Мы представили — и невольно рассмеялись. Отец Василий тоже улыбнулся, понемногу остывая.
— Так Деда Мороза нельзя встречать? — растерянно спросила тётя Катя. — Но как же…
— А вот так! — ответил отец Василий. — Святой Николай — он большой хитрец. Надо было — и прикинулся обычным Дедом Морозом, чтобы детей без подарков не оставить. Потому что детей обижать нельзя… Но вы всё-таки помните, от кого на самом деле все эти подарки. И лучше было бы дарить их в Рождество, а не в последние дни поста. Но раз уж привыкли, то пусть будет и так и так…. В конце концов, чем больше подарков, тем лучше, — добавил он после паузы, как бы стараясь помягче закруглить свою суровую проповедь. — Правда, не таких… — он покосился на несчастный ковёр, который во всех вызывал такие сильные чувства.
— Ну, вы, батюшка, чудак! — покачал головой Алексей Николаевич. — Неужели и в детстве вы ждали не Деда Мороза, а Святого Николая? Ни за что не поверю!
— Так у нас и детство было другое! — резко повернулся к нему отец Василий. — А если нам в нашем детстве врали, то это не значит, что мы должны врать нашим детям! И враньё-то было убогое! Я на всю жизнь запомнил, как на ёлке в Доме Культуры, когда мне было пять лет, пьяный Дед Мороз рухнул, не дойдя до середины зала, где он должен был раздавать подарки детям!
— Актёр всегда актёр, — резонно возразил Алексей Николаевич. — Если уж он начал отмечать праздники, то ему всё равно, кого он играет на детском утреннике — Деда Мороза или Николая Святителя. Так и так упадёт!
— А вот и нет! — яростно заспорил отец Василий, явно собиравшийся доказывать, что если актёр обряжен не кем-нибудь, а Святым Николаем — это налагает слишком большую ответственность, чтобы он стал дозволять себе лишнее и падать при детях. — Хороший вы человек, но взгляды у вас чисто советские, сплошное безобразие в мозгах! Если человек надевает красную шубу и епископскую митру, да ещё берет в руки не что-нибудь, а епископский посох, то… — он осёкся, потому что увидел, что вернувшиеся из другой комнаты отец и Михаил Дмитриевич стоят в дверях и Михаил Дмитриевич знаками сигналит инспектору, что, мол, ехать пора. — Не будем смущать хозяев нашим несогласием. Поехали, по дороге доспорим.
— Что вы, это очень интересно! — сказал дядя Серёжа.
— Интересно-то интересно, только нам ехать пора! — ответил отец Василий. — И вообще, вразумление невежествующих есть дело приватное, а не на потеху окружающим, будто театр или цирк какой! Так что вы ужо у меня!.. — он погрозил кулаком Алексею Николаевичу, а заодно и Михаилу Дмитриевичу, хотя тот в споре не участвовал и вразумлять его, вроде бы, было не за что.
— Неужели, батюшка, вы и кулаком вразумить можете? — осведомился Михаил Дмитриевич, скрывая улыбку.
— А что? — живо отозвался отец Василий. — Вразумил же Ария Святитель Николай…
— Это как? — с большим любопытством спросил Ванька.
— А вот так! Была в своё время, в начале христианства, арианская ересь, названная так по имени человека, эту ересь придумавшего — Ария. И столько сторонников эта ересь завоевала, что сам византийский император — Святой Константин, сделавший христианство главной религией империи — велел призвать пред свои светлы очи две… две делегации, как сказали бы мы сейчас. Защитников ереси, во главе с Арием, и её противников, во главе со Святым Николаем. Мол, кто убедительней докажет свою правоту — по пути того и вся церковь пойдёт! И вот спорят они день, другой, третий… Никак друг друга переспорить не могут, а император Константин то в одну, то в другую сторону склоняется. И кончилось тем, что Святитель Николай вышел из себя — характером бывал он сердит и крут — и как следует врезал Арию в лоб!.. И Святой Константин счёл это настолько убедительным доказательством, что арианскую ересь сразу запретил, признав правоту Святителя Николая, епископа Мирликийского, и его сподвижников!.. Так что и я могу этот довод в нашем споре использовать… А сдачи мне будет дать нельзя, потому как, во-первых, я лицо духовное, неприкосновенное, а во-вторых, и самое главное, я за рулём буду — а водителю в лоб дать, чтобы он управление потерял, это себе дороже обойдётся!..
— Хитрый вы, отец Василий, — смеясь, заметил Алексей Николаевич, отлично знавший, что отец Василий никогда и ни при каких обстоятельствах не поднимет руку на ближнего своего. Ну, может, если доведут его, как Святого Николая довёл Арий, буквально оправдавший присказку про то, что «этот святого из себя выведет». Но ни Алексей Михайлович, ни Михаил Дмитриевич не были из тех людей, разногласия которых с отцом Василием могли бы зайти столь далеко. По всему было видно, что они уважают священника, и что инспектор больше поддразнивает его из мальчишеского озорства, чем из-за действительного желания поспорить.
— Как лис хитрый! — ответил отец Василий. — Всех вокруг пальца обведу! Ну, поехали, дети мои!.. — и, подбирая рясу, чтобы она не мешала его размашистым шагам, направился прочь.
Отец вышел их проводить, после этого отпустил Топу, которого посадил на цепь, увидев вместе с отцом Василием ещё двух людей, в том числе одного незнакомого, и, в виде компенсации за понесённый моральный ущерб, позволил Топе (который всё это время рвал, метал и лаял так, что под конец его лай стал совсем хриплым) вернуться в дом, а не оставаться на улице.
— Все! — торжественно объявил он. — Суматохе конец! Через пятнадцать минут садимся за стол! Чтобы все были готовы и при параде!
— Мне нужно переодеться, — сказала Фантик. — Моя комната там же, где всегда?
— Да, рядом с комнатой ребят. Помнишь, где это?
— Разумеется, — ответила она, и, выловив среди горы вещей в прихожей свою сумку, стала подниматься по лестнице на второй этаж.
— Мы тоже удалимся! — шепнул я отцу. — Нам надо быстро придумать подарки для гостей!
Отец кивнул, и я тоже помчался на второй этаж, а Ванька — за мной следом.
Фантика мы догнали уже возле двери её комнаты.
— Постой! — я схватил её за руку. — Объясни, наконец, что ты имела в виду, когда сказала, что нашего министра хотят убить?
ПИСЬМО ПЯТОЕ. НОВЫЙ ГОД!
— Так Деда Мороза нельзя встречать? — растерянно спросила тётя Катя. — Но как же…
— А вот так! — ответил отец Василий. — Святой Николай — он большой хитрец. Надо было — и прикинулся обычным Дедом Морозом, чтобы детей без подарков не оставить. Потому что детей обижать нельзя… Но вы всё-таки помните, от кого на самом деле все эти подарки. И лучше было бы дарить их в Рождество, а не в последние дни поста. Но раз уж привыкли, то пусть будет и так и так…. В конце концов, чем больше подарков, тем лучше, — добавил он после паузы, как бы стараясь помягче закруглить свою суровую проповедь. — Правда, не таких… — он покосился на несчастный ковёр, который во всех вызывал такие сильные чувства.
— Ну, вы, батюшка, чудак! — покачал головой Алексей Николаевич. — Неужели и в детстве вы ждали не Деда Мороза, а Святого Николая? Ни за что не поверю!
— Так у нас и детство было другое! — резко повернулся к нему отец Василий. — А если нам в нашем детстве врали, то это не значит, что мы должны врать нашим детям! И враньё-то было убогое! Я на всю жизнь запомнил, как на ёлке в Доме Культуры, когда мне было пять лет, пьяный Дед Мороз рухнул, не дойдя до середины зала, где он должен был раздавать подарки детям!
— Актёр всегда актёр, — резонно возразил Алексей Николаевич. — Если уж он начал отмечать праздники, то ему всё равно, кого он играет на детском утреннике — Деда Мороза или Николая Святителя. Так и так упадёт!
— А вот и нет! — яростно заспорил отец Василий, явно собиравшийся доказывать, что если актёр обряжен не кем-нибудь, а Святым Николаем — это налагает слишком большую ответственность, чтобы он стал дозволять себе лишнее и падать при детях. — Хороший вы человек, но взгляды у вас чисто советские, сплошное безобразие в мозгах! Если человек надевает красную шубу и епископскую митру, да ещё берет в руки не что-нибудь, а епископский посох, то… — он осёкся, потому что увидел, что вернувшиеся из другой комнаты отец и Михаил Дмитриевич стоят в дверях и Михаил Дмитриевич знаками сигналит инспектору, что, мол, ехать пора. — Не будем смущать хозяев нашим несогласием. Поехали, по дороге доспорим.
— Что вы, это очень интересно! — сказал дядя Серёжа.
— Интересно-то интересно, только нам ехать пора! — ответил отец Василий. — И вообще, вразумление невежествующих есть дело приватное, а не на потеху окружающим, будто театр или цирк какой! Так что вы ужо у меня!.. — он погрозил кулаком Алексею Николаевичу, а заодно и Михаилу Дмитриевичу, хотя тот в споре не участвовал и вразумлять его, вроде бы, было не за что.
— Неужели, батюшка, вы и кулаком вразумить можете? — осведомился Михаил Дмитриевич, скрывая улыбку.
— А что? — живо отозвался отец Василий. — Вразумил же Ария Святитель Николай…
— Это как? — с большим любопытством спросил Ванька.
— А вот так! Была в своё время, в начале христианства, арианская ересь, названная так по имени человека, эту ересь придумавшего — Ария. И столько сторонников эта ересь завоевала, что сам византийский император — Святой Константин, сделавший христианство главной религией империи — велел призвать пред свои светлы очи две… две делегации, как сказали бы мы сейчас. Защитников ереси, во главе с Арием, и её противников, во главе со Святым Николаем. Мол, кто убедительней докажет свою правоту — по пути того и вся церковь пойдёт! И вот спорят они день, другой, третий… Никак друг друга переспорить не могут, а император Константин то в одну, то в другую сторону склоняется. И кончилось тем, что Святитель Николай вышел из себя — характером бывал он сердит и крут — и как следует врезал Арию в лоб!.. И Святой Константин счёл это настолько убедительным доказательством, что арианскую ересь сразу запретил, признав правоту Святителя Николая, епископа Мирликийского, и его сподвижников!.. Так что и я могу этот довод в нашем споре использовать… А сдачи мне будет дать нельзя, потому как, во-первых, я лицо духовное, неприкосновенное, а во-вторых, и самое главное, я за рулём буду — а водителю в лоб дать, чтобы он управление потерял, это себе дороже обойдётся!..
— Хитрый вы, отец Василий, — смеясь, заметил Алексей Николаевич, отлично знавший, что отец Василий никогда и ни при каких обстоятельствах не поднимет руку на ближнего своего. Ну, может, если доведут его, как Святого Николая довёл Арий, буквально оправдавший присказку про то, что «этот святого из себя выведет». Но ни Алексей Михайлович, ни Михаил Дмитриевич не были из тех людей, разногласия которых с отцом Василием могли бы зайти столь далеко. По всему было видно, что они уважают священника, и что инспектор больше поддразнивает его из мальчишеского озорства, чем из-за действительного желания поспорить.
— Как лис хитрый! — ответил отец Василий. — Всех вокруг пальца обведу! Ну, поехали, дети мои!.. — и, подбирая рясу, чтобы она не мешала его размашистым шагам, направился прочь.
Отец вышел их проводить, после этого отпустил Топу, которого посадил на цепь, увидев вместе с отцом Василием ещё двух людей, в том числе одного незнакомого, и, в виде компенсации за понесённый моральный ущерб, позволил Топе (который всё это время рвал, метал и лаял так, что под конец его лай стал совсем хриплым) вернуться в дом, а не оставаться на улице.
— Все! — торжественно объявил он. — Суматохе конец! Через пятнадцать минут садимся за стол! Чтобы все были готовы и при параде!
— Мне нужно переодеться, — сказала Фантик. — Моя комната там же, где всегда?
— Да, рядом с комнатой ребят. Помнишь, где это?
— Разумеется, — ответила она, и, выловив среди горы вещей в прихожей свою сумку, стала подниматься по лестнице на второй этаж.
— Мы тоже удалимся! — шепнул я отцу. — Нам надо быстро придумать подарки для гостей!
Отец кивнул, и я тоже помчался на второй этаж, а Ванька — за мной следом.
Фантика мы догнали уже возле двери её комнаты.
— Постой! — я схватил её за руку. — Объясни, наконец, что ты имела в виду, когда сказала, что нашего министра хотят убить?
ПИСЬМО ПЯТОЕ. НОВЫЙ ГОД!
— Я имела в виду то, о чём писали газеты, — ответила Фантик. — Да и по телевидению что-то было — насчёт того, что министр завернул какую-то сделку, касающуюся огромного леса — «лесного массива», как они это называли — где-то за Уралом. Этот лес хотела купить то ли шведская, то ли французская компания, которая заключила договор с посредниками, а посредники оказались какими-то сомнительными. В общем, сначала всё было согласовано, а потом министр заподозрил там какое-то мошенничество и все остановил. А если всё не будет оформлено до пятнадцатого января, то все вообще развалится. Комментатор сказал, что министр — очень мужественный человек, раз решился пойти против этой посреднической компании, особенно после истории с нефтеперерабатывающим заводом… Мама спросила у папы, на что намекает комментатор — мы сидели за ужином, и новости были включены, понимаешь? — и папа ответил, что приватизацией этого завода занималась та же посредническая фирма, которая сейчас затеяла сделку с лесом, и там тоже дело было нечисто, но несколько человек, которые могли вмешаться и все остановить, очень вовремя погибли… И что если теперь им удастся убить министра до пятнадцатого января, то тот, кто будет назначен временно исполняющим обязанности министра, подпишет им все необходимые документы — чтобы не связываться… То есть, может и не подпишет, но, всё равно, убрать министра — для них последний и единственный шанс спасти сделку. Но если они не успеют избавиться от министра до пятнадцатого — то министр будет вне опасности, потому что сделка будет окончательно сорвана. А вы этого не знали?
— Да мы не очень смотрим телевизор, а газет вообще не читаем, — ответил я. — Значит, получается, министр решил на время скрыться в нашем заповеднике?
— Получается, так, — согласилась Фантик. — А теперь извини, мне надо переодеться. Потом все обсудим, ладно?
— Лады, — ответил я, и мы с Ванькой направились в нашу комнату.
— Ты слышал? — спросил я у брата.
— Ещё бы! — ответил он. — Представляешь, что у нас тут будет? Небось, столько охраны набьётся, что не протолкнуться!.. Ты что делаешь?
Я стоял на коленях у нижнего выдвижного ящика нашего большого шкафа и рылся в великом множестве всяких мелочей, которые мы умудрились туда напихать.
— Пытаюсь быстро придумать подарок для Фантика. У нас есть буквально пять минут, чтобы подобрать что-нибудь интересное и красиво запаковать… — ответил я. — Я так думаю, что этот новый начальник ФСБ, Михаил Дмитриевич, приезжал из-за министра. Хотел заранее обсудить с отцом, где и как министр будет проводить время, что стоит ему позволять и что не стоит, чтобы не подвергать его лишней опасности.
— Разумеется! — горячо поддержал меня мой братец. — Я тебе скажу, что ему не позавидуешь: он ведь ещё студент, или как это там у них называется, курсант, что ли, в общем, совсем зелёный, толком недоучившийся — и уже такое испытание!.. Кстати, погляди вон в той жестяной коробочке из-под чая, в которую мы собирали красивые камешки. Может, найдётся что-нибудь подходящее?
— Есть! — радостно воскликнул я, последовав его совету. — Смотри, какая роскошная штука! — я показал ему большую перламутровую раковину, которую мы в середине лета нашли на мыске у дальнего озера. — Эх, нам бы ещё найти английскую булавку!..
— Зачем? — спросил Ванька.
— Мы бы приклеили её с тёмной стороны раковины — и получилась бы отличная брошь! А? Как ты думаешь?
— Верно! — идея моему брату очень понравилась. — По-моему, у нас где-то был запас английских булавок… Послушай, а если попробовать отодрать застёжку от какого-нибудь старого поломанного значка?
— А как мы её потом присобачим к раковине? — спросил я. — Ведь она очень маленькая, и к тому же…
В общем, после некоторых — занявших всего лишь несколько минут — споров и прикидок мы придумали, как превратить раковину в хорошую брошь. Мы взяли кусок тонкой жести, большими ножницами вырезали из него овал, чуть побольше раковины, изогнули по форме раковины, а по краям настригли жестяную бахрому. Раковину мы вставили в эту жесть, а «бахрому» загнули — получились лапки, держащие раковину, и теперь раковина не только не могла никуда выскочить, но жесть к тому же защищала её, так что она теперь никак не могла треснуть или сломаться. В середине жестяной подкладки мы заранее пробили две тонкие небольшие щели, сквозь которые продели английскую булавку, и, когда мы закрепили раковину, булавка тоже оказалась прижата и прочно сидела на месте. Мы прошлись по жести самой мелкой наждачкой, и жесть засияла так, что было полное впечатление, будто перламутр оправлен в серебро!
Когда мы заворачивали брошь в цветную бумагу и приклеивали прямоугольничек белой бумаги с надписью «Фантику», я опять вернулся к визиту министра и к опасности, ему угрожающей — эта тема не покидала моих мыслей, и лишь временно отошла на задний план, когда мы решали проблему подарка.
— А ведь отец знал об опасности, которая угрожает министру! — сказал я. — Ты видел, он нисколько не удивился, когда увидел милиционера и фээсбешника, приехавших с ним побеседовать. Мне кажется, его Степанов предупредил. Ведь до звонка Степанова отец понятия не имел, что к нам может нагрянуть министр! Степанов не только об этом ему рассказал, но и посочувствовал: «Мол, так и так, беспокойные дни тебя ждут хозяин!» Ведь отец все эти дни был жутко занят, и даже новости не смотрел, а без него никто их не смотрит — мы смотрим только приключенческие фильмы и «Поле чудес»! — я-то, кроме того, любил хоккей, но поскольку телевизор был один, а хоккей часто попадал на передачи, которые хотели поглядеть все остальные, мне редко удавалось его посмотреть. — Вполне естественно, что отец пропустил мимо ушей все эти слухи вокруг нашего министра!
— А может быть… — Ванька задумался.
— Что «может быть»? — поинтересовался я.
Мой брат махнул рукой.
— Так, мыслишка промелькнула и пропала! Вот додумаю её — тогда скажу. Давай поспешим — а то Фантик вот-вот спустится вниз, и мы не успеем тайком положить наш подарок!
— Поспешим! — сказал я. Если бы Фантик вышла из своей комнаты и спустилась вниз, мы бы услышали скрип двери, а потом лестницы. — Интересно, и во что можно так долго наряжаться?
Мы-то давно были готовы — сразу по возвращении с ёлкой из леса переоделись в «парадные» джинсы (то есть, такие, которые родители купили нам совсем недавно, для выездов в город и других торжественных случаев, и которые мы ещё не успели замызгать) и в чистые рубашки: для нас этого было вполне достаточно.
— Не знаю! — ответил мой брат. — Девчонки — они все такие! Но нам-то сейчас это на руку!
Я согласился с ним, и мы, стараясь ступать потише, чтобы Фантик не выглянула до времени, спустились вниз.
Внизу было так здорово, что дух захватывало! Взрослые погасили большой свет и включили разноцветные электрогирлянды на ёлке, да ещё полоска света падала из коридорчика между гостиной и кухней. В конце этого коридорчика была спальня родителей, и ещё «каморка» — отцовский кабинет, вход в который был под самой лестницей на второй этаж. И ещё наверху было три комнаты — наша и две гостевых, которые мы использовали для самых разных надобностей, когда гостей не было, и которые теперь стали комнатами Фантика и её родителей. А если гостей наезжало слишком много, отец отпирал один из гостевых домиков поближе к нашему…
Да, так вот… Я отвлёкся на рассказ о комнатах в нашем доме, потому что вовремя их не описал, и на полуслове перестал рассказывать о том, как чудесно было внизу. Значит, горели разноцветные электрогирлянды, и ещё из коридорчика падал свет, да светился экран телевизора (звук был приглушён), и получался прямо-таки колдовской полумрак, окрашенный жёлтыми, красными, синими и зелёными отсветами, и в этом полумраке обеденный стол, покрытый белой-белой скатертью, словно парил в воздухе. И накрыт этот стол был на славу! Мама приготовила и пирожки с разной начинкой, и салаты, и клюквенный морс, и тонкими ломтиками была нарезана копчёная ветчина — которую отец делал из диких кабанов, и копчёная лосятина, и роскошная рыба домашнего засола… Егоровы, как мы поняли, привезли «городскую» часть стола — пакеты апельсинового и яблочного сока, сыры, мочёную кукурузу, свежие помидоры… Все то, словом, что не добудешь в лесу или на своём огороде. (Правда, отец давно подумывал завести теплицу с паровым отоплением, чтобы свежие огурцы, помидоры и зелень были у нас круглый год, но ему всё было недосуг).
Голоса взрослых слышались из кухни, так что мы спокойно положили наш подарок под ёлку и уселись смотреть телевизор. Минут через пять все взрослые появились в гостиной.
— Ну, все! — мама поглядела на часы, которые показывали половину одиннадцатого. — Ждём Фаину — и садимся за стол!
Фантик не заставила себя ждать. Не успела мама договорить, как на лестнице послышались шаги — звучавшие очень чётко и дробно.
Почему они так звучали, мы поняли, едва Фантик появилась в дверях — и тут мы все ахнули! На ней было роскошное белое платье, все в кружевах, стянутое на теле тугим корсетом и пышно расширявшееся от талии — колоколом, кончавшимся чуть пониже колен, а на ногах были белые чулочки — и серебряные туфельки с тонкими острыми каблучками! Волосы она заплела в косу, змеёй уложенную на затылке, а украшал её причёску огромный бант из таких же полупрозрачных серебристо-белых кружев, из которых была сделана вся отделка её платья! Ну, прямо, маленькая фея, как будто не по лестнице спустившаяся, а прилетевшая на крыльях!
— Ну, как? — спросила Фантик, нарушая общее молчание.
— Фантастика! — вырвалось у меня. — Я никогда не думал, что ты можешь быть такой красивой!
Взрослые покатились от хохота, а отец хлопнул меня по спине и, задыхаясь от смеха, проговорил:
— Вот уж правду говорят, что искренний комплимент — самый ценный!.. Фаина, ты нас всех потрясла!
Фантик сделала полный оборот перед нами, чтобы лишний раз продемонстрировать великолепие своего наряда. При этом не упустив случая показать, насколько легко ей даются любые вращения на носочке одной ноги и другие сложные фигуры. Что было неудивительно: Фантик занималась фигурным катанием лет, по-моему, с пяти, и даже теперь, когда её родители в основном жили при своём питомнике («на ферме», как они говорили), её мама находила время и силы, чтобы три раза в неделю возить её в ближайший город с большим ледовым дворцом и хорошей секцией фигурного катания для детей.
— Потрясающе! — сказала моя мама. — И где вы купили такую красоту?
— Это моя мама сама сшила! — гордо сообщила Фантик.
— Не может быть! — стали изумляться все взрослые.
— Верно, сама, — кивнула тётя Катя. — Но это было нетрудно. Покрой довольно прост, главное было — подходящий материал найти…
— Мама сшила мне это для выступлений на районных соревнованиях, по итогам которых кого-то обещали перевести в группу повышенной сложности, кого-то оставить в прежней, а кого-то вообще отчислить! — сообщила Фантик, вдоволь насладившаяся произведённым эффектом и севшая за стол. — А потом мы решили, что это может быть и роскошное праздничное платье, настоящее бальное!
— И как ты выступила? — поинтересовался отец.
— Третье место, — сообщила Фантик. — Могла и на первое выйти. Первое, второе и третье места закончили с минимальной разницей. Мне просто самую чуточку не повезло.
— Но в любом случае, ты выступила достаточно удачно, чтобы перейти в группу повышенной сложности? — спросила мама.
— Разумеется, — ответила Фантик. И самоуверенно добавила. — Но в этом-то я заранее не сомневалась!
Взрослые опять рассмеялись, и мы приступили к праздничному ужину.
Я, Ванька и Фантик больше молчали — лишь изредка перешёптывались между собой, а вообще предпочитали наворачивать за обе щеки и прислушиваться к разговорам взрослых.
— Так вот, — рассказывал дядя Серёжа, — я и решил взять в аренду кусок леса рядом с нашим питомником. Все равно лес стоит бесхозный, и шурует в нём кто ни попадя, а так бы хоть я за ним следил. И взамен срубленного дерева обязательно сажал бы новое, как это во всём мире принято. Но тут пошли такие согласования, волокита, канцелярщина… В общем, из-за такой мелочи я все выше и выше поднимался, и кончилось тем, что записался на приём к министру. Потому что каждый чиновник тебе в карман глядит, — дядя Серёжа выразительно потёр друг о друга большой и указательный пальцы, — и чтобы разорвать этот заколдованный круг бесконечных согласований, надо или такие деньги иметь, которых у меня не водится, либо подниматься до самого верха. А про Угрюмого все говорят, что он мужик дельный и порядочный…
— Совершенно верно, — кивнул отец.
— Вот я и подумал, что если уж у него ничего не добьюсь, то махну на все рукой. Хватит, надоело стены лбом прошибать!
— А для чего вам нужен этот участок леса? — спросила мама.
— Новая идея у нас родилась, — объяснил дядя Серёжа. — Делать сборные срубы для банек и жилых домов. Так, чтобы люди могли выбрать то, что им подходит, по объёмам и по цене, а мы бы привозили на место и собирали за один день… Сделать разом по десятку срубов каждого вида про запас — и потом только пополнять эти запасы, по мере надобности. Такого количества на год хватило бы, потому что народ сейчас живёт небогато, в наших окрестностях дай Бог пять банек обновили за прошедшие годы. И лесу такая вырубка была бы не во вред, а на пользу, мы бы только проредили его, очистив для молодых деревьев путь к свету и воздуху. А сейчас ведь лес рубят безобразно, сплошняком, кому не лень… Жалко. Лес хороший — и сосна, и осина, словом, всё, что для баньки надо. Был бы я хозяином — всем безобразиям заслон поставил бы. Конечно, с местными мужичками и дачниками повоевать бы пришлось, но нам не привыкать.
— Разве пушнина вам даёт недостаточно? — поинтересовалась мама.
— Ну, как сказать… — дядя Серёжа задумался. — Заключены у нас договоры с несколькими ателье, так они пользуются тем, что всем живые деньги нужны, и если вы думаете, что они платят за меха хоть треть того, сколько стоит готовая шуба, то вы ошибаетесь. А ведь зверя выходить надо, выкормить правильно, чтобы мех был хороший. Это, я вам скажу… — он покачал головой. — У меня образование есть, и я все по науке делаю, так что, не бахвалясь могу сказать: мех очень качественный. Но приезжали тут итальянцы, охали, качеством восхищались, давайте, говорят, договор заключать на эксклюзивные поставки, мы, говорят, чуть ли не самая крупная пушная фирма в Европе. Сунулись мы туда-сюда — так столько, оказывается, надо рогаток преодолеть, чтобы получить лицензию на право экспорта пушнины, и потом такие налоги платить с международных сделок, что на том все пока и заглохло… Нет, жаловаться грех, мы не бедствуем, и наше дело нас кормит, но хотелось бы поосновательней на земле закрепиться.
— Вот и поговоришь с министром, когда он тут будет, — сказал отец.
— Не знаю… — дядя Серёжа покачал головой. — Нескладно как-то получается… Ещё подумает, что я за ним шпионил, специально в гости к вам напросился, чтобы с ним поговорить… Ему ведь отдохнуть спокойно хочется. Разозлится, что ему нигде покоя не дают… И к тому же вся эта суета вокруг него… На лишнего человека, тем более с делом к министру, охрана будет коситься с таким подозрением, что мне легче будет на пулемёт грудью кинуться, чем к нему подойти! Нет уж, постараюсь держаться подальше.
Отец, вроде, хотел что-то сказать на это, но промолчал.
— Что это за рыба? — шёпотом спросила у меня Фантик, беря на хлеб ещё два ломтика рыбы домашнего засола.
— Форель, — ответил я. — Чуть к северу отсюда есть несколько рек, в которых она водится. Отец всегда делает запасы, он её отлично засаливает, но на всю зиму нам ещё ни разу не хватило.
— Вполне вас понимаю! — сказала Фантик. — Она такая нежная и вкусная! Я сама могла бы съесть тонну в один присест…
— Обопьёшься потом, — практично заметил мой брат. — После солёной рыбы знаешь как пить хочется?
— Соков полно, — ответила Фантик.
— Эх ты! — мой братец поглядел на неё с лёгким презрением. — Соки тут не помогут. Горячий несладкий чай — вот то, что надо!
— Не беспокойся, я это знаю! — буркнула сразу надувшаяся Фантик.
— А если знаешь, то чего мелешь чепуху про соки? — спросил мой «вежливый» братец. С ним вообще случалось, что он, как говорится, рубил сплеча. Но не дай Бог было задеть его самого! Он был очень обидчив и мог впасть в такой приступ ярости, что бросался на обидчика с кулаками и молотил его, словно ветряная мельница — при этом ни возраст, ни сила противника роли для него не играли. У нас было несколько случаев, когда он вот так бросался на ребят постарше не только его самого, но и меня. Если обидчик был слишком рослый и сильный, Ванька молотил его руками и ногами, зажмурив глаза! И, надо сказать, даже ребята тринадцати-четырнадцати лет боялись с ним связываться. Ведь если «малявка» поставит тебе синяк под глазом, тебя потом засмеют и задразнят так, что хоть топись! И даже если вздуешь потом малявку — от вечных насмешек всё равно не избавишься. Надо сказать, я даже чуть-чуть завидовал буйному характеру моего брата, потому что сам я никогда не терял головы и не мог броситься в бой с таким неистовством, как будто тебе всё нипочём. А иногда это могло бы помочь выпутаться из трудной ситуации.
Но тут я сам разозлился на него.
— Тц! — прицыкнул я. — Думай, что говоришь! С гостями так не разговаривают!
— А с девочками — тем более! — шепнула Фантик краем рта, смешно скривив для этого губы, да ещё и ладошкой прикрывшись, чтобы взрослые не слышали нашей перепалки.
Ванька насупился, но промолчал. Он ненавидел признавать, что был не прав, но тут ему крыть было нечем. Правда, он взглянул на меня и Фантика так, что у меня, хорошо знавшего моего братца, сердце ёкнуло. Ой, отыграется он на нас, подумалось мне, за то, что мы вздумали учить его хорошим манерам! Все эти дни надо быть начеку, потому что какую пакость он придумает в ответ — этого предсказать невозможно!
Мы не слышали, о чём говорили взрослые, пока мы препирались, но тут зазвонил телефон, и отец поспешил к нему и взял трубку.
— Алло!.. И вас с наступающим, Степан Артёмович, от всей души! Похоже, вы к нам собираетесь?.. Да вот уж знаю, разведка донесла… Да, разведка у меня хорошо поставлена!.. — ухмыльнулся отец. — Так когда вас ждать?.. Завтра днём? Отлично! Может, и баньку заранее раскочегарить, чтобы вы с дороги попарились?.. Нет, что вы, никакого труда не составит!.. И я буду очень рад!.. Ждём, спасибо!..
— Да мы не очень смотрим телевизор, а газет вообще не читаем, — ответил я. — Значит, получается, министр решил на время скрыться в нашем заповеднике?
— Получается, так, — согласилась Фантик. — А теперь извини, мне надо переодеться. Потом все обсудим, ладно?
— Лады, — ответил я, и мы с Ванькой направились в нашу комнату.
— Ты слышал? — спросил я у брата.
— Ещё бы! — ответил он. — Представляешь, что у нас тут будет? Небось, столько охраны набьётся, что не протолкнуться!.. Ты что делаешь?
Я стоял на коленях у нижнего выдвижного ящика нашего большого шкафа и рылся в великом множестве всяких мелочей, которые мы умудрились туда напихать.
— Пытаюсь быстро придумать подарок для Фантика. У нас есть буквально пять минут, чтобы подобрать что-нибудь интересное и красиво запаковать… — ответил я. — Я так думаю, что этот новый начальник ФСБ, Михаил Дмитриевич, приезжал из-за министра. Хотел заранее обсудить с отцом, где и как министр будет проводить время, что стоит ему позволять и что не стоит, чтобы не подвергать его лишней опасности.
— Разумеется! — горячо поддержал меня мой братец. — Я тебе скажу, что ему не позавидуешь: он ведь ещё студент, или как это там у них называется, курсант, что ли, в общем, совсем зелёный, толком недоучившийся — и уже такое испытание!.. Кстати, погляди вон в той жестяной коробочке из-под чая, в которую мы собирали красивые камешки. Может, найдётся что-нибудь подходящее?
— Есть! — радостно воскликнул я, последовав его совету. — Смотри, какая роскошная штука! — я показал ему большую перламутровую раковину, которую мы в середине лета нашли на мыске у дальнего озера. — Эх, нам бы ещё найти английскую булавку!..
— Зачем? — спросил Ванька.
— Мы бы приклеили её с тёмной стороны раковины — и получилась бы отличная брошь! А? Как ты думаешь?
— Верно! — идея моему брату очень понравилась. — По-моему, у нас где-то был запас английских булавок… Послушай, а если попробовать отодрать застёжку от какого-нибудь старого поломанного значка?
— А как мы её потом присобачим к раковине? — спросил я. — Ведь она очень маленькая, и к тому же…
В общем, после некоторых — занявших всего лишь несколько минут — споров и прикидок мы придумали, как превратить раковину в хорошую брошь. Мы взяли кусок тонкой жести, большими ножницами вырезали из него овал, чуть побольше раковины, изогнули по форме раковины, а по краям настригли жестяную бахрому. Раковину мы вставили в эту жесть, а «бахрому» загнули — получились лапки, держащие раковину, и теперь раковина не только не могла никуда выскочить, но жесть к тому же защищала её, так что она теперь никак не могла треснуть или сломаться. В середине жестяной подкладки мы заранее пробили две тонкие небольшие щели, сквозь которые продели английскую булавку, и, когда мы закрепили раковину, булавка тоже оказалась прижата и прочно сидела на месте. Мы прошлись по жести самой мелкой наждачкой, и жесть засияла так, что было полное впечатление, будто перламутр оправлен в серебро!
Когда мы заворачивали брошь в цветную бумагу и приклеивали прямоугольничек белой бумаги с надписью «Фантику», я опять вернулся к визиту министра и к опасности, ему угрожающей — эта тема не покидала моих мыслей, и лишь временно отошла на задний план, когда мы решали проблему подарка.
— А ведь отец знал об опасности, которая угрожает министру! — сказал я. — Ты видел, он нисколько не удивился, когда увидел милиционера и фээсбешника, приехавших с ним побеседовать. Мне кажется, его Степанов предупредил. Ведь до звонка Степанова отец понятия не имел, что к нам может нагрянуть министр! Степанов не только об этом ему рассказал, но и посочувствовал: «Мол, так и так, беспокойные дни тебя ждут хозяин!» Ведь отец все эти дни был жутко занят, и даже новости не смотрел, а без него никто их не смотрит — мы смотрим только приключенческие фильмы и «Поле чудес»! — я-то, кроме того, любил хоккей, но поскольку телевизор был один, а хоккей часто попадал на передачи, которые хотели поглядеть все остальные, мне редко удавалось его посмотреть. — Вполне естественно, что отец пропустил мимо ушей все эти слухи вокруг нашего министра!
— А может быть… — Ванька задумался.
— Что «может быть»? — поинтересовался я.
Мой брат махнул рукой.
— Так, мыслишка промелькнула и пропала! Вот додумаю её — тогда скажу. Давай поспешим — а то Фантик вот-вот спустится вниз, и мы не успеем тайком положить наш подарок!
— Поспешим! — сказал я. Если бы Фантик вышла из своей комнаты и спустилась вниз, мы бы услышали скрип двери, а потом лестницы. — Интересно, и во что можно так долго наряжаться?
Мы-то давно были готовы — сразу по возвращении с ёлкой из леса переоделись в «парадные» джинсы (то есть, такие, которые родители купили нам совсем недавно, для выездов в город и других торжественных случаев, и которые мы ещё не успели замызгать) и в чистые рубашки: для нас этого было вполне достаточно.
— Не знаю! — ответил мой брат. — Девчонки — они все такие! Но нам-то сейчас это на руку!
Я согласился с ним, и мы, стараясь ступать потише, чтобы Фантик не выглянула до времени, спустились вниз.
Внизу было так здорово, что дух захватывало! Взрослые погасили большой свет и включили разноцветные электрогирлянды на ёлке, да ещё полоска света падала из коридорчика между гостиной и кухней. В конце этого коридорчика была спальня родителей, и ещё «каморка» — отцовский кабинет, вход в который был под самой лестницей на второй этаж. И ещё наверху было три комнаты — наша и две гостевых, которые мы использовали для самых разных надобностей, когда гостей не было, и которые теперь стали комнатами Фантика и её родителей. А если гостей наезжало слишком много, отец отпирал один из гостевых домиков поближе к нашему…
Да, так вот… Я отвлёкся на рассказ о комнатах в нашем доме, потому что вовремя их не описал, и на полуслове перестал рассказывать о том, как чудесно было внизу. Значит, горели разноцветные электрогирлянды, и ещё из коридорчика падал свет, да светился экран телевизора (звук был приглушён), и получался прямо-таки колдовской полумрак, окрашенный жёлтыми, красными, синими и зелёными отсветами, и в этом полумраке обеденный стол, покрытый белой-белой скатертью, словно парил в воздухе. И накрыт этот стол был на славу! Мама приготовила и пирожки с разной начинкой, и салаты, и клюквенный морс, и тонкими ломтиками была нарезана копчёная ветчина — которую отец делал из диких кабанов, и копчёная лосятина, и роскошная рыба домашнего засола… Егоровы, как мы поняли, привезли «городскую» часть стола — пакеты апельсинового и яблочного сока, сыры, мочёную кукурузу, свежие помидоры… Все то, словом, что не добудешь в лесу или на своём огороде. (Правда, отец давно подумывал завести теплицу с паровым отоплением, чтобы свежие огурцы, помидоры и зелень были у нас круглый год, но ему всё было недосуг).
Голоса взрослых слышались из кухни, так что мы спокойно положили наш подарок под ёлку и уселись смотреть телевизор. Минут через пять все взрослые появились в гостиной.
— Ну, все! — мама поглядела на часы, которые показывали половину одиннадцатого. — Ждём Фаину — и садимся за стол!
Фантик не заставила себя ждать. Не успела мама договорить, как на лестнице послышались шаги — звучавшие очень чётко и дробно.
Почему они так звучали, мы поняли, едва Фантик появилась в дверях — и тут мы все ахнули! На ней было роскошное белое платье, все в кружевах, стянутое на теле тугим корсетом и пышно расширявшееся от талии — колоколом, кончавшимся чуть пониже колен, а на ногах были белые чулочки — и серебряные туфельки с тонкими острыми каблучками! Волосы она заплела в косу, змеёй уложенную на затылке, а украшал её причёску огромный бант из таких же полупрозрачных серебристо-белых кружев, из которых была сделана вся отделка её платья! Ну, прямо, маленькая фея, как будто не по лестнице спустившаяся, а прилетевшая на крыльях!
— Ну, как? — спросила Фантик, нарушая общее молчание.
— Фантастика! — вырвалось у меня. — Я никогда не думал, что ты можешь быть такой красивой!
Взрослые покатились от хохота, а отец хлопнул меня по спине и, задыхаясь от смеха, проговорил:
— Вот уж правду говорят, что искренний комплимент — самый ценный!.. Фаина, ты нас всех потрясла!
Фантик сделала полный оборот перед нами, чтобы лишний раз продемонстрировать великолепие своего наряда. При этом не упустив случая показать, насколько легко ей даются любые вращения на носочке одной ноги и другие сложные фигуры. Что было неудивительно: Фантик занималась фигурным катанием лет, по-моему, с пяти, и даже теперь, когда её родители в основном жили при своём питомнике («на ферме», как они говорили), её мама находила время и силы, чтобы три раза в неделю возить её в ближайший город с большим ледовым дворцом и хорошей секцией фигурного катания для детей.
— Потрясающе! — сказала моя мама. — И где вы купили такую красоту?
— Это моя мама сама сшила! — гордо сообщила Фантик.
— Не может быть! — стали изумляться все взрослые.
— Верно, сама, — кивнула тётя Катя. — Но это было нетрудно. Покрой довольно прост, главное было — подходящий материал найти…
— Мама сшила мне это для выступлений на районных соревнованиях, по итогам которых кого-то обещали перевести в группу повышенной сложности, кого-то оставить в прежней, а кого-то вообще отчислить! — сообщила Фантик, вдоволь насладившаяся произведённым эффектом и севшая за стол. — А потом мы решили, что это может быть и роскошное праздничное платье, настоящее бальное!
— И как ты выступила? — поинтересовался отец.
— Третье место, — сообщила Фантик. — Могла и на первое выйти. Первое, второе и третье места закончили с минимальной разницей. Мне просто самую чуточку не повезло.
— Но в любом случае, ты выступила достаточно удачно, чтобы перейти в группу повышенной сложности? — спросила мама.
— Разумеется, — ответила Фантик. И самоуверенно добавила. — Но в этом-то я заранее не сомневалась!
Взрослые опять рассмеялись, и мы приступили к праздничному ужину.
Я, Ванька и Фантик больше молчали — лишь изредка перешёптывались между собой, а вообще предпочитали наворачивать за обе щеки и прислушиваться к разговорам взрослых.
— Так вот, — рассказывал дядя Серёжа, — я и решил взять в аренду кусок леса рядом с нашим питомником. Все равно лес стоит бесхозный, и шурует в нём кто ни попадя, а так бы хоть я за ним следил. И взамен срубленного дерева обязательно сажал бы новое, как это во всём мире принято. Но тут пошли такие согласования, волокита, канцелярщина… В общем, из-за такой мелочи я все выше и выше поднимался, и кончилось тем, что записался на приём к министру. Потому что каждый чиновник тебе в карман глядит, — дядя Серёжа выразительно потёр друг о друга большой и указательный пальцы, — и чтобы разорвать этот заколдованный круг бесконечных согласований, надо или такие деньги иметь, которых у меня не водится, либо подниматься до самого верха. А про Угрюмого все говорят, что он мужик дельный и порядочный…
— Совершенно верно, — кивнул отец.
— Вот я и подумал, что если уж у него ничего не добьюсь, то махну на все рукой. Хватит, надоело стены лбом прошибать!
— А для чего вам нужен этот участок леса? — спросила мама.
— Новая идея у нас родилась, — объяснил дядя Серёжа. — Делать сборные срубы для банек и жилых домов. Так, чтобы люди могли выбрать то, что им подходит, по объёмам и по цене, а мы бы привозили на место и собирали за один день… Сделать разом по десятку срубов каждого вида про запас — и потом только пополнять эти запасы, по мере надобности. Такого количества на год хватило бы, потому что народ сейчас живёт небогато, в наших окрестностях дай Бог пять банек обновили за прошедшие годы. И лесу такая вырубка была бы не во вред, а на пользу, мы бы только проредили его, очистив для молодых деревьев путь к свету и воздуху. А сейчас ведь лес рубят безобразно, сплошняком, кому не лень… Жалко. Лес хороший — и сосна, и осина, словом, всё, что для баньки надо. Был бы я хозяином — всем безобразиям заслон поставил бы. Конечно, с местными мужичками и дачниками повоевать бы пришлось, но нам не привыкать.
— Разве пушнина вам даёт недостаточно? — поинтересовалась мама.
— Ну, как сказать… — дядя Серёжа задумался. — Заключены у нас договоры с несколькими ателье, так они пользуются тем, что всем живые деньги нужны, и если вы думаете, что они платят за меха хоть треть того, сколько стоит готовая шуба, то вы ошибаетесь. А ведь зверя выходить надо, выкормить правильно, чтобы мех был хороший. Это, я вам скажу… — он покачал головой. — У меня образование есть, и я все по науке делаю, так что, не бахвалясь могу сказать: мех очень качественный. Но приезжали тут итальянцы, охали, качеством восхищались, давайте, говорят, договор заключать на эксклюзивные поставки, мы, говорят, чуть ли не самая крупная пушная фирма в Европе. Сунулись мы туда-сюда — так столько, оказывается, надо рогаток преодолеть, чтобы получить лицензию на право экспорта пушнины, и потом такие налоги платить с международных сделок, что на том все пока и заглохло… Нет, жаловаться грех, мы не бедствуем, и наше дело нас кормит, но хотелось бы поосновательней на земле закрепиться.
— Вот и поговоришь с министром, когда он тут будет, — сказал отец.
— Не знаю… — дядя Серёжа покачал головой. — Нескладно как-то получается… Ещё подумает, что я за ним шпионил, специально в гости к вам напросился, чтобы с ним поговорить… Ему ведь отдохнуть спокойно хочется. Разозлится, что ему нигде покоя не дают… И к тому же вся эта суета вокруг него… На лишнего человека, тем более с делом к министру, охрана будет коситься с таким подозрением, что мне легче будет на пулемёт грудью кинуться, чем к нему подойти! Нет уж, постараюсь держаться подальше.
Отец, вроде, хотел что-то сказать на это, но промолчал.
— Что это за рыба? — шёпотом спросила у меня Фантик, беря на хлеб ещё два ломтика рыбы домашнего засола.
— Форель, — ответил я. — Чуть к северу отсюда есть несколько рек, в которых она водится. Отец всегда делает запасы, он её отлично засаливает, но на всю зиму нам ещё ни разу не хватило.
— Вполне вас понимаю! — сказала Фантик. — Она такая нежная и вкусная! Я сама могла бы съесть тонну в один присест…
— Обопьёшься потом, — практично заметил мой брат. — После солёной рыбы знаешь как пить хочется?
— Соков полно, — ответила Фантик.
— Эх ты! — мой братец поглядел на неё с лёгким презрением. — Соки тут не помогут. Горячий несладкий чай — вот то, что надо!
— Не беспокойся, я это знаю! — буркнула сразу надувшаяся Фантик.
— А если знаешь, то чего мелешь чепуху про соки? — спросил мой «вежливый» братец. С ним вообще случалось, что он, как говорится, рубил сплеча. Но не дай Бог было задеть его самого! Он был очень обидчив и мог впасть в такой приступ ярости, что бросался на обидчика с кулаками и молотил его, словно ветряная мельница — при этом ни возраст, ни сила противника роли для него не играли. У нас было несколько случаев, когда он вот так бросался на ребят постарше не только его самого, но и меня. Если обидчик был слишком рослый и сильный, Ванька молотил его руками и ногами, зажмурив глаза! И, надо сказать, даже ребята тринадцати-четырнадцати лет боялись с ним связываться. Ведь если «малявка» поставит тебе синяк под глазом, тебя потом засмеют и задразнят так, что хоть топись! И даже если вздуешь потом малявку — от вечных насмешек всё равно не избавишься. Надо сказать, я даже чуть-чуть завидовал буйному характеру моего брата, потому что сам я никогда не терял головы и не мог броситься в бой с таким неистовством, как будто тебе всё нипочём. А иногда это могло бы помочь выпутаться из трудной ситуации.
Но тут я сам разозлился на него.
— Тц! — прицыкнул я. — Думай, что говоришь! С гостями так не разговаривают!
— А с девочками — тем более! — шепнула Фантик краем рта, смешно скривив для этого губы, да ещё и ладошкой прикрывшись, чтобы взрослые не слышали нашей перепалки.
Ванька насупился, но промолчал. Он ненавидел признавать, что был не прав, но тут ему крыть было нечем. Правда, он взглянул на меня и Фантика так, что у меня, хорошо знавшего моего братца, сердце ёкнуло. Ой, отыграется он на нас, подумалось мне, за то, что мы вздумали учить его хорошим манерам! Все эти дни надо быть начеку, потому что какую пакость он придумает в ответ — этого предсказать невозможно!
Мы не слышали, о чём говорили взрослые, пока мы препирались, но тут зазвонил телефон, и отец поспешил к нему и взял трубку.
— Алло!.. И вас с наступающим, Степан Артёмович, от всей души! Похоже, вы к нам собираетесь?.. Да вот уж знаю, разведка донесла… Да, разведка у меня хорошо поставлена!.. — ухмыльнулся отец. — Так когда вас ждать?.. Завтра днём? Отлично! Может, и баньку заранее раскочегарить, чтобы вы с дороги попарились?.. Нет, что вы, никакого труда не составит!.. И я буду очень рад!.. Ждём, спасибо!..