Но, как любят говорить комментаторы, гол зрел. В последнюю минуту матча, дезорганизовав оборону противника, Илюха повёл команду на решающий штурм. Он отвлёк на себя защитников и послал мяч вдоль ворот, куда устремился Володя Гулибаба. Зрители повскакивали с мест. Над островом взревело многоголосое:
   — Ша-а-айбу-у!
   Володя размахнулся, чтобы послать мяч в пустые ворота с каких-нибудь двух-трех метров. И в это время откуда-то смерчем ворвался Вася. Никто ничего не успел сообразить, как вдруг Гулибаба кубарем покатился по земле. Боров от страху кинулся в сторону и под улюлюканье всего стадиона заметался по полю. От крика и испуга он совсем потерял рассудок и бросился бежать, не разбирая дороги.
   Ловили его всей школой. Насмерть перепуганного борова отыскали в кукурузе. С большими трудностями Васю водворили на место. Пережитые страхи не прошли для борова даром: он нервно вздрагивал от малейшего шороха, отказывался от еды. Один глаз его заплыл.
   Маша, найдя своего питомца в таком жалком состоянии, расплакалась.
   — Уйди, — сказала она Сипу, когда тот хотел её успокоить. — Я-то думала, я-то тебе доверяла…
   Она всхлипывала, гладила Васю. Сипу стало жалко её, жалко Васю, жалко себя. И он, как был в футбольной форме и бутсах, пошёл на берег Маныча, где просидел один до темноты.
   В палатку идти не хотелось. Он опять подвёл свой класс, свою команду. Из-за него седьмой «А» вылетел из состязаний. А главное — плакала теперь поездка на выставку.
   Катила свои воды река, шумели камыши. Сип с горечью думал о том, как несправедлива все-таки к нему жизнь…
   И не знал он, что в эти минуты ребята решали, оставить Сипа на острове или отослать в станицу. Мнения сошлись: отослать. Даже Гулибаба на сей раз молчал. Он не мог простить своему другу верный гол. В том, что это был верняк, Гулибаба не сомневался.
   Когда, казалось, судьба Саввушкина была решена, в Андрее Смирнове заговорил великий педагог.
   — Я считаю, надо испытать последнее средство, — сказал он ребятам, уставшим от споров. — Лишить Саввушкина работы сроком на десять дней.
   — Тю! — присвистнул Ваня Макаров. — Ничего себе наказание. Санаторий!
   — Посмотрим, — твёрдо сказал Андрей, — сможет ли Саввушкин спокойно отдыхать, когда все вокруг будут трудиться…
   Ребятам не верилось, что это может повлиять на Сипа. Но Смирнов был последователем методов Макаренко.
   Вечером, когда Сип пришёл в палатку, пионервожатый объявил ему:
   — Итак, Саввушкин, с завтрашнего дня по решению нашего отряда ты лишаешься права на труд в течение десяти дней.
   Илья молча кивнул. Он ещё не знал, радоваться ему, что так легко отделался, или огорчаться. Но на всякий случай поскорее юркнул в постель.
   «Что ж, — решил он, — завтра пойду на рыбалку».

ТУНЕЯДЕЦ

   Почему так хочется спать, когда звучит зорька? И какие сладкие те две-три минуты, когда нежишься в постели, прежде чем спустить ноги с кровати и влиться в прохладное, зябкое утро.
   Илюха потянулся, выпростал из-под одеяла руки. Ночь успокоила, но не залечила настроение. Окончательно отделавшись от сна, Сип вдруг почувствовал что-то неприятное в душе и вспомнил вчерашний день… Отлетело прочь очарование пробуждения. Вставать не хотелось.
   — Подъем! — кричал Шота Баркалая. Он был дежурным, и в его обязанности входило поднимать заспавшихся. — Юрка, Ванька, на зарядку! — шёл он по проходу между кроватями. — Володька, Володька, проснись! — Шота дёрнул Гулибабу за ногу. Тот замычал и с трудом разлепил веки. Илью Шота намеренно не окликнул.
   Сип не придал этому значения. Но когда он вместе с ребятами вышел на улицу на зарядку, Баркалая сказал, усмехнувшись:
   — Ты свободен, можешь ещё поспать.
   Илья не знал, как реагировать. Решил отшутиться.
   — Ничего, сделаю зарядочку, здоровее буду.
   — Иди отдыхай, — серьёзно проговорил Шота. — Можешь, кстати, подзарядиться…
   Сип с тоской подумал: «Начинается…» И как можно беспечнее сказал:
   — Вот спасибо! Забота какая о человеке…
   Но в палатку не вернулся. Присел на скамеечку, наблюдая, как ребята делают гимнастику.
   Второй щелчок Илюха получил в столовой. Нагнулся под стол за упавшей ложкой, а когда поднялся, то обнаружил, что кто-то выпил его компот. Сип растерянно оглянулся, вертя в руках пустой стакан.
   — Кто не работает, тот не ест, — ехидно протянул Макаров.
   Саввушкин молча проглотил обиду. В нем закипала злость.
   «Ладно, — решил он, — пусть смеются. Мы ещё посмотрим».
   Из столовой интернатовцы разошлись по своим бригадам. Илюха поплёлся к палатке. Вокруг стояла необычайная тишина. В тени таилась утренняя прохлада. Сип присел на солнышке, отдавшись бесцельному созерцанию. Ни о чем не хотелось думать. Но когда не хочешь думать и руки ничем не заняты, в голову сами по себе лезут не очень весёлые мысли.
   Саввушкину совсем не хотелось вспоминать развороченный улей, перетоптанную бахчу, проигранный матч. А о Маше и несчастном борове и говорить не приходится…
   Илюха решительно поднялся, достал из-под раскладушки удочки и направился к завхозу за лопатой. Как известно, рыбалить без наживки невозможно.
   Но завхоз наотрез отказался выдать лопату.
   — Не положено, — сказал он, навешивая на дверь склада висячий замок. — Раз отстранили от работы, никакого инструмента не получишь.
   — Мне не для работы, — сказал Сип. — Червей накопать… — Он показал удочки.
   — Ступай, хлопец, ступай, — проводил его завхоз.
   Илюха разозлился. Пришлось наковырять червей примитивным способом — палочкой. Занятие нудное и утомительное. Кое-как справившись с ним, Саввушкин направился к реке, на заветное место. Но порыбалить не удалось. Ченцов то ли устроил учения для команды, то ли проверял после ремонта мотор. Катер «Грозный» метался вдоль берега взад и вперёд, распугав всю рыбу.
   Чуть не лопнув от досады, Сип вернулся в палатку и провалялся до обеда на койке с «Робинзоном Крузо» в руках. Книжку он знал почти наизусть и больше рассматривал картинки, которые, кстати сказать, тоже были им давно уже изучены до мельчайших подробностей.
   В другое время он бы с большим удовольствием поспал. Под ласковый шёпот тополей, играющих на ветру листьями, под тихие вздохи Маныча. Но спать, как назло, не хотелось. Время тянулось медленно, словно Земля замедлила вращение. Первый день принудительной свободы, можно сказать, прошёл в полном безделье.
   Вечером собрались все ребята. Пришли девчонки. Кроме Маши — она не отходила от своего питомца, залечивая его психическую травму нежными, неотступными заботами.
   Затеяли лапту. Илюха хотел присоединиться, но его не приняли.
   — Устанешь, — сказал под общий смех Данилов. — А тебе переутомляться нельзя.
   Сип с независимым видом пошёл прочь. Зашёл в палатку и лёг на постель. Слышать весёлые голоса однокашников было завидно, но Сип решил не сдаваться.
   После отбоя он намеренно громко стал рассказывать Володе, как здорово провёл день. Но это не произвело впечатления. Шота заговорил о том, что в этом году ожидается невиданный урожай винограда. Юра похвастался делами на конюшне.
   — Воронка объездили? — спросил Стасик Криштопа.
   — Послезавтра думаем, — откликнулся Данилов. И завёл рассказ о том, какой это необыкновенный жеребец. И хотя все уже раз десять слышали, что Воронок произошёл от знаменитой Звёздочки буденновской породы, давшей совхозу несколько скакунов, бравших призы в районе и области, всем было интересно. Юра умел рассказывать увлекательно. Он знал уйму историй про лучших отечественных и зарубежных лошадей. Отец Данилова, совхозный агроном, большой поклонник конного спорта и отличный наездник, собрал хорошую библиотеку по этому вопросу, и Юра много прочитал.
   Потом перешли на мастерские. Стасик поделился радостью: не сегодня завтра на остров привезут токарный станок.
   — А как переправят через Маныч? — поинтересовался Шота.
   — На катере, наверное, — сказал Юра.
   — Не выдержит, — засомневался кто-то.
   — Выдержит, — авторитетно заявил Данилов.
   — А как ставить его на катер? — спросил Гулибаба.
   — Перевернётся, факт, — поддержали Володю.
   — У него же трюма нет.
   — Остойчивость нарушится.
   — Не остойчивость, а устойчивость. Грамотей!
   — Сам ты грамотей! Именно остойчивость. По-научному значит непереворачиваемость.
   — Я думаю, повезём на пароме, — высказал предположение Стасик.
   Вокруг этой проблемы разгорелся спор.
   Сип тихо вздохнул. Не очень весело быть посторонним…
   Следующий день прошёл ещё более тоскливо. Илюха поиграл в городки. Один, без соперников. Это оказалось не очень интересно. Потом он решил погонять в футбол. Мяч ему выдали без всяких — не работа. Сип до одури носился по стадиону. Крутил финты, обводил самого себя, бил по пустым воротам. Единственным свидетелем его успехов был Коляшка, внук тёти Глаши. Илья хотел привлечь его к игре, но ничего не получилось. Трехлетний карапуз от своего первого удара упал и разревелся. Сип с трудом успокоил его и отвёл к поварихе.
   После обеда, прихватив ласты и маску, Саввушкин пошёл на реку. Нырял он до тех пор, пока не посинел. И все же никакого удовольствия от этого занятия не получил: не было ни зрителей, ни партнёров.
   Вечером, прислушиваясь к оживлённой беседе товарищей, Илюха с тоской думал о том, что впереди опять полное одиночество и безделье, от которого у него начала появляться оскомина.
   И с утра его потянуло на люди. Оставаться один он не мог. Сип отправился с Володей, чтобы хотя бы просто поглядеть на чужую работу. Но пасека — не лучшее место для наблюдений. Вокруг гудели, звенели сотни пчёл. Илюха устроился от Гулибабы на приличном расстоянии. Разумеется, разговор с другом от этого не получился. Да Саввушкин, честно говоря, боялся даже лишнее слово сказать: как бы не привлечь внимание опасных насекомых.
   Промаявшись так с полчаса, Илюха покинул пасеку. Следующим объектом на его пути была конюшня.
   Из денника как раз выводили Воронка. Вычищенный, лоснящийся жеребец, чёрный, без единого светлого пятнышка, вращал налитыми кровью глазами, храпел, приседал. Юра Данилов, в ковбойке, обтягивающих штанах и сапогах, успокаивал его, поглаживая по густой блестящей гриве. Двое ребят из десятого класса сдерживали Воронка с двух сторон. А третий, на старой школьной кобыле с пышным названием Розочка, обхаживал неука. Лошади принюхивались. Воронок немного успокоился, унял дрожь.
   — Давай седло, — негромко сказал Юра.
   Макаров с высоким светловолосым парнем уже тащили из конюшни потники, седло.
   — Может, ещё погоняем? — неуверенно предложил верховой, что был на Розочке.
   — Не стоит, — сказал Юра. — Бузить не будет.
   Сип смотрел на Данилова с нескрываемой завистью. Вообще-то Саввушкин предпочитал мотоцикл. Но сейчас бы многое отдал, чтобы быть на Юрином месте.
   Жеребец спокойно взял удила.
   — Пошёл, — громко скомандовал Данилов и ловко вскочил в седло.
   Илюха невольно затаил дыхание. Воронок слегка присел, попятился задом.
   — Это тебе не боров! — крикнул Ваня Макаров. И Илюха понял, что это относится к нему.
   Ребята, помогавшие обуздать жеребца, засмеялись. И не только потому, что происшествие с Васей было ещ„ свежо в памяти. Судя по всему, самый ответственный, напряжённый момент был позади. Воронок оказался укрощённым. Надо было расслабиться самим.
   Саввушкин обиделся. Настроение у него было испорчено. Интерес к тому, что делают другие, угас.
   Но это оказалось не единственным огорчением за день. После полдника по острову разнеслась весть: паром доставил на пристань токарный станок. К переправе ринулось почти все население Пионерского. Прибежал и Сип. Видя, как ребята сгружают тяжёлую махину с парома, с каким весёлым, зажигательным гиканьем катят станок по брёвнам к мастерским под звонкую команду Андрея Смирнова, Илюха по-настоящему понял всю тяжесть наказания, которое наложили на него товарищи. Вместо того чтобы быть в первых рядах, радостно суетиться вокруг долгожданного станка, он был вынужден довольствоваться ролью наблюдателя.
   Сип долго не мог уснуть в эту ночь.
   На четвёртый день он не выдержал. Илья не был лентяем. С самых малых лет привык он помогать по хозяйству, что-нибудь мастерить с отцом. Да и на острове он раньше работал за двоих. Сип измучился от безделья. Энергия пожирала его. Презрев самолюбие, он решил пойти на поклон к ребятам. Самым удобным ему казалось заявиться на свою основную, любимую работу. В мастерские.
   Зайдя в прохладный сарай, Илья без всякого предисловия Спросил:
   — Ну, где ваша сенокосилка?
   Ему никто не ответил. Ребята возились под движком.
   — Подай ключ семь на десять, — попросил Стасик Криштопа одного из мальчишек.
   Сип ринулся к верстаку и схватил нужный ключ.
   — Положи на место, — строго сказал Стас.
   — Я хочу помочь, — миролюбиво сказал Сип.
   — Жора, возьми у Сипа ключ, — сказал Криштопа и отвернулся.
   Илья швырнул ключ на верстак и вышел, сгорая от стыда и злости.
   — Ну хорошо, — бормотал он на ходу, — поищу себе работу в другом месте…
   Недалеко от центральной улицы пигалица из второго класса подметала дорожку между домиками.
   «Вот и работа», — мелькнуло у Сипа в голове.
   — Дай-ка я подмету, — сказал он девочке, берясь за черенок метлы. — А ты пока поиграй в куклы.
   — Тебе нельзя, — серьёзно сказала девочка.
   — Цыц, козявка! — Сип дёрнул метлу посильнее, но девочка вцепилась в неё как клещ. — Да я ж тебя… — Сип сделал страшную гримасу.
   — А я буду кричать, — бесстрашно ответила пигалица.
   Илья оттолкнул от себя метлу и пошёл прочь. Но вернулся: девчонка крепко задела его за живое. Он решил взять хитростью.
   — Слушай, — Сип достал из кармана яркий пластмассовый поплавок. — Вот эта дорожка моя, а поплавок твой. Идёт? — Девочка как зачарованная смотрела на цветную безделушку. — Ну, давай! А то передумаю, — нетерпеливо сказал Сип.
   Пигалица оглянулась. Никого. Уж больно велик соблазн. Её рука с метлой потянулась было к Сипу. Но в последнюю секунду долг победил.
   — Нет, Сип, в другой раз. Хорошо? — Девочка вздохнула. — Когда тебе будет можно. — И, чтобы отогнать искушение, она стала мести как заводная.
   — Тьфу ты! — сплюнул Сип от досады.
   Он повернулся и нос к носу столкнулся с Ваней Макаровым. Тот высунул язык, на всякий случай отступил на несколько шагов и пропел:
 
Я Чарли безработный,
Хожу всегда голодный.
Окурки подбираю
И песни распеваю…
 
   Сип замахнулся на него. Макаров дал стрекача.
   Илья пошёл на свиноферму. Маша должна его понять, должна выручить, как это делала не раз.
   Ситкина мыла Васю. Он лежал на боку и похрюкивал от удовольствия. Завидев Сипа, Маша демонстративно отвернулась. Илья постоял возле загончика, покашлял. Никакого внимания.
   — Маш, — несмело сказал Сип.
   Ситкина молчала.
   — Маш, поставь меня на поросят. Как друга прошу…
   Маша похлопала своего питомца по розовому боку. Он медленно поднялся. Она окатила Васю из ведра.
   — Хоть на уборку, а? — сделал последнюю попытку Сип.
   Боров недобро посмотрел на него красным глазом и хрюкнул.
   — Ну, пусть! — не выдержал Саввушкин. — Вы ещё пожалеете!
   Илья, не оглядываясь, пошёл от свинофермы.
   Маша посмотрела на его ссутуленную спину и вздохнула. Сипа было жаль. Но она не могла поступиться своими принципами…
   Ноги сами принесли Илюху в контору хозяйства. И, поднимаясь по скрипучим ступеням, он подумал, что теперь остался единственный человек, который может изменить его мучительное, унизительное положение, — Андрей Смирнов.
   Пионервожатый что-то писал. За фанерной перегородкой стучала пишущая машинка. Между каждым стуком пролегала большая пауза. Печатали неумело, одним пальцем. Наверное, кто-нибудь из учеников. Чтобы в соседней комнате не услышали его слов, Сип нагнулся к Андрею и прошептал в самое ухо:
   — Я больше не могу.
   Смирнов удивлённо вскинул на него глаза.
   — Что? — спросил он почему-то тоже шёпотом.
   — Ходить без дела. Короче, быть тунеядцем…
   Пионервожатый смотрел на Илюху, и по его лицу пробегали волны различных чувств.
   — Так-так, — прошептал пионервожатый. — Начинаешь осознавать, что такое ответственность?
   — Начинаю, — покорно ответил Сип.
   — Это хорошо.
   За стеной прекратили печатать. Илюха ещё сильнее понизил голос:
   — Все издеваются…
   — Что? — переспросил Смирнов.
   — Каждый издевается, — сказал ему на ухо Сип.
   — Надо уметь достойно нести наказание, — назидательно произнёс Андрей. Последнее признание Саввушкина несколько огорчило его. Если дело только в этом, цель ещё не достигнута.
   — Я несу. Но хватит, наверное?
   — Нервы сдают? Я думал, ты настоящий казак… — усмехнулся Смирнов.
   — И ты тоже смеёшься, — мрачно заметил Илья.
   — Я говорю серьёзно.
   За перегородкой раздались смешки. Может быть, это не относилось к тому, что происходило в комнате, но Саввушкин принял их на свой счёт.
   — Вот что, Андрей, — сказал он решительно, — или давай работу, или… — Илья замолчал. Он сам не знал, чем пригрозить.
   — Что или? — рассердился пионервожатый. Совсем не того ждал он от Саввушкина. Было бы непедагогично уступить строптивцу.
   — Ничего, — буркнул Сип. В соседней комнате грянул дружный смех. — Короче, будет работа?
   — По истечении срока наказания, — сказал пионервожатый.
   Саввушкин махнул рукой и пошёл к двери. На пороге он обернулся.
   — Вы ещё увидите! — Сип сверкнул глазами и выбежал за дверь.
   Андрей постучал в перегородку.
   — Девочки, нельзя ли потише? — крикнул он.
   — Ой, умора! — ответили ему. — Новый «Крокодил» привезли…
   Саввушкин, покинув в гневе пионервожатого, не знал, что Смирнов тут же направился к директору школы. Поделиться радостью, что педагогический эксперимент удаётся.
   — Действует, говоришь? — спросил Макар Петрович недоверчиво.
   — Творческий подход, — скромно сказал Андрей. — В Саввушкине происходит настоящий перелом. К лучшему. Переоценка себя как личности и других духовных ценностей.
   — Вот уж не думал, что безделье может кому-нибудь принести пользу.
   — Точный психологический расчёт, — пояснил пионервожатый. — Саввушкин — натура энергичная, верно?
   — Живой хлопец, — кивнул директор.
   — И тут попал в положение: все работают, а он тунеядец. Задело. Места себе не находит.
   Макар Петрович задумчиво посмотрел на Смирнова.
   — Может, все это и хорошо. Не перегни только палку, Андрей.
   — Что вы, Макар Петрович. Строго научный метод. Я лично за ним наблюдаю.
   — Ну-ну…
   До полдника разговоры крутились в основном вокруг только что прошедшего матча между седьмым «Б» и восьмым «В» классами. Команда седьмого «Б», вырвавшая первую свою победу не без помощи борова Васи, на этот раз тоже играла отлично и вышла в полуфинал. Ребята, коротавшие время до полдника, не преминули вспомнить злополучного йоркшира и, конечно же, Сипа.
   — Кстати, — заметил Юра Данилов, — почему Илюха сегодня не обедал?
   Вопрос был обращён, естественно, к Гулибабе.
   — Не знаю, — ответил тот.
   — Перешёл на подножный корм, — съязвил Ваня Макаров.
   Гулибаба запыхтел. Ответил бы он Ваньке за дружка, но после того случая, когда Сип вздул Макарова, Ваня старался быть поближе к Данилову. С двумя Гулибаба связываться не решался.
   — Действительно, что-то Илюшки не видать, — сказал Стасик.
   — На полдник явится, — с усмешкой сказал Юра. — Как миленький.
   — Решил голодовку объявить, — сказал Шота. — Гордый.
   — Пузо с гордостью не считается, — заметил кто-то из ребят.
   — Вам бы только о еде, — недовольно пробурчал Гулибаба.
   Это вызвало смех.
   — Уж кто бы говорил… — заключил Данилов.
   Гулибаба насупился и сжал кулаки. Неизвестно, чем бы закончилась эта словесная перепалка, не прозвучи горн.
   — Кончай отдыхать, айда шамать, — сорвался с места Макаров.
   Ребята потянулись к столовой. Напрасно Володя вытягивал шею, вертел головой, надеясь увидеть друга. Место между Гулибабой и Стасиком Криштопой пустовало. Сиротливо стоял на столе стакан какао с куском хлеба, намазанным маслом.
   — Кто это запоздал? — спросила повариха тётя Глаша, останавливаясь возле Володи.
   — Саввушкин, — пояснил Стасик.
   — А-а, рыжий. Гляди-ка, начальство какое, опаздывает, — добродушно покачала головой повариха. — Кому добавки, хлопцы?
   Гулибаба, редко отказывавшийся от второй порции, на этот раз промолчал. Отсутствие Сипа его насторожило. Зная горячую голову друга, Володя встревожился.
   — Наверное, рыбалит, — словно читая его мысли, сказал Стасик.
   — Наверное, — согласился Гулибаба. Это было вполне возможно. Если хороший клёв, Илюха мог забыть обо всем на свете. Или не услышал горн.
   Решив проявить заботу о друге, Володя попросил у тёти Глаши разрешения забрать полдник Сипа в палатку.
   — Захворал? — поинтересовалась повариха.
   — Не мог прийти, — уклончиво ответил Гулибаба.
   — Бери, хлопец, бери. — Повариха протянула ему ещё пару варёных яиц. — Нехай поправляется…
   От яиц Володя хотел отказаться: не принял бы Илья за издёвку. Но передумал.
   «Сам съем», — решил он.
   Когда хочешь сделать что-нибудь незаметно, обязательно выходит наоборот. Осторожно неся перед собой порцию Саввушкина, чтобы не пролить какао, Гулибаба чуть не опрокинул стакан на Макара Петровича, столкнувшись с ним в дверях. Директор покачал головой, но ничего не сказал.
   Буквально через десять шагов Володю остановил пионервожатый.
   — Кто заболел? — спросил он.
   — Да вот, несу… — замялся Гулибаба. — Илюшке…
   — Саввушкину? — удивился Андрей. — Странно. Утром он был у меня. Совершенно здоров.
   Володя потоптался на месте, не зная, что сказать.
   — То утром…
   Смирнов заколебался: может, пойти проведать?
   — К врачу обращался?
   — Не знаю.
   — Пусть обратится, — посоветовал пионервожатый. — Наказанье наказаньем, а здоровье само собой.
   — Хорошо, я скажу, — отозвался Гулибаба и зашагал поскорее дальше.
   Добравшись, наконец, до палатки, он поставил полдник друга на тумбочку и первым делом полез под раскладушку Сипа, где тот, по обыкновению, хранил удочки. Их там не оказалось. Так оно и есть — Илюха на Маныче. Недолго думая Володя побежал на излюбленное место рыбалки.
   Ещё издали он увидел тощую мальчишескую фигуру, замершую возле воткнутой в землю удочки.
   — Сип! — крикнул Гулибаба.
   — Чего орёшь? Рыбу распугаешь, — обернулся к нему другой парень.
   Володя побродил по берегу и, не найдя Саввушкина, возвратился к палатке.
   «Где же Илюха? — размышлял он, лёжа на койке. Какао и хлеб с маслом стояли на тумбочке нетронутые. — Может быть, в станицу подался?»
   Он вскочил с койки, намереваясь сбегать на переправу, разузнать, не уезжал ли Илья на тот берег. Но в это время в палатку вошёл Смирнов.
   — Ну, где тут больной? — спросил он, оглядываясь. Кроме Гули бабы, в палатке никого не было. Все ребята были на улице.
   — Не знаю, с утра не видел.
   — Что же ты меня обманывал?
   — Не обманывал я, — стал оправдываться Гулибаба. — Я думал, он рыбу ловит и не услышал горна. Вот и взял его полдник. Он и так не обедал…
   — Та-а-ак, — присел на раскладушку Смирнов. — А чем он питается, святым духом?
   — Не знаю, — пожал плечами Гулибаба.
   — Он ничего не говорил тебе? — спросил пионервожатый, подозрительно глядя на Володю.
   — Честное слово, ничего!
   — Где же он может быть? — В голосе Андрея послышалась тревога.
   — Я искал, не нашёл.
   Смирнов решительно поднялся.
   — Куда? — спросил Володя.
   — На переправу.
   Гулибаба засеменил за пионервожатым.
   На переправе им ответили, что Саввушкина не видели. Ченцов тоже сказал, что не перевозил его.
   — Может, он «зайцем»? — спросил пионервожатый.
   — Ко мне на борт муха не проскочит, — заявил капитан «Грозного».
   Дело принимало нешуточный оборот. Особенно после того, как Саввушкин не явился к ужину. Явно произошло ЧП, о чем Смирнов был вынужден доложить директору школы. Тот выслушал его, недовольный, и, берясь за радиотелефон, связывающий Пионерский со станицей, заметил:
   — Вот тебе и строго научный метод.
   Из школы сообщили, что Саввушкин там не появлялся.
   — Может быть, он дома? — высказал предположение Андрей.
   — Саввушкин не из тех, кто цепляется за мамкину юбку, — возразил директор. — Да и с чем ему к родным являться? Хвастать, что от работы отстранили? Он не знаю что сделает, лишь бы отец не узнал…
   — Что же нам предпринять? — спросил Андрей. Он корил себя за резкий разговор, что произошёл утром с Саввушкиным. — А если с ним случилась беда?
   — С Ильёй? — покачал головой директор. — Не думаю.
   — Но ведь его нигде нет! — с отчаянием проговорил Смирнов.
   Макар Петрович встал, прошёлся по кабинету.
   — Без паники, Андрей, — сказал он как можно спокойнее, хотя было видно, что сам нервничает: бог его знает, что могло взбрести этому Саввушкину в голову. — Прежде всего следует убедиться, что его нет на острове.
   — Я организую штаб поиска, — решительно поднялся пионервожатый.
   — Верно, — кивнул Макар Петрович. — Подымай ребят.