Сип извлёк из барабана такую бурю, что руководитель закричал:
   — Отставить! Сип, следи за ритмом. Раз-два-три.
   И снова Саввушкин огласил оба берега Маныча каскадом невыразимого шума. Казалось, тарелки вот-вот треснут, а барабаны взорвутся.
   — Стоп, стоп! — завопил Бедуля. — Это невозможно…
   — Кошмар, — отчаянно произнёс саксофонист.
   — Не могу, — простонал электроорганист.
   Бедуля некоторое время приходил в себя, потом с затаённой злобой скомандовал:
   — Сип, последний раз предупреждаю.
   Снова руководитель отбил такт, и оркестр, кажется, преодолел вступление. Илья поубавил пыл, но его хватило ненадолго. Звон меди и гул натянутой кожи до того заворожили Сипа, что он вошёл в раж. В этом хаосе совершенно потонули звуки других инструментов.
   Опомнился Илья, когда Бедуля вырвал из его рук палочки, а другие оркестранты стащили его со стула.
   Гулибаба и Филя ползком выбрались на дорогу и на всякий случай отбежали подальше: как бы и на них не обрушилась ярость музыкантов… Илюха был изгнан из оркестра.
   …День встречи праздновали на острове в первое воскресенье июля. На Пионерский съезжались первые выпускники школы, родители теперешних интернатовцев, лучшие люди совхоза. Школьные поэты загодя сочиняли стихи, художники оформляли специальный выпуск стенной газеты. С самого утра на весь остров разносились с кухни ароматные запахи пирогов. Девочки старались перещеголять друг друга в кулинарном искусстве и творили под руководством тёти Глаши настоящие чудеса. А вечером по традиции на летней эстраде давали большой концерт художественной самодеятельности. Кроме всего прочего, опытное жюри определяло лучшие номера программы. Исполнители получали призы.
   Сипу очень хотелось отличиться. Но дела его, прямо скажем, были кислые…
   И все же спасительная идея пришла, и пришла совершенно неожиданно. На доске объявлений у директорского домика вывесили плакат: «Внимание! Не забудьте, в День встречи — концерт-конкурс художественной самодеятельности! Что ты подготовишь к нему?»
   Плакат был нарисован очень красиво. В одном углу смеялся клоун в колпаке. В другом из саксофона вылетали птицы-ноты. А нижний рисунок молнией поразил мозг Саввушкина: два акробата, один из них выполняет стойку на руках другого.
   Сип притащил к плакату Гулибабу и ткнул пальцем в завороживший его рисунок.
   — Ну и что? — пожал плечами Володя.
   — Айда, — схватил его за рукав Саввушкин и потащил на берег Маныча. Когда они отдышались, Илья серьёзно сказал: — Ты знаешь, Вовик, у каждого есть талант…
   — У меня нет никакого, — ответил Гулибаба.
   — Есть, Вовик, — убеждённо сказал Сип. — Вот увидишь, мы с тобой такое выдадим, все ахнут!
   Володя обречённо вздохнул. Сип нёсся на парусах новой идеи. И остановить его было невозможно.
   За три дня до праздника Саввушкин явился к Смирнову, ответственному за проведение концерта-конкурса, и заявил, что намерен выступить на празднике.
   — В каком жанре? — поинтересовался пионервожатый.
   — В оригинальном, — сказал Сип.
   — Что именно: жонглирование, акробатика, пантомима, иллюзион? — допытывался Андрей. — Мне же надо составлять программу.
   — Оригинальный, — повторил Илья. — И ещё мне надо чёрный задник.
   — Задник у нас один, ты же знаешь.
   — Тогда ничего не получится.
   Смирнов вздохнул. Вообще-то устроители вечера должны были идти навстречу самодеятельным артистам. По возможности, конечно.
   — А коричневый тебя устроит? — после некоторого колебания спросил он.
   — Устроит, — обрадовался Илюха. — Только тёмный…
   Подготовка номера велась в полной тайне на берегу Маныча под развесистой ивой, когда на небе полыхала вечерняя заря.
   А за несколько часов до концерта от летней эстрады донёсся стук молотка, на который никто не обратил внимания: обычные приготовления перед торжеством…
   В день встречи гостей набралось немало.
   Приехали и Саввушкины, мать и дед Иван, нарядившийся по этому случаю в свой лучший костюм, на котором красовались его боевые награды. Гордостью старика была шапка с красным верхом. Отец Сипа приехать не смог: совхоз послал его на совещание передовиков области. Отсутствие отца огорчило Сипа.
   Больше всех задавался Ваня Макаров. Приехал его брат, военный моряк, гостивший в станице на побывке. Макаров-старший произвёл настоящий фурор. Белоснежная матроска, отглаженный клёш, словно жестяной, и самое главное — бескозырка, с ленточками, на которых весело играли якоря. Моряк дал поносить её Ване, и тот чуть не лопнул от гордости.
   Среди гостей был и лётчик-испытатель. Молодой, в полковничьих погонах и со звездой Героя. Но он не был чьим-то отцом или братом, а приехал сам по себе, как бывший воспитанник школы. Из Ростова прикатил даже доктор сельскохозяйственных наук.
   Первым на концерте выступил объединённый хор. Затем эстрадный оркестр под управлением Бедули. Оркестр имел большой успех. Потом выступал чтец.
   И вот конферансье объявил:
   — Илья Саввушкин, оригинальный жанр.
   Дед Иван, сидевший в первом ряду, не удержался и довольно крякнул. По задним рядам интернатовцев прошёл смешок. Но когда занавес начал медленно раздвигаться, воцарилась полная тишина. Перед зрителями возникла пустая, не сильно освещённая сцена с тёмным задником.
   Илюха выбежал в синих трусиках с белыми лампасами, майке и кедах. Поклонился. Вид у него был довольно уморительный: худая мосластая фигура, покрытая веснушками. Представ перед такой аудиторией, Сип, видимо, поначалу оробел. И, стараясь не глядеть на первые ряды, где сидели гости, учителя, Макар Петрович, дед, Илюха с места, не разбегаясь, сделал несколько колёсиков. Приземлился он не совсем удачно, что опять вызвало смешки, но вскочил бодро. Начало было положено. Сип отвесил поклон и пересёк сцену на руках, прыгая «лягушкой».
   Теперь уже засмеялись и первые ряды. Илюха поднял руку, останавливая аплодисменты, повернулся к кулисам и трижды хлопнул в ладоши. На сцену вышел Филя, в майке, трусиках и чешках.
   — Глянь, Филька, — послышался чей-то голос.
   Макар Петрович не выдержал и поднялся. Его сурового взгляда было достаточно, чтобы смешки прекратились.
   И тут все замерли, затаив дыхание. Сип и Филя взялись за руки, мгновение — и малыш застыл в стойке на вытянутых руках партнёра. Пусть ноги у Фили были согнуты и несколько торчали в разные стороны, но это было как в настоящем цирке. И самое главное, тощий Сип свободно держал Филю, у него даже не дрожали худые руки.
   Первым захлопал дед Иван. И тут же последовали дружные аплодисменты. Они перешли в шквал, когда Илюха отвёл руку и Филя продолжал держать стойку на одной его ладони.
   Саввушкин-старший вертел головой, ликующим взором окидывая соседей. Он так неистово бил в ладоши, что тряслась его бородёнка.
   Илюха опустил партнёра на пол, и они оба раскланялись. Сип обошёл вокруг Фили, дёргая худыми плечами и потирая руки, как бы отдыхая. Так делают циркачи на манеже.
   Свой номер акробатическая пара продолжила под несмолкаемую овацию. Филя выполнил стойку на голове Сипа, затем стоял головой на вытянутой вверх Илюхиной руке. Закончили они выступление коронным номером буквально под рёв интернатовцев. Малыш стоял на вытянутой вперёд руке Саввушкина. Стоял секунду, другую… пятую, пока занавес не скрыл их от зрителей.
   Дед Иван хлопал уже стоя. Аплодировали доктор наук и лётчик-испытатель. Даже моряк, брат Вани Макарова, не удержался и крикнул:
   — Браво!
   Тут со всех концов раздались крики:
   — Бис!
   — Повторить!
   — Тощой-тощой, а силища-а! — послышался голос какой-то старушки.
   Занавес раздвинулся. Сип, улыбающийся и ликующий, отвешивал поклон за поклоном, держа за руку Филю. Илью распирало от успеха.
   — Хорошо! — крикнул он, видя, что их не отпускают. — Повторяем по желанию публики.
   И когда зрители успокоились, он в мёртвой тишине, прерываемой лишь звоном цикад, снова поднял Филю над собой… И вдруг за сценой раздался громкий стук. На глазах изумлённых зрителей Филя подлетел вверх метра на полтора и завис в воздухе, размахивая всеми четырьмя конечностями.
   — Занавес, — беспомощно пролепетал Саввушкин, делая кому-то отчаянные знаки. Но занавес не сдвигался.
   Смех стал нарастать из задних рядов. Затем он прокатился по всей аудитории. Филя, раскачиваясь как маятник, все увеличивал амплитуду. И когда он стал пролетать над первым рядом, все увидели, что от пояса мальчика к потолку тянется тонкий трос.
   Потом на сцене появился Володя Гулибаба, отчаянно дёргая за трос, видимо напрочь заклинивший.
   — Мама! Ма-а-ма! — верещал Филя, паривший между небом и землёй.
   — Спасай Фильку! — раздался чей-то боевой клич.
   Несколько взрослых выскочило на сцену, и акробат оригинального жанра был отцеплен и поставлен на ноги.
   Что было потом, Сип не знал. Он убежал в палатку и как был, в цирковом наряде, бросился на раскладушку лицом вниз. Саввушкин не плакал. Но ему было горько и обидно, оттого что так отлично задуманный и выполненный поначалу номер кончился провалом. Илюха уже не мечтал о славе, о первом месте. Дорого отдал бы он тогда, чтобы выступление вообще не состоялось.
   Когда раздались шаги, Илья даже не посмотрел, кто пришёл. Тихо скрипнула раскладушка рядом. Знакомое пыхтение.
   — Сип…
   Илюха ещё крепче вжался в подушку.
   — Это я об лестницу зацепился. Ну, и упал… — вздохнул Гулибаба.
   В Сипе боролись два чувства: жалость и злость на друга. Илюха одним рывком перевернулся и сел. Володя опустил глаза и завозил по земле тапочками.
   — Все из-за тебя! — сказал Сип с досадой. Ему необходимо было на ком-то отыграться.
   — Говорил я, что нет у меня таланта, — опять вздохнул Володя.
   — «Говорил, говорил»! — передразнил друга Илья. — Сколько трудились, блок вытачивали, трос с трудом нашли… А ты все испортил.
   — Не надо было во второй раз выступать, — попытался оправдаться Гулибаба.
   Илья посмотрел в окно палатки. Синел июльский вечер. Пахло рекой. Илья с тоской думал о том, как придут с концерта ребята, начнутся шуточки, подковырки.
   — Да, — сказал Илья сурово, — правильно пишут, что артист должен вовремя уйти со сцены. Да и Филька хорош. Развизжался, как поросёнок.
   Снаружи послышались шаги. Сип инстинктивно бросился под раскладушку. Володя тоже нырнул под свою раскладушку.
   — Саввушкин! — сказал в палатке незнакомый голос.
   Сип и Володя молчали. Только слышно было сопение Гулибабы.
   — Они здесь, это точно.
   У Саввушкина в груди вскипела обида. Это говорила Маша Ситкина. Не успел Илюха поклясться припомнить Машке это предательство, как чьи-то сильные руки вытащили его из-под раскладушки и поставили на ноги. Тут же с трудом извлекли и Володю.
   — Вы что же это, друзья? Вас все ищут, а вы прячетесь!
   Перед партнёрами стоял улыбающийся лётчик-испытатель.
   На летнюю эстраду их доставили, когда председатель жюри — это был доктор наук, приехавший из Ростова, — зачитывал решение:
   — За выдумку, за оригинальное решение номера и отличное его исполнение первое место присуждается Илье Саввушкину, Филиппу Чилимову и Владимиру Гулибабе.
   Все зрители радостно поддержали слова доктора наук аплодисментами.

ФУТБОЛЬНЫЙ МАТЧ

   Илья простил Володе его оплошность и Филе его недостойное для артиста поведение на празднике. Победителей, как говорится, не судят. Некоторые, правда, остались недовольны решением жюри и судачили по углам. Бедуля в особенности. Оркестр был удостоен второго места. Говорят, оркестранты бегали жаловаться к Макару Петровичу на несправедливое, по их мнению, решение. Но директор сказал, что члены жюри — по традиции бывшие воспитанники интерната,
   — люди уважаемые, заслуженные, к тому же любят свою школу, и если уж отдали предпочтение Сипу и его товарищам, то, значит, усмотрели в выступлении действительно необычное и интересное. После таких слов самого Макара Петровича Саввушкин мог спокойно купаться в лучах заслуженной славы.
   Седьмой «А» был доволен. Правда, Ваня Макаров пыхтел. После успеха Сипа на празднике о его брате никто не вспоминал. И когда Ваня начиная задаваться, кичась Макаровым-старшим, то ему тут же указывали:
   — Не ты же моряк, а брат…
   На следующий день после праздника произошло событие, в корне изменившее отношение Сипа к свиноферме, на которую он попал волею судьбы.
   Илюха уже кончил работу, повесил свой халат на вешалку и навострил лыжи к Стасику, когда прибежала запыхавшаяся Маша Ситкина.
   — Леонид Матвеевич будет у нас!
   Илюха сразу и не взял в толк, что за Леонид Матвеевич, почему так засуетились Ситкина, Веревкина и Назаренко. Маша, так та просто не знала, за что сначала хвататься.
   — Девочки, срочно проверьте загоны. Сип, наведи порядок в кормокухне. Нет, девочки пусть убирают в кухне, а ты помоги мне вымыть Васю.
   Ситкина словно помешалась. На ферме и так был всегда полный порядок. А Вася — тот сиял как начищенный ботинок: купали его каждый день.
   Илюха с большим неудовольствием, ворча, снова надел халат и пошёл помогать бригадиру мыть борова.
   — Кто такой Леонид Матвеевич? — спросил он Машу, окатывая Ваську водой из ведра. Тот похрюкивал, довольный, щуря белые редкие ресницы.
   — Тю! — вытаращила на него глаза Маша. — Доктор наук!
   И тут только до Саввушкина дошло, что Леонид Матвеевич и был председателем жюри на вчерашнем вечере и вручил Илюхе с партнёрами по «мировому аттракциону» подарки.
   Ростовский учёный появился на свиноферме вместе с Макаром Петровичем и какой-то незнакомой девушкой. Девушка была в белых брюках, защитных очках и маленькой шёлковой кепочке, чудом державшейся на её пышной шевелюре.