Бирн Роберт. Небоскреб

   – Почему вы до сих пор здесь? Разве вы не слышали сигнала тревоги? Вся эта проклятая штука рушится! Где Кэрол? Я слышал, как она кричала!
   Залиян открыл и закрыл рот.
   – Ах, Кэрол, – наконец сказал он, быстро продвигаясь вперед и показывая себе за спину, – она там, в ванной. В истерике...
   – Где?
   Залиян обошел его, приближаясь к выходу:
   – Я пытался заставить ее уйти, но она не слушала. Не переставала орать. Может быть, вы сумеете успокоить ее и...
   – О чем, черт побери, вы говорите? – Митчелл сделал шаг к Залияну, но старик, заслоняясь дипломатом как щитом, попятился к двери.
   Крик Кэрол за спиной заставил Митчелла обернуться.
   – Митч! Останови его! Он нас тут запрет!
   По ее щеке стекали струйки крови. Митчелл резко повернулся и увидел, что дверь кабинета захлопнулась. Он бросился к ней, но было слишком поздно. Ручка-набалдашник не поворачивалась. Упершись в дверь плечом, Митчелл услышал серию металлических щелчков. Последний поворот ключа, и язычок замка скользнул на место, не оставляя никакой надежды.
   – Что вы делаете? – закричал Митчелл, обеими руками дергая ручку. Выпустите нас!
   – Мне нужно время, – услышал он голос Залияна. – Вас выпустят отсюда через пару часов.
   – Пара часов! У нас, может быть, есть только пара минут! Откройте! Залиян! Залиян!
   Он почувствовал руку Кэрол на своем плече.
   – Бог мой, что случилось? Он ударил тебя? Ты вся в крови!
   – Дважды, да еще и пистолетом.
   – Тебе нужна помощь. А потом мы найдем способ выбраться отсюда.
   Кэрол в изнеможении прильнула к нему. Митчелл обнял ее и поцеловал. Оторвавшись друг от друга, они обменялись тревожными взглядами, и тут пол под ними дрогнул.
   Залиян вытащил ключ из замка и с облегчением вздохнул. Слава Богу, подумал он, я разделался с обоими. Им отсюда самим не выйти, пока я не пошлю кого-нибудь отпереть дверь. Телефоны не работают, никаких других выходов нет, а для того, чтобы пробить дверь, понадобится артиллерийский снаряд. Я позвоню Мэтту из аэропорта. Он сможет их немного припугнуть и убедить держать рты на замке.
   Залиян пролагал себе путь через мебельные завалы в кабинет Торнтона, стараясь не паниковать из-за нервирующих толчков. Опустившись на колени перед сейфом, он повернул ручку и в полутьме набрал код. Только сейчас осознав, что если свет, телефоны и сигнальная система отключились, то лифты тоже не работают, – Залиян выругался. Придется спускаться пешком до самого низа! Из-за пореза на ступне он не сможет идти по лестнице быстро! Коретте придется ждать в аэропорту неизвестно сколько.
   В сейфе оказалось не так много денег, как он надеялся. Несколько пачек, ну, может быть, сто тысяч долларов. Он швырнул все, что там было, в дипломат, защелкнул замок и выпрямился как раз вовремя, чтобы уступить дорогу письменному столу Торнтона, двигавшемуся прямо на него. Господи, пол начинал крениться, словно палуба корабля! Он побежал к лестнице, увернувшись от отлетевшего куска потолка, и чуть не упал, поскользнувшись на мокрой бумаге. Что за бардак! Городское управление наверняка закроет здание. Когда они увидят, что тут творится, то, возможно, даже прикажут снести его.
   Пришлось приложить все силы, чтобы открыть стальную пожарную дверь, ведущую на лестницу. Слава Богу, что ее не до конца заклинило. Он стал спускаться вниз, оберегая пораненную ногу. Дипломат нисколько не увеличился в размерах, но уже казался невероятно тяжелым. Правая рука скользила по холодным стальным перилам. Он не мог бы сказать это с полной уверенностью, но каждое следующее соприкосновение с полом казалось ему чуть более наклонным, чем предыдущее. Чувствовалась также и легкая вибрация, а кроме того, до него доносилось какое-то слабое грохотание. Боже милостивый, неужели здание развалится на части прежде, чем он выберется наружу? Почему Мартино, Кэстльман и Шустер не оказались здесь вместо него? Где же справедливость?
   Удары сердца все убыстрялись. Он бежит с безрассудной скоростью, подумал Залиян о себе, как о ком-то постороннем, преодолевая круг за кругом, словно ребенок, старающийся докрутиться до головокружения.
   – Боже праведный, – бормотал он, почти рыдая, – Боже праведный, Боже праведный!
   К тому времени, когда платформа достигла 55-го этажа, обоим мойщикам окон стало ясно, что здание наклоняется.
   – Нам надо было ехать вниз, а не вверх, – сказал Билл Слатер, с беспокойством оглядываясь вокруг.
   – Вниз? – переспросил Преподобный Ральф. – Теперь ты хочешь опустить ее вниз?
   – А ты надеешься, что на верхний этаж придет какой-нибудь лифт и заберет нас? Да они, вероятно, уже остановились. Ты хочешь бежать вниз по лестнице?
   Оба они ослабили рукоятки лебедок. Платформа остановилась. Слатер торопливо сказал:
   – Черт возьми, мы все равно сумеем опустить эту штуку на землю быстрее, чем если будем тащиться наверх, а потом бежать вниз по лестнице.
   – На нас может что-нибудь упасть, – колебался Бун. – Ты же видел, как вывалилось это стекло.
   – А что, если на нас упадет что-нибудь внутри? Потолок. Стена. Давай, давай, через несколько минут мы уже можем быть на земле. Это самый лучший выход.
   – А как же твой обед на крыше?
   – К дьяволу мой обед! Вниз!
   Они опустили рукоятки. Бун склонил голову в молитве, а Слатер поднял, чтобы следить за летящими камнями. Платформа медленно поползла вниз по своим дрожащим тросам, и по мере того, как она спускалась, расстояние между ее краем и стеной здания становилось все шире и шире.
   Позолоченная пирамида на здании Залияна, контуры которой так же четко виднелись в небе над центром города, как и изогнутая верхушка Центра городских корпораций, не занимала всего пространства крыши. Между квадратным основанием, из которого она вырастала, и внешним парапетом по всему периметру шел тротуарчик шириной в десять футов. В пирамиде помещались шкивы управления лифтами, часть отопительного оборудования, резервуар с водой на 10 тысяч галлонов и лестницы к ближайшей лифтовой площадке.
   Единственная дверь в основании пирамиды находилась на западной стороне, а напротив этой двери, на тротуарчике, тянущемся вдоль парапета, стояла сломанная машина для мытья окон, изготовленная корпорацией «Мойщики неба». А человека, который, засунув голову внутрь нее, колотил молотком, звали Рон Ярагоски, и он был старшим мастером ремонтной службы. После двух недель работы – проверки каждой гидравлической линии и электрической схемы, закрепления всех соединений и замены всех частей, которые вызывали хотя бы малейшие сомнения, он почти наладил ее. Если она не заработает и на этот раз, то он сдастся. Рон вытер мокрое от дождя лицо, бросил молоток и взял гаечный ключ. Надо обязательно закончить работу сегодня, тем более что она так близка к завершению, – вот почему он не собирался обращать внимание на непогоду, хотя здание раскачивалось так сильно, что его даже подташнивало.
   Манипулируя гаечным ключом внутри машины, Рон от души проклинал проектировщика. Как этому типу, думал он, могло прийти в голову поместить самые важные болты там, где даже какой-нибудь карлик-акробат не сможет до них добраться? Что же это за садист!
   И тут он услышал скрежет и почувствовал, что машина сдвинулась с места. Что происходит, машина, что ли, куда-то катится? Рон начал всматриваться в отверстие решетчатой стенки, но все же не смог сориентироваться. Снова послышался странный звук, и машина накренилась. О Господи, так ведь она же скользила по бетону, словно кто-то тянул ее на веревке! Рон вскочил, чтобы не оказаться в ловушке, потому что машина скользила к востоку. Сначала один ее конец глухо стукнулся о стену, а потом и другой, замкнув собой дверь.
   – Да что же это за чертовщина! – возмутился Ярагоски, выкарабкиваясь из машины.
   Уперев руки в бока, он грозно смотрел на машину, которая отъехала от парапета к восточной стенке. Что ж, ничего удивительного! Пол был забрызган жидкой грязью. Жидкой грязью?! Да как же он не заметил этого раньше? Ярагоски почувствовал, как у него сжимается желудок, а волосы на руках встают дыбом.
   В сумке с инструментами был ватерпас. Он выудил его оттуда и положил на бетонный пол, потом на стенку парапета, на основание пирамиды. Рон поворачивал его то одним концом, то другим, но никакой разницы не было: пузырек воздуха не желал помещаться в центр. Все отклонялось от вертикали примерно градусов на пять. Здание падало!
   Пробежав по тротуарчику к более низкой восточной стороне, он посмотрел вниз. Билл и Ральф были далеко под ним и спускались вниз. Он закричал им, но его слова тут же унес ветер. Поддерживающие тросы тряслись, как струны арфы, и сверху было видно, что платформа отошла от здания на несколько футов. Улицы внизу были забиты застрявшими в пробке автомобилями. На крышах полицейских машин и «скорой помощи» вспыхивали огни. Через подошвы ботинок он почувствовал вибрацию.
   Рон бросился к северо-восточному углу в поисках двери или окна, но наткнулся на сплошную стену. Посмотрев вниз с северной стороны, он увидел зазубренный шрам уличного провала, ведущий к основанию здания, и толпы людей, смотревших вверх. Здание сдвинулось и осело под ним так, что его желудок вывернуло наизнанку. Несколько минут его рвало, а потом он, шатаясь, побрел к западной стороне. Тротуарчик поднимался перед ним, как разводной мост.
   Единственный выход заблокировала машина для мойки окон. Если он не сможет сдвинуть ее, то никогда не выберется из ловушки. Рон изо всех сил уперся в машину в сумасшедшей надежде, что страх даст ему силы, однако здание уже так сильно накренилось, что машину основательно прижало к стене. Он попытался пробить дыру в двери, ударяя по ней ногами. Но ведь и дверь тоже была сделана из стали.
   Еще раз обежав по всему периметру крыши, он вяло привалился спиной к западной стене пирамиды, внимательно глядя прямо перед собой, на горизонт Нью-Джерси, постепенно исчезающий за парапетом.

Глава 24

   Мэр Нью-Йорка был счастлив, и не без оснований: меню просто восхитительно, почти каждый человек за столом очень кстати, и он познакомился с некоторыми весьма влиятельными и нужными людьми. Несмотря на свой возраст, он оставался самым энергичным человеком в этой компании. Даже мальчишкам, помогавшим официантам убирать посуду, было ясно, что он относится к своему лидерству в разговоре как к самой естественной вещи в мире.
   – Разве можно найти место лучше, чем Фултонский рыбный рынок в ветреный день? – сказал он, широко разводя руки. – Ветер удерживает эти восхитительные ароматы. – Он скосил глаза на ежедневный список особых блюд, прикрепленный скрепкой к меню, пытаясь прочитать, что там написано. Ему могли бы помочь очки, но он очень уж не любил носить их на публике. – А про кафе «Мост» я и не говорю.
   – Сэр, – авторитетным тоном произнес его помощник, – я полагаю, что лучше всего – рыбные шарики в томатном соусе по-еврейски.
   Это замечание вызвало смех, что, кажется, обидело мэра.
   – Очень забавно, Си Джей, – ответил он, – но я что-то не припоминаю, чтобы подобные советы входили в ваши обязанности. Я полагаю, надо перевести вас в мажордомы.
   На сей раз он присоединился к взрыву смеха, успокоившись только тогда, когда подошедший сзади полицейский в штатском коснулся его руки и спросил, может ли он вмешаться.
   – Вы уже это сделали, – сказал мэр, поворачивая голову и хмурясь. – Я собираюсь поесть, вы разве не видите? У меня встреча, и я не могу тратить время на посторонние разговоры.
   – Прошу прощения, но для вас поступило важное сообщение.
   Не скрывая раздражения, мэр резко отодвинул стул и последовал за полицейским в другой конец комнаты.
   – Сэр, боюсь, у нас неприятности в центре города.
   – Центр? Вот черт! Меня ведь любят в центре.
   – Я имею в виду не политические неприятности. Речь идет о здании Залияна. Там...
   – Ах, только не это! Я же дал согласие закрыть его, что там еще случилось?
   – Оно наклоняется и может упасть.
   Мэр автоматически повторил его слова:
   – Оно наклоняется и может упасть...
   – Через десять – пятнадцать минут. Мы получили подтверждение с места происшествия.
   – Здание Залияна наклоняется и может упасть? Вы имеете в виду всю эту махину? Она упадет на Пятидесятую улицу?
   – Да, – кивнул полицейский, – на Пятидесятую. Через десять – пятнадцать минут.
   – Через десять – пятнадцать минут? Это, похоже, какая-то шутка. Здания не падают просто так. Оседают, да. Наклоняются немного, бывает.
   – Вас просят приехать в центр города.
   – Моя машина там, снаружи?
   – И сопровождение тоже.
   Мэр направился к дверям.
   – Скажите этим парням за столом, чтобы возвращались назад, в городское управление, и сидели на телефонах. Уповаю на Господа, что все окажется шуткой, хотя если это так, то вы здорово поплатитесь.
   Два лимузина с городскими официальными лицами резко рванули с места, сопровождаемые ревом сирен мотоциклетного эскорта. В передней машине мэр быстро переводил взгляд с одного из своих помощников на другого.
   – Мне бы хотелось быть губернатором, а не мэром, – обреченно сказал он, – тогда бы я хоть в отпуск мог уйти. Докладывайте подробности.
   В 11.08 поступили первые сообщения в Центр неотложной медицинской помощи в Куинзе: два прорыва пара, четыре точно установленные смерти, шесть человек ранены упавшими обломками. А теперь, в 11.20, пришла информация, что появилась непосредственная угроза страшного крушения с сотнями жертв. Диспетчер участка Манхэттена просигнализировала старшему по смене, и они наблюдали за двумя телеэкранами: один показывал местонахождение машин «скорой помощи», другой – маршруты их следования.
   – Сколько машин на линии?
   – В данный момент – сорок девять. А как на других участках?
   – Всего сто пятьдесят. Отправляйте двенадцать ваших к зданию Залияна. Скажите им, чтобы подъезжали только с западной стороны, а не с восточной. Поняли меня?
   – Поняла. Предварительная оценка – будут сотни пострадавших. Двенадцать машин не смогут...
   – Я всех приведу в состояние полной готовности. Но хочу получить подтверждение оценки ситуации, прежде чем наводнять район машинами «скорой помощи».
   Подтверждение пришло прежде, чем он успел закончить фразу. Одна из двенадцати операторов, получающих вызовы, встала со своего места и громко объявила, что ей звонил очевидец, главный врач больницы Святой Клары, и, по его мнению, здание определенно собиралось опрокинуться, так что Центр неотложной медицинской помощи должен отправить в район бедствия все, чем он располагает.
   А перед транспортным руководством стояла противоположная задача: разгрузить район от городского транспорта и держать в стороне от подземки. С командного пульта в Бруклине начальник службы движения передавал приказ: всем поездам в районе центра двигаться медленно и задерживаться перед въездом на станцию. Был спешно разработан план, по которому направляющиеся на юг поезда отводились от кольцевой станции «Колумбус» на 59-й улице на рельсовый путь для экспрессов у 6-й авеню, а обратно возвращались от 8-й авеню до западной стороны 4-й авеню. Поездам, направлявшимся на север города, приказали перейти на местные линии у Канальной улицы и отправиться на линию 6-й авеню через западную сторону 4-й авеню. Поезда линии "Е" были перенаправлены тем же самым путем, причем место их отвода находилось к северу от здания Залияна, у станции на углу 5-й авеню и 53-й улицы. Транспортная полиция получила распоряжение держать непрерывную связь с городской полицией при перекрытии 50-й улицы и эвакуации людей с оказавшихся под угрозой станций на 8-й авеню и на Бродвее.
   В считанные минуты все огни контрольной блокировки в туннелях были переключены на красный свет. С машинистами каждого поезда, кроме одного, установлена прямая радиосвязь. Неотозвавшимся был Мануэль Роза, ведущий десятивагонный состав линии «АА», начинающейся у 168-й улицы на Вашингтонских холмах и заканчивающейся на станции «Гудзон». Либо он находился в какой-то мертвой зоне, либо его радиопередатчик оказался неисправным. Согласно дисплею компьютера его поезд приближался к станции «Колумбус-кольцевая», последней перед станцией у здания Залияна на 50-й улице. Красный сигнальный огонь в туннеле и предупреждающие огни на «Колумбус-кольцевой», вероятно, остановят его, но для полной уверенности связались по телефону с контролером на «Колумбус-кольцевой» и велели ему стоять на платформе и не допустить, чтобы Роза проследовал на юг.
   Перекрыв вентиль залияновского паропровода, Пит Харлей вновь поднялся по лестнице, ведущей из подземного склепа. Выключив фонарь, он повесил его на пояс. Теперь единственным источником света оставались отдушины в металлической крышке над головой. Он уперся каской в крышку люка и медленно приподнял ее настолько, чтобы можно было выглянуть наружу.
   От того, что он увидел, у него перехватило дыхание. Куски стекла и гранита падали с фасада здания, с грохотом раскалываясь о мостовую. Он опустил голову, и крышка вернулась на свое место. Выбираться наружу сейчас равносильно самоубийству. Лучше уж подождать, пока положение не нормализуется.
   Он прижался лбом к холодному металлу верхней скобы. Столь же пугающей, как и падающие обломки, была растущая вибрация. Когда он впервые почувствовал ее, то подумал, что это поезд подземки въезжает на станцию, расположенную прямо под ним, а может быть, два поезда сразу или даже четыре, и все одновременно тормозят. Теперь он знал, что именно здание заставляло улицу содрогаться. Оно оседало и вибрировало так, что могло развалиться. И, возможно, это не удастся предотвратить. Положение могло ухудшиться. Еще несколько минут, и, если ничто не изменится, ему придется покинуть свое временное убежище и уносить ноги отсюда.
   Брайан, перевязав Кэрол голову, быстро обошел кабинет и квартиру Залияна. Он не обнаружил ни одного окна, которое можно было бы открыть, никакого запасного выхода, никакого доступа на крышу. Место походило на крепость.
   Костяшками пальцев Митчелл простучал дверь, которую Залиян запер за собой. Это была прочная плита, без единого пустого пространства, где он смог бы сделать дыру с помощью молотка... если, конечно, успеет найти какой-нибудь молоток. Судя по тому, как наклонился пол, в их распоряжении оставались считанные минуты, если они хотят спастись. Восточная и западная стены отклонились от вертикали примерно градусов на пять. Митчелл знал, что, когда уклон достигнет десяти – пятнадцати градусов, никакая сила в мире не сможет остановить падающее здание. Где-то в этих пределах сила гравитации начнет тянуть его к земле. В памяти живо всплыл рисунок из учебника по курсу механики, который он когда-то изучал. Рисунок представлял несколько вариантов наклона прямоугольного тела. Задавался вопрос: на какой точке прямоугольник перевернется? Когда стрелка, идущая вертикально вниз через центр массы, упадет за пределы края опоры. Все ясно и четко. Не о чем беспокоиться. Если только вы не заперты в комнате на верхнем этаже.
   Он посмотрел на Кэрол, которая рылась в письменном столе Залияна в надежде отыскать второй комплект ключей или что-нибудь вроде того. Так ничего и не найдя, она села за стол, обхватив обеими руками свою перевязанную голову. Лицо ее выражало страдание. У нее, наверное, сотрясение мозга, подумал Митчелл, а возможно, и трещина. Их взгляды встретились.
   – Нам удастся выбраться отсюда? – спросила она спокойным, ровным голосом.
   – Нам нужно что-то вроде тарана. Что-нибудь такое, чем мы могли бы пробить эту стену. А дверь слишком прочная. – Митчелл подошел к письменному столу и опустился на колени. – Он на колесиках? Нет, черт его побери!
   После этого взгляд его упал на стол для заседаний, сделанный по современному датскому проекту, со скругленными краями. На каждой его стороне – четыре ножки, которые элегантно сужались книзу и были заключены в футлярчики из сплава олова и свинца. Он весил как минимум фунтов триста, но не было никаких колесиков, которые позволили бы быстро прокатить его по полу. Все кресла-вертушки по одну сторону стола откатились от него и прижались к стене. Ближайшее из них перевернулось, обнажив механизм присоединения спинки к сиденью. Митчелл видел, что вся верхняя часть кресла ввинчивалась в середину колесного основания таким образом, что ее можно было поднимать и опускать. Он пересек комнату и стал разбирать кресло. Удерживая на месте вделанную в основание пластинку одной рукой, а другой поворачивая сиденье против часовой стрелки, его можно было поднимать до тех пор, пока желобок в конце нарезной центральной оси не попадал во вмонтированную туда пружинную защелку. Митчелл оттянул эту защелку указательным пальцем и дал сиденью еще разок повернуться. Верхняя половина кресла отделилась от нижней и упала на пол, оставив ему довольно прочную четырехколесную тележку.
   – Кэрол, – закричал он, хватая другое кресло и выкручивая из него сиденье, – ты можешь ходить? Если я приподниму стол, ты сможешь...
   Ему не пришлось объяснять дальше: Кэрол уже стояла рядом с ним. Минуту спустя он поднимал одну сторону стола, а Кэрол держала основания кресел наготове. Он осторожно опустил ножки стола в центральные отверстия. Когда стол был водружен на четыре колесные установки, они проверили его, прокатив взад-вперед на несколько футов. Кресла-основания держались прочно, и хорошо смазанные колесики легко несли свой груз. Теперь следовало оттащить в сторону персидские ковры.
   – Расстояние между колоннами – десять футов, то есть одна из них рядом с дверью, а другая – вон в том углу. Самая слабая точка должна быть примерно вот здесь. – И Митчелл пальцем нарисовал воображаемое "Х" на облицовке. – Вот наша мишень. Ты в порядке?
   – Немного кружится голова. Но давай попытаемся.
   Они встали в конце самодельного тарана. Митчелл расположился с более низкой стороны, чтобы не давать столу скатываться вниз, когда они помчат его по комнате. Двадцать футов – не так-то много для разбега, но это все, чем они располагали.
   Когда Митчелл кивнул, они толкнули стол к стене, стараясь изо всех сил наращивать скорость на столь маленькой дистанции. От сильного удара о стену стол тряхнуло. Но ущерб, нанесенный стене, оказался минимальным – горизонтальная вмятина на облицовке, ну и еще одна картина упала на пол. Откатив стол назад, они снова толкнули его к стене. На этот раз панель поддалась, и передний скругленный конец стола врезался в нее на глубину сантиметров в пятнадцать.
   И еще раз они отступили к дальнему концу комнаты, и ринулись вперед, налегая на стол изо всех сил. После третьего удара стол пробил стену насквозь, образовав небольшое отверстие. Треск и стук падающей на пол штукатурки был сладчайшим звуком из всех когда-либо слышанных Кэрол Оуэнс и Брайаном Митчеллом. Когда они отходили назад для новой попытки, то смеялись и плакали одновременно.
   Брайан подгонял Кэрол, несмотря на страшную догадку, что их усилия почти наверняка бесполезны. Не оставалось сомнений, что здание наклоняется слишком быстро, и если они даже и сумеют пробиться к лестнице, то не успеют пробежать вниз все шестьдесят шесть пролетов, прежде чем сооружение перейдет в свободное падение, учитывая еще и то, что Кэрол была слишком слаба даже для того, чтобы просто держаться на ногах.
   – Ну, давай, – сказал Митчелл, изо всех сил стараясь прибавить оптимизма своему голосу, – еще парочка ударов – и мы выберемся отсюда.

Глава 25

   Лузетти стоял в некотором замешательстве. На шейхе была арабская национальная одежда. Точно так же были одеты и двое из шести его сопровождающих. Остальные четверо – в модных деловых костюмах. Все они были смуглые, бородатые, с живыми карими глазами, и все, кроме шейха, отнеслись к Лузетти с нескрываемой неприязнью. Шейх оказался высоким мужчиной с ястребиным носом. Идя с ним и его окружением по 53-й улице, Лузетти чувствовал себя участником эффектного публичного шоу, устроенного каким-нибудь цирком с Ближнего Востока.
   – Хэлло! Как поживаете? Как приятно вас видеть! – говорил шейх всем прохожим, с которыми встречался глазами.
   Может быть, где-нибудь на Ист-Сайде, подумал Лузетти, возле здания ООН, на эту группу никто не посмотрел бы второй раз, но на Вест-Сайде люди не очень-то привыкли видеть взрослых мужчин, завернутых в простыни.
   – О, попутный ветер всегда придает силы человеку, не так ли, мистер Лузетти? – сказал шейх своим тонким, пронзительным голосом, улыбаясь и помахивая рукой, ни к кому конкретно при этом не обращаясь. Он шел широким шагом, и его одежда раздувалась на ветру, как парус. – Или мне лучше называть вас Джином?
   – Джин – это прекрасно. Могу я спросить, какое обращение вы предпочитаете? Шейх? Ваше превосходительство?
   – Это уж чересчур официально, мой дорогой! Меня зовут аль-Халил Сауд. Называйте меня Ал! Ха-ха!
   Лузетти рискнул быстро взглянуть на Торнтона, многозначительно подняв глаза к небу. Арабы, окружая своего шейха, кучей врезались в толпу двигавшихся навстречу прохожих. На углу 8-й авеню прохожих на тротуаре оказалось слишком много, и шейх отвел свой конвой в сторонку, прямо на проезжую часть. Какому-то грузовику пришлось резко затормозить, чтобы дать им пройти.
   – Проклятые клоуны! – закричал водитель.
   Шейх ответил ему дружеским взмахом руки.
   – Хэлло! Как приятно вас видеть!
   – Убирайся к себе домой и играй там в песочек!