Биргер Алексей. Нож великого летчика (Седой и 'Три ботфорта' - 1)

   Седой внимательно рассматривал нож - наш нож!
   - Да, - сказал он. - Тот самый.
   Он шагнул под самую лампу, внимательно изучая и рукоять, и футляр, и кожаные ножны с надписью.
   Пучеглазый, вроде бы, спокойно выжидал, но что-то в его позе мне не понравилось. Он как-то выгнулся, насколько ему позволяло довольно увесистое пузо - а когда он выпрямился, в его руке блеснул другой нож!
   - Седой! - не своим голосом заорал я. Точнее, не заорал, а завизжал или пискнул изо всей силы.
   Седой услышал - и вовремя обернулся. Нож Пучеглазого сверкнул в воздухе, но Седой успел уклониться, и нож лишь задел ему левую руку. Ответным ударом Седой взметнул нож Сент-Экзюпери - к счастью, нож был в ножнах, да и бил Седой рукоятью. Не знаю, осознанно или нет, но он не стал "пырять" Пучеглазого лезвием, иначе не избежать бы большой беды. А так, рукоять угодила Пучеглазому под подбородок, отправив его в глубокий нокдаун. Пучеглазый, охая и держась за челюсть, сидел на полу, окровавленный нож вылетел из его руки, он пытался перебирать ногами, чтобы отползти задом подальше от Седого, но у него не получалось.
   - Ах ты, сволочь! - сказал Седой. Сделал два шага к выходу, оглянулся и добавил. - Добить бы тебя, да пачкаться неохота... Пошли! - бросил он мне, убрав нож во внутренний карман пиджака, зажимая раненую руку другой рукой и быстро выходя из туалета.
   Я засеменил на ним. Мне было дурно до тошноты. Согласитесь, такая сцена и взрослого "вздернула" бы, что уж говорить о мальчишке!
   Седой быстро прошел через зал, вышел из пивбара и, даже не глянув в сторону Димки и Юрки, направился туда, где деревья были погуще и побезлюдней. Я двигался за ним как приклеенный, Юрка и Димка присоединились ко мне.
   - Что случилось? - стали спрашивать они шепотом.
   Я только рукой махнул - мол, все потом, не до объяснений сейчас!
   Седой отошел туда, где кусты были погуще, снял пиджак и стал осматривать рану. Мы его догнали, и мои друзья, ничего не знавшие, с ужасом глядели на разорванную рубаху и кровь.
   - Молодец, крикун! - сквозь зубы проговорил Седой. - Если б не ты, эта сволочь мне бы точно между лопаток перо всадила!.. А теперь, есть у кого-нибудь носовой платок?
   Носовые платки нашлись у меня и у Юрки. Седой плотно перетянул рану, которая, на рассмотрение, оказалась не очень большим порезом, потом внимательно изучил пиджак.
   - Разрыв не очень большой, - сказал он. - Главное - кровь замыть, а порвать пиджак я мог где угодно. Лишь бы следов не осталось, а то с кровью на пиджаке первая же ментура остановит.
   - Так Москва-река, вон она! - показал Димка.
   - К ней и спустимся, - сказал Седой, проверяя свою повязку, сооруженную из наших носовых платков. Повязка сидела плотно, и рана, похоже, перестала кровоточить. Накинув пиджак на плечи так, чтобы не было заметно окровавленную светлую рубаху, Седой, насвистывая, направился к реке.
   Мы нашли спуск к реке подальше от черного рынка - лестницу от парапета, последние ступени которой уходили в воду. Седой, аккуратно вынув драгоценный нож и положив его рядом, стал застирывать в проточной воде рукав пиджака. Надо сказать, Москва-река была в то время не такая грязная, как сейчас, поэтому в ней вполне можно было и одежду отмыть, и руки ополоснуть.
   В прохладной проточной воде пиджак отмылся быстро и основательно. Седой поглядел на мокрый рукав, потом сощурился на жаркое весеннее солнце.
   - Под таким солнцем за пять минут высохнет, если на камне расстелить, - сказал он. - А как высохнет, так и домой рванем. Нам здесь больше делать нечего.
   Он пошарил в кармане, вытащил свой кубинский горлодер и, перед тем, как закурить, лизнул папиросную бумагу.
   - Сладкая, - сообщил он нам. - Кубинцы делают папиросную бумагу из сахарного тростника.
   Он закурил и расслабился, опершись локтями на верхнюю ступеньку и с блаженным видом созерцая реку.
   - Вот так, пацаны, - сказал он после паузы. - Чтоб я ещё раз в такое дело втравился...
   - Как ты убедил Пучеглазого отдать тебе нож? - спросил я.
   - Пристыдил, можно сказать, - усмехнулся Седой. - А впрочем, это уже и неважно. Главное, что нож у нас.
   - А все-таки?.. - стали настаивать заинтригованные Юрка и Димка.
   - Ну... - Седой задумался, прикидывая, стоит нам что-нибудь рассказывать или нет. Может, он бы в итоге и решился нам рассказать - но не успел. Пиджак, подсыхавший на солнце, закрыла легкая тень, и мы, подняв головы, увидели, что на самом верху лестницы стоят два милиционера.
   Седой бросил быстрый взгляд на нож, лежавший на широкой ступени, на самом виду, но было поздно.
   - А вот и орудие преступления, - сказал один из милиционеров. - И такое основательное, одно ношение лет на пяток потянет. Ну, что, убийца хренов, добровольно с нами пойдешь или крутить тебя заставишь?
   - Сам пойду, - сказал Седой, вставая и надевая пиджак с ещё не до конца просохшим рукавом.
   - Какой же он убийца? - возмутился я. - Это его самого убить хотели!
   - А ты сиди! - велел мне второй милиционер. - Попросят тебя выступить - выступишь, а пока молчи в тряпочку! И, кстати, дайте сюда эту финку!
   - Это не финка! - сказал Димка. - Это...
   - Заткнись, а? - посоветовал ему первый милиционер.
   - Молчите, ребята, - сказал Седой. - Все будет нормально.
   Он взял ножик и протянул его милиционерам, рукояткой вперед.
   - Держите. Только храните поаккуратней. Не знаю, что вам наговорили, но этот нож - музейный экспонат, и мы его спасали.
   - Слушай, ты! - первый милиционер, забрав нож, показал Седому кулак. Смотри, довыступаешься! Умный очень! Такие умные могут и огрести, за разговорчики!
   Но, видно, слова про "музейный экспонат" на него все-таки подействовали, потому что он очень бережно убрал нож в карман.
   - Иди вперед! - велел Седому второй милиционер.
   И Седой пошел между двух милиционеров, а мы потащились рядом, готовые в любой момент выступить в его защиту и дать любые показания, какие от нас потребуются.
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   МЫ ПРОТИВ ВЕРТУХАЯ
   До отделения милиции мы добрались минут за двадцать. Дорогой я сумел наконец рассказать друзьям, что произошло в туалете пивбара. Переговаривались мы вполголоса, чтобы Седой и милиционеры нас не слышали, но оттого обсуждали все произошедшее не менее горячо.
   - Не фига себе! - присвистнул Юрка. - Слушай, неужели Седой мог убить его этим ударом?
   - Не знаю, - растеряно сказал я. - Когда мы уходили Пучеглазый был жив...
   - Такое бывает, я читал, - сообщил Димка. - Человеку нанесут удар, от которого у него в мозгу все переворачивается, ну, вроде как, кровоизлияние происходит. И он где-то с минут пятнадцать, с полчаса чувствует себя нормально, а потом раз - и мертв! Сколько боксеров так помирало после боя! Вроде, и в раздевалку уже уйдут, и все ничего, а начнут переодеваться или интервью давать - и падают замертво. И у Джека Лондона это описано.
   - Но ведь никто не говорил, что Пучеглазый мертв... - заспорил я.
   - Они назвали Седого "убийцей", - напомнил Юрка. - И если б Пучеглазый концы не отдал, то кому бы Седой был сейчас интересен? Я так понимаю, у Седого невезуха такая вышла: от его удара по челюсти в мозгу Пучеглазого что-то перевернулось, или, может, сосудик какой лопнул, и он умел, не выходя из туалета и даже с пола не вставая. Очередной мужик отлить сунулся - глядь, покойничек лежит, да ещё с разбитой челюстью. Ну, тут же вспомнили, с кем он в туалет выходил, и кинулись Седого искать.
   - Верно, - угрюмо кивнул Димка. - Других вариантов быть не может. Теперь Седому убийство впаяют.
   Мы совсем приуныли. Этого ещё не хватало! История становилась все путаней и поганей. Весь мир, казалось, катится куда-то в тартарары.
   - Но ведь я могу засвидетельствовать, что он всего лишь ударил Пучеглазого, и что Пучеглазый сам напал на него с ножом! - сказал я.
   - Так милиция и будет тебя слушать! - хмыкнул Димка.
   С тем мы и подошли к отделению милиции.
   - А вам что здесь надо? Кыш отсюда! - цыкнул на нас один из милиционеров.
   - Мы видели, как все было, и можем быть свидетелями, - набравшись смелости, сказал я.
   Седой оглянулся и бросил нам:
   - Ребята, бегите отсюда! Что вам, неприятностей мало? - и обратился к милиционеру. - Гоните их в шею, пусть не маячат!
   Но милиционер нахмурился, будто в раздумье.
   - Свидетели, говорите? Ладно, сядьте здесь, у входа. Скажу начальнику, и пусть он решает, выслушать вас или домой погнать.
   Мы присели у входа, в небольшой приемной, из которой нам видна была стойка дежурного и стены которой был украшены плакатами на правоохранительные темы. Мы разглядывали эти плакаты и молчали, боязно было даже слово проронить, в этом учреждении, в которое мы попали.
   А Седого повели куда-то на второй этаж.
   Наверно, времени прошло совсем немного - хотя нам-то показалось, что прошли целые века - когда к нам спустился один из милиционеров, конвоировавших Седого, и сказал:
   - Пошли, пацаны! Начальник вас требует... - а когда мы поднимались по лестнице, добавил. - А обращаться к нему надо "товарищ майор".
   С этим мы и вошли в кабинет - и тихо обомлели. Товарищ майор сидел за своим столом, в одном углу, положив руки на колени, сидел Седой, под надзором второго милиционера, а в другом углу... сидел Пучеглазый, целый и невредимый - если не считать, конечно, здоровенного кровоподтека, украшавшего его подбородок!
   - Вот они, - доложил милиционер.
   - Сам вижу, - буркнул майор, разглядывая нас как-то странно. Ладненько, посмотрим, что они могут рассказать.
   - Да что они могут рассказать! - взвился Пучеглазый. Нас удивило, что он разговаривает довольно-таки хозяйским тоном. - Позвоните по тому телефону, который я вам дал, и дело с концом!.. Вам же спокойней будет, небрежно добавил он после небольшой паузы.
   - Ну, работа у нас беспокойная, - сказал майор, - "наша служба и опасна и трудна", так чего уж искать спокойствие там, где его нет? Кто из вас, парни, был непосредственным свидетелем происшествия?
   - Я, - я сделал шаг вперед.
   - Хорошо, - кивнул майор. - Говори.
   - Значит, так... - я сглотнул. - Мы хотели вернуть украденный нож...
   - Вот этот? - майор указал на нож, лежавший перед ним.
   - Да. Там... Ну, там долго рассказывать... В общем, мы узнали, что вор сбыл нож перекупщику... вот ему... - я указал на Пучеглазого. Тот почему-то вдруг ухмыльнулся, нагло и жирно.
   - И позвали на помощь старшего товарища? - спросил майор.
   - Нет... все было не совсем так...
   - Да ты успокойся. С тем, что было раньше, мы ещё разберемся. Расскажи лучше, что ты увидел в туалете. Ну, что за инцидент там произошел.
   - Я подглядывал, как идут дела, - стал я докладывать, стараясь говорить поспокойней, - и увидел, что Седой... ну, то есть, Андрей, Андрей Волгин... вроде, обо всем договорился вот с этим, - я указал на Пучеглазого, - и вот этот зовет его в туалет, чтобы там нож вернуть без свидетелей. Мне стало интересно, как все это будет происходить... ну, возвращение ножа... и я тихо прокрался в туалет вслед за ними. Вот он сначала спокойно отдал Седому... Андрею... нож, а потом, когда Андрей отвернулся к свету, рассматривая, то ему отдали или не то, выхватил другой нож и хотел пырнуть Андрея. Я заорал, Андрей обернулся и успел уклониться, и рукояткой ножа двинул вот этому в челюсть, а потом мы ушли и стали рану Андрея перебинтовывать. Вот и все.
   - Гм... - сказал майор после паузы. - Вот как? Мы тут слышали другой вариант.
   - Да чего вы их слушаете? - подал голос Пучеглазый. - Они чего угодно нагородят, лишь бы дружка выгородить! Вы позвоните, куда я вам сказал?
   - Я должен выслушать всех, - возразил ему майор. - Кстати, повернулся он ко мне, - того, кого ты называешь "вот этот", зовут Червоточенко Геннадий Владимирович. И Геннадий Владимирович излагает совсем другую версию. Он говорит, что показывал нож Волгину, и тот вдруг ударил его этим ножом. Геннадий Владимирович успел перехватить и вывернуть руку Волгина, поэтому острие ножа поранило самого Волгина, но Геннадий Владимирович все-таки получил удар рукояткой в челюсть.
   - Да, так оно все и было, - безмятежно кивнул Пучеглазый.
   - Но ведь это неправда! - вырвалось у меня.
   - И потом, если бы его ударили этим ножом, то на ноже остались бы следы крови! - не выдержал Димка.
   Майор расхохотался.
   - Ребята, вас застукали у реки, где вы отмывались! Вы бы любую кровь успели смыть, разве нет?
   - Но ведь ещё есть всякие экспертизы, - сказал Юрка. - Ну, когда эксперт говорит, что удар был нанесен ножом такой-то ширины, а этот нож другой ширины, поэтому это не тот нож, которым ударили...
   Майор прищурился на него.
   - Начитанный очень, да? Или фильмов насмотревшийся?
   Но при слове "экспертиза" Пучеглазый вдруг беспокойно заерзал впервые за все время - а Седой вдруг сказал:
   - Можно? Если вы хоть сколько то верите, что я не преступник, то позвольте лишь несколько слов сказать.
   - Ну? - майор напрягся.
   - А вы позвоните, позвоните - по телефону, который этот, - быстрый кивок Седого в сторону Пучеглазого, - диктует. И скажите, что он попался на валютных операциях и на связях с иностранцами.
   Майор, только-только присевший за свой стол после всех хождений вокруг нас, опять привстал с места.
   - Ты?.. Что?..
   - А вы на него поглядите, - кивнул Седой.
   Пучеглазый, и правда, как-то резко сник. Вроде, пытался он что-то промолвить, но язык присох у него в горле.
   Но здесь мне вам надо объяснить, что такое в советское время означали "валютные операции". В то время любое общение с иностранной валютой каралось самым строжайшим образом, вплоть до расстрела. Если у человека находили любую иностранную банкноту на руках - это уже тянуло на пять лет как минимум. Вам странно это слышать - вам, которым я привез из Лондона по фунту в монетке, как сувенир? И который - я, ваш папа, чувствующий себя прежним двенадцатилетним мальчиком, и мне странно представить, что мне когда-то будет сорок пять и у меня самого будут сыновья - испытал ужас, не сравнимый ни с чем, едва услышав про "связи с иностранцами". Да, и еще, надо объяснить, в то время валютчиков, работавших напрямую с долларами, или, там, с фунтами, или с марками, практически не существовало. Вместо долларов, ходили чеки внешбанка - так называемые чеки серии "Д", на которые советские граждане, поработавшие за границей, обязаны были обменивать все свои деньги. Эти же чеки принимались и в "валютных" магазинах - в "Березках", которые сейчас повывелись. А иметь "живые" доллары на руках это была уголовная статья. Преступление, которое никому не прощалось, даже самым заслуженным работникам. Вам это странно слышать - ведь и со мной многие посетители заповедника рассчитываются твердой валютой, и даже мы обмениваем лишние деньги на доллары, в обменном пункте нашего маленького городка, чтобы эти деньги инфляция не съела. Но такова была тогдашняя жизнь, и впрямь отгороженная от всего остального мира "железным занавесом" и колючими границами. И то, в чем Седой обвинил Пучеглазого, тянуло почти на расстрельную статью.
   - И ты можешь это доказать? - резко спросил майор.
   - А вы на него поглядите, - сказал Седой. - Какие там ещё доказательства? Если за него возьмутся, то признание из него вытрясут. Расколется в два счета. Так что звоните, звоните.
   Майор встал и заходил по своему кабинету.
   - Но ты понимаешь, что и тебя укатают вместе с ним? - спросил он, остановившись перед Седым. - Лезвие ножа, который у тебя изъяли, превышает допустимые размеры. Холодное оружие! А тебе больше четырнадцати лет, так что отвечать будешь по полной программе.
   - Я ж говорю, этот нож - музейный экспонат, - ответил Седой.
   - А где справка об этом? - осведомился майор.
   И повернулся к нам.
   - Пацаны, вы сможете быстро сгонять за справкой? Куда вам ехать?
   - На улицу Госпитальный Вал, - ответил я, не очень представляя, какую справку может представить Мадлена Людвиговна. Но я видел - ощущал, скорее что майор играет на стороне Седого, а значит, он как-то подскажет нам, что сделать, чтобы нужная справка взяла и появилась.
   - Ближний свет! - усмехнулся майор. И задумался. - Вот что! - велел он милиционеру, охранявшему Седого. - Запри этих двух субчиков по разным камерам, а я сам пацанов отвезу, на служебной машине, чтобы быстрее было.
   - Меня? В камеру? - подал голос Пучеглазый. Седой промолчал.
   - На два часа, - усмехнулся майор. - А потом в другую камеру переедешь, если обвинения подтвердятся. Либо один, либо вместе с этим, - он кивнул на Седого, - если справки не окажется. Поехали, пацаны!
   - Куда поехали? - взвился Пучеглазый. - Вы заодно с ними, я вижу! Но вам это даром не пройдет! Погон лишишься, как минимум!
   Кажется, Пучеглазый начинал обретать прежнюю наглость.
   Майор резко повернулся к нему.
   - А ты мне не "тыкай"! - рявкнул он. - Ты это или где!.. Обвинения против тебя выдвинуты очень серьезные, вот и будем разбираться! А если ты невиновного посадить хотел - тебе никто не поможет! Я лично тебя на Колыму отфутболю, так тебя и растак!
   Пучеглазый замолк, поняв, что перегнул палку.
   Мы вышли во двор отделения милиции - не через основную дверь, а через заднюю, служебную, незаметную такую - и майор посадил нас в "москвич" с синими милицейскими полосками, причем сам сел за руль.
   - Давно пора машину менять, - проворчал он, включая зажигание. - Хоть бы "жигуль" выделили, так ведь нет! А ведь мы в Москве не из последних вон за какую важную территорию отвечаем!
   Надо сказать, машина включилась сразу же, мотор работал ровно и спокойно. Но майор не спешил трогаться с места. Достав карту Москвы и какие-то справочники, он стал внимательно их изучать.
   - Госпитальный Вал, говорите? - пробормотал он. - Какое там у нас отделение милиции? Ага, вот это. И находится... Ага, все ясно.
   Удовлетворенный, он тронул машину с места, и, когда мы выехали со двора на прямой участок улицы, заговорил, не оглядываясь - наблюдая нас через зеркальце заднего вида.
   - А теперь, пацаны, нарисуйте картинку, что это за нож и почему он такой ценный.
   - Это нож Сент-Экзюпери! - сразу сообщил Димка. - И этим ножом он починил самолет, когда попал в аварию, которая описана в "Маленьком принце"!
   Майор присвистнул.
   - Крепкая история, - сказал он. - И как же этот нож залетел в Москву?
   - Кода Сент-Экзюпери был корреспондентом в нашей стране, - взялся объяснять я. - И подарил этот нож одной француженке, которая, вообще-то, советская гражданка чуть не с семнадцатого года, потому что решила остаться здесь.
   Хоть объяснение и получилось несколько путаным, но майор все понял.
   - Ладно, едем к этой француженке, - сказал он. - Только по пути в местное отделение милиции завернем, выясним, шпана вы или нет.
   И мы покатили по улицам Москвы. Майор молчал, а мы не решались при нем разговаривать, хотя нас и мучили загадки, на которые мы не находили ответа и которые очень хорошо было бы обсудить. Например, кто такой Пучеглазый, если он так по-хозяйски держался в милиции и плел самое наглое вранье, считая, что все должны ему верить на слово? И почему майор явно недолюбливал Пучеглазого, при том. что не хотел напрямую высказывать свою неприязнь? И что это за справка, за которой мы едем? То, что майор повез нас, чтобы переговорить с кем надо, и чтобы со справкой не было никаких проблем, понимали даже мы.
   Мы свернули на Садовое, потом на Ульяновскую, и через Золоторожский Вал покатили к Госпитальному. Но до дома Мадлены Людвиговны мы не доехали. Майор свернул куда-то вбок, и мы оказались у местного отделения милиции.
   - Подождите меня здесь, пацаны, - сказал он. - И не шалите в машине.
   Едва майор исчез в дверях отделения милиции, как мы заговорили наперебой.
   - Этот Пучеглазый... он ведь не просто так! - выпалил Юрка.
   - Он стукач! - заявил Димка. - Он стучит в КГБ обо всем, что происходит на толкучке, и за это ему позволяют вертеть свои дела!
   Как видите, мы умели разбираться в той жизни и "считывать ситуацию", несмотря на наш малый возраст.
   - Главное, что майор за нас - стукачей никто не любит!.. - сказал я.
   - Слушай, ну, ты меня убил! - сказал Юрка. - Ты молодчина! Как ты стоял за Седого, когда, это, свои показания давал - я бы на твоем месте умер со страху!
   - Да, Ленька молодец! - подхватил Димка. - Даже у Пучеглазого челюсть отвалилась!
   - Ну, и что теперь будет? - спросил Юрка.
   - Умоют Пучеглазого! - сказал Димка. - Если он действительно зарвался и хотел нож за валюту иностранцу продать - его КГБ в две секунды вздернет, само, у милиции забрав!
   - Но это ещё надо доказать... - пробормотал Юрка.
   - Чего доказывать? - влез я. - Раз Седой сказал, что это так - значит, это правда! Седой все четко видит, и зря болтать не станет!
   - Ага! - добавил Димка. - Вон как Пучеглазый сразу заткнулся! А ведь как пыхтел, какую волну гнал! А тут чуть в штаны не наложил! Все точно, зарвался мужик! Что называется, жадность фраера сгубила!
   Тут из отделения милиции появились наш майор и другой милиционер местный, как мы поняли. Они оба пытались сохранять серьезность, но при этом у них периодически прорывался смех.
   - Здорово, пацаны! - сказал местный милиционер, садясь в машину. Значит, это из-за вас такой шухер поднялся? Что ж, показывайте, куда ехать.
   - Вон туда, - показали мы. - Дом почти на середине улицы.
   Майор тронул машину с места, а местный милиционер потер руки.
   - "Вологда", говоришь? Натуральная?
   - Натуральней не бывает, - усмехнулся майор. - Подполковник, в отставке. Сейчас, понимаешь, по другому профилю старается.
   - Вроде, полезные люди - вертухаи, - заметил местный милиционер. - А все равно всегда приятно умыть, особенно тех, кто на своих стучит и своих подставляет.
   Мы слушали, затаив дыхание. Нам ведь было известно, что "вологдой" называют на жаргоне лагерную охрану. А если Пучеглазый был подполковником значит, он мог целой тюрьмой или частью лагерной зоны заведовать! А теперь, значит, он доносит обо всем, что происходит на "черном рынке", и за это ему позволяют вертеть свои делишки. Судя по словам местного милиционера, Пучеглазый стучит не только на спекулянтов, но и на милицию, если она где-то чего-то недоглядела или где-то не доработала. Во всем мы разобраться не могли - за короткими репликами, которыми обменивались милиционеры, для нас вставал целый мир очень особых и очень сложных, очень взрослых отношений, своя система ценностей, которую мы, в силу недостатка жизненного опыта, не могли постигнуть до конца. Но нам было ясно, что Пучеглазый каким-то образом "достал" милицию, и что милиция стала теперь нашим союзником, чтобы отыграться на Пучеглазом за все.
   Вот так мы подъехали к дому Мадлены Людвиговны и зарулили во двор, к самому подъезду.
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
   ПРИНЦ НА СВОБОДЕ
   Надо сказать, что Мадлена Людвиговна и Шарлота Евгеньевна перепугались чуть не до полусмерти, увидев нас в сопровождении милиции. Что до Гиза, то он сначала радостно запрыгал вокруг нас, потом увидел милиционеров, присел и стал очень внимательно разглядывать их форму, чуть склонив голову набок и поблескивая своими яркими глазами.
   - Мон дью!.. - ахнула Мадлена Людвиговна. - Что происходит?
   - Вы только не волнуйтесь, - быстро заговорил я. - Все в порядке, и нож мы скоро вернем. Там просто... В общем, надо, чтобы вы тоже были свидетельницами.
   - Позвольте, я объясню, - сказал майор. - Вы разрешите нам войти?
   - Да, конечно! - подруги одновременно посторонились и сделали приглашающие жесты, указывая в сторону гостиной. - Простите, мы так растерялись, что держим вас на пороге.
   - Так вот, - продолжил майор, когда все устроились в гостиной. - Ваш нож - настоящая драгоценность, это мы поняли. Но вот какая проблема. Этот нож уже считается холодным оружием, запрещенным к хранению в домашних условиях, по его размерам и по прочим параметрам. Если только у вас нет охотничьего билета. Но, я так понимаю, вы в обществе охотником не состоите?
   - Не состоим, - растеряно пробормотала Мадлена Людвиговна.
   - Я так и думал, - улыбнулся майор. - В общем, по правилам, мы должны были бы его конфисковать, составив акт об изъятии. Но нам этого делать не хочется. И выход есть.
   - Да?.. - слабо вопросила Мадлена Людвиговна.
   - Вы должны составить официальное заявление, что этот нож является музейной ценностью, что вы считаете себя его пожизненной владелицей, а потом завещаете его музею. Виктор Петрович, - майор указал на местного милиционера, - заверит ваше заявление, желательно, задним числом - сделаем вид, будто оно написано месяца три назад - и, мы надеемся, этого будет вполне достаточно.
   - А какому музею я могу его оставить? - Мадлена Людвиговна была совсем смущена.
   Майор пожал плечами.
   - Литературному, наверно. Или историческому. Как хотите. Только прошу вас не размышлять слишком долго. От этого заявления зависит судьба ещё одного человека - того, кто помог ребятам отобрать нож у воров и которого без такого заявления придется привлекать за незаконное ношение оружия. И ещё кое за что.
   - Да, конечно, - Мадлена Людвиговна выпрямилась. - Шарлота, дорогая, достань мне, пожалуйста, перо и бумагу. Я так переволновалась, что встать не в силах.
   Шарлота Евгеньевна - как всегда, более практичная и хозяйственная принесла все необходимые письменные принадлежности - и взрослые принялись обсуждать точный текст заявления. Мы тем временем поглаживали Гиза и чесали ему за ухом.
   - Ничего, Гиз, - говорили мы, - вот, тебя выручили, теперь Седого выручим, и все вообще будет хорошо.
   Гиз, похоже, нас понимал - так вилял своим коротким крепеньким хвостиком, как будто хотел сказать: "Да, все будет хорошо, я знаю, я не сомневаюсь".
   Заявление было составлено за пять минут, потом Виктор Петрович местный милиционер - с лукавым видом расписался под подписью Мадлены Людвиговны и поставил печать.